Это наш дом

Глава 12

Закончив ознакомление с отчетом, Николай Александрович замер с озадаченным видом. Ничего подобного он не ждал и ждать не мог. Планета на другом конце галактики, да еще и населенная эльфами, орками и гномами? Это что еще за чушь такая⁈ Такого же не может быть просто потому, что не может быть никогда! Немного успокоившись, капитан прошелся по рубке, напряженно размышляя и тихо ругаясь себе под нос. Затем вызвал Таорая.

Бывший инквизитор, а ныне директор Конторы, как с его легкой руки стали называть имперскую разведку и контрразведку, прибыл через десять минут. Все-таки наличие телепортов сильно облегчало жизнь. Войдя в рубку, Таорай вопросительно посмотрел на Николая Александровича.

— Ознакомься, — передал ему тот на имплант пакет информации.

На усвоение у инквизитора ушло не более двух минут, после чего он протяжно присвистнул.

— Ты понимаешь, что это означает? — поинтересовался капитан, они не так давно перешли на «ты», окончательно став друзьями.

— Понимаю, — кивнул Таорай, обхватив пальцами подбородок. — Червоточина, ведущая к той планете, могла быть и не одна. Надо срочно обыскивать ее, вдруг спрятавшиеся где-то там обосновались.

— Они вполне могут оказаться и на другой планете, — возразил Николай Александрович. — Раз в Солнечной системе нашлась одна червоточина, то вполне могла найтись и другая. Уже на Земле. Или пространственные врата древней сверхцивилизации. Доставлялись же куда-то грузы проекта «Бремен»? Кстати, так и не смогли выявить, куда именно они направлялись?

Инквизитор смущенно развел руками и пробурчал, что концы уж больно хорошо в воду прятали. Ни одной накладной, ни одного документа, ни одного свидетеля не осталось.

— А найти моряков, служивших на кораблях, возивших для «Бремена» грузы, не судьба? — пристально посмотрел на него капитан. — Я понимаю, из командного состава вряд ли кто-то остался, но рядовые матросы тоже могут что-то рассказать, и порой немало.

— Еще бы установить, какие именно корабли возили, — тяжело вздохнул Таорай. — Уж допросить моряков я бы как-нибудь догадался. Говорю же, никаких документов нигде, словно все это призраки делали. Одни только слухи.

— Сканирование Антарктиды ничего не дало?

— Ничего. Только несколько неизвестных ранее ледовых каверн обнаружили. И все.

— Проклятье! — выругался Николай Александрович. — Ну не могли же они раствориться в воздухе⁈ Куда-то же они подевались!

— Куда-то подевались, — хмуро кивнул инквизитор. — И мы найдем, куда. Пусть не сразу, но найдем. Сейчас займемся найденной планетой, потом, возможно, обнаружим еще червоточины. Система не изучена и на десять процентов! Надо срочно увеличивать число разведывательных кораблей.

— А где ты людей на них найдешь? — тяжело вздохнул капитан. — И на нынешних в экипажах уже больше половины местных. А им я не особо доверяю, им слишком долго лили в уши и закладывали в головы яд либерализма и прочих западных «ценностей». Да, к нам пока идут, в основном, этузиасты, стремившиеся в космос и раньше. Но обыватели осмотрелись и начали прикидывать, как бы поудобнее устроить свои задницы при новой власти. Я распорядился перед внедрением импланта в обязательном порядке проводить ментоскопирование, так больше трети претендентов пришлось отсеять. Обыватели! Озабоченные только собственной выгодой и ради нее готовые на любую мерзость. Нет, места им находят, такие, где не смогут сильно навредить, и включают в особый список для социальных работников, чтобы присматривали. Но нам-то нужны пилоты, герои и первопроходцы! А их очень мало, нестерпимо мало.

— Да, это проблема, — согласился Таорай. — Но ты и сам знаешь, что первые два-три поколения иначе не будет, в вашей реальности именно так и было.

— Да знаю! — обреченно махнул рукой Николай Александрович. — Но от этого ничуть не легче.

— А что ты думаешь по поводу доклада мальчишки, этого, как его, Виталия Семенова?

— Это по поводу фэнтезийных рас? И о том, что над нами кто-то всемогущий издевается?

— Да, об этом, — кивнул инквизитор.

— Да пусть там живут хоть кикиморы болотные! — отмахнулся капитан. — Дети любого народа поддаются перевоспитанию. Нам сейчас главное, чтобы червоточина не закрылась, пока мы не выстроим на планете врата. А это, сам знаешь, долгая и дорогая процедура. Место уже нашли, никем не занятые острова, причем недалеко от самого населенного материка. На нем больше всего эльфийских лесных городов, человеческих поселений, кочевых становищ орков и подземных пещер гномов. Ну и прочие прочие живут. Мы решили называть местных привычным образом. Эльфы, так эльфы. Гномы, так гномы. Орки, так орки. Причем никакой сказочной магии на той планете нет, зато артефакты какой-то древней сверхцивилизации имеются во множестве. Их работу невежественные местные жители и принимают за магию. А измышления об издевательстве — полная чушь, мы не настолько большая величина, чтобы ради нас столь грандиозную постановку затевать. Не тот у нас уровень, чтобы целую планету выдуманными расами населять, лишь бы нас обмануть. Очень может быть, что когда-то кто-то из сказочников увидел эту планету в трансе, вот и описал все эти расы. А остальные уже у него взяли.

— Все может быть, — не стал спорить Таорай, которого сложившаяся ситуация сильно настораживала. — Что сказать исследователям?

— Пусть спасут нескольких человек от смертельной опасности, потом наложат гипнопакет русского языка и хорошенько расспросят, — немного подумав, распорядился Николай Александрович. — В благодарность за спасение местные не станут лгать, относительно честно ответят на вопросы. А после постройки врат планетой займутся уже социологи, будем думать, как включать ее в империю и включать ли вообще. Может лучше оставить ее в покое. Не могу пока судить, слишком мало знаю.

— Передам, — кивнул инквизитор. — Хочу теперь вернуться к земным вопросам. Что-то западники зашевелились. Пришли в себя после нашей атаки и начали прикидывать, как бы чего ухватить, что ли?

— Скорее всего, — криво усмехнулся капитан. — Я приказал послам быть с ними крайне жесткими. Им нечего нам предложить, кроме ресурсов. Но и те следует брать с осторожностью. Нельзя идти у них в поводу ни в чем. Надо же, даже Олимпийский комитет оживился и запел сладкие песни о международном сотрудничестве. Причем его функционеры делают вид, что не помнят, как унижали Россию, как вытирали об нее ноги, не допуская русских спортсменов на Олимпийские игры и заставляя их выступать под нейтральным флагом. Они думают, что мы это простим? Очень зря.

— Действительно, зря, — понимающе усмехнулся Таорай. — А я пока займусь поиском моряков, служивших на судах проекта «Бремен». Он все-таки длился несколько лет, кто-то вполне мог уволиться прежде, чем всех остальных зачистили. Про таких могли и забыть. И еще одно…

Он на мгновение умолк, явно обдумывая какую-то внезапно пришедшую в голову мысль, а затем продолжил:

— Кину-ка я клич среди молодых инженеров, чтобы занялись разработкой сканеров, способных обнаруживать пространственные аномалии с орбиты. У нас сейчас таких нет, а если появятся, то мы сможем найти аномалию, если она вообще существует.

— А кинь! — оживился Николай Александрович. — Это мысль. Аномалия ведь может быть совсем небольшой и находиться у черта на куличках. Куда-то же эти чертовы корабли вывозили оборудование. Прежде всего, советую как следует обыскать острова в Тихом и Атлантическом океанах, особенно одинокие и никому не нужные, как тот же остров Святой Елены. Очень может быть, что портал где-то там.

— Займусь, — пообещал инквизитор. — Также пусть разведчики продолжат обыскивать Солнечную систему. Надо знать каждый ее уголок, чтобы ничего не пропустить. Вспомнить только, сколько всего мы нашли в системе Лейтена, до сих пор удивляюсь. Вообще эта вселенная богата на разные находки, такое ощущение, что это не вселенная, а проходной двор какой-то.

— У меня тоже порой такое ощущение возникает, — кивнул капитан. — Ладно, дел, как всегда, море. Бывай!

— Удачи! — улыбнулся Таорай и покинул рубку, направляясь к ближайшему телепорту.

По дороге инквизитор попросил Михалыча передать всем рабочим группам молодых инженеров просьбу о разработке орбитального сканера, способного обнаруживать пространственно-временные аномалии любого типа. Он был уверен, что за его появлением дело не станет, успел убедиться, как умеет работать имперская молодежь.

Войдя в парижскую имперскую канцелярию, доктор философии Франсуа Мерсье поморщился при виде чудовищного герба на стене, но промолчал, прекрасно понимая, что его мнение здесь никому не интересно. Проклятые пришельцы плевать хотели на всех, кроме себя самих, и с презрительным видом игнорировали любое чужое мнение. Даже американцы так демонстративно не вытирали об европейцев ноги, как это делали имперцы. Особенно бесило отсутствие доступа к их великолепной медицине, позволяющей жить сотни лет молодым и здоровым. За деньги этот доступ было не купить, в системе имперских ценностей деньги занимали далеко не главное место, и это было первым, что вызывало ступор у любого здравомыслящего человека.

Понять, чего добиваются имперцы, не удавалось лучшим аналитикам. Впрочем, русские, чтоб им всем в ад провалиться, их никогда не могли понять. На вид — нормальные европейцы, но при этом как вытворят что-нибудь, и все расчеты осыпаются, как снежинки под порывистым ветром. Именно поэтому в Европе так хотели избавиться от этого проклятого, мешающего всем вокруг спокойно жить народа. Ведь, невзирая ни на какие усилия, русских так и не удалось сделать простыми и понятными. Их творческая и управленческая элиты принимали западные идеалы, а простой народ не желал, и все тебе тут. Оставался таким же странным, непонятным, даже пугающим.

В конце концов всем заинтересованным сторонам стала ясна необходимость окончательного решения русского вопроса. К этому так долго готовились, столько сил и ресурсов было подчинено благой цели. Но нет, в последний момент явились пришельцы из будущего и все изгадили, низвели западный мир в полное ничтожество. Сколько хороших, достойных людей они убили! Какие великие планы из-за них улетели в тартарары! Вспомнив длинные ряды виселиц, на которых рядами висели совсем еще недавно богатые и влиятельные дамы и господа, ранее неприкасаемые, Франсуа только скрипнул зубами от бессильной ненависти.

Затем имперцы ограбили всех богатых людей, введя свою валюту по всему миру, и обменяв каждому смешную сумму в сто тысяч новых рублей. В итоге поколениями собираемые капиталы рассыпались пеплом по ветру, превратив еще недавно богатых людей в нищебродов. Но ничего, сохранились связи, а это главное. И сейчас ситуация начала понемногу выправляться. Да, западные страны больше не имели сил, чтобы решать важные вопросы военным путем, но ведь есть и другие пути. Главное, понять, что можно сделать в текущей ситуации, а чего нельзя. А это сложнее всего, ведь цели врагов неясны. И это было хуже всего, поскольку не зная их целей невозможно строить линию собственного поведения.

Власть в мире имперцы захватили на удивление легко, но этим не закончилось. После этого они начали творить что-то совсем уж несуразное. Вот зачем им понадобилось полностью уничтожать преступность, как таковую? Какой прекрасный способ контроля над чернью был! А теперь его нет, и попробуй на кого-то надавить, если понадобится. Вспомнив недавний случай, Франсуа тяжело вздохнул. Предприимчивый простак договорился с не имперскими русскими, что они будут частным порядком привозить в Европу голографические компьютеры, планшеты, коммуникаторы и прочую бытовую технику, на столетия опережающую местную. Понятно, что уважаемые люди пожелали перехватить столь перспективный бизнес, тем более, что прибыль шла уже в имперской валюте, что немаловажно. Так нет же, подонок не согласился отдавать, хотя ему готовы были оставить целых пять процентов! А когда его попытались принудить, угрожая семье, крикнул: «На помощь!», и появившийся из ниоткуда имперский дроид расстрелял банковских охранников, отправленных к нему. После чего поганый простак пошел в имперскую канцелярию и все там рассказал! Виновные были очень быстро найдены и безжалостно повешены на площади! Включая затеявших перехват уважаемых людей. Это вообще ни в какие ворота не лезло, но не учитывать такого исхода было нельзя. Значит, теперь решать вопросы привычными способами возможности больше нет, и это безмерно раздражало.

Сейчас Франсуа уполномочили говорить от имени всего Евросоюза. Еще полгода назад мелкий чиновник не мог и надеяться на такой взлет, но все прежние начальники приказали долго жить. Власть пришлось перехватывать на ходу тем, кто помельче. Справились, конечно, но очень многое осталось вне их компетенции. Самое страшное, что влияния на умы черни больше не было! В руках истеблишмента осталась только бумажная пресса, да и та не полностью — за любую откровенную ложь и клевету имперцы прибивали журналиста за язык к дверям его собственной квартиры, и очень скоро способных рискнуть и написать то, что требуется, не осталось. Свои поганые шкуры оказались продажным писакам дороже, чем деньги и западные идеалы! А ведь рискнувшему предлагали почти сто тысяч новых имперских рублей. Но нет, все равно побоялись. Бурчали, что жизнь и здоровье дороже.

Франсуа провели в скоромно обставленный кабинет, где его ожидал молодо выглядящий блондину, он был настолько хорош собой, что им хотелось любоваться, как античной статуей. К счастью, старший секретарь Совета Европы имел традиционную ориентацию, любил красивых женщин и на мужчин не реагировал, как многие его коллеги, вынужденные теперь скрывать свои порочные наклонности. Как в прежние, проклятые времена несвободы! Да уж, свободу быть теми, кем хотят, имперцы у них отобрали. И как ее вернуть пока неясно. Но ничего, они найдут способ.

— Добрый день, — на прекрасном французском языке поздоровался хозяин кабинета, глядя на гостя спокойными серыми глазами, в которых читался опыт столетий. — Нам сообщили, что чрезвычайный и полномочный посол Совета Европы просит встречи. Приветствую вам, мсье Мерсье. Я — Мишель Жерардович де Виллар, в вашей традиции — Мишель де Виллар, возраст триста двадцать три года, уроженец Лиона.

— Вы принадлежите к роду де Виллар⁈ — полезли на лоб глаза Франсуа, едва сумевшего удержаться от вопля изумления при известии, что этот человек принадлежит к одной из самых старых и влиятельных семей Франции.

— Именно так, — наклонил голову Мишель. — Но я имперец.

— Н-но… — начал заикаться секретарь. — Н-но поч-чем-му⁈ Почему вы с ними⁈

— Потому, что они — это будущее, а вы — прошлое, причем прошлое мракобесное, затхлое и отсталое, — едва заметно усмехнулся имперец, вот только от его улыбки веяло таким ледяным холодом, что морозная дрожь по коже шла. — Я вырос в империи и впитал все ее законы и правила с молоком матери. Мне куда ближе стремление в небо, желание создавать что-то новое и невероятное, чем жажда топтать других и наживаться за их счет, чем занималась моя дорогая семейка в прежние века. Так что нынешние мои родственники мне совершенно не интересны.

— А кто вы в империи? — взял себя в руки Франсуа, представив себе предстоящий разговор с герцогом де Виллар, и как тот отнесется к тому, что один из его потомков служит проклятой Богом и людьми империи.

— Второй заместитель начальника имперской канцелярии, — все с тем же непроницаемым лицом ответил Мишель. — Именно мне наместник поручил вести переговоры с нынешними правительствами стран Евросоюза. Хотя говорить нам, по моему мнению, особо не о чем. Все сказано и определено.

— То есть позиция империи не изменилась? — пожевал узкие губы секретарь.

— Ни в чем, — покачал головой имперец. — Вам нечего нам предложить. Живите, как хотите, не пытайтесь гадить нам, не мешайте работе школ и служб занятости. Тогда спокойно доживете свой век.

— Меня просили узнать, что вы захотите за продление жизни избранных, — пристально посмотрел на него Франсуа.

— Ничего, — безразлично отозвался Мишель. — Ни один человек с вашими взглядами никогда не получит продления жизни. Ни при каких обстоятельствах. Нам чудовища в будущем не нужны. А указанные вами «избранные» — именно бесчеловечные чудовища, не имеющие ни чести, ни совести. Основа их жизни — подлость и жестокость. Так что этот пункт в переговорах можно опустить.

— Чем же так отвратительны наши взгляды? — передернул губами секретарь.

— Всем, — брезгливо бросил имперец. — Но прежде всего — звериным эгоизмом. Стремлением получить все за чужой счет. Либерализмом и его производными. Вот ответьте мне на один вопрос. Зачем вам понадобилось навязывать всему миру тему сексуальных извращений, ЛГБТ, трансгендерства и прочей мерзости? Зачем вы стали губить собственную цивилизацию? Зачем превращали людей в тупых обывателей, не способных на творчество? Чего вы вообще добивались? Ради чего и кому это понадобилось?

— Все очень просто, — пожал плечами Франсуа, удившись про себя навности этого человека. — Власть. Она была в наших руках, а чернь занималась всякой чушью, не мешая нам управлять ею. Да и сократить ее количество не мешало, ведь извращенцы не размножаются. Чем больше их будет, тем меньше ненужных детей родится. Отсюда и пропаганда всего вами указанного.

— И это все? — исказились в гадливой гримаске губы Мишеля, во взгляде его появилось откровенное отвращение. — Что ж, вы, пожалуй, еще хуже и гнуснее, чем мы о вас думали. Так что давайте не терять времени. Какие еще вопросы вам поручено обсудить?

— Ваши школы, — после недолгого молчания сказал секретарь. — Верните нам право самим воспитывать своих детей. За эти полгода наши дети стали совсем другими, непохожими на родителей, и нам это не нравится.

— Нет! — отрезал имперец. — Вы, вместе со своими взглядами и идеологиями, должны уйти с арены. Навсегда. Дети вырастут уже нашими, мы не можем позволить снова растить из них эгоистов и обывателей. Так что сразу нет.

— Мы ведь можем и не добром попросить… — прищурился Франсуа.

— Попытайтесь, — насмешливо осклабился Мишель. — Вам, вижу, мало было казни вашей элиты? Что ж, мы можем и повторить. Говорю вам еще раз — сидите тихо, и вы спокойно доживете свои бесполезные жизни. Иначе — ссылка. Или даже виселица. Мы с вами церемониться не намерены, мы вам ничего не забыли и ничего не простили. Помните это.

— Но это не мы устроили вашу Великую войну! — попытался возразить секретарь.

— Однако вы собирались сделать то же самое с местной Россией, устроить русским геноцид, — выплюнул имперец. — И не надо лгать, что нет, мы имеем все документы ваших генеральных штабов, все ваши планы. И меня удивляет, чем вам так помешала Россия, ведь здесь она была полностью ваша, либеральная, даже ФСБ распустившая и готовая на все, чтобы вам понравится.

— Правительство и элита — да, — пожал плечами Франсуа. — Но народ так и остался злобными медведями, которых не принудишь танцевать по щелчку пальцев. Русские, в большинстве своем, не желали принимать общемировые тенденции, поклоняться гомосексуалистам и отказываться от своей идентичности. В новом мире таких народов не должно было быть. Но вам-то что до них? Вы вообще не местные!

— А не слышали, что русские своих не бросают? — ядовито поинтересовался Мишель.

— Но вы-то француз, да еще и из благородного, древнего рода!

— Я вам уже говорил, в каком месте видел этот самый род и его взгляды. Запомните, мы дома справились с вами, справимся и здесь. Через двести-триста лет о вас и ваших идеях, вашей власти и ваших извращениях никто и не вспомнит. Впрочем, доживут до этого времени только те, кто примет нас и нашу идеологию всей душой. Для людей, не разделяющих наши взгляды, имперская медицина запретна.

— Ясно… — помрачнел Франсуа, окончательно поняв, что с этими не договориться, слишком сильна их ненависть ко всему нормальному, не желают понимать и принимать, что человек — это хищный зверь, который нуждается в узде, которого нужно жестко ограничивать, одновременно позволяя избранным, самым сильным хищникам все, чего те пожелают. — Тогда я хотел бы обсудить возможные поставки продовольствия и товаров народного потребления. А также нефти и газа. Нам остро их не хватает после прекращения поставок из России, вскоре наступил топливный кризис, а это голод. Думаю, вас социальные взрывы тоже не нужны.

— В обмен на металлы в любом виде мы готовы поставлять продовольствие и многое нужное для жизни людей, а также медикаменты, причем куда более действенные, чем ваши, — тут же ответил Мишель, зажигая за спиной голографический экран. — Вот список возможного. Нефти и газа не будет, зато можем поставлять электричество. Очень дешево, на экране цены.

Секретарь внимательно изучил медленно прокручивающийся список и кивнул своим мыслям. Действительно, очень дешево. Но брать или не брать решать не ему, он озвучил эту мысль и получил папку с теми же данными на бумаге. Некоторое время молчал, затем глухо спросил:

— Вы понимаете, что творите культурный геноцид?

— Вполне, — спокойно отозвался имперец. — Вы достаточно нагадили всему миру своими людоедскими, скотскими идеями либерализма. Пора вам уйти в небытие. Мы изменим этот мир, мы сделаем его добрым и светлым, невзирая на ваше страстное желание превратить его в адскую клоаку.

— Мир сильных — это адская клоака? — пристально посмотрел на него Франсуа. — Вы действительно не понимаете, что сильные вправе делать все, что пожелают? А слабые должны покорно принимать свою судьбу?

— Вот мы и делаем то, что считаем нужным, — подался вперед Мишель, в его глазах сверкнула неприкрытая ненависть. — И мы изменим мир, обязательно изменим. По очень простой причине. Это наш дом! Пусть с недавних пор, но это все равно наш дом. И нам с вами не по пути!

Поняв, что разговор окончен, Франсуа откланялся, захватил папку с предложениями имперцев и поспешил покинуть канцелярию. Ему следовало срочно вылетать в Бонн, где его дожидались те, кто имел право решать.