Эгоистъ

XIV.

Приблизительно черезъ часъ въ кабинетъ отца вошла Фрида. Онъ все еще безпокойно ходилъ взадъ и впередъ. Молодая дѣвушка испугалась, взглянувъ на него: въ его лицѣ все еще отражались слѣды той борьбы, которую ему пришлось вынести въ этотъ часъ. Правда, онъ пытался скрыть свое волненіе и при озабоченномъ вопросѣ дочери сослался на нездоровье, но она все же видѣла лихорадочное безпокойство, мучившее его. Однако дѣвушка была еще настолько чужда отцу, чтобы прось­бами и настояньями добиться довѣрчивости, которой онъ доб­ровольно не проявлялъ къ ней; но она со скрытымъ страхомъ глядѣла на темныя тѣни, лежавшія на немъ теперь, когда все должно было бы дышать лишь радостью и примиреньемъ.

Въ этотъ моментъ вошелъ Густавъ подъ-руку съ невѣстой. Онъ видимо только что вернулся изъ города — по крайней мѣрѣ онъ былъ въ шляпѣ и перчаткахъ. Но въ сущности онъ пробылъ въ отсутствіи не болѣе часа.

— А я и Джесси прихватилъ съ собою, — сказалъ онъ своимъ обычнымъ веселымъ тономъ, — а такъ какъ и Фрида какъ разъ у тебя, то мы можемъ устроить въ твоемъ кабинетѣ се­мейное засѣданіе. Ты удивленъ тѣмъ, что я уже вернулся, Францъ? Правда, я хотѣлъ избавить тебя на сегодня отъ за­нятiй, но принужденъ обратиться къ тебѣ за рѣшеніемъ. Въ конторѣ я встрѣтилъ нѣсколько переселенцевъ, во что бы то ни стало желавшихъ видѣть тебя, а такъ какъ сегодня ты во­все не поѣдешь въ городъ, то я привезъ сюда этихъ людей.

— Да, Густавъ привезъ ихъ въ своемъ экипажѣ, — подтвер­дила Джесси, которая все же была нѣсколько изумлена, увидѣвъ, что ея женихъ подъѣхалъ къ дому вмѣстѣ съ простыми крестьянами въ своемъ элегантномъ экипажѣ.

— Это — нѣмцы, даже земляки, какъ разъ изъ нашихъ мѣстъ, — быстро произнесъ Густавъ. — Возможно, что они одни и не на­шли бы дороги сюда на дачу, и я счелъ за лучшее захватить ихъ съ собою.

— Это было совершенно излишне, — сказалъ Францъ Зан­довъ безпокойно и въ то же время съ неудовольствіемъ. — Вѣдь наверно ихъ дѣло могло бы потерпѣть до завтра. Да что во­обще мнѣ лично дѣлать съ переселенцами? Вѣдь они могутъ въ конторѣ получить любую справку. Такъ ты дѣйствительно привезъ ихъ всѣхъ сюда?

— Да, кромѣ агента фирмы Дженкинсъ и Компанiя. Онъ уже вчера былъ здѣсь и выразилъ желаніе поговорить съ то­бою; я предложилъ ему явиться сегодня утромъ въ контору и пріѣхалъ какъ разъ во-время, чтобы отогнать его отъ переселенцевъ, которыхъ онъ ни за что не хотѣлъ допустить до тебя, прежде чѣмъ онъ въ достаточной степени „оріентировалъ“ бы тебя, какъ онъ выразился. Ты конечно примешь ихъ? Я имъ опредѣленно обѣщалъ, что ты переговоришь съ ними.

Не давъ брату времени на какое либо возраженіе, Густавъ открылъ дверь соседней комнаты и предложилъ находившимся тамъ мужчинамъ войти въ кабинетъ.

Обѣ молодыя дѣвeшки выразили намѣреніе удалиться, услышавъ, что речь шла о дѣловыхъ вопросахъ, однако Густавъ крѣпко скватилъ Джесси за руку и тихо, но съ удареніемъ, сказалъ ей и племянницѣ:

— Останьтесь, и главнымъ образомъ ты, Фрида!.. Вы обѣ нужны мнѣ.

Между тѣмъ незнакомцы уже вошли въ кабинетъ. Это были три коренастыхъ земледѣльца съ загоревшими лицами и руками, носившими слѣды тяжелой работы. Старшій изъ нихъ, человѣкъ среднихъ лѣтъ, по внѣшнеу виду и одеждѣ былъ довольно представителенъ. Остальные два были моложе и одѣты побѣднѣе. Они въ смущеніи остались стоять у двери, тогда какъ ихъ главарь спокойно сдѣлалъ несколько шаговъ впередъ.

— Вотъ мой братъ, — сказалъ Густавъ, указывая на Франца Зандова. — Говорите съ нимъ безъ стѣсненія. Онъ одинъ мо­жетъ дать вамъ въ вашемъ дѣлѣ настоящій совѣтъ.

— Здравствуйте, господинъ Зандовъ, — заговорилъ земледѣлецъ по-нѣмецки съ замѣтными провинціализмами. — Мы рады тому, что нашли здѣсь нѣмцевъ-земляковъ, съ которыми можно потолковать по совѣсти. Въ вашей конторѣ, гдѣ мы думали найти васъ, мы встрѣтили полный отказъ и насъ даже хотѣли задержать, да къ счастью въ это время какъ разъ появился вашъ братъ. Онъ тотчасъ же принялъ въ насъ участье и былъ чрезвычайно рѣзокъ съ агентомъ, не желавшимъ допустить насъ къ вамъ. Но такъ онъ поступилъ вполнѣ правильно — мы уже давно не вѣримъ всей бандѣ.

Францъ Зандовъ поднялся; онъ видѣлъ, что надвигается буря, и кинулъ на брата грозный, полный упрека взглядъ. Но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ рѣшилъ не уступать предъ этими пересе­ленцами и, стараясь внѣшне сохранить спокойствiе, спросилъ ихъ дѣловымъ тономъ:

— Что вамъ угодно отъ меня и какой совѣтъ долженъ я дать вамъ?

Земледѣлецъ погдядѣлъ на обоихъ своихъ спутниковъ, словно ожидая, что они заговорятъ; но такъ какъ они молчали и только усердно закивали ему головой, то онъ самъ началъ го­ворить:

— Мы попали въ серьезное затрудненіе и не знаемъ, какъ выбраться изъ него. Уже при отъѣздѣ изъ Германіи намъ ука­зали, что мы должны обратиться къ фирмѣ Дженкинсъ и Компанія, а когда мы высадились въ Нью-Іоркѣ, насъ встрѣтили агенты этой фирмы. Они наобѣщали намъ золотыя горы, а въ конторѣ господина Дженкинса намъ сообщили, что на Дальнемъ Западѣ находится настоящій рай. Но по дорогѣ сюда мы случайно встрѣтили нѣсколькихъ нѣмцевъ, уже долгіе годы живущихъ въ Америкѣ, и они спѣли намъ совсѣмъ другую пѣсню. Они сказали намъ, что мы должны съ большой осторожностью относиться къ этому Дженкинсу и его раю, что онъ — настоящій головорѣзъ, кровопійца и уже многихъ сдѣлалъ несчастными. Намъ оказали, что мы сами со всѣмъ своимъ достояніемъ погибнемъ въ его лѣсахъ, да и много чего другого въ этомъ же родѣ сообщили намъ. Ну, и вотъ мы впали въ смущеніе. Агентъ, ѣхавшій съ нами, но въ другомъ купе, разозлился до крайно­сти, когда мы прямо передали ему все, что услышали; но, какъ я уже сказалъ, мы не довѣряемъ ему и рѣшили какъ слѣдуетъ обсудить все, прежде чѣмъ уѣхать на пару сотенъ миль далѣе на западъ.

Густавъ, стоявшій рядомъ съ невѣстой, слушалъ повидимому спокойно, Джесси казалась нѣсколько испуганной; она не по­нимала всего дѣла, но все же предчувствовала, что здѣсь вопросъ шелъ о чемъ-то большемъ, чѣмъ простая дѣловая справка. Наоборотъ Фрида, затаивъ дыханіе, прислушивалась къ словамъ, такъ страшно совпадавшимъ съ тѣмъ разговоромъ, кото­рый она нѣсколько недѣль тому назадъ вела со своимъ отцомъ. Но тутъ же у нея возникъ вопросъ, какая собственно связь была у него съ этимъ переселенческимъ дѣломъ.

— Намъ указали на вашъ банкъ здѣсъ, мистеръ Зандовъ, — продолжалъ земледѣлецъ, — куда мы должны были обратиться, чтобы подписать договоръ и внести плату за землю. И вотъ въ гостиницѣ, гдѣ мы остановились, мы узнали, что вы — нѣмецъ, да къ тому же еще изъ нашихъ же родныхъ мѣстъ. Тогда я обратился къ своимъ спутникамъ: „Дѣти мои, намъ нечего безпокоиться! Пойдемъ къ земляку и разскажемъ ему все, какъ есть. Вѣдь онъ — нѣмецъ, у него навѣрно есть совѣсть, и онъ конечно не направитъ своихъ земляковъ прямо на гибель“.

Если Францъ Зандовъ до сихъ поръ еще въ полномъ объемѣ не cознавалъ того, какъ онъ погрѣшилъ со своей спекуляціей, то онъ понялъ это въ настоящій моментъ, а простыя, полныя довѣрія слова земляка жгли его душу сильнѣе самыхъ тяжкихъ упрековъ. Онъ чувствовалъ себя, какъ на пыткѣ. И вдругъ случилось нѣчто еще болѣе худшее. Фрида тихо скольз­нула къ нему. Онъ не глядѣлъ на нее, не будучи въ силахъ сдѣлать это въ настоящій моментъ, но чувствовалъ на себѣ ея боязливый,вопросительный взглядъ, ощущалъ, какъ дрожала рука, охватившая его руку.

— Да говорите же и вы! — обратился земледѣлецъ уже от­части сердито къ своимъ спутникамъ, предоставившимъ ему изложеніе всего дѣла. — Вѣдь у васъ тоже есть жены и дѣти, и вы свое послѣднее достояніе затратили на путешествіе. Да, господинъ Зандовъ, среди насъ есть бѣдняки, не имѣющіе ни­чего, кромѣ своихъ заботъ, и не могущіе заплатить за землю не чѣмъ инымъ, кромѣ своего труда. Правда, нѣкоторые изъ насъ находятся въ лучшемъ положеніи, и, мы думаемъ, каждый долженъ помочь другому въ новой колоніи. Насъ всего восемнадцать, у насъ дюжина ребятъ, а для малышей будетъ уже совсѣмъ плохо, если тамъ, на нашей новой родинѣ, все об­стоитъ такъ скверно. Такъ вотъ дайте намъ совѣтъ, землякъ! Если вы скажете намъ, что намъ слѣдуетъ ѣхать туда, то мы съ Божьей помощью отправимся завтра утромъ дальше, и, дума­емъ, все наладится. Видно, Самъ Господь Богъ привелъ насъ къ вамъ, и мы отъ всего сердца благодаримъ Его.

Францъ Зандовъ грузно оперся о столъ, у котораго стоялъ. Напряженіемъ всей силы воли ему удалось внѣшне сохранить самообладаніе. Какая буря бушевала у него въ груди, зналъ одинъ лишь Густавъ. И вотъ онъ вмѣшался въ дѣло, чтобы прервать длинную паузу, наступившую за последними словами крестьянина.

— Не бойтесь! — сказалъ онъ, возвысивъ голосъ, — вы ви­дите, у моего брата тоже есть ребенокъ, и притомъ единствен­ный, и онъ знаетъ, что значатъ для васъ жизнь и здоровье вашихъ дѣтей. Его совѣту вы можете послѣдовать безусловно. Ну, Францъ, что же ты посовѣтуешь дѣлать нашимъ землякамъ-нѣмцамъ?

Францъ Зандовъ взглянулъ на трехъ крестьянъ, взоры которыхъ боязливо, но съ полнымъ довѣріемъ были направлены на него, затѣмъ поглядѣлъ на свою дочь и, внезапно выпрям­ляясь, произнесъ:

— Не ѣздите туда!

Земледѣльцы изумленно переглянулись другъ съ другомъ, а затѣмъ поглядѣли на Зандова, давшаго имъ такой странный совѣтъ.

— Но вѣдь вы сами являетесь участникомъ этой компаніи, — воскликнулъ одинъ изъ нихъ, и его поддержали остальные. — Да, да, это такъ!

— Я самъ былъ обманутъ въ этомъ дѣлѣ, — заявилъ Францъ Зандовъ. — Только теперь я болѣе подробно осмотрѣлъ земли, совладѣльцемъ которыхъ я дѣйствительно являюсь, и знаю, что онѣ не пригодны для колонизаціи. Вслѣдствіе этого я не за­ключу съ вами никакихъ договоровъ, такъ какъ самъ намѣренъ развязаться со своими обязательствами и отступиться отъ всего этого предпріятія.

Крестьяне и не представляли себѣ, какую тяжкую жертву приносилъ имъ ихъ „землякъ“, какой дорогой цѣной было куп­лено ихъ спасеніе. Они безпомощно и съ отчаяніемъ смотрѣли вокругъ, и наконецъ ихъ главарь произнесъ съ совершенно удрученнымъ лицомъ:

— Однако и иcторійка же! Мы израсходовались на дальній путь и теперь застряли въ срединѣ Америки. Назадъ возвра­титься мы не можемъ, впередъ двинуться не должны, мы пре­даны и покинуты въ совершенно чужой для насъ странѣ. Гос­подинъ Зандовъ, вы должны дать намъ совѣтъ. Вы желаете намъ добра, это мы видимъ, иначе вы не нанесли бы такого удара своей собственной выгодѣ! Скажите же, что намъ дѣлать теперь?

Тяжелый, мучительный вздохъ вырвался изъ груди Франца Зандова. Онъ многое долженъ былъ вынести, но онъ зашелъ уже слишкомъ далеко и обязанъ былъ довести все начатое до конца.

— Отправьтесь въ германское консульство, находящееся въ здѣшнемъ городѣ, — произнесъ онъ, — и изложите тамъ свое дѣло. Насколько я знаю, въ Нью-Іоркѣ образовалось одно нѣмецкое общество, которое тоже желаетъ колонизовать Западъ и состоитъ подъ особымъ покровительствомъ нашихъ консульствъ. Земли этого общества находятся не слишком далеко отъ той мѣстности, куда вы намѣревались отправиться; путь туда по­чти тотъ же. Остальныя подробности вы сами узнаете отъ кон­сула, ему вы можете безусловно довѣриться, и онъ приметъ въ васъ энергичное участіе.

Крестьяне просіяли.

— Слава Богу, это — по крайней мѣрѣ хоть какой нибудь выходъ! — воскликнулъ старшій, вздохнувъ съ облегченьемъ. — Мы сейчасъ же отправимся, терять время нельзя. И мы сер­дечно благодарны вамъ, землякъ, и вашему брату. Очень хо­рошо, что вы намѣрены отступиться отъ этого мошенничества; вѣдь, хотя вы и не хотите прямо высказаться предъ нами, мы все же видимъ, какъ обстоитъ все дѣло. Да вознаградитъ васъ Господь Богъ за то, что вы сдѣлали для насъ, нашихъ женъ и дѣтей!

Онъ протянулъ руку Францу Зандову. Тотъ пожалъ ее по­чти машинально, и такъ же прозвучали тѣ кроткія слова, ко­торыми онъ простился съ земляками. Зато Густавъ энергично пожалъ руки всѣхъ троихъ крестьянъ, а затѣмъ подняль беше­ный трезвонъ, призывая слугу. Когда тотъ явился, онъ прика­залъ проводить нѣмцевъ въ консульство и разстался съ ними лишь на порогѣ дома.

Когда крестьяне ушли, Францъ Зандовъ кинулся въ кресло. Съ трудомъ сдерживаемое волненіе проявило свои права, онъ былъ почти въ обморокѣ.

— Господи, папа, да что же съ тобою? — тревожно восклик­нула Фрида, обнимая его, но въ этотъ моментъ вернулся Гу­ставъ съ сіяющимъ лицомъ и остановилъ ее:

— Оставь его, Фрида, это пройдетъ! Ты теперь съ полньмъ правомъ можешь гордиться своимъ отцомъ! Францъ, съ того самаго момента, когда здѣсь, предъ тобою, появились наши зем­ляки, я зналъ, что въ концѣ концовъ та самъ предостережешь ихъ отъ своей спекуляціи. Но я никакъ не могъ ожидать, что ты рекомендуешь имъ обратиться къ конкуррирующей съ Дженкинсомъ фирмѣ, противъ которой онъ еще на-дняхъ пустилъ въ нѣкоторыхъ нью-іоркскихъ продажныхъ газетахъ полныя бѣшенства статьи. За это позволь обнять тебя.

Однако Францъ Зандовъ отклонилъ отъ себя это объятье, а прижалъ къ груди свою дочь. Черточка безконечной горести появилась вокругъ его губъ, когда онъ сказалъ Фридѣ:

— Ты не знаешь, дитя, что Густавъ сдѣлалъ для тебя и чего стоитъ послѣдній часъ твоему отцу! Съ сегодня Дженкинсъ становится моимъ непримиримымъ врагомъ и не прекра­титъ своихъ нападеній на меня. Я слишкомъ сильно отдался ему въ руки.

— Такъ разстанься здѣсъ со всѣмъ и поѣдемъ вмѣстѣ въ Германію! — воскликнулъ Густавъ. — Что за охота тебѣ подвергаться нападкамъ и мученьямъ со стороны этой мерзкой нью-іоркской шайки, разъ ты можешь спокойно и счастливо жить на своей настоящей родинѣ? Со вступленіемъ Джесси въ бракъ со мною имя Клиффордъ исчезнетъ, такъ пусть же вмѣстѣ съ этимъ прекратитъ свое существованіе фирма здѣсь. Правда, тебѣ при ликвидацiи придется понести значительныя потери, но все же для Германіи ты останешься еще достаточно богатымъ, а въ случаяхъ для дѣятельности у насъ и тамъ не будетъ недостатка.

— Да что ты мнѣ предлагаешь? — съ неудовольствіемъ воскликнулъ Зандовъ.

— То же самое, что и ты предложилъ мнѣ, когда вызвалъ меня сюда. Мнѣ только думается, что будетъ лучше, если мы обернемъ это дѣло. Посмотри-ка, какъ просіяло лицо Фриды при одной только мысли о родинѣ! Конечно она не покинетъ своего отца, гдѣ бы онъ ни жилъ, но здѣсь она пожалуй скон­чается съ тоски по родинѣ.

Густавъ очень разумно привелъ въ дѣйствіе самый дѣйствительный рычагъ. Францъ Зандовъ испуганно взглянулъ на дочь, глаза которой дѣйствительно сіяли, когда рѣчь зашла о воз­вращенiи на родину, и которая теперь молчаливо поникла го­ловой.

— Пойдемъ, Джесси, — сказалъ Густавъ, беря подъ-руку невѣсту. — Оставимъ ихъ обоихъ наединѣ другъ съ другомъ! Я еще долженъ разсказать тебѣ все подробно, такъ какъ вижу, что ты понимаешь все лишь наполовину, а кромѣ того я ощущаю живую потребность заставить тебя поудивляться мнѣ. Мнѣ это вчера чрезвычайно понравилось.

Онъ увлекъ Джесси за собою, а отецъ и дочь остались одни.

Фрида не нуждалась ни въ какомъ объясненiи, какъ Джес­си, — она уже давно догадалась обо всемъ и, прижавшись къ отцу, тихо сказала:

— Уже тогда, когда мы вмѣстѣ стояли у моря, я знала, что ты никого не пошлешь сознательно на гибель.

Францъ Зандовъ долго и проницательно посмотрѣлъ въ тем­ные глаза дочери, сіявшіе теперь нѣжнымъ обожаніемъ. Онъ впервые вынесъ это безъ страха и упрека и почувствовалъ въ этомъ значительное облегченіе для себя.

— Нѣтъ, дитя мое, — тихо сказалъ онъ, — я не могу это сдѣлать, и теперь, будь что будетъ, мы перенесемъ это!

Между тѣмъ Густавъ и Джесси рука объ руку ходили по саду, и ихъ разговоръ вначалѣ былъ очень серьезенъ. Густавъ разсказалъ невѣстѣ всю исторію со спекуляцiей Дженкинса, насколько возможно щадя своего брата и изобразивъ его жерт­вой заблужденія, которое лишь теперь стало для него ясно. Когда онъ кончилъ, Джесси быстро сказала:

— Густавъ, если и мое состояніе вложено въ это предпріятіе, то само собою разумеется, что мы предоставимъ его тво­ему брату въ неограниченное распоряженіе, до тѣхъ поръ пока онъ будетъ считать это нужнымъ.

— Твое состояніе совершенно непричастно къ этому, — объяснилъ Густавъ. — Каковъ бы ни былъ Францъ въ качествѣ спе­кулянта, въ роли твоего опекуна онъ совсѣмъ безупреченъ — это сама добросовѣстность. Онъ съ полнымъ уваженіемъ отнесся къ завѣщанію твоего отца. Ты была и останешься богатой наслѣдницей, Джесси; къ сожалѣнію это нельзя измѣнить, но я твердо рѣшился, несмотря на это твое неудобное свойство, же­ниться на тебѣ, и даже не далѣе, какъ черезъ мѣсяцъ.

— Это невозможно! — возразила Джесси. — Надо еще много чего привести въ порядокъ и подготовить. Ты самъ долженъ признать, что время слишкомъ коротко.

— Я ничего не признаю, — заявилъ Густавъ. — Всю дѣловую сторону приведетъ въ порядокъ мой братъ, а все остальное можетъ произойти въ назначенное мною время. Вѣдь у васъ здѣсь, въ Америкѣ, все совершается съ быстротою пара, все — и спекуляцiи, и обогащеніе, и даже жизнь и смерть. Я ничего не имѣю противъ этого мѣстнаго свойства, такъ какъ его можно распространить и на бракъ, и, какъ твой будущій тиранъ, требую, чтобы ты черезъ мѣсяцъ стала моей женой.

Джесси видимо казалось вовсе не черезчуръ труднымъ под­чиниться этой тираніи; по крайней мѣрѣ она послѣ нѣкотораго промедленія, улыбаясь и покраснѣвъ, выразила свое согласіе.

Тогда ея женихъ произнесъ:

— По крайней мѣрѣ я могу быть около своего брата, ко­гда разразится первая буря, а вѣдь ея ждать недолго. Ко­нечно въ консульствѣ узнаютъ обо всемъ этомъ случаѣ, и се­годня же вечеромъ о немъ будетъ знать весь городъ. Любезный агентъ Дженкинса, поклонникъ моей литературной дѣятельности, сперва станетъ рвать на себѣ волосы, а затѣмъ начнетъ посылать одну телеграмму за другой въ Нью-Іоркъ. Ахъ, хотѣлось бы мнѣ видѣть, какъ господа Дженкинсъ и Компанія начнутъ извергать пламя своего гнѣва и пошлютъ меня на самое дно преисподней. Ну, да я надѣюсь съ Божьей по­мощью еще разъ предоставить имъ случай къ этому, какъ только появятся мои статьи. Они должны будутъ познать перо, которое намѣревались подкупить.

— Такъ ты дѣйствительно думаешь, что мой опекунъ от­кажется отъ тѣхъ своихъ обязательствъ? — спросила Джесси.

— Онъ долженъ сдѣлать это во что бы то ни стало! Послѣ того, что случилось сегодня, для него вообще не остается ни­чего иного; но вмѣстѣ съ тѣмъ онъ — достаточно хорошій ком­мерсантъ и сумѣетъ спасти то, что еще можно. Конечно Дженкинсъ постарается причинить ему по возможности больше непріятностей; ну, тѣмъ лучше! Это по крайней мѣрѣ заставитъ Франца обратить взоръ на Германію, и мы снова пріобрѣтемъ его себѣ. Къ своей прежней лихорадочной жаждѣ спекуляцій онъ не можетъ и не смѣетъ вернуться; здѣсь же искушеніе слишкомъ велико, и онъ пожалуй можетъ поддаться ему. Ледъ теперь наконецъ сломленъ, а въ Фридѣ заключается своего рода весенній вихрь, который все воскрешаетъ къ новой жизни, и мы спокойно можемъ передать ей все дальнѣйшее. Даю тебѣ слово: черезъ нѣсколько лѣтъ она привезетъ отца обратно на его родину.

Постепенно Густавъ и Джесси дошли до морского берега и остановились у той скамейки, на которой въ тотъ памятный вечеръ сидѣла Фрида. Предъ ними лежалъ океанъ, сверкавшій подъ солнечными лучами.

Густавъ одной рукой указалъ на него, а другой обнялъ невѣсту, причемъ произнесъ:

— Тамъ находится мое отечество, Джесси! Черезъ нѣсколько недѣль оно станетъ также и твоимъ, и ты полюбишь его: вѣдь это — родина твоей матери. Возможно, что правъ мой братъ, утверждавшій сегодня утромъ, что на поприщѣ умственной дѣятельности здѣсь все отличается болѣе значительными и свободными чертами, нежели у насъ, въ Германіи, что здѣсь скорѣе можно выдвинуться, достигнуть болѣе виднаго успѣха даже при помощи литературной дѣятельности. Но какъ разъ у насъ, нѣмцевъ, наступило теперь время, когда въ жаркой борьбѣ нужно высоко держать знамя и выдвинуть на защиту его свои лучшія жизненныя силы. И я съ радостью и ото всей души готовъ сдѣлать это и не требую никакой иной награды, кромѣ того, чтобы Джесси, моя любимая женушка, была довольна сво­имъ „эгоистомъ“.