Газета День Литературы # 140 (2008 4)

Игорь Тюленев “В ГРАНИЦАХ РУСЬ И В БЕРЕГАХ СЛАВЯНСТВО!”

СВЯТО-ВВЕДЕНСКИЙ ТОЛГСКИЙ

ЖЕНСКИЙ МОНАСТЫРЬ

Лежала Волга рыбой в стороне,

Рассвет, как сокол, на неё спустился.

О, Присно Дева! Я в монастыре

Пред ликом золотым Твоим молился.

Какой я грешник? Знаю, знаю сам.

Мне дальше паперти не стоило соваться.

Но за спиною братья по стихам,

Которые и плачут, и постятся.

Монахини поют, как стайка птиц,

У каждой из певиц по Божьей ноте.

Вдруг падаю, как перед плахой, ниц,

Услышав глас: – Без Бога вы живёте!

Как воины стоят свеча к свече,

Их огненные шлемы полыхают.

И тени на церковном кирпиче

Коня Георгиева под уздцы хватают.

Не на меня занесено копьё

Святое – на поверженного Гада.

Я русский, значит – это всё моё:

И монастырь, и каждый кедр из сада.

И звонница и Волжские врата,

И сорок шесть монахов убиенных

Литовцами. Ять в книгах и фита,

И даже галки на мирских антеннах.

Здесь исцелился Грозный Иоанн.

От язвы моровой спасались земли…

И я лечился от словесных ран.

За города молился и деревни.

О, Пресвятая, Отчину спаси!

На тихой Пристани народного терпенья.

В себя – Христа вместившая, прости

Поэту очарованному – пенье.

ОБЛОМ

Воробьям и синицам облом!

Нынче царство бомжей и ворон.

Поделили дворцы и помойки,

С четырех наступая сторон,

Захватили столицу и трон –

Да и Кремль взяли после попойки.

Батьковщина! Отчизна! Страна!

Ты родному глаголу верна,

Отчего же картавые Карлы

Твоего отхлебнули вина?

Отказалась от нас старина,

У врагов на рогах наши лавры...

На Дону опускается пыль,

Промахнулась, попавши в Сибирь,

Ледяная казацкая лава...

Перед сном открываю Псалтырь,

В глубину погружаясь и вширь,

Русский Бог там и слева, и справа...

Ну, а в жизни – облом и отрава.

ТАВРИДА

Машина просвистела сквозь страну,

Потом другую, ну а в третьей – встала,

Где лукоморье радугу-дугу,

Словно хомут, на шее моря сжало.

Как билась черноморская вода,

И в сивой пене сила иссякала.

Чтоб этот миг оставить навсегда,

К душе бумаги приложил я жало.

Графит прожёг, а вслед за ним глагол

Ударил… и остался отпечаток.

Я в море встал, как подъяремный вол,

И потащил его, от шторма шаток.

Дельфины ли, царевны водных сфер,

В моих кудрях как в кущах разыгрались.

Входили три страны в СССР,

Потом входить в СССР не…

Сталин,

Сказали, что виновен в этом был.

Недавно говорили же другое…

Я море на себе домой тащил,

Как при пожаре тащат дорогое.

В МОРОЗНЫЙ ДЕНЬ

Мы шли с отцом под небом сизым

Мимо лесов и лагерей.

Отец мой не внимал капризам

Слезинки крохотной моей,

Что падала на лёд калёный,

На камский, на декабрьский лёд.

Он был, словно пирог слоёный,

Пирог с торосами вразлёт.

Я снегом охлаждал ладони,

Когда их обжигал мороз.

Стволы, как белые бидоны,

Звенели в рощице берёз.

На белом фоне – дни неярки,

Хотя и видно далеко…

Да нам бы с батей литр солярки,

Чтоб костерок разжечь легко.

Растворена вблизи дорога

Позёмкой бьющей поперёк.

Отец сказал: – Уже немного

Осталось. Потерпи, сынок!

В лесу трещали лесорубы.

Я был почти полуживой.

Но я терпел, сжимая зубы,

Рычал, как пёс сторожевой.

Так шли мы к бабушке в деревню

По Каме мимо пристаней,

На спины щуки и тайменю

Ступая обувью своей.

ПОЭТЫ

В последнем шарфике и брюках,

Не огрызаясь на людей,

Купаются в небесных звуках,

Но спят в объятиях б…дей.

Гася с утра "сушняк" рассолом,

Хватают острый карандаш

И пишут снова "в рощах голо",

Стакан бросая в свой ягдташ.

Певцам здоровье не помеха,

В почти отсутствии его.

Две комнаты из слёз и смеха

Не разделяет ничего.

Для них дуэль и пистолеты.

Для них остроги и тюрьма.

Они никто – они поэты!

Кипит в их жилах свет и тьма.

Уральские беседы

"... московские евреи

о Мандельштаме говорят"

Д.Веденяпин

С рогатиною на медведя

Отец ходить нас научил!

Но мы не стали злее зверя,

Не тронув Осипа-еврея,

Который к нам по Каме плыл.

Сушили тельники на рее,

Кидали в топку уголёк...

Раздольно – "Любо, братцы" пели,

А в говорильнях не умели

Возвысить русский говорок.

О Пастернаке, Мандельштаме,

О Бродском, этом и другом, –

Мы вспомнить не могли без штампа.

Что взять с уральского кацапа,

Который крутится волчком...

Сгорая на семи работах,

Но не сгорая до конца,

Слова царапая в блокнотах,

Хотелось на своих "болотах"

Спросить московского скворца.

Услышать "умную" беседу

О Заратустре и Бо Сё.

Остротой срезать ус брюнету,

От Ницше перейти к памфлету,

Потом к буфету... то да сё...

Я б рассказал о лапах зверя

В которых наши дни трещат.

И про Есенина Сергея...

Ну почему со мной евреи

О Пастернаке говорят?

***

Владимиру Бондаренко

Мы пили в Коктебеле и Москве

С тобой за Одиночество Отчизны.

Пусть наши девы корчатся в тоске,

Пока мы говорим с тобой о жизни.

Пусть кровь раба из росса выйдет вон!

Из тигля Русской Славы – испарится…

Пускай колеблют олимпийский трон

Восторженные молодые лица.

Пусть разгорятся угольки в золе

От речи, разрывающей пространство,

Затем, чтобы оставить на Земле

В границах Русь и в берегах Славянство!

ДИЕТА

Опять остался без обеда,

Без мяса, пиццы, без еды.

Для похудания диета

Жрёт, словно тля, мои сады.

Молочные глотает реки,

Кисельные пьёт берега.

И потому варяги в греки

Не проплывут здесь никогда.

А ну его бороться с весом.

Скажу вам прямо – с естеством!

Я толщину зову прогрессом,

А похуденье – баловством.

Худые – злые, точно черти,

Готовы лаять на собак.

А полные, уж мне поверьте,

Добры – хоть умный, хоть дурак!