Девушка молчала. Страх услышать подтверждение догадки отнял голос.



– Можешь их выбросить. Они лишь ограничивали тебя и позволяли блокировать карантинные тесты, чтобы ты могла спокойно проходить медосмотр.



– Я мутант?– выдавила из себя Майя, не в силах принять эту новость.– Не верю.



– Я не знаю этого наверняка. Я позаботился о том, чтобы ты не попала в лапы лабораторных ученых и не стала объектом исследований. Но я знаю точно, что ты не обычный человек, и заражению ты подвергалась за свою жизнь неоднократно. Но осталась неизменной. У нас нет больше времени. Тебе надо возвращаться в зону, а мне уводить войска на передовую.



– Так не пойдет,– запротестовала девушка.– Сперва меня ошарашили семейными фотографиями, потом объявили войну, а теперь сообщили, что я какой-то латентный мутант. И мне после всего этого надо спокойно вернуться в зону и спасти человечество? Или это еще не все новости для меня?



Полковник подошел к столу, взял в руки листок исписанной бумаги и протянул его Майе.



– Это координаты и описание контактов на материке. Здесь только резиденты, которые обеспечат всем необходимым, окажут поддержку и свяжут с остальными. Выучи наизусть, а потом уничтожь. У входа ждет офицер. Он проводит в лабораторию, где тебе нанесут невидимую татуировку. Там же дадут таблетки-проявители. Через пять минут после приема таблетки, татуировка ненадолго проявится. Так агенты узнают тебя и твой статус. Эта технология есть только у Насферы. Она надежная.



– И это все?



Гул низколетящих самолетов заглушил ее слова, но полковник понял вопрос.



– Да, это наше прощание. Не думаю, что доведется свидеться. Авианосец уже встал на курс. Тебе лучше поторопиться. Через полчаса берег скроется. Жаль, что не поужинала со мной.



– Но что мне там делать?– окончательно растерялась Майя.



– Не знаю. Для начала освойся. Посмотри на этот мир своими глазами. Я потому не стал тебе давать все, что нам известно. Слишком много информации, слишком много заблуждений. Ты сможешь сама во всем разобраться. А когда будешь готова задавать вопросы, иди в город Света. Уверен, там ты найдешь все ответы. А теперь иди.



– Мы расстанемся вот так?– не удержалась девушка.



– Именно так,– уверенно произнес полковник.– Долгие проводы, лишние слезы.



– Я хочу, чтобы меня вернули в то же место, откуда забрали,– нахмурилась Майя.– Там, где я оставила внедорожник и умирающего друга.



Старый офицер лишь пожал плечами и кивнул головой.



Майя развернулась и вышла из каюты, не оглядываясь. У нее осталось неприятное чувство недосказанности. Что-то важное она не сделала или не решилась сказать. Но она торопилась вырваться из разговора, торопилась убраться с корабля, который сковывал дыхание, давил на грудь. Ей хватило двадцати минут, чтобы обзавестись скрытой татуировкой, умыться и снарядиться в дорогу. Тот же дряхлый Ми-8, но со свежим экипажем поднял ее над палубой, и устремился к берегу.



Полковник наблюдал за удаляющимся вертолетом, стоя у иллюминатора. Он бережно расправлял смятую фотографию непослушными пальцами. Его глаза были сухими, но горло сжалось от беззвучных рыданий. Совсем иначе он представлял себе последнюю встречу с Майей. Долгими годами мечтал просто поужинать вместе с ней, как это случалось в прошлой жизни. Почему-то самые яркие воспоминания остались о семейных застольях, когда они втроем собирались за ужином. Непослушный ребенок не мог усидеть за столом, проказничая и превращая все в игру. Но в этом был смысл и уют. Даже сегодня полковник больше беспокоился о том, чтобы стол был накрыт подобающе, а не о тех словах, которые, наверное, должен был сказать.



Майя откинулась на спинку сиденья с широко раскрытыми глазами. Но она ничего не видела перед собой и не слышала ничего вокруг. Она была в абсолютной тьме и безмолвии. Ее мысли разлетелись в стороны, оставив сознание в пустоте. Девушка не могла думать ни о чем, и была удивлена, когда пилот бесцеремонно постучал по ее шлему:



– Совсем уснула? Пора выходить…



Майя неуверенно спрыгнула на вертолетную площадку заброшенного аэродрома и отбежала в сторону. Она растерянно наблюдала за Ми-8, пока он не затерялся в вечернем небе. Несколько часов полета бесследно исчезли из ее памяти. Она только что разговаривала с полковником, а мгновением раньше стояла на этом же месте, оплакивая Громилу. Время потеряло власть над ее жизнью.



Весенняя ночь сгущалась быстро, но на этот раз электроника тактического шлема услужливо помогала ориентироваться. Майя быстро перебралась через забор и отыскала оставленный внедорожник. Громилы нигде не было, но рядом с автомобилем появилась свежая могила с идеально ровными гранями, словно кто-то старательно выводил каждую поверхность.



Девушка даже не успела задаться вопросом, кто и зачем так заботливо похоронил здоровяка. Это обстоятельство не казалось ей более удивительным, чем то, что она узнала за день.



– Кхе-кхе,– осторожно прозвучало за спиной.



Майя резко повернулась на звук и вскинула карабин. Целеуказатель шлема рыскал по зарослям, но ни за что не мог зацепиться. Ни в одном спектре ничто живое себя не обнаруживало.



– Я выйду с поднятыми руками, но обещайте не стрелять сразу.



Голос был мягким и приятным, даже немного вкрадчивым. Электроника среагировала на источник звука, но цель все равно определить не смогла. Девушка устало опустила карабин и махнула рукой. Она все равно не могла рассмотреть угрозу, а если бы невидимка того хотел, уже атаковал бы.



– Обещаю. Можете проявиться.



Заросли расступились, и к ней вышел человекоподобный робот с высоко поднятыми руками.



Это зрелище даже в условиях переполненного новостями дня, было способно удивить. Таких роботов девушке встречать не доводилось – он больше походил на персонаж фантастического фильма. Тонкий, изящный, вызывающе технологичный с множеством механических элементов, он выглядел совершенно по-человечески. Его движения были практически живыми, а лицевая часть головы, действительно, напоминала лицо, способное к мимике. Майя словила себя на мысли, что этот механизм выглядел очень эстетично и казался симпатичным.



– Ты еще кто такой?– сдалась девушка.



– Мне приятно, что Вы сказали «кто такой», а не «что такое». Это важно для качества нашего контакта.



– Да какая разница, как я сказала?– начала приходить в себя Майя, сбрасывая с себя наваждение, вызванное необычным видом собеседника.



– От этого меняется уровень восприятия и, как следствие, уровень доверия. Я коммуникационный модуль, КМ. Можно так и называть – Каэм.



– Я ничего из этого не поняла. Меня не имя твое интересует. Мне надо знать, кто ты такой и откуда здесь взялся.



– Я вижу, что Ваша тревога нарастает. Первое, о чем нам надо договориться, что я не представляю угрозу для Вас. Наоборот, я считаю себя Вашим другом, Майя.



– Другом? Майя? Да что здесь происходит?– девушка приподняла ствол карабина, и робот чисто по-человечески запротестовал, размахивая руками и демонстрируя испуг. Даже его глаза-камеры, казалось, округлились от страха.



– Нет-нет. Я провел день в продолжительных беседах с Вашим другом, и, как мог, скрасил его последние часы. Мы много болтали о жизни и смерти, о Вас тоже… Это я его похоронил.



Робот почти робким жестом указал на идеальную могилу Громилы за спиной девушки.



– Впечатляет,– призналась девушка.– Ты умеешь вести разговор. А скажи мне, ласковый Каэм, не с той ли ты базы, где сегодня сутра настоящая бойня произошла?



– Давайте договоримся. Вы всегда можете рассчитывать на мою прямоту и откровенность. Я никогда Вам не солгу. Да. Я из этого комплекса.



*****



Мазур положил руку на плечо Оррика и аккуратно, но настойчиво отодвинул его за спину остальных.



– Пока не высовывайся,– шепнул ближайший из пятерых.



Оррик был впечатлен. Ему никогда не доводилось ранее видеть железные города. Это не было похоже ни на что из виденного им ранее.



Древние города давно лежали в руинах – заросли высокими травами, увились лианами и заполнились нечистью. Раньше все люди жили в городах. А когда времена изменились, в города пришла смерть. Убивало не заражение. Хаос освободил человека, и люди убивали людей. Роденты свидетельствовали это и видели, как улицы и дома прежних людей заполнились мертвечиной, созывая падальщиков на пиршество. Не было более опасного места на земле, чем эти мертвые города. Их заселили не только полчища гигантских насекомых, но и чума. Редкие авантюристы, искавшие сокровища старого мира, могли вернуться из грязного города. Но те, кто возвращался, приносили с собой болезни и мерзких паразитов.



Всякий, обладающий разумом, и матерый зверь сторонились грязных городов.



То, что сейчас открылось Оррику, было иным. Люди никогда не огораживали свои города высоким забором, и теперь их новое творение лежало перед его взором в полной наготе. С холма, на котором остановились путешественники, открывался вид на весь железный город.



Улицы, мощеные камнем, сплетались в паутину, которая обвила разбросанные в беспорядке коробки домов с неровными стенами и покатыми крышами. Нечистоты ручьями струились вдоль мостовых, расточая вонь и смешивая ее с запахом гари. В каждом доме была печная труба, вздымавшая к небу рукав дыма. Но то была окраина. Ближе к центру постройки становились выше и больше. Их трубы были огромными, а столбы дыма густыми и черными, подпиравшими самый небосвод. Железный город чадил, заполнял воздух горечью.



В его центре Оррик рассмотрел паровоз, с короткой цепочкой сцепленных с ним вагонов. Он много читал о механизмах, сотворенных людьми, и часто их себе воображал, подглядывая иные в памяти Ольги. Но то, что он видел своими глазами, тронуло его чувства сильнее любой сказки. Даже на таком удалении, окруженный клубами белоснежного пара, этот зверь выглядел невероятно мощным и грозным.



Путешественники приблизились к вооруженным людям, которые расположились прямо у обочины. Войдя в город, дорога превращалась в улицу и терялась среди построек. Один из стражников встал навстречу, преграждая путь.



– Куда направляемся, милейшие?– он недоверчиво осмотрел каждого, больше внимания уделяя оружию гостей, которого было в избытке.



Остальные стражники тоже проявили беспокойство и рассредоточились, держась ближе к укрытиям.



– Понятное дело, в город,– уверенно заявил Мазур.



– Хочешь войти с оружием?



– Конечно. Я же не торговать сюда пришел, как видишь.



Стражник поправил потрепанный военный бронежилет, который плохо на нем сидел и постоянно провисал на сторону. Он неторопливо сделал несколько шагов перед гостями, не переставая их рассматривать:



– Так зачем, говоришь, пришли в город?



– Подзаработать,– улыбнулся Мазур.– Знаю, городу нужны люди, которые умеют с оружием обращаться.



– А вы, значит, умеете?



– Точно. И однажды это уже городу показали.



– Это как?– поднял брови стражник и снова поправил бронежилет.



– Восемь лет назад мы его отстояли, когда клан мародеров его едва с землей не сравнял. Нам железный город тогда немного задолжал.



– А-а,– разочарованно скривился стражник.– Это вы, что ли, легендарная Пятерня?



Мазур молча кивнул. Стражник извлек откуда-то замысловатую трубку и пронзительно в нее свистнул. В отличие от людей, слух Оррика был чутким, и этот звук заставил его вздрогнуть.



В ответ из-за ближайших домов выскочила целая группа стражников и торопливо направилась к ним.



– Что случилось?– недовольно спросил тот из прибывших, чья опрятная форма выдавала в нем старшего.



– Да вот, сержант, очередная Пятерня заявилась,– равнодушно ответил стражник.



– Чего надо?– жестко спросил старшина.



– Заработать хотим,– повторил Мазур.– Оружие есть. Вахту стоять умеем. Недельку послужим городу. А нам с того довольствие и продуктов в дорогу.



– Ты шутник?– вытаращился сержант.– С какого перепуга я тебе вахту отдам? Вокруг города сотни мародеров шныряют. Вчера двух фермеров такие вот уроды повесили. А я лису поставлю курятник охранять?



– Я этот курятник уже один раз у волков отстоял! Мне город обязан.



– Конечно! И неделя не проходит, чтобы очередная пара придурков себя Пятерней не назвала. Мы и охотников в город с оружием не впускаем. А у вас тут целая артиллерия, да еще карлик с крысиной рожей и копьем…



Мазур во всех своих лицах проявил нервозность. В присутствии Оррика ему особенно тяжело было сносить неуважительные проявления.



– Хватит!– зло рявкнул Мазур.– Я тебе покажу фокус, который поможет убедить.



То, что произошло в следующие несколько секунд, стало полной неожиданностью и для Оррика, и для собравшихся вокруг. Пятеро здоровяков мгновенно сорвались с места, набросившись на стражников, и разоружили их.



Они двигались невероятно быстро и настолько слаженно, что это завораживало. Когда Мазур плечом подбросил в воздух сержанта, Илья перехватил в воздухе выпущенный из рук того дробовик. А кто-то, подоспевший следом, подстраховал падающее тело, не позволив сержанту разбить голову о мостовую. Впятером, они двигались как ураган, толкая друг к другу ошарашенных стражников и бесцеремонно вырывая из их рук оружие.



Спектакль продлился несколько секунд, после чего Мазур замер неподвижно перед копошащимся в пыли мостовой сержантом. Стражники были разбросаны вокруг в неестественных позах, а их оружие аккуратно собрано в одну горку.



– Я войду в город с оружием,– склонился Мазур к сержанту.– Даже если для этого придется его сжечь. А захочешь, чтобы мы таки постояли в карауле, найдешь меня на рынке.



Он выпрямился и уверенно вошел в город.



Оррику не надо было вертеть головой, чтобы осмотреться – город сам бросался в глаза и продолжал удивлять. Петляя по узким улицам в сопровождении здоровяков, родент быстро освоился и понял, что в хаосе построек и движении людей была своя логика. И ее смысл заключался в полной свободе и отрицании правил. Дома строились там, где это было удобно, а люди двигались не беспорядочно. Просто каждый из них шел по своим делам, не обращая внимания на других. Они наступали на пятки или сталкивались, игнорируя друг друга.



Это была самая странная особенность человеческого характера. Люди вели себя так, словно каждый из них был единственным обитателем города, центром мироздания. Поселки родентов были устроены точно, а любая постройка располагалась по строгим правилам, в единой системе. Оррик никогда бы не прошел мимо собрата, не поприветствовав его хотя бы взглядом, никогда бы не пересек дорогу другого, встав у него на пути.



– Ты спас этот город?– спросил родент идущего рядом Илью, отметив про себя, что уже свыкся с многоликостью попутчика.



– Да. Это было давно,– ответил, не оборачиваясь, тот.– Железнодорожники только-только пришли в наши места. Железный город был совсем мал. Но до этого, когда мир перевернулся, самым тяжелым стал первый год. Пришел голод. Люди разделились на тех, кто способен себя прокормить и тех, кому суждено умереть. Охотники и рыбаки занялись промыслом. Фермеры разводили скот и птицу. Остальные превратились в мародеров – собрались в группы и открыли охоту на запасы старого мира. Конкуренция собрала их в банды, и они кровью платили за свои находки. Самые жестокие и успешные банды потом собрались в кланы. Со временем складов с едой не осталось, а фермеры и охотники встали на ноги. И мародеры переключились на них.



Илья неожиданно свернул на боковую улицу и быстро потерялся в толпе горожан. Мазур, шедший впереди, замедлил шаг, и когда Оррик поравнялся с ним, продолжил:



– Темные настали времена: резня, показательные казни. Мародеры устанавливали свою власть, а их кланы воевали между собой за контроль над территорией. Еды на всех не хватало. Фермеры не могли себя защитить. Противостоять бандитам шансов не было, и они откупались. Вот тогда пришли железнодорожники. Они основали города на узловых станциях железной дороги. Люди увидели в них силу и защиту. Начался новый передел власти.



– И ты вступился за город?



– Я его спас. Мародеры пришли целой армией. Сразу несколько кланов. А город был слаб. Стража или погибла или разбежалась. Мародеры зажали горстку железнодорожников в центре и уже приступили к грабежам. В те времена я очень симпатизировал горожанам. Я в одиночку выбил эти отребья из города. В тесноте улиц мне равных нет – численное преимущество не имеет уже значения. Важнее слаженность и координация.



– В чем сила железнодорожников?



– Паровозы, конечно!– Мазур с недоумением посмотрел на родента.– Это же технология. Это скорость. А еще это связь с другими железными городами и людьми. И, самое главное, торговля! Они возродили душу цивилизации – торговлю.



– Я не понимаю,– признался охотник.– Как торговля победила оружие?



– Как ты еще наивен, отважный Оррик,– улыбнулся Мазур.– Я не могу тебе этого объяснить в двух словах. Но однажды ты поймешь. Алчность и жажда наживы не только разрушили в свое время наш мир. Они еще способны созидать. Смотри сам…



Они вышли на широкую привокзальную площадь, где процветал рынок железного города. Родент много читал о базарах и рынках человеческих городов. Даже как-то представлял их в своем воображении. Теперь он понимал, что о некоторых вещах невозможно судить по чужим рассказам. Нельзя человеку, не видевшему огонь, описать это таинство. Невозможно понять, что такое рынок, не побывав на нем.



Оррик был очарован рынком. Они несколько часов бродили среди торговцев и изобилия всякой всячины, прицениваясь и торгуясь, выменивая одни бесполезные вещи на другие. Здесь было все, что можно себе представить и даже больше. Окрики зазывал, лживые песни продавцов и возмущенный ропот покупателей сливались с монотонный гул, который делал это место особенным, наполненным красками жизни. Запахи наскоро приготовленных яств, которые жарились и коптились тут же, на глазах голодных зевак, придавали рынку особый пряный аромат, возбуждали аппетит.



Родент с нескрываемым восторгом вгрызался зубами в запеченную рульку, когда в сопровождении Ильи к ним подошел высокий и сутулый старик.



– Вижу, Вы не теряете время зря,– покосился Сутулый на Оррика.



Родент никогда не получал от еды такого удовольствия, как сейчас, а потому был радушен и терпим даже к неприятным людям. Он улыбнулся в ответ, хотя оскал клыков для непосвященного не выглядел дружелюбно.



– Это Урбан, староста железного города,– представил сутулого Илья.



– И я уже наслышан о том, как вы вошли в город.



– Жаль, что не все знают, чем город нам обязан,– напомнил Мазур.



– Да-да, я понял: Пятерня,– небрежно отмахнулся Урбан, но заметив, как в лице отреагировал на его слова собеседник, поторопился исправиться.– Вы должны понимать, что это уже стало городской легендой. Очевидцев этих событий здесь давно нет. Прошли многие годы. Я и сам на посту Старшины города только с прошлого лета. Но, вы правы, город вам обязан. Поэтому можете рассчитывать на наше гостеприимство.



– Нам нужно быстро добраться в северные районы.



Урбан выдержал паузу, ожидая пояснений, и вопросительно развел ладони, показывая, что не понимает, чем он может помочь.



– Нам нужно попасть на поезд, который идет на север,– вкрадчиво, почти по слогам разъяснил свою просьбу Мазур.



Городской старшина скривился от этих слов, как от зубной боли, и обреченно покачал головой:



– Нет… Они никогда не берут пассажиров. Вы же знаете… Железнодорожники основывают города, обеспечивают их защиту, торговлю, какое-то развитие. Они ни во что не вмешиваются. И у них только одно условие. Они не перевозят людей. Их можно понять. Никто не станет поднимать свой железный город, если можно сбежать в другой, где жизнь безопаснее и сытнее…



– Они мне тоже обязаны. И я никогда не просил награду за это! Отведи меня к ним.



Мазур требовательно махнул рукой в сторону паровоза, который пыхтел и сопел на другом краю площади в окружении стражи.



– Это не то, что вы думаете,– запротестовал Урбан.– Это местный состав. Его в прошлом году железнодорожники передали городу, чтобы развивать прилегающие поселения.



– У города есть свой паровоз?– удивился Мазур.



– Теперь да. Мы окрепли. Вокруг города появились селения. В основном фермеры. А на севере мы восстановили торфяной завод. Там работает уже почти тысяча человек. Паровозам нужно топливо. Уголь в большом дефиците, на дровах далеко не уедешь, а торфобрикеты – достойная альтернатива углю. Горит долго. Раз в месяц железнодорожники присылают состав за брикетами. Это наш основной продукт. Взамен мы получаем в избытке все, что нам надо. Это торговля уже другого уровня. Это уже экономика.



– У города есть свой паровоз…



– Он не такой мощный, как те, на которых ездят сами железнодорожники… Постоянно ломается. В составе всего пара вагонов, чтобы местные могли привезти свой урожай или добычу на рынок. Брикеты свозим с фабрики сюда под очередную отгрузку. Надо признать, идея сработала. Пригород стал очень активно развиваться. В городе не жалуют мутантов. Здесь в основном чистые люди. А в пригороде собираются те, кто из-за уродства сторонится толпы и предпочитает отшельничество. Зато они горазды добывать провиант. Наш состав ходит по пяти маршрутам. И мы возим пассажиров – в основном местных торговцев. За неделю объезжаем все селения округи на пятьдесят километров. Некоторые поселки выросли за год в десять раз…



– Пойдем,– Мазур подхватил под руку градоначальника и уверенно повел его к паровозу. Урбан продолжал невнятно возражать, путанно рассказывая, почему на этот состав не приходится рассчитывать в дальней дороге.



Когда процессия прошла оцепление стражи, и Оррик вплотную приблизился к пышущей паром громадине паровоза, он второй раз за день испытал сильную эмоцию. Впечатления от рынка померкли перед творением человека, которое предстало перед ним.



Паровоз был целиком сделан из черного железа. Столько железа в одном месте родент не мог себе вообразить. Даже колеса, даже лестница в кабину этого зверя были железными. И все вместе слагалось в сложный механизм, который оставался неподвижным, но издавал множество звуков. Это была технология. Это было близко к волшебству.



На мгновение Оррик представил себе, насколько тяжелой должна быть эта гора железа, и сколько усилий потребуется, чтобы просто сдвинуть ее с места. А паровоз, родент знал это точно, способен перевозить невероятные тяжести и мчаться быстрее птицы. И всю эту мощь давала кипящая вода в котле. Только извращенный человеческий разум мог создать такую технологию.



Когда Оррик снова отвлекся на Мазура, тот напоминал о своем героическом прошлом новому собеседнику, коренастому и уверенному в себе. Родент сразу узнал в нем железнодорожника. Тот был одет в идеально выделанную кожу: куртка, широкие штаны, высокие сапоги, перчатки, кожаный шлем с очками… Но с паровозом этого человека роднил запах. В нем смешались гарь, масло и прочие неизвестные ароматы. Каждый в отдельности был неприятным, но вместе они казались изысканным букетом, который дразнил ноздри и влек к себе.



– Я был там,– неторопливо ответил железнодорожник,– и помню вас. Я отстрелял последние патроны по наступающим мародерам. Мне оставалось жить меньше минуты. Вы появились из ниоткуда и за несколько секунд смели всех. В тот день я потерял многих друзей. Я хорошо запомнил вас. Жив благодаря вам. И знаю, как вам помочь.



Мазур замер во всех своих телах, внимательно всматриваясь в железнодорожника.



– Этот состав тебе не поможет,– кивнул тот на паровоз.– Далеко на нем не уедешь. Но на днях здесь проездом будет «Черный лотос». Это настоящий состав, разведчики, которые идут походом на север. Мы пополним их запасы, и я уверен, найдем место для вас. Брать пассажиров категорически запрещено. Но вы, да еще с оружием в руках, не будете лишними в команде. Уверен, я договорюсь с начальником поезда. А теперь пойдемте со мной в мастерские. Я могу Вас достойно разместить на эти несколько дней, как дорогих гостей. И роденту будет интересно побывать в наших мастерских, посмотреть на паровой молот.



Железнодорожник перевел взгляд на Оррика и подмигнул ему. Охотник, который привык к тому, что остается неприметным на фоне Пятерни, насторожился. Этот приветливый человек был сильнее и хитрее, чем хотел казаться.



Железнодорожник повел гостей за собой к высокой постройке с огромными чадящими трубами. Но Оррик намеренно отстал, и когда один из Пятерни обернулся к нему, остановился, призывая к тайному разговору.



– Не доверяешь ему?



– Я никому не верю,– возразил родент.– Но я ко-что вспомнил. Сегодня мне снился Валерий. Я не был уверен… Иногда трудно отличить сон от Присутствия. Тем более что теперь не было снега и ощущения холода. Валерий путешествует по другим местам. Чахлый лес, дорога, лошадь, дождь… Но он тоже думал о железнодорожниках.



– У тебя был контакт с Валерой?– возбудился Пятерня.– Куда он направляется?



– Не знаю. Я не уверен, что это был контакт с ним. Это было совсем по-другому… Все изменилось. Как-будто он сам изменился. Поэтому я не знаю, что из этого было Присутствием, а что было сном. Но во сне я видел его мысли о железнодорожниках и поездах. Своих мыслей об этом у меня нет. Им и взяться неоткуда. Поэтому теперь я думаю, что это был не сон. Валерий тоже знал, что железнодорожники не берут пассажиров.



– Рассказывай мне обо всех своих снах! Всегда!



*****



– Ты ему веришь?



Вал перевел взгляд на Сазона, который неподвижно сидел у угасающего костра и, казалось, пытался вжаться в него. Предрассветный холод был промозглым и всепроникающим, закрадывался под одежду, студил кровь.



– Думаю, он справится. Ему было тяжело видеть гибель Марека. Но с восходом солнца мысли придут в порядок.



– Я не об этом,– громко зашептала Аля.– Я про его рассказы о железных дорогах, поездах и их городах. Ты веришь во все это? Мы давно ушли из заселенных мест. Но разве все это могло возродиться так скоро?



Вал аккуратно подбил камнем последнюю подкову и похлопал лошадь по крупу:



– Не знаю. Ему незачем лгать. А для нас это хорошая возможность ускориться.



– Это звучало странно,– нахмурилась девушка.– Почему железнодорожники запрещают давать имена своим городам? Почему отказываются возить людей? Где они взяли столько паровозов? Что они скрывают?



Вал стреножил распряженную лошадь, перевязав передние копыта, и повернулся к подводе. Он перебирал запасенные консервы, рассматривая этикетки:



– Подбрось поленьев в огонь и сделай хороший завтрак. Надо взбодрить Сазона. Ему еще дней пять вести нас к железному городу. Надо его поберечь. А за поезда не волнуйся. Те, кто возрождают железные дороги, просто беспокоятся о своей безопасности. Я на их месте тоже держал бы информацию в секрете, и использовал преимущество, чтобы установить контроль над ресурсами.



– И как это связано с тем, что городам имен не дают?– удивилась Аля.



– Нет имен, нет адресов,– улыбнулся Вал.– Горожане не знают, сколько существует железных городов и где они расположены. Идеальная система в наших условиях. Тебя привязывают к одной точке и делают зависимым от нее. Сеть железных городов и дорог позволяет контролировать людей, их связи, торговлю, ресурсы. Ограничение создает ценность. Система существует, пока действует ограничение – люди не могут ездить в поездах.



Девушка словила себя на мысли, что даже в интонациях она расслышала Антоника. Это были не слова Вала, не его мысли. Он не стал бы так говорить. Он даже не был многословным.



Пока он возился с упряжью, Аля на скорую руку занялась готовкой. В этой суете она пыталась отвлечься от мыслей, которые не давали покоя. Она отказывалась узнавать в самом близком человеке черты Антоника, ненавистного ей человека. Словно у нее украли что-то очень ценное, неповторимого Вала, подменили подделкой.



Девушка разложила приготовленную еду возле костра и присела на полено рядом с Сазоном.



Их ночной переход закончился трагично. Они почти вышли к старой мельнице у реки, месту намеченной стоянки, когда Марк вместе с конем угодил в ловушку чертова колодца. Они провалились в зловонную яму, заполненную кислотой, и были обречены еще до того, как остальные к ним подоспели. Колодец был узкий, скользкий и глубокий. Ядовитая жидкость стала мгновенно въедаться в плоть жертв, заставляя обезумевших от боли коня и всадника биться в конвульсиях, наносить увечья друг другу.



Сазон в тот момент застыл камнем на краю колодца, удерживая фонарь над ямой, в которой мучительно погибал его друг. Марка зажал агонизирующий конь так, что несчастный охотник оказался по пояс погруженным в кислоту. Он тянул обожженную руку вверх, с пальцев которой уже стекала растворенная кожа. Его лицо было ужасным: пена пузырилась в пустых глазницах, а широко раскрытый рот издавал только булькающие хрипы. При падении он целиком окунулся в кислоту, но оставался живым.



Подоспевший Вал не колебался ни мгновения. Несколькими выстрелами в голову он прекратил страдания неудачливого охотника и животного. Аля с силой оттащила от колодца Сазона, который был парализован зрелищем, не в силах отвести от него взгляд. Недолгий путь к привалу он проделал в полном отрешении, а после неподвижно уставился на огонь.



– Надо поесть,– Аля легонько толкнула охотника плечом, но тот не отреагировал.



– Дай ему воды,– подсказал подсевший к костру Вал.



Сазон жадно приложился к протянутой фляге и пил, пока кашель не перехватил его дыхание. Откашливаясь, он переводил взгляд с Али на Вала и обратно, но глаза его не могли ни на чем остановиться надолго. Наконец, он глубоко вздохнул и снова обмяк:



– Марк,– тихо пробормотал он.



– Дай ему время,– махнул рукой Вал и взялся за разогретую банку консервы.– Придется день переждать. Дорогу совсем развезло, мы устали и от нашего попутчика пока толка мало. Я сложу шалаш здесь. К мельнице не подходи.



Девушка втянула ноздрями воздух и прислушалась:



– Почему?



Вал повернул голову в сторону старой каменной постройки на обрыве реки, которую украшало огромное деревянное колесо, наполовину утопленное вставшей рекой. Несмотря на древность, водяная мельница хранила на себе следы недавнего ремонта и выглядела достойным убежищем от непогоды.



– Когда умер этот охотник, я смог почувствовать колодцы,– неохотно признался Вал.– Я вижу их все в округе прямо сейчас. Они связаны между собой. Это какой-то один организм. Может, тоже гриб. Я сейчас многое чувствую лучше…



– А мельница? Там тоже колодец?



– Нет,– быстро ответил ей брат.– Там другое. И я не знаю что. Но те, кто раньше там жил, мертвы, а я чувствую опасность. Нам нет дела до местных чудовищ. У нас своих хватает.



– Ты кого-то почувствовал?



– Я чувствую всех,– Вал бросил пустую банку в костер.– Мать оставила дом и торопится на восток. Она ищет встречи с Тересой. А Торин уже приблизился к городу, в котором обосновались остальные. Он тоже спешит. У нас мало времени. Поэтому нужно попасть на поезд.



– Я не спрашивала тебя,– девушка подняла глаза на брата.– Но куда мы торопимся? Мы ушли из ледяной пустыни. И это было для меня важно. А ты знаешь, что ищешь?



– Сейчас важнее то, что слишком многие ищут встречи со мной. Антоник был первым, но не единственным.



– Никто не знает, где ты,– удивилась Аля.– Ты же невидимка для всех. Ты закрылся даже от меня.



Но Вал не заметил упрек, или сделал вид, что не заметил.



– Это не важно,– буркнул он.– Ты рядом. А тебя все могут почувствовать.



Он встал и уверенной походкой направился к лесу, подбирая на ходу жерди, пригодные для шалаша.



Девушка не могла отвести от него взгляд. У нее перехватило дыхание от отчаяния. Никогда раньше она не чувствовала себя обузой для брата. Было понятно, что она не обладает даром скрывать кровь отца, как Вал, и всегда можно было догадаться, что неразлучная пара изгоев прячется во льдах вместе. Но эту тему никогда не обсуждали. Это был их негласный запрет. Аля очень любила в брате эту деликатность.



Он не смеялся над ее звериной природой, а в ней не было ни одной человеческой клетки. Не злился на нее из-за глупых ошибок и проступков. Никогда не приказывал, хотя знал, что она готова слепо повиноваться. И он не напоминал ей о том, что своим присутствием рядом она его демаскирует его и делает тщетными попытки скрыться от всего мира.



Теперь, спустя многие годы, он напомнил об этом, и девушка не понимала, зачем. Ее простой и надежный мир, в центре которого был Вал, быстро разрушался. Она прикусила в отчаянии губу, и капля крови пробежала по ее подбородку.



– Да кто же вы такие?



Сазон с удивлением и испугом смотрел на девушку, которая совершенно забыла о присутствии охотника. Она даже представления не имела, в какой момент тот вышел из своего шокового забвения и стал вслушиваться в разговор.



– Тебе уже лучше,– улыбнулась Аля и торопливо вытерла кровь.– Есть будешь?



Сазон медленно потянулся к карабину, который лежал рядом с ним:



– Вы убили Марка…



Прежде чем он успел взяться за оружие, подошедший сзади Вал ударил его по голове:



– Что опять случилось?



– Он не в восторге от нашего общества,– пожала плечами девушка.– Похоже, мы никому не нравимся.



Она равнодушно смотрела на то, как Сазон завалился на бок и замер, потеряв сознание. Вал принялся спокойно мастерить шалаш, и Аля перевела взгляд на лошадей. Они фыркали и кивали головами. Девушка почувствовала жажду уставших животных и сразу увлеклась этой заботой: напоить лошадей, найти им корм – чем угодно занять руки и мысли.



Глава Пятая.



Пробуждение Майи было поздним и легким.



Солнце стояло высоко, голова была ясная и пустая. День накануне выдался насыщенным, и теперь мысли с трудом собирались вместе, путаясь с навязчивыми видениями снов. По мере того, как память возвращала смысл вчерашних событий, лицо девушки мрачнело.



Вся команда погибла, полковник Насферы назвался отцом, человечество развязало мировую войну, а саму ее со скрытой мутацией выдворили на задворки мира. И на закате она еще встретила робота из таинственного бункера…



Вспомнив последнее, Майя округлила глаза и схватилась за карабин. Она одним движением выпрыгнула из автомобиля и направила оружие на привязанного к столбу робота. Тот, перемотанный цепью, оставался неподвижным там, где она его вчера оставила.



– Доброе утро. Как спалось?



Голос механического создания был бархатистым и приятным на слух. Он вполне мог принадлежать какому-нибудь зрелому красавчику, от которого веет надежностью и домашним уютом. Но этим голосом пользовался робот с ярко выраженными человеческими повадками.



– Неплохо для такой ситуации,– призналась девушка.– Пока не вспомнила о тебе.



– Вчера у нас разговор не сложился. Вы были в шоковом состоянии. Поэтому знакомство отложилось на сегодня.



– Что-то в этом есть… Я плохо помню подробности вечера.



– Я напомню,– с готовностью зашевелился в цепях Каэм.– Вы сказали, что мое появление уже перебор для одного дня. И, несмотря на мои пояснения о том, что Ваше оружие не причинит мне вреда, решили приковать меня к столбу, объяснив, что береженого бог бережет.



– Это я как раз помню,– Майя с интересом рассматривала пленника при дневном свете.– И еще я помню, что ты с той самой базы, где вчера утром твои дружки погубили сотни ребят.



Робот смотрелся очень эстетично. Несмотря на то, что по форме он больше походил на металлический скелет, едва скрывавший элементы микромеханики и электроники, девушка любовалась тем, как все это сочеталось. Люди бы так не стали делать.



– Верно. Я именно оттуда. И я Вам еще вчера говорил, что угрозы для Вас не представляю. Важно, чтобы Вы могли мне доверять.



– Конечно! Я всегда доверяю тем, кто убивает людей, и кому от меня что-то надо, – хмыкнула Майя, усаживаясь на траву напротив робота.



– Для начала Вы можете перестать беспокоиться о своей безопасности в моем присутствии.



Девушка с удивлением отметила, что в голосе создания прозвучали новые интонации. Робот выгнул свой корпус и резко развел руки-манипуляторы. Цепь, сковывавшая его, звонко лопнула и разлетелась, разбрызгивая отдельные звенья:



– Я, действительно, не представляю для Вас угрозы. Я подыграл немного, чтобы сохранить Ваше спокойствие, и Вы могли выспаться. Скажу больше, если бы у меня были другие намерения, я бы не позволил Вам вчера утром улететь. Мне можно доверять.



Робот подошел вплотную к Майе и уселся напротив нее. Девушка не выказывала напряжения ни в движениях, ни в голосе. Она умела быстро оценивать ситуацию и правильно реагировать на неожиданности – это было принципом выживания.



– Демонстрация добрых намерений была убедительной,– согласилась она.– Даже галантной. Но для доверия чего-то не хватает… Может, у меня нет причин для этого?



– Безусловно,– поднял руки к небу Каэм.– Я не тороплю события. В развитии отношений надо двигаться постепенно. Надо доказывать намерения, а не болтать о них.



– Вот именно… не болтать. Так чего же тебе от меня надо, терпеливый ты мой?



– Ничего, что Вас затруднит. Наоборот, я думаю значительно облегчить Вашу жизнь. Хочу предложить себя в попутчики.



Робот замолк, подчеркивая завершенность фразы. Нет, он не замер неподвижно, как это сделал бы механизм, завершив задачу. Каэм продолжал делать бессмысленные для робота, но свойственные человеку действия: он наклонял голову, перебирал металлическими пальцами. А если бы у него была возможность, он бы вздыхал и щурился.



– Попутчики?– удивилась Майя.– А куда мы собрались?



– Не знаю. Я бы просто хотел следовать за Вами. И уверен, что буду полезен в пути.



– Как это мило… Издеваешься?– девушка наигранно улыбнулась.– Чего тебе надо от меня? Что ты мне тут разыгрываешь потерявшегося щенка?



Каэм вздохнул. Это был звук настоящего вздоха, исполненный безукоризненно точно, а главное, к месту:



– Позвольте, я продемонстрирую.



Робот протянул раскрытую ладонь ближе к Майе. Над ее поверхностью появился яркий слепящий шарик, который начал раздуваться, менять форму и цвет. Через несколько секунд световое пятно превратилось в очень качественную трехмерную голограмму насекомого. Голограмма вращалась, красочно демонстрируя во всех ракурсах маленького уродца, который быстро перебирал лапками, удерживая две узкие клешни над пучеглазой треугольной головой. Насекомое имело грозный вид, хотя для его размеров это казалось неуместным.



– Люди называют его Богомолом, но к семейству Mantidae его предки не имеют отношения. Пусть Вас не вводит в заблуждение размер анимации. Это настоящий гигант, который имеет более трех метров в холке и развивает скорость до ста восьмидесяти километров в час. Крайне опасный противник. Всегда атакует с невероятной стремительностью, разрывая жертву на части еще до того, как она успевает его заметить. Не имеет ограничений в среде обитания. По своей натуре эта тварь кочевник – постоянно находится в скитаниях и куда-то торопится. Гермафродит. Производит внутреннюю кладку в брюшной полости до тысячи яиц, но только один раз в жизни. Потомство формируется прямо внутри родительского организма. Кормление для них не предусмотрено, поэтому детеныши пожирают сначала друг друга, а став достаточно взрослыми убивают родителя. Таково таинство рождения Богомола. Умирающий родитель оставляет после себя лишь полдюжины беспринципных наследников.



– Какая поучительная история,– Майя придвинула лицо ближе к роботу и вопросительно на него посмотрела.– А мне она зачем?



Каэм повторил движение девушки и наклонился ей на встречу, придвинув окуляры вплотную к ее глазам:



– Эта история сейчас в четырех километрах от нас и мчится сюда, очертя голову. Богомол способен учуять добычу за тысячу футов. А его хитиновые клешни, несмотря на скромные размеры, легко раскроят корпус внедорожника. Поэтому счет идет на минуты. Но есть у него и свои недостатки. Проще выражаясь, Богомол откровенно тупой. Он почти не имеет естественных врагов в природе, но в половине случаев погибает именно из-за своей глупости. Известны случаи, когда он со всего маху врезался в стену здания, оставив на бетоне только мокрый след. А еще у него очень ранимый слух, правда, в узком диапазоне. Вы слышите?



– Что я должна услышать?



– Вот именно. Вы ничего не слышите. А я сделал несколько ультразвуковых свистков, которые очень раздражают и пугают Богомола. Тем самым я заставил его изменить маршрут и воспринимать нас как угрозу, которую стоит обойти стороной.



Майя повернула голову в сторону дороги, которая скрывалась где-то за деревьями. Оттуда доносился странный шум, словно десятки топоров рубили асфальт. Источник звука быстро проследовал мимо и стал удаляться, пока окончательно не затерялся в неровном дыхании ветра.



– Я так понимаю, это был твой Богомол?



Робот утвердительно кивнул, и этот жест вызвал улыбку у девушки:



– А ты, друг мой, горазд устраивать красочные демонстрации. Цепи, мультик, беззвучный свисток, вкрадчивый голос… Похоже, ты хочешь казаться ценным попутчиком. Наверняка, знаешь все об этом месте и тварях, его населяющих. Настоящая находка в моей ситуации. И все, что тебе от меня надо – компания, просто побыть рядом…



– Ваша ирония мне понятна,– робот заговорил чуть громче, перебив Майю.– Вас раздражает эта ситуация. А больше всего раздражает то, что Вы ее не понимаете и не можете контролировать. Но уверяю, Вы быстро привыкните к моему обществу и научитесь извлекать из этого выгоду. И я отвечу на незаданный вопрос: действительно, выбора нет. Как и у меня. В какой-то степени, мы попутчики поневоле.



Майя щурилась, разглядывая собеседника. Больше всего в жизни она не любила делать то, чего от нее ожидали. Это с детства вызывало волну в ней протеста и желание делать все наоборот, из-за чего отношения со взрослыми, воспитателями и даже сверстниками никак не устраивались. Усмирить внутренний протест помогла армейская дисциплина, которую девушка приняла как игру, набор забавных правил и условностей. У армейской дисциплины была ценная особенность – она была безлика: никто и ничего конкретного от нее не хотел. На самом деле, армия – это лишь хорошо организованная толпа, где личные отношения заменены формальными ритуалами. Достаточно подчиняться приказам. Но при этом можно оставаться самим собой.



Девушка вспомнила годы в приюте. Сверстницы объединялись в группы, по-детски жестоко исследовали иерархию власти и подавление слабого сильным. Так дружба становилась инструментом выживания. Майя дралась с ними за свою индивидуальность, за свободу выбора, за собственное одиночество. Воспитанницы приюта искренне ее ненавидели и норовили осложнить жизнь всеми доступными способами. Но больше сверстниц Майя не терпела воспитателей, которые вели с ней душевные разговоры, гладили по голове и одаривали беспричинной любовью, приторной и лживой. Взрослые были устроены так же как дети, ими двигали те же желания, но свою жажду овладеть ее волей они скрывали в притворстве.



Девушка давно усвоила для себя, что ничего чистого в помыслах людей не бывает. Искренней и бескорыстной может быть только глупость. Поэтому жизнь Майи стала проще, когда она избавилась от романтических иллюзий, навеянных моралью общества, и приняла окружающий мир таким, каким он был всегда. Она умела понимать людей, когда те говорили правду или лгали, когда уговаривали или угрожали. Они всегда добивались одного – послушания. Все устройство человеческих отношений основывалось на единственном принципе, когда одни люди понуждают что-то делать других. Кто-то даже не пытался этого скрывать, действуя открыто и грубо, а кто-то был затейливым и хитрым, но хотели они одного. Не все, возможно, это понимали.



Сейчас перед ней сидел робот, старательно воспроизводивший манеры человеческого поведения, чтобы манипулировать ей. К цели идут сложным путем, если не находят простого. Обретая власть, люди перестают лукавить. Майя была во власти Каэма или того, кто им управлял – ее уже могли убить, пленить, заточить в подвале. Но робот продолжал с ней играть, опутывать условностями. Это означало одно – то, что ему было надо, она могла отдать только добровольно.



– Тогда чего тянуть?– улыбнулась Майя и встала.– Поехали. Дорогу в город Света покажешь.



Она вернулась к автомобилю и небрежно бросила карабин на заднее сиденье. Робот с готовностью последовал за ней:



– У Вас есть вопросы, но они не заданы. Боитесь узнать ответы?



– Нет. Я не тороплюсь отдать тебе то, чего ты хочешь.



– Даже вопросы?– спросил Каэм, усаживаясь на пассажирское сидение рядом с Майей. Он многозначительно постучал металлическим пальцем по своему лбу.– Здесь доступной для Вас информации намного больше, чем сможете найти в городе Света или даже за несколько своих жизней. И все это можно получить прямо сейчас.



– Так не интересно,– девушка вызывающе улыбнулась попутчику.– Есть разница, самому решить задачу или подсмотреть ответ. Кроме того, мы не настолько близки, чтобы я доверила тебе свои вопросы. Тот, кто отвечает, может солгать, а кто задает вопросы… рассказывает о своих желаниях больше, чем хочет.



Каэм молча кивнул и отвернулся к окну. Могло показаться, что он задумался над словами девушки, но это было не так. Он умел думать быстро, а ждать долго.



*****



Ольга устала.



Она вынуждена была снизиться, когда солнце легло на горизонт, уступив небосвод вечерним звездам. С его уходом холод стал быстро опускаться, а земля внизу покрылась тенью. Надо было торопиться с поиском места для ночлега.



Проливной дождь, закрывший для нее небо на несколько дней, успокоился только утром, и Ольга летела целый день без перерыва, воспользовавшись дарованной возможностью. Но теперь она почувствовала, как много сил отнял перелет. Последние часы она спешила, уверенная, что успеет добраться затемно – Ирина ощущалась совсем близко. Не хватило какого-то получаса, чтобы закончить путешествие.



Ольга совершенно замерзла и выбилась из сил. Она едва не сорвалась, выпустив из под контроля силовой поток, который оседлала. Для полета не нужны были собственные усилия – только концентрация. Все небо было пронизано потоками энергии. Какие-то вздымались из недр или ниспадали с небес, а иные стелились вдоль поверхности подобно рекам. Были и совсем тонкие ручейки, которые распадались в паутину линий или, наоборот, связывались жгутами. Большие и малые, быстрые и неспешные, они подхватывали Ольгу, стоило к ним прикоснуться.



Еще днем она нашла мощный поток, который стремительно понес ее на восток. Но ближе к вечеру, он стал забирать вверх, за облака, где дышать было тяжело, и женщине пришлось часто менять попутные течения, хватаясь то за одно, то за другое. Именно метания между потоками энергии были столь утомительными и требовали постоянной сосредоточенности.



Ольга скользнула по нисходящей дуге потока, который ложился на землю у подножья скалы краем извилистой речушки, и плавно замедлилась, пока ноги не коснулись земли. Сделав несколько шагов по инерции, она отмахнулась от неба, чтобы рисунок вездесущих силовых линий отступил за край сознания и дал ей видеть мир обычным взглядом.



Ощущать твердую землю под ногами было приятно. Женщина обошла небольшую площадку и осталась довольна. Это был ровный уступ скалы, который одним краем упирался в отвесную каменную стену, а другим нависал над узкой рекой, чьи воды шумели и пенились быстрым течением несколькими метрами ниже. Ольга приметила выемку у подножья скалы, где можно было обустроить лежак. Сумерки сгущались, и она поторопилась оборвать с камней мягкий мох, чтобы устроить себе постель. Разводить огонь в приметном месте было небезопасно, да и больше чем тепла и горячей пищи она хотела отдаться сну.



Ольга достала из заплечного мешка запасенный в дорогу сыр и черствый хлеб, готовая наскоро расправиться с голодом и закутаться в тонкий термоплед. Она едва присела на ложе из мягкого мха, как нахлынувшее беспокойство заставило ее замереть и навострить уши.



Ольга умела чувствовать близость любого зверя, крупного и ничтожно малого. Но то, что приближалось к ней сейчас, было иным. Окрас ощущений пугал новизной и инородностью, а невиданный враг таит неизвестную угрозу, чем и опасен.



Женщина призвала небо, чтобы видеть пути к отступлению, но усталость не позволила сконцентрироваться, и потоки энергии остались за краем сознания. Она почувствовала леденящее прикосновение паники – полет был невозможен, а на уступе скалы Ольга оказалась в западне.



Их было трое. Она чувствовала, как неспешно незваные гости взбирались на уступ, и различала шорох осыпавшихся в воду камней. Они двигались с трех сторон, отрезая ее от реки. Можно было разбежаться и прыгнуть в реку, пока те не добрались до края, но женщина сомневалась в том, что оказавшись в воде, обретет преимущество.



Ольга сжала в руке короткий нож и приготовилась к схватке.



Они появились одновременно. Над краем уступа сперва показались три девичьих лица, которые заставили содрогнуться – похожие, как близнецы, они несли на себе печать мерзости. Сами лица были красивыми, даже по-своему прекрасными, но выглядели как неуместные маски под всклокоченными копнами волос. И эти волосы развевались не от дуновения ветра, а по своей воле, извиваясь клубками змей. Блеклые, почти бесцветные глаза отражали холодный свет вечерних звезд, разрезанные большими вертикальными зрачками. Тонкие губы широких ртов были поджаты, но в их уголках играла едва заметная улыбка.



Гостьи не поднялись над уступом. Синхронными и неспешными движениями они забросили тонкие плечи на поверхность и поползи, прижимаясь к земле. Не моргающие глаза ни на один миг не потеряли из вида Ольгу, которая застыла в оборонительной позе, прижавшись спиной к скале. Когда вслед за девичьем торсом на уступе вместо бедер оказались длинные бесформенные хвосты, стала понятна причина их змеиных движений. Только торс существ напоминал человеческий – ниже талии это были гигантские змеи.



Твари замерли в нескольких метрах от Ольги и, упершись руками в землю, подтянули свои длинные тела, чтобы свернуть их кольцами. Они по-прежнему не сводили глаз с женщины, которая угрюмо наблюдала за неторопливым пришествием незваных гостей.



Одновременно и резко существа встали, оперев девичий торс на сложенный в кольцо хвост. Они отвели руки за спину, подавшись грудью вперед, и широко раскрыли свои пасти с тонкими и длинными зубками. Вопреки ожиданиям языки не были змеиными и казались короткими обрубками на фоне раззявленных ртов. Теперь их лица выглядели уродливыми и имели отдаленное сходство с человеческими.



Твари угрожающе зашипели на Ольгу, но та лишь поморщилась от зловония, в котором смешались запахи гнилой воды и тухлой рыбы.



– Вы бы, девочки, лучше держали рты закрытыми,– тихо прошептала она.



Твари неожиданно отпрянули и захлопнули пасти. Они замерли каменными изваяниями, и только беспорядочное шевеление тонких щупальцев в их лохматых прическах выдавало волнение. Ольга удивилась тому эффекту, который произвели ее слова, но в следующее мгновение поняла, что стало причиной перемены в существах. Они вслушивались.



Что-то большое и неуклюжее приближалось к ним, производя невероятный шум. Существа не сводили глаз с женщины, но их внимание было сосредоточено не на ней. Цокот и шорох потревоженных камней уже штурмовал подножье уступа, выдавая торопливые движения гостя.



Огромная тень с грохотом выпрыгнула на край площадки и замерла.



Даже если бы на небе не было ни единой звезды, Ольга сумела бы и в кромешной тьме рассмотреть на таком расстоянии любое существо. Но сейчас уступ был залит мягким лунным светом, который каждую тень окрашивал мистическими оттенками. Женщина изогнула брови от удивления.



Верхом на гигантском лосе укутанная угловатым пончо с рваными краями восседала Ирина. Ее ухоженная стрижка, озорной взгляд и широкая улыбка в дополнение к одуревшему на вид животному под ней делали это появление не только странным, но и комичным.



Ирина легко спешилась, опираясь на длинный посох, и грозно махнула им в сторону змееподобных тварей, которые по-прежнему не сводили глаз с Ольги:



– Вы чего удумали, русалки болотные?– возмущенно вскрикнула она.– А ну пошли прочь, малолетние стервы, пока я из вас ремней не нарезала!



Существа разом присели на змеиных хвостах и беззвучно взмыли в воздух. Их длинные тела вытянулись в прыжке, сверкнув в лунном свете, и по дуге устремились за край уступа. Тихий всплеск потревоженной воды заставил вздрогнуть гигантского лося, который сорвался с места и, разбрасывая копытами гальку, сиганул куда-то в ночь. Он быстро уносил с собой последние свидетельства недавнего противостояния, цокая копытами и ломая сухие ветки, пока окончательно не вернул ночи ее первозданную тишину.



– Ну, скажи, что я умею эффектно появляться,– Ирина порывисто обняла Ольгу и крепко ее сжала, проявив неожиданную силу.– Как же я рада тебя видеть!



– Что это было?– выдохнула женщина, освободившись из ее объятий.



– Не бери в голову,– отмахнулась Ирина, сбрасывая с себя пончо, под которым скрывались облегающие кожаные одежды с затейливой выкройкой и увесистый рюкзак за плечами.– Это порождения Тересы, твои внучатые племяшки, если быть точной. Она всегда была горазда производить на свет разных уродцев. Что интересно, мужиков к себе не подпускает, но всегда беременна. Превратилась в какой-то инкубатор. Все экспериментирует… С этими ты бы справилась без проблем, но кровь у них ядовитая – потом бы месяц прыщи изводила.



Она развязала рюкзак и стала выкладывать содержимое, разбрасывая вокруг:



– Я тебя еще вчера почувствовала. Наготовила всякого к встрече, все ждала, пока не стемнело. Это хорошо, что догадалась тебе навстречу выдвинуться…



– Твой лось сбежал,– Ольга устало опустилась на ложе из мха, почувствовав, как с уходом адреналина из крови, тают ее силы.



– Лось?!– резко выпрямилась Ирина и удивленно посмотрела на женщину.– Я была уверена, что это олень! Уже темно было, когда я его призвала. Что под руку попало, то и ухватила. Как чувствовала, что ты вляпаешься… То-то я смотрю, какой-то он сутулый… Всю задницу себе стерла, пока доскакали – постоянно сползала с этой заразы.



Она, наконец, разложила свертки у ног Ольги и призывно развела руки:



– Кушать подано!



– Ирочка, давай не сейчас,– вздохнула та.– Я так устала, что с ног валюсь. Ничего не хочу. Дай мне просто заснуть.



– М-да,– разочарованно поморщилась Ирина.– Вот так стараешься, выкладываешься, а все зря. Я, конечно, подозревала, что встреча пойдет не как задумано, но не думала, что поведешь себя, как все мужики: отвернулась и спать.



– Не дуйся, Ирочка,– улыбнулась Ольга.– Наболтаемся еще. Я, и вправду, без сил. Языком еле ворочаю. Давай завтра. Все завтра.



– Ладно,– Ирина уперла руки в бока, провожая взглядом уходящую в мир сновидений подругу.– Я пока хоть костер какой разведу, а то околеем под утро.



Последние слова Ольга уже не слышала. Ощущение завершенности и безопасности, подкрепленное усталостью, накрыло ее глубоким сном. И не было в ее жизни более уютной и долгожданной постели, чем этот наскальный мох, уложенный в каменной выемке.



– Хватит валяться. Счастье свое проспишь.



Ольга раскрыла глаза и растерянно посмотрела на Ирину, которая с излишним усердием трясла ее за плечо. Понимание того, что наступило утро и уже успело смениться днем, пришло не сразу – казалось, она только секунду назад сомкнула глаза. Не было снов, не было ощущения прошедшей ночи. Это было возмутительно и обидно.



– Кто-то украл мои сны,– хрипло пожаловалась она.



– Бывает,– согласилась Ирина.– Придут новые. Этого добра не убудет.



Она была энергичной и суетливой в сборах, наспех складывая свой рюкзак и притаптывая уголья потухшего костра. Ольга потянулась и привстала с каменного ложа, ощущая под колючим мхом острые камни. Было удивительно, как она не набила синяки по всему телу на такой постели.



Ирина не изменилась за пятнадцать лет ни внешне, ни характером. Бойкая, активная, красивая, молодая. Их возраст замер в тот день, когда они приняли непрошенные дары загадочного существа в обмен на рождение ему таких же необычных как он детей. С тех пор их жизни и судьбы изменились радикально. Настолько, что даже катаклизмы и закат человечества прошли как-то мимо, едва коснувшись. Из-за этого порой возникало беспокойство, ощущение нереальности происходящего. Когда-то они с Ириной провели много бабьих разговор об этом и об отце своих детей, которого, как выяснилось, никто, из носивших от него, толком не знал. А такие тайны более всего возбуждают интерес женщины.



– Чего сопишь?– перехватила на себе рассматривающий взгляд Ирина.– Вставай. Я тебя не унесу. Выглядишь растолстевшей. До моего дома отсюда часа два пешком, или четверть часа на оленях… ну, или на лосях.



Ольга встала, с удовольствием отметив присутствие силы в руках и ногах, и прогнулась до хруста в суставах, чтобы стряхнуть леность послесония.



– Хрустящая,– едко прокомментировала Ирина.– Думаю, стоит пройтись пешком, чтобы размять твои старческие кости.



В дневном свете уступ скалы выглядел иначе, и совсем не вязался с событиями ночи, в реальности которых уже можно было усомниться. Вид со скалы на узкую реку и обступивший ее лес открывался великолепный. Кучерявые зеленью листвы деревья, сочная трава, устилавшая заболоченные берега и безобразие настоящих лесных звуков, в которых жужжали насекомые, трелили птицы и кряхтели под давлением ветра стволы старых дубов. Безоблачное небо жгло глаза чистой синевой, а высокое солнце просто расплескалось светом по зениту.



– А здесь красиво,– призналась Ольга.



– Конечно. Это же тебе не Заброшенные земли, из которых ты в кои-то веки выбралась,– фыркнула подруга.– Здесь тоже чума прошлась, и всякой мерзости народилось. Но ее здесь еще поискать надо. А вот у Вас, говорят, уже все другое, как другая планета. Или врут?



– Не врут. Боюсь, и здесь эта тишина ненадолго.



– Сплюнь. Я здесь живу. Столько сил положено, чтобы эту чистоту отстоять. Хоть в чем-то от Белого Братства толк есть.



– Белое Братство?



– У-у-у-у,– скривилась Ирина.– Да ты совсем потерялась, провинциалка. Ты что же, и вправду, не выбиралась из Заброшенных земель?



– Неа.



– Тогда пакуйся и выдвигаемся – разговор будет долгим.



Однако в пути разговор не складывался. Подруги отвлекались на мелочи и живность, которая летала, бегала и ползала по старому лесу, словно сошедшему с древней открытки. Ольга с нескрываемым восторгом реагировала на каждого кузнечика, лягушку или полевые цветы, рассказывая о том, какие уродливые формы эти безобидные и знакомые с детства существа приняли в ее мире. А Ирина всякий раз на эти рассказы округляла глаза и возмущенно причитала.



– Ничего себе!– воскликнула Ольга, когда тропинка вывела их к жилищу Ирины.



Это был традиционный хутор с низкой бревенчатой избушкой, крытой соломой, печной трубой над ней, и крохотными кривенькими окошками в обрамлении перекошенных ставней. Щербатый забор, утонувший в диких цветах, обступал ухоженный дворик, за которым виднелись хозяйственные постройки, банька и распаханный огород. Картину завершал угрюмый пес на цепи, который ворчливо зарычал навстречу. Так когда-то выглядела идиллия загородной жизни.



– Как в сказке?– расплылась в улыбке Ирина.



– Ага. Домик Бабы Яги.



– По местным меркам, я дикий отшельник. Перебралась сюда подальше от семейки. Там царствует Тереса, а мы с ней на характер не схожие. Но до них отсюда рукой подать. Я так понимаю, ты не ко мне погостить заявилась. К ним торопишься?



Ольга помрачнела взглядом:



– Есть срочный разговор к Тересе. Но это завтра.



– Тогда начнем с бани. Уж больно охота по тебе веничком пройтись за все накопившееся.




*****



Сазон так и не пришел в себя. Его разум расстроился окончательно, а мысли разбрелись между явью и бредом. Большую часть времени он откровенно отсутствовал, представляя собой пустую телесную оболочку с безучастным взглядом. Только иногда начинал с кем-то громко и возбужденно разговаривать, но речь была настолько несвязной, что разобрать удавалось лишь отдельные слова.



Аля впервые столкнулась с настоящим безумцем, и он был ей интересен.



Люди представлялись жестокими и хищными существами, но как всякое зло они были притягательными. В них сочетались противоречия, которые делали их бесконечно сложными для познания. Девушка умела читать любого зверя: изучив повадки одного, могла предсказывать поведение его сородичей, но не у людей. Они были непохожими, непредсказуемыми и каждый следующий шаг старались сделать вопреки здравому смыслу. Аля не понимала этого и смотрела на безумного Сазона в надежде приоткрыть тайну, которую люди скрывали.



Неожиданно Сазон замер, и в его глазах загорелось сознание. Он вытянул руку в сторону коптящего столба дыма над лесом и почти закричал:



– Железный город!



Вал одернул лошадь и остановил подводу. Обернувшись на крик, он задумчиво посмотрел на Сазона:



– Мы совсем рядом. Стоит ли нам идти к людям с ним?



Аля содрогнулась, представив, что хотел предложить брат, задавая этот вопрос.



– Конечно! Они ему помогут,– поторопилась ответить она.– И нам это на пользу. Они, наверняка, его знают.



Вал молча взял лошадь под узды и продолжил путь.



Аля переживала худшие дни в своей жизни. Совсем иначе она представляла возвращение в мир из ледяной пустыни. Теперь она чувствовала, что теряет брата, и не понимала, почему все так изменилось. Отравил Антоник Вала своей кровью, сделала ли она что-то неправильно, или это мир, из которого они когда-то бежали, возвращается в них, но она готова была отказаться от этой затеи и вернуться назад, к холодному морю. Туда, где долгие годы рядом с ней был только брат, где все дни были похожи друг на друга. Почему то сейчас эти унылые годы показались ей счастливыми, наполненными уютом. Но она не решилась бы даже заикнуться о своих мыслях, тем более теперь, когда Вал стал отдаляться от нее.



Он так и не открыл ей возможность чувствовать его – закрылся, отвернулся. Зато Аля почувствовала приближение других членов семьи. Они были совсем близко. Вал тоже должен был видеть их – его чутье было намного сильнее, но он и словом не обмолвился об этом, словно не доверял больше, или просто не замечал ее.



Теперь они стояли на пороге Железного города, а на расстоянии вытянутой руки от них была их сестра, Кулина. Она отличалась от других братьев и сестер. Подобно ей самой, Кулина не была человеческим ребенком – она вылупилась из яйца ворона. В семье ее считали безумной, и это сделало ее таким же изгоем. Когда-то это сблизило Алю с Кулиной, и в раннем детстве они были неразлучны. У них не было дружбы или близкого общения – просто держались вместе, жались друг другу, укрывались от забияк. Их странная связь была молчаливой, беззвучной, наполненной одиночеством. А потом у Али появился Вал, настоящий человеческий детеныш, младший в семье. И безумная Кулина просто исчезла из ее жизни, так ничего толком и не оставив в воспоминаниях.



Тягостное предчувствие давило Алю, обещало приближение неизбежного и непоправимого.



– Куда путь держим?– окликнул их стражник в грубых кожаных доспехах.



Он вышел навстречу с тяжелой старой винтовкой наперевес. За его спиной ютился крохотный поселок, состоящий из осунувшихся серых зданий. Неприятные запахи гари и копоти наполняли воздух, да эхо доносило от построек гулкие металлические удары и редкую перебранку.



– Ищем дорогу на юг,– Вал замедлил шаг, но останавливаться не стал.



– А сами кто такие?– не унимался стражник, стараясь преградить дорогу подводе.



– Путники,– угрюмо ответил Вал, продолжая движение.



– Мы из промыслового поселка,– вмешалась Аля.– Сазон занемог. Может, лекаря сыщем.



Стражник шагнул в сторону:



– А чего с ним? Его я помню.



– Испугался сильно. Головой заболел.



– У склада шептуху спросите,– участливо покачал головой стражник.– Старуха с придурью, но этот случай по ее части. Может, и осилит. А с промысловиками что? Не слыхать давно их.



– Уже и не услышишь. Сгинули все,– бросил Вал.



– Вона как… Город и раньше захеревший был, а теперь его железнодорожники совсем оставят,– вздохнул стражник и резко повернулся в сторону поселка, где внезапно воцарилась тишина.– А там что?



Аля повернула голову в направлении его взгляда и замерла, увидев то, что переполошило людей железного города. Вал уже оставил лошадь и, обнажив самурайский меч, двигался к поселку. Стражник неуклюже поспешил за ним.



В небе, описывая широкие круги, снижалось крылатое существо. Оно было белоснежным, и на фоне серого небосвода его силуэт напоминал ангела.



– Ангел… Ангел летит,– услышала Аля, приблизившись к толпе горожан, которые высыпали на грязную площадь, и теперь глазели вверх, побросав свои дела.



Никто в толпе не обращал внимания на двух путников, вошедших в город. Но только эти двое понимали, что происходит.



Описав последний круг Кулина камнем спикировала, сложив крылья, и только перед самой землей ударила ими о воздух, чтобы остановить падение. Она жестко приняла ногами пыльную землю в нескольких шагах от Вала и под шорох изумленной толпы широко расправила ангельские крылья с невероятно красивым оперением.



Кулина изменилась с момента их последней встречи. Теперь она была не меньше двух метров в росте и имела завидную стать. Она, действительно, была похожа на изображения ангелов: тонкая кость, плоская грудь, мощные крылья за спиной, вызывающая бледность кожи и белое одеяние на стройном теле. Она идеально воплотилась в этот крылатый образ. А массивное копье в руке и абсолютно черные глаза ворона, без зрачков и радужной оболочки, подчеркивали это.



– Я знала, что найду тебя рядом с ней,– обратилась она к Валу, игнорируя две сотни людей, которые толпились вокруг, восторженно рассматривая спустившуюся с неба невидаль.



Ее голос был настолько густым и низким, что мог показаться мужским.



– А ты так и бегаешь за ним,– Кулина перевела взгляд своих жутких глаз на девушку.– Так и не нашла свою гордость. Щенячья преданность поглотила волю.



Аля не знала, что ответить. Не знала, какими словами остановить то, что происходило на ее глазах. Внутри нарастало чувство, в котором смешались гнев и отчаяние.



– Назовись,– не к месту подал голос охранник и, направив старую винтовку на Кулину, встал между ней и Валом.



Он хотел сказать что-то еще, но ангел молниеносно взмахнул широким крылом, и отрубленная голова охранника упала на землю. Кулина лишь встряхнула крылом, сбрасывая с белых перьев капли крови. Толпа зачарованно вздохнула и затаилась – запах страха повис в воздухе, но ни один горожанин не сделал и шага в сторону, не попытался спрятаться или бежать. Люди глазели, и их желание смотреть было сильнее страха.



– Ты слепа,– продолжила Кулина.– В том твое счастье и погибель. А я вижу его тьму. Я знаю, что он такое. Он не лучше остальных.



Вал стоял неподвижно на полусогнутых ногах, держа катану двумя руками. Острие меча, как и его взгляд, было опущено к земле, терпеливо выжидая начало схватки.



– Ты отнял ее у меня,– громогласно заявила Кулина.



– Тебе не надо этого делать,– выдохнула Аля.



Ангел резко выбросил вперед копье, но Вал легко парировал атаку, звонким ударом металла возвестив начало схватки. Они двигались настолько быстро, что глаз едва успевал уследить. Сделав несколько острых выпадов, Кулина ударила крыльями воздух, подняв облако пыли, и отступала назад. Но уже в следующее мгновение она взмыла в воздух и обрушила на брата череду разящих ударов. Взбитое могучими крыльями облако пыли поглотило Вала, но он сразу вынырнул из него и завис в десятке метров над землей.



Толпа восторженно загудела, и у Али перехватило дыхание от нахлынувшего гнева. Перед людьми разыгрывалась трагедия, ее трагедия, а они находили в том забаву.



Вал кружил вокруг Кулины, пользуясь тем, что опирался на силу неба, а не ветер. Он умело использовал это преимущество, и несколько его ударов достигли цели. Но небо было родной стихией Кулины, она была искуснее в воздушном бою и чувствовала себя уверенно. К тому же она была заметно быстрее и агрессивнее.



Воздушный танец увлекал их все выше. И Аля угадала замысел брата.



Ее разрывали противоречия. Она желала победу Валу, но не хотела гибели сестры. И осознание того, что этот бой при любом исходе закончится непоправимой бедой, не могло удержаться в ее сознании, рвалось наружу.



Кто-то из наблюдавшей толпы, видимо, заскучал от затянувшегося сражения, которое удалилось под самые облака, и выстрелил в воздух. Метил ли он в кого-то, или просто пальнул в чистое небо, Аля не знала, но этого было достаточно, чтобы отпустить себя.



Она рывком сбросила тесную куртку и огласила окрестности протяжным воем, отдав ему все дыхание и боль, которая жгла изнутри. Люди больше не смотрели вверх – на их глазах всего в нескольких шагах миловидная хрупкая девушка, разрывая на себе одежды, обращалась в звероподобное чудовище.



– Оборотень!– заголосила толпа.



Аля услышала в этих криках возмущение, ненависть и брезгливость, которых не понимала. Более половины горожан были отмечены уродствами мутации, и иные походили на монстров больше, чем она в зверином облике. Но она больше не думала об этом, выпустив зверя не только наружу, но и в свое сознание. Голубые глаза горели безумием, а раскрытая пасть дрожала от возбуждения.



Вот теперь люди побежали. Кто-то искал укрытие, кто-то летел напролом в угаре паники, но нашлись и те, кто решил потягаться с оборотнем. Полетели камни, и загрохотали выстрелы. Многие попали в цель, но Аля почувствовала только единственную пулю, которая обожгла ей лицо и вырвала щеку, залив сразу глаза и пасть кровью. Она почувствовала ее вкус, вкус собственной крови, и все в этом мире, пусть и ненадолго, встало для нее на свои места, стало простым и понятным.



Никто больше не обращал внимания на воздушный бой.



Вал добился того, чего хотел. Он увлек Кулину достаточно высоко и измотал ее постоянными разворотами и переменчивым ветром. Чтобы летать, птицам, особенно большим, достаточно держать ветер под крылом. Так устроен их полет – они не бьют непрерывно о воздух крыльями и не тратят напрасно силы. Кулина не была обычной птицей, и даже сейчас, она бы и лошадь с легкостью удержала в полете. Однако усталость дала о себе знать. Ее движения стали лишь слегка сдержаннее, а атаки не такими молниеносными как раньше. Валу этого было достаточно. С начала схватки он не показывал всего, на что способен, продемонстрировав противнику «слабость», чтобы она почувствовала безопасную дистанцию и доверилась ей. Ему нужен был только один точный удар, и он его сделал.



Лишившись крыла, Кулина лишь изумленно вскрикнула и даже не попыталась сопротивляться, приняв неизбежное. Она камнем полетела к земле, закрыв глаза и прижав к груди оставшееся крыло. В других обстоятельствах она бы выжила, а утраченная конечность со временем отросла. Но сейчас следом устремился Вал, чтобы завершить начатое.



Они встретили землю почти одновременно, глухими ударами подняв облака пыли. Кулина не стала тревожить свои раны и переломанные кости бессмысленной борьбой и сохранила смиренную неподвижность. Только частое дыхание и дрожащие веки выдавали в ней жизнь. Она не шевельнулась и не издала ни единого звука, когда Вал разорвал ей горло и призвал кровь отца.



Аля с ужасом наблюдала за этой сценой в нескольких шагах от брата, переполненная скорбью. Она не мгла избавиться от липкого ощущения, что уже видела это однажды в своих снах и видениях. Она была уверена в том, что произойдет дальше.



Вал выпрямился над телом поверженной сестры и с хриплым выдохом вернул себе привычный облик, убрав с лица все проявления нечеловеческой природы. Он поднял взгляд к небу и на мгновение замер – Кулина всегда казалось ему безумной, обуреваемой бесконтрольными эмоциями. Теперь он знал, насколько это было правдой, чувствовал, как ее кровь жгла его изнутри, вскипала страстями.



Но большее ощущение дало небо, которое раскрылось перед ним до самой глубины. Если раньше он видел только узоры силовых потоков, которые пронизывали стихию, то сейчас он видел, понимал и чувствовал все.



…Как рождается ветер, как водяная пыль взбивается в пену облаков, как солнечный свет насыщает воздух теплом и движением, как завихряется воздушная масса, как черпает силу из потоков энергии от самой земли… Это была его стихия, могучая, покорная.



Вал набрал полные легкие воздуха и закричал, отдав голос небу, и оно кротко ответило эхом. Он кричал от боли, которая ломала его кости, разрывала мышцы и кожу на спине. Сбросив стянувшую плечи куртку, он освободил свои прекрасные черные крылья. Они еще набирали размер и форму, напитывались его кровью и силой, а Вал уже хотел ударить ими о воздух, опереться на ветер и оттолкнуть ногами землю. Раньше он мог летать, только удерживая силовые потоки, а теперь еще мог стоять на крыле. Ему не терпелось оказаться в родной стихии и опробовать полет, в котором можно объединить энергию силовых потоков и силу ветров. Он хотел испытать свою власть над небом.



Вал опустил взгляд на Алю, голубые глаза которой заполнили слезы, заставляя их сверкать. Девушка уже приняла привычный для себя образ, близкий к человеческому, но хранящий звериные черты. Она была перепачкана кровью и грязью, а городская площадь, покрытая растерзанными телами, хранила следы ужасной бойни, которая разыгралась на земле, пока шел воздушный бой. Но он видел только ее глаза и смотрел в них задумчиво и бесстрастно.



– Дальше я пойду один,– наконец произнес он самые страшные для Али слова.



– Что я сделала не так?– прохрипела девушка, пригнув голову, но не отвела взгляда.



– Не в том дело,– голос Вала был спокойным и бесцветным, что ранило ее еще больнее.– Мне нет смысла скрывать себя пока ты рядом. Они все чувствуют тебя и знают, где я.



– Ты можешь меня научить,– возразила Аля.– А лучше вернуться назад, к морю...



Вернуться. Теперь только в этом и был смысл. Возвращение к холодному морю решало все проблемы, возвращало в ее жизни все на свои места. Он должен поверить ей и понять. Она больше никогда не побеспокоит его глупыми просьбами. У Али защемило в груди, когда она осознала, что сама разрушила их мир, позвала брата в это бессмысленное путешествие.



– Мы должны вернуться,– взмолилась она.– Ты же видишь, что мы напрасно ушли. Нам там было хорошо… Этот мир грязный, он гниет. Здесь ничего нет для нас. Пусть это все остается людям… они это сделали. Они причина всего. Это их расплата…



– Не говори глупости,– Вал поднял глаза к небу, которое его звало.– Мы вернулись в свет вовремя. Придется завершить то, что начато.



– Что завершить?– почти закричала девушка, едва сдерживаясь, чтобы не наброситься на брата. Если бы у нее были силы его остановить и вернуть в ледяную пустыню против его воли, она бы сделала это, не колеблясь.– Зачем тебе все это? Куда ты идешь?



Только сейчас она поняла, что отправляясь в путь, горела желанием уйти в большой мир, увидеть людей. Она была так увлечена перспективой путешествия, что даже не задумалась, куда и зачем они направлялись. Это было решение брата, его замыслы, а она жила только ими. У нее всегда было большее – Вал рядом. Остальное не имело значения.



– Как ты можешь меня оставить?– удивилась она.



Он не понимал, что Аля не могла существовать без него, не умела жить сама по себе. Остаться одной было для хуже смерти – это была абсолютная пустота.



– Я вернусь за тобой, когда все закончится,– ответил брат, не отводя взгляда от неба.– Найду, где бы ты ни обосновалась.



Он расправил огромные черные крылья, пробуя кончиками перьев дыхание ветра, и они легонько затрепетали.



– Забери мою кровь,– девушка задыхалась от отчаяния, понимая, что это последние его слова, и что через мгновения она останется совершенно одна, наедине с пустотой, которая будет вокруг нее и в ней самой.– Она тебе нужна. Она сделает тебя сильнее, а я буду рядом…



Вал легко оттолкнулся от земли, поймав порыв ветра, и встал на крыло. Он, наконец, коснулся неба и отдался его объятиям. Этот полет был удивительным, наполненным неожиданными ощущениями, которые уводили вверх. Набирая высоту, он не кружил над железным городом, не искал потоков воздуха и энергии – он взял все сразу, подчинив себе небо.



Аля застыла каменным изваянием, не в силах отвести взгляд от удаляющегося силуэта. Ее глаза сохли, но она не смела моргнуть, чтобы не упустить момент, когда брат обернется. Она не надеялась на то, что он передумает и вернется, она не верила в то, что ее жизнь когда-нибудь станет прежней. Для нее самым важным сейчас было увидеть, как он обернется к ней.



Она не дождалась – Вал исчез в небе, так и не повернув головы.



*****



Глеб распахнул окно и подставил лицо горячему свету Солнца. Пасмурная весна редко дарила теплые дни, а он любил тепло. Он любил комфорт, уют, роскошь и многие прелести жизни, которые мог себе позволить. А позволить себе он мог практически все.



Город Света лежал у его ног, и только из окон его дворца можно было по-настоящему оценить величие и красоту этого творения – город создавался и строился под пристальным взглядом из его окна. Расположенный террасами на южном склоне горы, которая нависала над долиной, город казался гигантской пирамидой, увенчанной прекрасным белым дворцом – единственным строением городе, лишенным тени и со всех сторон открытым Солнцу. Весь склон Белой горы был покрыт дворцами, чье великолепие росло от подножья к вершине. Это был верхний город, выбеленный мелом, ухоженный парками, бассейнами и фонтанами, вызывающе красивый и роскошный приют знати и городской элиты. Построиться на горе можно было только с личного разрешения Глеба, а он отбирал соседей по величию с большой щепетильностью.



У подножья Белой горы начинался нижний город – настоящий город Света, который принес ему славу и процветание, хорошо известный и доступный любому гостю или страннику. Его проспекты лучами расходились от террас горы в долину, чтобы дальше, за городской стеной лечь мощеными дорогами и разойтись по далеким землям. Улицы города опоясывали склон горы изогнутыми дугами, расчертив живописные городские кварталы, а последней дугой стояла городская стена – граница между самым сказочным местом на земле и остальным миром.



Город Света не был похож на другие города. Он создавался не для горожан и не для жизни, а ради величия, чтобы восхищать, удивлять и поражать. Его кварталы были заполнены рынками, аренами, цирками, банями, гостиными и увеселительными домами – здесь можно было купить и продать все, что угодно, отведать любые деликатесы, найти развлечение на любой вкус. И в нем жили только те, кто умел это все делать лучше других – торговать, развлекать, услаждать, превращая город в аттракцион ощущений.



А за городскими стенами вдоль дорог, насколько хватало глаз, селились мастеровые и ремесленники, труженики и сановники, стражники и строители – весь тот люд, на котором стоял город Света. И дороги эти были забиты пришлыми людьми и торговыми караванами – в город Света, где жила настоящая мечта, стремился попасть каждый, но немногие были способны остаться в нем, или хотя бы поселиться рядом.



Дворецкий тихо прокашлялся, деликатно привлекая к себе внимание.



– Время приема,– догадался Глеб. Он не открыл глаз и не отвернулся от окна, продолжая нежиться в лучах Солнца.– Сегодня прима не будет. Отмени всех.



Тишина и отсутствие удаляющихся шагов стали сдержанным возражением слуги.



– Что ты хочешь сказать?– нахмурился Глеб.



– Две встречи я бы рекомендовал рассмотреть,– осторожно подбирал слова дворецкий, зная вспыльчивый характер хозяина, не терпевшего возражений.– Послы Белого Братства прибыли утром. А из южных провинций вернулся генерал Войнич в сопровождении Галины.



– Ты прав, старина. Зови Войнича и матушку. Затем послов Братства. Остальных отпусти.



– Я могу поинтересоваться о Ваших планах на день?



Хозяин дворца на мгновение задумался и потерялся взглядом в городском пейзаже:



– Можешь. Я жду незваных гостей. Их будет трое. Скорее всего, они станут задирать стражу и провоцировать драку. Постарайся, чтобы никто не пострадал, и проводи их сразу ко мне.



– Я могу усилить стражу,– предположил дворецкий.



– Не стоит,– поморщился Глеб.– Судьбу стража не остановит.



Дворецкий удалился тихо, и почти сразу в приемную залу вошли двое. Генерал встал у порога, демонстрируя выправку, а молодая женщина с рыжей копной волос, уложенных в сложную согласно моде и слегка нелепую фантасмагорию, бесцеремонно подошла к хозяину дворца и, заглянув ему в глаза, быстро зашептала:



– Они в городе. Что ты творишь? Хочешь повторить судьбу Бартелайи? Ты хоть что-нибудь предпринял, чтобы остановить их?



– Ма-ам,– протяжно застонал Глеб. Несмотря на то, что внешне они выглядели сверстниками, Галина была его матерью.– Оставь. Я встречусь с ними. Один. А сейчас я послушаю Войнича.



– Это не шутки,– возмутилась Галина.– Если мы выступим все вместе…



– То все вместе совершим ошибку! Хватит… Генерал!



Глеб был раздражен, и генерал Войнич поторопился приблизиться, чтобы не усугублять ситуацию, тем более что ему предстояло сообщить плохие новости.



– Что с Вашим рейдом?– хозяин дворца указал гостям на диваны напротив своего кресла.



– Слухи подтвердились,– генерал присел на краешек дивана, держа осанку, словно палку проглотил.– Это те самые красные муравьи. Причем не одна-две колонии, а целые полчища. Мы сделали вылазку… И потеряли дюжину бойцов, наткнувшись всего на пятерых рабочих муравьев. Они размером с собаку, очень быстрые и… смышленые.



– Смышленые?



– Именно. Они не просто атаковали. Это были тактически грамотные действия.



Глеб откинулся в кресле и закрыл глаза, но вздувшиеся желваки на его челюстях выдавали напряжение, которое нарастало в нем:



– И как Вы оцениваете ситуацию?



– Как критическую... Два дня назад, они были всего в пятидесяти километрах от южных ферм. Возможно, уже сегодня они их разоряют. Я оставил своих бойцов там для укрепления пограничного гарнизона, но… не уверен, что мы сможем остановить муравьев, даже если отправим на южные рубежи всех, кто умеет держать оружие.



Хозяин дворца поднял брови и внимательно посмотрел на Войнича, которого знал долгие годы как рассудительного и бесстрашного вояку. Теперь он впервые видел на его лице бледность и растерянность.



– Вы что-то хотите предложить, генерал?



– Я видел их. Тысячи тварей. Они текли как река. Ничто не может противостоять им. Я думаю, нам стоит немедленно начать возведение оборонительных сооружений вдоль берега Гремучей реки. Широкое русло, высокий берег и быстрое течение дадут нам…



– Гремучая река?– побагровел от ярости Глеб.– Я отсюда вижу ее берег! Она лежит на краю долины, прямо за городом!



– Это единственная серьезная естественная преграда на их пути, которую мы можем использовать для защиты.



Хозяин дворца не дал договорить военному. Он вскочил со своего кресла и быстрым шагом подошел к стене, на которой драгоценными камнями была выложена карта города Света и его провинций.



– Город стоит на провинциях,– громко заявил Глеб, обращаясь не то к гостям, а не то к самому себе.– Рудники и каменоломни горного севера дают нам строительный камень, уголь, железо и медь. Восточные леса и карьеры дают древесину, мел, глину, пушнину и промыслы охоты. Западные низины и их реки бедны рыбой, но открывают торговые пути на запад и к морю. А южные провинции кормят всех нас – это скот, хлеб, фрукты, виноградники, сахар… Восемьдесят процентов того, что съедает город Света, дает юг. И Вы хотите отрезать его от города из-за нашествия каких-то муравьев!



Войнич промолчал, но бледность его лица покрылась серыми пятнами. Хозяин дворца понимал, что генерал не стал бы лукавить и сгущать краски. Но он не обращал больше внимания на военного:



– Как случилось, матушка, что я доверил тебе присматривать за южными рубежами, и узнал об этой напасти только, когда слухи расползлись уже по всему городу? И не ты принесла мне эту весть? Чем мои братья и тетки занимаются в провинциях?! Как Вы все это проспали?



– Караваны торговцев перестали приходить с юга только месяц назад. Тогда и появились слухи о нашествии муравьев,– тихо оправдывалась Галина.– Мы посылали разведчиков. Вернулись не все. Мы узнали только о разоренных поселениях за нашими рубежами, но пока муравьи не вышли к границе, мы толком ничего не могли понять. Они не просто кочевники. Слишком быстро идут. Это какая-то массовая миграция. Чума породила этих тварей. Такого никогда не было…



– Хватит причитать!– грубо оборвал ее Глеб.– Мы не потеряем южные провинции! Забудьте о Гремучей реке. Что, по-вашему, создало город Света? Белые дворцы и публичные дома в красивых парках? Почему торговцы тащат барахло на наши рынки за тысячи километров? Почему путники и скитальцы готовы жить в канавах у городских стен, только бы остаться здесь? У нас есть только одно, ради чего они приходят сюда, и благодаря чему мы можем процветать!



Он сделал паузу:



– Город Света – это островок стабильности, надежности и безопасности в мире, который перевернулся вверх дном. Мы сделали это место легендой. Мы не случайно наряжаем нашу стражу в яркие одежды, как карнавальных скоморохов, и расшиваем их мундиры золотом. Здесь не воруют на рынках, не грабят на улицах. Город Света – это осколок прежней цивилизации, но лишенный ее недостатков. Это утопия. Мечта… Только за этим сюда стремятся попасть. И только так этот город может процветать. Здесь не может быть никаких красных муравьев! И даже мыслей о них не должно быть в головах тех, кто живет в стенах города или за ними!



Воцарившуюся тишину, Войнич воспринял как приказ и поторопился встать:



– Я прикажу вешать всех, кто будет распускать слухи…– начал он, но осекся, увидев, как хозяин дворца от его слов скривился, словно от зубной боли.



– Болван,– процедил сквозь зубы Глеб.– Это стало бы лучшим доказательством правдивости слухов, чем твоя баррикада на берегу Гремучей. Сегодня же задействуешь всех шпионов и информаторов, чтобы наводнить город новыми байками. Пусть они рассказывают о драконах на западе, о гномах на севере, пусть придумают любые небылицы о пришествии инопланетян, фонтане молодости, просыпающемся вулкане… Любой бред, который придет в ваши головы. Утопите слухи о красных муравьях в океане лжи. И чем больше будет новых историй, тем меньше останется веры в каждую из них.



– Это гениальная идея,– генерал восхищенно посмотрел на хозяина дворца.



– Конечно! Но не спешите мной восхищаться – она стара как мир. А вы оба убирайтесь сегодня же назад, к южным рубежам. Чтобы к заходу солнца вы были там. Делайте что хотите, зубами их грызите, но дайте мне две недели на юге без муравьев. Я найду решение. И не вздумайте прихватить с собой хотя бы одного солдата в южные гарнизоны. Все должно остаться незыблемым и на своих местах. Никаких маневров.



Он махнул рукой, давая понять, что аудиенция закончена, и подошел к окну, чтобы подставить лицо Солнцу. Генерал мгновенно покинул залу, а Галина еще на какое-то время задержалась, пытаясь своим присутствием вызвать сына на разговор, но тот так и не повернулся к ней, разглядывая свой город. Дворецкий без единого слова и жеста, деликатно и убедительно поторопил женщину уйти.



– Наконец-то я снова счастлив видеть владыку города Света,– услышал Глеб за спиной знакомый ироничный голос.– Орден Белого Братства направил меня выразить глубочайшее…



– Осип?– хозяин дворца повернулся к гостям.



Братья ордена всегда держались парами. Один был служкой в белой рясе, а вторым был рыцарь, закованный в черную броню. Насколько Глеб знал, в Ордене существовали только эти две касты – болтливый миссионер и немой рубака. Вот и сейчас рядом с улыбчивым Осипом стоял двухметровый громила в металле, воплощая в себе боевую мощь Братства. Именно эти безмолвные рыцари своей воинской доблестью снискали славу Ордену и позволили ему взять под контроль все земли к северу и западу от провинций города Света. Поговаривали, что их власть простирается до самых Заброшенных земель.



– Со мной брат Доминик, великий воин и сразитель нечисти.



– Рад, что Орден избрал тебя послом, Осип,– Глеб слегка поклонился гостям.– Для тебя это карьерный рост, а мне удовольствие от общения. Приготовь гостям кофе из моих личных запасов.



Последнюю фразу он бросил дворецкому, который немедленно удалился исполнять повеление.



– Вы помните мои слабости,– улыбнулся служка, присаживаясь на указанный диван.– Но мы не жаждем карьеры и славы, все наши помыслы устремлены служению единой цели…



– Прекращай, Осип,– отмахнулся хозяин дворца, устраиваясь напротив.– Побереги мое время. Я наслушался ваших речей вдоволь, чтобы тратиться на них еще раз. Какие нужды подвигли Орден направить в город Света посла. Наш мир стоит крепко уже семь лет. Мы строго соблюдаем соглашение и уважаем интересы друг друга.



– Нас привела давняя мечта, которую за семь лет так и не удалось осуществить.



Осип отхлебнул поданный кофе и показательно закатил глаза, отмечая тем качество напитка.



– Да, ладно,– улыбнулся Глеб.– Сколько можно это обсуждать? Я никогда не позволю Ордену открыть миссию в городе. Устанавливайте свои порядки на своей территории, а город Света будет жить по своим законам.



– У нашей цели нет границ,– осторожно подбирал слова служка.– Белое Братство не стремится к власти и влиянию. Все, чего мы добиваемся – чистота мира. Мы искореняем нечисть и скверну, которые принесла чума в расплату за грехи человечества…



– Не гневи меня,– повысил голос хозяин дворца.– Орден не церковь, которая взывает людей к смирению и строит храмы. Братство – это воинство, которое ведет нескончаемую битву. Вы не овцы, а волки… Мне хорошо известно могущество Ордена и сила его воинов. А еще мне известны методы, которыми черные рыцари очищают землю от тех, кого коснулась чума. В городе не уничтожают тех, кто отличается от людей. Мы терпимы к каждому существу. Если открыть границы для черных рыцарей, наш хрупкий мир долго не устоит.



– Принц, Орден доверил мне открыть Вам величайшую тайну нашей веры. Брат Доминик, я попрошу тебя…



Черный рыцарь, стоявший подобно скульптуре все это время у входа, подошел ближе и неторопливыми движениями, чтобы не пугать насторожившегося хозяина дворца, снял тяжелый шлем с головы. Брови Глеба изогнулись, отразив его удивление.



Голова черного рыцаря была изуродована мутациями: желтые кошачьи глаза, плотная шерсть вместо волос и тяжелая клыкастая пасть.



– Да, мой Принц,– улыбнулся Осип.– Боль братьев велика. От скверны наш мир очищают те, кто испытал ее на себе, те, кого коснулась чума. Под черными доспехами каждого рыцаря скрывается большая трагедия. Приняв братство, оскверненные дают обед безбрачия и неистово сражаются со скверной. Только так мы можем обрести искупление и очистить мир вокруг нас. Поэтому рыцари не боятся смерти и непобедимы в бою. Поэтому у нас есть право судить нечисть.



– Это впечатляет,– признался Глеб.– Я считал братьев расистами, которые расправляются с мутантами, что так свойственно людям. Но мне и в голову не могло прийти, что мутантов убивают мутанты.



– Наши помыслы чисты,– торопился закрепить впечатление служка.– И мотивы благородны…



– Остановись,– махнул рукой хозяин дворца.– Трюк не пройдет. Это ничего не меняет. Город Света будет стоять на своих принципах.



– Многое изменилось, принц,– поторопился Осип, пока ему не указали на дверь.– Мы уже иначе видим нашу миссию в городе Света. Каждый второй в Ваших землях поражен скверной. Но мы не думаем бороться с ними. Наоборот, хотим дать им шанс обрести очищение в Братстве. Мы научились нести свет в их души и умеем убеждать. Наши служки очень искусны в убеждении.



– Вербовщики?



– Просветители. Каждый третий, кому мы несем слово Братства, принимает его принципы. Мы лишь заберем с Ваших улиц тех оскверненных, которые добровольно примут Братство.



Глеб молчал, внимательно рассматривая рыцаря.



– Вы проницательны, и я не стану скрывать от Вас правду,– перешел на смиренный шепот служка.– Братство удерживает в чистоте огромную территорию, искореняя любые последствия чумы. Но территория очень большая. Орден больше не могут продвигать очищение на другие земли. Нас едва хватает, чтобы сдерживать нечисть у границы. А Заброшенные земли на западе и юг плодят чуму, порождая новые полчища нечисти. Вы слышали о красных муравьях?



Осип внимательно наблюдал за реакцией Глеба, но тот и бровью не повел, храня молчание.



– Это очередное порождение чумы, пришедшее в мир, жестокое испытание для всех нас,– продолжил служка.– Наши южные границы атакуют полчища этих тварей. Они не только бесчисленны и сильны. Они хитры и изворотливы. Уже год, мы едва сдерживаем их нашествие ценой многих жизней. Нам удалось остановить их продвижение только у берегов широких рек. Для этого доблести рыцарей оказалось мало. С помощью железнодорожников мы разыскали и перебросили сотни танков и пушек, которые смогли восстановить, к южным границам. И только это позволят нам держать границы.



Хранитель дворца прикрыл глаза в задумчивости. Он уже знал, что дальше скажет служка. Как знал и то решение, которое он примет.



– Не сегодня так завтра, красные муравьи будут у Ваших южных границ. При всем уважении к боевой мощи города Света, Вам будет крайне тяжело устоять перед этой бедой. Поверьте, принц, я знаю, о чем говорю.



– Вам нужны новые рекруты,– подытожил Глеб, не открывая глаз.– Без них Ордену не удержать собственных границ. А на очищенных Вами же землях их уже брать неоткуда. Я отвечу Вам завтра утром. А Вы тем временем подумайте, что сможете предложить мне в обмен на открытие Вашей миссии в городе Света. Что-то из того, что может дать только Братство.



Он встал, показав тем, что встреча закончилась. Служка Осип, как не старался быть сдержанным в движениях, просто светился от радости. Они оба понимали, что завтра предложит служитель Ордена, и какое решение примет хозяин дворца. Но правил политической игры приходилось придерживаться.



Глеб вернулся к окну и обтер руками лицо, чтобы сбросить с него тень тяжелых дум. Проблемы южных провинций были практически решены – по меньшей мере, он точно знал, что надо сделать. Но ему еще предстояло сегодня решить намного более сложную задачу. А в ней оставалось много неизвестных.



Дворецкий вновь закашлялся у него за спиной.



– Не захворал ли ты?– едко заметил Глеб.



– Мой принц, прибыли Ваши незваные гости. Как Вы и заметили, они немного бесцеремонны.



– Так веди их ко мне.



– Они изъявили желание посетить Вас позже. Сейчас осматривают дворец и Ваши галереи.



Дворецкий не понял, почему, узнав о выходке гостей, хозяин дворца улыбнулся.



– Пусть прогуляются. Не чините им препятствий. А пока у меня будет к тебе несколько поручений. Посели послов Ордена поближе и достойно. Они здесь надолго. И собери к завтрашнему утру две группы. Для визита к Железнодорожникам мне нужны отчаянные торговцы. Им предстоит кое-что раздобыть. В другой группе нужны ушлые переговорщики. Мне понадобятся послы к одной очень заносчивой бестии. Утром я приму первыми братьев Ордена. А затем встречусь с торгашами и послами. Пусть будут готовы отправиться в путь сразу после аудиенции. Охрану им в сопровождение подбери сам. Их задачи не терпят ошибок.



Оставшись один, Глеб устало опустился в кресло, которое было единственным в зале приемов и отдаленно напоминало трон. Он хмуро уставился на широкую дверь, искусно украшенную резьбой и золотом, и прошептал, отвечая своим мыслям:



– Не тяни, Торин. Пришло время встретиться.



*****



Оррик проснулся с криком, который вырвался у него из груди.



Он бешено завертел головой по сторонам в поисках Пятерни, но комната, в которой они по приглашению железнодорожника Константина нашли приют, была пуста. Выглянув в окно, родент охнул – спать поздно было грехом для охотников во все времена. Он быстро облачился в паучьи доспехи, чтобы, по совету Пятерни, не отсвечивать лишний раз на людях своим происхождением, и выскочил на улицу.



Оррик влился в толпу, которая уже заполнила железный город, и направился в мастерские, единственное место, где он мог найти кого-нибудь из Пятерни. Настал день прибытия поезда, и город переполнился приезжими, которые собрались к этому событию из всех прилагающих поселков и ферм. И хотя «Черный Лотос» не был торговым составом, следуя проездом на север, его появления ожидали с волнением.



Возбужденные люди не обращали внимания на низкорослого родента, и он без злоключений добрался до мастерских. Здесь вопреки обыкновению было тихо и безлюдно. Даже паровой молот, который и по ночам иногда не смолкал, теперь замер. Оррик пробежался по всем помещениям, наткнувшись лишь на нескольких мастеровых, но никого из Пятерни не обнаружил, а расспрашивать не решился. Он был озадачен исчезновением многоликого спутника, и в нем зародилось беспокойство. Впервые с начала этого странного путешествия, он осознал, что может остаться один в незнакомом ему чужом мире, и растерялся.



Безудержный гнев стал вздыматься в нем волной, и родент потянулся к ножу, чтобы изгнать его, но в этот момент кто-то крепко схватил его за руку.



– Ну, ты и шустрый,– Мазур широко улыбался Оррику, восстанавливая дыхание.– Ты так припустил по улице, что я угнаться за тобой не смог.



– Я проснулся один…



– Я не смог тебя разбудить. Ты что-то бормотал во сне. Думал, захворал. Я только в сортир отлучился, а твой и след простыл. Это хорошо, что тебе в этом городишке особо и деваться некуда. Искать долго не пришлось. Мы же договаривались, что ты в одиночку никуда не ходишь.



– Я проснулся один.



– И что?– повысил голос Мазур.– Надо в толпу кидаться, сломя голову? Я же сказал, что всегда буду рядом. Надо было дождаться…



– Надо поговорить,– глаза Оррика сверкнули, когда он вспомнил свое пробуждение.



– «Черный Лотос» уже подходит. Если не поторопимся на вокзал, пропустишь прибытие. Я-то его увижу в любом случае,– Пятерня было улыбнулся, но оценив реакцию родента, стал серьезным.– Это что-то важное и срочное?



– Надо поговорить.



Они устроились на прохудившейся крыше мастерской, забравшись туда через дыру над обвалившимися стропилами. Это было излюбленное место Оррика, с которого открывался вид на рынок и весь железный город. Он любил смотреть сверху на суету горожан, подмечая странности людей. Сейчас весь город собрался у вокзала в огромную многоликую толпу. «Черный Лотос» уже подавал гудки, на которые толпа отзывалась восторженным гулом. Поезд еще не показался из-за дальнего леса, но дым его трубы уже был виден над деревьями.



– У меня опять был сон,– сказал он Мазуру и отвел глаза от черного силуэта паровоза, который под крики горожан наконец-то показался из-за леса. Ему очень хотелось увидеть это зрелище, но вид поезда отвлекал его, и это было не к месту.



– Не томи. Что случилось?– забеспокоился Пятерня.



– Сразу многое. Не знаю, как начать. Мой отец умирает. Валеры больше нет там, куда мы собираемся. Он стал другим. И он увидел меня,– выдохнул Оррик.– Я не знаю, что мне делать.



Мазур на какое-то время задумался, всматриваясь в белые облака пара, которые накрыли привокзальную площадь и людей на перроне:



– Я думаю, тебе надо рассказать в том порядке, как к тебе все пришло. Иначе я не пойму, что это значит.



– Сначала это был сон. Присутствие часто приходит во сне,– начал Оррик, закрыв глаза, чтобы ничто не могло его отвлечь.– Мне снились моя деревня и отец. Но потом отец начал разговаривать со мной. Он сказал, что вылазка за паучьим выводком была неудачной. Перед моим уходом из деревни мы убили паука, который оставил потомство совсем рядом. Тогда погибли охотники. Я должен был вернуться в лес и разыскать выводок, пока он не вырос. Но отец настоял. Я ушел к Ольге, а он обещал уйти на охоту.



– Это все сон?– не удержался Мазур, теряя нить событий.



– Нет. Все это было до моего ухода из деревни. Во сне я разговаривал с отцом. Точнее я сначала думал, что это сон, пока отец мне не сказал, что мы встретились в момент Присутствия. И это не сон.



Пятерня кивнул головой, хотя смысла сказанного до конца не понял.



– Отец сказал, что такое уже случалось раньше. В момент своего Присутствия в сознании Ольги он однажды встретился с дедом, который потерялся там, пока его тело было в коме. И даже помог ему выбраться оттуда. Отец сказал, что теперь мы с ним встретились в сознании Валеры. Вот тогда я понял, что это не сон. Отец сказал, что в погоне за выводком, они напоролись на трех матерых пауков. Уже давно пауки не появлялись на нашем берегу реки. Что-то гонит их с юга в наши земли. Была жестокая охота. Многие из племени погибли. А отец был ранен. Паук оторвал ему ногу и распорол живот.



Родент замер, а его чувствительный нос задрожал.



– Ты думаешь, с твоим отцом, действительно, это произошло?– подтолкнул его Мазур.



– Ты не слушаешь! Я говорил с отцом. Это не было сном! Он мне рассказал все это. Сейчас он лежит дома, и женщины ухаживают за ним. Но после таких ран не выживают. Он скрывается от боли, уходя в Присутствие. Поэтому я его нашел там, когда вошел в контакт с Валерой.



Пятерня задумчиво посмотрел на родента, словно пытаясь распробовать взглядом правдивость его слов:



– Послушай, Оррик. Не важно, сон это или явь. Я вижу твое беспокойство за отца. Если ты чувствуешь, что тебе надо вернуться…



Оррик оскалил клыки и выхватил нож. Он сделал несколько касательных ударов по своей руке, избавляясь от гнева. Раны получились глубокие, и кровь струйками забарабанила по жестяной крыше, напоминая звук дождя:



– Я говорю, а ты слушай,– зашипел он на Мазура, постепенно усмиряя свой гнев, который уходил вместе с кровью.– Мой отец ранен и скоро умрет. Он запретил мне возвращаться, потому что долг перед Ольгой превыше всего. А еще, потому что я оказался прав насчет шамана. Его песни стали громче, и он зовет племя слушать только его. Он поет о том, что приход пауков, это наказание за ошибки вождя. Лесные боги требуют перемен. Многие это слушают. Отец сказал, что мне должно вернуться домой, только когда я буду способен поставить закон Силы выше заблуждений Веры. Мой отец, Джиррар, передал мне слово вождя. Теперь я вождь своего народа. А мое путешествие – это мой путь к Силе…



Пятерня положил руку на хрупкое плечо родента и слегка сжал его. Он ничего не сказал, и за его молчание Оррик был ему благодарен.



– Но мы с ним не договорили,– продолжил он.– Что-то произошло, и мы с ним оказались в каменной темнице за широким столом, где сидели двое. Это был могучий человек и белое крылатое существо с черными глазами. Они что-то пытались говорить нам, но их губы шевелились беззвучно. Они показывали что-то жестами и кричали так, что вены вздувались на их лицах, но ни один звук не мог вырваться из их ртов… Это не был сон. Там находились эти двое. Они были в Присутствии такими же, как и мы с отцом.



– Хочешь сказать, что еще кто-то вошел в сознание Валеры?



– Не знаю. Это я не понял,– поморщился Оррик.– Но потом появился и сам Валера. Он увидел нас сидящими за столом и рассвирепел. Таким я его не помню. Он обратился в зверя и набросился на этих двоих. Он растерзал их, разрывая на куски. Но те двое оставались все время неподвижными, словно парализованные. Они до последнего смотрели на нас с отцом и шевелили губами без единого звука. А потом Валера повернулся к нам и долго смотрел. За все это время мы и сами не шевельнулись и не обронили ни слова. Тогда Валера спросил, кто мы такие. Мы промолчали. Он закричал на нас и набросился на меня.



Родент посмотрел в глаза Пятерне, словно сомневаясь, стоит ли ему говорить дальше:



– Я никогда не испытывал такого страха. И боль, которую я ощутил, была сильной. Но я не знаю, что болело. Как-будто она была сама по себе, где-то внутри меня. И на мгновение я увидел большее. Я видел его глазами, как он летит над землей. Он летел не так как раньше – он держался огромными крыльями за воздух и испытывал сильное чувство от полета. А еще он ощущал Ольгу. Он летел к ней, и летел очень быстро. Я чувствовал ветер в лицо. А потом мы снова оказались в каменной комнате. Я видел, что он тоже чувствовал мою боль. Он очень разозлился и закричал, чтобы мы убирались и никогда больше не появлялись. И тогда он назвал мое имя.



Мазур смотрел в глаза Оррика, напряженно вслушиваясь в его голос.



– Я проснулся от страха, который пришел ко мне,– родент ударил себя кулаком в грудь.– Этот страх разбудил меня. Даже не я… мое тело кричало. И пошел искать тебя.



Пятерня отвернулся к поезду, вокруг которого суетились люди, но его взгляд смотрел сквозь них. Он долго молчал, а Оррик ждал: ему нечего было добавить к сказанному.



– Ты будешь хорошим вождем для своего народа,– неожиданно произнес Мазур.– И я рад, что в этом путешествии ты рядом со мной.



– Ты скажешь, что мне делать?



– Оррик, ты всегда сам решаешь, что тебе делать. Даже сейчас, когда задаешь этот вопрос, уже знаешь, как поступишь. На твои плечи лег большой груз. Но твой отец прав... Это ноша твоя. И ты с ней справишься.



– Ты веришь, что это не был сон?



– Я верю тебе, Оррик,– Мазур улыбнулся роденту.– А это значит, что с «Черным Лотосом» нам уже не по пути. Я сейчас разговариваю с начальником поезда. Нам надо поторопиться. Меньше чем через час они уходят на торфяной завод. Там к составу прицепят вагон с торфобрикетами. А через два дня они должны встретиться с «Бегущей рекой», которая возвращается на восток из долгого похода. Вагон с торфобрикетами для «Бегущей реки». И мы тоже пересядем. Начальник поезда сказал, что этих ребят сильно потрепали, и у них осталось меньше половины бойцов. Поэтому они примут нас.



– Валера…– неуверенно начал родент.– Он совсем не такой, каким видит его Ольга. Она помнит ребенка, своего сына… Она ошибается. Он что-то другое.



Пятерня долго обдумывал слова, прежде чем заговорить:



– Я почти не помню его. Он всегда был нелюдимым. Но я, как и ты, отправился в поход из-за Ольги. Поэтому давай поторопимся.



Оррик не понял в словах Мазура, надо ли им торопиться на поезд, или он имел в виду совсем иное. Но времени выяснять уже не осталось. Им предстояло еще собрать вещи и пробиться сквозь толпу зевак к поезду.



Роденту предстояло впервые оказаться в утробе железного механизма, и изведать ощущения поездки по железной дороге. Это было волнительно для него даже с учетом того, что принесло ему сегодня пробуждение. Он умел отпускать свои тревоги, понимая, что их соль будет только разъедать изнутри. А ему нужно было прожить сегодняшний день. Поэтому все его мысли теперь занимал «Черный Лотос».

Загрузка...