Дядя Коля - поп Попов - жить не может без футбола

ГЛАВА ПЯТНАДЦАТАЯ Последние усилия Жоржа Свинкина

В ночь накануне описываемого дня — главного в нашем повествовании — все действующие лица видели сны, и я должен, уважаемые читатели, хотя бы кратко информировать вас о их содержании.

Об одном сне вы уже знаете: Егор Весёлых будто бы потерял свою гордость — огромные чёрные усы.

Шурикиным папе, маме и дедушке привиделся предельно изможденный, исхудавший и изголодавшийся сын, он же внук. Ведь они забыли оставить ему деньги и обнаружили это лишь в дороге.

Шурику приснилось, что школьную форму сменили на футбольную, учителей называют тренерами, классы стали командами, а капитаном может быть только абсолютно круглый отличник. А кто из маленьких футболистов не мечтает быть капитаном?

Тётя Варвара во сне настолько обленилась, отунеядилась, что трехлетний внук кормил её манной кашей с ложечки.

Жоржу Свинкину, спавшему под забором, приснилось, что он руководит игрой сборной команды страны в матче с каким-то ультра-знаменитым зарубежным клубом и тут же бойко торгует холоднючим квасом, разводя его ещё более холоднючей газированной водой.

Дядя Коля всю ночь простоял в воротах, отражая удары десяти форвардов, у каждого из которых был свой мяч. Особый страх охватывал вратаря, когда по воротам били враз десять футболистов, и дядя Коля одновременно брал-отражал-переводил-на-угловой десять мячей.

Самый невероятный сон видел Гаврила: будто бы его тракторчонок — чудо двадцатого века, машина будущего — подчиняется ему, как нормальный.

Его тёще — золотому человеку, Глафире Сосипатровне Суслопаровой — во сне являлся обмазученный Жорж Свинкин, направлял на неё пушку и требовал отдать ему всю сметану.

Но все эти вышеупомянутые сновидения не оказали никакого конкретного, практического влияния на дальнейшее поведение действующих лиц нашего повествования.

Иначе случилось с бабушкой Анфисой Поликарповной. Ее до самого утра посещали кошмарные или полукошмарные сновидения, в которых она садилась за очень обильно уставленный кушаньями стол и… просыпалась от скрипло-хриплого голоса: «Адре… адре… адре…»

Проснувшись, бабушка Анфиса Поликарповна вспоминала, что они с Шуриком остались без средств к существованию, то есть без денег. Она делала отчаянные попытки заснуть, например считала до ста девяти, но из-за стены раздавался сверхбогатырский храп поповского вратаря, в голову лезли события минувшего дня и скрипло или хрипло скрипел голос: «Адре… адре… адре…»

И стоило бабушке Анфисе Поликарповне ухитриться заснуть, как её будил раздававшийся из-за стены сверхбогатырский храп.

К утру из-за многочисленнейших засыпаний и просыпаний она столь сильно изнервничалась, что уже и боялась заснуть, хотя сверхбогатырский храп за стеной прекратился. Думала бабушка Анфиса Поликарповна, думала, гадала она, гадала, что же делать, и решила прогуляться, вспомнив, что лучшие лекарства — это движение и свежий воздух.

А на крыльце она встретила почтальона, который вручил ей денежный перевод!

О, это было отличное начало дня.

На улице ранним утром, да ещё со средствами существования в сумочке, дышалось просто великолепно. Головная боль сразу не прошла, а — убежала. Бабушка Анфиса Поликарповна моментально успокоилась, прикинула в уме, что скоро уже и завтрак, и шла себе, шла, наслаждаясь наисвежайшим утренним воздухом. И ещё она вспоминала с некоторым сожалением, что давным-давно не гуляла вот так ранним утром.

Несмотря на множество чисто житейских неудобств и довольно частые нервные потрясения, жизнь у Шурика ей понравилась. У себя дома, среди взрослых детей и малолетних внуков и внучек, она жила легко, безбедно и… несколько скучновато. Её полностью оградили от всех забот, даже самых наимельчайших (даже не позволяли размешивать чай в чашке!). Она привыкла и к этому, наслаждалась таким беспечным существованием и спасалась от возможной глубокой скуки многочасовым сидением перед телевизором. Именно поэтому она согласилась поехать к внуку Шурику.

И вот бабушка Анфиса Поликарповна встретилась с новой для неё жизнью, полной забот, тревог и неожиданностей.

Увидев кафе с заманчивым названием «Лакомка», она, так сказать, посетила его, вышла на улицу и сразу же невероятно, неотвратимо захотела спаааааать…

Бабушка Анфиса Поликарповна попробовала разогнать сонливость быстрой прогулкой, но ноги сами привели её к скамейке в скверике около поселкового клуба. Она присела в тени, приняла позу поудобнее и крепко-крепко-накрепко заснула… На сей раз она не видела никаких снов и проснулась лишь оттого, что оказалась на самом солнцепеке. Бабушка Анфиса Поликарповна осторожно, чтобы не нарушить своего замечательного состояния покоя и тихого счастья, передвинулась по скамейке в тень и…

— Ой! Ой! Ой! — испуганно вскрикнула она, наткнувшись плечом на человека в коричневом костюме, огромных темных очках и в зеленом берете с белым хвостиком на макушке. — Простите, я вздремнула…

— Добрый день, дорогая Анфиса Поликарповна, — скриплым и хриплым, неприятным, но удивительно знакомым голосом проговорил мужчина. — Необычайно рад приветствовать вас. — Он снял очки и, наслаждаясь изумлением и некоторым страхом собеседницы, весело и даже игриво продолжал: — Да, да, Жорж Робертович Свинкин собственной персоной и полностью к вашим услугам.

— Немедленно отвечайте мне, что такое «адре»! — сердито потребовала она. — Мне всю ночь снилось это «адре»! Ну, вчера, когда вы от нас уходили — вспомните! — в дверях остановились и — адре, адре, адре…

— Адреса своего я этому… Попову Николаю не оставлю. Если расстанемся, то навсегда! — объяснил Жорж Свинкин, и бабушка Анфиса Поликарповна откинулась на спинку скамейки и так облегченно вздохнула, словно сделала немалое научное открытие, но тут же недовольно сказала:

— Мне ваших услуг не надо. Хватит с меня вашего непосолённого борща.

— Ах, какой это был потрясающий конфуз! — виновато воскликнул Жорж Свинкин. — Но, как говорится и не про вас будь сказано, и на старуху бывает проруха. Нервничал я, очень сильно переживал происходящее, жизнью ведь дважды рисковал и в высшей степени болезненно беспокоился о Шурике.

— Так я и поверила! По-моему, вы, извините, тряслись над своим поповским вратарём, который, кстати, храпит, как слон.

— О Шурике, о Шурике, о Шурике и только о Шурике мои заботы. Потом я вам всё объясню популярно и убедительно. Сначала позвольте проинформировать вас о сложившейся обстановке. Мои документы и деньги возвращены мне при помощи доблестных работников милиции, — озабоченно говорил Жорж Свинкин. — При их же чутком содействии мой костюм приведен в приличный вид. Командировка мне продлена. У вас дома никого нет.

— Как — нет?!

— Так — нет. Шурик с этим… Поповым Николаем тренируются на стадионе. Вечером наш поповский вратарь уже примет участие в игре. Не знаю, чем всё это…

— Врите, да знайте меру! — Бабушке Анфисе Поликарповне не удалось скрыть ни раздражения, ни возмущения. — Как же он может играть, если он ни разу не играл? Кто ему позволит?

— Я, — гордо, хрипло и скрипло произнес Жорж Свинкин, — организовал всё это. Я, — ещё более гордо, ещё более хрипло и ещё более скрипло продолжал он, — хотел ему устроить прямой путь в большой футбол. Он, то есть Попов Николай, по глупости отказался от моей бескорыстной помощи. И будет наказан. Вам же я рекомендую не отказываться хотя бы от одной моей услуги. Приближается время обеда, а его, обеда, у вас нет. Позвольте, я окажу вам помощь в приобретении всех необходимых составных частей для подлинного обеда и приготовлю его.

Опять раздраженно и возмущённо бабушка Анфиса Поликарповна спросила:

— Как же мы попадём домой, если там никого нет, а у меня нет ключа?

— Всё будет, — скромно склонил голову в зеленом берете с белым хвостиком на макушке Жорж Свинкин. — И ключ будет, и обед будет. Обед будет такой, какого вы ещё ни разу в жизни не испытывали.

Бабушка Анфиса Поликарповна вполне бы нашла в себе силы отказаться от столь заманчивого предложения, хотя бы и в компании со столь до сих пор подозрительным субъектом. Но у неё не было ключа от квартиры, в квартире никого не было, и, кроме того, она не помнила, как к этой квартире пройти. Она не помнила дороги.

Волей-неволей ей пришлось принять предложение бескомандного тренера. И пока они шествуют, чтобы приготовить подлинный обед, расскажу вам, уважаемые читатели, о предшествующих событиях, среди которых есть и довольно неожиданные.

Развивались они стремительно. В больнице Жоржа Свинкина ждал отремонтированный и перекрашенный в коричневый цвет костюм и сообщение из милиции, что документы и деньги найдены.

Это придало Жоржу Свинкину такое невероятнейшее количество сил, энергии, которая показалась ему умственной, что он тут же, сразу, вмиг придумал грандиознейший план своих дальнейших действий и уже заранее и абсолютно был убеждён в наиблагополучнейшем исходе. Бескомандный тренер в глубине души уже безоговорочно мнил себя руководителем талантливейшей команды! Правда, поврать для этого придётся ещё немало! Много-много придётся ещё хитрить, лукавить, лгать, изворачиваться. Но зато будет он тренером, а не ночным сторожем. Для него это стало сейчас совершенно ясно.

Облачившись, можно сказать, в новый костюм, Жорж Свинкин многословно и торжественно распрощался с врачами и медсестрами, поблагодарил их за чуткость и заботливость, собрался было выразить свою признательность в письменной форме, да вовремя вспомнил о своей же полуграмотности.

А врачи и медсестры были попросту рады расстаться с таким неудобным и суматошным пациентом.

Словом, все были довольны, а больше всех сам Жорж Свинкин. Им владело такое самоуверенное и взбудораженное настроение, словно не прыгал он с поезда на полном ходу и не разбивался, не вёл смертельно опасной борьбы с обмазученной бочкой, не требовал с гражданки Суслопаровой Глафиры Сосипатровны блинов со сметаной, не ехал в чуде двадцатого века.

Выйдя из больницы на улицу, он сообщил приятнейшие для себя новости поджидавшему его Егору Весёлых и самодовольно, с некоторым оттенком пренебрежения закончил:

— Сейчас всё пойдёт как по маргарину. Мне вас с этим… Поповым Николаем будет активно жаль, если вы не пойдёте в мою команду «Питатель». Жаль. Значит, вы неплохие игроки, но не совсем умные люди.

Получив же документы и деньги, Жорж Свинкин почувствовал новый прилив сил и энергии, которая опять показалась ему умственной, многословно и торжественно поблагодарил работников милиции и в заключение сказал:

— Можете считать, дорогие и уважаемые товарищи, что вы не только помогли лично мне, но и содействовали развитию нашего отечественного футбола.

— Не преувеличивайте наших достаточно скромных услуг, — ответили ему, — всё было просто. Документы и деньги вы оставили в пиджаке, работница химчистки положила их в стол и забыла о них, а потом при нашей помощи вспомнила. Больших вам спортивных успехов и не забудьте, пожалуйста, рассчитаться с гражданкой Суслопаровой Глафирой Сосипатровной за блины и сметану. А то она будет повсюду искать вас на своем мотоцикле, а нас закидает жалобами.

Рассыпавшись, как говорится, в извинениях, Жорж Свинкин пообещал рассчитаться в самое ближайшее время. Егору Весёлых он сказал с весьма и весьма загадочным видом:

— Вынужден оставить вас. У каждого свои заботы. Пока, до вполне возможной встречи.

Документы дяди Коли ждали его в милиции, но Егор Весёлых не испытывал почти никакого удовлетворения, почти никакой радости. Сердце его щемило то ли предчувствие чего-то недоброго, то ли его измучило отсутствие усов, которые он машинально пробовал покрутить и в результате хватал себя за нос.

Когда ему надоело ждать приятелей, он сходил к Шурику Мышкину, никого там не застал и тогда прямым ходом направился на домостроительный комбинат. Здесь многие его хорошо помнили, и ему не стоило труда быстро разыскать знакомых футболистов.

Они ошеломили Егора Весёлых потрясающим известием: сегодня команда «Строитель» встречается с командой «Лесник», и на игре будет московский тренер, из-за которого и пришлось так неожиданно организовывать матч. Игра уже назначена, сделано объявление по радио. А самое главное: московский гость намерен отобрать наиболее способных футболистов.

Но вот беда, вот беда, — сокрушались комбинатовские футболисты, — у них в команде оба вратаря уехали сдавать экзамены, а центральный защитник, он же играющий тренер, ночью простудился на рыбалке, лежит с высокой температурой. Однако выход из положения есть. Егор Весёлых может выступить в роли центрального защитника, а где-то в посёлке, говорят, обнаружился неплохой вратарь. Московский тренер требовал, чтобы его обязательно включили в команду.

Тут-то Егор Весёлых и понял, как повезло Николаю, и на радостях забыл даже расспросить, откуда взялся какой-то московский тренер.

— Вратарь будет, — сказал он, — очень способный парень, хоть и неопытный. Команду собирайте часа за три до игры, потренируемся немного и кое о чём договоримся.

И ещё приятные сведения: Николаю и работа найдётся, и место в общежитии обеспечено. А о месте в команде и говорить нечего.

Егор Весёлых обещал сейчас же привести вратаря на стадион и просил выделить несколько нападающих.

Он помчался разыскивать Николая, не переставая размышлять о том, как лучше подготовить его к игре. Думал он и о том, что же ещё может предпринять Жорж Свинкин, чтобы переманить перспективного вратаря в свою команду. Ведь не зря же он пытался оклеветать его, называя настоящим попом?

Но постепенно все мысли Егора Весёлых свелись к предстоящему матчу и подготовке к нему.

Шурика и дядю Колю он встретил у здания милиции. Они только таращили глаза и, видимо, не понимали, что он им толкует.

— Ну, что уставились? — рассердился Егор Весёлых. — Я считал, что вы от радости запрыгаете, а вы…

— А усы?! — вырвалось у Шурика.

— Отрастут! А я к тому времени поумнею. Николай, уразумей, пожалуйста: тебя на работу принимают, обещают место в общежитии, сегодня вечером матч, ты — в воротах! А прямо сейчас отправляемся на тренировку. Покажешь, на что ты способен. Ну?

— Дай подумать. Все меня пугали, что смеяться надо мной будут, дразнить меня станут, — бормотал дядя Коля, до которого, судя по всему, не дошёл истинный смысл услышанного. — И вдруг тренировка, матч, я в воротах, в общежитии место…

— Как же он будет стоять в воротах, если он не готов к этому? — поразился и обрадовался Шурик. — Он ведь даже всех правил не знает!

— В воротах он будет стоять стоя. Ты, Шурик, будешь за воротами и в случае чего подскажешь ему. А я центр защиты. Вы поймите, что игра товарищеская, результат для нас с вами не имеет значения…

— Не имеет значения?! — почти предельно возмутился дядя Коля. — Уж если я встану в ворота, я голы пропускать не намерен!

— Вот только, этого я и боюсь, — признался Егор Весёлых. — Пропустишь гол — а с кем, скажи, такого не бывало? — и растеряешься, и расстроишься и… и пиши пропало!.. Самое главное, Коля, сегодня всё равно всё решится. С матча ты уйдешь футболистом команды «Строитель» и рабочим комбината. Опять же какой-то московский тренер на игру приезжает. Вдруг ты на него произведешь впечатление?.. Как говорил мой любимый командир, старший лейтенант Синица, самое основное в прыжках — это разбежаться и оттолкнуться от земли ногами. Всё остальное будет по закону земного притяжения… Идём на стадион, товарищи!

— А выдержу я? — очень глухо спросил дядя Коля, и голос его дрогнул. — У меня уже поджилки трясутся, а что на матче со мной будет?

— Если вы собираетесь в большой футбол, — неожиданно строго, как-то совсем по-взрослому проговорил Шурик, — вы сегодня и должны доказать, что достойны этого. Я уверен, что всё будет в порядке.

— Леспромхозовская команда никогда хорошо не играла, — уже по дороге рассказывал Егор Весёлых. — Но был там один тип, очень вредная личность. Ростика небольшого, голосок писклявый, по фамилии Комаров, а прозвище, конечно, Комарик. Всё норовил подножку сделать, руками схватить или оттолкнуть и пнуть мог, если судья не видел. Всегда нападал на вратарей, много им гадостей делал. Но игрок неплохой. С обеих ног из любого положения бил здорово.

Всю дорогу до стадиона говорил один Егор Весёлых, пытаясь, если и не развеселить дядю Колю, то хотя бы отвлечь от беспокойных мыслей. Но тот всё больше и больше мрачнел и вдруг произнес довольно-таки бодро:

— Можно попробовать! Лиха беда — начало.

На стадионе их ожидало человек десять, из них двое в футбольной форме упражнялись с мячом. Увидев мяч, дядя Коля ещё сильнее разнервничался.

Но прежде чем продолжить наше повествование, разрешите мне, уважаемые читатели, рассказать вам о том, что представляли из себя встречи «Строителя» с «Лесником» вообще и что значила сегодняшняя в частности.

Футбол в посёлке и в леспромхозе любили примерно так же, как в Бразилии, то есть самозабвенно, яростно и неистово. Почти все игры проходили в посёлке, так как в леспромхозе на стадионе трибун не было. Лесники приезжали на матчи в нескольких автобусах, на личных машинах и мотоциклах. И, хотя их, лесников, было значительно меньше, чем поселковых болельщиков, они были горластее.

Каждый матч между «Строителем» и «Лесником» проходил в напряжённейшей, накалённейшей, возбуждённейшей, а часто и в нервнейшей обстановке, причем страсти на трибунах по накалу значительно превосходили страсти на поле.

И как бы ни заканчивался матч, он, в сущности, всегда был весёлым и шумным праздником для трудящихся людей, отличной возможностью отдохнуть, развлечься, забыть о горестях и неудачах, вдоволь поболтать, посмеяться, поспорить, попереживать, то есть здорово поболеть.

Обе команды не отличались, между нами говоря, сколько-нибудь высокой техникой игры, вряд ли ставили перед собой тактические задачи, но уж зато желания именно ПОИГРАТЬ, забить гол у них было хоть отбавляй. И этого зрителям было вполне достаточно, чтобы болеть в полную силу.

Для нашего же повествования особо надо подчеркнуть неизбывную и глубокую любовь болельщиков обеих команд к одиннадцатиметровым ударам. Можно с полным основанием утверждать, что игра, в которой не назначались пенальти, наносила удар в сердце болельщикам и казалась очень неполноценной. Они и на игру-то шли, в основном, только потому, что надеялись обязательно увидеть, как пробьют на их глазах одиннадцатиметровый.

И ещё наиважнейшая для нашего повествования деталь: здешние вратари отражать пенальти не умели. Например, упомянутый выше Комарик забил все одиннадцатиметровые удары, какие ему доверяли пробить.

Итак, Егор Весёлых, дядя Коля и Шурик появились на стадионе. Здесь их уже ожидали, как вы помните, уважаемые читатели, человек десять, двое из которых были в футбольной форме и упражнялись с мячом.

Увидев мяч, дядя Коля ещё сильнее разнервничался. Он вдруг помрачнел, на вопросы отвечал недружелюбно, не поднимая глаз от земли, и неожиданно спросил почти грубо:

— Шурик, надеюсь, будет стоять за воротами?

— Как договорились, — спокойно отозвался Егор Весёлых. — Сейчас для начала побью я, потом вот эти орлы. И учти, Коля: я для матча придумал такую хитрую штуку, что болельщики тебе «ура» кричать будут.

Дядя Коля встал в воротах, поразминался, деловито прошёлся взад-вперёд между стойками, несколько раз легко и непринужденно достал перекладину руками, и Шурик заметил, как быстро и разительно преобразился его друг. Дядя Коля уже походил на настоящего вратаря! И это почувствовали все, кто пришёл на него посмотреть.

Конечно, он нервничал, чуть-чуть излишне суетился, но всё это было вполне естественно, и Егор Весёлых командирским тоном предложил:

— Начнём!

«По-настоящему он будет бить или понарошку?» — с большой опаской подумал Шурик, но тут же понял, что Егор Весёлых настолько верит в дядю Колю, что сразу попробует нанести самый хитрый и сильный удар, на какой только способен.

Вот он поставил мяч на одиннадцатиметровую отметку, несколько раз придирчиво поправил его, отошёл…

И даже когда мяч с гулким звоном, по скорости подобно пушечному ядру (недаром такие удары называют именно пушечными), стукнулся о правую стойку и отскочил в поле, дядя Коля не пошевелился.

Видевшие это недоуменно пожали плечами и с недоверием переглянулись.

— Вы… вы… почему… — шептал Шурик.

— Я знал, что мяч идет мимо, — громко и немного высокомерно ответил дядя Коля.

Ко второму удару Егор Весёлых готовился менее тщательно, чем к первому, и пробил вроде бы даже и небрежно. Но это был коварный удар. Он вынуждает вратаря броситься в одну сторону, а мяч летит в противоположную.

Так оно и должно было произойти. Дядя Коля собрался поймать мяч справа… но в самом начале движения, вдруг грозно крякнув, переметнулся влево, и мяч был у него в руках.

— Вот это полный порядок! — крикнул Шурик. — Так держать!

Он видел, что Егор Весёлых переволновался гораздо больше вратаря. Это и понятно: ему и гол забить хотелось, а ещё сильнее хотелось, чтобы дядя Коля продемонстрировал свои недюжинные способности, чтобы о них стало известно сопернику.

И третий удар вратарь отразил в великолепном прыжке, но так тяжело и шумно грохнулся на землю, что, поднявшись, долго растирал ушибленные места, потому что их было много.

Между тем здешние футболисты шёпотом препирались, кому из двоих бить первым, и оба вроде бы охотно уступали очередь друг другу.

— Время-то идет! — напомнил им дядя Коля, и тогда один из них — длинный, худой, сутулый, с очень сильными ногами — осторожненько начал готовиться пробить. Он поколдовал над мячом, даже попрыгал, далеко-далеко отбежал, низко пригнулся, бросился вперёд, словно собираясь упасть, ударил… Дядя Коля полетел направо, а мяч — влево, но каким-то невероятным движением ноги, которая вроде бы стала длиннее, вратарь, громко прорычав, отбил его и успел вскочить и ещё успел к мячу при добивании…

— Эх, Стёпа, Стёпа! — крикнули футболисту, а он только развёл руками.

Постепенно Стёпа и его товарищ увлеклись, раззадорились, в конце концов просто разозлились, как говорится, по-хорошему, по-спортивному, однако ни один удар так и не достиг цели.

Такого в посёлке ещё не видели!

— Достаточно, — остановил Егор Весёлых. — Немного отдохнем и будем отрабатывать угловые.

— Нет, нет, должен я гол забить! — выкрикнул Стёпа. — Со стадиона не уйду, пока не забью!

— Три удара, — разрешил Егор Весёлых. — Коля, ты согласен?

Дядя Коля только кивнул и небрежно махнул рукой, дескать, валяйте, мне не в труд.

Стёпа крепко прижал мяч к груди, торжественно, почти как на параде, прошагал к одиннадцатиметровой отметке, предельно бережно поставил мяч на землю, придирчиво оглядел его, отошёл, пригнулся…

Удар был такой силы, что Шурик не видел полёта мяча. Дядя Коля резко отбил его правой рукой, и мяч сбил Степу с ног!

Раздался не хохот, а прямо-таки хохотище. Егор Весёлых катался по траве. Шурик визжал, упав на спину, дрыгая ногами. Кое-кто вытирал слёзы.

Серьёзным остался лишь дядя Коля. Он помог Степе подняться, похвалил:

— Здорово бьешь, парень!

— А… если… бы… я… в… угол? — еле-еле-еле-еле выговорил Стёпа, и дядя Коля уверенно ответил:

— Я любой мяч беру.

— Но… ведь… так… не… бывает…

— Не бывало, — поправил дядя Коля, — теперь — будет.

Надо ли мне сообщать вам, уважаемые читатели, что ещё задолго до начала матча между командами «Строитель» и «Лесник» болельщики их прослышали о появлении необыкновеннейшего вратаря, который берёт все пенальти? И надо ли объяснять вам, что все болельщики, собираясь на игру, мечтали увидеть именно одиннадцатиметровые удары?

Сначала потрясающая новость воспринималась просто с интересом, потом с удивлением, затем с недоверием, а то и с полным неверием, но постепенно споры, толки, пересуды разгорелись с невиданной силой.

И если поселковые болельщики, веря и не веря радостнейшему для них слуху, ликовали, заранее предвкушая победу, то болельщики из леспромхоза сначала позволили себе усомниться в существовании непробиваемого вратаря, а через некоторое время уже понемножечку паниковали, заранее готовясь к горькому поражению. Они спросили своего центрального нападающего:

— Как себя, Комарик, чувствуешь?

— Пищу, попискиваю, кусаться хочется! — действительно пропищал тот весело и беззаботно. — Я ещё ни разу с матча без гола не улетал. А сегодня… будьте уверены! Мне этого нового вратаря просто жалко! Опозорю я его!

Короче говоря, никогда ещё поселковые и леспромхозовские болельщики не ожидали матча с таким нетерпением и интересом, в надежде увидеть захватывающее зрелище.

А пока болельщики обеих команд судачили, спорили, высказывали множество прогнозов и предположений, Егор Весёлых, Шурик и несколько местных футболистов без устали тренировали дядю Колю.

— Достаточно! — строго приказал Егор Весёлых. — Пора поесть и отдохнуть.

— Ой, а нам ведь надо к бабушке! — с огорчением воскликнул Шурик. — Я же совершенно забыл о ней! Она же голодная! Я вообще не знаю, где она сейчас!

— Да, да, перед уважаемой Анфисой Поликарповной мы в значительной вине, — озабоченно произнес дядя Коля. — Обещали быть к обеду…

— А я считаю, — строго повысил голос Егор Весёлых, — считаю как тренер, что ничего с вашей уважаемой Анфисой Поликарповной не случилось, не случится и не может случиться. И думать надо не о ней, а о матче. У вас ведь даже и поесть-то нечего.

— А я и думаю только о матче, — сурово сказал дядя Коля. — Но я нашёл приют и ночлег в их доме. Там сейчас мой дом. А обед мы быстренько организуем.

Помолчав, Егор Весёлых недовольно согласился:

— Ладно. Я зайду за вами. Если у вас появится Свинкин, гоните его! Даже не разговаривайте с ним! Думайте только о матче!

Как видите, уважаемые читатели, Егор Весёлых беспокоился не зря, предчувствуя, что Жорж Свинкин ещё не сдался, что он ещё сделает попытку и не одну переманить дядю Колю в свою пока не существующую команду «Питатель».

Вот сейчас мы и посмотрим, чем занят бескомандный тренер. Вернее, сначала я сообщу вам, чем он занимался утром, получив отремонтированный костюм, документы и деньги.

Первым делом он купил себе зелёный берет с белым хвостиком на макушке и огромные темные очки. Затем он помчался на домостроительный комбинат и, размахивая своим удостоверением, врал до тех пор, пока ему не поверили.

Очень нагло выдавая себя за московского тренера, Жорж Свинкин не просил, а требовал и даже немножечко угрожал. Ещё более того он обещал, предлагал, снова и снова обещал, снова и снова требовал…

— Обязательно разыщите мне вратаря Попова Николая! — скрипло хрипел Жорж Свинкин. — Из-за него, собственно, я и оказался в вашем посёлке! Он дружит с неким Егором Весёлых! Всех достойных игроков я забираю с собой немедленно, сразу!

И местным спортсменам уже казалось, что их «Строителю» пора срочно собираться ехать в Москву прямо на стадион в Лужниках, где его прямо-таки ждут не дождутся для участия во встрече с одной из ведущих команд страны.

Якобы московский тренер Жорж Свинкин никому не дал сказать ни слова, исчез так же внезапно, как появился, на прощанье приказав:

— Начало матча ровно в девятнадцать ноль: ноль. Обеспечьте квалифицированное судейство. И напоминаю: лучшие игроки могут рассчитывать на место в основном составе моей команды.

Хотя в футболе Жорж Свинкин намеревался осуществить на практике свой собственный, доселе не применяемый в мире принцип «лучшее нападение — оборона», в жизни он всегда шёл напролом, не давая собеседникам возможности не только ответить, но и подумать.

В данном же случае всё объясняется проще простого. Появился добрейший, судя по всему, человек, он же московский тренер, и пожелал увидеть игру местных футболистов и лучших взять в свою команду. Чего же тут гадать? Медлить? Спорить? Сомневаться?

И матч был объявлен.

Однако никто, конечно, не знал, не догадывался, что сам-то Жорж Свинкин, действуя энергично и временами нагло, понятия пока не имел, для чего он всё это делает!

Вообще-то кое на что он рассчитывал. Жоржу Свинкину, например, казалось, что если этот… Попов Николай опозорится на глазах и в глазах местных болельщиков, то с удовольствием уедет отсюда. Значит, надо всё сделать для того, чтобы его дебют оказался крайне неудачным и — хорошо бы! — постыдным.

И бескомандный тренер продолжал действовать, он не ходил, а бегал и вскоре уже был осведомлен, что дома у Шурика никого нет, что он с Поповым Николаем и Егором Весёлых сейчас на стадионе.

Требовалось обнаружить бабушку Анфису Поликарповну. Это ему удалось не сразу, пришлось побегать по посёлку из конца в конец, вдоль и поперек.

Обнаружил Жорж Свинкин бабушку Анфису Поликарповну, убедил её в том, в чём хотел убедить.

Тёти Варвары, к счастью, дома не оказалось, и ключ им вручила внучка.

Войдя в квартиру и влетев на кухню, Жорж Свинкин почти молниеносно приготовил завтрак, заварил чай, и бабушка Анфиса Поликарповна уже относилась к нему достаточно терпимо.

А он, приступив к приготовлению настоящего, подлинного обеда, всё ещё толком не знал, зачем он всё это совершает, и усиленно размышлял над тем, как будут развиваться события. Кроме того, предстояло немедленно и по возможности точно установить, какую роль в них сможет сыграть бабушка Анфиса Поликарповна.

Итак, он готовит обед, сюда приходят Шурик и этот… Попов Николай… Каким образом испортить им обоим настроение?.. А если с ними заявится Егор Весёлых?.. Плохой вариант… Значит, надо… значит, надо… значит, надо…

— Значит, надо, — хрипло проскрипел Жорж Свинкин, — как-то оградить Шурика от влияния бывшего попа, а то ах какие могут быть серьёзные последствия! — Он торопливо, суматошно, нервно, даже испуганно разделывал овощи, жарил лук на сковородке. — Представляю, что испытают родители Шурика, узнав…

— Предоставьте это мне, — небрежно оборвала бабушка Анфиса Поликарповна. — Пока всё идет естественно. Буквально в течение неполных суток Шурик словно ожил, стал походить на нормального мальчишку. Даже я претерпела некоторые изменения! — удивленно призналась она.

«Я разучился врать! — пронеслась в голове Жоржа Свинкина ужасная догадка. — Да, да, я не могу уже легко, быстро, непринужденно и несколько изящно обмануть кого угодно!.. Я стал забывать, как это делается… Кошмар… ужас… кризис… крушение… катастрофа!»

— Что с вами?! — испуганно вскрикнула бабушка Анфиса Поликарповна, увидев, как побледневший Жорж Свинкин схватился левой рукой за сердце, а правой за голову и пошатнулся. — Вам плохо?

— Мне жутко. Я горю.

— Не сгорел бы лук…

— Я важнее лука! — гордо, жалобно и скрипло прохрипел Жорж Свинкин. — Сегодня решается моя судьба! Ведь я приехал сюда тренером, а по всей вероятности уеду отсюда ночным сторожем! И это зависит от Попова Николая! — Он очень глубоко и очень тяжко вздохнул четыре раза, но вдруг хихикнул. — Ничего, ничего, ничего! Пусть опозорится!

— Кто? — бабушка Анфиса Поликарповна вздрогнула. — Кто опозорится?

А Жорж Свинкин пританцовывал около плиты, весело гремел крышками от кастрюль, размахивал ложкой, но — замер и почти предельно скорбно заговорил:

— Ваш поп Попов опозорится. И я уже не смогу этому воспрепятствовать. Предупредите внука со всей строгостью старости и родственности, чтобы они отказались от глупейшей затеи с матчем! Весь посёлок только и обсуждает вопрос о том, что в воротах будет стоять поп!

— Господи! — вырвалось у бабушки Анфисы Поликарповны. — Да неужто?!

Но не успел Жорж Свинкин ответить, как раздался требовательный звонок, который не просил открыть двери, а приказывал.

За порогом стоял Егор Весёлых. Он лишь взглянул на Жоржа Свинкина, тот мгновенно похолодел от страха и вспотел от злости и… шагнул через порог.

И вот он уже мчался по улице. Сердце его совершенно бешено колотилось, в голове ужасно гудело, ноги подкашивались. Жорж Свинкин уже не мчался, а брёл, ничего почти не соображая, кроме того, что опять все его планы рухнули. Остановившись у тележки с газированной водой, он, к полнейшему удивлению заспанной продавщицы, сам налил себе и выпил пять стаканов…

Это вернуло ему некоторую часть способности думать, ведь он надеялся, что бабушка Анфиса Поликарповна передаст его опасения внуку и Попову Николаю, и они так разнервничаются, в такую впадут панику, что бывший поп не возьмёт ни одного мяча!

Теперь же всё может испортить и, конечно, испортит Егор Весёлых. Но почему явился он, а не Шурик с вратарём?

Дело было так. Расставшись после тренировки с Шуриком и дядей Колей, Егор Весёлых сначала направился к себе домой и, размышляя о том, как он сам поест и накормит кота Жоржика, вдруг вспомнил Жоржа Свинкина. Он быстренько повернул обратно и бегом прибежал в квартиру Шурика.

Закрыв дверь за бескомандным тренером, Егор Весёлых выяснил у бабушки Анфисы Поликарповны обстановку, проговорил с большим удовлетворением:

— Вовремя же я пришёл. Иначе бы этот субъект испортил Николаю настроение, а тот и так еле живой от переживаний. Куриного супа у вас не получится, но курицу я ещё попытаюсь спасти и зажарю.

— Не пугайте меня, — умоляющим тоном попросила бабушка Анфиса Поликарповна.

— Наоборот, я вас успокаиваю. Этот бывший клетчато-полосатый забыл вынуть из курицы внутренности. Обещаю вам спасти её! — Егор Весёлых так развеселился, что даже немного похохотал. — Понимаете, Анфиса Многокарповна…

— Что? Что? Я Поликарповна!

Егору Весёлых пришлось призвать на помощь всю свою силу воли, чтобы перестать хохотать.

— Простите, оговорился! «Поли» — значит «много». Вот у меня и получилось… Многокарповна! Больше не буду! Больше не буду! — И Егор Весёлых стал серьёзным.

— Никогда бы не подумала, — обиженно сказала бабушка Анфиса Поликарповна, — что меня будут дразнить даже на старости лет!

— Видимо, это означает, — самым любезнейшим тоном ответил Егор Весёлых, — что ваших лет никто не замечает.

Шурик и дядя Коля застали их в таком веселом настроении, что сразу почувствовали: всё сегодня будет хорошо.