Фомич - Ночной Воин

- Опасен любой враг. На то он и враг. А самый страшный? - он задумался.

- Самый страшный враг - собственный страх, - ответил за него Оглобля.

И добавил со вздохом:

- Уж я-то знаю...

И словно в подтверждение его слов с Болота отозвался протяжный, горестный, тяжкий вздох:

- Охххх... Оххх...

- Кто там в Болоте охает? - спросил Домовой.

И словно в ответ, зашуршали камыши, раздвинулись, и к нам опять стала приближаться какая-то тень.

Мы дружно вскочили на ноги и схватились за оружие. Тень испуганно остановилась и заговорила, вытянув перед собой руки:

- Я - дядюшка Ох, болотный вздох.

- А мы путешествуем, - отозвался Фомич.

- Ну и места вы для путешествий выбрали! Ох!

- Не всегда мы места для путешествий выбираем, иногда и они нас выбирают, - уклончиво пояснил Фомич.

- Туманно говоришь, как на Болоте вечером... ох! Ну да дело это ваше, как ходить и где... Я сам знаю, кто вы и куда идете...

- Откуда ты это знаешь? - подозрительно спросил Балагула, угрожающе выставив вперёд челюсть.

- А как я могу не знать того, что на Болоте каждая кочка знает? Ох! А вам спасибо, хоть какой-то порядок навели. А то простым лягушкам на болоте показаться стыдно из-за такой родни мерзкой, как эти Гигантские Лягушки. Ох! А Поганки? Нанюхаются болотного газа, да давай бузить... ох! Меня вообще в камыши загнали. Ох! Ох! Ох! Раньше-то наше Болото по-своему красивым было: трава изумрудная, идёшь как по матрасу, пружинит... На каждой кочке - клюква в кулак размером. Если трясина, так видно окно... Простор... Ох! Как выйдешь вечерком, потянешься, да как охнешь радостно на все болото! А теперь ох...

Он горестно махнул рукой.

- Ты так не переживай, дядюшка Ох, - успокоил его Кондрат. - Мы пугнём нечисть так, что она уйдет с Болота, или будет вести себя прилично.

- Ты садись, - пригласил его Фомич, - посиди с нами у огонька.

- Благодарствуйте, только я огонь не очень люблю. Я существо болотное, к сырости приученное... ох! Да и время самое поохать мне на Болоте, чтобы слышно было, что не умерло оно...ох! А вам я вот что сказать хотел: мы, Болотные да Лесные, Лешие да Кикиморы, помочь вам хотели. Нас самих Нечисть Чёрная замучила. Вы завтра как пойдёте в Черный Лес, угольки от костра сложите в вёдра и золой присыпьте... ох! Пригодится.

- А для чего, дядюшка Ох?

- Завтра будет день, сами догадаетесь для чего... ох! И ещё, если в Черном Лесу помощь нужна будет, зовите Лешего, он поможет... Ох!

Дядюшка Ох попрощался и скрылся в камышах. И до самого утра оттуда по всему Болоту разносились нестрашные охи...

Глава двадцать первая

Дуболом и Орясина. Таинственный Цыплёнок

Утром нас разбудили никогда не спящие Фомич и Оглобля, и, наскоро перекусив, мы с некоторой опаской вошли в Чёрный Лес, стоявший перед нами стеной.

Лес и взаправду был чёрным - ни берёзки, ни сосны, только высоченные чёрные ели, да кривые серые осины. А под ногами даже травинки не росло. Зато густо разросся чертополох, шиповник, терновник.

Фомич и Оглобля шли впереди, поочередно прорубая для всех дорогу в сплошных зарослях колючек.

Мы продвигались следом. Балагула и Кондрат несли вёдра с углями, присыпанные золой. Такие же вёдра несли и мы с Бородой.

Балагула ворчал:

- Мало им Радио тащить, так ещё и ведро навьючили. И зачем им Радио? Всё равно не работает...

- Ты бы уж помолчал, - подал голос Кондрат. - Почему оно не работает? Потому что ты из него все детали повытаскивал!

- Не все! - горячо возразил Балагула. - Там ещё много штучек осталось. Надо их это... пересчитать...

- Не вздумай! - пригрозил Домовой. - Знаю я, как ты пересчитаешь! Все Фомичу расскажу!

- Ну и говори! Я с ним вообще раздружусь. Вот победим всех, и сразу же раздружусь... А может, и побью даже...

- Ты? Фомича?!

- А что? Будет знать, как пороть живое существо. Ну, может быть, и не побью, но укушу - это точно. Укушу и убегу. А он пускай потом ходит укушенный и одинокий.

- Смотри, услышит Фомич, он тебе так укусит, что кусать нечем будет...

Дорогу нам преградили здоровенные мужики. Они стояли стеной на пути, скрестив на груди руки, и молчали.

- Мужики, нам некогда, - сказал Оглобля, на всякий случай, закатывая рукава. - Говорите сразу: разговора просите или драки желаете?

Мужики стояли, смотрели маленькими глазками поверх наших голов, загораживали нам дорогу и не говорили ни слова.

Их было двое, один здоровее другого, самый маленький из них - на голову выше Оглобли.

- Мужики, скажете или нет, что хотите от нас? - ничуть не смущаясь их преимуществом в росте, повторил свой вопрос Оглобля.

- Орясина, объясни, - не поворачивая к напарнику головы, процедил сквозь зубы один из бугаёв.

- Ага! Счас поясню! - радостно отозвался тот, что повыше.

Он радостно плюнул в кулак и обрушил его на голову Оглобли. Тот закачался, но выстоял, хотя и с трудом.

- Ты что, дурак?! - заорал Балагула на верзилу.

- Ага! - ещё более радостно согласился Орясина.

И не успели мы даже ахнуть, как подхватил он Балагулу лапищей и не глядя подбросил вверх, крикнув:

- Лови, Дуболом!

Второй верзила выставил перед собой руки и стал ждать, когда в них упадёт Балагула. Но никто не падал.

- Ты зачем так высоко подбросил?! - сердито спросил Дуболом у Орясины.

- А я знаю? - ответил Орясина и посмотрел вверх.

Балагула висел, дрыгая ногами, зацепившись полой своего балахона за самую верхушку чёрной ели.

Орясина подошёл к дереву и стал трясти его могучей лапищей. Ель затрещала, застонала, верхушка заходила ходуном, и Балагула вцепился в неё обеими руками, в ужасе истошно вопя на Орясину:

- Ты чё, мужик, совсем спятил?!

- Ага! - всё так же радостно, почти восторженно, ответил тот, и затряс дерево ещё сильнее.

Мы переглянулись, и по команде Фомича все разом бросились на этих здоровенных придурков.

Последствия были печальные: Фомич, после второго удара по голове, свалился как подкошенный, Оглобля пытался огреть Дуболома подхваченным на земле палкой толщиной в руку, но тот вырвал ее, сломал, словно спичку, а потом пошёл вперёд, молотя кулаками-кувалдами.

Бороду закинули куда-то в кусты, а за мной носился вокруг дерева Орясина, пытаясь поддать по мне ногой, как по мячу.

И это ему удалось.

Как я узнал об этом? Я не узнал, я почувствовал. Меня подняло в воздух и забросило в кусты со скоростью пассажирского экспресса.

Когда я очухался, в ушах у меня гудело так, словно я был одним из проводов высоковольтной линии, и по мне пропускали с гудением и треском ток высокого напряжения.

Кусты трещали и ломались под тяжёлыми шагами. Неотвратимо надвигались тупые великаны, готовые растоптать и уничтожить нас.

И тут до меня донёсся еле слышный вздох, словно ветерок в воздухе прошелестел:

- Уголькиии... уголькиии...

- Дядюшка Ох! - догадался я.

И, сам ещё толком не зная, что буду делать с этими угольками, я бросился сквозь колючий кустарник, разрывая в клочья одежду и обдираясь в кровь, к уголькам. Вёдра стояли целы и невредимы. Быстро сдув сверху золу в одном из них, я увидел ярко полыхающие угли. Весело и радостно я заорал верзилам:

- Эй, вы! Орясины и Дуболомы! Вы что, правда круглые идиоты?

- Не-а... - помотал головой один из них. - Мы - идиоты, но квадратные...

- А мы - длинные, - добавил Орясина.

- Но мы оба идиоты! - радостно завершили они хором.

- А жрать вы любите?

- Ага! - проревели они.

- Тогда идите жрать! Специально для вас - полное ведро!

Облизываясь, они пошли ко мне, бросив моих друзей. Я стоял и напряжённо ждал, дрожа от нетерпения.

А они все подходили.

Ближе, ближе, ближе...

И вот когда они протянули руки к ведру, я размахнулся, и выплеснул горячие угли из ведра прямо в тупые физиономии, с криком:

- Нате! Жрите!

И тут же вывалил на них второе ведро, потом третье.

Они заполыхали разом, как сухие поленья...

- Дрова! Дрова! - раздался смех.

Я оглянулся и увидел, что смеётся Балагула, показывая пальцем на Дуболома и Орясину, которые с треском догорали на полянке.

- Да это же - деревяшки! Нас чуть не побили деревяшки!

Ему, может, было и смешно, но всем остальным не очень. Все ходили по поляне, собирая разбросанные вещи, потирая бока. А некоторые, например я, и не только бока.

- Ты собери пепел в тряпочку. Обязательно собери. Пригодится! сказал кто-то у меня за спиной.

- Да зачем он нужен, пепел этот? - буркнул я.

И тут же чуть не подскочил: голос был совершенно не знакомый.

Я резко обернулся, выставив перед собой обрез.

Под чёрной елью сидела на корточках маленькая горбатенькая Старушка в длинном балахоне, с капюшоном, надвинутым на самые глаза. Виден из-под него был только крючковатый нос, да седые космы.

Старушка хитро улыбнулась и пригрозила мне костлявым пальцем с загнутым, давно не стриженым когтем:

- Зачем понадобится пепел, - поймёшь, когда нужда придёт. А взять обязательно возьми, он тебе плечи не оттянет, он лёгкий...

- Мёртвое живого не боится. Живое не может убить мёртвое. Мёртвое боится мертвого...

Это раздался уже другой голос, сбоку. Я оглянулся туда - под другой сосной, в той же позе, что и старушонка, в таком же балахоне, только с откинутым на спину капюшоном, сидел Старичок, лысый, с торчащим на самой макушке пучком волос, напоминавшим оазис в пустыне. Нос у него был картошкой, глаза маленькие, хитрые. Короткопалые ручки он держал сложенными на круглом животике, переплетя пальцы, маленькие и плотные, как болгарские маринованные огурчики в банках.

- Понял, что тебе говорят? Возьми пепел! - это ещё раз напомнила мне Старушонка надоедливая.

Я оглянулся в её сторону, хотел что-то ответить, но там было пусто, как будто и не сидел никто, только лежала под сосной чистая тряпица, на которой, наверное, сидела эта странная Старушка.

Я повернулся обратно, но Старичка тоже как ветром из-под ели сдуло, как волосы с его головы.

Не знаю, почему, но всё же я послушал Старушку и Старика, подобрал тряпицу и аккуратно собрал пепел, оставшийся от Дуболома и Орясины.

Про Старичка и Старушку я никому не сказал. Собственно, ничего и не случилось, зачем зря головы морочить?

Мы шли, поторапливаясь, потеряв уйму времени пока выясняли отношения с Дуболомом и Орясиной.

Фомич озабоченно поглядывал на уходящее солнце. Мы понимали его беспокойство, но быстрее идти не могли, поскольку все не только устали от сложного перехода, но и всем ещё здорово досталось.

- А почему ни ты, ни Оглобля не взялись за мечи? - задал я мучавший меня вопрос Фомичу. - Я понимаю, благородство, рыцарство. Но они-то сражались без правил. Они же самые настоящие бандиты, разбойники! И силой каждого из нас намного превосходили. А если бы они нас потоптали? Что бы ты стал делать?

- Не знаю, - честно ответил Фомич. - Только ни я, ни Оглобля, на безоружного меч не поднимем. Злу и подлости нужно и можно противопоставлять отвагу и силу, но никак не подлость и зло.

- Это почему же?!

- Потому. Чтобы победить, надо иметь силы больше, чем у врага. А если побеждать подлостью, то надо и подлости, и зла иметь тоже больше. И тогда сила становится насилием, и сам ты становишься носителем зла и подлости.

Мы притихли и шли задумавшись.

Вскоре Фомич скомандовал привал. Обессиленные, мы попадали на траву.

- Сейчас я целебные травки заварю, полегчает всем, - засуетился Борода, насыпая что-то в котелок с водой.

Только Балагула пошёл куда-то, шатаясь от усталости.

- Ты куда? - вяло спросил его Кондрат.

- Куда царь пешком ходил, - огрызнулся Балагула, скрываясь в кустах...

- Ой, смотрите, цыпленок! - услышал я сквозь сладкую дрёму.

Кондрат держал в ладонях маленького живого пушистого цыпленочка. Тот жалобно попискивал.

- Дай-ка я посмотрю... - потянулся к цыпленку Оглобля.

Тот запищал в его огромных лапах.

- Не пугай маленького! - протянул свои руки Фомич, забирая цыплёнка.

- Дай-ка! Ишь, какой махонький... И откуда он в такой глухомани? взяв себе цыпленка, задумался Борода.

- Подержите его кто-нибудь, с него что-то в котелок сыпется, пыльца какая-то... - всполошился Борода.

Я протянул руки и взял этот жёлтый комочек.

Борода, размешав отвар, разлил его по кружкам, и раздал каждому, кроме Балагулы, который пропал в кустах.

- Эй, Балагула! Ты живой?! - окликнул Фомич.

- Живой, живой... - раздался из кустов неуверенный ответ.

- Тогда порядок, он потом выпьет...

Отвар оказался необычайно душистым и вкусным. Мы пили его не спеша, с удовольствием. Борода суетился возле нас, смазывая нам ссадины, доставшиеся в потасовках, которых на нашем пути было слишком даже много.

Я выпустил цыпленка из рук, поставил на траву, и он, слабо попискивая, копошился возле меня. Отвар действовал чудесно: боль прекратилась. Куда-то ушла усталость. Только в ладонях появился странный зуд. Я присмотрелся и увидел на ладонях жёлтую пыльцу. Попробовал вытереть пальцы о траву, но тут нестерпимо зачесались веки. Я потёр глаза, встал и пошёл к маленькому озерку, умыться.

Вода была прохладной, чистой. Я с удовольствием вымыл лицо и руки, зуд прекратился, а на поверхности воды остался лёгкий желтоватый налёт. Я собрался пойти обратно, но... ничего не увидел! Передо мной была сплошная туманная пелена. Откуда среди бела дня такой густой туман? До боли в глазах вглядывался я вперёд, но видел только неясные тени, которые шевелились в этом белом молоке...

- Фомич, подойди ко мне, у меня с глазами что-то странное... раздался голос Оглобли. - Туман...

- Стой, где стоишь, - ответил обеспокоенный Фомич. - Я сам к тебе пойду... Что за ерунда! Я тоже ничего не вижу. Кто-то нам голову морочит. Где остальные? Борода! Балагула! Кондрат! Дима!

- Здесь я, возле озерка. Иду к вам, на голоса, - отозвался я. - У меня тоже что-то с глазами...

Я попытался сориентироваться по голосам, куда мне идти. На поляне раздалось радостное кудахтанье. И заметалась-закружилась какая-то тень. На мгновение она приблизилась ко мне вплотную, и я увидел куриную морду, только размером с человеческую голову. Морда эта посмотрела мне прямо в глаза круглыми выпученными глазищами, а потом отскочила, размахивая крыльями, приплясывая на худых куриных ногах, и радостно кудахтая...

- Куриная Слепота! - раздался отчаянный крик Бороды. - Ах, я, старый дурак! Как я сразу не догадался?! Как мог попасть в Лес цыпленок?! Это Куриная Немочь! Она нам насыпала на ладони и в котелок с отваром пыльцу куриной слепоты, обернувшись цыпленком!

А тень вертелась и кружилась по полянке, с громким кудахтаньем махая крыльями перед самыми нашими носами, заглядывая прямо в глаза, нагло хохоча в лица. Эта безумная курица, или Куриная Немочь, как называл ее Борода, прыгала, кривлялась, и пользуясь безнаказанностью, восторженно орала:

- Куриная Слепота! Куриная Слепота! Ха-ха-ха! Кудах-тах-тах! Кудах-тах-тах! Отпутешествовались?! Как же вы, бедненькие, теперь пойдёте? Как же вы слепенькие теперь дорогу найдёте?! Ха-ха-ха!... Ой! Ай! неожиданно завизжала она.

А мы услышали голос Балагулы:

- Мы дальше пойдём ногами, а вот чем пойдёшь ты, - не знаю, потому что ноги я тебе переломаю!

- Ой, только не ноги! - испугалась Куриная Немочь.

- За такую мерзкую пакость, что ты с моими товарищами сотворила, не то, что ноги, голову оторвать не жалко.

- Балагула, это ты? - спросил Фомич. - Что там происходит?

- Да вот, поймал тут какую-то сумасшедшую курицу, сейчас свяжу ей лапы, помогу вам, а потом её ощипывать буду.

Он бережно, отводя по одному за руку, собрал нас всех, усадил рядышком друг с другом.

- Дело поправимое, хотя и неприятное, - успокоил нас Борода. - Это я виноват, не сообразил, должен был по пыльце догадаться... Сейчас попробуем помочь. Балагула, найди мою торбочку.

- Торбочку? Сейчас... Ах ты, мерзкая птица! Отдай! Отдай!

Мы услышали дикое кудахтанье, топот, шум крыльев, потом что-то шлёпнулось в воду и все затихло.

- Балагула! Ты где, что там происходит? - спросил Фомич.

- Курица схватила торбочку, - ответил Балагула, отплёвываясь от воды. - Она побежала, я схватил палку и за ней погнался. Кура эта полетела через озеро, да забыла, что курица не птица, летать не умеет, над самой серединкой и ухнула под воду... Только булькнула...

- А торбочка? - с отчаянием в голосе спросил Борода.

- И торбочка. - вздохнул Балагула.

- Что торбочка?! - чуть не заплакал Борода.

- И торбочка булькнула... Я поведу. Я отвар не пил, цыплёнка в руки не брал. Обвяжетесь верёвкой, за руки возьмётесь, я и поведу. А по дороге что-нибудь придумаем. Или само пройдёт. Но идти надо... Время идёт.

- Он прав, - вздохнул Фомич. - Зрение к нам ещё может вернуться, а время - нет. Надо идти.

- Слепота пройдёт. Только к утру - не раньше, - вздохнул Борода. Ты, Балагула, смотри по дороге маленький жёлтый цветочек, как увидишь, сам не срывай, меня зови... Только не ромашку...

Глава двадцать вторая

О чём Ведуньи и Ведуны ведают

Мы шли, спотыкаясь и падая, часто останавливаясь, с трудом переводя дух, но всё-таки шли. Правда, чем дальше мы уходили, тем неувереннее вёл себя наш поводырь Балагула. Наконец он остановился.

- Ты что, заблудился? - спросил его Фомич.

Балагула чуть не плакал от досады:

- Сам не знаю, что со мной такое странное происходит! Стараюсь идти по солнышку, а всё по кругу получается. Третий раз подряд на одно и то же место выходим. Даже не знаю, что делать...

- А что там знать-то? - раздался рядом со мной знакомый мне голосок. - Это тебя, милый, Чёрт за нос водит.

И уже обращаясь ко мне тот же голосок спросил заботливо:

- Ты золу-то собрал? То-то, пригодится, не выбрасывай.

Я догадался, что это Старушка.

А Балагула совсем обозлился:

- Да при чём тут Черти?! Что я, не вижу, что ли, куда иду?! Я же не слепой! Отвар они пили, а не я.

- Значит, не видишь, - спокойно ответила старушка. - А если и видишь, то не всё. Смотри, если сомневаешься.

И она забормотала:

- Хочешь ты или не хочешь, но если ты меня морочишь, из тумана и ненастья покажись моею властью!

Тут же раздался вопль Балагулы:

- Ты чего это меня за нос держишь?! Ах ты, тварь краснозадая! Да я тебя!

Слышно было, как затрещали по лесу сучья. Голос Старушки остановил бросившегося в погоню Балагулу:

- Зря стараться будешь. Не гоняйся за Лесным Чёртом - заморочит, заведёт в глухомань-чащобу, а то и по кругу будет за нос водить. Ему это запросто. У каждого левая нога чуть короче правой, и шаг левой ногой совсем чуть-чуть меньше, чем шаг правой. Но когда идёшь долго, особенно по лесу, получается так, что идёшь кругами. Чёрту только и дел остаётся, что взять тебя из озорства за нос, да направлять куда нужно.

- Пропало наше дело! - в сердцах кинул шапку о землю Оглобля. Теперь никак не дойдём вовремя. Ночь уже, а мы ещё и половину Леса не прошли.

- Вы сейчас сил набирайтесь, - подала голос Старушка, - а к утру, спозаранку, чуть завиднеется, а мы с Дедом приведем к вам Лешего и Кикимору. Они вас быстренько выведут, вдвое быстрее, короче, своими тропами, тайными. Они же Лесные...

- А ты кто будешь, бабушка? - спросил Фомич. - Кого нам всем благодарить за помощь?

- Мы с Дедом, известно, Ведуны. Испокон века Ведуны...

- Это как это? - проявил живой интерес Домовой. - Всё про всё знаете? Что было, что будет?

- Ну, всё, не всё, - усмехнулась Ведунья, - но кое-что знаем. - А у тебя к этому что за интерес такой?

- Ха! Она ещё спрашивает! Ты где там, бабуля? Чего ты там стоишь? Иди скорее ко мне, рассказывать будешь...

- Что рассказывать-то? - удивилась Ведунья.

- Да ты что, старуха, шелухи объелась?! - возмутился Домовой. - Что рассказывать! Всё, что будет со мной. Что было, я про это сам знаю, это мне не интересно...

- Ну, а что с тобой будет, никому, кроме тебя не интересно. Давай, я про то, что с тобой было, вслух расскажу? - ехидно спросила Ведунья. - Не все про тебя всё знают. А вот им как раз интересно было бы. Например, как ты Балагуле в карты подсматривал, или про то, как ты у Живого компас спёр, или...

- Да ну тебя, вреднючая старуха! - всполошился Кондрат. - Нашла тоже, старая, о чём рассказывать, глупости всякие. И ничего я ни у кого не спёр, а на время позаимствовал. Должен же я знать, где что...

- Что - что? - переспросила ехидная старушка.

- Ну, где юг, а где этот, как его? Да чего ты пристала?! Поносил бы и отдал. Он всё равно не работает...

- Как это так - не работает?! - подскочил я.

- Да я с ним ничего не делал! - стал оправдываться разоблаченный Домовой. - Он сам по себе сломался...

- Он ничего с ним не делал, - подтвердила Ведунья. - Он только компас этот пытался завести, как часы, а стрелка и отвалилась. Вот так вот он с компасом распорядился. Ну, чего тебе ещё рассказать, соколик? -Ласково спросила Ведунья Кондрата.

- Да ну тебя, вредная бабка, рассказываешь ерунду всякую, про которую совсем даже никому слушать не интересно, - ворчал недовольный Домовой. - Ты бы лучше рассказала, что со мной будет.

- Нельзя, голубь. Расскажу, а вдруг тебе не понравится? Ты и будешь потом жить и огорчаться. Никак нельзя, - ласково, но твёрдо отказалась Ведунья поведать Домовому о том, что его ожидает в будущем.

- Вот вредная старуха! - Кондрат даже ногами затопал. - И откуда ты только взялась такая вреднючая?!

- Из спящих глазок, из волшебных сказок, из лесного обмана, из болотного тумана. Ветер дунул, лист на землю упал, росинка с листа сорвалась, вот я и появилась... Мы, Ведуны, да Ведуньи, все так появляемся. А вот про что мы ведаем, да почему не всем и не всё про то говорим, могу рассказать...

Когда Русь ещё в самом начале была, когда покровительствовали ей языческие Боги, в каждом поселении, в каждом племени самыми уважаемыми людьми были Жрецы.

Жрецы сохраняли капища, места поклонения Богам. Жрецы приносили Богам жертвы, через них благосклонные к людям языческие Боги предсказывали людям, что их ожидает, предостерегали от неудачной охоты, от засухи и наводнений, от ненужных войн.

Боги через Жрецов предсказывали погоду, что было очень важно для людей, которые тогда в основном занимались земледелием и скотоводством.

А для того, чтобы люди не слишком часто беспокоили их по пустякам, Боги наделили Жрецов способностью предсказывать и прорицать некоторые события.

Но потом язычество оказалось под запретом, идолов языческих Богов княжеские слуги сжигали, капища разрушали, Жрецов преследовали и казнили.

Но глубоки были корни языческой веры, связанной, как и народ, с природой. Не сохранилось язычество полностью, но осталось множеством отголосков, даже в христианских обрядах сумели языческие мотивы отразиться, яркие праздники языческие сохранились.

Это и вербное воскресенье, и широкая масленица.

И разбрелись Жрецы по всей Руси. Но не утратили они дар предвидения. И передавали его по наследству.

Бродили по городам, по сёлам, предупреждали народ русский о грядущих переменах, о грозящих им бедах.

Власти не любили предсказателей. Не любили потому, что многие беды на землю Русскую именно неразумные правители принесли. И стали власти, князья да цари, объявлять всех прорицателей кликушами, бесноватыми, юродивыми.

Народ же в отличие от правителей, любил прорицателей, берёг их, потому и не трогали их власти, побаивались гнева народного. В народе прорицателей приравнивали почти к святым, называли их так же блаженными.

Только блаженные могли царям правду в лицо говорить. Таким был и Железный Колпак, который Годунову велел богов слушать. Был ещё дьяк Авель, который многое предсказал, что потом сбылось. И год смерти Екатерины Великой, и пожар Московский.

Постепенно извели городских прорицателей. Но жили ещё в глухих деревнях такие люди, которые будущее ведали. Их-то и называли в народе Ведунами, да Ведуньями. Они могли всем и каждому его судьбу предсказать.

В одном селе случились странные вещи.

Началось всё с того, что летним днём, когда все были на покосе, на ближнем к деревне лугу потемнело вдруг, почти как ночью, налетел сильный ветер, нагнал стремительно чёрные тучи, ударили из этих туч ослепительные молнии, загрохотали свирепые громы и хлынули на землю потоки воды.

На лугу укрыться негде, ни одного деревца не растёт. Бросились люди в деревню, по домам от ливня спасться.

Забежали на горку, и вдруг светло стало. А ливень и гроза не утихают. Удивились люди, остановились, оглянулись, да так и застыли на месте, руки разведя и рты разинув.

И вот что они увидали.

По размытому просёлку, опираясь на кривой посох, шагал старик в белых штанах и рубахе. Ветер вокруг него рожь по земле пластом стелил, травы в землю втаптывал, а у него ни один волос не шевелился ни в копне белых волос, ни в седой бороде до пояса.

Этот странный седой старик шёл, а над ним выгибалась коромыслом удивительно яркая радуга.

Люди стояли на горке, позабыв про то, что их ливень насквозь вымочил, и смотрели, как всё ближе и ближе подходит к ним Белый Старик.

А он шёл не спеша, словно и не было вокруг грозы. Он приближался, а вместе с ним приближалась и радуга. И чем ближе подходил Белый Старик к селу, тем тише становился ливень.

Белый Старик прошёл мимо селян, даже голову в их сторону не повернув.

Радуга прокатилась над селом и растаяла. И тут же гром затих, молнии ослабели, и ливень кончился.

А когда проходил Белый Старик мимо людей, все заметили, что одежда на нём сухая. И волосы на голове, и борода, тоже сухие.

И штаны у него белые, словно он по сухому песку прошёл, а не по просёлку, на котором грязи по колено.

Не успели люди словом перекинуться, впечатлениями поделиться, как Белый Старик зашёл в заколоченную избу, стоявшую на отшибе.

Пошли сельчане к избе, постучались осторожно в ворота. Вышел к ним Белый Старик, остановился молча на крыльце, из-под кустистых белых бровей народ оглядывая.

Вышел вперёд деревенский староста и сказал:

- Мы, мил человек, не спрашиваем, откуда ты и кто таков. Пожелаешь сам поведаешь, а нет, и не надо, живи. Только в этом доме тебе селиться не следует.

- Чем же он хуже других? - спросил Белый Старик.

У многих мурашки по коже пробежали, так этот голос на воронье карканье похож был.

- В этом доме печник жил, - пояснил Староста. - Ты старый человек, должен знать, что большинство печников да плотников с Нечистой Силой водятся. Вот и этот связался. Он жадный. Говорили, что Печник этот с Чёртом обменялся, тот обещал ему открыть место, где клад закопан, а Печник в замен пообещал, что как только клад тот найдёт и выкопает, сразу душу свою бессмертную Чёрту передаст во владение.

Вывел Чёрт Печника на бросовый луг, на котором даже трава расти не хотела, и пояснил ему:

- На этом месте потому ничего не растёт, - рассказал Чёрт, - что здесь тайно висельник не отпетый похоронен. Не страшно тебе?

- Чего мне-то бояться? - угрюмо буркнул Печник. - Не я же здесь похоронен.

Удивился Чёрт, но ничего не сказал. Щёлкнул он по земле хвостом, посмотрел вокруг, походил, потом остановился посреди луга, топнул копытом по земле и сказал Печнику:

- Вот земля, под ней висельник, а на земле мой след, след копыта. И в том месте, где след, клад и зарыт. Копай, пользуйся. А мне душу отдай, как договорились.

- Как бы не так! - повертел Печник у Чёрта под носом дулей. - Так я тебе и отдал душу. Кто её знает, может быть, она мне и пригодится.

- Ты же обещал! - завопил рассерженный Чёрт.

- Я тебе обещал душу отдать, когда клад выкопаю, - ответил Печник. Вот когда выкопаю, тогда и отдам.

- Так копай! - крикнул Чёрт. - Что ты стоишь?!

- А куда мне спешить? - пожал плечами Печник. - Клад вон сколько лет в земле лежал. Пускай и ещё немного полежит, а я пока похожу подумаю, выкапывать, или нет. А ты тоже пока погуляй.

Поругался Чёрт, покричал, да что тут сделаешь? Отступился. Договор дороже денег, никто его за язык не тянул. Пошёл Чёрт восвояси.

А Печник вдогонку ему смёётся:

- Ну что, Чёрт, обманул я тебя?

Обернулся Чёрт, усмехнулся, подмигнул Печнику огненным глазом, щёлкнул хвостом, и ответил:

- Что бы ты понимал, глупый. Ты не меня, ты себя обманул.

Хлопнул ещё раз по земле хвостом, забросил горсть песка в глаза Печнику, а пока Печник протирал их, Чёрта и след простыл.

Печник же собрал свои сбережения, которые у него в погребе в кубышке зарыты были, и выкупил у общины бросовый луг.

Потом построил на этом лугу дом и стал там жить.

Только что-то странное с ним происходить стало. Со двора он никуда не уходит, весь день у окошка сидит, луг осматривает. А что высматривать, когда там даже трава сорная не растёт? Никто же не знал, что клад там зарыт. Что не просто так Печник работу забросил, дома сидит. Он клад стережёт.

Поначалу Печник жил себе, да тихо радовался. Во дворе у него клад зарыт, когда захочет, тогда и выкопает. Чёрта он тоже лихо обманул. Но только чем дальше, тем хуже. Отойти от дома Печник боится. А вдруг кто клад его раскопает? Работы у него нет, денег тоже, припасы в доме заканчиваются.

Решился Печник. Лёг спать пораньше, чтобы встать, надеясь, что Чёрт его не увидит. Глядишь, удастся незаметно клад выкопать, да ещё и душа при себе остаться может.

Не то, чтобы она ему очень уж нужна была, но вдруг кто ещё больше за неё предложит, чем Чёрт. Печник не с душой расстаться боялся, он продешевить не хотел.

Проснулся он от странного шума во дворе. Тут же вскочил с постели, схватил ухват, и во двор выскочил.

Выскочил, и замер на пороге, даже ухват у него из рук выпал.

По всему бросовому лугу бродило громадное стало коз. Подхватил Печник опять ухват, и бросился на перепуганных животных.

Разогнал коз, пошёл поскорее за лопатой, а когда стал след искать, за голову схватился, вспомнив, что Чёрта не зря козлоногим зовут. Копыта-то у него козлиные! А весь луг теперь был в козлиных следах.

Ухват вырвался у него из рук и вприпрыжку помчался по кругу с издевательским ржанием. И только тогда вспомнил Печник о том, что в селе ни у кого коз не было.

Понял он, что это Чёрт над ним издевается. Взял он лопату и стал копать всё подряд.

Да только куда там! Зряшные труды. Луг большой, весь не перекопаешь, а козлиных следов вокруг - море.

День Печник ямы роет, второй, наконец сил не стало, взмолился он у Чёрта:

- Приходи, козлоногий, укажи место, выкопаю я этот клад проклятый, забери ты мою душу.

Явился Чёрт. Уселся на крыше, трубу печную обнял и говорит:

- Глупый ты, глупый, Печник. Я своё условие выполнил. Место клада тебе указал. Только ты меня обмануть хотел, а того не знал, что душа твоя и так мне принадлежит. Это я с тобой шутки шутил. Не ты меня обманул, я тебя. Любой, кто заключит сделку с Чёртом, душу свою ему тут же вручает, независимо от того, о чём он там договорился.

- Да шут с ней, душой, - чуть не плачет Печник. - Ты мне укажи где клад лежит!

- Ну нееет! - погрозил пальцем Чёрт. - Ты хотел умнее Чёрта быть, вот и будь.

Встал, нырнул в печную трубу, и тут же из неё вылетел, исчезнув в небе.

Рыл Печник ямы ещё неделю.

А на седьмой день не выдержал и повесился. На кладбище его поп не велел хоронить, самоубийц за оградой кладбища хоронят, так его на бросовом лугу возле дома его, в поганой земле и закопали.

С тех пор никто не селится на этом месте в нашем селе, - закончил Староста.

- Никто не селится, а я поселюсь, - ответил Белый Старик, и ушёл в дом, даже не попрощавшись.

Переглянулись сельчане и разошлись, непонимающе покачивая головами.

Стал Белый Старик жить в бывшем доме Печника на поганом месте.

Днём он в лес ходил, травы собирал, сов, да летучих мышей отыскивал, к себе во двор на жительство приглашал.

Ночью Белый Старик до утра в доме лучину жёг, что-то на огне готовил, потому что из печной трубы дымок вился.

Пришёл он однажды к соседу, постучал в ворота, а когда вышла его жена, он сказал ей:

- Дай мне молока!

- У нас семья мал-мала меньше, - ответила та, - детей полон дом, живём бедно, только-только им хватает.

- Ну и что? - нахмурился Белый Старик. - Всё равно твоя корова ночью сдохнет!

Сказал так и ушёл.

А ночью корова у его соседа и вправду померла. Горе у них большое. А Белый Старик пришёл к ним и говорит:

- Не дали мне молока, вот вам за это. Дали бы, может, подсказал бы, как спасти вашу корову.

Стали его ругать, а он повернулся к мужику, который рядом стоял, и говорит:

- Ты-то чего кричишь? Что суетишься? Что о чужой корове печалишься? Завтра ты сам помрёшь

Все испуганно притихли. А Белый Старик повернулся спиной, и ушёл со двора.

На следующий день полез на сеновал тот мужик, которому Белый Старик смерть назначил, да и упал оттуда, и прямо на борону напоролся, которая кверху зубьями лежала...

Похоронили мужика и угрозу Белого Старика вспомнили. И стали его с тех пор стороной обходить.

Как кого на улице встретит, да как что скажет плохое, так оно и исполняется. А хорошего он никому не говорил.

Стали люди, как только он появляется, по дворам прятаться.

Выходит Белый Старик на улицу, вся деревня по домам. Даже собаки брехню заканчивают. Тишина в селе такая, словно там и не живёт никто.

А Белый Старик стал тогда по-другому поступать. Он подойдёт молча к чьим-то воротам. И как постоит у ворот, так в этом доме на следующий день беда случится: корова захворает, кур лиса подавит, сами хозяева заболеют...

Затихло весёлое когда-то село.

И вот однажды, когда опять вышли все жители косить луга под горкой, пролился сильный ливень. Такой же сильный, как в тот день, когда в село Белый Старик пришёл.

Побежали все обратно в село, а как на горку взбежали, ливень и кончился. Сразу как-то весёлое солнышко появилось. Повернулись обратно на покос идти, косы, да грабли, которые побросали, собрать, да так и застыли всем селом.

По просёлку поднимался в горку Белый Старик. Поначалу думали люди, что это тот самый, из их села, а потом присмотрелись, нет, другой совсем Старик.

Этот ростом поменьше был, лицом покруглее.

Переглянулись селяне и встали стеной у него на пути.

- Здравствуйте, люди добрые, - поклонился им в пояс Белый Старик, поравнявшись с ними.

- И ты здравствуй, - ответили ему вразброд.

И вышел вперёд Староста. И сказал он Старику:

- Шёл бы ты мимо, дедушка. У нас уже есть один такой Белый Старик, хватит с нас.

- Ну-ка, ну-ка, - заинтересовался Старик. - Расскажите, что за ещё один? А потом я сам уйду, меня и гнать не нужно будет.

Рассказали Старику. Он выслушал и сказал:

- Это не просто Белый Старик. Это - Ведун у вас поселился. Только он все заветы нарушил. Придётся его наказать. Приведите его ко мне.

Пошли люди, привели своего Белого Старика.

Посмотрел на него пришедший, и дотронулся своим посошком до его посоха.

И тут же посох в руках Белого Старика превратился в большую чёрную змею.

Попробовал Белый Старик выбросить эту змею, а она словно прикипела к руке у него. И тянется к нему. Тот не смог с ней совладать и укусила она его в голову.

И тут же почернел Белый Старик. И стал Чёрным Стариком. Усох весь, сморщился.

- Вот так вот, - сказал пришедший дедушка. - Это гордыня его так изуродовала. Он должен своим провидением помогать людям, подсказывать им, предостерегать, а он запугивать взялся.

Ударил он посошком по голове Старика и сказал:

- Всё, что ты ведал, забудь, всё, что знаешь, пускай умрёт в тебе, как эта змея умрёт сейчас.

И дотронулся он до змеи. И зашипела змея, и рассыпалась в прах.

Стали благодарить дедушку. Стали его к себе жить звать, да он отказался.

- Кто же ты? - спросили его.

- Я тот, кто даёт провидение, и тот, кто его забирает. А вы живите, не бойтесь. Больше ни один Ведун, ни одна Ведунья, не смогут предсказать ни одному человеку смерть. Потому, что это великое таинство. Такое же таинство, как и судьба. Не дело Ведуна судьбу открывать. Каждый должен сам с ней бороться, или добиваться её благосклонности. А Ведунам и Ведуньям дано будет только предостерегать людей, подсказывать, но только совсем немного, чтобы не привыкали люди чужим умом жить.

Сказал так дедушка и исчез.

А мы, Ведуны и Ведуньи, теперь так и поступаем. А кроме этого ведаем мы памятью. Мы не только оберегаем людей от каких-то событий, мы их от предостерегаем. Самая страшная беда для человека - беспамятство.

Вот чем мы ведаем.

- Да ну тебя, старая... - проворчал Домовой. - Памятью я сам своей ведаю, сам знаю, что мне помнить, что нет. А ты наговорила тут всякого, чтобы мне не предсказывать. Не Ведунья ты, а ведьма старая...

- Это я-то старая?! - рассмеялась Ведунья. - А ты? Да ты вообще пенёк. Сказать, сколько ты лет по погребам да по запечьям шастаешь?!

- Нет! - заорал Кондрат. - Нам, Домовым, никак нельзя возраст вслух заявлять - беда будет!

- Да что ты? - притворно ужаснулась Ведунья. - А если я попробую?

- Да ты что?! - кричал Домовой. - Беда будет! Ууууу!

- Ну так что ж! - притворно вздохнула Ведунья. - Будет, так будет. Чему быть, того не миновать...

- Бабка! Не вздумай! - завопил Кондрат.

Но было уже поздно. Она сказала:

- Двести тридцать четыре годочка тебе, два месяца, три недели с одним днём, и одиннадцать часов...

- Ну что ты наделала?! - заорал Домовой.

- А что? Кому-то плохо?

- Всем плохо! - кричал в голос Кондрат. - Всем! Все думали, что я молодой и красивый, а теперь будут думать, что я - красивый и старый! Всем будет очень грустно! Дурацкие у тебя шутки, бабка...

- Смотри, Кондрат, если будешь грубить, я ещё чего про тебя вспомню, - пригрозила Ведунья.

- Что ты, что ты, бабулечка-душечка, - испугался Домовой.

- Смотри, да помни. Спите, а я пошла за Лешим и Кикиморой...

Мы с удовольствием улеглись. Проснулся я от жуткого крика.

Глава двадцать третья

Неукротимая Кикимора. Тени

Как оказалось, кричал я сам.

И как было не закричать, когда открываешь спросонья глаза, и прямо над собой видишь морду. Рогатую, всю в шерсти, в клочьях мха, и с улыбкой от уха до уха, от которой становится совсем жутко, поскольку на всю эту широкоэкранную улыбку приходится всего два зуба, при этом оба черные и кривые, да ещё и растут в разных концах этой пасти. Вот когда я понял, откуда пошла присказка про то, что зуб на зуб не попадает!

В дополнение ко всем этим прелестям, по плечам свисали два уха, опускаясь до локтей. Вместо носа эту образину украшал сопливый кабаний пятак.

Чудовище поспешно и ласково прикрыло мне рот ладошкой, не очень чистой и почему-то покрытой шерстью, словно в варежке. При этом существо закрыло мне нос, совершенно не заметив этого.

- Тише леший... - сказало оно мне.

- Фам фы фефый... - профыркал я в ладошку и стал задыхаться.

- Что, что? - переспросило чудище, убирая лапу.

- Сам ты - леший! - рявкнул я, выплевывая клочья шерсти.

- А я и говорю: "Тише. Я - Леший". А что?

- А ничего, - сердито ответил я, сообразив, что это и есть тот самый Леший, которого обещала привести Ведунья. - Ты поосторожней не мог разбудить?

- Я и так осторожно будил, - обиделся Леший.

Я вспомнил его улыбку и своё пробуждение, и вяло согласился:

- Ну да, конечно. Это просто мне что-то нехорошее приснилось.

Я сел и огляделся.

Насколько я мог видеть подслеповатым взглядом, вокруг валялись вещи. Собираясь в переход, выбросили всё лишнее, даже котелок не оставили. С собой взяли только консервы, бинты и оружие.

Фомич и Оглобля беседовали о чём-то со старым Лешим, совсем шерстяным, с белой, как у козла, бородой. И совсем даже не похожим на Дядюшку Лешего, которого я встретил в прошлом году на болоте.

А около меня остановилось существо, которое по некоторым, очень слабо выраженным признакам, скорее даже, намёкам, можно было принять за особу женского рода.

Существо это стояло, засунув палец в длинный и узкий нос, хотя казалось, что в этот нос даже нитку не вставить. Смотрела эта особа, не отрывая глаз, на Балагулу, при этом гудела густым, как деревенская сметана, басом.

Голова у неё была длинная, как парниковый огурец, или как жизнь на Кавказе, и голая, как кавказские вершины.

Одета она была в длинное платье из крапивы. Из-под этого платья свешивались две ножки. Именно свешивались. Сказать, что она на них стояла, было бы сильным преувеличением, поскольку при малейшем движении воздуха ножки эти приходили в дрожание и вибрацию, отчего вся она начинала колыхаться волнообразно.

Заметив мой взгляд, она резко повернулась и оживлённо запищала, что было удивительно, учитывая то, как она только что сопела.

- Здравствуйте! Я - Кикимора, - пищала она так, что у меня в ушах звенело. - Ах, как тут одиноко! Скажите, вам не бывает одиноко, когда вам одиноко? Вам никогда не хочется снять с себя последнюю рубашку и одеть первую? Вам никогда не хотелось плюнуть в колодец, чтобы увидеть, как ЭТО вылетает оттуда? А вам не хотелось плевать в высокий потолок, лёжа на спине? Ах, скажите, скажите! А кто это там такой, с такой прекрасной выдающейся челюстью? Вы меня познакомите? А он любит Кикимор? Ах...

Я сморщился, потёр уши, поспешно схватил Кикимору за руку и быстро, так что ноги её чуть не остались там, где она только что стояла, потащил к Балагуле, которому и пихнул прямо в руки.

Отбегая от них, прежде чем я успел зажать уши, я ещё услышал:

- А вы любите ждать любимую, когда идёт дождь, чтобы предложить ей, насквозь промокшей, свою тёплую и сухую кожу? А вы...

И тут на нас упала ТЬМА. Не мгла, не туман, которые наступили для нас после злой выходки Куриной Немочи, не вечерние сумерки. Именно ТЬМА абсолютная и непроницаемая, когда не видно кончик собственного носа. И сразу же стало невыносимо холодно, словно меня поместили прямо в лёд.

- Стойте на месте! Возьмитесь за руки! Это плащ Чёрного Колдуна! Возьмитесь быстро все за руки, иначе он кого-нибудь заберёт! - закричала твёрдым голосом Ведунья.

Я пошарил в темноте и взял кого-то за руку. Ладонь была крохотной и влажной. А над ухом я услышал писклявый голосок:

- Ах, как это романтично! Вы взяли меня за руку! Не хотите ли взять и моё сердце вместе с рукой? А вы любите в жару кушать тёплое топлёное сало? А как вы относитесь к лесным меньшинствам?

Я уже твердо решил отпустить эту руку и сдаться Чёрному Колдуну, надеясь, что это будет менее мучительно. Но на моё счастье она переключила своё внимание на того, кто держал её руку с другой стороны.

- Ах, милый! Ты такой крошечный! Я буду носить тебя на руках всю жизнь и ещё столько же! Пощёлкай, пожалуйста, своим милым ковшиком! Ах, как это замечательно - иметь такую выдающуюся часть тела!

Я со злорадством подумал, что ей самой не мешало бы иметь некоторые более выдающиеся части тела, но благоразумно промолчал, прикусив язык и предоставив ей возможность верещать в уши Балагуле.

- Балда! - возмущенно завопили в темноте в ответ на её воркование. Это же я - Кондрат! И где ты нашла ковшик?! Это совсем другое!

- Кондратик?! - ничуть не смущаясь продолжила развивать наступление Кикимора. - Какое чудное имечко! Можно, я буду гладить тебя по головке? Ой! Какая-то ниточка торчит! Можно, я её вырву? Она цепляется...

- Не смей! - в ужасе завопил Домовой.

- Да не бойся так, глупый! - не унималась упрямая Кикимора. - Это такой пустяк - рраз! И всё...

- Дурааа!!! - заверещал в отчаянии несчастный Кондрат. - Это же моё ухо было пришито ниточкой!

- Ухо? Какие глупости! Тебе так даже лучше! - категорически заявила писклявая любительница мужского пола.

- Уууу, дурища! -чуть не плакал вторично в жизни обезушевший бедняга. - Чем же лучше?! Ты же ничего не видишь, откуда тебе знать?!

- А зачем мне знать? - весело щебетала шалунья. - Я чувствую.

- И что же ты чувствуешь?

- Гладить по голове удобнее, ладошка не цепляется... Гладишь, и гладишь... У тебя нигде нет больше ниточки? - деловито осведомилась его собеседница.

- Нет у меня больше никаких ниточек! - не на шутку перепугался Домовой. - И держи меня лучше за руку...

- Так, будто мы влюбленная пара?! - обрадовалась такому предложению Кикимора. - А давай жить долго, и умрём в один день?!

- Я думаю, что умру намного раньше, если продолжу знакомство с тобой, - вздохнул Кондрат, - и если ты выдернешь из меня ещё пару ниточек...

- А что, у тебя всё же есть ещё ниточки?! Ну, Кондратик! Миленький... Ну не дуйся...

- Что ты суёшь мне в нос? Что ты мне в нос пихаешь?! Ай!

- Миленький, это я тебя нежно щекочу травинкой....

- Да это же крапива!!!

- Ах, милый! Какое это имеет значение?

Не знаю, чем бы закончились эти милые отношения, но ТЬМА исчезла.

- Все на месте? - спросил Фомич.

Мы осмотрелись по сторонам.

Не было Бороды.

- За ним он и прилетал, - задумчиво сказал Ведун. - Чёрный Колдун знал, кого забрать, чтобы вы не дошли.

И тут мы поняли, что пока мы находились под крылом непроницаемого плаща Чёрного Колдуна, зрение, которое только-только стало возвращаться к нам, опять ухудшилось, стало почти таким же, как и вчера.

- Теперь точно не успеем, в первую очередь надо товарища выручать, горько вздохнул Фомич.

- Товарища выручать - это святое, - подтвердила Ведунья. - Только для этого не надо с дороги в сторону уходить. Чёрный Колдун так и так у вас на пути стоит. Мимо него никак не пройти..

- Давайте собираться, - предложил Оглобля. - Надо выходить. Время нас ждать не будет. Давайте верёвку...

- А зачем верёвку? - отозвался Леший. - Мы вас возьмем каждого под руку и поведём, так побыстрее будет. Да мы ещё и тропочки тайные знаем. Мы вас к Чёрному Колдуну приведём быстрее, чем он сам домой доберётся...

Леший вёл Фомича, Ведунья - Оглоблю, Ведун - Кондрата, а меня Балагула и Кикимора. Вернее, вёл меня Балагула, а на нём повисла Кикимора, которая гладила ему ковш, второй рукой она пыталась держать меня под локоток, при этом она висела на нас, а ноги её висели над землёй и колыхались, раскачиваемые ветром.

Пока мы шли через лес, моя спутница спросила меня: люблю ли я гладить котов, и не визжат ли они при этом под горячим утюгом? Люблю ли я клубнику, и почему, в таком случае, не люблю Кикимор? Люблю ли я делать покупки, или мне больше нравится покупать их? Люблю ли я собирать ягоды, и если да, то из чего?

И вдруг даже она притихла. И все как-то притихли.

Чёрный Лес закончился, и нас обступила жуткая мёртвая тишина.

- Вот мы и пришли, - негромко пояснил Ведун.

- Вот она - Немая Трясина, царство Чёрного Колдуна. По сравнению с этим местом Гнилое Болото - курорт. Вы глаза не утруждайте понапрасну, всё одно туман тут, - вздохнул Леший. - Даже зрячий в этом тумане, как слепой.

- А почему Немая Трясина? - спросил я.

- А ты слушай. Слышишь? - прошептал Леший. - То-то. Мороз по коже от такой тишины. Немота вокруг. Чёрный Колдун в Чёрном Замке посреди Трясины сидит, оттуда ни звука не доносится: стены толстенные. Чужих стража его ловит на Трясине, и тут же топит. Немая Трясина засасывает так быстро, что даже звука не успеешь подать. Мох к тому же. Сплошь мох, а под ним - топь. Мох шаги глушит, а Трясина голосов лишает, проглатывает так быстро, пикнуть не успеешь. Говорю - жуть!

- Тени движутся! - прервала его Ведунья. - Слуги Чёрного Колдуна, ловят заблудившихся да любопытных, и топят.

- Подходят ближе, ближе... - комментировал Балагула. - Вот уже совсем подошли. Что делать будем?

Ему никто не ответил, все напряжённо всматривались в густой туман, но никто не сделал даже полшага назад.

Я и сам уже разглядел раскачивавшуюся прямо передо мной Тень.

И ещё много Теней вышли из тумана и встали напротив нас раскачивающейся стеной.

Первой заговорила Тень, стоявшая напротив Фомича:

- Ты - кто? - шёпотом спросила она.

- Я - Тень... - так же шёпотом ответил Фомич.

- Охренел? - шёпотом спросила Тень. - Я - Тень...

- Сама ты охренела, - точно так же шёпотом ответил Фомич. - А я, по-твоему, - кто?

- Я - Тень, - тупо возразила Тень. - А ты - не знаю. Ты - кто?

- Я - Тень. А ты? - упрямо стоял на своём Фомич.

- Да нет. Какая ты Тень? Это я - Тень, - возмутилась, судя по всему, туповатая Тень. - А ты - кто?

- Да Тень я! - возмутился Фомич.

- Да не может быть! Да не бывает так! - чуть не плакала Тень, не понимая бедными своими мозгами происходящее.

- Бывает. Как не бывает? - важно возразил Фомич. - Ты - Тень, и я Тень. Ты вот, например, чья Тень?

- Я? - удивилась Тень. - Я ничья. Я своя собственная....

- Врёшь ты все! - зашумел Фомич. - Так не бывает. Ты скажи, - у дерева Тень бывает?

- Бывает...

- А у Чёрного Колдуна - бывает?

- Бывает...

- Вот видишь! - обрадовался Фомич такой понятливости. - У всех и у всего бывает Тень. Поняла? Ты - чья Тень?

- Я? - растерялась Тень. - Я своя... А ты чья Тень?

- Я? - Фомич удивился такому глупому вопросу. - Как же ты меня не узнала? Я - твоя Тень!

- Да нууу... А я смотрю - что-то знакомое...

- Так это же - я!

- А я, значит, - твоя Тень!

- А ты - моя Тень!

После этого заговорили все, перебивая друг друга:

- Э, а у меня тоже своя Тень!

- И у меня...

- И у меня тоже...

Тупые Тени обрадовано тыкали в нас пальцами. И уже радостно тарахтела, заигрывая со своей Тенью, неукротимая Кикимора:

- Как вы думаете, может ли Тень жениться на Тени? Или это будет кровосмешением? Тени родственники?

- Мы, Тени, бескровные... - отвечала Тень.

- Ах, как это мило! - щебетала Кикимора. - А вы не пробовали...

Правда, произошла маленькая накладка. Теней оказалось восемь, а нас - девять. И когда Балагулу спросила Тень Кондрата, кто он такой, и чья он Тень, Балагула, не успев на ходу сообразить ничего другого, брякнул:

- Я - твоя Тень...

- Чтооо?! - вытаращилась на него Тень, указывая на Кондрата. - Вот моя Тень! А ты - какой-то урод...

Балагула свирепо засопел. В воздухе запахло скандалом и разоблачением, но вмешался Домовой:

- Это - моя Тень!

- Как это так - твоя Тень?! - рассвирепела его Тень, почувствовав себя обделённой. - Ты же моя Тень!

- Конечно. Я - твоя Тень, а он - моя Тень. Чего тут непонятного?

- Ну, тогда... - согласилась Тень...

- Обход наш закончен, - прервала оживлённое знакомство одна из Теней. - Пора домой.

- В Замок? - небрежно спросил Фомич.

- В Замок, - подтвердила Тень.

- Мы с вами пойдем...

- Чужим нельзя! - категорически отказала Тень.

- Какие же мы чужие?! - вполне натурально обиделся Фомич. - Тень разве может быть чужой? Я вот чья Тень?

- Ну, моя...

- Вот, видишь. А ты говоришь - чужая...

- Ну, если так, пойдёмте...

И мы пошли, осторожно и с опаской ступая за ними след в след на пружинящий мох, сами до конца не веря своей неожиданной удаче. Пройти по Немой Трясине в самое логово Черного Колдуна!

Я пошарил по карманам, ничего, кроме записной книжки, не нашёл. Вырвал листок бумаги и незаметно выпустил его из рук.

Листок плавно покружился в воздухе и опустился на мох. И едва он коснулся этого изумрудного покрова, как тут же и исчез, словно его и не было.

Я ещё более осторожно и внимательно смотрел за передними.

- Кто к нам пришёл?! Кто беспокоит?! - откуда-то спереди раздался голос глухой и гулкий, словно говоривший сидел в бочке.

- Это мы, Туман, Тени. Впусти нас.

- Что-то вас многовато... - засомневался Туман.

- Это наши Тени с нами, - важно пояснила Тень.

- Ну, тогда проходите, - после некоторого размышления ответил Туман.

Он стал отползать в сторону, и перед нами открылся маленький островок с крутыми, уходящими в небо, стенами Замка.

Глава двадцать четвёртая

В Чёрном Замке Чёрного Колдуна

Подталкивая друг друга, мы прошли во дворик, крохотный и тесный, опоясывавший Башню Замка.

- А где вы ночуете? - осторожно спросил Фомич у Тени.

- Прямо здесь. Во дворе. Или ещё где. Мы же - Тени. Где легли, там и заснули...

- А в Замок вы не ходите?

- В Замок никто, кроме Стражи, не входит. Чёрный Колдун в последнее время только близкую родню принимает, поскольку отказать неудобно. Злится ужасно, но принимает. А больше никого.

Тени разбрелись по дворику, а мы, чтобы не мозолить глаза Страже, и чтобы не оттоптать случайно разлёгшиеся по всему двору Тени, залезли под телегу, неведомо как попавшую в это гиблое место, куда не то что на телеге, пешком пройти было невозможно.

Мы думали так и эдак, пытаясь сообразить хитроумный способ попасть внутрь Чёрного Замка, но ничего путного не придумывалось.

Все косились на Ведуна и Ведунью.

- Что смотрите, касатики? - не выдержала Ведунья. - Мы не можем подсказать. Всё по-другому тогда будет. Мы только иногда намекать можем...

- Ну так намекните! - взмолился Балагула. - Как хотя бы одному из нас в Чёрный Замок попасть?!

- Ты один из всех нормально видишь, - глядя в сторону отозвалась Ведунья. - Вот и сходил бы в Замок, да посмотрел, что там да как....

- Ага! - аж подскочил Балагула. - Чтобы меня там Колдун в лягушку, или летучую мышь превратил?!

- Как знаешь, - развела руками Ведунья.

- Это что - намёк?! - насторожился красавец Балагула.

- Наше дело - намекнуть, твоё дело - смекнуть, - улыбнулся Ведун.

Мы все заспорили, ходить или нет Балагуле, и если идти, то как попасть в этот неприступный Замок...

Мы спорили, а он уже стоял перед запертыми дверями в Замок и отчаянно препирался со Стражей:

- Ты что, дурной? - спрашивал он у Чёрного Воина, охранявшего вход. - Ты что, не признаёшь меня?! Да если ты меня немедленно не впустишь, тебя мой племянник, Чёрный Колдун, на кусочки порвёт. Понял, нет?!

- Я должен доложить...

- Хорошо, - согласился Балагула. - Докладывай, что приехал навестить своего племянника дядюшка, брат его третьей матери...

- Может, отца? - переспросил Стражник.

- Нет, матери! - свирепо заорал Балагула. - Я лучше тебя знаю, чей я сын! Иди и докладай, что тебе говорят, а то разозлюсь! Ух!

Стражник развернулся и пошёл "докладать". Балагула стоял, снисходительно ожидая, гордо задрав кверху ковш...

Чёрный Колдун сидел за столом в огромном кабинете и раскладывал пасьянс двумя колодами атласных карт.

Стражник вошёл и остановился.

- Рассказывай... - сердито буркнул Колдун, раздумывая, куда бы ему приткнуть бубновую даму.

- К вам дядюшка пожаловал, - доложил Стражник.

- Чтооо? - удивился Черный Колдун. - Что это он ко мне в гости зачастил? Он же две недели назад мне в карты подчистую проигрался? Неужели долг принес? Я-то думал, что в ближайшем столетии его уже больше не увижу...

- Это другой дядюшка, - Стражник замялся, затоптался на месте, и всё же решился. - Это братец вашей третьей матушки...

- Ты что, пьяный?! - вытаращился на него Чёрный Колдун. - Ты у кого это видел трёх матерей?! Отцов ещё может быть трое, допускаю, но мать...

- Вам, конечно, виднее, - развёл руками Стражник. - А только дядя ваш сам так велел передать...

- Сам велел так передать? - задумчиво произнёс Колдун, покусывая уголок карты. - Шалун он, однако... Шалун. Ладно, веди сюда этого проказника. Посмотрим, что это за шутки он вздумал шутить. Ну? Что стоишь? Веди!

- Слушаюсь!

Стражник вышел, а Чёрный Колдун щёлкнул пальцами, из соседних дверей, отодвинув мордой тяжёлую бархатную портьеру, вбежал огромный дог, белый в чёрных пятнах далматинец. Зевнул страшной челюстью, щёлкнул хвостом, словно хлыстом, и улёгся на ковер, прямо перед столом за которым восседал Чёрный Колдун.

Стражник постучался и ввёл Балагулу.

Увидев его, для чего ему пришлось привстать за столом и перегнуться, Чёрный Колдун пришёл в ещё большее недоумение. Он показал пальцем на Балагулу и спросил кого-то, кого не было в комнате:

- И вот ЭТО - мой дядя?

- А то кто же?! - весело и вызывающе выставив вперёд задиристым пупком живот, радостно отозвался Балагула. - Ну-ка, вылезай скорее из-за стола, колдунишка-шалунишка! Обними своего дядюшку!

Он распахнул щедрые объятия, но Колдун не спешил проявлять родственные чувства. Он стоял и с сомнением и брезгливой, плохо скрытой насмешкой, рассматривал своего не в меру нахального гостя.

Тот в свою очередь с неподдельным интересом осматривал кабинет Черного Колдуна, ничуть не смущаясь под скептическим взглядом могущественного хозяина.

Посмотреть в огромном зале кабинета было на что. Все стены заставлены книгами, хранившимися в высоченных, от пола до потолка, стеллажах. Книги частью совсем новые, частью же ветхие, старые. На некоторых полках грудой лежали глиняные черепки, испещренные клинописью, деревянные струганные дощечки, связанные бечевой, тоже покрытые значками, свитки папируса, пергамент и даже береста.

- Вас, как и любого человека, принадлежащего к нашему потомственному колдовскому роду, несомненно, посвящённого в таинства магии, чёрного волшебства и колдовства, вряд ли удивляет моя скромная библиотека, - с кривой усмешкой произнёс Черный Колдун, постукивая пальцами по колоде лежащих перед ним карт, ожидая от своего непрошенного гостя каких-то разъяснений.

Но Балагула не спешил вступать в беседы, рассматривая обстановку в зале.

Не в каждом музее мира можно увидеть подобную красоту. Мозаичные полы застелены персидскими коврами, коврами бухарскими, казахскими кошмами, турецкие, иранские и персидские вышитые золотом подушки небрежно разбросаны по этим коврам.

Повсюду лежали шкуры снежного барса, амурского тигра, шанхайского гепарда. И кроме этого стояло множество столов: ломберные, для игры в карты, огромные биллиардные, столы с шахматами и часами, столы с рулетками, с нардами, шашками, игральными костями и массой других всевозможных игр.

Чёрный Колдун всё же не выдержал затянувшегося молчания, решив начать беседу сам. Он спросил Балагулу, указывая на его испачканный в дороге балахон, из-под которого торчали примерно такой же чистоты ноги с огромными когтями, глядя на которые, пятнистый далматинец предусмотрительно заполз задом под стол и высунув оттуда блестящий нос заворожено следил за передвижением этих когтей и их носителя по залу роскошной библиотеки.

- Скажите, эээ, дядюшка, - обратился к Балагуле Чёрный Колдун. - Что же это вы, пардон, без штанов разгуливаете?

- А на фига они? - искренне удивился гость. - Просыпаешься надевай. Засыпаешь - снимай. К тому же у меня память паршивая, я всё время забываю, когда штаны нужно снимать, а когда надевать. А так - ни забот, ни хлопот. Эх ты, колдунчик-хлопотунчик, а ты думал, что я их у тебя в прихожей снял?

- До боли знакомая фраза... - наморщил лоб Колдун, оглядываясь на стеллажи с книгами. - Где-то я что-то похожее читал, не помню. Ладно. Вы объясните мне, эээ, дядюшка, как это вы являетесь братом моей третьей матери?

- Так получилось, увы, - горько вздохнул гость, и развёл руками. Сестёр не выбирают. А ты что, племяш, тоже не в восторге от своей третьей матери?

- Какой такой третьей матери?! - повысил голос Черный Колдун. - У всех только одна мать! Даже у тараканов!

- Ну что ты? Что ты такое говоришь? - защёлкал ковшом возмущённый Балагула. - Ты только посмотри на себя - какой ты большой и умный! Ну как тебя могла родить одна мать? Тебя рожали сразу три матери. Понял?

- Это каким же образом?! - почему-то сжал кулаки Чёрный Колдун, раздувая ноздри и сжимая губы.

- По кусочку! Каждая мать родила по куску, - не замечая надвигающейся угрозы, распространялся Балагула. - Первая мать родила голову, вторая - живот и чёрное сердце, и третья самое главное - ноги и задницу. Если бы не зад, как бы ты смог сидеть за книгами, на чём? Стал бы ты таким умным, если бы у тебя не было такой удобной задницы? То-то! А потом взяли и сшили все кусочки...

- Как это - сшили?! - взбесился Колдун. - Ты что мелешь?!

- Очень просто сшили, на машинке. Ты хотя и колдун, а какой-то малость дуркнутый, - покачал головой красавец Балагула. - Взяли и прострочили...

- Забавную ты мне, дядюшка, родственничек дорогой, историю рассказал, - задумчиво произнёс Колдун, поглаживая длинными пальцами, украшенными перстнями, хрустальный шар, стоявший на его столе. - Ну, так что мы будем делать?

- Как что? - пригладил пучок на маковке Балагула. - Разве мало колдовских дел, которые могли бы вместе поделать дядя и его любимый племянник...

- Колдовские дела? - остро прищурившись, спросил Колдун. - Каким бы ты хотел заняться колдовством? В какой области магии предпочитает обитать мой любезный дядюшка? В Белой или Чёрной магии? Чем займёмся? Ну, например?

- Ну, например, можно пообедать! - не моргнув глазом, отозвался Балагула.

- Что ж, можно и пообедать. Обед ты заслужил, - Чёрный Колдун звонко щёлкнул пальцами и приказал. - Обед на двоих! Быстро!

- А ты разве не будешь обедать? - удивился Балагула.

- Почему не буду? - не понял Колдун.

- Ты сказал на двоих, а я как раз ем за двоих...

- Не беспокойся, дядюшка, - усмехнувшись похлопал его по плечу Чёрный Колдун, - хватит тебе еды...

И широким жестом пригласил Балагулу к одному из столиков, с которого широким взмахом рукава сбросил на пол золотые игральные кости.

Обед был удивительный. Колдун каждое блюдо чуть-чуть пробовал, и делал знак, чтобы ему несли другое. Балагула съедал всё без остатка, тщательно вылизывал золотые и серебряные тарелки, приговаривая:

- Гуманизм в себе воспитывать нужно, племяш. Слуг жалеть надо. Конечно, можно быть немного тираном, но не до такой же степени, чтобы слуг посуду мыть заставлять! Зачем слугам посуду мыть? Мы сами, сами...

Он ел, вылизывал, опять ел...

Сколько часов длилось это пиршество, я не знаю. Много.

Первым нарушил чавкающую тишину давно уже насытившийся Колдун, с удивлением наблюдавший, как крошечный Балагула лихо перегружает содержимое сковородок, салатниц, супниц, соусниц, блюд и тарелок в свой необъятный ковш.

- Так как ты желаешь умереть? - зевнув, спросил Балагулу Чёрный Колдун, из-под полуприкрытых век наблюдая за тем, как его гость щедро поливает торт майонезом.

- Я?! - чуть не подавился гость.

- Ну не я же...

- Я? - ещё раз удивился Балагула. - Я как-то не задумывался над этим. А как быстро ты хотел бы услышать ответ?

- Ответ я хотел бы получить не в следующей жизни, а в этой, и желательно немедленно! - уже несколько раздражённо ответил хозяин. - Так как же ты желаешь умереть?

- Не скоро... Во! - выпалил Балагула.

- Хороший ответ! - насмешливо улыбнулся и слегка похлопал в ладоши Колдун. - Хороший ответ, но неверный. Ты умрёшь скоро, даже очень скоро. Но поскольку ты меня изрядно повеселил, а в скучном Замке это большая редкость, я даю тебе возможность осуществить выбор: ты можешь либо загадать три желания, которые я исполню, но потом ты умрёшь так, как я этого пожелаю, либо я даю тебе возможность выбрать смерть по собственному желанию... Видишь, как я тебя уважаю?

- Я могу загадать три любых желания? - загорелись глазки у Балагулы. - И ты их исполнишь?

- Конечно, - зевнул Колдун. - Ты можешь пожелать всё, что угодно. Но только кроме вечной жизни, разумеется.

Балагула сразу поскучнел:

- А на фига мне тогда эти желания?

- Воля твоя, - не стал настаивать уже заскучавший хозяин. - Извини, ты мне несколько наскучил. Стража!

- Эй! Эй! - завопил гость, вырываясь из рук стражи.

- Ну что ещё? - недовольно поморщился Колдун.

- Есть у меня желание! Есть! - вырывался из рук стражи и скрёб пол когтями Балагула. - Сыграй со мной в карты!

- В карты? - удивился Колдун. - Охотно.

Он вернулся к карточному столу, покрытому зелёным сукном, и сделал знак страже, чтобы та удалилась и отпустила гостя.

- Во что желаешь играть? - хищно улыбаясь, спросил Колдун, перекладывая на столе запечатанные колоды карт.

- В дурака, - беззаботно ответил Балагула, бесцеремонно разваливаясь в высоченном кресле. - В подкидного...

- Что ж, пускай будет по твоему, - согласился Колдун. - Воля покойника - священна. В подкидного, так в подкидного...

Он с треском распечатал новенькую колоду, в мгновение ока перетасовал атласные карты и раздал.

Игра длилась недолго:

- Вот тебе три козыря, а вот тебе, дядюшка, ещё две шестерки на погоны!

Так закончил партию Колдун, выкладывая перед обескураженным Балагулой карты на зелёное сукно.

- Ну что, сыграем еще? - спросил он, злорадно щурясь.

- Можно и ещё... - почесал гость в затылке.

Вторая партия закончилась еще быстрее. Балагула проиграл, собрав на руках едва не всю колоду...

- Ну что, хватит? - спросил, теряя интерес к игре, Колдун после пятой подряд с треском проигранной гостем партии.

- Да, конечно, - заканючил Балагула, - на интерес каждый может выиграть. А вот на что-то - кишка тонка...

- Это у меня кишка тонка? - удивлённо посмотрел на нахального гостя Чёрный Колдун. - На что играем?!

- А вот на это! - азартно указал пальцем жадный Балагула на перстень с тёмным, треснувшим вдоль камнем, украшавший палец Колдуна.

- Ээээ, нет, - отказался хозяин. - На это не могу. Выбирай что хочешь, кроме перстня и жизни...

И пока гость думал, чтобы ему выбрать, Колдун сделал знак, по которому слуги принесли вино и два бокала.

- Ладно! - решился гость. - Давай на этот шарик сыграем!

- Зачем тебе магический кристалл? - удивился хозяин. - А, впрочем, давай. Выбор за тобой. Я бы и на перстень сыграл, но его нельзя даже на кон ставить...

- Нельзя так нельзя. У тебя барахла полно, есть на что играть...!

- Подожди! - остановил его Чёрный Колдун. - А ты что ставишь?

- А ты что, бедный, что ли? - презрительно выпятил ковш Балагула.

- Нет, конечно, - хмыкнул хозяин. - Но правила есть правила. Ставка идёт с двух сторон. К тому же на интерес мы уже играли. Поставь хоть что-то для азарта.

- Что же я поставлю? - задумался "дядюшка". - У меня даже карманов нет. Ладно! Если я проиграю, ты возьмёшь мою шкуру.

- Зачем мне твоя шкура?!

- Положишь на пол, рядом со всякими барсами и тиграми, - гордо заявил сын человека и лешачихи.

Чёрный Колдун внимательно посмотрел на волосатые лапы Балагулы и брезгливо сморщился, но всё же согласился.

Балагула ловко сдал карты...

- Так на что мы теперь играем? - лениво спрашивал он Колдуна через час.

Перед ним стоял хрустальный шар, дорогие ковры были свалены в кучу около его кресла, золотая и серебряная посуда горкой лежала там же, на столе, возле Балагулы, лежали сложенные пирамидкой, перстни Чёрного Колдуна, кроме заветного, с тёмным треснувшим камнем, на который тот играть не мог...

- Ладно, - скучающе произнёс победитель, оглядывая стены. - Книги я не читаю, букв не знаю, вернее, не все. А когда не все буквы знаешь, то при чтении слова какие-то очень смешные получаются... Давай мы сыграем на бородатого мужичка, которого ты спёр...

Колдун сделал знак, и ввели Бороду, которого поставили в углу. Балагула втихаря сунул ему в руки бутылку вина, и Борода затих, повернувшись носом к стене, и потихоньку булькая из горлышка.

Потом слуги принесли ещё вина. Его разлили игрокам по бокалам, и они азартно продолжили игру...

Мы сидели под телегой во дворе Чёрного Замка и мучались неведением. Балагула пропал в недрах Замка, наверное, Чёрный Колдун захватил его и мучает, выпытывая, кто его подослал и с какой целью.

- Надо брать Замок штурмом! - заявил Оглобля, измученный ожиданием.

- Не спешите, молодцы добрые, - остановила их Ведунья. - Что торопиться за клинки браться? Забыли, что на них написано? "Без нужды не вынимай, без славы не вкладывай". А что за слава в бою зазря погибнуть, да при этом ещё и друзьям своим не суметь помочь? Давайте ещё немножко подождём...

Я сидел, и чтобы отвлечься от тревожных мыслей, слушал, как Кикимора охмуряла Чёрного Воина:

- А вы чего это такой чёрненький? Вы негр, да? А негры любят Кикимор? А у вас, у негров черно... чернобровых, бывает, что ничего в голову не приходит? В гости много кто приходит, а в голову ничего не приходит. А если в одно ухо свистнуть, что из другого вылетит? А что такое мидоры? Вот когда говорят: пойдём по грибы, я сразу вижу грибы. А вот когда говорят по мидоры, а я даже не знаю, по какие такие мидоры. И неправильно говорят: пойдём по грибы. Надо тогда говорить по грибам. И пишут неправильно. Почему: к вам - раздельно, а к вас - вместе. Я сама видела, написано было: квас. А почему...

Чёрный Воин послушал, послушал, развернул её и дал крепкого пинка под едва обозначенный зад. Не знаю даже, на чём она сидела. Кикимора отлетела от дверей в Замок и уткнулась в грудь одной из Теней. Тут же обняла её и горячо зашептала на весь двор:

- Ах, как вы туманны! Интересно, дети у Теней такие же таинственные бывают? Давайте обзаведёмся взаимными чувствами? Вы знаете...

И в этот момент дверь Чёрного Замка, на которую облокотились спинами Стражники, слетела с петель, смахнув их с крыльца, как пылинки.

Из дверей этих вышел Чёрный Колдун, завернувшись в длинный шёлковый плащ. Он вышел на крыльцо, гневно осмотрел двор, распахнул плащ, вскинул правую руку, топнул левой ногой и... запел!

Выйду на улицу солнца немааа...

Вывел он старательно басом. И тут же из-за его спины выскочил Балагула, в обнимку с Бородой, тут же споткнулся о ступеньку, скатился в обнимку с пленным по лесенке, но кое-как они оба устояли, и подхватили фальцетом и тенорком:

Красные девки свели меня с умаааа...

Балагула тут же залихватски ущипнул Тень.

- Идиот! - завопила Тень. - Я же мужик!

- А хрен вас знаиииить, ик... - икнул Балагула. - Рода мужского, порода женская... Слышь, племяш, скоро баб совсем не останется...

- Балагуша! Дррруг! - раскачиваясь на крыльце, вопил Колдун, с трудом удерживаясь за резные перила. - Я тебе этих самых, бабов этих, наколдую по самое некуда, ты только вели, друг любезный! Эххх!

Колдун вытащил откуда-то из-за спины бутылку, и приложился к ней основательно и вдумчиво. Вытер губы и заорал:

- Слуууги! Жрррать нам несите! Желаю тарелки вылизывать!

Балагула, позабыв, что у него нет коленок, пытался сплясать обязательно вприсядку, отчего плюхался в пыль.

Борода прыгал около Колдуна и пытался дотянуться до бутылки, крича:

- У меня сердце болит! Дай сердечные капли!

Колдун всячески уклонялся от его нахальных наскоков, пока не наступил на край плаща и не полетел, оступившись, с крыльца, прямо на Балагулу, с которым они и принялись весело возиться в пыли. Потом помогли друг другу подняться и, смеясь, старательно отряхивали одежду друг другу.

- Давай меняться одеждой! - кричал Чёрный Колдун. - Мне этот плащ надоел так... А у тебя такой славный балахончик...

- А чего там! Давай! - махнул рукой Балагула, тут же приступив к делу, с готовностью задрав подол своего балахона и обнажив могучий зад, поросший густой шерстью.

- Ах! - завизжала Кикимора. - Какая очаровательная попка! Хочу кикимрёнка с такой шерстяной попкой!

- Подожди! - остановил нового приятеля Колдун. - Потом поменяемся. Я сначала речь скажу, а потом мы с тобой поменяемся...

Он с трудом поднялся на одну ступеньку вверх, кое-как зафиксировал себя в вертикальном положении, и произнёс речь:

- Слушайте все... ик! Речь... Значит так - всё это, - он обвел вокруг себя рукой. - Замок, остров, Немая Трясина, слуги, Туман, Тени и Чёрные Воины...

- Про главное не позабудь, про посуду... - подсказал озабоченный Балагула. - И про жратву.

- Да, - согласно кивнул Чёрный Колдун. - И посуда, и еда, и всё, что есть в Замке и под Замком... А что у нас под Замком? Что у нас под замком? Для моего друга ничего не должно быть под замком! Открыть всё! Все замки снять! Всё - его! Я сам - тоже его! На три года я у него в слугах. Я всё проиграл ему в карты. Впервые за тысячу лет я проиграл в карты, и проиграл - всё! Вот это вот - ух ты!!! Эх! Теперь пойдём воевать Кощея! Борода! Давай, лечи своих друзей. Надо спешить, как сказал мой друг и хозяин - Балагула! Урррра!!!

- Уррра... - неуверенно, не понимая до конца в чём дело и что происходит, прокричали нестройным хором удивлённые слуги.

Колдун сполз по перилам с крыльца и полез целоваться к Балагуле.

- Красиво говоришь! - обнимал его тот за коленки. - А я тебе ещё должен пробить... Сколько там? Пятьдесят четыре...

- Нет! - радостно возразил Колдун. - Семьдесят четыре!

- Ага! Семьдесят четыре шелобана...

- Нет! - сердито возразил Колдун. - Семьдесят четыре миллиона, девятьсот девяносто девять шелобаноффф...

- Как скажешь, - согласился гость, покорно разводя руками.

- Вот прохиндей этот сын человека и лешачихи! - проворчал около меня Домовой. - Он Колдуна в карты начисто раздел!

Когда мы до конца во всём разобрались, то оказалось, что Балагула выиграл в карты у Колдуна все его сокровища, всех слуг и его самого в услужение на три года.

Борода приготовил нам снадобье, отвар подействовал мгновенно. Силы наши удесятерились в прямом и переносном смысле.

Когда после кратких сборов мы вышли из Чёрного Замка для того, чтобы продолжать поход, ряды наши заметно пополнились. С нами были Колдун, Тени, Туман, Чёрные Воины, которые служили Колдуну.

Оставшийся путь через Немую Трясину нас буквально на руках перенесли Чёрные Воины, шедшие вслед за Тенями, показывавшими дорогу.

Ведун и Ведунья куда-то незаметно исчезли, мы их даже поблагодарить не успели, а Колдун и Балагула развлекали нас песнопением.

Борода, пожевав какой-то травки, и выпив снадобье, моментально протрезвел, а Колдун и Балагула наотрез отказались пить это снадобье, резонно заявив, что не для того вино пили, чтобы ходить трезвыми.

Мы вышли из немой Трясины и тут же упёрлись в густые, переплётенные Терновые Заросли, со страшными шипами, кинжалами торчащими во все стороны.

Эти страшные заросли сплошным ковром покрывали склон горки, с которой нам предстояло спускаться. А там, внизу, довольно далеко, простиралось поле.

- Вот это и есть - Терновые Заросли, сквозь них пройти можно, только если с одним скелетом выйти, всё остальное шипы кустарника вместе с кожей и мясом сдерут, а внизу - Гиблое место, - шепнул Леший.

- А что это там, в поле, белеет?

- Это косточки белеют. Воинские косточки. Сколько здесь достойных и отважных Воинов полегло - не счесть. Думаете, вы первые здесь? - вступил в беседу Чёрный Колдун. - Ну что, страшновато?

- Ладно пугать-то! - рассердился Балагула. - Пройдём! Мы с друзьями не только в карты играть можем! Ты мне друг, или как?!

- Друг! - твёрдо заявил Колдун, и полез к Балагуле целоваться.

- Ты с поцелуями погоди, - остановил его тот. - Ты помоги нам пройти этот чёртов кустарник...

Кустарник был воистину страшен: иглы и шипы торчали из гигантских, переплетённых друг с другом, кустов, размером в локоть. Рубить в этих зарослях проход мечами заняло бы целый день, времени же у нас оставалось всего ничего.

- А что я могу? - обиделся Колдун. - Перед такими преградами никакое колдовство не властно. Ну-ка, дай я посмотрю, что там и как...

Он навалился на спину нетвёрдо стоявшему на ногах приятелю, тот поскользнулся и поехал вниз, Колдун, попытавшийся удержать его, покатился следом...

Так они и проломили дорогу через этот жуткий кустарник: своими телами.

Летели вниз они в обнимку, но с такими воплями, что невозможно передать, да и язык не поворачивается.

Мы осторожно спустились по проложенной таким необычным способом тропинке, и застали наших первопроходчиков внизу, выковыривавшими друг у друга иглы, шипы, занозы и прочее...

Тут Леший и Кикимора с нами распрощались. Они дальше идти не могли. Дальше Лесные не ходят, объяснили они, вздохнув. Мы договорились встретиться на обратном пути. При этом подумав: если он будет...

Леший и Кикимора, пожелав нам удачи, ушли вверх по склону, ожидать нас в лесу, а мы пошли дальше.

Балагула, который шёл босиком, потому что его ногти на ногах, не позволяли ему носить никакую обувь, посадил занозу.

Он уселся на дорогу и принялся выковыривать её неуклюжими пальцами.

- Давай я помогу, - подошёл к нему я. - Ты такими пальцами не вытащишь. И как только ты у Чёрного Колдуна в карты выиграл?

- Это особый случай! - важно выставил свой ковш Балагула.

Но долго он не выдержал и пока я вытаскивал ему занозу, оказавшуюся размером с хорошее полено, он, разгорячённый винными парами, рассказал мне о том, почему именно ему удалось выиграть у Чёрного Колдуна, который до этого тысячу лет никому не проигрывал...

Глава двадцать пятая

Проклятие Колдуна

Эту историю рассказал Балагуле сам Чёрный Колдун после того, как проиграл всё, что мог проиграть, сыну человека и лешачихи.

Жил-был могучий Белый Колдун.

Самый могучий из всех Колунов.

Он колдовству десять тысяч лет обучался, прежде чем что-то всерьёз колдовать начал.

И как только стал он Белым Колдуном, сразу злое Колдовство слабее стало. Опасались Чёрные Колдуны Белого Колдуна, потому что колдовская сила у него была невероятная.

Вот почему намного меньше зла стали творить злые Колдуны. Зорко следил за этим Белый Колдун.

Долго так было. Тогда на земле хорошие времена настали. Зла было мало, оно всё на виду было. И постепенно злых Колдунов становилось всё меньше и меньше. Всё реже люди к ним обращались, всё меньше от них зависели.

Собрались тогда злые Колдуны на Тайный Совет. И так и этак они прикидывали, получалось у них одно и то же: если не извести Белого Колдуна, всем злым Колдунам скоро конец настанет. Никто из них спорить с этим не стал, но вот как извести Белого Колдуна? Даже если объединиться всем злым Колдунам, их умения и Колдовства не хватит, чтобы с ним справиться.

- Эх! - хлопнул по столу один из злых Колдунов. - Делать нечего! Отдам я за Белого Колдуна свою дочку!

Все злые Колдуны возмутились, кричать стали на своего товарища, они сами все на его дочери жениться хотели, такая она была невероятная красавица.

- Знаю я, что каждый из вас на моей дочери жениться хотел бы, отмахнулся злой Колдун. - Да только что толку за кого-то из вас её отдавать, если скоро всех нас Белый Колдун изведёт? Одна надежда на то, что если вы все на моей дочери жениться желаете, то и Белый Колдун того же захочет...

Говорят ему злые Колдуны:

- Не допустим мы этого! Ты свою дочку за одного из нас отдать должен. Иначе только тебе одному от такого её замужества корысть будет, тебя, как отца жены своей Белый Колдун пожалеет, а нас всех изведёт.

- Эх вы, а ещё Колдуны! - смеётся отец красавицы. - Я не просто так за Белого Колдуна дочь отдать хочу. Вы про неё не всё знаете. Вас красота лица её ослепила, а с лица, как известно, не воду пить. Она у меня хоть и красавица, каких свет не видывал, но и стерва, и злодейка необычайная.

- И что же она сделает? - усомнились злые Колдуны. - Как она Белого Колдуна изведёт? Как она с ним справится?

- Зачем ей изводить его? - смеётся отец красавицы. - Мы с дочкой так сделаем, что он сам себя изведёт.

- Как же это? - спросили его злые Колдуны.

- Потом сами узнаете, - загадочно ответил злой Колдун и заспешил к дочке, сообщить ей о своём окончательном решении.

Всю ночь проговорил он со своей дочкой.

А на следующий день Белый Колдун встретил возле своего дома девушку красоты необычайной. И сразу же понял, что ему давным-давно пора уже завести семью, да и деток красивых пора себе на смену воспитывать, искусство своё передавать...

Попросил он девушку стать его женой.

Если бы знал Белый Колдун, как хихикал и потирал руки за углом отец девушки, злой Колдун, ни за что бы не женился на ней!

Они поженились, и дочь злого Колдуна не бросилась тут же добавлять яды в еду своего мужа, она не стала колдовать над его вещами, не стала изводить его бесконечными придирками и заставлять сохнуть от чёрной ревности.

Ничуть ни бывало! Она окружила его трогательной заботой и нежным вниманием. Она порхала над ним, как прекрасная бабочка над цветком.

Все горожане завидовали Белому Колдуну и радовались за него.

Злые Колдуны исходили чёрной завистью, они не могли видеть чужое счастье вообще. И собрались они и стали упрекать отца жены Белого Колдуна в том, что он их обманул. Они говорили, что он нарочно подговорил их уступить, чтобы они не помешали ему выдать свою дочку замуж за Белого Колдуна, а сам он хотел подлизаться.

Но сказал им злой Колдун:

- Потерпите ещё немного, скоро вы всё поймёте.

А что ещё оставалось делать злым Колдунам? Только ждать.

И они дождались.

Вскоре дочь злого Колдуна родила Белому Колдуну двойню. Двух мальчиков.

Как рыдали в этот день злые Колдуны!

Но зато как радовался Белый Колдун!

Но ещё больше радовался отец его жены, злой Колдун.

Он-то с самого начала знал, что делает.

Белый Колдун души в детях не чаял. Все дни и даже ночами часто сидел у колыбели, в которой лежали двое его сыновей.

Они были двойняшки, но Старший появился на полчаса раньше Младшего. И почему-то отец больше любил именно Старшего.

Дети росли, и стал Белый Колдун учить их всему, что знал сам. Но не зря потирал радостно руки злой Колдун. Он-то знал, какие дети будут от его дочери.

Братья не хотели ничему учиться всерьёз. Тем более их не интересовали рассказы отца о добре и зле. Они были ни добрые, ни злые, они оба были никакие. Их интересовали только развлечения, вкусная еда и нескучные игры.

Младший сын вообще ничему не хотел учиться. Он слушал вполуха, делал что-то спустя рукава.

Вот поэтому получалось у него всё плохо. И он постоянно всем завидовал. Ососбенно Старшему, у которого всё получалось вроде как само собой, без труда. И быть бы Старшему достойным преемником отца, да только губило его равнодушие.

Давалось ему всё легко, а что не давалось, то он просто не делал. Не получалось, ну и не надо. Из Колдовства он быстро обучился магии Игр, а всё остальное нахватал по верхушкам, немножко того, немножко этого.

Белый Колдун был очень огорчён и расстроен нерадивостью своих сыновей, но всё же вскоре смирился с этим. Не всем же быть Колдунами? Хотя в душе и переживал, что некому передать своё владение Белой Магией.

И впал Белый Колдун в задумчивость. Заперся в высокой Башне и сидел там безвылазно. Думы думал.

А сыновья его тем временем оказались предоставлены сами себе.

И тогда за их воспитание взялась мать и дед - злой Колдун.

Они не стали обучать братьев Чёрному Колдовству. Они учили их праздности и безделью. Старшего же злой Колдун пристрастил к азартным играм.

Легко было Старшему зарабатывать богатство игрой, когда он освоил Магию Игр. Обыгрывал он всех подряд и во всё подряд: в кости, в шахматы, в нарды, в крестики и нолики, но особенно он любил играть в карты.

Вскоре Старший купался в роскоши, жил в золотом дворце, вокруг него порхали самые красивые женщины, его боготворили нищие, потому что он щедро разбрасывал милостыню, выезжая в город.

Старшему легко было быть щедрым. Что может быть легче, чем тратить деньги, которые ты не заработал?

Младший же завидовал ему чёрной завистью.

И пришёл он к матери, которая всячески ему потакала, и пожаловался, что его брату достаётся всё, а ему - ничего.

- А ты пойди, попроси брата поделиться с тобой, - посоветовала ему хитрая мать.

Пошёл Младший к Старшему и стал просить его поделиться с ним нажитым богатством.

- Играй, и выигрывай, - ответил ему Старший, не любивший своего младшего завистливого и жадного брата.

- Но ты же выигрываешь нечестно! - возмутился Младший.

- Учись и выигрывай, - отмахнулся Старший, вскочил на белого арабского скакуна, о котором мечтал Младший, и ускакал на прогулку.

Вернулся Младший к матери. Поведал он ей, как обошёлся с ним Старший. Мать посочувствовала своему сыну и посоветовала ему сходить к деду.

Пришёл Младший к деду, злому Колдуну. Тот выслушал его и сказал так:

- Нужно проучить Старшего. Ты сходи к отцу, расскажи ему, что делает Старший, как он использует навыки колдовские. Отец услышит это, и накажет его, заберёт всё нечестно выигранное и отдаст тебе.

Так и сделал Младший.

Белый Колдун, который ненавидел несправедливость, вышел из Башни, и пошёл сам во дворец к Старшему. И когда увидел, в какой он живёт невиданной роскоши, страшно разгневался и проклял Старшего страшным проклятием.

Сделал он его Чёрным Колдуном и отправил служить злу, чтобы тот сам на себе понял, что это такое. И перенёс Замок его на Немую Трясину. И населил его Тенями.

Стал жить Старший в Чёрном Замке, стал он Чёрным Колдуном. Отец его потерял всякий интерес ко всему, со злом бороться почти перестал, так что злым Колдунам настало раздолье. Вот почему теперь так много зла.

Младший так ничему и не научился, к тому же не получил он и богатств Старшего, на которые так рассчитывал. Только и досталось ему, что скакун белый.

И тогда от обиды пошёл он к отцу, и всё ему рассказал. О том, как его научили нажаловаться на Старшего мать и дед, злой Колдун.

Только тогда узнал Белый Колдун, кто его жена. Выгнал он её из дома.

А Младший, так ничему не научившийся, стал Серым Колдуном, потому что всё умел делать только кое-как.

И куда-то пропал Серый Колдун. А Старший, ставший Чёрным Колдуном, должен был нести на себе заклятие до тех пор, пока его кто-то в карты не обыграет. А для того, чтобы этого не случилось, Белый Колдун наложил такое заклятие, по которому выиграть у Старшего мог только тот, кто был не человек и не существо.

Потому и не мог никто выиграть тысячу лет, пока не появился в Чёрном Замке красавец Балагула, сын человека и лешачихи, не человек и не существо.

Всё это Чёрный Колдун рассказал Балагуле, а тот поведал мне, по дороге через Гиблое место.

Осторожно обходя белевшие повсюду кости, мы прошли почти половину пути, когда на нас упала тень.

Сначала я подумал, что это опять Чёрный Колдун накрыл нас плащом волшебным, но услышал рядом крик:

- Летит! Летит!

Глава двадцать шестая

Победитель страха

Я поднял голову и увидел, что прямо с неба падает на нас, изрыгая из пастей огонь, ящер.

Огромные крылья с перепонками, похожие на крылья летучей мыши, поддерживали в воздухе многотонную тушу, покрытую блестящей чешуёй, с длинным хвостом, усеянным шипами, о трёх извергающих огонь головах на длинных змеиных шеях.

- Чудище! Чудище! - закричали Домовой и Балагула.

А трёхглавое Чудище развернулось и сделало ещё один заход.

Вот уже несколько Чёрных Воинов упали на землю, обожжённые огнем, исчезли, испарившись без следа три Тени, попавшие в пламя. Покатился по земле Фомич, пытаясь погасить на себе вспыхнувшую одежду.

Лежал на земле Кондрат, а сверху Балагула лупил по нему какой-то тряпкой, сбивая пламя.

Хорошо обученные Чёрные Воины рассыпались по полю и пытались поразить Чудовище на подлете мечами.

Чёрный Колдун развернул свой плащ и звал укрыться под ним.

Но никто не шёл в укрытие, все остервенело пытались сражаться с Чудищем, не желая уступать. Тени бестолково метались по полю, но отважно бросали в гигантского трёхголового змея палки и метали камни, что, впрочем, не причиняло летающей крепости заметного ущерба и беспокойства.

Чёрные Воины действовали более осмысленно. Они построились в каре и попытались забросать Чудище дротиками, большинство из которых отлетели от него как соломинки, но всё же два-три дротика достигли цели, воткнувшись в незащищенное брюхо.

Чудище, обозлённое таким дерзким поведением, выплеснуло на слуг Колдуна целый фонтан огня. Чёрные Воины дрогнули, и каре рассыпалось.

Тени даже не убегали, а если и убегали, то толпой, и когда Чудовище настигало, они несли сразу большие потери.

Оглобля и Фомич, вставший на ноги, выбирали момент для разящего удара, но враг был многоопытен в ратных делах, не зря поле было усеяно костями Воинов. Крылатое Чудище на удар меча не подлетало, взмывая вверх над нашими головами, предварительно выплюнув в нас фонтаны огня из трёх глоток разом.

При этом Чудище прекрасно разбиралось, кто и чем вооружен и, меняя тактику, атаковало по-разному.

Пока я, заворожённый этой страшной красотой боя, наблюдал за происходящим, Чудище развернулось, и я с опозданием заметил, что на этот раз летит оно прямо на меня.

Я отчетливо слышал рёв огня и свист крыльев.

- Беги! Беги! - кричали мне.

Но я встал, расставив поудобней ноги, упёршись покрепче в землю. Когда Чудище, немного поторопившись, выплеснуло огонь к моим ногам, я вскинул обрез и выстрелил из двух стволов.

Тут же меня отбросила на землю горячая волна, волосы затрещали, лицо опалил невыносимый жар...

Когда я с трудом привстал с земли, вытирая обожженное лицо, то увидел, что Чудовище ещё раз разворачивается в мою сторону. Потом услышал почему-то радостные крики, и приглядевшись увидел, что одной головы у Чудища как не бывало.

Но радоваться было рановато, особенно мне. Чудище летело в мою сторону. Я пошарил по земле и подобрал обрез. Быстро загнал в стволы два патрона картечи, взвёл курки и ещё раз выстрелил в налетающую на меня махину...

Очнулся я от того, что кто-то тряс меня за плечо. Я с трудом приподнял голову и увидел склонившегося над собой Балагулу.

- Ничего, - успокаивал он меня, вытирая подолом грязной рубахи моё лицо. - Сейчас подойдёт Борода, и мы тебе смажем ожоги...

Я оглянулся. Чудовище сидело на земле. Я оттолкнул Балагулу и рванулся к обрезу, который лежал рядом, но когда я сунулся по карманам, то патронов не обнаружил. А патронташ я где-то обронил.

Я беспомощно оглядывался, не зная, что предпринять. А к Чудовищу, обступая его со всех сторон, надвигались, сомкнув ряды, Чёрные Воины и воинственно настроенные Тени. Но тут над полем раздался богатырский посвист. Все остановились и оглянулись.

К Чудищу через все поле шёл Оглобля. Без шлема, отбросив в сторону щит, сжимая в каждой руке по мечу.

- Эй! Ты меня помнишь?! - выкрикнул он Чудищу.

- Помнюууу... - прогудело Чудовище, вывалив из оставшейся целой пасти клубы чёрного пара.

- Ты меня тогда испугало, но сегодня - не твой день!

- Иди сссюда... Ближжже... - прошипело Чудовище.

Тут я заметил, что одно крыло у него повисло, и взлететь оно не может. Я злобно порадовался, что мой выстрел попал по назначению.

С другой стороны на помощь спешил Фомич, размахивая мечом, но Оглобля остановил его:

- Не мешай, друг! Это - мой личный враг! Это - мой страх, и победить свой страх я должен сам.

Фомич остановился, но совсем рядом, зорко наблюдая за каждым движением Чудища и сжимая в руке меч, готовый в случае необходимости прийти на помощь.

Теперь они разместились так: перед носом, а вернее, перед двумя оставшимися носами Чудища стоял Оглобля. Справа, чуть в стороне, но готовый в любой момент вступить в бой, - Фомич. С другой стороны, примерно на таком же расстоянии, как и Фомич, - Колдун, накинув край плаща на плечо, внимательно наблюдая хищным и цепким взглядом за происходящим.

Все остальные были чуть подальше, но так же готовы при необходимости немедленно вступить в бой.

Чёрные Воины, воспользовавшись паузой, перестроились. Тени с дротиками в руках были теперь в середине каре, окружённые Чёрными Воинами.

Тишина повисла над полем. Гиблое Место дышало гибелью и гарью.

Оглобля быстрыми шагами приблизился к Чудищу, и завертел с бешеной скоростью мечами над головой.

Чудище закрутило головами, пытаясь понять, откуда последует удар, а Оглобля между тем нырнул ему под брюхо и атаковал его лапы. Он сильно посёк одну, обрубив на ней когти, а вторую глубоко рассёк, разрубив сухожилия.

Чудище взревело, и попыталось опалить огнём Оглоблю, наклонив одну из голов. Но, опалив Оглоблю, оно опалило и себя.

Оглушённый и обожженный, Воин вынырнул из-под Чудища, и вовремя, потому что оно покатилось по земле, воя от ран и ожогов.

Оглобля стоял, ожидая атаки Чудища.

Но тут выскочил вперёд не протрезвевший до конца Балагула, и набросился на Чудище с палкой, молотя его по хвосту:

- Вот тебе, курица несчастная! Не смей моих друзей обижать! - орал он. - Я тебе покажу, откуда хвост растёт!

Хвост Чудища незаметно отодвинулся в сторону, изгибаясь всеми шипами, готовясь к смертельному удару.

Оглобля, опытный воин, закричал Балагуле, предупреждая об опасности:

- Отойди! Отойди!

Но винные пары и отсутствие сопротивления со стороны Чудища лишили Балагулу благоразумия. Он всё так же остервенело молотил по хвосту палкой, и совершенно не видел надвигающейся на него смертельной опасности.

Хвост Чудища взметнулся, наперерез бросился Оглобля, успев вытолкнуть из-под удара Балагулу.

Раздался грозный рык, повалил чёрный дым, взметнулось облако пыли, а когда оно рассеялось, мы ахнули: Оглобля лежал неподвижно, отброшенный в сторону мощным ударом. Балагула сидел на траве, ошалело мотая головой.

Чудище тихо рычало, иногда даже повизгивало. Кусок хвоста у него был начисто обрублен. Очнувшись, оно стало подниматься на раненые лапы.

Фомич тут же бросился на него, а с другой стороны Чёрный Колдун ловко набросил свой плащ сразу на обе головы Чудища.

- Руби его! - закричал Колдун Фомичу.

Но тот стоял, и знаком остановил двинувшихся ему на помощь Чёрных Воинов.

- Ну, мышь летучая! - рявкнул он. - Стряхивай плащ с глаз. Я хочу, чтобы ты кое-что увидел перед смертью. Ну?!

Чудище сбросило плащ и в ярости оглянулось на Фомича.

Тот выставил вперёд щит. Тот самый щит с серебряной подковкой на красном фоне. На нее-то и показывал Фомич Чудищу.

- Узнаёшь подковку? То-то! Мы - Русичи! Мы наследники самого Георгия Победоносца! Нас можно убить, но победить нас никто никогда не сумеет!

И Фомич бросился на Чудище. Ему удалось подойти к нему совсем близко, оно не решалось извергать пламя, боясь ещё раз опалить само себя, а пыталось достать Фомича зубами, ударить лапой или крылом.

Всё это ему плохо удавалось, мешали многочисленные ранения, полученные в жестокой битве. Но всё же оно собралось с силами. Чудище сделало рывок, щёлкнуло пастью, и тут же его голова полетела на землю.

Чудище зарычало, взвыло, забило обрубком хвоста, а Фомич в это мгновение запрыгнул ему на спину и отсёк последнюю голову.

Из обрубка шеи повалил густой чёрный дым. Чудище сморщилось, как воздушный шарик, из которого выпустили воздух.

Фомич, не обращая внимания на радостные крики и на звон приветствующих его мечей о щиты, побежал к Оглобле.

- Ты слышишь?! Слышишь?! Это твою победу приветствуют храбрые воины. Ты победил, Оглобля! Ты победил самого страшного врага - свой страх!

Оглобля медленно открыл глаза и сказал, с трудом произнося каждое слово:

- Это не я... Это вы победили Чудище...

- Мы все победили Чудище, вместе с тобой, а свой страх ты победил сам, в честном поединке.

Оглобля слабо улыбнулся и посмотрел кругом:

- Всё. Ухожу я от тебя, Фомич. Не смогу я тебе дальше помочь. Ты уж извиняй, если что не так. Придётся Кощея тебе одному воевать, без меня. Впрочем, вон сколько у тебя помощников... Если встретишь в Царстве Мертвых... Да нет, не встретишь... Я сам её найду. Куда бы я ни попал... Куда бы я ни попал...

Он замолчал. Оглобля ушёл в самый дальний свой последний поход. А может, продолжил тот поход, который начинается у каждого из нас с рождения: умирать и снова возрождаться, и снова умирать...

Царство Мёртвых - это нечто неведомое...

Ушёл Оглобля. И насыпали посреди Гиблого Места Курган, под которым схоронили отважного Воина, так и не сумевшего вернуть в мир живых свою любимую, и погибшего, помогая вернуть чужую, которую так никогда и не увидел.

- Ну что, пошли? - спросил Чёрный Колдун, когда мы все молча постояли у Кургана, прощаясь с другом. - Вот она, Мёртвая Гора, ждет нас.

Мы все посмотрели туда, куда он показал. Там сверкала полированными гранями абсолютно гладкая Гора. Чёрная, высоченная, крутая, на вершине которой росло такое огромное дерево, что даже снизу его было видно.

- Ну, вот мы и дошли. Ещё немного, и наш путь завершится. Вот там, на верхушке этого Самшита - сундук, - сказал Фомич. - Дело за малым. Залезть на скалу и взять то, что нужно...

Он помолчал, разглядывая Гору, и добавил:

- Если нас допустят...

Мы пригляделись и увидели, что у самого подножья Горы выстроились стройные шеренги Воинов. Их было очень много. Чёрными рядами сомкнулись они вокруг Горы, образуя живой щит. Колыхался над ними целый лес копий, сверкали мечи. Сплошная стена стали и железа преграждала нам путь.

- Всё лишнее оставляем здесь, - распорядился Фомич. - Даже еды с собой не брать, лишнюю одежду оставить. Победим, - найдём чем отпраздновать, а нет, так нас самих вороны склюют.

Быстро собравшись, выбросив без сожаления всё лишнее, мы присели немного отдохнуть перед боем.

Откуда-то сверху, над нашими головами раздалось печальное:

- Ку-ку! Ку-ку!

- Никак наша Кукушка? - вскинулся я.

- Откуда? - лениво отозвался Балагула, сидевший на земле, вытянув ноги и с блаженством шевелил чудовищными когтями. - Да и голос у нее живой, а у нашей противный, механический...

- Кукушка, кукушка, сколько мне лет жить осталось? - спросил я.

- Ку-ку-ку-ку-ку...

Щедрая кукушка отвалила мне столько сотен лет, да так быстро, что я даже со счёта сбился.

- Спасибо, птица! Столько люди на свете не живут, сколько ты мне наобещала! - рассмеялся я.

- А мне сколько лет жить? - высунулся Балагула.

Кукушка молчала.

- Кукушка, кукушка, сколько я лет жить буду?

Опять тишина.

Балагула занервничал:

- Сколько я лет жить буду, птица страшная?! - заорал он, вскакивая на ноги и прыгая около дерева.

- Ты прямо сейчас помрёшь, я тебя сама заклюю! За голос механический! - ответила наша Кукушка, а это была именно она.

- Ты что это без спроса сюда прилетела? - строго спросил её Фомич.

- А кто такие вещи спрашивает? - обиделась Кукушка.

Они о чем-то спорили, галдели. А я прикрыл глаза и вспомнил, как вошёл впервые в Сторожку...

Всего два-три дня назад у меня была другая жизнь, совершенно не похожая на эту: фантастическую, наполненную опасностями и приключениями.

- Вставай! Битву проспишь! - крикнули у меня над ухом.

Глава двадцать седьмая

"Есть упоение в бою..."

Я вскочил и увидел движущуюся на нас лавину вражеской армии. Но испугаться времени не было. Фомич и Чёрный Колдун расставляли наших бойцов в каре.

По краям поставили Чёрных Воинов, которым повязали на рукава белые шарфы, чтобы в бою своих не посечь.

Кондрату и Балагуле на этот раз поручили выносить из боя раненых, помогать Бороде. Они попытались спорить, но Фомич только рукой махнул.

Наше маленькое войско, построенное треугольником, повёрнутым острым углом к врагу, стояло на месте, ожидая.

Воины Кощеевы надвигались всё ближе, ближе... Качались выставленные вперёд копья, казалось, слышен уже мерный шаг чёрных шеренг...

Вдруг, не дойдя до нас, эта лавина, которую, казалось, ничем не остановить, сама застыла как вкопанная.

Первая шеренга расступилась. В образовавшееся в рядах пространство выехал верхом на белом коне всадник. Он был весь в сером, с длинным копьём в руках.

Всадник выехал на середину между шеренгами своих воинов и наших, поднял вверх руку и прокричал:

- Вызываю на поединок! Выходи, кто смелый!

И поднял коня на дыбы, удерживая его так уздой.

- Вот балбес, коня портит, - зло пробормотал Чёрный Колдун. - Знаете это кто? Это - мой братец, Серый Колдун.

И не сказав больше ни слова, сбросил с плеч свой плащ мне на руки, а сам пошёл, почти побежал, навстречу всаднику, через всё поле. Почти без доспехов, с непокрытой головой, без лошади, без копья, с одним мечом в руке, даже щит не взяв.

Мы ахнули от такого безумного поступка. Враги же наши, наоборот, возликовали, застучали мечами о щиты, разразились победными криками и придвинулись ближе. Мы продвинулись на такое же расстояние.

Чёрный Колдун подошёл почти вплотную к брату. И тут случилось самое невероятное: он вложил меч в ножны.

Брат же его, не обращая внимания на то, что противник безоружен и беззащитен, направил коня вскачь прямо на Чёрного Колдуна, целясь копьём ему в сердце.

Взметнулась пыль, и всем нам показалось, что длинное копьё пронзило Чёрного Колдуна насквозь...

Серый Колдун едва не вылетел из седла, пронзив пустоту, перед ним никого не было, а Чёрный Колдун стоял у него за спиной.

- Ты с кем это воюешь, братец? - спросил он насмешливо всадника.

Тот яростно вскрикнул и ещё раз развернул коня на брата. Конь всхрапнул, и понёсся, только пыль столбом...

Чёрный Колдун даже не пошевелился. И только когда кончик копья уже коснулся его груди, он просто хлопнул в ладоши...

Взвилась пыль чёрной тучей. А когда она осела, - мы увидели Чёрного Колдуна уже верхом на белом коне, а брата его - сидящим на земле, тыкающего копьём куда-то в воздух, воображая себя всё ещё сидящим в седле.

Чёрный Колдун подъехал к нему, похлопал по голове, прикрытой шлемом, мечом, держа его плашмя:

- Не бери чужого! - пожурил он брата. - Сколько тебя, мелкого пакостника, учили? Зачем моего коня взял? Не по Сеньке шапка! Вставай, что лежишь? Давай продолжим. Ты же просил поединка...

- Это нечестно! - заорал, вскакивая, Серый. - Что это за поединок?! Ты верхом, а я - пеший!

- Да неужели нечестно? - издевательски удивился Чёрный Колдун. Только что всё было наоборот, и ты даже не вспомнил о честности. Ну да что же, будь по-твоему, если ты так говоришь. Не стоило бы, но я слезу.

Чёрный Колдун соскочил с коня, пронзительно свистнул, конь звонко заржал, встал на дыбы и... исчез.

Чёрный Колдун со свистом рассек воздух мечом и сказал:

- Ну, давай, подходи поскорее, братец. Сегодня мне очень некогда. Да и бесполезно тебе ума вкладывать, если за столько лет не вложили. Давай сегодня мы с тобой все наши семейные отношения и закончим...

Не дождавшись конца его слов, не дожидаясь, когда брат поднимет меч, Серый бросился вперёд, осыпая его градом ударов.

Длинное копьё, мешавшее в пешем бою, он отбросил в сторону, рубился мечом, прикрываясь большим щитом.

Но его брат взялся за дело всерьёз: двумя мощными ударами он рассёк щит брата пополам, третьим ударом сбил с него шлем, потом с печальным звоном разлетелся на куски меч Серого и безжизненно повисла рука.

Чёрный Колдун подошёл к нему вплотную, опрокинул брата на землю ударом кулака и занёс над ним меч.

- Пощады! - истошно завопил Серый Колдун.

Воинство Кощея возмущённо загудело, а в наших рядах раздались дружный смех, улюлюканье, свист.

- Ну-ка, встань! - велел Чёрный Колдун.

Серый осторожно поднялся, пугливо скосившись на меч в руках брата.

- Повернись! - скомандовал тот.

Серый помедлил и повернулся к брату спиной, втянув голову в плечи, ожидая смертельного удара.

И удар последовал.

Правда, не смертельный, но весьма ощутимый. От пинка под зад Серый пролетел носом по пыли Гиблого места и замер, распластавшись на земле.

- Вперёд, Чёрные! - скомандовал кто-то в стане Воинов Кощея.

И они двинулись на нас чёрной стеной, наклонив копья. Правда, уже не такими стройными рядами, как вначале, поражение их военачальника подействовало.

- Не двигаться! - взял на себя командование нами Чёрный Колдун. Стоять на месте! Стрелять из луков!

Осыпаемые градом стрел и дротиков, Кощеевы воины несли огромные потери, но шли вперёд упрямо и упорно.

Вот они уже почти рядом.

Вот уже копья вплотную...

- Вперёд! - закричал Фомич, разметав частокол ощетинившихся копий, и врезаясь в ряды Кощеевых воинов.

- Дай-ка мне мой плащ... - протянул руку Чёрный Колдун.

Я протянул ему плащ, он развернул его и бросил в воздух. Плащ поплыл, распластавшись чёрной птицей над полем битвы, становясь все больше и больше...

Вот он завис над воинами Кощеевыми, и плавно опустился на них сверху. И произошло чудо: мы видели их совершенно отчетливо, а они словно ослепли: метались, натыкались один на одного, рубили друг друга...

- Ну что, Балагула?! Отслужил я тебе хотя бы малость?! - весело прокричал Чёрный Колдун.

- Спрашиваешь! - отозвался Балагула, вглядываясь в сражение, и от нетерпения скрёб ногтями ног землю.

- Вот и славно, дружище, - тронул его за плечо Чёрный Колдун. Пойду я, пожалуй, разомнусь...

Чёрный Колдун обнажил меч и последовал в гущу боя за Фомичом. Я двинулся за ним. Может быть, я был и не очень умелый воин, но сейчас каждый меч был на счету.

И вдруг Черный Колдун, который шёл впереди меня, остановился и стал падать. Я подбежал и увидел в спине у него рукоять кинжала.

Оглянувшись, я увидел Серого Колдуна, убегающего в сторону своих, спешащего скрыться в рядах Кощеевых Воинов.

Крикнув Балагуле и Бороде, чтобы они помогли Чёрному Колдуну, я бросился вдогонку за Серым.

Ярость прибавила мне сил. Я догнал его в три прыжка. Он только и успел, что оглянуться. Меч мой описал дугу, и голова Серого покатилась по пыли. Обезглавленное тело сделало еще пару шагов, постояло, и рухнуло, выбросив вперед руки.

- Серого Колдуна убили! Серого Колдуна убили! - молнией пробежало по рядам сражавшихся.

И Кощеево Воинство дрогнуло. Шаг за шагом они стали отступать, теснимые нами. Вот мы уже прижали их к самой Мёртвой Горе. Их задние ряды упёрлись спинами в её полированные склоны.

Казалось ещё чуть-чуть... Ещё самая малость...

Бой пошёл не на шутку. Колдовство плаща кончилось, и шла уже не битва - сеча. Теперь я понял, что это такое: никто уже не фехтовал. Никто не куражился воинским искусством, на искусные выпады ни у кого не оставалось сил. Все устали и рассвирепели. Теперь просто секли один другого мечами яростно и свирепо безо всякой пощады.

И всё же, несмотря на отчаянное сопротивление, нам удалось смять первые ряды врагов, они полегли, как трава под взмахами косы.

Казалось, что победа вот она, рядом, мы уже держим её в своих руках, но тут из-за Горы, обойдя её с двух сторон, нам в оба фланга разом ударили два отряда Кощеевы, спрятанные в резерве, в засаде.

Отряды были не очень многочисленные, но зато отлично обученные. Левый отряд возглавлял Белый Всадник, навстречу ему, с большим трудом, но всё же успел развернуть искусным воинским маневром часть наших воинов Фомич, чем значительно ослабил удар. Но всё же этому отряду удалось отсечь от остальных часть наших Воинов во главе с Фомичом.

А на нас справа летел отряд, во главе которого выделялся смутно знакомый мне рыцарь со змеиной головой.

- Двупалый! Двупалый! - закричали наши Воины.

- Развернулись! Фронтом! - с удивлением услышал я свой собственный голос, раздающий команды.

Худо-бедно, но мне удалось, как и Фомичу, развернуть часть наших бойцов и против второго отряда, которым командовал Двупалый.

Развернуться мы развернулись, но нас окружили. Теперь все три наших небольших отряда сражались каждый в полном окружении.

Наши ряды таяли, многочисленный враг пересиливал.

И когда мне уже показалось, что всё, конец, нет сил не то что для удара, а просто для того даже, чтобы поднять меч, - в это время, торжественно и призывно, пропела над полем боя серебряная труба.

Это было так неожиданно, что всё на поле битвы остановилось на мгновенье, оглянувшись на этот звук.

Посреди поля стоял Витязь в блестящих доспехах. Он запрокинул голову и трубил сигнал. А за его спиной разворачивались в боевые порядки, выставив вперёд копья, загородившись червонными щитами, знакомые Витязи из Кургана.

Воодушевленные неожиданной помощью, мы ринулись вперёд с удвоенной силой. Вот тут-то я и получил удар по голове чем-то тяжёлым...

Когда я очнулся, надо мной стоял рыцарь со змеиной головой. Он ждал, когда я приду в себя.

Я машинально нашарил на земле рукоять боевого меча, но поднять его у меня сил уже не было.

- Что, ослаб?! - усмехнулся Двупалый. - Знаешь, кто я? - он посмотрел на меня и с удивлением спросил. - Неужели это ты убил моего брата - Трёхпалого?!

Я молча кивнул. Отпираться было стыдно, а ответить не было сил. Чтобы не упасть перед ним, я опёрся на руку и натолкнулся ладонью на приклад своего обреза, который уронил в пылу боя.

Двупалый, собираясь разрубить меня пополам, взмахнул надо мной тяжёлым мечом, держа его двумя руками...

- Как же надоели вы мне, твари беспалые... - с трудом прошептал я, нажимая на курки обреза.

Он постоял ещё несколько мгновений, выронил меч, наклонив голову, удивленно рассматривая Гиблое Место сквозь дырку, которую проделала в нем картечь. Потом он поднял невидящие уже глаза на меня и упал замертво.

Только тогда я опять услышал шум боя. С трудом привстал и огляделся.

Часть Кощеева войска добивали у склона Мёртвой Горы, которая полностью оправдала своё название, поскольку была завалена у подножия горой тел.

Небольшому отряду удалось вырваться, и он отходил в сторону Терновых Зарослей, никем не преследуемый.

Остатки войска Кощеева сложили мечи, а поскольку дрались они достойно и не по своей воле, их всех отпустили с миром, отобрав оружие.

Витязи из Кургана потерь почти не понесли, зато Чёрные Воины Колдуна, участвовавшие в битве с самого начала, понесли большие потери, а оставшиеся в живых были почти все ранены. Теней вообще практически не осталось.

- Погиб Чёрный Колдун, - сказал подошедший Борода. - Перед смертью он велел передать Балагуле, что всё, что в Замке, под Замком и сам Замок всё это его, Балагулы. И ещё он сказал, и просил передать всем, с кем он шёл в бой, что сегодняшний день был самым настоящим днём в его жизни...

Я подумал, что для меня, возможно, этот день тоже станет самым настоящим днём в моей простой жизни.

- А на фига мне всё это богатство? На фига мне этот самый Замок, если Чёрного Колдуна там не будет, - захлюпал носом Балагула. - С кем я в карты буду играть? С Кондратом можно и в погребе в дурака резаться...

И он отвернулся.

Тем временем надвигался вечер, наше время было на исходе, и мы решили не откладывая штурмовать Гору.

Глава двадцать седьмая

Пещера Кощеева

Посередине Мёртвой Горы была площадка с пещерой Кощея. Её хорошо было видно снизу. По скользким склонам карабкаться было совершенно бесполезно. Пробовали вставать друг другу на плечи, но, прикинув высоту, на которую нужно было подняться, отказались от этой идеи...

Тогда к Фомичу подошёл самый старый из Витязей и стал ему что-то говорить, показывая на тела убитых.

Я подошёл поближе и услышал:

- Если кто неправому делу служил, пускай хотя бы поневоле после смерти правому делу послужит, а те, кто по своему разумению правому делу служил, тот с радостью и после смерти ему послужит...

Фомич глубоко задумался, потом махнул рукой, и к Мёртвой Горе стали сносить тела погибших.

Росла страшная пирамида мёртвых тел. Всё выше, выше...

Фомич отбирал отряд для последнего штурма.

- Мне нужно немного людей. Площадка маленькая, много народа на ней не поместится, только мешать будем друг другу.

Он позвал с собой нескольких наиболее отличившихся воинов, Витязь сам отобрал среди своих.

- Мы тоже с тобой туда, на Мёртвую Гору пойдём, - заявили категорически Балагула, Кондрат и Борода.

- А вы-то куда?! - удивился на них Фомич.

- А куда ты нас привёл, туда мы и просимся, - стояли на своём упрямые друзья. - Куда мы с боями дошли.

Фомич молча согласился. И мы полезли вверх, к Пещере Кощея, по страшной этой пирамиде.

Идти было жутко и неудобно. Я никак не мог заставить себя смотреть под ноги, и по этой причине чуть пару раз не сорвался вниз...

Мы стояли наверху пирамиды, до площадки было рукой подать.

Фомич подал знак, и мы выскочили на площадку, размахивая мечами в пустоте, ожидая жесточайшее сопротивление, но не натыкаясь на вражеские мечи.

Нас встретили ... смехом!

На площадке, небрежно прислонившись спиной к Пещере, стоял молодой парень в отличном, вполне современном и даже элегантном костюме, похожий на банкира, или политика. Он стоял и хлопал в ладоши:

- Браво! Браво! - приветствовал он нас. - Какое мужество! Какая отвага! Столько храбрых воинов сразу на одного безоружного!

- Ты - Кощей? - недоверчиво спросил его Фомич.

- Каюсь, каюсь, я - Кощей. А вы пришли меня убивать? - продолжал хохотать парень. - Я уже должен бояться?

- Вот именно, - твёрдо заявил Фомич.

- И как вы себе это великолепное действо представляете? - спросил, откровенно давясь усмешкой, Кощей. - Как вы меня, безоружного, убивать будете? Неужели у кого-то из вас рука поднимется?