Баллада об Ашальчи Оки[1]

есть край далеко-далеко

куда дойти нелегко

исполнены древние дали

сиротства тоски и печали

лишь только смежаю ресницы

туда моя песня стремится

и там приникает беглянка

к мотиву из рода чанго[2]

там сестра моя

ашальчи оки

которая слагала стихи

и не ведая передышки

две написала книжки

но перо свое и певчий озноб

сменила на скальпель и стетоскоп

так она стала подругой немой

тому кто был отсечен тюрьмой

и разделила молчание кузебая

герда[3] гордо предполагая

что лучше ей онеметь при жизни

чем раствориться в деспотизме

да

молчанием во дни глухие

возможно противиться тирании

европа вперившаяся в свой пуп

не ведала о тяжести этих пут

не волновало ее нисколько

отчего вотякская женщина смолкла

и лишь ее небольшой народ

и еще кто знал ее

тот поймет

зачем она замолчала врачуя

покоренного и покорителя

чуя

какой это мощный ответ угнетенью

ее неменье

красноречива твоя «молчанка»

самая чанговская из чанго

сестра моя ашальчи оки

годами не обронившая ни строки

две фотографии и стихов букетик

все что мне от тебя

осталось на свете

да еще жалкая моя смелость

помня о риске

твою балладу прочитать близким

Загрузка...