Дядя Коля - поп Попов - жить не может без футбола

ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ Самое крупное событие нашего повествования — необычайный, редчайший по напряжению и прямо-таки драматизму футбольный поединок между командами «Строитель» и «Лесник», решивший судьбу дяди Коли, бывшего попа Попова

Леспромхозовские автобусы примчались к стадиону ещё до того, как здесь начали собираться поселковые болельщики. Сразу чувствовалось, что гости настроены по-боевому, сил и голосов не пожалеют, чтобы помочь своей команде. Пока споры и разговоры сводились в основном к вратарю, невиданному, небывалому не только в здешних местах, но и по телевизору.

И, конечно, конечно же, все мечтали хотя бы об одном пенальти этому невообразимому вратарю.

Когда на трибунах появились и поселковые болельщики, шум образовался весьма и весьма великий. Они подзадоривали друг друга, дразнили, пугали, подсмеивались, и все — нервничали.

На поле для разминки выбежали команды. Болельщики стоя приветствовали их криками и аплодисментами.

Но восторженность скоро сменилась недоумением и растерянностью: в воротах «Строителя» вратаря не было! Он не вышел на разминку!

Сделано это было по распоряжению Егора Весёлых, которому доверили роль играющего тренера. Он не хотел до начала матча показать противнику, на что способен дядя Коля. А болельщиков он решил просто заинтриговать до предела.

Трибуны недовольно роптали, а Комарик не выдержал, подбежал к игрокам «Строителя», очень ехидно пропищал:

— Без вратаря решили попробовать? Так я и в пустые ворота попадаю!

— Сегодня тебе гола не забить! — громко и уверенно сказал Егор Весёлых. — Можешь зря силы не тратить, посиди на скамейке запасных!

Болельщики «Лесника» кричали хором:

— Вратаря! Вратаря! Вратаря!

А вратарь с Шуриком сидели в раздевалке и молчали.

Никто и не подозревал, уважаемые читатели, никому и не мог поведать дядя Коля о том, что он сейчас переживал. Он сам стыдился своего откровенного и неукротимого желания, но побороть его не было пока сил. Дядя Коля всем своим существом верил, что если исполнит это откровенное и неукротимое желание, то успокоится, обретёт уверенность, хорошо проведёт игру и не пропустит ни одного гола.

Для этого дяде Коле необходимо было помолиться. Да, да, ему просто хотелось помолиться, встать на колени и по давнишней привычке обратиться к господу.

Дядя Коля победил в себе это желание. Ведь если бы он обратился за поддержкой к господу, получилось бы, что он мячи брал бы с божьей помощью. А он страстно мечтал быть непробиваемым вратарём самостоятельно, верить только в себя.

И помочь ему могли лишь люди. Однако общее состояние дяди Коли всё ещё было неважное, и он спросил нервно, мрачно:

— Что молчишь? Скажи хоть что-нибудь!

— Игра пройдёт нормально, — тоже не очень спокойно и не очень весело ответил Шурик, — если вы не растеряетесь после гола.

— Сколько раз тебе говорить, что ни одного гола я не пропущу?! — Дядя Коля даже притопнул. — Понимаешь ты это или нет? Я хочу отдать футболу все! Я ведь жить без него не могу!.. Ну, ну, ну, хватит… — успокаивая самого себя, проговорил дядя Коля, погладив Шурика по взъерошенной голове. — Великое нас ждёт испытание, и мы его выдержим. Мячу в моих воротах не бывать!

Тут их позвал Стёпа.

Огромную фигуру дяди Коли болельщики заметили сразу, едва он появился на беговой дорожке среди игроков своей команды.

Сначала трибуны примолкли, потом постепенно разразились удивленным, восторженным гулом и снова примолкли.

Когда дядя Коля встал в воротах, Шурику захотелось убежать, спрятаться куда-нибудь и закрыть уши.

— Начинается! — громко и неестественно радостно сказал Егор Весёлых. — Скоро здесь будет Комарик!

Комарик был неплохим футболистом, мог бы стать и отличным и в команду мастеров мог попасть, но ленился на тренировках, по давней, ещё школьной привычке страдал безответственностью, да ещё и хулиганил на поле. Если к этому добавить излишнюю самоуверенность и зазнайство, то сами понимаете, уважаемые читатели, что мечтать о большом футболе у Комарика достаточных оснований не имелось.

И всё-таки он был опасен для любого вратаря и хорошо знал это.

И сегодня, помня о том, что на игре присутствует московский тренер, а в воротах противника стоит всеми расхваленный голкипер, Комарик сверхтвёрдо решил, как говорится, выложиться, отдать игре все силы и ещё чуть больше. Трудности сегодня его возбуждали, вдохновляли, и его прямо-таки несло вперёд.

Едва мяч оказался у Комарика, как тот стремительно обыграл четырёх соперников и уже летел к воротам. Навстречу ему кинулся Егор Весёлых.

Ловко-ловко-ловко обманул его Комарик и пробил с ходу…

Леспромхозовские болельщики привстали со своих мест…

Ударив, Комарик даже не посмотрел в сторону ворот, победно вскинул руки, уверенный, что через мгновение мяч будет в сетке…

А болельщики всё так и стояли, не произнося от изумления ни звука…

Мяч точно и сильно летел в левый нижний угол. Дядя Коля не шевелился, и лишь когда мяч пролетел мимо ворот, выпрямился.

Обескураженный Комарик пропищал:

— Больше такого не будет!

Шурик сбегал за мячом, бросил его дяде Коле, сказал:

— Нельзя же так рисковать!

— Не мешай ему! — крикнул Егор Весёлых. — Пусть привыкает!

А трибуны гудели и гудели, недоуменно обсуждая непонятное поведение и без того загадочного вратаря.

«Лесник» явно был, как говорится, в ударе, поэтому удары по воротам так и сыпались. Дядя Коля, бросаясь к мячу, рычал, грозно крякал, ухал, ахал, но не сделал пока ни одной ошибки.

Защита «Строителя» растерялась, и, чтобы исправить положение, Егор Весёлых решил привести в исполнение свой замысел — он намеренно сыграл рукой в штрафной площадке.

Стадион ааааааааааахнул!

Пенальти!

Восторженно пропищав, Комарик схватил мяч, бросился к одиннадцатиметровой отметке, поставил мяч и буквально выпучил от изумления глаза: вратарь улыбался во весь рот! Руки потирал от удовольствия!

— Давай, Комарик, давай! — насмешливо и радостно крикнул Егор Весёлых, тоже улыбаясь во весь рот, как будто сам собирался бить пенальти.

Все болельщики на трибунах вскочили, а многие поклонники «Лесника» даже подпрыгивали от нетерпения и скандировали:

— Ко-ма-рик! Ко-ма-рик!

Шурик скакал за воротами и кричал:

— Дя-дя Ко-ля! Дя-дя Ко-ля!

Комарик пробил и схватился за голову. Никто ещё никогда не брал у него мяча после такого удара! Комарик выполнял его легко, привычно, непринужденно. Вся хитрость заключалась в том, что удар был крученым. Мяч сначала летел в один угол, а когда вратарь был уже в воздухе, менял направление и влетал в сетку.

На сей раз всё было наоборот: мяч полетел влево, а дядя Коля — вправо, и когда он почти уже упал на землю, мяч изменил направление и послушно, как бы сам попал в руки вратаря.

Трибуны роптали.

Среди болельщиков «Лесника» назревало возмущение.

«Строитель» заиграл увереннее, но увлёкся атакой, тем более, что нападение возглавил Егор Весёлых, забыв, что он центральный защитник.

Вот и случилось следующее. Перехватив мяч в центре поля, Комарик обвёл единственного перед собой соперника и один рванулся к воротам.

Над стадионом загремело:

— Ко-ма-рик! Ко-ма-рик!

Его никто и не пытался догнать, он летел к воротам один.

И тут произошло нечто совершенно уму непостижимое, просто немыслимое: навстречу нападающему бросился вратарь! Он пересек штрафную площадку и продолжал бежать дальше!

Увидев это, Комарик непроизвольно остановился, а дядя Коля огромнейшими шагами приближался к нему, вытянув руки, словно собираясь схватить растерявшегося футболиста, по крайней мере, за горло.

Не надо забывать, что Комарик всегда был не прочь похулиганить, но не терпел, когда к нему относились грубо. Даже побаивался этого, посему и побежал, далеко не отпуская мяч, в сторону.

Комарик в страхе направился к своим воротам — назад!

И дядя Коля вернулся в свои ворота, к которым подтянулись и футболисты «Строителя».

— Так больше нельзя! — кричал Шурик.

Дядя Коля согласно кивнул несколько раз, не оборачиваясь.

Трибуны хохотали, обсуждая случившееся. Кто смеялся над Комариком, кто над вратарём, а большинство содрогалось от смеха над обоими. Хохотали громко и долго, пока не устали.

Между тем у обеих команд игра разладилась. Комарик совсем скис, и, если бы не обида, злость и раздражённое самолюбие, он бы не просто ушёл с поля, а убежал бы от такого позора.

У Егора Весёлых игра не получалась, командой руководить он не мог, потому что помимо всего прочего он вдруг стал хватать себя за нос в поисках усов и был уверен, что без усов играть ему нет смысла.

Нападающие «Лесника», оказавшись у ворот, откровенно боялись нанести завершающий удар и без конца перепасовывали мяч друг другу, пока его не отбирала защита «Строителя».

Громко и гневно роптали болельщики, особенно леспромхозовские. Но вскоре они дружно смолкли, помолчали и чуть ли не взвыли от восторга — пенальти!

Снова — пенальти! И снова — «Строителю»!

Произошло же следующее. Теперь у ворот дяди Коли Комарик всеми известными ему нечестными способами пытался вывести его из равновесия — толкал, хватал за свитер, несколько раз довольно больно пнул. И в один из таких безобразных случаев, очень сильно рассердившись, дядя Коля яростно дунул на Комарика. Тот не устоял на ногах и упал. Судье же показалось, что вратарь толкнул форварда, и указал он на одиннадцатиметровую отметку.

Ничего не понимающий Комарик сидел на земле, пока его не подняли. Уразумев, что ему предоставляется возможность пробить пенальти, он ждал призыва болельщиков «Ко-ма-рик! Ко-ма-рик!», но трибуны молчали настороженно и выжидательно.

И Комарик почувствовал, что БОИТСЯ бить, не только боится, а просто не может. И объяснялось это опять-таки просто. Дело в том, что, как только судья показал на одиннадцатиметровую отметку, вратарь заулыбался во весь рот, Егор Весёлых засмеялся, мальчишка за воротами запрыгал, и Комарик понял, что гола ему не забить. Комарик стал усиленно морщиться, демонстративно растирать будто бы ушибленное колено, но и другие нападающие «Лесника» не торопились попросить разрешения бить пенальти.

— Нет желающих? — довольно насмешливо спросил судья. — Может быть, вообще нет желающих продолжать игру?

И тогда леспромхозовские болельщики, встав во весь рост, все громогласным, угрожающим хором потребовали:

— Ко-ма-рик! Ко-ма-рик! Бей! Бей! Бей!

Сжавшись от этих криков, втянув голову в плечи, продолжая ещё усиленнее морщиться, ещё демонстративнее растирать будто бы ушибленное колено, Комарик судорожно думал о том: а что же произойдёт, если он не забьёт и второй одиннадцатиметровый?!

— Ко-ма-рик, бей! Ко-ма-рик, бей!

Да, отступать в такой ситуации было нельзя, и бедный Комарик, злой, растерянный, дрожащий, еле-еле добрёл до мяча в наступившей тишине.

Он подержал мяч в руках, шепнул ему что-то, нежно погладил, опустил его на землю осторожненько, словно он был из тончайшего стекла, и сразу, вдруг, неожиданно ударил…

И трибуны радостно, возмущённо, восторженно, разочарованно ахнули.

Мяч влетАл в верхний правый угол ворот, да — не влетЕл! В самый наипоследнейший момент дядя Коля как бы сам себя катапультировал и отбил мяч на угловой. Правда, во время броска дяде Коле пришлось больно-пребольно удариться головой о штангу и тяжело рухнуть на землю.

Шурик едва подбежал к нему, как он поднялся и сказал:

— Терпимо. Голова только гудит очень.

И трибуны очень гудели.

Леспромхозовские футболисты, низко опустив головы, не двигались, будто матч уже окончился. Игроки «Строителя» весело спрашивали их:

— Будем играть или нет?

Комарик побежал с поля, но тут раздался судейский свисток, извещающий об окончании первого тайма.

К проходу, по которому футболисты направлялись в раздевалки, кинулись болельщики — увидеть невиданного вратаря. А он шёл спокойно, сосредоточившись на каких-то мыслях, не глядя по сторонам, и только изредка прикасался рукой к голове, на которой быстро образовывалась шишка.

В раздевалке «Строителя» сразу же началось ликование, но его сразу же пресёк Егор Весёлых:

— Чему радуетесь? Никаких причин ни у кого из нас, кроме вратаря, нет для этого. Отдыхайте. Не думайте, что игра уже сделана. Впереди целый тайм. Сорок пять минут.

— Но ведь Комарик-то больше ни на что не способен, — со смехом сказал Стёпа. — Я бы на его месте больше на поле и не показался бы.

— Комарик ни в чём не виноват, — с уважением произнес дядя Коля. — Если бы мы так умели бить, то уже несколько штук было бы.

— Вот именно, — согласился Егор Весёлых, — давайте-ка обсудим, как строить игру во втором тайме.

Ну, а в раздевалке «Лесника» все игроки дружно, возбужденно и несправедливо бранили и без того несчастного Комарика. Тренер, сколько ни пытался, не мог остановить футболистов.

Передать же, что творилось на трибунах во время перерыва, я и не берусь, уважаемые читатели, ибо для этого потребовалось бы страниц семнадцать. Говорили буквально все, иные даже кричали, многие, извините, вопили истошным голосом, и разобраться в мнениях никому бы не удалось. Здесь Комарика бранили меньше, чем в команде, потому что почти все поняли и признали непробиваемость нового вратаря.

А где же был и что же делал во время первого тайма организатор этого матча Жорж Свинкин? Он скромно сидел на трибуне рядом с бабушкой Анфисой Поликарповной и страдал. Временами его охватывало острое, почти неодолимое желание расплакаться от обиды и бессилия. Ведь он воочию увидел невиданного вратаря. Ведь если бы он, бескомандный тренер, мог заполучить в свою команду «Питатель» такого выдающегося голкипера, будущее её было бы блистательным, а его тактический принцип «лучшее нападение — оборона» был бы признан всем мировым футболом.

Но что,

что,

что,

что же сделать, чтобы этот, предположим не негодяй, Попов Николай принял предложение?

— Что? Что? — скрипло прохрипел Жорж Свинкин.

— Что — что? — спросила бабушка Анфиса Поликарповна, которая сначала отказывалась присесть рядом с ним, а сейчас была довольна этим — есть хоть с кем поговорить. — Николай, конечно, замечательный вратарь, но ведь Комарик, простите, не соперник. Так сказать, соперничек.

— Против этого… Попова Николая любой игрок выглядит футболистиком, а любой удар превращается в ударчик. Но сегодня он обязательно пропустит гол.

— Не смешите меня! — Бабушка Анфиса Поликарповна рассмеялась. — Вы сегодня уже оскандалились с курицей, не торопитесь оскандалиться ещё раз.

— Комарик забьёт Попову гол.

Тут трибуны притихли: появились команды. «Строитель» выбежал на поле бодро, весело и самоуверенно. Футболисты «Лесника» шли медленно-медленно, низко опустив головы, а последним плёлся Комарик.

И не выдержал бескомандный, выдававший себя за московского, тренер Жорж Свинкин, вскочил и громко, убеждённо, радостно и скрипло прохрипел:

— Комарик, го-о-о-о-ол!

Леспромхозовские болельщики моментально воспрянули духом и мощным хором потребовали:

— Ко-ма-рик! Гол! Ко-ма-рик! Гол!

С места с достоинством поднялась бабушка Анфиса Поликарповна, громко и уверенно заявила:

— Комарику никогда и ни за что не забить гола Николаю Попову!

Что тут началось!!!

Началось тут что!!!

Болельщики не расслышали даже судейского свистка, возвестившего о начале второго тайма. Они поприутихли лишь тогда, когда неожиданно взбодрившийся «Лесник» пошёл в стремительную атаку. Немного ожил и Комарик. Он, правда, не рвался, как обычно, вперёд, но, получив мяч, моментально и точно отправлял его партнерам.

Дядя Коля спокойно и уверенно расправился с несколькими ударами издали. А вот у Шурика не было спокойствия, тем более уверенности. «Строитель» явно не мог найти игры. Егор Весёлых подбадривал своих товарищей, весело покрикивал, но уже двое форвардов «Лесника» пробили по воротам с близкого расстояния, правда, мимо.

Трибуны следили за игрой молча, только изредка раздавались отдельные выкрики, просительные или требовательные.

Никто, кроме Шурика, не видел, конечно, как давненько нервничает, что-то шепчет, словно разговаривая сам с собой, дядя Коля. Он несколько раз погрозил кому-то кулаком и вдруг проговорил через плечо громко и обречённо:

— Шурик, я боюсь!

Тот и сам дрожал от неведомого страха и не сразу ответил:

— Чего вам бояться? Самое страшное позади.

— Я гол пропущу, Шурик!

— Вряд ли. Просто у вас в руках давно мяча не было.

Тем временем Комарик начал потихоньку пытаться прорваться к воротам, но игроки «Строителя» бдительно следили за ним и буквально не давали овладеть мячом. Однако по всему чувствовалось, что Комарик рано или поздно добьётся своего.

Егор Весёлых попробовал возглавить атаку, потерял мяч в середине поля, и в результате дяде Коле пришлось изрядно потрудиться.

Создавалось впечатление, что «Строителю» просто нет никакой необходимости выигрывать. Футболисты словно чувствовали себя болельщиками и с интересом ждали, когда в игру вступит их необыкновенный вратарь, и вроде бы всей душой желали пенальти в свои ворота.

Гадай не гадай, что и почему происходило на поле, но дядя Коля, как пишут в газетных отчетах, играл с полной отдачей. Шурик испуганно отмечал, что несколько раз дядя Коля почти ошибся.

Дотянулся до мяча и Комарик…

Поймав мяч, дядя Коля остался лежать.

— В чём дело? — испуганно спросил Шурик.

— Оказывается, я устал, — признался дядя Коля, — но это не беда. Встаём!

Натиск «Лесника» продолжался. Он был настолько яростен, что дядя Коля не имел возможности сообразить, как реагировать на тот или иной удар, а просто отражал, отражал, отражал…

Но вот наступила кульминация этого необычайного, редчайшего по напряжению и прямо-таки драматизму матча.

За несколько секунд до окончания игры Комарик, лёгкий и сильный, стремительно взлетел вверх, чувствуя, что сейчас для него последует пас вдоль ворот и — гол, лучший гол в его жизни, неминуем, какое бы чудо ни защищало ворота!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!!

О, этот гол мог украсить не только любой матч самого высокого ранга, он мог бы украсить спортивную биографию какого угодно выдающегося форварда!

Но уже в воздухе Комарик почувствовал, именно почувствовал, а не увидел, что пас неточен — мяч летел выше ворот. А Комарик продолжал лететь дальше.

Дядя же Коля всё-таки бросился за мячом и, так сказать, по дороге за неимением мяча поймал Комарика, упал с ним на землю, быстро вскочил, высоко перед собой поднял футболиста, но его остановил пронзительный голос Шурика:

— Это не мяч, а Комарик!

Только тут дядя Коля пришёл в себя: ведь он намеревался, машинально конечно, выпнуть Комарика, как мяч, в поле.

Судейский свисток остановил игру.

Трибуны ликовали. Болельщики обеих команд хлынули на поле поздравлять футболистов, а самые восторженные попробовали качать дядю Колю, то есть подбрасывать в воздух, но силёнок для этого у них не хватило. А больше качать было некого.

Егор Весёлых, сверхдовольный этим необычайным, редчайшим по напряжению и прямо-таки драматизму матчем, не мог перебороть волнения и в поисках усов опять хватал себя за нос то одной рукой, то другой.

— Вот кого качать надо! — радостно сказал усталый дядя Коля и легко подбросил в воздух несколько раз Комарика. — Большое спасибо тебе, Комаров, за науку! — И поставил его бережно на землю. — Тебе, Егорушка, спасибо. За усы прости меня великодушно, — совсем растрогался он. — Хороший ты человек, Шурик, — ласково продолжал он, погладив мальчика по взъерошенной голове. — Всем вам, товарищи футболисты, великое от меня спасибо! — Он поклонился на все стороны. — А где же наша уважаемая Анфиса Поликарповна?

Но Егор Весёлых увёл его сначала в раздевалку переодеться.

Ликование болельщиков постепенно и неохотно подходило к концу, гасло. Жаль было им расходиться, и они не торопились с этим.

Не знали они, что сегодня их ждало ещё одно не менее потрясающее зрелище, чем недавний редчайший по напряжению матч.

Откуда ни возьмись, как говорится, на стадионе появилось некое тарахтящее, скрипящее, стучащее, повизгивающее транспортное сооружение, этакий, уже известный вам, уважаемые читатели, тракторчонок с трубочкой, из которой вылетали клубики дыма.

Тракторчонок резво выкатился на беговую дорожку, прокатился по ней метров пятьдесят и остановился, мелко-мелко, но сильно содрогаясь, словно собирался подпрыгнуть.

Из кабины на землю соскочил столь чумазый человек, что его вполне можно было посчитать за негра, если бы не большие белые уши. Это, конечно, был Гаврила. Он крикнул:

— Где тут тренер Свин Жоркин?

И кто-то из болельщиков тоже крикнул:

— А где московский тренер? Будет он кого-нибудь из наших в свою команду брать?

Гаврила хотел ещё что-то произнести, но тракторчонок вдруг рванулся с места, и водитель едва успел отскочить в сторону, а чудо двадцатого века, машина будущего повернула на поле, прямехонько на болельщиков.

Не сразу они сообразили броситься врассыпную.

Тракторчонок же чуть ли не метался по полю, неожиданно и резко поворачивая в разные стороны. Создавалось впечатление, что он всерьёз решил обязательно кого-нибудь сбить.

— Живее, живее отбегайте! — сердито советовал Гаврила, восторженно любуясь действиями своей машины. — Резвее двигайтесь, расторопнее! Он ведь у меня упрямый! Уж если что задумал, никого он не послушается!

С каждой минутой тракторчонок тарахтел, скрипел, стучал, повизгивал со всевозрастающей силой, даже вроде бы и с озлоблением. И когда на поле никого не осталось, чудо двадцатого века бросилось за своим водителем. Тут Гаврила завопил уже не восторженно, а испуганно:

— Перестань дурака валять! Соображать надо, на кого едешь!

Навстречу тракторчонку двинулся появившийся в проходе дядя Коля. Машина будущего мчалась прямо на него, а дядя Коля спокойно шёл на неё.

— Не связывайся с ним! — крикнул Гаврила. — Может, он сам заглохнет!

И когда между машиной и человеком осталось не более метров шести, дядя Коля грозно крякнул и вытянул вперёд свои большие сильные руки…

Тракторчонок разом перестал тарахтеть, скрипеть, стучать, повизгивать, содрогаться — замолк вредный тракторчонок.

— Полный порядок! — восхитился Гаврила. — Где этот Свин Жоркин, из-за которого я и страдаю в данный момент?.. Ведь вот что, товарищи, происходит! — гневно возвысил он голос. — Тёща моя Глафира Сосипатровна Суслопарова — золотой человек. Почти ежедневно угощает меня блинами, оладьями, пирогами и пирожками, пельменями, шаньгами. А тренер Свин Жоркин ограбил её на три с полтиной. А к ней его привозил я. Вот тёща моя, золотой человек, и вынесла постановление: пока не получит свои три с полтиной от Свина Жоркина, кормить меня не будет. А сегодня у неё пельмени редечные, грибные, капустные, рыбные и мясные. Она бы и сама его поймала, да у неё мотоцикл поломался. Где, где он, этот Свин Жоркин?

Никто из присутствовавших при этом не понимал, почему так безудержно хохочут трое — вратарь, центральный защитник и мальчик.

— Да не Свин Жоркин, а Жорж Свинкин! — сквозь смех еле-еле-еле выговорил Шурик.

— Мы совсем забыли об уважаемой Анфисе Поликарповне, — с упрёком сказал дядя Коля.

В это время раздался тонкий голосок Комарика:

— Нашли, нашли московского тренера!

Дело было так. Пока на поле бесчинствовал тракторчонок, несколько болельщиков отправились искать московского тренера. Долго его искали, наконец обнаружили и, извините за грубое слово, уважаемые читатели, очень обалдели. Московский тренер за трибунами бойко торговал газированной водой.

Да, да, если дядя Коля, бывший поп Попов, понял, что он жить не может без футбола, то Жорж Свинкин, теперь уже, можно сказать, бывший бескомандный тренер, понял, что жить не может без торговли газированной водой. Это он понял всем сердцем совсем недавно, когда матч подходил к концу. И зачем он только связался с футболом, где все и всё против него?

Предложив бабушке Анфисе Поликарповне помочь найти Шурика, Жорж Свинкин за трибунами увидел большущую очередь перед тележкой с газированной водой, подошёл и с негодованием понаблюдал, как заспанная тётя невероятно медленно и угнетающе лениво обслуживала жаждущих.

Дети в очереди хныкали и канючили.

— Нельзя ли побыстрей? — крикнул кто-то из взрослых.

— Можно! И нужно! — гордо, хрипло и скрипло ответил Жорж Свинкин, властным жестом предложил заспанной тёте освободить ему место, и торговля, можно сказать, закипела. Никогда ещё в жизни не торговал он с таким удовольствием, так легко, весело и стоя.

Бабушка Анфиса Поликарповна не смела его беспокоить, хотя сама волновалась: как ей разыскать внука? А внук уже бежал к ней. Впереди него бежал Гаврила. Он остановился у тележки, но не успел рта раскрыть, как Жорж Свинкин презрительно и высокомерно спросил:

— Сколько с меня?

— Три с полтиной.

— Получите и уходите.

Гаврила умчался, а болельщики потребовали от московского тренера объяснений. И, так как очереди за газированной водой уже не было, Жорж Свинкин уступил место заспанной продавщице и весьма взволнованно ответил:

— Вам довелось увидеть игру невиданного вратаря. Это для вас организовал я. На этом мои полномочия окончились. Всего вам доброго. А ты, Коля, с друзьями идите и ещё раз взгляните на поле, где сегодня так успешно начался твой путь в большой футбол.

Друзья поднялись на трибуну и увидели, что тракторчонок опять гонится за Гаврилой.

Чудо двадцатого века оглушительно тарахтело, скрипело, стучало, повизгивало. Гаврила споткнулся и упал.

Тракторчонок остановился в трех сантиметрах от него, засодрогался, словно собираясь подпрыгнуть, подпрыгнул, замолк, и все четыре колеса раскатились на все четыре стороны. Гаврила сидел на земле и плакал.

— Может, он теперь учиться пойдёт на настоящего тракториста? — спросил Шурик.

— Если лень не помешает, — ответил Егор Весёлых.

— Человек, если захочет, — сказал дядя Коля, — может добиться невозможного. Опять мы забыли про уважаемую Анфису Поликарповну.

Они спустились с трибуны, и тут Шурика остановила учительница и знакомым голосом произнесла:

— Ах, Мышкин, Мышкин! Ты, видимо, уже и забыл, что когда-то вполне мог стать абсолютно круглым отличником!

— Нет, не забыл, — поздоровавшись, с достоинством повзрослевшего человека ответил он. — Наоборот. Только сейчас я и поверил, что действительно могу стать абсолютно круглым отличником. И ещё я буду футболистом. Тоже отличным. — И он очень вежливо поклонился и направился к своим друзьям.

А к ним спешила бабушка Анфиса Поликарповна и звала:

— Идёмте, идёмте, идёмте домой! Я разогрею вам ужин.

— А я угощу вас чаем из моего самоварчика, — сказал дядя Коля.