Двойник поневоле

Отпуск

На территории Петропавловской крепости было многолюдно. Июньское солнце прогрело воздух до двадцати пяти градусов, ветер колыхал голубой тент ларька, возле которого выстроилась очередь из отдыхающих горожан. Отбросив полосу тени на земле, в небе показался вертолет. Громкий стрекот заглушил голоса людей, вьюжила пыль. Вертолет совершил полукруг над бастионами крепости и приземлился на бетонированной площадке напротив Артиллерийского музея. Мальчик в фиолетовой бейсболке, повернутой козырьком назад, проводил вертолет восхищенным взглядом.

– Соня! – Он требовательно дернул за руку девушку. – Соня, я хочу полетать на вертолете!

Девушка наморщила лоб. Она была хорошенькой, голубоглазой, с рыжими волосами, небрежно рассыпающимися по плечам. В настоящий момент ее внимание было приковано к очередному посту «ВКонтакте». Битва за подписчиков давалась нелегко; голыми сиськами, которые, к слову сказать, были у нее превосходны (Photoshop особо не потребовался!), никого не удивишь! А выкладывать домашнее видео в Сеть Соня медлила, хотя Роберт был не против.

– Реально, это обычная задержка, – сказала Соня любовнику несколько дней назад.

– А если нет?

– Тебе придется жениться на мне! – принужденно рассмеялась девушка. Беременность не входила в ее планы. Про задержку она сказала с умыслом – хотела проверить реакцию на известие, но пока не решалась распечатывать тестер, да и в этом не было особой нужды, – ее месячные наступали с удручающей точностью.

– Соня! – хныкал мальчик.

– Сейчас придет твоя мама, у нее спросишь! – Соня поправила крепящийся за ухом микрофон. Мысль о предстоящей беременности не особо тревожила ее, тем более на раннем сроке можно сделать мини-аборт. Возможно, дело было в «спидах», с их употреблением придется завязать; кайф, конечно, отменный, но побочки достали. Депрессия и тахикардия. Она прокрутила видео. Длился репортаж из постели чуть менее минуты, а больше и не надо; пресыщенные блуждающими в Сети роликами эротического содержания зрители редко смотрят их до конца.

– Обзорная экскурсия на вертолете стоит шесть тысяч рублей, молодой человек! – улыбнулся седой загорелый мужчина в черной футболке с желтым улыбающимся смайликом на груди. – Будьте добры, банку пива и пакет чипсов! – Фраза была адресована продавщице, розовощекой полной женщине.

Мальчик мечтательно смотрел в сторону вертолета, машина с большими, чуть обвисающими лопастями винта была похожа на какое-то огромное насекомое.

Мужчина забрал сдачу, отошел в сторону.

– Что вам? – спросила продавщица, обращаясь к Соне, но глядя на мальчика.

– Коля, что ты будешь? – не отрывая глаз от дисплея айфона, спросила Соня.

– Колу и сосиску в тесте, – хмуро ответил мальчик. Стоящий на площадке вертолет манил его взор. Распахнулась дверца, на землю ступил пилот, от стекол его затемненных очков отражалось солнце.

Продавщица протянула мальчику банку.

– Скоро мама придет? – спросил мальчик, потянул колечко на крышке банки, изнутри зашипел газ.

– Дай сюда! – Соня отобрала банку, откупорила ее. Мысль о модном нынче движении «чайлдфри» не казалась ей такой уж ужасной. Она машинально провела ладонью по животу.

С Робертом было весело проводить время, он обладал даром находить странные места и знакомиться со странными людьми.

– Короче, там реально крутые челы собираются! – говорил он.

– Крутые? – вежливо переспросила Соня. Ей нравилось видеть любовника на взводе. Его карие глаза пылали огнем, смуглые щеки темнели.

Ее новый айфон последней модели имел потрясающую скорость; файл победоносно светился в разделе новых сообщений. Соня протянула его к терминалу, чтобы оплатить сосиску и банку колы, что-то кольнуло в ухе, где крепился микрофон.

– Девушка, с вами все в порядке? – обернулся к ней седой мужчина. От него пахло пивом и сигаретами, дурацкий смайлик на груди выглядел глупо.

Вспышка боли обожгла левую половину головы, лицо захлестнуло нездоровой белизной.

Музыка играла в загородном особняке, куда они приехали с Робертом. Там готовили кофе невероятно вкусный, наверняка элитных сортов. Подавала кофе женщина, высокая красивая и смуглая, как фотомодель, отличительной ее особенностью была прозрачная блузка, не скрывающая идеального бюста с темными, вызывающе торчащими сосками. Роберт засопел, как французский бульдог, а полуголая девица нагло улыбалась ему в лицо своими ненормально ровными зубами. Соня с Робертом были пьяными и под кайфом, амфетамин меняет сознание, – все происходящее вокруг воспринималось радостно и позитивно.

– Вы похожи на леди Годиву! – улыбнулась женщина, изучая Соню своими глазами цвета спелой вишни.

– Годива? – переспросил Роберт.

– Почитайте в Интернете. Прекрасная рыжеволосая жительница средневековой Англии, чья нагота заставила ее мужа, графа города Ковентри, поменять свое решение в отношении подданных.

У женщины был небольшой акцент, и говорила она не в манере разговора современной молодежи. Она взяла Соню за руку, и они начали танцевать. Медленно, постепенно раздевая друг друга. Распахнулась дверь, вошел мужчина в деловом костюме. Конечно, виной всему были наркотики! Она стояла голой перед незнакомым мужиком, он ей улыбнулся, и Соня улыбнулась в ответ. Внезапно она поняла, что готова отдаться этому парню здесь и сейчас, на диване с гнутыми черными ножками. Ей никогда не нравились привлекательные мужчины, было в их внешности что-то пугающее. А потом случилось то, о чем они с Робертом дружно избегали говорить, как бывает, когда стыдятся некоторых своих поступков. Мужчина подошел ближе, назвал свое имя.

– Как? – переспросил Роберт и тотчас извинился, что было для него несвойственно.

Роберт обладал наглостью и бесстрашием, занимался кикбоксингом. Соня почувствовала его страх, как животные угадывают приближение грозы.

– Это погоняло такое? – рассмеялся Роберт.

– Почему погоняло? – вежливо сказал мужчина. – Мы сами вправе выбирать те имена, которые лучше отражают нашу природу. Вы не согласны со мной, София? – Он обернулся к ней, и Соня не придумала ничего умнее, чем продолжать улыбаться, словно тупая блондинка из анекдота.

– Вам нехорошо? – наклонился к ней седой.

Онемение охватило левую часть лица, а воображение перенесло ее в удивительное место. Это была пустынная земля, залитая солнцем, а далеко на горизонте пылал ярко-алый мираж: огненный столп, уходящий в небо и теряющийся в бездонной синеве. Картинка была столь реалистичной, что она поневоле зажмурилась, а когда открыла глаза, вместо симпатичного мужчины с южным загаром и ухмыляющейся солнечной рожицы в верхней части его футболки, на нее уставился тот самый красавчик из коттеджа. Реальность и вымысел зачастую бывают тесно связаны, и тем не менее между ними всегда проходит четкая граница. Какой-то отстраненной частью сознания Соня понимала, что пребывает в плену галлюцинации, но легче от осознания этого факта не становилось.

– Мама! – крикнул Коля и побежал навстречу спешащей от общественной уборной женщины.

– Вы очень бледны! – сказал седой.

– Лана… – окликнула Соня подругу, удивившись, насколько слабо прозвучал ее голос.

Звонко вскрикнула продавщица ларька, низенький румяный человек в спортивной майке подбежал к теряющей сознание девушке, присел на корточки, прижал пальцы к ее артерии на шее. Седой мужчина растерянно моргал глазами, словно собираясь заплакать. Коля схватил за руку маму, – светловолосую молодую женщину. Моментально образовалась небольшая толпа. Соня вытянулась в струну и затихла. Мертвенно-белое лицо с приятными ямочками на скулах стало каким-то строгим и требовательным, через неплотно опущенное веко обнажилась часть белка левого глаза.

– Что случилось?! – крепко держа за руку начинающего хныкать мальчика, протиснулась сквозь очередь Лана. – Соня! – метнулась она к подруге. – Что с ней?! – Вопрос был адресован к склонившемуся над телом девушки толстяку.

Тот прильнул губами к девичьему рту напористо и агрессивно, как пылкий любовник, жаждущий получить страстный поцелуй. Пальцы его правой руки по-хозяйски сжали ее ноздри, он с шумом выдохнул воздух, затем откинулся назад и надавил сложенными крестообразно ладонями на ее грудь. На виске толстяка вздулась вена.

– Что здесь происходит? – повторяла белокурая Лана, будто в обычной фразе был сокрыт сакральный смысл и слова способны поменять реальность.

Коля смотрел на белые руки девушки, безвольно дергающиеся под напором энергичных движений толстого мужчины. Ему скоро должно было исполниться пять лет, смерть казалась чем-то отвлеченным, не имеющим ничего общего с действительностью. Толстяк прижимался губами ко рту Сони и давил ей на грудь своими короткими пальцами, поросшими черными волосками. Наконец он остановился, вытер тыльной стороной ладони капли пота со лба. Пухлая, не требующая коррекции женская губа насмешливо приподнялась, обнажив блестящую полоску жемчужных зубов.

– Вызывайте скорую… – высоким голосом сказал толстяк и отвернулся.

Массивная дверь открылась, с протяжным скрипом лязгнул замок. Неизвестно почему все тюремные двери издают этот тоскливый, выматывающий душу звук, – словно какой-то специально обученный человек настраивает однообразную музыкальную ноту, вызывающую ассоциации с предсмертным вздохом умирающего.

Зайцев привычно сложил руки в замок за спиной, шагнул вперед.

– Заключенный Алексей Зайцев, статья сто одиннадцать часть два! – отчеканил он заученную фразу.

– Проходи! – буркнул охранник, низкорослый хакас лет сорока пяти.

Он посторонился, давая заключенному возможность пройти по узкому коридору, ведущему в соседнее крыло здания Красноярской тюрьмы. Зайцев шел вперед, не выказывая признаков беспокойства, которое, конечно же, чувствовал. На прошлой неделе он влез в разборки. Все закончилось дракой, приведшей к серьезным увечьям одного из участников потасовки, двухметрового амбала по кличке Циклоп. Циклоп понадеялся на природную мощь и не учел спортивного опыта чемпиона Красноярского края по боевому самбо Алексея Зайцева. Алексей был крупным парнем, однако на фоне гиганта Циклопа смотрелся как юноша-подросток. Исход поединка решили скорость и мастерство. Зайцев прорвался на короткую дистанцию, выбив ударом ноги коленную чашечку богатыря, умело взял в захват его руку и, выкрутившись всем телом, провел на локоть болевой прием. Все произошло стремительно, разрыв связки вызвал поистине зверский крик Циклопа, вырубить его, корчащегося от нестерпимой боли в руке, оставалось делом техники. Теперь Циклоп находился в больнице, вряд ли он когда-либо сможет пользоваться левой рукой.

– Стоять! – скомандовал охранник. – Лицом к стене!

Зайцев повернулся. Любопытный глаз камеры слежения уставился на заключенного, снова лязгнул замок.

– Пошел!

Оказавшись в отстойнике, заключенный Алексей Зайцев терпеливо ждал, пока откроется решетка. Вели его не к следователю; это он понял, когда конвойный приказал ему повернуть в коридор налево. В той стороне находился административный корпус СИЗО.

– Стой!

Справа темнела дверь начальника Следственно-исправительного изолятора. Аккуратная табличка с фамилией и инициалами выделялась светлым пятном. «Востриков А.М.». Мимо прошли два сотрудника СИЗО, до стоящего лицом к стене Зайцева донеслись обрывки их разговора.

– Ну и что она ответила?

– … мать ее душу! – весело выругался мужчина. – Как пацана, развела на кабак!

Пахнуло перегаром и еще чем-то теплым, знакомым, домашним. Обычная жизнь коснулась заключенного слабым дуновением, – так запах весны врывается свежим потоком талого снега и набухающих на деревьях почек.

Охранник постучал в дверь, ответил мужской голос:

– Проходите!

Восточное лицо посуровело.

– Можешь зайти, Зайцев! Только без глупостей, понял меня?

– Какие глупости, гражданин начальник? Мне до освобождения четыре месяца осталось!

– Знаем мы вас… – пробурчал хакас. – Такие, как ты, Зайцев, могут и за четыре минуты раскрутиться!

Его вызывают к Хозяину по делу, связанному с искалеченным Циклопом? Циклоп хоть и был конченой гнидой – опускал молодых заключенных по беспределу, – но не стукач. Дрались честно, один на один, успокаивал себя Зайцев, входя в кабинет начальника СИЗО.

– Гражданин полковник, заключенный Зайцев по вашему приказанию прибыл! – бодро отчеканил он.

Востриков разговаривал по телефону. Это был низкорослый мужчина с крупными чертами лица и седыми висками. Он махнул рукой, указывая на стул. Зайцев не удивился; про Хозяина говорили, что он любил поиграть с заключенными в доброго родителя, на опущенных бедолаг подобный прием оказывал магическое действие. На стене висела большая фотография президента России, обрамленная в золоченую рамку, рядом сверкала золотым нимбом икона святителя Николая Чудотворца, сбоку от образа белел форматный лист бумаги, на котором жирно каллиграфическим шрифтом было выведено: «Итак бодрствуйте, потому что не знаете, в какой час Господь ваш приидет». Ниже стоял небольшой аквариум; в туманной воде задумчиво проплывала красивая рыбка с длинным хвостом. Солнечные блики играли на стеклянной стене аквариума.

– Да… – сказал Хозяин, обращаясь к абоненту. Его внимательные карие глаза смотрели на заключенного Зайцева с той доброжелательностью, которую обычно используют в своих целях психологи, врачи и руководящие работники. – Да. Слушаюсь…

Через неплотно закрытую оконную створку доносилось урчание двигателя и голоса людей. Солнечный свет вливался в окно ликующим потоком золота. В такие моменты трудно было поверить, что совсем рядом в камерах сидят люди, обреченные на многолетнее заточение. Жизнь слишком прекрасна, чтобы омрачать ее страданиями!

Полковник положил трубку, улыбнулся.

– Привет, Алексей!

– Здравствуйте, гражданин полковник! – приподнялся со стула Зайцев, но Хозяин жестом приказал ему оставаться на месте. – Сиди! Ты, почитай, уже свободный человек, правильно я говорю?

– Осталось четыре месяца…

Востриков нахмурился, пробежал глазами по мелко отпечатанному тексту в раскрытой папке.

– Ты знаешь, что получил срок по минимуму?

Зайцев молчал, пытаясь понять, к чему клонит Хозяин.

– За тебя такие люди вступились! – Востриков воздел указательный палец к потолку, на его лице отразилось презрительное и вместе с тем восхищенное выражение. – Герой! Принимал участие в спасении наших олигархов![1] – Он захлопнул папку. – Чем думаешь заняться, когда выйдешь на свободу, Алексей?

– Не знаю, – искренне ответил Зайцев. – Пока не задумывался…

– Тебе тридцать семь лет, выглядишь моложе. Для возвращения в спорт ты, брат, староват, в институт вряд ли поступишь. Внешность у тебя для роли героя-любовника подходящая! – Он усмехнулся. – Не задумывался на этот счет?

– Подумаю, – пообещал Зайцев. Он широко улыбнулся, зная, что его скуластое, славянское лицо с прямым взглядом серых глаз преображается под воздействием улыбки. С зубами ему повезло, что нечасто бывает у спортсменов из единоборств, все тридцать две штуки были на месте, белые и ровные. Светка Рябова повторяла, что он красавчик, несмотря на сломанный нос и тонкую полоску белого шрама на щеке, полученного от удара «розочкой» в пьяной драке. Похож на викинга, любила повторять девушка. И по знаку зодиака – Стрелец. Агрессивный и сексуальный. Светка была помешана на астрологии.

– Подумай, подумай… – скороговоркой произнес Востриков. – У тебя, кажется, была сестра, Зайцев?

– Так точно, гражданин начальник. Живет в Петербурге.

– Жила, – с нажимом сказал Хозяин. – Софья Петровна Зайцева скончалась вчера днем. Обстоятельства смерти мне неизвестны. – Он встал со стула, превратившись в маленького человечка с крупными чертами лица и большой головой. – Сиди! – Востриков махнул рукой. На безымянном пальце тускло сверкнуло обручальное кольцо. – Тут такое дело, Алексей… По закону я могу отпустить заключенного на похороны родственников, если сам заключенный изъявляет такое желание. – Он подошел к окну, постучал пальцем по подоконнику, словно подманивая голубей, сновавших по пятачку газона, окружавшему деревья с выбеленными стволами. – Одним словом, предоставляю тебе отпуск на десять суток. Опоздаешь – побег! – Востриков обернулся к сидящему заключенному. – И никакие благодетели не помогут! Ясно?

– Ясно, гражданин начальник! – Зайцев поднялся со стула. В горле у него пересохло, но попросить у Хозяина воды из стоящей на столе бутылки минералки он не решился. Известие о смерти Сони обрушилось на него как удар тяжеловеса. Они не виделись около десяти лет, но младшая сестра, – Соня-рыжик, – занимала большую и лучшую часть в его сердце.

– Можешь идти! – Востриков вернулся на свое место. За громоздким столом из грозного и смешного карлика он превратился в значительного человека с умным лицом и благородной сединой на аккуратно постриженных висках.

В коридоре стоял охранник-хакас, медное лицо было непроницаемо. Все с тем же глухим, полным печали стоном отворилась тяжелая дверь. В камере к Зайцеву тотчас подбежал шнырь Степа, услужливо протянул кружку с горячим и крепким до черноты чаем.

– Ну, что там, Леха? Насчет Циклопа кололи?

Алексей отпил немного из кружки чифиря, лег на нары, повернулся лицом к обшарпанной стене. Разговаривать ему не хотелось.

Старший оперуполномоченный майор Бодров не любил внештатных ситуаций. Привыкнуть к этому становилось особенно трудно с годами, когда возраст перевалил за сорок, волосы покрылись инеем, сеть мелких морщинок на лице особенно заметна по утрам, во время процедуры ежедневного бритья.

– Коля! – закричала из кухни жена.

Бодров провел лезвием по намыленному подбородку. Бодров был женат двадцать лет, а это достаточный срок для того, чтобы угадывать по тону намерения близкого человека.

– Коля-я-я!

– Пошла к черту… – проворчал мужчина, глядя на отражение худощавого зеленоглазого брюнета в небольшом зеркальце. Он провел ладонью по густым, с проседью волосам, подмигнул собственному отражению. Получилось неубедительно. Интонации голоса жены не сулили ничего хорошего. Бодров ополоснул лицо холодной водой, вышел из ванной, едва не столкнувшись с супругой. Ее некогда красивое и желанное лицо покрылось рубиновыми пятнами.

– Ты что, оглох? – Женщина ткнула его в грудь рукой с зажатым в ней смартфоном: – Держи! – и ушла на кухню.

Николай проверил пропущенный вызов. Звонили со службы. Это называется – накрылся выходной день! Он размышлял, слушая, как грохочет на кухне посудой жена. Так она злилась, – приготовление завтрака сопровождалось звуковым оформлением в духе Елены Бодровой – оркестровая сюита с участием кастрюль и сковородок!

Он нажал клавишу вызова, дежурный ответил немедленно:

– Здравия желаю, товарищ майор!

– Что звонил?

– Тут такое дело, Николай Максимович… – Дежурный изложил суть происшествия: – Умерла молодая женщина двадцати семи лет. Тело доставлено в морг Петроградского района, причина смерти первоначально была установлена как сердечная недостаточность, наступившая в результате сочетания стимуляторов и алкоголя, но судмедэксперт заподозрил действие токсина, приведшего к остановке сердца. Если версия эксперта подтвердится, то получается, что яд поступил в тело умершей через микрофон ее гаджета, – продолжал дежурный офицер.

Бодров машинально переложил смартфон в другую руку.

– Наркоманка?

– Вены чистые.

– Обнаружены стимуляторы в крови?

Дежурный офицер кому-то коротко ответил, а из кухни потянуло жареным луком.

– Амфетамины, – сказал офицер, – современная молодежь эту дрянь за наркотики не считает…

– Кто делал экспертизу?

– Капитан Базин.

– Я ему позвоню. Конец связи.

Он направился в кухню, предвкушая небольшой скандал. Что за утро в семье со стажем без ругани? Однако, вопреки его ожиданиям, жена вела себя миролюбиво и немного нервно. Она положила ему на тарелку приличный шмат горячей яичницы, со стекающим белком и кругляшками румяного обжаренного лука, налила кофе в голубую со сколом по эмали чашку.

– Вызывают на работу? – спросила она, глядя в окно.

– Обычное дело… – Бодров отпил кофе из чашки, проглотил кусок пересоленной яичницы.

Женщина поставила свою тарелку в мойку, включила воду.

– Когда вернешься?

– Постараюсь поскорее.

– Можешь не спешить. Я уже позвонила маме, сказала, что мы сегодня не приедем.

– Я не думаю, что это надолго. – Он старательно заталкивал в себя горчично-соленую яичницу.

Супруга прошла мимо, его коснулся шлейф запаха. Что-то сладкое с оттенком корицы и мандаринов.

– У тебя новые духи? – спросил Бодров вслед направляющейся в комнату женщине.

– Ты заметил? – Из спальни донесся ее короткий смешок. – Машка вчера дала попробовать. Стойкие, зараза!

Она вышла на кухню, подведенные алой помадой губы бросались в глаза.

– Позавтракал? Освобождайте помещение, гражданин начальник! – Лена шутливо взлохматила волосы на его голове.

Бодров отодвинул тарелку. Та темная часть, что окутывала правую область головы жены, напоминала бездарно смешанные краски на палитре начинающего художника. Грязно-зеленый цвет, какой бывает трава на городском газоне на исходе лета, с отблеском чего-то светло-коричневого и неожиданными вкраплениями рубинового. Абсурд. Фантазия похмельного абстракциониста. Из опыта Николай знал: подобное сплетение цветов означает нервозность и лживость его хозяев. Изредка ему удавалось воздействовать на эти источники света, но после случая с мальчиком он боялся повторять подобные опыты, результат которых был чаще всего непредсказуем. Он собрался по-военному быстро, вышел на улицу, вдохнул аромат цветущей сирени и зеленой травы. Запахи были натуральными и яркими, отличающимися от фальшивого аромата мандариновых духов, источаемых женой.

У входа в морг Петроградского района курил эксперт Гриша Базин. Базин приехал в Питер из Ставропольского края недавно, но быстро завоевал всеобщую симпатию сотрудников РУВД. Это был высокий мужчина с копной черных волос и белозубой улыбкой. И рукопожатие у него было крепким, ладонь теплой и сухой.

– Быстро приехал! – сказал он, пропуская майора перед собой в помещение морга.

– Воскресенье, – лаконично ответил Бодров, – город пустой.

Они подошли к вращающемуся турникету, майор протянул в стеклянное окошко удостоверение сотрудника МВД. Толстый вахтер испуганно посмотрел на полицейских.

– Проходите, пожалуйста…

Зажглась зеленая лампочка, металлическая вертушка пришла в движение. Мужчины шли по пустынному холлу, Базин говорил приятным баритоном, словно очарованный тембром своего голоса:

– Смерть наступила между двенадцатью тридцатью и тринадцатью часами дня. Когда потерпевшей стало плохо, ее пытался реанимировать врач. – Поймав удивленный взгляд Бодрова, эксперт объяснил: – Случайно оказался рядом, совершал пробежку. Высокий уровень дофамина подтверждает наличие психоактивных веществ. Сульфат амфетамина. Однако действующее вещество находилось в процессе полураспада.

Из светлого просторного холла мужчины вошли в полутемный коридор.

– То есть на момент смерти женщина была трезвой? – спросил Бодров.

– Судя по промилле, выпила две банки пива или бокал сухого вина.

Впереди находилась лестница, ведущая в полуподвальное помещение. Навстречу вышла белокурая женщина. Ее халат блистал чистотой и свежестью, нижнюю часть лица скрывала хирургическая маска. Николай посмотрел на свои запыленные туфли и почему-то смутился.

– Здравствуйте! – сказала женщина.

Почему-то все молодые женщины с маской на лице кажутся красивыми и загадочными, подумал Бодров. Словно угадав его мысли, женщина сняла маску, уголки ее розовых, тронутых помадой губ слегка поднялись наверх, но голубые глаза оставались серьезными. На высокой груди была приколота пластиковая карточка. Новикова Ксения Васильевна. Женщина протянула руку, Бодров осторожно коснулся ее пальцев, тонких и прохладных.

– Бодров. Николай…

– Очень приятно! Ксения Васильевна. Можно просто Ксения… Прошу следовать за мной!

Мужчины спустились в подвал вслед за женщиной. Николай поймал на себе насмешливый взгляд Базина, эксперт красноречиво скосил глаза в сторону тонкой талии женщины и приятной округлости ягодиц под тканью халата. В гулком коридоре, отдаваясь эхом, звонко цокали каблучки ее туфель. Ксения остановилась возле двери, поднесла электронный ключ, щелкнул замок.

– У нас недавно сделали ремонт. – Она повернулась к мужчинам, но говорила, глядя в лицо Бодрову.

– Я уже здесь был, – развязно улыбаясь, сказал Базин, – но ради ваших прекрасных глаз, Ксения, готов обследовать все трупы, находящиеся в вашем ведении!

Женщина промолчала.

Бодров зашел в ярко освещенный зал морга, испытывая легкое волнение. Не то чтобы он боялся покойников, но магия смерти, царящая в моргах и на кладбищах, обволакивала его, что-то внутри холодело, цепенели конечности, он – опытный офицер со стажем – чувствовал себя мушкой, угодившей в разлитый сироп. Длилось такое состояние недолго, но было в нем нечто ошеломляюще великое и мистическое, словно вот сейчас он прикоснется к тайне небытия, и парализующий страх смерти растает, как дым лесного костра, уносимый ветром. Это состояние исчезало столь же внезапно, как и возникало, оставляя ощущение едва уловимой досады, какое возникает, когда не можешь вспомнить какую-то очень простую и хорошо известную вещь. Николай провел ладонью по лицу, сгоняя невесомую тень от ослепительного света флуоресцентных ламп.

Ксения подошла к ряду ящиков, сверкающих никелем, уверенно потянула за ручку нижнего отсека, выдвинулась тележка. На ней угадывались очертания женской фигуры, накрытой простыней.

– Готовы? – Она смотрела на Бодрова.

– Да… – Он слабо улыбнулся.

Простыня взвилась, как белая птица, обнажив лежащее под ней тело. Первое, что бросилось в глаза оперативнику: щедрая россыпь веснушек на шее, плечах и верхней части груди. От небольших холмиков грудей с розовыми сосками до нижней части плоского живота багровел свежий шрам.

– Все нормально? – спросила Ксения Васильевна.

– Без проблем, – все с той же искусственной улыбкой ответил Николай. – Давай, эксперт, говори, чего накопал? – обратился он к Базину.

– Смотри… – Эксперт с готовностью наклонился к мертвой девушке, бесцеремонно повернул ее голову в сторону. Рыжий локон опал, открылась бледная ушная раковина, с колечком золотой сережки в мочке уха.

Бодров уловил слабый запах формалина и еще чего-то сугубо медицинского. В глубине ушной раковины желтел кусочек серы, и эта, казалось бы, обычная вещь вызвала у него приступ легкой тошноты.

– Видишь? – Базин потянул мочку женского уха, будто та была резиновой.

– А что я там должен увидеть? – спросил Бодров.

– Там, глубже…

Действительно, в глубине ушного прохода были отчетливо заметны две темные точки, отдаленно похожие на укус змеи.

– Считаешь, это след от проникновения токсина?

Базин пожал плечами.

– Токсикологическая экспертиза займет какое-то время. Сердце у бабенки… – он поднес к глазам табличку с именем умершей, – у Софьи Зайцевой… так вот, сердце у Сонечки, как у боксера. С чего бы ему вдруг останавливаться?!

– Амфетамины?

– Ерунда! – Эксперт махнул рукой в синей латексной перчатке. – Небольшие дозы стимуляторов прикончить здорового человека не могут. Ну, давление поднимется, тахикардия пошалит…

– Что от меня требуется? – Бодров хотел поскорее выйти на свежий воздух. Фамильярный тон Базина его нервировал.

– Подмахни заключение на предмет расширенной экспертизы.

– Ваш коллега прав, – подала голос Ксения, скромно стоящая возле дверей. – Внезапная смерть в результате незначительной дозы стимуляторов – явление редкое. К тому же на момент кончины женщина была практически трезвой. Гипертрофии миокарда не зафиксировано, атеросклеротических изменений сосудов тоже. Изредка у молодых людей бывает стенокардия напряжения, это так называемое проявление ишемической болезни сердца при здоровых сосудах.

На шее мертвой девушки белела тонкая полоска, оттененная легким загаром.

– У нее на шее была цепочка, – сказал Бодров.

– Ну и что? – удивился Базин.

– Кольца на пальцах на месте, серьги тоже. След от загара свидетельствует, что женщина носила цепочку не снимая.

– Может быть, порвалась… – предположил эксперт, – или потеряла.

Мысль была здравой и логичной, но интуиция – удел тревожных людей – подсказывала майору другую причину.

– Ладно, – кивнул Бодров, – приеду в управление, подпишу заключение.

Он стянул перчатки, бросил их в подставленную Ксенией Васильевной коробку.

– Выйду покурю… – сказал он, поймав на себе внимательный взгляд Ксении. Настроение у него было паршивее некуда.

…Опаленная земля изнывала от жажды, засушливую пустошь солнце сжигало раскаленными лучами, ломкое ущелье, разрывающее землю, напоминало иссохший человеческий рот, молящий небеса послать крупицу влаги.

Человек шел на юг, делая редкие остановки, во время которых маленькими глотками пил горячую воду из висящей на поясном ремне фляги, обтянутой высушенным бычьим пузырем. Он не знал, как долго ему предстоит идти, а потому расходовал драгоценную воду крайне экономно, прикладываясь к горлышку фляги, лишь когда начинали донимать миражи, грезящиеся в розовой дымке туманных очертаний Иудейских гор, сиреневым гребнем вздымающихся на востоке.

Дрогнула земля, юркая ящерица шмыгнула в расщелину промеж желтых камней. Человек нагнулся, поправил кожаный шнурок сандалии. Раскаленный ветер пустыни принес запахи конского пота и медной крови; прежде чем увидеть движущуюся кавалькаду римских всадников, он угадал их приближение обострившимся чутьем, свойственным отшельникам, проведшим в одиночестве долгие дни и ночи. В половине стадии чернело жерло пещеры. Человек устремился туда, припадая на левую ногу, – след от копья багровел на его бедре, – рана зажила благодаря смеси трав, которые прикладывала целительница из города Секелаг. Молодая амаликитянка ходила по своему жилищу абсолютно голой – так было принято у жителей их племени; вылечив рану на ноге чужеземца, она без стеснения предалась с ним ненасытной любви.

Он добежал до входа в пещеру вовремя, – вереница всадников обозначилась в полутора стадиях; солнце горделиво отражалось от золоченого нагрудника-лорики центуриона, меч гладиус мерно постукивал по его бедру в такт хода гнедого коня. Всего всадников было около тридцати; они следовали неспешной рысью. Человек понимал, что отряд был выслан Луцием Макроном. Мятежный легат жаждал найти беглого гладиатора: допросить, а после казнить. Таким образом он надеялся получить милость от императора Гая Августа Германика, по чьей воле прославившийся в боях за Британию Луций Макрон мог надеяться на возвращение в Рим. Ничего другого, кроме пыток, от занятого поисками мятежников римлянина ожидать не приходилось.

В пещере было тихо, но страх ледяными щупальцами сжал сердце: здесь рядом кто-то был! После слепящего солнца его окутала непроницаемая мгла, но обоняние явственно указывало на присутствие постороннего существа. Он задержал дыхание, слыша звонкие удары собственного сердца в груди.

Амаликитянка была ненасытной и страстной. Ее смуглость оттеняла его кожу, чересчур светлую и нежную для пришельца из пустынных земель, а голубые глаза и русая борода заставляли думать, что он уроженец севера. Он не стал ее разубеждать, а покинул жилище на рассвете шестого дня, когда римская стража оставила город и рана на бедре покрылась розовой пленкой.

Всадники приблизились: можно было разглядеть надменный профиль центуриона, извилистый шрам на его скуле и горделивый кроваво-красный гребень на шлеме. Путник инстинктивно шагнул назад, и его затылок обдало жаром. Теперь он не сомневался, что в пещере еще кто-то был, кроме него! В горле пересохло, он с трудом подавил желание броситься бежать навстречу римлянам. Исход такого опрометчивого поступка был ему хорошо известен. Способ умерщвления беглеца, который выберет вспыльчивый Луций Макрон, зависел от той информации, которую поведает пленник. Поиски последователей казненного в Иудее пророка велись властями Рима неустанно, беглый гладиатор мог стать идеальной мишенью для того, чтобы выплеснуть волну душащего Луция Макрона гнева.

Потекли мучительные минуты ожидания. Всадники удалялись. Он стоял, парализованный страхом перед тем неведомым, что скрывалось в тени пещеры, сжав кулаки, силясь не закричать от животного ужаса, – чьи-то пальцы прикоснулись к его спине. Ткань некогда нового льняного хитона истлела за время скитаний, рука трогала побагровевшую от солнечных ожогов плоть жадно и нетерпеливо, при этом касания были холодны как лед, а дыхание горячим и едким, отдающим гнилой пищей.

– Кто здесь? – пробормотал путник. Он неплохо знал язык эллинов и римлян, но сейчас использовал свое родное наречие горной части далекой Фракии.

– Кто… кто… – откликнулось за спиной.

Путник шагнул вперед, и это простое движение далось ему с неимоверным трудом; ноги словно налились свинцом.

– Кто! Кто!!! – расхохотался голос. А затем последовал властный приказ, прозвучавший в глубине сердца человека.

Повернись!

– Нет… – прошептал человек.

– Повернись! – грохотало эхо под сводами подземелья; словно камни неслись по склонам гор, увлекаемые потоком раскаленной лавы.

Слезы струились по грязным щекам путника, сердце готово было вырваться наружу, в груди клокотало.

Повернись!

Медленно, словно двигаясь во сне, он поворачивался к тому страшному и неведомому, что скрывалось в глубине пещеры. Льющееся солнце померкло, на мгновение воцарилась мгла, более бездонная и вечная, чем та, что властвует в могильном склепе.

Повернись!

Перелет от Красноярска до Петербурга занял четыре с половиной часа. Большую часть пути Алексей провел в полудреме; снилась какая-то чушь, пустыни, пещеры и древние всадники на лошадях. Словно кино историческое посмотрел. Салон лайнера был полупустым, голос пилота невнятно изложил сводку погоды в Северной столице, которая мало чем отличалась от той, что стояла последнюю неделю в Красноярске. Тепло и солнечно. Лайнер лег на крыло, в иллюминаторе искрилась серебристая нить Невы, алеющее небо окрасили всполохи предвечерних зарниц. Загудели турбины, шасси мягко коснулись бетонного покрытия взлетной полосы. Пассажиры аплодировали.

Алексей двигался к терминалу с легкой спортивной сумкой на плече. Предстояла унизительная процедура предъявления голубоватого листа бумаги с водяными знаками и фотографией в левом верхнем углу документа. Люди в погонах реагируют на справку, как на дохлую змею, чью сухую плоть им предстоит взять в руки: держат ее двумя пальцами с брезгливым и настороженным выражением лица. Он пропустил вперед тучную женщину, пахнущую кисло-сладким потом. Сотрудница службы аэропорта с симпатией посмотрела на высокого, хорошо сложенного парня.

– Проходите!

Алексей протянул справку, улыбка исчезла с лица девушки. Выбив яростную дробь на клавиатуре компьютера, она метнула справку через плоское отверстие в окне.

– Можете идти!

– Слушаюсь! – Зайцев отвесил насмешливый поклон и направился к выходу из терминала.

Близился вечер, но было светло как днем. Лихо подкатила машина, опустилось ветровое стекло, громыхали музыкальные аккорды, хрипло пел Юрий Шевчук.

– Куда ехать, земляк? – За рулем «хёндая» сидел лысеющий мужчина.

– На Петроградскую сторону… – ответил Алексей.

– Полторы штуки!

Зайцев мысленно сосчитал имеющую у него наличность. На карте было двадцать пять тысяч, – собрали ребята перед отъездом.

– Тысяча сгодится?

– Черт с тобой, залезай, только живо!

К «хёндаю» решительно направлялись двое мужчин, толстых и краснолицых. У того, что повыше ростом, цвел свежий синяк на скуле.

– Придурки! – выругался шофер.

Алексей сел на пассажирское сиденье. Водитель убавил громкость музыки на магнитоле, выжал сцепление, старенький автомобиль сорвался с места. В обзорном зеркальце виднелись уменьшающиеся фигурки краснолицых мужиков. Тот, чью внешность украшал синяк, погрозил массивным кулаком.

– Опасная у тебя работа! – Алексей с симпатией посмотрел на хмурое лицо шофера.

– Местная мафия! – усмехнулся мужчина. Костяшка на его левом кулаке слегка припухла. – Сибиряк?

– А что, по роже видно?

– Не заводись. Рожа у тебя вполне приличная, бабы таких любят. Пассажиры с двух рейсов шли. Москва и Красноярск.

– На москвича не похож?

К обзорному зеркалу был привязан сувенир – маленькие боксерские перчатки.

– Н-е-е… Фасон не тот!

Он вдавил педаль газа, «хёндай» уверенно набирал скорость, стройные тополя, растущие вдоль шоссе, слились в серую полосу, прерываемую зарослями высокой травы. Поодаль возвышались громады домов; город подступал вплотную к аэропорту. Зайцев легонько стукнул кулаком по перчаткам.

– Боксируешь?

Водитель остановился при въезде на Московский проспект, пропуская фуру.

– Ты про этих придурков? – качнул он лысеющей головой в сторону аэропорта. – Оборзели. За тот маршрут, что тебя везу, загнули бы трешку. А вообще – баловался по молодости. Выступал в первом полусреднем, двукратный призер первенства Украины. Георгий Марченко. Не слыхал?

– Нет…

– Ясное дело! – ухмыльнулся мужчина. – Я стал чемпионом Киева, когда ты, хлопчик, у дивчин под юбками шарил! Второе место по Союзу занял, прочили в олимпийскую сборную.

– И что?

– Что-что! Союз развалился!

Марченко включил сигнал поворота, ловко вклинив «хёндай» перед протестующе сигналящим «БМВ».

– Терпеть не могу этих насосов… – проворчал он и, не отпуская левой рукой руль, протянул правую пассажиру: – Гоша!

– Алексей…

Рука у таксиста была крепкой и твердой, как кусок дерева. Да и внешность была типичная для бывшего спортсмена: сухой, жилистый, с отбитыми бровями и колким взглядом карих глаз. Вел он свой старенький «хёндай» уверенно и агрессивно, перестраиваясь между рядами. Алексей рассеянно смотрел на каменные глыбы домов, проносящиеся за окном автомобиля, мысли его возвращались к Соне-рыжику, улыбчивой девочке с чудесными ямочками на румяных щеках. Мать воспитывала их одна, отец сгинул на просторах Советского Союза, когда Леше Зайцеву было одиннадцать лет, а маленькой Соне исполнился годик. Мальчик водил сестру в детский садик, забирал из школы. После смерти матери восемнадцатилетняя девушка умчалась в Петербург. Вначале они ежедневно созванивались, а с наступлением эры социальных сетей переписывались в чатах. Так было, пока Алексей не загремел в места лишения свободы. Перед отъездом из СИЗО он списался с ее подругой, женщина скупо сообщила подробности: инфаркт или что-то в таком роде. Короче, остановка сердца.

Взвизгнули тормоза, Алексея мотнуло вперед.

– … твою мать! – выругался Гоша.

Горя красными стоп-сигналами, впереди застыл громоздкий внедорожник. Столкновения удалось избежать благодаря отменной реакции бывшего боксера.

– Реально придурок! – тяжело дыша, проговорил Марченко.

Дверца джипа распахнулась, наружу ступил чернобородый парень. Он подошел, лениво улыбнувшись, ударил носком кроссовки по колесу. Мимо проезжали машины, некоторые водители сигналили: «хёндай» и внедорожник образовали пробку на месте пересечения Московского проспекта и набережной реки Фонтанки. Бородач нагнулся к ветровому стеклу.

– Вылезай, падла! – сказал он все с той же миролюбивой улыбкой.

Со стороны пассажира из внедорожника вышел второй. Он был пониже ростом, с такой же густой черной бородой и до блеска выбритой лысиной. Он осмотрел задний бампер.

– Мага, все чисто, – сказал он. – Нет косяка.

– Накажу урода и поедем! – ответил Мага. – Вылезай!

Марченко кивнул Алексею:

– Извини, сибиряк, не довез тебя…

Прежде чем Зайцев попытался его остановить, выскочил наружу. Огромный Мага возвышался над коренастым таксистом, как Голиаф над Давидом, и имел преимущество в весе килограммов на двадцать, и это были отнюдь не жировые отложения, грудные мышцы распирали футболку.

– Аварии не было! – отрезал Марченко. – А ты дал по тормозам на пустой дороге. Создал аварийную обстановку…

– Закрой пасть, урод! – прервал его Мага.

В реальности драка выглядит скупо и не столь зрелищно, как это представляют себе создатели фильмов подобного жанра. Нет тебе «вертушек» в духе Брюса Ли, сокрушающих боковых ударов в манере Майка Тайсона, от которых беззвучно оседают здоровые мужики. Гоша присел, его правая рука выстрелила со скоростью пули. Кулак боксера попал ровно туда, куда он целился: в окончание подбородка. До сидящего в машине Зайцева долетел характерный чмокающий звук. Голова откинулась назад, словно держащие ее в тонусе мышцы ослабли, белизна захлестнула смуглое лицо, Мага попятился. Обычный человек, пропустивший акцентированный свинг в «бороду» (так называют боксеры уязвимое место на нижней челюсти человека), свалился бы в глубокий нокаут. Мага закрылся локтями и отступил, выигрывая время для восстановления сил.

– Ты реально больной, мужик! – закричал товарищ Маги. Он пружинисто двинулся вперед, держа руки возле подбородка. Широко поставленные ноги и манера перемещения выдавали в нем борца. Гоша выкинул джеб, целясь в голову, затем «двойку», попеременные прямые удары левой и правой рукой, от которых противник сумел уклониться.

Алексей сидел в салоне «хёндая», раздираемый противоречивыми чувствами. Справка жгла внутренний карман куртки. На оживленном перекрестке собирались зрители, многие снимали сцену драки на смартфоны. Сегодня же видео окажется в свободном доступе. Умом он понимал, что самым благоразумным решением в его ситуации будет оставить тысячу рублей в бардачке машины и свалить подобру-поздорову, но ярость уже зародилась в области солнечного сплетения, вызывая нетерпеливый зуд в руках и ногах.

Тем временем борец умело вошел в короткую дистанцию. На его стороне были преимущество в весе и молодость. Гоша пытался ударить лысого локтем в голову, но борец втянул ее в шею, став похожим на приземистую огромную черепаху. Футболка на его спине обтягивала тугие мускулы. Он захватил руку в локтевом сгибе. Зайцев из личного опыта знал, что провести серьезный болевой прием в стойке непросто, падать на асфальт, увлекая соперника в партер, борец вряд ли решится. Марченко задыхался. Он прилагал массу усилий, чтобы выдернуть из железного захвата правую руку, нанося при этом короткие удары левой в область головы и шеи противника.

Число зрителей множилось. Мага приходил в себя после пропущенного удара, улыбка сошла с его лица, теперь оно выражало крайнюю степень ярости.

– Цог маж дохья![2] – проревел он. – Убью сволочь! Рашид, отойди! – ревел Мага. – Отойди, Рашид!

Алексей вышел из машины, встал на пути разъяренного парня.

– Нехорошо это, – стараясь говорить спокойно, произнес он. – Люди кругом…

Мага молниеносно переключился на второго противника. Она кинулся вперед, Алексей уклонился и вбил мощный лоу кик в бедро кавказца и, не давая опомниться, ударил локтем в челюсть. Получилось славно, как любил повторять его тренер. Это было его любимое определение. Славно. В челюсти что-то хрустнуло. «Сегодня не твой день, приятель», – с ликованием успел подумать Алексей. Если уж выпустил на волю гнев, дай ему насытиться сполна! Боковым зрением он видел худого мужчину в круглых очках, держащего смартфон перед собой на вытянутой руке. Шумно упал на асфальт кавказец. Зайцев шагнул к борющимся мужчинам, которые в пылу схватки ничего не замечали.

– Хорош! – громко сказал он. – Хватит!

Рашид отпустил захват.

– Ты в натуре чокнутый, старик!

– Твое будущее… – тяжело дыша, ответил Марченко.

Людской гомон и несущаяся из салона внедорожника восточная мелодия накрыла, как приливная волна.

Рашид протянул руку, которую Гоша, не раздумывая, пожал.

– Все пучком, брат!

– Заберешь своего кореша? – спросил Алексей, обернувшись на невнятно мычащего Магу.

– Он тупой, парень! – сказал Рашид. – Человек – он как тюбик, если надавишь, полезет то, что внутри! У него внутри дерьмо! Глупо ожидать, что полезет повидло. Да и боец шляпа, а на людей кидается как собака. Поможешь?

Они вместе с Алексеем загрузили в салон внедорожника обмякшее тело кавказца. Зайцев пожал руку борцу, обернулся к зрителям.

– Шоу закончено! – сказал он, обводя людей взглядом. Горячка боя прошла, он отчетливо увидел Вострикова, просматривающего видеоролик с дерущимся заключенным, записанный на следующий день после того, как Хозяин разрешил ему отпуск.

Люди неохотно расходились. Гоша сел за руль «хёндая». На его скуле краснела ссадина, рукав тонкой летней куртки был надорван.

– Ну что, сибиряк, – сказал он, поворачивая ключ в замке зажигания, – на Петроградку?

Автомобиль мчался по широким улицам Петербурга. Призрачная полумгла окутывала северный город пеленой тумана, теплый ветер был нежным и тихим, как рука, ласкающая этот мир. Розовая луна выплыла из-за облаков, блики легли на воду. Завтрашний день обещал быть теплым.