Владимир Коробов ПОЗДНЯЯ ГРОЗА



Стихи Владимира Коробова – это трепетная, проникновенная поэзия, и в то же время глубокая, порой наполненная отзвуками Серебряного века, хотя в целом это совершенно современный поэт.


В его лирике – озарения, открытость, русская обнажённость души сталкивается с реалиями нашего жестокого времени. Но поэт не выпячивает эти реалии, а даёт знать о них косвенно, отдельными деталями, что не нарушает целостного лирического настроя, пронизанного нежным сочувствием всему живому, – "что пришло процвесть и умереть", – полного яркими ассоциативными образами. "Как ты попала в ад из сада?" – говорит он о бабочке, случайно залетевшей в окно электрички. Такой, казалось бы, неприметный случай. Но истинность поэтического дарования и состоит в том, чтобы рядовое явление жизни суметь наполнить мощной, реально ощутимой символикой. "Ад" и "сад" (иными словами "рай") существуют в мире поэзии Владимира Коробова одновременно. В этом, на мой взгляд, одна из существенных черт его лирики. Внимание поэта привлека- ют мельчайшие приметы сегодняшней российской жизни (от уличного скрипача в московских подворотнях – до глубинки), которые служат ему отправной точкой в поэтических медитациях. Стихотворение "В больничном саду" (о больном ребёнке) пронизано тихой приглушённой грустью, хотя отнюдь не пессимистично:


“Души ранимые прозренья


Помогут мир открыть ему”,


– так оканчивается стихотворение. Природа, любовь, человеческая душа в её истинности – вот что ценно на земле, ибо на дне человеческой души таится божественная искра.


Несомненно, лирика Владимира Коробова по своему духу, по своему настрою, по своей способности к состраданию глубоко укоренена в традиции русской литературы. Вся поэтическая аура его творчества говорит об этом.



Юрий МАМЛЕЕВ



***


Пройдёт семейство молдаван


С гармоникою по вагонам.


Объявит диктор: Тёплый стан,


И сердце отзовётся стоном


На стон поруганной страны,


Гармоники сентиментальной,


Где чувство собственной вины


Смешалось с нищетой повальной,


Где нет отныне братских уз,


А равнодушие и злоба,


И, где навек почил Союз,


Свобод и прав стоит трущоба...



Но если ты и преуспел


В давильне на исходе века,


Не думай, что остался цел,


Ты всё равно душой – калека.


СРУБЛЕННОЕ ДЕРЕВО


Как часто дереву случалось,


Когда придёт его пора,


Цвести в саду.


Но оборвалась


Жизнь под ударом топора.


С тех пор прошло и лет немало,


И сад зарос давным-давно.


Но я запомнил, как лежало


И мёртвое цвело оно...



СОН


Памяти мамы и брата


Чайная Горка. Черешни в цвету.


Март расстилает туман по оврагам.


Переступив незаметно черту,


В детство войду нерешительным шагом.



Странно бродить в этом сумрачном сне


По сорнякам босиком в огороде.


В хрупкой, сырой и далёкой весне


Вновь оказался я, Господи, вроде?



Мать улыбается, смотрит в окно.


В дверь постучу – встанет брат на пороге.


Прошлое крутится, словно кино,


Где все герои сопьются в итоге...



Как мне спасти их, вернувшись назад?


Правду от них я старательно прячу.


Только войдя в наш черешневый сад,


Не удержусь вдруг и горько заплачу.



***


Заденет бабочка крылом –


Ты отшатнёшься с непривычки:


Она впорхнула с ветерком


В окно летящей электрички.



И ты замрёшь, едва дыша


Среди дорожного надсада.


Лугов нарядная душа,


Как ты попала в ад из сада?



И за какой невинный грех


Тебе судьба – стать горсткой пыли?


Я выпущу тебя при всех,


Чтобы не мучилась в бессилье.



Пока ещё не так темно,


Пока ещё в разгаре лето,


Лети и ты, душа, в окно


За бабочкой в потоке света.



***


Л.


Лёгкий снег в начале


Стал дождем в конце,


Словно след печали


На твоём лице.



Ивы у дороги


Тянутся к реке –


Это след тревоги,


Слёзы на щеке.



Осень, захолустье,


Поздняя гроза –


Нежности и грусти


Полные глаза.



Родина, и поле,


Ветер в камыше –


След любви и боли


На твоей душе.



***


На улице метелица,


И снег летит, шурша...


Глядишь, ещё шевелится,


Болит ещё душа.



Заблудшая? пропащая? –


Прохожим невдомёк,


На самом дне таящая


Небесный огонёк,



Что с силою нездешнею


Несёт бессмертный свет


Сквозь плоть окоченевшую


И жизни этой бред,




Чтоб совесть в ярком пламени


Сияла, горяча, –


В пустой и зябкой храмине


Последняя свеча.



ГРОЗА НАД МОРЕМ


Мелькнувшая чайка уколет – как спица,


И, вскрикнув тревожно, вдали растворится.


Залив расплывётся сквозь линзы слезы,


И сдавит мне горло волненье грозы.



Тогда я увижу как будто впервые:


Морские валы и холмы вековые,


Вознесшихся скал ножевые зубцы


И молний жестоких на небе рубцы.



Поднимется буря! И моря громада


Обрушит на берег безумное стадо,


И ветер завяжет в седые узлы


Непрочные узы волны и скалы.


А там, где воздвигнулись горы высоко,


Прокатится эхо грозы одиноко...


И море покроет туманная хмарь.


И дождь, как шарманка, навеет печаль.



***


Уличному скрипачу


Блаженна калеки улыбка –


Он рад приближенью весны –


Рыдай, одинокая скрипка,


На злом пепелище страны,


Рыдай в подворотнях московских


И на площадях городских,


И, вместо курантов кремлёвских,


Рыдай в наших душах пустых.


Пусть робко, и жалко, и хрипло


Играет калека-скрипач,


Рыдай, одинокая скрипка,


По нищенке-родине плачь!



***


В Москву! В Москву!


А что в ней делать?


Москва такая ж глухомань...


Заря за окнами зарделась –


Больная чахлая герань.



Об этом грезилось нам разве


В лугах, где травы и цветы?


В столице суетной погрязли


Провинциальные мечты.


Нет, лучше бы, чем здесь скитаться,


Лысеть и стариться, друг мой, –


В цветущей юности болтаться


В петле курчавой головой.



***


"Подайте слепому за ради Христа!" –


Разносится в поезде эхо.


А в окнах вагона слепит красота –


Для зрячих пустая потеха.



Уткнувшись в газету, зевает юнец.


Семейство жуёт и скучает.


Зачем ты придумал мир этот, Творец?


Никто никогда не узнает.



Одним – от рожденья по гроб темнота,


Другим – видеть свет, как привычка...


"Подайте слепому за ради Христа!" –


Грохочет в полях электричка.



В БОЛЬНИЧНОМ САДУ


Н.А.


Больничный сад зарос травою.


Сжигают мусор у оград.


И над опавшею листвою


Последний кружит листопад.



И там, в осеннем запустенье,


За лёгкой дымкой пустоты,


Ребёнок, напрягая зренье,


Следит, как падают листы.



Его глаза сквозь толщу стёкол


Едва улавливают их.


Но, озираясь одиноко,


Он, может, счастлив в этот миг?



Ему так хочется запомнить


До бесконечных мелочей


И сад болезненно огромный,


И листопад, совсем ничей...


Потом, когда больное зренье


Устанет всматриваться в тьму, –


Души ранимые прозренья


Помогут мир открыть ему.



***


Л.


Твои волосы с рыжим отливом,


Развеваясь, по ветру летят.


Над пустым и остывшим заливом,


Как плавник, розовеет закат.



Позабылись здесь дрязги мирские,


И не помнит душа о тоске,


Только катятся волны морские,


В золотом зарываясь песке.



ВОЗВРАЩЕНИЕ


Холодная осень... А Бунин – с афиши


Глядит недоверчиво: может, во сне


Он видит Россию, московские крыши,


Знакомые улицы в рыжем огне.




Родные названья! Волхонка. Ордынка.


Но дальше – чужие на всём имена.


От Божьего храма и старого рынка


Остались руины. Не те времена.



Он смотрит устало, с тоской эмигранта,


На милую родину, прах деревень,


Кладя на алтарь непомерность таланта,


Как странник кладёт свою ношу на пень.



А там, в небесах, так легко и маняще


Летает, как прежде, всё та же листва,


И дождик идёт затяжной, леденящий...


Холодная осень. Россия. Москва.



***


Уже ты, брат, заматерел:


Легко и просто


Глядишь на Божий мир в прицел


Креста – с погоста.



Друзья и недруги лежат


В могилах рядом.


И птицы черные кружат


Над гиблым садом.



Но не возьмешь нас на испуг,


Мы тёрты, биты.


Вот здесь лежит мой лучший друг,


Травой увитый,



А там лежит мой лучший враг


Под толщей глины –


Соединил один овраг


Две половины.


Настанет день, настанет час,


Подам им руку...


Ну, а пока, ну, а сейчас


Стерплю разлуку,



Налью горчайшего вина


В стакан – до края,


И повторю их имена,


С них пыль стирая.



***


В веке проклятом, двадцатом


Я хочу ещё пожить


И на мостике горбатом


Постоять и покурить.



Прежде, чем в тысячелетье


Новое перешагнуть, –


Всех, кто сгинул в лихолетье,


Поимённо помянуть.



И глядишь, за этим списком


Час пройдёт, за ним другой...


Жизнь касаткой низко-низко


Промелькнёт передо мной –



Не догонишь, не поймаешь,


Не разлюбишь, не вернёшь,


Ничего в ней не исправишь,


Ничего в ней не поймёшь.



ПОЭТЫ


Кричали с эстрады о вечном,


Горланили спьяну стихи,


А сами, как стадо овечье,


Пугались любой чепухи.



Метались, толкаясь в загоне,


Терпели и стужу, и грязь...


Им снились крылатые кони,


Что мчали их к славе, клубясь.



Но время, листая страницы,


Развеяло многое в прах,


Лишь слов золотые крупицы


Лежат на Господних весах.



***


Сшивай небесное-земное


Своими нитями, снежок,


Воображение ночное


И тот, из детства, бережок,


Где в синеве маячил парус


И обещал, не то что б рай, –


Волны разбившейся стеклярус,


Тавриды богоданный край;


Латай, затягивай потуже,


Всё то что сбылось – не сбылось


Кольцом январской лютой стужи


Скрепляй, что сшить не удалось –


И обретенья, и утраты,


Надежд цветные лоскуты,


Накладывай зимы заплаты


Поверх зловещей пустоты,


Баюкай музыкой сознанье,


Прикосновением лечи...


...Ложится снег, как подаянье,


В беззвёздной нищенской ночи,


И под немое это пенье


Всё мается, едва дыша,


Наивной верой в Воскресенье


Заледеневшая душа.

Загрузка...