ВОЛОДЯ

На небольшой тихой ровенской улице в маленькой конурке помещалась часовая мастерская. Вывеска «Починка часов всех систем» была больше окошка, около которого работал мастер по фамилии Дикий. В этой мастерской была наша явка. Пользовались этой явкой Михаил Макарович Шевчук и три других наших партизана.

Однажды Дикий заметил, что мимо окна, внимательно вглядываясь, несколько раз прошел мальчик лет одиннадцати-двенадцати.

На другой день к Дикому зашел Шевчук. Он подал в окошко свои часы, тихонько что-то сказал и, ваяв обратно часы, ушел. Но тут же Дикий на противоположной стороне улицы вновь заметил того же мальчика.

«Тут что-то неладное», — подумал часовщик.

Прошел час, другой. Мальчик вдруг появился у окна и, просунув голову, спросил:

— Дяденька! Вы не знаете, где мне найти партизан?

— Да что ты, угорел, что ли? Каких тебе партизан?

Большие черные детские, чистые глаза мальчика стали сразу испуганными. Но от часовщика он все же не отошел.

— Я думал почему-то, что вы знаете. Может, вы кого-нибудь знаете, кто знает партизан?

— Знаете… знает… Да откуда мне знать!

— Ну ладно, — сказал мальчик и отошел.

Но Дикий заинтересовался мальчиком. Выйдя из мастерской, он крикнул ему вдогонку:

— Мальчик, а мальчик, вернись-ка!

Тот снова подбежал к окошку.

— Заходи ко мне.

Мальчик вошел в мастерскую.

— Тебе зачем партизаны?

— Этого я не имею права говорить, могу сказать только командиру партизанского отряда Медведеву.

— Вон ты какой! Ну, посиди немного.

Дикий знал, что скоро должен прийти наш разведчик Лисейкин с бумагой от Шевчука. Вскоре Лисейкин действительно появился у окошка и передал донесение.

— Тут вот хлопец у меня. Возьми-ка его с собой. И там разберись поосторожней.

На вопрос Лисейкина мальчик объяснил, что его послали из отряд Медведева из партизанского отряда имени Ленина, который находится под Винницей.

— Только больше я ничего не [скажу, — решительно заявил посланец.

— Как же тебя зовут?

— Володя.

Лисейкин взял Володю с собой. Дикий только что передал ему распоряжение Шевчука явиться по определенному адресу, откуда пойдет машина к нам в лагерь.

С некоторых пор Кузнецов и Шевчук уже не хотели ходить пешком. Коля Струтинский так умело устроился, что гараж ровенского гебитскомиссариата по первому требованию предоставлял ему машины. Самому ли Струтинскому, Кузнецову или Шевчуку требовалось выехать — легковая или грузовая машина к их услугам.

Было даже несколько случаев, когда сам гебитскомиссар ожидал машину, не догадываясь, что его шофер обслуживает в это время партизан.

То, о чем я сейчас рассказываю, происходило в конце августа. Я передал Кузнецову и остальным нашим разведчикам в Ровно приказание прибыть в лагерь для инструктажа. К условному месту им подали обыкновенную полуторатонку. Зубенко, шофер гебитскомиссариата, работавший на нас, устроил себе командировку в Луцк. Ему дали пропуск и груз — полмашины фашистских газет и листовок для Луцка.

Лисейкин пришел с Володей к месту отправки.

Николай Иванович — «обер-лейтенант Зиберт», — стоя около машины, удивленно спросил:

— Откуда у тебя этот хлопчик?

— Да вот, ищет отряд Медведева, говорит, что послан из другого отряда.

— Забирай его в машину, после разберемся.

Но тут Володя вырвал свою руку из руки Лисейкина и бросился бежать.

Лисейкин в два прыжка догнал его и схватил:

— Ты куда, дьяволенок?

— Дяденька, отпусти, я нарочно сказал про партизан.

— Ах ты, гаденыш! Значит, тебя жандармы подослали?

— Сами вы жандармы! — всхлипывая сказал Володя и злобно посмотрел на Кузнецова.

— Ах, чтоб тебя! — рассмеялся Лисейкин. — Ты его испугался?

Он совсем не подумал о том, какое впечатление произведет на мальчугана Кузнецов в форме немецкого офицера.

Тогда, нагнувшись к Володе, он что-то сказал ему на ухо, и мальчик покорно уселся в машину.

В кузове сидели шесть наших разведчиков. Оружие свое они прикрыли фашистскими газетами. Кузнецов сел рядом с шофером.

При выезде из Ровно, на заставе, висел огромный плакат, написанный на немецком языке:

«Выезд машин в одиночку не разрешается».

Немцы выпускали машины лишь колоннами, чтобы они могли отбивать нападение партизан.

На заставе Кузнецов объяснил, что ждать, пока соберется колонна, он не станет, так как имеет срочное поручение. Машину пропустили. Но впереди оказалось большое препятствие.

Километрах в десяти от Ровно на дорожном столбе висело объявление, что путь впереди испорчен и надо ехать другой дорогой. Значит, следовало возвращаться назад чуть ли не на десять километров. Кузнецов решил ехать напрямик.

Еще издали он увидел, что у моста копошатся немцы.

К машине, как только она подъехала, подошел немецкий офицер и, откозыряв «обер-лейтенанту» Кузнецову, сказал:

— Видите, мост сожжен. К тому же, господин обер-лейтенант, здесь в одиночку ехать нельзя: возможны засады партизан.

Кузнецов повысил голос:

— Что значит партизаны! Если партизаны, так, по-вашему, надо в квартирах отсиживаться? Сейчас война! У меня срочное поручение!

— Прошу обратиться к командиру полка, — перетрусив, сказал офицер. — Да вот он сам идет!

Кузнецов вышел из кабины и направился навстречу немецкому майору.

— Хайль Гитлер!

— Хайль!

В кузове машины разведчики уже держали наготове револьверы. Володя, который только что уверовал, что он уже у партизан, при новой опасности забился в угол кузова.

Через две минуты разведчики услышали, как командир полка саперов громко подал команду, и солдаты, строившие мост, бросая топоры и лопаты, направились к машине.

«Ну, начинается!» — подумали разведчики.

В это время Кузнецов спокойно подошел к грузовику.

— Все в порядке. Сейчас саперы перетащат нашу машину, — шепнул он.

— Сойти с машины? — спросил Лисейкин.

— Сидите!

Человек пятьдесят немцев-саперов стали тащить машину через кюветы и грязь в объезд сгоревшего моста.

— Давай, давай! — покрикивали наши из машины.

Эта процедура длилась минут пятнадцать. Как только саперы перетащили машину на другую сторону и поставили на шоссе, Зубенко дал газ, и грузовик преспокойно поехал дальше.

В лагерь они прибыли поздно вечером. Услышав о Володе, я велел его уложить спать, чтобы поговорить утром, но мальчик тут же пришел ко мне сам.

— Вы командир Медведев?

— Да.

— У меня есть к вам секретное дело.

— Ну, говори.

— Я только вам одному могу сказать.

Со мной рядом стояли Стехов, Лукин, Кузнецов и Цесарский.

— Что ж, — улыбаясь, сказал я, — вам, товарищи, мы своих секретов не доверяем. Пойдем, Володя, в землянку.

Мальчик снял кепку, распорол подкладку и подал письмо. Я вскрыл конверт и стал читать. Письмо было напечатано на машинке.

«Податель сего, сын секретаря парторганизации партизанского отряда имени Ленина Володя Саморуха, послан с заданием разыскать отряд Медведева…»


Командир партизанского отряда имени Ленина просил сообщить в Москву о том, что такой отряд существует, действует, но не имеет радиостанции и поэтому не связан с Москвой. Далее командир давал свои координаты, назначал дни и условные сигналы, для того что бы из Москвы послали самолет и сбросили им груз с радиостанцией. В заключении письма была еще одна просьба — отправить Володю в Москву.

Я посмотрел на мальчика. Он выпарывал из подкладки своих штанишек еще одно письмо.

— Еще письмо? — спросил я.

— Это такое же, как у вас. Если бы я кепку потерял, у меня здесь второе.

И он дал мне второй такой же конверт.

— Как же ты добрался к нам?

Оказывается, Володя шел пешком пятнадцать дней. Прошел он около пятисот километров. Ночевал то в лесу, то в поле, а то в каком-нибудь сарае. Питался тем, что подавали люди. Когда его спрашивали, откуда он, Володя говорил, что родители его убиты и он идет к своей тетке. Эта «тетка» каждый раз меняла свой адрес. В районе Проскурова он говорил, что тетка в Шепетовке. А в Шепетовском районе рассказывал, что тетка живет в Ровно.

В Ровно бродил несколько дней, пока не присмотрелся к часовому мастеру.

— Да почему ты решил, что этот мастер знает партизан?

— Не знаю. Так показалось, что знает. Да если бы он гадом оказался, я все равно успел бы убежать.

— Ой, Володя! Просто тебе повезло!

Володя остался у нас в отряде. Долгое время мы не могли его отправить в Москву. Он и не хотел от нас улетать. Партизаны полюбили мальчика. Ходил он всегда веселый, улыбающийся, чистенький, как будто его каждый день мыли. Володю любили все, но он обычно больше всего бывал около Лисейкина. Дружба, ничего не скажешь.

Теперь, когда в лагерь приходил Коля Маленький, он имел боевого товарища. И Володя и Коля были уже «опытными» партизанами, но у Коли имелось больше интересных историй.

— Я уж пятнадцать раз ходил с «маяка» в Ровно. Ты знаешь, как страшно бывает. Иду я в один приличный день. Полицейских дополна везде. Иду и все кланяюсь: «Здравствуйте! Добрый день!» А одному не сказал «здравствуйте». Он выхватил пистолет и кричит:

«Вернись сюда, становись к стенке!»

Я — плакать:

«Дяденька, не убивайте!»

А сам думаю: пропадут и письмо к Николаю Ивановичу и деньги, какие у меня в штанах зашиты.

А он орет:

«Ты куда идешь?»

«Домой, дяденька. Я к мамке в больницу ходил».

Ну, поверил, отпустил.

А в один приличный день я познакомился на одной нашей квартире в Ровно с Геней Боган, ему только десять лет. Я его спросил:

«Хочешь моим адъютантом быть?»

Он говорит:

«Хочу».

Стали мы с ним вместе ходить. Пошлет меня Кузнецов к кому-нибудь из наших, мы идем вместе — и веселей и незаметней. Один раз он ходил со мной и на «маяк». Уморился, еле дошел. В один приличный день мы с ним пошли в магазин, купить кой-чего. Я даю продавцу двадцать марок и прошу сдачи. А он говорит:

«Откуда у тебя деньги? Сейчас в полицию отведу!»

Мы бросили деньги и убежали. С этих пор Геня забоялся…

Володя с огромным удовольствием и вниманием слушал рассказы Коли Маленького.

Рассказал он Володе и про историю с мячом, о которой в отряде не знали.

Известна эта история была только Кузнецову и Вале. Но они пообещали мальчику о ней не рассказывать.

Вот как сам Коля Маленький излагал события:

— Николай Иванович оставлял меня то на одной, то на другой квартире. Чтоб я заметный не был. В один приличный день послал он меня к одной тете. Прихожу, спрашиваю: «Нет ли у вас продажного мыла?» Это пароль такой был. «Есть, — говорит. — Заходи». На следующий день вышел я на улицу с ее хлопцем. Гуляю и жду, когда за мной придут. Вдруг вижу — лежит мячик. Хороший черный мячик, каким в лапту играют. Только хотел я его поднять, а хлопец его цап — и в карман. Я ему: «Отдай!», а он не дает. Ну, мы с ним подрались. Мяч я у него отобрал, а он заревел и побежал к мамке. Ох, и попало мне тогда от Николая Ивановича! Он забрал у меня мячик и отдал тому хлопцу. Жалко мне было мяча, но я молчал, только просил, чтоб об этом деле никому не рассказывали. И ты, Володя, никому не говори. Засмеют. Скажут: вот партизан из-за мячика подрался…

Немного даже грустно было слушать эти правдивые детские рассказы наших маленьких помощников-партизан. Им бы в школу ходить, на речке плескаться или зимой на коньках бегать. Война оторвала ребят от привычного, милого детства и бросила в суровую партизанскую борьбу. Но все мы там, в отряде, от всего сердца благодарили наших славных малышей за верную службу народу.


Загрузка...