Глава XIV Импровизации на заданную тему

Как не можем мы насытиться любовью ко Христу, так и ненавистью к врагу Его не можем насытиться.

Иосиф Волоцкий

Пойми, господин Иосиф, велика разница между Моисеем, Илией и апостолом Петром, апостолом Павлом, между тобой и ими!

Вассиан Патрикеев

Преступления и наказания

После того как мы примерно очертили круг воззрений (он же перечень обвинений) заподозренных в ереси, различия между различными группами еретиков и вольнодумцев, постараемся понять: за какие преступления их судили участники собора 1504 года и чем объяснить столь суровый приговор. Несомненно, один из пунктов обвинения касался отношения к догмату иконопочитания. Спустя полвека в середине XVI века внимание церкви и светских властей вновь привлек этот вопрос. Через Новгород и Псков в иконописание стало проникать западное влияние, появились иконы, писанные с латинских образцов и отличавшиеся множеством символических изображений. Стоглав определил, чтобы иконописцы непременно держались древних образцов, Но это постановление не внесло успокоения в некоторые пытливые умы.

После большого московского пожара вновь расписывали иконами кремлевские храмы; для этого дела были выписаны в Москву новгородские и псковские мастера. Дьяк Иван Висковатый, который по роду своей деятельности и по положению при дворе схож с Федором Курицыным, «соблазнился о новых иконах» — поддерживаемый отставленными от дела московскими мастерами, стал разглашать, что не следует изображать иконным образом невидимое Божество и бесплотных, что первый член Символа веры нужно изображать только словами. То есть въедливый дьяк вновь обратился к теме, горячо осуждавшейся еретиками в связи с изображением явления Троицы Аврааму. Висковатый пожаловался митрополиту, что Сильвестр старые образа вынес, а новые поставил по своему «мудрованию». В 1554 году был созван собор, решивший дело в пользу Сильвестра. Висковатого за хулу икон отлучили на три года от причастия.

Как видим, наказание не слишком суровое. Что касается обвинений в богохульственных выходках в отношении икон, то они были рассмотрены еще в 1488 году, и тогда же было определено наказание. Современники собора 1504 года недоумевали по поводу его решений. Споры о правомерности жестоких мер, предпринятых по отношению к еретикам, продолжались и после их казни. Иосиф оправдывал свершившиеся гонения и призывал к новым, обращаясь уже к новому государю — Василию III. «А которые, государь, почали каятись, и отец твой, государь, их покаянию поверил и дал им ослабу, и те много неизреченна зла сотвориша и многих православных христьян в жидовство отведоша. Ино, государь, никому невозможно тое беды утолити, разве тобя, государя и самодержца всея Руския земля».

Систему своих взглядов на наказание еретиков он изложил в Слове тринадцатом «Просветителя», где постарался обосновать неотвратимость и жестокость кар, ссылаясь на соответствующие деяния в отношении врагов церкви апостолов, святых отцов и подвижников. Разберем эти примеры, сравнив изложение прп. Иосифа с текстами Св. Писания и агиографической литературой, прежде всего имея в виду «Жития святых, составленные св. Дмитрием Ростовским» (далее — «Жития»). Рассматриваться будут только те примеры, где речь идет о смерти еретиков, ведь именно на таком исходе настаивал волоцкий игумен. Заранее прошу читателя набраться терпения и приготовиться к обширным цитатам, которые здесь настоятельно необходимы.

Итак, предоставим слово прп. Иосифу: «…в Деяниях святых апостолов написано: когда святые апостолы Петр и Иоанн пришли в Самарию, Симон-волхв принес им серебро, говоря: “Дайте и мне власть сию, чтобы тот, на кого я возложу руки, получал Духа Святаго” (Деян. 8:19.), — и святые апостолы при этом не осудили его на смерть. Но когда он дошел до совершенного нечестия, развращая благочестивых и прельщая верующих, — тогда был наказан смертью».

Эпизод, упомянутый Иосифом Волоцким, относится к пребыванию ап. Петра в Риме и его столкновений с Симоном — волхвом. «Не будучи в состоянии ни в чем победить святого Апостола Петра и не вынося более стыда и посрамления, волхв обещался вознестись на небо… Поддерживаемый бесами он начал летать по воздуху, поднимаясь вверх. Люди же в сильном изумлении говорили друг другу: Это дело Божие — летать с плотью по воздуху! Великий же Апостол Петр начал громко, в услышание всех, молиться Богу: — Господи Иисусе Христе, Боже мой! обличи прелесть волхва сего, дабы не соблазнились верующие в Тебя! А потом он воззвал: — Вам, о, бесы! повелеваю именем Бога моего: не носите его более, но оставьте его там, где он сейчас находится в воздухе. И тотчас бесы, повинуясь запрещению Апостола, покинули Симона в воздухе; и полетел окаянный волхв на землю, как некогда диавол, сверженный с неба долу, и, упавши, разбился. Присутствовавший при этом народ долго восклицал: — Велик Бог, проповедуемый Петром и воистину нет иного Бога, кроме Него! Упавший же волхв, хотя и сильно разбился, но, по Божию устроению, был еще жив… С раздробленными членами лежал он на земле, испытывая невыразимые страдания, а на утро с мучением изверг свою нечистую душу, предав ее в руки бесов, чтобы отнести в ад к сатане, отцу их».

Значит ли сказанное, что апостол наказал Симона смертью? Состоялось своеобразное «состязание» за симпатии публики двух посвященных, демонстрация сакральных способностей. Петр доказал, что даже бесы подчиняются слову Господню и он победил.

Вновь цитируем автора «Просветителя»: «Так же поступил и святой Иоанн Богослов. Пока Кинопс жил в своем месте и никого из верных не прельщал, не был он и осужден; когда же он пришел в город, желая развратить верующих, — тогда и был предан смерти».

Мученичество апостола Петра. Художник Ф. Липпи

Теперь узнаем, что говорит о случившемся агиограф:

«И ответил Иоанн Кинопсу:

— Знамения твои скоро разрушатся.

Услышав такие слова, народ бросился на Иоанна и бил его до тех пор, пока не счел его мертвым. И сказал Кинопс народу:

— Оставьте его без погребения, пусть птицы растерзают его.

И они отошли от того места, радуясь с Кинопсом. Вскоре, однако, услыхали, что Иоанн учит на месте, где побивали камнями преступников. Кинопс призвал беса, при помощи которого чародействовал, и, придя на то место, сказал Иоанну:

— Я замышляю сделать тебе еще большее посрамление и стыд, для чего и оставил тебя в живых; приди на морской песчаный берег — там ты увидишь славу мою и устыдишься.

Диспут с магом Симоном перед Нероном. Художник Ф. Липпи

Сопровождали же его три беса, которых народ считал за людей, воскрешенных Кинопсом из мертвых. Сильно всплеснув руками своими, погрузился Кинопс в море и стал для всех невидим.

— Велик ты, Кинопс, — возопил народ, — и нет иного, больше тебя!

Иоанн же повелел бесам, которые стояли в образе человеческом, не отходить от него. И помолился он Господу, чтобы не был Кинопс живым, и стало так; ибо море внезапно возмутилось и закипело волнами, и Кинопс уже не вышел из моря, но остался в глубине морской, как древний окаянный фараон» («Жития»).

Ситуация во многом схожая с предыдущей. И здесь между Иоанном Богословом и чародеем Кинопсом шла борьба не на жизнь, а на смерть, и борьба эта не имеет ни малейшего отношения к проблеме наказания еретиков, и вообще к еретичеству.

Иосиф Волоцкий: «Так же и святой апостол Филипп): он не приходил к архиерею, не осуждал его; но когда увидел, что архиерей пришел не для чего иного, как для развращения благочестивых, тогда и покарал его смертью».

Архиерей (в данном случае иудейский законоучитель), не добившись покорности от апостола Филиппа (память 14 ноября), «в безумной злобе бросился на него, желая сам схватить и убить апостола, но в ту же минуту ослеп и весь почернел… Но архиерей, все еще ослепленный злобой, не только не хотел после постигшего его наказания исправиться и познать истину, но вновь стал произносить многие хулы на Господа нашего Иисуса Христа. Тогда его поразила еще большая казнь. Внезапно земля, раскрыв свои недра, поглотила его, как некогда Дафана и Авирона» («Жития»). И здесь дело не в развращении благочестивых: апостол защищал свою жизнь от набросившегося на него законоучителя, а охраняла его длань Господня, покаравшая архиерея сначала слепотой, а затем и смертью.

Вновь слово автору «Просветителя»: «Подобно тому поступил и святой апостол Павел: он не искал Еллима-волхва, не осуждал, не порицал; но когда увидел, что тот хочет отвратить Анфипата от веры — тогда осудил его быть слепым и не видеть солнца». Здесь мы не будем приводить эпизод из Деяний, верно переданный прп. Иосифом, за исключением одной весьма важной детали — Павел возвещает, что Еллим не увидит солнца «до времени», то есть его слепота временная (Деян. 13: 6-11).

Да не оскудеет рука карающего

Иосиф Волоцкий: «Так и святой Порфирий, епископ Газский (память 26 февраля), видя, что живущие в Газе еретики, исповедующие манихейство, не прельщают никого из православных, не осуждал их; когда же еретики пришли прельщать христиан — тогда святитель Порфирий осудил их, сначала на немоту, а потом на смерть».

А теперь обратимся к «Житию Порфирия Газского». «В это время прибыла в город некая жена Антиохиянка, по имени Юлия, принадлежавшая к отвратительной ереси так называемых Манихеев, и, узнав, что некоторые новопросвещены и еще не утверждены в святой вере, вкрадываясь, развращала их своим чародейским учением, и гораздо более раздачею денег.

Порфирий Газский. Икона

Иже во святых Порфирий, узнав через несколько дней, прислал за нею и спросил, кто она и откуда, и какое исповедует учение. Она же назвала отечество и исповедала, что она Манихейка. Когда же бывшие около него прогневались (были же у него некоторые благочестивцы), то блаженный просил их не сердиться, но с настоянием увещать и раз, и два, по изречению святого апостола (Тит. 3:10). Затем сказал женщине: воздержись, сестра, от такого злоучения, ибо оно сатанинское.

Она же отвечала: говори и слушай, и — или убедишь, или убедишься. Блаженный же сказал: готовься на завтра и приходи сюда. Она же, простившись, вышла. Блаженный же в посте много молившись Христу, дабы посрамил диавола, приготовился на завтра и пригласил некоторых благочестивых клириков и мирян на беседу между ним и женщиною.

На другой день к епископу заявилась целая делегация манихеев, которые принялись многословно и эмоционально излагать свои воззрения».

«После того, как она в продолжении многих часов говорила множество басен и высказывала обычные хулы на Господа и Бога всех, иже во святых Порфирий, движимый Божественною ревностью, видя, что Тот, кто обдержит все концы, видимые и невидимые, хулится женщиною, объятою бесом и снизошедшею на его желание, произнес над ней приговор, сказав: Бог, сотворивый все, единый вечный, не имеющий ни начала, ни конца, прославляемый в Троице, поразит твой язык и заградит твои уста, дабы ты ее говорила хулы.

И тотчас за приговором последовало и наказание. Юлия начала дрожать и меняться в лице и пробыв в исступлении долгое время, еще говорила, но была безгласна и недвижима, имея очи раскрытые и устремленные на преподобнейшего епископа».

Как видим, Юлия прибыла в Газу, изначально имея целью совращать православных, и сразу же приступила к осуществлению своих намерений, о чем епископ Порфирий узнал, но мер до времени не принимал и даже сдерживал ревность некоторых «благочестивцев». Он пригласил Юлию к полемике, и только когда убедился, что она закоснела в грехе и богохульстве, наградил ее немотой.

Вновь слово прп. Иосифу: «Так и святой Лев, епископ Катанский, не сразу осудил еретика Илиодора на смерть; но когда Илюдор пришел в церковь, творя некие наваждения, чтобы прельстить благочестивых, святитель Лев вышел из церкви и сжег Илиодора огнем, и опять вошел в церковь, и совершил божественную службу».

Свидетельствует агиограф: «Часто убеждал его святитель Христов Лев (память 5 марта) отстать от таких злых дел и, раскаявшись, обратиться к Богу, но нельзя было уговорить Илиодора, как нельзя сделать белым эфиопа и твердый камень обратить в мягкий воск. Нечестивец не только не исправился, но задумал и еще большее зло: он простер свое волхвование на самого архиерея Божия, желая своим волхвованием насмеяться над ним. Однажды в торжественный день одного праздника… в храм вошел и волхв Илиодор, как лицемерный христианин, и начал тайно совершать свои волхвования; чрез них он достиг того, что одни из народа стали топотать в церкви, словно лошади, ногами и рычать, подобно зверям; другие стали неудержимо хохотать, а иные стали гневаться; волхв же хвалился, что сделает еще то, что и сам епископ со всеми своими пресвитерами и клириками, прекратив служение, будет тут же скакать и плясать, как будто под звуки музыки и органов.

Святитель Божий, уразумев помышление Илиодора, преклонил колени пред престолом Божиим и, усердно помолившись, встал, вышел из алтарь и, взяв своим омофором за шею волшебника, связал его, и, выведя его затем из церкви на средину города, повелел народу, чтобы тотчас же принесли побольше дров и развели бы сильный огонь. Когда его приказание было исполнено, святой расспросил Илиодора о всех его волхвованиях и чародеяниях, а после того, держа его связанным своим омофором, вошел с ним в огонь и, находясь среди пламени, держал его и не покидал своего места до тех пор, пока нечестивый волхв весь не сгорел…» («Жития»).

Как видно, епископ Лев не сжигал Илиодора огнем, а вовлек его в смертельное состязание, из которого вышел победителем. Заволжские старцы в лице, вероятнее всего, Вассиана Патрикеева саркастически советовали преп. Иосифу повторить чудо Льва Катанского и таким образом самолично покарать еретиков.

«Просветитель»: «Так поступал и святой Феодор Едесский епископ: хотя в Едессе было множество еретиков, но они не делали особого зла православным, и сам он не делал им никакого зла; когда же святитель увидел, до каких злодеяний дошли они — прельщают православных и разграбляют церковное имущество, — тогда и он отправился в Вавилон и умолил царя, чтобы тот истребил еретиков».

Церковь в Эдессе в действительности страдала от гонений со стороны как ариан, так и мусульман, и святой Феодор на самом деле отправился просить персидского владыку, но лишь о заступничестве, а не о наказании, и тем более не об истреблении гонителей. (Заметим, что Феодор Эдесский был последователь нестяжательства, и не принимал монастырской благотворительности: «Отрекшись от житейских забот, и восприяв иноческий подвиг, не возжелай богатства для раздаяния бедным: ибо и это есть одно из прельщений лукавого, ведущее к тщеславию, чтоб ввергать ум в многоделие хлопотливое»).

В приведенных выше случаях Иосиф делает акцент на том, что наказание обрушивается на еретиков, только когда они начинают совращать православных, то есть вести активную прозелитическую деятельность. И действительно, в Слове 13 прп. Иосиф пишет: «Если неверные еретики не прельщают никого из православных, то не следует делать им зла; когда же увидим, что неверные и еретики хотят прельстить православных, тогда подобает не только ненавидеть их или осуждать, но и проклинать, и наносить им раны, освящая тем свою руку».

Но уже в заглавии следующего 14-го Слова он указывает на то, что «всем любящим Христа следует обнаружить всяческое старание, усилия и благоразумную хитрость в распознавании еретиков, разыскивать их и выведывать о них, узнав же — не утаивать; тот же, кто пытается скрыть еретика — сообщник еретиков». Однако же, если его требуется «распознавать и разыскивать», следовательно, этот человек никак не обнаруживает своих воззрений и никому их не навязывает. Тем не менее его все же следует разоблачить, в ином случае промолчавший становится сообщником. Вот такая вот диалектика! Вот тебе и «не следует делать им зла».

Еретический мартиролог

Продолжим нашу своеобразную «очную ставку» Иосифа с призванными им в подмогу «экспертами». Автор «Просветителя» сообщает о том, как «Святой Александр, патриарх Константинопольский, молитвой своей сделал так, что у Ария расселось чрево». Ниже Иосиф Волоцкий возвращается к этому эпизоду, рассказывая о нем подробнее: «…Когда состоялся собор, осудивший злочестивого Ария, то низверженный Арий стал лицемерно каяться и умолял благочестивого царя Константина, чтобы тот приказал принять его на покаяние, и царь приказал Александру сделать это. Но Александр, зная злодейское и злочестивое коварство Ария, не смел принять его в общение и в то же время не хотел ослушаться царя. Не зная, как поступить, он обратился ко Владыке Христу с молитвой, сопровождая ее бдением, слезами теплейшими и постом, и просил Господа сотворить то, что будет полезно. И молитва его была услышана: в тот же час разверзлась у Ария утроба».

Из описания преп. Иосифа очевидно, что патриарх Александр (память 30 августа) просил Господа не умертвить Ария, а «сотворить то, что будет полезно». И самое, на наш взгляд, важное замечание: что же помешало волоцкому игумену последовать примеру патриарха Александра и попросить Всевышнего покарать еретиков. Либо он этого не сделал, либо молитвы его не были услышаны — и то и другое навевает на определенные размышления.

Епифаний Кипрский. Икона

Автор «Просветителя» продолжает: «По слову великого чудотворца Епифания Кипрского еретик Аэтий онемел, а на седьмой день был предан смерти». (Аэтий или Аэций — антиохийский диакон, после смерти Ария ставший во главе ариан.) «Житие Епифания» (память 12 мая) отмечает, что «имея великое попечение о своей пастве, он побеждал еретиков и словами и чудесами. Он сделал немым еретика-епископа Аэтия, умершего после того на шестой день, и многие его последователи при виде такого чуда перешли в православие, припадая к ногам чудотворца» («Жития». Следовательно, Аэтий все-таки умер своей смертью, а вовсе не был казнен!

Снова цитируем преп. Иосифа: «Благочестивый же царь Маркиан осудил на смерть еретика Диоскора, патриарха Александрийского, и не усек его мечом, но послал на остров Ас, где никто не мог прожить и года: все умирали лютой смертью под действием смертоносных ветров. Здесь и Диоскор, и все его единомышленники испустили дух свой в ужасных мучениях».

Александрийский архиепископ, честолюбец и интриган Диоскор вместе со своим сподвижником монофизитом Евтихием были осуждены в 451 году в Халкидоне на IV Вселенском соборе, действительно созванном императором Маркианом. Действительно Диоскор отделался ссылкой, хотя обвинялся не только в еретичестве, но и в убийстве многих неугодных ему жителей Александрии; к тому же он являлся виновником смерти константинопольского патриарха Флавиана. Подробности ужасной смерти Диоскора — выдумка прп. Иосифа, поскольку умер еретик три с лишним года спустя после внесения приговора.

Забавно, что ниже прп. Иосиф приводит иную версию этого эпизода: «Так же и блаженный Лев, папа Римский: увидев, что умножается ересь Диоскора и Евтихия и что еретики убили блаженного Флавиана, патриарха Царьграда, и с ним многих православных святителей, — он вошел в гробницу первоверховных апостолов Петра и Павла и провел в молитве сорок дней и сорок ночей. И услышал Господь молитву его, и вложил помысл в сердце благочестивому царю Маркиану — предать еретиков смертной казни». Здесь уже ни слова о ссылке, император сразу велит казнить еретиков. Похоже, что волоцкий игумен импровизирует на ходу, даже не потрудившись припомнить, что он написал ранее.

Иосиф Волоцкий указывает на то, что преподобный Ефрем Сирин (память 28 января) «пришел в Константинополь, и не только осудил Аполлинария, но и предал его злой смерти своим благорассудным искусством». Аполлинарий, епископ Лаодикийский, учил, что Сын Божий, воплотившись, принял неполное человеческое естество, но только душу и тело человеческие, ум же человеческий у него заменяло Божество. Ересь эта была осуждена II Вселенским собором. На самом деле Ефрем Сирин не предавал Аполлинария злой смерти. Агиограф сообщает, что преп. Ефрем накануне спора православных с Аполлинарием превратил его книги в куски дерева. «…Взяв их, он не мог их раскрыть, так как листы были крепко склеены и окаменели. «Он исполнился великого стыда и вышел с Собора побежденным и посрамленным, а затем скоро от скорби и великого стыда он лишился жизни, с позором извергнув свою окаянную душу» («Жития»).

«Дивный же Исаакий Далматский — сообщает «Просветитель», — поселился в пустыне с самых младенческих лет, но когда услышал, что Валент распространяет Ариеву ересь, пришел в Византию, и не только осудил Валента, но и предал огню». Обратимся к «Житию святого» (память 30 мая): «Сей блаженный Исаакий, узнав о гонении, поднятом арианами на Церковь Божию, узнав также и о том, что и царь споспешествовал распространению ереси, он весьма опечалился; оставив пустыню, он пришел в Константинополь для того, чтобы утверждать верующих во благочестии… В то время как Валент выходил из Константинополя с полками своими, блаженный Исаакий зашел вперед его и громогласно воскликнул: — Царь! Отопри храмы для правоверных, и тогда Господь благопоспешит пути твоему! Но царь не отвечал ему, презирая его, как простеца и безумца; не придав значения словам его, он продолжал путь свой».

Исаакий Далматский. Икон

Еще дважды Исаакий безуспешно пытался воззвать к императору. Тот приказал бросить блаженного в пропасть, но три светлых мужа извлекли его оттуда здравым и невредимым. Исаакий вновь предстал перед Валентом, предсказав ему гибель в огне: «Между тем греки сошлись с варварами; битва была весьма жестокая; по попущению Божию победили варвары,…сам царь Валент был ранен и, не будучи в силах противиться врагам, обратился в бегство…Подъехав к некоему селению, он увидал сарай…и скрылся в том сарае вместе с советником своим. Но не укрылся он от карающей руки Божией, потому что варвары, подожгли его со всех сторон и сожгли до основания» («Жития»). Очевидно, что сам Исаакий императора на смерть не осуждал и огню не предавал, а сам Валент, четырежды презревший предупреждения блаженного, пытавшийся его убить, навлек на себя гнев Божий.

Подобным образом, по мнению преп. Иосифа, поступил и блаженный Архелай, епископ Месопотамский. «Увидев, что еретик Манент пришел в Месопотамию и всевает в сердца верных безбожную манихейскую ересь, скрываясь в пределах Месопотамских, добрый пастырь, блаженный Архелай, со всеми церковными причетниками, стал его повсюду разыскивать. Манент скрывался и убегал, а Архелай гнался за ним. Увидев, что многие научились от Манента тайно придерживаться манихейской ереси, и не зная, что делать, Архелай не медля подвиг всех членов церкви на молитву, и Господь услышал молитву его — предал Манента Персидскому царю, царь же повелел содрать с него кожу и скверное тело его отдать на съедение псам».

В «Церковной истории» Сократа Схоластика говорится, что персидский царь призвал расколоучителя Мани (Манента), надеясь, что тот излечит его сына. «Манихей пришел к царю с видом притворства и царское дитя взял на руки. Но царь, заметив, что оно на его руках умерло, заключил Апостола в узы и готов был казнить его. Однако же манихей убежал в Месопотамию и спасся. Несмотря на это, персидский царь, узнав о месте его пребывания, приказал схватить его и, содрав с него кожу, набить ее соломою и выставить у городских ворот. Это мы говорим не вымыслы, но приводим то, что прочитали в сочинении Архелая, епископа Касхары, одного из городов Месопотамии. Архелай говорит, что он сам лично состязался с манихеем и вышеизложенное внес в описание его жизни». В сочинении Гегемония IV века также описывается якобы имевший место спор епископа месопотамского с ересиархом.

Епифаний Кипрский, упоминая о том, как порицали Мани, и о смертной казни, назначенной ему персидским царем, пишет следующее: «В девятом году царствования римских императоров Валериана и Галлиена отправился Мани из Персии, убежав из тюрьмы [куда он был заключен] за убийство сына персидского царя. Вступив в спор с епископом Кархаров Месопотамии Архелаем, но без успеха, Мани тайком убежал оттуда. Войдя в селение Диодорис Кархарского округа, он спорил с неким Трифоном, святейшим пресвитером и вконец был им опозорен. А Архелай, узнав, что [Мани] пришел к Трифону и спорит с ним, быстро настиг его и, тотчас же поспорив с ним, вконец опозорил его. Народ собирался сейчас же умертвить [Мани], но, спасенный епископом Архелаем, он вернулся в Персию. Персидский царь, узнав его, приказал содрать с него кожу. Таким образом кончил свою жизнь Мани». Следовательно, Архелай не имеет никакого отношения к казни Мани, с которым он вступал в диспут и которого даже спасал от смерти!

Наконец, еще один пример, приведенный Иосифом Волоцким в качестве аргумента в пользу казни еретиков, мы почерпнули уже не в «Просветителе», а из беседы игумена с Иваном III. На вопрос великого князя о том, нет ли греха еретиков казнить, Иосиф привел пример Омиритского царя Аврамия, который «повеле убивати не хотевших креститися жидов». Вот что сообщает «Житие святого Григория, архиепископа Омиритского», жившего в VI веке в Эфиопии: «Во время царствования благочестивого царя Аврамия, архиепископ Григорий посоветовал царю, чтобы тот иудеям и язычникам, находившимся в его стране, повелевал креститься или, в противном случае, предавал их смертной казни. По издании царского повеления об этом, множество евреев и язычников с женами и чадами из боязни смерти стали приступать к святому крещению.

Тогда старейшие и искуснейшие в законе евреи составили тайное собрание, совещаясь, что им предпринять… Был же среди них один мудрейший законоучитель, по имени Ерван, он сказал им: “…пойдемте вместе со мною к царю и архиепископу Григорию и скажем, чтобы они назначили от себя учителей, каких хотят, для состязания с нами в вере и законе. Если они одолеют нас, то мы добровольно сделаемся христианами, если же будут обличены в своих заблуждениях, то сами увидят, что несправедливо побуждают нас отступить от нашего закона”…Послушались Ервана, и, написав прошение, старейшины отослали его царю. Царь, прочитав его, сильно разгневался и уже хотел всех их предать смерти, но удержался, не желая ничего предпринимать без совета Григория, которому и отдал прошение.

Блаженный, прочитав его, сказал: “Хорошо и похвально говорят иудеи, что лучше веровать добровольно, по убеждению, чем насильно. Оставь их, царь, пусть они сначала поспорят с нами, а потом, как хочешь, так и поступай с ними”. Царь соизволил на совет святителя, и евреям дано было на приготовление к прению сорок дней, чтобы они нашли у себя учителей, каких пожелают, и без боязни приходили на прения…» Очевидно, что именно прения, во время которых св. Григорий убедил присутствовавших в истинности Христовой веры, — кульминация жития св. Григория. Архиепископ признал свою неправоту и победил не принуждением и страхом, но силой Истины.

Образец подхода?

«Церковь наша, тревожимая ныне еретиками и раздираемая раскольниками, нуждается в твердом против них оружии. Таким оружием и является слово преподобного Иосифа Волоцкого, который в своем “Просветителе” не только разоблачил конкретную ересь XV века, но и защитил православие, дал образец подхода к любому неправославному учению… — будут ли это латиняне, протестанты, экстрасенсы или любое проявление “нового религиозного сознания”, — назидательно отмечает автор предисловие к современному изданию «Просветителя».

Мы рассмотрели 15 эпизодов, приведенных преп. Иосифом в качестве аргументов в пользу смертной казни для еретиков, и убедились в том, что Иосиф либо «подкорректировал» в нужном ему духе тот или иной отрывок Св. Писания или агиографическое предание, либо вовсе исказил первоисточник, вводя в заблуждение читателя. Демагогия и ложь — это ли достойный «образец подхода» для защиты православия? Не обличает ли он самих незваных защитников и не порочит ли церковь, от имени которой они выступают?

Иосиф Волоцкий вынужден был идти на подлог потому, что пытался доказать несуществующее: совместимость православия и жестоких расправ над инакомыслием. Св. Федор Студит напоминал о том, что ни один церковный канон никогда ни для кого не предусматривал наказания смертью или даже бичеванием, и высказывался в пользу неприменения смертной казни к еретикам. Митрополит Киевский и Всея Руси грек Фотий (ум. 1431 г.), хорошо знакомый с византийскими порядками, рассуждая о наказании для еретиков-стригольников, писал: «…кровь и смерть да не будут на таковых, но инако всяко — и заточении — приводите тех в познание, да не погибнут, не снидут во ад в помрачении своем».

Сам автор «Просветителя», противореча себе, как бы соглашается с этим мнением, приводя слова Иоанна Златоуста: «Не следует нам убивать еретиков, ведь если бы мы убивали еретиков, то во вселенной шла бы непрекращающаяся война». Но тут же прп. Иосиф оговаривается, что «святитель говорит это о епископах, священниках, иноках и о всем церковном причте, а не о царях или князьях или судьях земных. Следуя этим божественным пророческим и апостольским писаниям и преданиям, благочестивейшие православные цари и святители посылали еретиков и отступников в заточение и предавали лютым казням».

Н. С. Чичуров отмечает сугубую тенденциозность Иосифа Волоцкого, призывавшего к решительной и беспощадной борьбе с еретиками, которая проявляется в приписывании им Константину, императору арианского вероисповедания, активной роли в преследовании Ария. Его учение обсуждалось на соборе в Никее, но конечное низложение произошло после смерти Константина на II Вселенском соборе 381 года.

Первый смертный приговор лжеучителю был вынесен в 384 году не легитимным императором, а галльским узурпатором Максимом и был направлен против Присциллиана и его единомышленников в Трире. Правда, диктатор-язычник видел в Присциллиане не лжеучителя, а скорее мага и распространителя воззрений, считавшихся в Римской империи безнравственными. Тем не менее церковь отнеслась отрицательно к трирской казни и высказалась за отлучение галльских епископов, выступивших за смертную казнь еретиков.

В IV–V веках в Византии неоднократно издавались законы о преследовании и смертной казни для вероотступников и язычников. В империи должны были наказываться смертью (через сожжение, распятие, съедение зверями, обезглавливание и просто убийство мечом) прорицатели, манихеи, совратители христиан в язычество, иудейство и монофизитство, а также некоторые еретики: манихеи, донатисты, монтанисты, фриги, присциллиане, апполинаристы и прочие. Автор «Просветителя» верно сообщает о законе императора Ираклия, повелевшего иудеям креститься под страхом смерти. Указ был издан в отместку за резню христиан, которую устроили евреи в захваченном персами Иерусалиме в 614 году.

Вопрос в том, как исполнялись и исполнялись ли вообще императорские постановления? Существует мнение, что многие византийские законы служили исключительно целям государственной пропаганды. Законы против еретиков, язычников и иудеев относятся именно к такой категории. Известно, что многочисленные суровые предписания не мешали этим категориям подданных басилевса довольно вольготно чувствовать себя в империи. На практике за весь период с середины IX и до XV века включительно в Византии, которая, как и все прочие европейские страны той эпохи, не страдала от переизбытка гуманизма и толерантности, имел место один еретический процесс, жертвой которого стал сожженный на костре богомил Василий.

Император Ираклий вносит Крест Господень в Иерусалим. Художник Микеле Ламбертини

Иосифа Волоцкий и его соумышленники почти за два десятилетия беспрестанных розысков не собрали серьезных улик, изобличающих вероотступничество большинства обвиняемых. Требуя смертной казни для еретиков, ересегонители в своих неустанных требованиях расправы не могли опереться ни на закон, ни на традицию, как церковную, так и светскую. На соборе 1504 года состоялся политический процесс, на которых подсудимых карали не за подлинные преступления. С верными соратниками Ивана III, которые совсем недавно участвовали в проведении торжественного венчания великого князя Дмитрия Ивановича, и в подготовке Судебника 1497 года, за неимением улик расправились как с уголовными преступниками — «лихими людьми».

Смерть Ивана Великого

27 октября 1505 года скончался великий князь Иван III Васильевич. Незадолго до его смерти, а именно 5 сентября, состоялась свадьба будущего государя Василия, супругой которого стала Соломония Сабурова. Лишь в 26 с половиной лет наследник получил возможность обзавестись семьей — необычайно поздно для тех времен. Достаточно сказать, что сам Иван Васильевич обвенчался с Марьей Борисовной Тверской в 12 лет, а в 18 стал отцом. В 18 лет женился дед наследника Василий Темный; в 19 — его прадед Василий I Дмитриевич. Сын Василия Иван Грозный стал мужем Анастасии Романовой в 17 лет.

Правда, его сводный брат Иван Молодой сыграл свадьбу с Еленой Стефановной в 25 лет. Но мы знаем, что еще до завоевания Крыма османами в 1475 году шли переговоры о браке наследника с мангупской княжной — как раз, когда Ивану исполнилось 18. Отец, породнившийся с Палеологами, решил непременно отыскать сыну невесту из августейших семейств. Это условие порождало всевозможные сложности, объясняющие столь поздний брак. Вспомним хотя бы, сколько времени занимала переписка между дворами и обмен посольствами.

Брак Ивана Молодого с Еленой Волошанкой свершился в январе 1483 года после почти трехлетних переговоров. Но Василий Иванович взял в жены обычную московскую боярышню, хотя и выбранную на смотре невест, представленных ко двору для этой цели. Ни о каких расстроенных сложных матримониальных комбинациях в отношении семейных перспектив княжича неизвестно. Его позднее супружество можно объяснить лишь очередным проявлением недоверия к Василию, стремлением понизить его статус.

В последние годы, по мнению Г. В. Вернадского, Ивана «захлестнули отчаяние и тоска: он, по-видимому, каялся в последних ошибках, однако теперь было слишком поздно что-либо менять». Р. Г. Скрынников внимательно относится к слухам о намерениях Ивана вернуть к власти Димитрия. Но если таковые и существовали, то им не суждено было сбыться.

Смотрины царских невест. Средневековая миниатюра

Как отмечал летописец, «государь всея Русии быв на государьстве великом княженьи… лет 43 и 7 месяць, а всех лет живота его 65 и 9 месяц». Последние годы жизни Ивана дают нам повод сочувствовать нравственным терзаниям великого князя. Перед нами трагедия шекспировского размаха и накала: государь, дольше всех русских властителей (царей, императоров, генсеков и президентов) находившийся у власти — сорок три года единоличного правления, — с именем которого связано формирование великорусского государства, выход его на европейскую арену, разрыв с ордынской зависимостью, преобразование в областях экономики и права, расцвет архитектуры, иконописи, публицистики и интеллектуальной деятельности вообще, к концу жизни оказался перед лицом нравственного краха.

Подстрекаемый интригами и клеветой, под влиянием вспышек ярости и назойливых увещеваний он либо прямым действием, либо своим попустительством погубил всех, кого любил, ценил превыше всего, ради кого и вместе с кем строил свое баснословное царство — внука, невестку, своих многолетних соратников и единомышленников. И это в тот момент, когда так долго готовившаяся война с Литвой завершилась блестящей победой.

При этом Иван, будучи правителем жестоким, что вполне согласовывалось с нравами эпохи, значительно уступает в этом качестве отцу, сыну и, разумеется, внуку, получившему прозвание Грозный. Ивану совсем не пристает характеристика деспота или тирана. Если говорить об эффективности его политики, то есть о цене, которая была заплачена за успехи государства, то Иван III находится вне конкуренции среди российских реформаторов всех эпох.

За исключением рокового эпизода декабря 1499 года и судилища 1504 года, он не был беспричинно безжалостен, поощрял людей, говоривших ему в лицо нелицеприятную правду. Но чем дальше, тем ярче проявляется в его поведении нравственный надлом. Тем не менее великий князь, призвав перед смертью к своей постели духовника и митрополита, отказался постричься в монахи. Выходит не знал за собой роковых прегрешений и не ждал мук адовых, либо вовсе в них не верил.

Иван III скончался в октябре 1505 года, спустя четыре года в узилище умер Димитрий. Шестнадцатый век начался в России смертью в застенках внука Ивана Третьего. В полуопале скоротал свой век в Угличе младший сын Ивана Дмитрий. Середина столетия отмечена трагической и нелепой смертью его правнука, малолетнего сына Грозного Димитрия, а завершился век гибелью в угличской ссылке другого его правнука, юного царевича, который по горькой иронии судьбы носил все то же несчастливое имя Димитрия Иоанновича.

Восшествие на престол Василия III сулило Иосифу Волоцкому новые триумфы, но судьба распорядилась по-своему: главным советником государя стал сын казненного Ивана Патрикеева Василий — в иночестве Вассиан, а митрополитом — его единомышленник Варлаам. Только после смерти волоцкого игумена в сентябре 1515 года его последователям удалось постепенно заслужить благосклонность великого князя. Место Варлаама на митрополичьей кафедре занял примерный иосифлянин Даниил, усилиями которого были инициированы соборные судилища над Патрикеевым и Максимом Греком.

Князь-инок сподобился особой «чести» — его заключили в Иосифов монастырь, где в скором времени он был благополучно замучен. Так с запозданием осуществился замысел, который Геннадий Гонзов и Иосиф Санин вынашивали четырьмя десятилетиями ранее — нанести разящий удар по нестяжательскому движению, обвинив его лидеров в еретичестве. «Поживи старец Нил подольше, он, наверное, тоже умер бы безвыходно заточенным в одиночной келье-камере Иосифова Волоколамского монастыря, как его ученик и последователь Вассиан Патрикеев», — полагает Г. М. Прохоров.

Смерть Василия III. Средневековая миниатюра

Зловещее совпадение: Иван III умер спустя полтора года после казней еретиков, а его сын Василий III скончался в сентябре 1533 года — через полтора года после процесса против Патрикеева и Максима Грека. Великий князь простился с жизнью там же, где и его прежний советник Вассиан — в Волоцком монастыре, в окрестности которого великий князь отправился на охоту. Троицкий игумен и старцы Иосифова монастыря нарядили в последний путь усопшего, который перед самой кончиной успел принять постриг.

Над Русью занималась новая грозовая эпоха. Двадцать лет спустя, в 1553 году, заволжских старцев вновь обвинят в жидовстве — теперь уже в связи с делом Матвея Башкина. Обвинения и всякое упоминание о ереси прекратились только тогда, когда цель была достигнута и партия нестяжателей была полностью разгромлена.

Загрузка...