Если - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Н.Г. Джонс (ч. 5)

— Привет?

— Э..эш? — голос на другой линии был пронизан слезами.

— Да?

— Это я… — Бёрд, но что-то было не так.

— Бёрд? Ты в порядке?

— Я… ты нужен мне здесь. Умо… пожалуйста. — Она была в истерике. В одно мгновение я позабыл обо всех своих страданиях, и мне захотелось, чтобы ей стало лучше.

— Успокойся Бёрд. Что случилось?

— Джордан. Джордан — это всё, что она смогла произнести.

35 глава

Бёрд

Я проснулась от ужасного сна. В том состоянии, когда у тебя болит голова, ты не знаешь, в каком веке ты сейчас находишься или кто ты вообще. Снаружи было темно, но солнце еще светило, когда я плюхнулась в кровать, чтобы остыть, после того как Джордан поведал о том, что он лгал мне пять лет.

Я спустилась вниз, громко хихикая над картиной, все еще разложенной на полу моей гостиной. Мои два любимых парня. Мои два самых больших разочарования. Я посмотрела время на микроволновке: 8:31. Потрясающе. Я бы наверняка не смогла спать всю ночь. Я порылась в темноте, разыскивая электрочайник, и щелкнула включателем. В ожидании, пока закипит вода, я взяла пульт и включила телевизор.

Шли вечерние новости, я застонала, не в настроении смотреть их, но если честно, у меня не было настроения смотреть хоть что-либо.

Блаблаблабла… движение… блаблаблабла… сюрприз, снова будет тепло… произошла авария на I-5, перевернулся тягач, большое число погибших.

С горячей кружкой чая в руках, я смотрела в экран телевизора. В это самый момент камера с вертолета увеличила картинку происходящего.

Я покачала головой из-за неразберихи. Автомобили были перевернуты, несколько было разбито так, что повсюду были обломки, казалось, что движение приостановилось на мили за ней.

Ситуация могла быть намного хуже. Я ненавидела подобные сравнения, как будто это был способ, чтобы сказать — отстойно быть тобой! Но в этот момент, это позволило мне посмотреть на все под другим углом. Все не так плохо, как кажется. Ну, большинство вещей.

Я пролистала каналы, и беззастенчиво смотрела Love and Hip Hop (прим. переводчика: реалити-шоу о личной жизни нескольких музыкантов, исполнителей или продюсеров) некоторое время. Как бы ни была запутана моя личная жизнь, радовало, по крайней мере то, что я не была одной из этих людей. Потом я задумалась о своем телефоне. Я предположила, что вероятней всего Джордан пытался позвонить или написать мне. Я ничего не слышала от Джессы или мамы несколько дней, и вероятно это они проверяют, как я добралась домой.

Я сбегала наверх и нашла свой телефон, запутавшийся в простынях.

Пятнадцать пропущенных вызовов.

Это было не похоже на звонок по телефону среди ночи. Я просто знала, что что-то было не так.

Я посмотрела журнал вызовов.

Тревор.

Джесса.

Тревор.

Мама.

Джесса.

Тревор.

Алана.

Я возилась со своим меню, чтобы добраться до голосовой почты: «Приветик, Бёрди. Джордан написал мне, что возвращается домой. Я слышал, у вас двоих произошла небольшая ссора. Отстой. Он должен был вернуться около часа назад. И он не отвечает на звонки. Я подумал, может ты что-то слышала от него».

Я нажала на следующее: «Бёрд… о, боже мой. Джордан попал в аварию. Я не могу поверить в это», едва внятно говорил Тревор: «Позвони мне, когда прослушаешь это. Мне нужно, чтобы ты позвонила мне. Где ты?»

Я проиграла сообщение Джессы: «Бёрд. Мне только что звонил Тревор. Произошло что-то действительно плохое. Он пытается связаться с тобой. Он звучал мрачно».

Я отказалась от остальных сообщений и набрала Тревора, выпрыгивая из кожи вон от тревоги. Теперь Тревор не отвечал. После четырех последовательных звонков он ответил.

— Бёрд! — зарыдал он. — Я не могу в это поверить.

— Во что поверить?

— Джордан ушел. Джордан ушел, — прозвучал его голос.

— Что? Тревор, о чем бога ради, ты говоришь?

— Ты смотрела новости? Он был в том месиве. Он даже не успел попасть в больницу.

— О, боже мой. Нет. Нет, — прошептала я себе. Этого не случилось. Я все еще была наверху, спала в своей кровати, где я, проснувшись, поняла бы, что это все было неким сном, чтобы я могла простить его за то, что он сделал. Но я не просыпалась.

— Подожди. Я не понимаю. Он в больнице? — Я подумала, что если продолжу спрашивать, то может, я получу другой ответ.

— Нет. Нет… — плакал он.

— Где ты?

— В больнице.

— Мне нужно приехать.

Он быстро собрался.

— Я не хочу, чтобы ты водила в таком состоянии. В любом случае автострада здесь заблокирована на несколько миль. Приезжай завтра.

— Я не могу сидеть здесь, — воскликнула я. — Я не могу находиться здесь в одиночестве.

— Пожалуйста, Джордан не хотел бы, чтобы ты сейчас ехала в таком состоянии. Просто оставайся в безопасности.

— Я не могу быть одна, — заплакала я. — Боже мой. — Я опустилась на пол. Это все не реально. Это все было не реально.

— Как Анна? Она в порядке?

— Она с моей мамой. Я еще не сказал ей. Я не знаю, как сообщу это нашей маленькой девочке.

— Этого не происходит, — прошептала я.

— Пожалуйста, позвони кому-то из друзей, чтобы он остался с тобой. Бёрд, мне нужно идти. Родители Джордана на другой линии. Я люблю тебя, девочка. Пожалуйста, останься дома сегодня вечером. Мы будем ждать тебя завтра. Посмотри, сможешь ли ты найти того, кто сможет поехать с тобой. Мне не нравится идея, чтобы ты ехала одна.

В этом был весь Тревор, его муж только что умер, а он беспокоится о моей безопасности за рулем.

— Я люблю вас, ребята, — плакала я в трубку. — Мне так жаль.

— Я люблю тебя. Мы должны быть сильными ради друг друга. Ты нужна мне. Анна будет нуждаться в тебе.

Я повесила трубку и сидела в темноте, звук моих рыданий раздавался громче телевизора.

Я только что унаследовала дочь и потеряла лучшего друга. Прекрасный образец человека. Того, кто сделал мир лучше. Он не был идеальным, но его самой большой ошибкой было слишком много заботы. И последнее, что я сделала для него, это выставила его из своего дома и отправила в последний путь в его жизни.

Осознание этого ворвалось в мое сердце. Я привела Джордана к смерти.

Скорбь набегала быстрыми волнами, каждая из которых была больше предыдущей, такими, что я едва могла отдышаться от утопления.

Джордан был моим одеялом безопасности, когда я переехала в Лос-Анджелес. Он защищал меня, он наставлял меня, он направлял меня. Я чувствовала себя в безопасности, потому что существовал Джордан. Я воспринимала его как должное: его лекции, его опеку. В трудные времена ему пришлось нелегко со мной. Но сейчас, я бы убила за одну из его лекций.

Я смотрела на свою дверь, ожидая Джордана, который вбежал бы с новостями или истерическим видео на YouTube, как в дни нашего соседства. Но дверь была неподвижна. Джордан никогда не войдет в нее снова.

Я не хотела оставаться одна. У меня были друзья, которых я приобрела за эти годы. Мы с Марли сблизились с тех пор, как она извинилась передо мной в ванной, но немногие понимали, что для меня значит Джордан. Я думала о картине, лежащей на моем полу. Лишь небольшое количество людей жили в то время, когда мы с Джорданом проживали в квартирке на Скид-Роу, когда мы были начинающими танцорами. Так мало людей знало меня, я имею в виду, по-настоящему знали меня. Мои величайшие страхи, мои слабости, уязвимые места. Я тонула, и мне нужен был кто-то, кто обернул бы свои руки вокруг меня и вытащил на берег. Как будто невидимая сила взяла меня за руки, направила мои пальцы к моим сообщениям в Фейсбуке, а затем к последнему, которое я получила от Эша. Я не открывала ни одного, вплоть с самого первого, моя сила воли была не достаточно сильной, чтобы не ответить, если бы я прочла их.

Мой отец болен. Он стабилен, но я еду в Лос-Анджелес, чтобы быть со своей семьей. Я просто хотел, чтобы ты знала, что я пробуду в городе какое-то время. И я знаю, что у тебя великолепная жизнь, но я держу свое обещание.

В сообщении был указан номер телефона Эша, и я прижалась к нему своим пальцем. Он был кораблем, пробивающимся сквозь волны, плывущим мне на помощь. Эш был слишком близко ко мне, чтобы сопротивляться.

Эш

Квартира была погружена в полную темноту, когда я вошел внутрь. Хрупкое колебание ее всхлипываний было единственной вещью, которую я смог увидеть. У нее был самый причудливый, озаряющий смех, который я когда-либо видел, но у нее были и самые печальные, самые разбитые рыдания. Я на секунду закрыл глаза, но цвета продолжали жить в моем воображении, и даже с закрытыми глазами мне не удалось избежать ее страданий.

— Бёрд?

— Я здесь.

Я последовал за ее голосом и, наконец, увидел, мягкий фиолетовый свет, который обрамлял ее темную фигуру.

— Я не могу в это поверить. Я не могу в это поверить, — шептала она, сидя на подоконнике, наблюдая за центром Лос-Анджелеса.

— Мне очень жаль, Бёрд. — Я провел рукой по ее мягким кудряшкам.

Она развернулась и прижалась ближе к моему телу, и я обнял ее, когда ее тело содрогнулось от страданий. Я обнимал ее в тишине, пока моя рубашка впитывала ее слезы.

— Он рассказал мне о том, что сказал тебе. Я понятия не имела.

— Я предполагал, что он мог это сделать.

— Я была так зла на него. Я никогда не хотела, чтобы ты чувствовал себя бременем. Ты никогда не был бременем для меня, Эш. Никогда.

— Я знаю, что ты никогда не воспринимала меня таковым, Бёрд. Я знаю, что ты любила меня.

— Но ты ушел.

— Потому что знал, что ты отказалась бы от шоу. Я дал тебе возможность рассказать мне. Когда ты этого не сделала, я знал, что это значит. Это означало, что я был на твоем пути. И ты слишком сильно любила меня, чтобы это увидеть.

Она застонала, словно боль была физической:

— Это так больно. Я не знаю, как с этим справлюсь.

— Ты сильная, Бёрд. Сильнее, чем я.

Она начала отчаянно плакать:

— Это моя вина. Это все моя вина. Я сказала ему уйти. И он возвращался домой, и именно тогда попал в аварию. Он должен был провести следующие несколько дней со мной. Как, однажды, мне объяснить все это его маленькой девочке?

— Бёрд, в том, что случилось, не было твоей вины. Это был несчастный случай.

Она скрыла свои карие глаза от меня.

— Почему тебе так легко говорить эти слова мне, но не себе?

Ее слова подняли огромный валун из груды камней, которые так долго давили на меня. Как будто вся боль, которую я когда-либо чувствовал, имела цель. Поэтому, в этот момент, я мог быть здесь, для нее, и понимать то, что она чувствовала так, как никто другой бы не смог. Это было не только чувство потери, но и чувство ответственности. Я готов был чувствовать свою боль на протяжении тысячелетия, лишь бы я мог облегчить ее.

Я не верил, что Бёрд была виновата. И в тот скоротечный момент, когда она бросила мне вызов, я смог выйти за пределы себя и увидеть, что, возможно, смерть Сары тоже не была моей ошибкой.

Глаза Бёрд мельком увидели мою руку, небрежно замотанную в пропитанную кровью марлю. Она схватила ее:

— Что случилось с твоей рукой?

— Ничего. Это пустяк.

— Скажи мне.

Я не хотел, чтобы речь шла обо мне.

— Мой папа сегодня умер.

— Боже мой. Этого не может быть на самом деле, — она склонила голову к своим рукам. — Мне очень жаль. И ты здесь. Я не хотела отрывать тебя от дел. Я понятия не имела.

— Нет никого больше, с кем бы я предпочел быть. Ты нужна мне.

— Ты это сделал? — спросила она, глядя на мою ладонь.

— Не специально. Я разбил зеркало.

— Эш…

Мы спасаем друг друга. Это то, что мы делаем. Годы назад она бесстрашно вмешалась, когда я был депрессивным ребенком, который хотел исчезнуть. Сегодня, я был мужчиной, который был на грани срыва. В обоих случаях она спасла меня.

Я наконец-то понял, что был здесь, чтобы теперь спасти ее.

Бёрд позвонила мне, погружаясь в одинокие воды скорби. Ей нужно было, чтобы я вытащил ее из черных глубин, куда мог проникнуть лишь крошечный проблеск света, и вернул ее на берег. Но для того, чтобы я смог это сделать, мне самому придется плыть к этому одинокому мерцающему свету. Я бы не смог вытащить ее из глубины, если бы не хотел вытащить и себя вместе с ней.

— Позволь мне позаботиться об этом, — сказала Бёрд.

— Не нужно, все в порядке.

— Пожалуйста, позволь мне отблагодарить тебя, — наш способ убедить другого принять помощь, когда мы были слишком слабы, чтобы признать, что нуждаемся в ней. — Позволь мне позаботиться о тебе. В любом случае это меня отвлечет.

Я уступил, и она вернулась с аптечкой.

— Бёрд, я держу свое обещание. Я получаю помощь. Ты была права. Тут не все так просто. И я буду стараться изо всех сил, чтобы мне стало лучше.

Она ласково мне улыбнулась. Она знала, чего я хотел, но сейчас не время просить второй шанс. Я бы хотел заслужить ее возвращение. Я бы хотел, чтобы она действительно поверила, что я ее больше не оставлю.

— Это все, чего я когда-либо хотела для тебя.

Как только новая повязка была обернута, она поцеловала мою руку.

— Так лучше? — спросила она.

Я ничего не мог поделать с собой. Я притянул ее к себе и поцеловал. Поцелуй был нежным, сладким. Этой ночью мы не зайдем дальше этого поцелуя.

Она прижалась своим лбом к моему, и слезы вернулись вновь. Я понимал этот тип горя. То как он будет казаться неподвижным, но затем он вырвется из тебя еще до того, как у тебя появится шанс остановить его.

— Я просто хочу исчезнуть, — плакала она.

— Я не позволю этому случиться, Бёрд. Я больше никогда не выпущу тебя из виду.

36 глава

Бёрд

Хотела бы я сказать, что помню многое о поминках и похоронах Джордана, но все было, как в тумане. Я помню только то, что Эш всегда был рядом. Он всегда присутствовал, словно воздух, необходимый, но не навязчивый. Его присутствие дало мне силы пережить те тяжелые дни. Но именно в дни после похорон было сложнее всего. Когда мне пришлось постараться и узнать, как начать жить без моего лучшего друга.

Это произошло так внезапно. Мы не успели подготовиться или попрощаться. Смерть Джордана даже не осознавалась вплоть до того, пока мы его не похоронили. И когда это произошло, я чувствовала, что каждое мгновение каждого дня я пыталась двигаться вперед по зыбучим пескам. И чем сильнее я старалась, тем глубже тонула.

Эш был рядом. Он обнимал меня на полу ванной, пока я плакала. Он слушал меня, когда мне нужно было поговорить, а иногда он сидел со мной в полной тишине. Он был моей силой, когда мне казалось, что я не смогу собрать свою.

Я познакомилась с мамой Эша на похоронах его отца. Я узнала, от кого он унаследовал свои мудрые глаза. Обстоятельства, при которых мы встретились, были далеко не идеальны, но она была любезной, учитывая ситуацию. Она также настояла на том, чтобы Эш как-нибудь привел свою «подругу» на ужин, как любая любопытная мама.

Когда мы вернулись в мою квартиру после похорон его отца, Эш был молчаливым. Но эта тишина не была умиротворенной. Я чувствовала, что внутри него что-то бушует. Вещи, которые он боялся показать мне.

Он хотел быть сильным для меня, но я должна была позволить ему быть слабым. Я должна быть той, кто позаботится о нас.

Эш пошел на кухню, налить себе немного воды, и я последовала за ним. Он наполнял стакан, стоя ко мне спиной. Я подошла к нему сзади и прошептала:

— Это нормально, грустить, Эш. Тебе не нужно скрываться от меня.

Он перестал наполнять стакан и осторожно отставил кувшин на стойку. Затем он развернулся, не моргая, он смотрел прямо в мои глаза, но при этом он боролся из последних сил.

Я смотрела в его зеленые глаза, обрамленные бледно-розовым цветом, подчеркивая случившееся горе и нежно гладила его по щеке.

— Скажи мне, что ты чувствуешь, Эш. Позволь мне помочь тебе. Позволь мне отблагодарить тебя.

Я обняла его и почувствовала два больших вздоха, когда он отпустил свои слезы. Он обнял меня, словно я была единственной вещью, способной удержать его на плаву.

Ашер не скрывал своих чувств за загадочными формулировками, чтобы позже наказать себя. Он рассказал мне обо всех своих сожалениях, своих страхах. Он рассказал мне все, его кошмары, где смерть его сестры превратилась в мою. Он рассказал мне о том, как он испугался, что снова сорвется. Как он боялся того, что однажды лекарства перестанут помогать, или отнимут у него синестезию. В каком он был ужасе от того, что его отправили в больницу, и обо всех подробностях его первого срыва.

Тогда я и осознала, что Эш повзрослел. У меня наконец-то был весь Эш. Не только его кусочки. Весь он.

***

Через две недели после смерти Джордана, я отправилась навестить Тревора. Он был родом из Сан-Франциско, что означало его семья была рядом, помогая ему, но Анна теперь была также и моей ответственностью. Тревор и Анна были моей семьей.

Пока меня не было, Эш отправился к своей маме на семейную встречу. Когда он рассказал мне о своих планах, это вызвало первый проблеск радости в моей душе после смерти Джордана.

Я подъехала к их загородному дому. Моему сердцу было больно, зная, что я не услышу громкого смеха Джордана в его гостиной, и что меня не встретят у двери одним из его медвежьих объятий, который включал в себя дополнительное вращение. Я принимала свое время с Джорданом как должное. Это так легко сделать, когда думаешь, что у тебя есть все время мира с этим человеком.

Я позвонила в звонок и услышала шум за дверью, включающий в себя лай собаки и крик Анны.

— Это Боуди!

— Привет, красавица, — сказал Тревор, распахнув дверь. На его лице была улыбка, но я могла видеть и мешки под глазами от слез и недостатка сна.

— Привет, красавчик, — сказала я в ответ. Это была наша с ним шутка, поскольку Тревор действительно был чертовски великолепен.

Мы обнялись, но, в отличие от наших обычных приветствий, это объятие затянулось. А затем они превратились в крепкие объятия, когда мы оба заплакали. Тревор был окружен семьей на протяжении всех похорон, и это был первый раз, когда мы с ним были одни. Джордан почти всегда был рядом с нами, и это сделало его отсутствие более ощутимым.

Мы проплакали несколько минут, но потом, я заметила маленькую Анну, растерянно смотрящую на нас. Этой бедной маленькой девочке пришлось многое пережить.

Я вытерла слезы и опустилась на колени:

— Привет, мой маленький цветочек, — сказала я, целуя ее в лоб. Она смотрела на мои волосы, будто была загипнотизирована, и завивала их вокруг своих пальчиков. Она всегда была очарована моими волосами.

Я подарила ей поцелуй Эскимоса. Анна мягко обхватило мое лицо своими ручками. Мое лицо было просто лицом тети Бёрди, которое целовало ее, смеялось с ней, танцевало с ней. Она не видела моих шрамов.

Мы расположились на их заднем дворе, наблюдая за тем, как Анна играет в своем миниатюрном игровом комплексе.

— Эта маленькая девочка — то, что поддерживает меня сейчас, — сказал он.

Я потерла плечо Тревора. Я не считала правильным говорить ему, какую потерю чувствовала сама. Какими бы мои чувства не были, его боль должна была быть десятикратной.

— Как твои дела, Бёрд?

— Я в порядке. — Мне потребовались все мои силы, чтобы задушить узел, который поднялся с самого желудка.

— Я знаю, он хотел бы, чтобы мы были счастливы. И однажды я буду, но прямо сейчас я так сильно по нему скучаю.

— Я тоже, — сказала я.

— Ты была ему сестрой, которой у него никогда не было. Он так сильно любил тебя, Бёрд.

Слова подтолкнули узел вверх так, что я больше не могла сдержать слезы. Я чувствовала, что должна признаться Тревору. Я должна была сказать ему, что я та, кто отправил его на тот свет раньше времени.

— Тревор, я была резка с ним в последний раз, когда мы виделись. Господи, если бы я могла вернуть этот момент назад. Я бы никогда не позволила ему уйти.

— Не делай этого. Братья и сестры ссорятся. Люди, которые заботятся друг о друге, ссорятся. Дерьмо случается. Джордан попал в дерьмовый шторм. Мы не можем жить своей жизнью с этим «а что, если…». Их слишком много, черт возьми. Ты знаешь, что он должен был вернуться только на следующей неделе, но из-за работы я заставил его приехать раньше, чтобы он мог присмотреть за Анной. Я мог бы сидеть здесь весь день, спрашивая себя, почему я это сделал.

— Ты не должен поступать так с собой.

— Точно, и ты не должна.

Я провела остаток дня, смотря Netflix с Тревором, учила Анну некоторым танцевальным шагам и делала все возможное, чтобы снова научиться жить. Мы с Тревором договорились делать это чаще. На следующий день я вернулась домой.

***

Вернувшись домой из Сан-Франциско, я обнаружила Эша на кухне, неистово трудившегося над несколькими кастрюлями и сковородами.

Это был первый раз, когда я почувствовала себя нормально за какое-то время.

— Привет, — перекрикивала я звуки проигрывателя и шипение. Он подпрыгнул и развернулся. На нем был одет мой потрепанный фартук, и я взорвалась смехом.

— Замечательно. Просто посмейся над человеком, который достаточно уверен в своей мужественности, чтобы носить потрепанный передник в цветочек.

— Прости, это забавно. Хотя в этом есть что-то странно сексуальное…

Зрелость была Эшу к лицу. Конечно, ему было только двадцать шесть, но, вау, двадцать шесть ему шли. Двадцать один тоже выглядели хорошо, но двадцать шесть были похожи на Эша с посыпочкой сверху.

— Могу ли я помочь? Я не помню, чтобы ты был грандиозным поваром…

— Вот для чего люди изобрели интернет.

— Оу, это будет ужааааасно. Как все прошло у твоей мамы?

— Все было хорошо. Все еще тяжело. Все пытаются быть позитивными и чтить память отца забавными историями, но я столько всего пропустил. Я не могу не чувствовать себя мудаком.

Я сочувствую ему. Я бы хотела повернуть время вспять и подарить ему те годы. Но важно было то, что он сразу отпускал эти мысли, вместо того, чтобы позволить им гнить внутри себя.

— Я понимаю. Но ты не такой. Ты один из самых заботливых людей, которых я знаю.

Он одарил меня полуулыбкой.

— Все так стараются, чтобы я чувствовал себя желанным, потому что они боятся, что я снова уйду.

— Я тоже все об этом знаю.

Эш не прокомментировал это. Я не пыталась бросаться в него этим, это была просто честность. Эш был идеален, но во мне все еще сохранилось, то сомнение, что он снова мог исчезнуть. Я никак не могла избавиться от этого страха.

Мы накрыли восхитительный ужин, состоящий из переваренной пасты и резиновой курицы под пармезаном. По иронии судьбы, это было самое большее, что я съела за несколько недель.

Я отлучилась в ванную, и когда я вышла из нее, проигрыватель снова включился, проигрывая песню, которая вернула меня в то время, которое я провела вместе с Эшем в моей маленькой квартирке. Это была та песня, под которую мы впервые поцеловались.

— Могу я пригласить тебя на танец? — спросил он, протянув мне руку.

Я улыбнулась и покачала головой, когда подошла и протянула ему свою руку. На этот раз это были не два робких ребенка, прокладывающих себе путь к поцелую. Я комфортно прижалась к нему, когда он положил свою руку мне на бедро и поднял другую вверх и в сторону, и мы мягко покачивались из стороны в сторону.

Я положила голову ему на плечо и ощутила его запах, слабый сохранившийся запах бергамота и апельсина, его гель для душа. Он прислонился своей щекой к моей, так что щетина его бороды слегка поцарапала мою щеку.

У нас ничего не было, только пару поцелуев. Вокруг нас было слишком много смертей. Я просто пыталась выжить. Но, в конце концов, я почувствовала, как мое тело наполнилось желанием. Свободной рукой я провела по груди Эша, его шее, затем сквозь его волосы, потянув за них и подняв свои глаза, привлекая его к своим губам.

Он схватил меня, и я обхватила его ногами, когда он отнес меня к моему огромному подоконнику. Это было одно из моих любимых мест в квартире. С другой стороны от нас был центр Лос-Анджелеса, город, который, несмотря на все хорошее и плохое в нем, объединил нас.

— Я хочу, чтобы ты был внутри меня, — умоляла я. — Это все, что я хочу чувствовать.

Он освободился от джинсов:

— Я мог бы жить внутри тебя, — сказал он, прижимая свое теплое тело к моему.

37 глава

Бёрд

Следующим утром я готовила для Эша, трудясь над панкейками, яйцами и беконом.

— Святой ад, — сказал он, подходя к пиршеству в своем обнаженном великолепии.

—Ты ведь понимаешь, что люди в здании через улицу могут видеть тебя, — сказала я, бросив в него свой фартук.

— Ну, если ты так настаиваешь, — ответил Эш, надевая его. Он полез в холодильник, чтобы что-то прихватить, открывая мне вид на его голую задницу, по которой я быстро шлепнула.

Я снова влюбилась. Не снова. Я никогда не переставала любить Эша. Но эта любовь была глубже, уходя корнями глубоко в землю. Мы лучше понимали себя как личностей, что позволяло нам быть цельными друг для друга.

— Бёрд, я должен вернуться в Нью-Йорк, — со всей серьезностью сказал Эш во время завтрака.

Мое сердце замерло. Я была неосторожной. Я снова открыла свою душу Эшу, а он возвращался к своей прежней жизни. Он никогда не говорил того, что мы вместе. Между нами никогда не было серьезных отношений.

— Оу, — произнесла я.

— Бёрд. Я должен вернуться к работе. У меня есть несколько проектов, которые я должен закончить. Я никогда не планировал так долго оставаться в Лос-Анджелесе.

— Конечно. Я понимаю.

— Но, я не хочу, чтобы это закончилось.

— Я тоже.

Боюсь, что я слишком быстро прыгнула обратно. Он все еще содрогался и говорил во сне. Он только начал посещать терапевта. И мы жили на противоположных концах страны.

— Так, как мы это сделаем? — спросил он.

— Я не знаю. Я даже не знаю, где буду через несколько месяцев, — сказала я. На этот раз я не хотела отказываться от чего-то, ради кого-то.

— Я могу работать где угодно.

— Эш, тебе все еще нужно закончить и другие дела в Нью-Йорке. Ты лишь прошелся по поверхности существующих проблем.

— Ты права, — сказал он, вставая, чтобы отнести тарелку в мойку. — Но я вернусь к тебе, Бёрд. И если ты мне позволишь, я буду готов жить с тобой даже на гребанной Луне, если придется. Я хочу всю оставшуюся жизнь компенсировать те пять лет, которые я потерял. Я хочу наблюдать за твоими танцами по всему миру. Я хочу иметь с тобой детей. Мы не должны выбирать между нашей карьерой и друг другом. Мы можем иметь все это.

— Я знаю Эш. И я так сильно люблю тебя, но…

— Но, я оставил тебя и разбил твое сердце. Я знаю. Знаю, — сказал он с сожалением.

Я хотела прыгнуть в его объятия, я хотела сказать ему, что я хочу все это тоже, но я так боялась. У нас и прежде были моменты, моменты настолько безупречные, и я думала, что они никогда не закончатся, но затем они исчезали.

— Прости, Эш. Я втянула тебя в свою жизнь и не задумывалась об обязательствах, которые у тебя были. Я бы могла подождать, просто я не знаю, готова ли я прыгнуть.

— Бёрд, я все понимаю. Но я возвращаюсь только, чтобы стать достойным мужчиной для тебя. Я тебя не отпущу. Не торопись. Я буду ждать тебя. И если мне придется ждать вечность, то я так и поступлю.

***

Эш уехал на следующий день.

Я наконец-то поступила мудро насчет нас. Было такое ощущение, что наши отношения всегда были связаны с чрезвычайными обстоятельствами. Потеря моего лучшего друга снова ускорила все, это сделало меня слишком открытой для его любви. Я не могла позволить ему так легко вернуться, не после того, как он оставил меня в первый раз.

Я упаковала специальный проект, чтобы доставить его в багетную мастерскую. Это заставило меня задуматься о том, что еще у меня осталось от Эша. Я вернулась в хранилище и принесла остальные коробки с маркировкой «Эш».

В одной из них были все художественные принадлежности, которые я купила для него. В другой коробке хранились все его сумасшедшие зарисовки, которые он оставил на полу во время своего срыва. Еще одна была заполнена множеством рисунков, которые он создал во время наших танцевально-художественных занятий. И еще в нескольких были другие его проекты с крыши. Но здесь был еще один одинокий проект, спрятанный в углу одной из коробок. Свернутый и завязанный резиновой лентой, он казался забытым и заброшенным. Я сняла резинку и развернула его.

Наше дерево. То, которое нам так и не удалось закончить. Некоторое время я смотрела на него, сидя на полу.

Это дерево ждало годами, чтобы быть законченным. Если я чему-то и научилась от смерти Джордана, так это тому, что ты не должен позволять людям уходить. Я собиралась держать его за руку, точно так же, как и собиралась много лет назад, прежде чем наши отношения внезапно оборвались. Потому что я любила Эша. Нельзя позволять людям, которых любишь, уходить. Нельзя тратить впустую больше ни минуты, потому что минуты драгоценны, и они могут быть отняты раньше, чем у тебя появится шанс сказать или сделать то, что ты всегда хотел.

Я любила его, и я не собиралась любить в страхе. Я очень хотела любить Эша бесстрашно.

Я отпустила Эша, чтобы он мог исцелиться, после того, как он провел недели рядом со мной, отдавая всего себя, помогая мне исцелиться, несмотря на его собственную потерю. Но это не мой стиль. Это не Бёрди Кэмпбелл. Я иду ва-банк. Я люблю сильно. Я же позволила страху и боли диктовать, как мне любить. Ну, больше нет.

Я свернула дерево обратно и приготовилась вернуться к делам любовным.

Эш

У меня был первый день десенсибилизации (прим. переводчика: десенсибилизация и переработка движением глаз — метод психотерапии, разработанный Френсин Шапиро для лечения ПТСР). Она должна была помочь перепрограммировать мой мозг, чтобы справиться с ПТСР. Меня заставляли вспоминать и произносить все те вещи, которые приводили меня в такое состояние. Это было отстойно, но я должен был проработать их. Я должен избавиться от этих моментов.

Я начал заниматься терапией сразу же, как только вернулся, я просто адски скучал по Бёрд. Ничего не чувствовалось правильным без нее.

Я хотел быть с Бёрд, но я не мог давить на нее. Это было бы эгоистично. Я понимал, как тяжело любить кого-то вроде меня. Я понимал, что ей самостоятельно нужно принять решение — доверяет ли она мне снова.

В тот вечер я погрузился в живопись. В моем воображении образовался ряд новых кусочков. Как правило, искусство было словно течение, но я застрял. Все, о чем я мог думать, это Бёрд. Какими полноценными ощущались вещи возле нее. Вся моя энергия была направлена на то, чтобы противостоять желанию позвонить ей и умолять ее приехать сюда. Я должен был уважать ее выбор, даже если он мне не нравился, но это так выматывало.

Потом позвонили в дверь.

— Что за…? — выругался я про себя, когда посмотрел в глазок.

Там никого не было.

Я открыл дверь и выглянул наружу.

Я увидел лазурные и бирюзовые волны, когда голос произнес:

— Есть кое-что, что ты должен закончить, УАТТ.

Размеренными шагами она подошла к углу, где была расположена моя дверь. Я не мог поверить не своим ушам, не своим глазам. Она держала картину, бумага скручивалась вдоль краев, словно долгое время пробыла в таком состоянии. Я узнал прерывистые штрихи зеленого, оранжевого, розового и желтого.

— Я очень долго ждала, чтобы закончить это. Нам нужно определить, на чем мы закончили мои уроки. Я до сих пор не знаю, как нарисовать одно долбанное дерево.

— Ты была моим любимым, и единственным, учеником.

Она опустила картину вниз, когда я обернул свои руки вокруг ее талии и поцеловал ее мягкие губы. Запах лаванды заполнил мой нос. Она была самой сладкой, самой яркой и самой ароматной вещью.

Я отклонился назад, чтобы посмотреть в ее оливково-золотые глаза.

— Ты просто в гости? — Я не хотел строить предположений.

Она ухмыльнулась и посмотрела вниз.

— Я тут подумала, может после дерева ты мог показать мне, как нарисовать лес, а потом реку. Или я могла бы научить тебя чему-нибудь. Несколько упражнений?

— Для этого нам потребуется много времени. Ты ужасный художник, а я ужасный танцор.

— Я знаю, — кивнула она, переплетая наши пальцы.

Я снова притянул ее к себе, смакуя ее поцелуй и волну оттенков и ароматов, сопровождающих его.

Она была редкостью. Она была моей. На этот раз навсегда.

Ее глаза наполнились слезами, когда она целовала меня в ответ.

— Что случилось? — спросил я.

— Прости. Я счастлива, это просто…

— Я знаю, порой хорошие чувства порождают и грустные.

Она скучала по своему лучшему другу, человеку, к которому она бы отправилась, чтобы рассказать обо всех новых планах. Я понимал это, я всегда думал о том, как бы Сара полюбила Бёрд.

— Эш, я просила тебя быть смелым и смотреть в глаза своим страхам. И я должна сделать то же самое. Я боялась того, что чувствую к тебе. Мне было страшно любить тебя, но я люблю. Любила. И всегда буду.

— Бёрд, я проведу каждый день, заглаживая свою вину.

— Нет. Нет, хватит жить прошлым. Нет больше сожалений. Давай любить друг друга сейчас. Давай рисовать и слушать музыку, и танцевать, и… — улыбнулась она.

— Трахаться? — прошептал я ей на ушко.

— Мммхмм, — озорно усмехнулась она. Затем она проговорила это слово для меня, своими полными, розовыми губами.

— Давай сделаем все это, и не обязательно в таком порядке, — сказал я, забирая картину из ее рук.

Мы провели ночь, заканчивая это дерево, и это было лучшее дерево, наполненное оранжевыми, зелеными, розовыми, желтыми, пурпурными, синими, золотыми и красными цветами.

Но это дерево было только началом.

Мы собирались строить гораздо больше вместе.

Эпилог

Бёрд

— Я представляю вам «Центр Сары и Джордана»! — произнес Тревор, разрезая ленточку.

Тревор, Эш и я решили, что это будет самым лучшим способом сохранить и почтить память Сары и Джордана, и помочь нам справиться с их потерей. Это место предназначено для молодежи из группы риска, чтобы у них был доступ к урокам танца, искусства и прочим видам деятельности. Получить горячую еду, а также был специалист в штате, чтобы помочь детям, которым нужно было с кем-то поговорить.

Следующей крупным проектом Тревора с нашей помощью, было создание бесплатной психиатрической клиники в их честь.

Раздались аплодисменты, и здание наполнилось членами сообщества. Мы провели день, общаясь с родителями, детьми и местными лидерами, а также общались с прессой.

Хотя события этого дня были захватывающими, в последнее время я быстро уставала и была слегка одержима идеей возвращения на наш диван.

— Приятно вернуться в Лос-Анджелес, — сказала я.

Я только что закончила свой годовой тур в Вегасе, с новым танцевальным шоу. В этот период Эш разделил свое время между Нью-Йорком и Вегасом.

За это время он добился огромных успехов в своей терапии. Его клаустрофобия почти исчезла, его ночные кошмары уменьшились почти до нуля, а перепады настроения, которые лекарства не могли целиком подавить, были под контролем. Нам всегда приходилось следить за его биполярным расстройством, но сейчас мы были вооружены лучше, чем когда-либо до этого.

О, и мы следовали клише и поженились в Вегасе. Потому что решили, что ожидание было для чайников. Мы не хотели терять время. Мы дождались приезда наших родных и поженились прямо в пустыне. Многое может случиться за полтора года.

— Устала? — спросил Эш.

— Угу.

— Как наш маленький танцор?

Я потерла свой маленький живот.

— Ты имеешь в виду малыш УАТТ? — ответила я.

— Ты можешь себе представить, если этот малыш получит оба таланта? — спросил он.

— Это было бы что-то… О нет, что нам делать, если у него окажутся две левые ноги и он едва сможет нарисовать фигуру из палочек?

— Мы засунем его обратно, — сказал Эш.

— О, вы, художники, такие драматичные.

— Вот за это ты и любишь меня. — Эш поцеловал меня в висок.

— Ты прав, — сказала я, восхищаясь изображением Джордана и меня, танцующих на другой стороне нашей гостиной.

Эш

Она была особенной, с ее ярко-красными завитками волос и ее яркими зелеными глазами. Полупрозрачный розовый оттенок окутывал ее. Ее крики были похожи на цветные солнечные лучи, такие же красивые, как и у смеха ее матери. Аура Сара Торо.

Из всего, что я создал, она была моим самым прекрасным шедевром. Потому что моя муза принимала равную долю участия в ее создании.

Теперь у меня было два человека, для которых я бы сделал все, что угодно. Два человека, которые подталкивали меня стать лучше.

Они были моим миром, а я — их. Моя жизнь имела смысл и ценность.

Потребовалось некоторое время, чтобы найти свое место в мире, но наконец-то я его нашел. Оно было там, где были Бёрд и Аура.

Они были моим домом. Они были моим здравым смыслом.

Бёрд

Возможно, «если» не такое уж и плохое слово. Оно наполнено возможностями. Это слово предвосхищает риски. Исключает бесконечную возможность. «Если» означает, что нет ничего абсолютного. И, возможно, это хорошо.

Конец