Где Бог когда я страдаю?

Взгляните на наш общий дом — на землю. Посмотрите, как прекрасен закат: яркие краски постепенно сменяются нежнейшими пастельными оттенками. Или постойте босиком на берегу океана, зарыв ступни в мокрый песок, ощутите брызги набегающей волны. Всмотритесь в рисунки на крыльях бабочек: крохотные лоскутки небесной ткани имеют десятки тысяч вариантов окраски. Какой художник создаст подобное? Легко верить в любящего Создателя, находясь среди прекрасных творений.

Однако то же самое солнце, которое расцвечивает закатное небо, дотла выжигает растительность на африканской земле, обрекая людей на голод и смерть. Ласковые волны прибоя, ритмично набегающие на берег, во время шторма обретают дикую смертоносную силу, губя людей и сметая прибрежные деревушки. А безобидные красочные создания, порхающие среди цветов, живут всего пару недель — они лишь часть безжалостного цикла жизни и смерти, которому подчинена природа. Природа — нам не мать, она наша падшая сестра. Земля, хоть и остается венцом Божьего творчества, являет собой сильно подпорченный шедевр.

А как же люди? Человечество дало нам Баха и Бетховена, Лютера и Гете. Но ведь Гитлер, Эйхман и Геринг — тоже представители человечества. Моя родина, США, в политический фундамент которой заложены принципы свободы, узаконенные в Билле о правах, прошла через рабство и гражданскую войну. В каждом из нас мудрость, творческое начало и милосердие соседствуют с лукавством, гордыней и эгоизмом.

То же самое относится и к боли. При ближайшем рассмотрении она кажется верным другом. С точки зрения узкого специалиста — скажем, биолога — болевая система являет собой одно из поразительных творений. Нервная система, несущая отпечаток гения Творца, подобно шедеврам Рембрандта, вызывает восхищение и благоговение.

Но, как правило, собственную боль мы неспособны воспринимать теоретически. Своя боль не вызывает радостного изумления. Когда у нас есть возможность связать каждый болезненный сигнал с конкретной причиной, то болевая система выглядит разумной и совершенной. Но если взглянуть на человечество с высоты истории, то вырисовывается совсем другая картина: миллионы людей неумолимо движутся к смерти, страдают от голода, истекают кровью и изнемогают от болезней. И тут проблема страдания встает перед нами в полный рост.

Боль и страдание нельзя свести исключительно к физиологии нервных клеток. Существует и косвенное воздействие боли: она сокрушает душу наполняет ее отчаянием и безнадежностью. Почему жизнь одних омрачена артритом, раком или врожденными пороками, а другие доживают до семидесяти лет в полном здравии? Поэт Уильям Блейк так выразил сущность земного бытия: «Под стоны матери и плач отца пришел я в этот мир, где опасностям нет конца…».

Философы обожают рассуждать о страданиях человечества, будто всю земную боль можно по каплям собрать в один котел и предъявить Богу: «Вот, мол, вся боль и муки земли. Что Ты, Господи, скажешь в Свое оправдание?» Но, как заметил герой романа Достоевского Иван Карамазов, боль касается каждого в отдельности. А незаслуженное страдание даже одного–единственного человека ставит вопрос о боли намного острее, чем формулируют его философы. Высшая гармония не стоит слезинки хотя бы одного замученного ребенка, считает Карамазов.

Может быть, боль задумана в качестве прекрасной защитной системы, но что–то на земле пошло не так и боль вырвалась из–под контроля. Теперь давайте определимся с терминами: под болью мы будем понимать защитную систему организма, а говоря о человеческих несчастьях, будем использовать слово страдание. В конце концов, больной проказой боли не ощущает, но страдает сильно.

Конечно же, встречаются люди, которым не довелось испытать острой физической боли, но любой из нас сталкивался со страданиями, причиной которых бывают несовершенства характера или внешности, разрушенные отношения, мрачные события детства, удушающее чувство вины. Чтобы понять страдание нужно отойти от микроскопа: он хорош для того, чтобы показать, как исправно откликаются на раздражители нервные клетки. Но сейчас речь не об этом. Нам придется посмотреть в лицо людям, которые изнемогают от страдания. И тогда вопрос «Где Бог, когда я страдаю?» придется переформулировать: «Почему страданиям нет конца? Почему Бог допускает, чтобы мучились безвинные люди?»

Лучший из возможных миров?

Философы веками спорили о том, является ли земля лучшим из возможных миров. В основе спора лежит предположение, что всезнающий, всемогущий и любящий Бог обязан был создать прекрасную среду обитания для Своих тварей. Но что нас окружает? Мы видим больных СПИДом, детей с синдромом Дауна, скорпионов, смертельно опасных мух цеце, землетрясения и тайфуны. Неужели Бог не сумел сотворить что–нибудь получше? В романе «Кандид» Вольтер саркастически замечает: «Если это лучший из всех миров, то каковы же другие?»

В былые времена христианские богословы — блаженный Августин, Фома Аквинский — убедительно доказывали, что Бог сотворил лучший из возможных миров. Двадцатый век явил всю полноту человеческих страданий и не поскупился на природные катаклизмы. В результате сегодня о совершенстве мира рискнут говорить лишь самые отважные.

Я тоже не буду отстаивать подобную точку зрения. Но я не случайно столь подробно остановился на биологии болевой системы. Я считаю, что современные философы недооценивают всей сложности акта творения. Подразумевается, что Богу достаточно взмахнуть волшебной палочкой — и все опасности в мире исчезнут.

Как должна выглядеть совершенная вселенная, в которой в полной мере действовали бы все естественные законы, и при этом страдание было бы сведено к минимуму? Давайте рассмотрим несколько возможностей. Можно разом избавиться от всех бактерий. Но это будет катастрофа: в мире существует свыше миллиона видов бактерий, и лишь немногие из них — болезнетворные. Если не будет бактерий, то люди не смогут переваривать пищу! А тайфуны? Бангладеш и Индия убедились на собственном горьком опыте, что благоприятный для сельского хозяйства климат неразрывно связан со столь масштабными природными явлениями, как тайфуны: когда нет тайфунов, не выпадают и дожди.

Любой творческий процесс включает в себя необходимость выбора. Катаясь на лыжах, я рискую сломать ногу. Конечно, я бы предпочел, чтобы мои кости были прочнее. Но если бы кости сделались крепче (хотя ученые так и не нашли материала, который годился бы для замены костной ткани), то мои руки и ноги стали бы толще и тяжелее: я был бы настолько массивным, что не смог бы кататься на лыжах. Будь наши пальцы толще и крепче, мы лишились бы возможности играть на фортепиано и заниматься многими другими видами деятельности. Создателю приходится выбирать между силой и подвижностью, между весом и объемом.

Доктор Пол Брэнд прочувствовал всю сложность выбора, когда попытался создать простой болевой датчик. Вот что он пишет:

Человеческое страдание — результат действия двух сил, вживленных Богом в Его творение: законы природы и свободная человеческая воля.

Сами по себе они хороши, но, сделав эти две силы неодолимыми, Бог не запретил ими злоупотреблять. Возьмем, например, воду. Вода приносит пользу нам и прочей твари, потому что это вещество, которое по–особому отвечает на силу земного притяжения. Но в то же время, именно из–за жидкого состояния она представляет для нас опасность — в воде можно утонуть. Или хуже того — утопить ближнего своего.

Другой пример — дерево. Деревья плодоносят, дают тень и служат пристанищем для птиц и белок. Срубленное дерево имеет не меньшую ценность: дровами отапливают жилище, из древесины делают дома и мебель. Прочность, жесткость, горючесть — эти свойства древесины позволяют людям использовать ее с большой пользой.

Но на земле, где обитают люди со свободной волей, полезные свойства древесины можно обратить во зло. Свободный человек способен взять корягу и, благо она твердая, размозжить голову другому человеку. Я думаю, что Бог мог бы всякий раз вмешиваться в ход событий и изменять свойства древесины, делая ее то мягкой и упругой, как губка, чтобы она отскакивала от головы, не причиняя вреда, то снова твердой. Но Бог так не поступает. Он запустил в действие законы природы, которые неизменны. А человек волен обратить их во зло, воспользовавшись своей свободой.

Вспомните, как Бог отвечал на упреки Иова. Выслушав пространные жалобы этого мужа (они заняли целых тридцать пять глав), Бог явил Иову Себя и величие Своего творения. Иов был ошеломлен. А Бог с гордостью показывал ему творения рук Своих и спрашивал, можно ли их улучшить. Может быть, Иов лучше знает, как управлять миром? Бог и Иов как бы сравнивали свои достижения — нетрудно догадаться, кто победил.

Несет ли Бог ответственность за страдания этого мира? Да, но не непосредственно. Дать ребенку коньки, зная, что он может упасть и больно удариться, и толкнуть его на катке — разве это одно и то же?

Наш мир живет по определенным законам. В нем обитают существа, наделенные свободной волей. Выходит, что болевая система, задуманная как чудесный дар, тоже может дать сбой и в падшем мире обернуться злом. Мог ли Бог создать ее по–другому: чтобы она приносила пользу, не доставляя при этом неприятностей? И снова мы вернулись к вопросу о том, будет ли действенна охранная система без боли. Работа доктора Брэнда, опыт людей, невосприимчивых к боли, показали: человеку недостаточно безболезненного оповещения об опасности. Нужна боль: она требует немедленной реакции.

Можно до бесконечности спорить о том, можно ли было устроить наш мир по–другому. Например, придумать некий выключатель для боли. Или оставить шторма, но исключить ураганы. Создать поменьше вирусов и бактерий. Никто не способен ответить на эти вопросы. Мы даже не знаем, как вирусы попали в наш мир. (Их создал Бог? Или вредоносные вирусы — следствие грехопадения, результат вмешательства сатаны, продукт молекулярно–биологических процессов?) Любые рассуждения бессмысленны, если вспомнить, как на вопрос о том, является ли земля лучшим из возможным миров, отвечает Сам Бог. Он однозначно говорит: «НЕТ!»

Дикое животное

Как на земле появились зло и страдание? Библия связывает их вторжение с великим и в то же время страшным свойством человека — свободой. Чем мы отличаемся от дельфинов, белок и медведей? Только homo sapiens, человек разумный, не подчиняется законам инстинктивного поведения, которые движут животным миром. Человек единственное млекопитающее, которое обладает подлинной свободой выбора.

Мы — свободны. Эта свобода, вылившись в неповиновение изначальному замыслу Творца, и принесла в наш мир горе. Теперь мы можем лишь догадываться, какой была идеальная первозданная планета. Человечество вышло за рамки дозволенного — и вот результат. «Мы говорим о диких животных, — пишет Честертон, — но ведь человек — тоже дикое и вольное животное. Остальные звери следуют жесткой морали своего племени и вида, только человек выпал из своих рамок. Все звери — домашние, только человек всегда бездомный»[8].

Лишь человек представляет собой дикое существо. Стоя на крошечном космическом осколке переплавленной породы, он потрясает кулаками и кричит Богу: «Что хочу — то и делаю, потому что мне так хочется!» А результат? Теперь нас и нашу планету отделяет от Бога огромная пропасть. Самое удивительное, что Бог дает нам свободу делать все по–своему, попирая при этом все законы вселенной (по крайней мере, до поры до времени). Вот как пишет об этом Честертон: «Сотворив мир, Бог его освободил. Он создал не столько стихи, сколько прекрасную пьесу и отдал ее актерам и режиссерам, которые сильно ее попортили»[9].

Для описания глобальных искажений, которые произошли во всем тварном мире в результате первого неповиновения Богу, богословы используют термин «грехопадение». Тогда–то в наш мир и вторглось зло. Сжатое описание событий в третьей главе Бытия дает нам лишь общее представление о последствиях древнего мятежа. Но и его достаточно, чтобы понять: последствия коснулись не только человека, но и всего Божьего творения. В поэме «Потерянный рай» Мильтон описывает это так:

Вот что говорит об этом апостол Павел: «Ибо тварь с надеждою ожидает откровения сынов Божиих, потому что тварь покорилась суете не добровольно, но по воле покорившего ее… Ибо знаем, что вся тварь совокупно стенает и мучится доныне» (Рим 8:19–20; 22).

Злоупотребление свободой привело к тому, что боль и страдания на земле умножились. Когда мужчина и женщина нарушили волю Бога, их мир был испорчен навеки. Как признает апостол Павел, после грехопадения страдание окутало всю Землю и всех ее обитателей. Планета, на которой мы живем, — стонет.

Вот почему, говоря о несправедливости земных страданий, нужно начинать с того, что Бог и Сам не рад тому, какой стала Земля. Все библейское повествование — от Бытия до Откровения — это рассказ о том, как Бог возвращает Своему творению утраченное совершенство. В начале и в конце Библии мы видим одну и ту же картину: рай, река, сияющая слава Бога и древо жизни. А история человечества втиснута где–то между началом Бытия и концом Откровения и являет собой борьбу за возвращение утраченного.

Судить о Боге по нынешнему состоянию мира — глубочайшая ошибка. Возможно, когда–то наш мир и был лучшим из миров, но сейчас он не таков. Библия не оставляет сомнений: Бог крайне недоволен нынешним состоянием творения в целом и человека в частности.

Представьте себе: вандалы ворвались в музей, где выставлены картины голубого периода Пикассо. Движимые жаждой разрушения они облили полотна красной краской и изрезали их ножами. Было бы верхом несправедливости оценивать творчество художника на основании этих картин — мало того, что они не являются вершиной его гения, но они еще и сильно испорчены. То же можно сказать и о Божьем творении. Нынешний статус земли — «проклятая». Но Бог пообещал устроить суд и привести землю в соответствие со Своим изначальным замыслом. Наш мир, погруженный во зло и страдание, не истреблен Богом. И это говорит не о жестокости Бога, а о Его милосердии.

Мегафон

Чем Бог может привлечь наше внимание? Как убедить отвергшее Бога человечество в том, что происходящее в мире идет вразрез с замыслами Творца?

Выражение Клайва Стейплза Льюиса «страдания — мегафон Божий» как нельзя лучше отражает действительность. «Господь говорит с нами тихо, доставляя нам радость, беседует с нами голосом совести и кричит, попуская страдания, — пишет Льюис. — Страдания — мегафон Божий, предназначенный для пробуждения спящего мира»[11]. Слово «мегафон» удачно отражает суть боли — она вопиет. Если я ударюсь ногой о камень или подверну лодыжку, боль прокричит мозгу: «Опасность!» Я думаю, сам факт существования страданий на земле — это вопль, говорящий о том, что с нашим миром не все в порядке. Страдание вынуждает нас остановиться и переосмыслить нашу систему ценностей.

В романе–притче Ричарда Адамса «Обитатели холмов» рассказывается о племени диких кроликов, которые вынуждены покинуть место обитания из–за прихода строителей. В своих скитаниях они наткнулись на другое кроличье племя. Кролики в нем были крупные, красивые, с густой, лоснящейся шерстью и отменными зубами. «Вот это жизнь! — воскликнули переселенцы. — Вам разве не приходится добывать себе пропитание?» Тогда красавцы (а это были домашние кролики) объяснили, что еду им приносят. И морковку, и яблоки, и кукурузу, и капусту. Жизнь у них — просто рай!

Прошло несколько дней, и вновь прибывшие заметили, что самый жирный и красивый кролик исчез. «О да, иногда кто–то пропадает, — признались домашние кролики. — Но мы не обращаем внимания, не хотим, чтобы это отравляло нам жизнь. Ведь вокруг столько приятного!» Вскоре пришельцы поняли, что вся местность вокруг усеяна силками, а над кроликами постоянно витает угроза гибели. Однако местные зверьки, не желая расстаться с удобной и сытой жизнью, охотно закрывали глаза на небольшую неприятность: постоянную угрозу смерти.

В этой притче есть глубокий смысл. Можно встать на точку зрения откормленных холеных кроликов, полагавших, что главная цель в жизни — удобство и комфорт. Многие люди так и считают. Надо жить хорошо: заиметь уютный дом, наслаждаться вкусной едой, заниматься сексом и ни в чем себе не отказывать. Вот и все. Однако наличие в мире страдания сильно портит им жизнь. И тогда приходится надевать шоры, как делали те одомашненные кролики.

Когда треть населения планеты голодает, трудно поверить, что мир создан ради моего удовольствия. Трудно поверить, что смысл жизни — наслаждение, когда пьяные подростки устаивают страшные дорожные аварии. Трудно быть гедонистом и искать лишь удовольствий, когда вокруг — смерть и страдания. От них не уйти. Но какой пустой была бы жизнь, если бы она состояла из одних удовольствий!

Страдание то шепчет, то переходит на крик — оно не дает нам забыть о нашем грехопадении. Что–то явно не в порядке: в мире столько войн, насилия и бедствий.

Тому, кто ищет лишь удовольствий, тому, кто верит, что жизнь создана для удовольствий, придется постоянно затыкать уши, чтобы не слышать криков боли.

Триста лет назад математик, физик и философ Блез Паскаль с горечью смотрел на своих друзей, которые, как он считал, уходят от решения важнейших жизненных вопросов. Свою точку зрения он изложил в неоконченной книге «Мысли»:

Глядя на легкомысленных людей, Паскаль в изумлении качает головой:

Некоторые религии либо полностью отрицают боль, либо пытаются подняться выше ее. Христианство же стоит на том, что страдание — это реальность нашего мира, доказательство его падшего состояния. Многие не принимают христианское объяснение происхождения страданий. Но мысль о том, что страдание вошло в мир в результате злоупотребления данной человеку свободой, идея мира грандиозного, но падшего, соответствует реальности — двойственной природе мира и обитающего в нем человека.

Мы похожи на людей, переживших кораблекрушение, — на Робинзонов, выброшенных на пустынный берег. От прежней жизни у нас остались лишь немногие реликвии.

Честертон так пишет о христианском мировосприятии: «Современный философ твердил мне, что я — там, где и должен быть, а я не находил себе места. Но вот я узнал, что я — не там, где надо, и душа моя запела, как птица весной. Внезапно осветились забытые комнаты в сумрачном доме детства, и я понял, почему трава всегда казалась мне удивительной, как зеленая щетина гиганта, и почему я так скучал по дому у себя, на земле».

Оптимисты пытались убедить его, что этот мир — лучший из возможных, но он никак не мог с ними согласиться. Христианские утверждения о том, что мы выброшены на мятежную планету, оказались убедительнее:

Бывает, что мегафон боли производит обратное действие: люди отворачиваются от Бога, который допускает страдание. С другой стороны, боль, как это было с Честертоном, способна привести человека к Богу. И как радостно верить Богу, когда Он говорит, что земная жизнь — еще не конец, и Он готовит прекрасную обитель для тех, кто последует за Ним на этой охваченной страданиями планете.

Трудно быть тварью. Мы думаем, что мы достаточно сильны, чтобы управлять миром без боли и страданий. Но страдания напоминают человеку о его зависимом положении. Мы полагаем, что мы достаточно мудры, чтобы самим придумывать законы нравственности, что у нас хватит сил стать праведниками. Нам кажется, что нам не нужен мегафон боли. Но, как показывает история, произошедшая в Эдемском саду, мы ошибаемся. Мужчина и женщина, жившие в мире, где страдания не было, пошли против Бога.

У нас, потомков Адама и Евы, тоже есть выбор. Можно довериться Богу или обвинить Его в уродстве нашего мира.

По ком звонит колокол

Если вы сомневаетесь в том, что страдание — это рупор, пойдите в отделение реанимации любой больницы. Вы увидите там самых разных посетителей: бедных и богатых, красивых и неприметных, черных и белых, умных и наивных, верующих и атеистов, интеллигентов и работяг. В отделении интенсивной терапии все различия стираются.

Здесь все посетители связаны одной, страшной тревогой: тревогой за близкого человека, который находится между жизнью и смертью. Здесь не важны финансовое и социальное положение, религиозные взгляды. Здесь забывают о расовой неприязни. Здесь чужие люди утешают друг друга или, не стесняясь, вместе плачут. Здесь многие впервые постигают тайну жизни и смерти. Сюда приглашают священника. Громкий голос страдания способен поставить многих людей на колени, заставить задуматься о самом главном. Как с сожалением заметил Гельмут Тилике, капеллан нужен в больнице, а на вечеринке его не ждут.

В этом, я считаю, и есть неизмеримая ценность страдания. Над нашей планетой стоит неумолкающий стон, она взывает об избавлении и исцелении. Но мы отказываемся слышать этот вопль до тех пор, пока нас не заставят прислушаться страдание или смерть. Я не говорю, что Бог допускает страдание, чтобы до нас докричаться. Я не считаю, что каждый случай человеческого страдания связан с чьим–то конкретным проступком. Страдание возвещает человечеству о бедственном состоянии Божьего мира.

Джону Донну, английскому поэту семнадцатого века, довелось вынести немало страданий — они всегда были его верными спутниками. Тесть разозлился на него и добился того, что Джон потерял работу. Для него полностью закрылся путь в юриспруденцию. В отчаянии Джон стал искать себя в церковном поприще, сделался священником англиканской церкви. Но когда он получил приход, умерла жена, оставив ему семерых детей. Спустя несколько лет, в 1623 году, Джон тяжело заболел: его тело покрыли зловещие метки бубонной чумы.

Болезнь неумолимо развивалась, отнимая у поэта последние силы, — он стоял на краю могилы. (Потом выяснилось, что у него была не бубонная чума, а разновидность тифа.) В это тяжкое для себя время Донн написал серию молитвенных размышлений о страдании — сильные и проникновенные тексты. Его стихотворный сборник «Обращения к Господу в час нужды и бедствий» был создан сразу, без черновиков — прикованный к постели Донн не сомневался, что умирает.

В этих стихотворениях поэт вызывает Бога на откровенный разговор. Оглядываясь на свою жизнь, Донн не видит в ней никакого смысла. Вот, после долгих блужданий, он наконец нашел свое служение — и тут его поражает смертельная болезнь. Впереди — только боль и смерть. Почему?

Какой смысл в болезни? Книга Джона Донна дает нам один из возможных ответов. Лежа у открытого окна, он услышал унылый колокольный звон, возвещавший о смерти, и подумал: колокол звонит по нему — друзья, узнав о его тяжелом состоянии, заранее его оплакивают. Но потом он понял: звонили по его соседу по палате, которого унесла чума.

Донн посвятил этому колокольному звону один из разделов своей книги — семнадцатый. Его стихотворный цикл — жемчужина поэзии:

За триста лет до Льюиса, назвавшего страдание мегафоном Бога, Донн по–своему высказал ту же мысль: только страдание способно прорвать наши естественные защиты и толщу повседневной суеты. «Боже, мне нужен Твой гром. Твоя музыка не спасет меня», — писал Донн. Колокольный звон стал для него предвестием грядущей смерти. Для умершего поминальный колокол — точка, знаменующая конец жизни. Для Донна колокольный звон обернулся вопросом, пронзившим все его естество: готов ли он к встрече с Богом?

Колокольный звон удивительным образом изменил ход мыслей Джона Донна. Гром страданий заставил его переосмыслить собственную жизнь, и то, что он увидел, стало для него откровением. «Я — человек, познавший страдание», — так сказал однажды Донн своей пастве. Но сейчас совершенно очевидно: периоды тяжких мучений служили его духовному обновлению. Испытания очищали от греха и закаляли характер. Бедность научила Донна уповать на Господа, истребила в нем ростки алчности. Неудачи и недоброжелатели помогли ему избавиться от суетных стремлений. Стало понятно: боль может обернуться благом.

Продолжая размышлять о своей жизни, Донн обратил взгляд на свое нынешнее положение. Может ли стать благом его недуг? Болезнь не давала возможности творить добрые дела, но она не ограничивала его в духовном плане. У Донна было много времени для молитвы: колокольный звон напомнил ему об умершем соседе, которому повезло меньше, чем ему, да и о других страдальцах Лондона. Появилась возможность научиться смирению, доверию к Богу, возрасти в благодарности и вере. Донн придумал своего рода игру: он представлял себе свою душу, которая поднявшись с постели, обходила комнату, в то время как тело оставалось бессильно распластанным на кровати. Он чувствовал, как укрепляется его дух.

Донн осознал, что, даже когда он немощен, жизнь его не бессмысленна. Все свои силы он направил в духовное русло: молитва, исповедь, духовный дневник — вот что занимало его теперь. Он перестал думать о себе и задумался о других.

Из книги Донна видно, как изменилось его отношение к страданию. Вначале он молился о том, чтобы Бог избавил его от боли. А потом — чтобы Бог обратил боль во благо, чтобы «научил его болезнью». Донн надеялся на исцеление — благо могло быть явлено и таким чудесным образом. Однако он твердо знал: даже если чуда не будет, Бог способен переплавить его в горниле страданий, сделать из дешевого металла чистое золото.

Вот что пишет журнал «Тайме» о событиях, произошедших в городе Юба, штат Калифорния:

Почему именно Юба?

Почему это не случилось где–нибудь в Канзасе, Джорджии или Нью–Джерси?

Почему именно школьный хор? Почему не джаз–группа, не футбольная команда, не отряд следопытов?

Это была обычная дорожная авария. Да, жертв оказалось больше, чем обычно, но ее не сравнить ни с землетрясением в Калифорнии, ни с наводнением в Пакистане, ни с трагедией на пароме в Маниле. И, тем не менее, любое рядовое несчастье, подобное случившемуся в Юбе, вызывает множество тревожных вопросов.

Неужели эти двадцать девять подростков заслужили такой ужасной смерти? Может быть, Бог хотел им что–то сказать? Или трагедия была предупреждением для их родителей и друзей? Будь вы на месте других учеников школы, перед вами неизбежно встали бы подобные вопросы. А если бы вы оказались одним выживших в аварии? Наверное, вы всю жизнь думали бы о том, почему вы живы, а друзья — погибли.

Неужели Бог заставляет скользить школьные автобусы, а затем наблюдает, как они катятся под откос, ломая заграждения? А может быть, Он красным маркером наносит на карту маршрут, по которому пройдет ураган в Индиане? Вот сюда, теперь снести этот дом, убить шестилетнюю девочку, а следующий дом минуем, его надо оставить нетронутым. Неужели Бог программирует земные события, точно видеоигру, экспериментируя со штормами, землетрясениями и ураганами? Неужели Он таким образом наказывает или вознаграждает людей, и мы — лишь беспомощные жертвы?

Столь дерзкие вопросы могут показаться чуть ли не богохульством. Но они терзают меня давно. Да и мои неверующие друзья атакуют меня подобными вопросами. В страдании практически все начинают задумываться о Боге — о том, каков Он. У меня есть книга «Теории болезни», в которой собраны результаты опросов среди ста тридцати девяти племен разных стран мира. За исключением четырех, все племена считают болезнь признаком немилости бога (или богов).

Большинство людей признает, что боль играет существенную роль в защите человеческого организма. Страдание же имеет определенную нравственную ценность: оно заставляет нас увидеть, что мы — смертные существа, живущие на стонущей от боли планете. Большинство христиан в своих выводах идут дальше и признают, что через мегафон боли Бог обращается к человечеству в целом. Но в том–то и особенность боли, что она всегда касается конкретного человека. Страдание — всегда дело сугубо личное, будь то приступ радикулита или депрессии.

Как–то я смотрел интервью с известной голливудской актрисой — ее любовник утонул в бухте неподалеку от Лос–Анджелеса. Расследование показало, что он упал за борт яхты, напившись до бесчувствия. Актриса взглянула прямо в камеру — на прекрасном лице боль утраты — и с вызовом спросила: «Как любящий Бог мог такое допустить?»

Скорее всего, актриса о Боге давным–давно и не вспоминала — месяцы, а может быть, и годы. Но вот, столкнувшись с горем, она гневно винит Бога. Беда мгновенно «включила» в ней недоверие к Богу — реакция почти на уровне рефлекса. Так случается с большинством. Страдание заставляет усомниться в истинности расхожих представлений о Боге. Когда случается несчастье, я помимо своей воли задаю себе вопрос: «Боже, что Ты хочешь мне сказать?» Этот вопрос возникает, когда у меня начинается ангина и когда умирает друг. «Господи, что Ты имел в виду?»

Как–то на одном банкете мой собеседник затронул вопрос о недавнем землетрясении в Южной Америке, и с искренним удовлетворением отметил: «Знаете, при землетрясении христиан погибло намного меньше, чем неверующих». В словах этого мужчины звучали нотки торжества. Но я подумал о тех христианах, которые все–таки погибли: что они такого сделали, что обрекли себя на ужасную смерть вместе с язычниками?

А еще я подумал о бедствиях, которые коснулись непосредственно христиан: об армянской резне, о перевернувшемся автобусе с церковным хором, о наводнении, которое смыло христианский лагерь в Эстес Парк в штате Колорадо, о разрушениях в библейском колледже близ плотины Токоа Фолз. Выходит, что вера в Бога не гарантирует защиты от трагедий!

Случись трагедия, верующих, как и всех остальных, одолевают сомнения, им так же кажется, что их предали. Более того, христиане острее чувствуют несправедливость. Если миром правит случай, то неважно, в каком городе разбился автобус. Но если вы верите, что миром правит всемогущий и любящий вас Бог, то вам небезразлично, что и где происходит.

Что говорит Библия

Самые горькие вопросы о боли и страдании всегда касаются причины страдания. Если Бог действительно властвует над миром и причастен ко всем земным трагедиям, то почему Он так несправедлив? Или все происходящее — Его каприз? Неужели Бог — этакий космический садист, который готов раздавить человека, словно окурок и с удовольствием смотреть, как мы корчимся от боли?

В Библии нет однозначного ответа на вопрос «Кто виноват?» Иногда на занятиях воскресной школы я прошу кого–то из группы прочесть тот или иной отрывок из Библии и ответить на вопрос: «В чем причина происшедшего?»

Бытие 38:7. Очевидно, Сам Бог явился причиной смерти Ира: «Ир был неугоден пред очами Господа, и умертвил его Господь».

Лука 13:10–16. Сатана или по крайней мере «злой дух» был причиной болезни женщины, которая в течение восемнадцати лет была скорчена. Апостол Павел тоже называл свою болезнь жалом в плоть — ангелом сатаны.

Иов 2:4–7. В книге Иова мы видим действие сразу двух причин: страдание несет сатана, но лишь с дозволения Бога.

Притчи 26:27. Этот стих, характерный для Притч, подчеркивает существование причинно–следственной связи между поступками человека: делаешь зло — сам однажды пострадаешь.

Как я уже говорил в первой главе, толчком и написанию этой книги стали размышления о страданиях моей подруги Клавдии Клэкстон и о тех несуразных утешениях, которые ей приходилось выслушивать от верующих друзей. Но стоит прочесть вышеупомянутые отрывки из Писания, как перестаешь удивляться тому, что христиане так путаются в своих толкованиях боли. Могу привести десяток отрывков из Писания, каждый из которых по–своему объясняет причину несчастий. Я так и не нашел в Библии единой теории, которая бы популярно объяснила, зачем нужны страдания.

Ветхий Завет, например, не единожды рассказывает о том, как Бог сверхъестественным образом вмешивается в ход истории, чтобы наказать зло. Взять хотя бы историю десяти египетских казней! Есть другие подобные примеры. Я так и не нашел исчерпывающего объяснения, но могу предложить два общих наблюдения.

1. Многие отрывки Ветхого Завета предупреждают о плачевных последствиях, к которым могут привести конкретные действия человека. Немецкий библеист Клаус Клох убедительно показывает, что Псалтырь и Притчи, как и большинство других книг Ветхого Завета, отвечают принципу: «неправедные деяния приводят к серьезным последствиям». Они полны наставлений такого рода: «Леность погружает в сонливость, и нерадивая душа будет терпеть голод» (Притч 19:15). Те, кто писал эти книги, считали, что согласно Божьему установлению, каждый человек в отдельности и все общество должны жить по определенным законам. Честность, справедливость, милосердие приносят добрые плоды, а обман, несправедливость, жадность порождают ответное зло.

2. Некоторые тексты Ветхого Завета говорят о том, что Бог посылает людям бедствия в наказание за их дурные поступки. Книги Пророков полны зловещих предупреждений о грядущем суде. Но обратите внимание: словам о неизбежной расплате всегда предшествует предостережение. Пророки — Амос и Иеремия, Исайя и Аввакум, Осия и Иезекииль — перечисляют множество пороков и грехов, которые влекут за собой наказание.

И почти в каждом случае пророки оставляют надежду: Бог смилуется, если Израиль раскается в своих грехах и вернется к Богу Но если народ будет упорствовать, Бог покарает. В подобных случаях наказание явно приходит от Бога, но оно никогда не бывает вызвано прихотью Бога, никогда не бывает несправедливым. В Ветхом Завете наказания всегда соответствуют природе отношений Бога с Его народом и заключенному между ними Завету. Наказания следуют только после серьезных предупреждений.

Я согласен: Ветхий Завет пропитан идеей вознаграждения/наказания, он вводит принцип: «поступаешь праведно — получишь награду; поступаешь неправедно — будешь наказан». Но я не считаю, что этот принцип в той же мере действует и сейчас. В книге «Разочарование в Боге» я доказываю, что правила, на которых был основан завет Бога с Израилем, отражали уникальные отношения, которые мы воспроизвести не сможем. Да этого и не требуется.

Подумайте о принципах Ветхого Завета в свете вопросов, которые сегодня встают перед людьми. «Почему именно я?» — неизбежно вопрошаем мы, когда с нами случается несчастье. И Клавдию Клэкстон, и родных погибших в городе Юба подростков, и даже актрису, потерявшую бой–френда, — всех мучил этот вопрос. Две тысячи машин мчались под дождем по автостраде — почему только меня занесло и выбросило в кювет? Толпы горнолыжников катались рядом со мной — почему только меня угораздило сломать ногу и испортить себе отпуск? Эта редкая форма рака поражает лишь одного из сотни тысяч — почему именно мой отец оказался «избранным»?

Люди, попавшие в беду, терзаются подобными вопросами. Библейские примеры помогают в них разобраться. Вернемся к первому выводу, который гласит: определенные действия приводят к плачевным последствиям. Этот принцип в полной мере действует и в настоящее время. Лыжник, который выехал за ограждение и катается на склонах, где существует угроза схода лавины, подвергает свою жизнь опасности. Водитель, превышающий скорость на мокром шоссе, сам ставит себя под удар. Любители жареного и сладкого подвергают риску свое здоровье.

Но книга Притч не ограничивается столь тривиальными примерами. В ней говорится, что каждый наш поступок имеет и нравственный аспект: творимое нами добро и зло сказывается на нашем здоровье и оставляет след в нашей жизни. Современные аналоги древних пороков — курение, беспорядочные сексуальные связи, производство и употребление наркотиков, загрязнение окружающей среды, обжорство — напрямую ведут к серьезным последствиям. Выявленные закономерности стали предметом широкого обсуждения. Законы, заложенные при сотворении мира, одинаковы и для христиан, и для неверующих. Этот вывод подтверждает статистика: в штате Юта, где проживают мормоны, которые очень заботятся о своем здоровье, уровень сердечных заболеваний намного ниже, чем в соседней Неваде, известной своей свободой нравов, где этот показатель один из самых высоких.

А что сказать о втором выводе: Бог временами непосредственно вмешивается в жизнь людей, наказывая их за неправедные поступки? Меня удивляет, как часто и необдуманно современные христиане ссылаются на этот принцип. Навещая больного, они приносят в подарок чувство вины («Должно быть, ты чем–то заслужил такое наказание») или обвинение («Ты, наверное, мало молилась»).

Заметьте: существует огромная разница между теми несчастьями, которые сваливаются на нас — спортивные травмы, редкая форма рака или автокатастрофа, и теми страданиями, которые Бог посылал в наказание в ветхозаветные времена. Каждое Божье наказание следовало лишь после однозначного предупреждения — ты творишь зло. Общеизвестно: чтобы наказание было эффективным, оно должно быть четко связано с проступком. Мало пользы, если родители будут время от времени подходить к ребенку и награждать его шлепком или подзатыльником. При таком подходе из ребенка вырастет неврастеник, а не ответственный и разумный человек.

Израильский народ прекрасно понимал, за что терпел наказания — пророки его детально предупреждали. Египетский фараон точно знал, за что на его землю обрушились десять казней: Бог предрек бедствия, указал их причины и объяснил, как можно предотвратить наказание. Библейские примеры бедствий, которые являются Божьей карой, укладываются в одну схему: беды постигают людей после многочисленных предостережений. Всем все понятно, и никто не мучается вопросом: «Почему?»

Так ли происходит сегодня с большинством людей? Получаем ли мы перед всяким бедствием прямое предупреждение от Бога о грядущей катастрофе? А когда беда приходит, сопровождается ли она исчерпывающими объяснениями? Если нет, то я должен задаться вопросом: правда ли, что мое несчастье — рак или автокатастрофа — это Божье наказание? Если страдания действительно являются наказанием, то кого и за что наказывает Бог? Болезни и бедствия поражают людей произвольно, вне зависимости от их пороков или добродетелей.

Честно говоря, я считаю: если Бог не дает конкретного откровения, то следует поискать другую причину случившегося. В Библии есть места, в которых говорится о людских страданиях, никак не являющихся Божьей карой.

Что говорит Христос

Христиане верят, что приход Иисуса ознаменовал вхождение Бога в историю человечества. Бог перестал быть «где–то там». Он перестал быть Богом, Который лишь временами спускался вниз, чтобы что–то изменить в ходе истории. Бог воплотился в человеческое тело, живущее на земле. Он подчинил Себя физическим законам земного бытия и ограничениям, установленным для людей. Теперь, чтобы понять, как Бог относится к людским страданиям, посмотрите на Иисуса.

Христос никогда не читал страдальцам нравоучений о том, что следует смириться со своей долей. Он мгновенно откликался на мольбы несчастных и исцелял. Свою чудесную силу Иисус использовал для того, чтобы спасать, а не наказывать.

Чудеса исцеления всегда радовали и удивляли толпу, но все же не чудеса были главным в Его служении. Исцеления служили для того, чтобы донести до людей высшие истины. Временами казалось, что Иисус не желает вмешиваться в события. Он говорил, что творит чудеса потому, что люди в них нуждаются. Часто Он старался, чтобы слухи о Его дивных делах не распространялись. Бывали случаи, когда Иисус умышленно отказывался изменить естественный ход событий: в Свой самый тяжкий час Он не призвал ангелов, чтобы те избавили Его от мук.

Своим поведением Иисус показывает нам, что нехорошо Богу постоянно вмешиваться в нашу жизнь. Да и Царствие Небесное — это царство духа, которое Бог созидает в сердцах и умах людей без внешнего проявления Своей силы. Можно сказать, что Иисус не стремился радикально изменять естественные законы, по которым живет наш мир. Он не стал, например, вносить усовершенствования в работу центральной нервной системы. Вместо этого, Он «надел» ее на Себя со всеми ее нежеланными свойствами. Когда Иисус претерпевал мучения, Он вел себя так же, как все люди: Он испытал страх и ужас.

А как Иисус отвечал на вопрос о том, кто виноват в страданиях? Наиболее емко этот ответ прозвучал в тринадцатой главе Евангелия от Луки. И опять, как и в Ветхом Завете, мы видим, что ответ неоднозначный. Сначала Иисус заявляет, что сатана навлек болезнь на женщину — мучил ее восемнадцать лет. А в конце главы Иисус оплакивает Иерусалим. Как и ветхозаветные пророки, Он предвидит, что упорство и неповиновение жителей города навлекут на них большие бедствия.

Чуть раньше в этой же главе, Иисус отвечает на вопрос о двух происшествиях, которые явно обсуждались в народе. Первым было жестокое подавление восстания в Галилее. Вторым — несчастный случай на строительстве Силоамской башни, где погибли восемнадцать человек. Эти два случая наиболее близки к тем бедствиям, с которыми сталкиваются люди сегодня. Выходит, еще в первом веке иудеи вопрошали Иисуса о причинах трагедий, подобных гибели подростков в Юбе или зрителей под рухнувшей на них крыше стадиона.

Христос дал исчерпывающий ответ, но загадка осталась: Он не сказал, почему так случилось. О причинах — ни слова. Однако Иисус со всей определенностью указал: несчастья не были следствием конкретных поступков, нарушивших Божьи законы. «Думаете ли вы, что эти Галилеяне были грешнее всех Галилеян, что так пострадали? Нет, говорю вам… Или думаете ли, что те восемнадцать человек, на которых упала башня Силоамская и побила их, виновнее были всех, живущих в Иерусалиме? Нет, говорю вам…» (Лк 13:1–5).

Скорбящим родственникам не следовало мучить себя вопросом, что погубило их близких. Иисус ясно говорит: жертвы трагедий не сделали ничего, чтобы заслужить подобную судьбу. Они были ничем не хуже других людей. Иисус не проясняет причину, но мы понимаем: башня могла упасть из–за неправильно заложенного фундамента. Я думаю, что родным погибших школьников Иисус ответил бы так же: «Думаете, они были грешнее других подростков?» Автобус мог перевернуться из–за ошибки водителя или скрытой поломки.

Но Христос на этом не останавливается. Сказав несколько слов о трагедиях, Он переходит к разговору о вечных истинах, которые затрагивают каждого слушателя: «Если не покаетесь, все так же погибнете». И рассказывает притчу о милости Божьей, хранящей нас. Он дает понять: для тех, кого катастрофа не коснулась напрямую, это не меньший урок, чем для пострадавших. Любая трагедия должна подталкивать к мысли о покаянии — ведь не исключено, что следующая автокатастрофа или следующий теракт оборвут твою жизнь. Таким образом, бедствия связывают воедино пострадавших и свидетелей случившегося, напоминая о том, что жизнь коротка.

«Почему?» или «Для чего?»

Однажды я присутствовал на похоронах девочки–подростка, погибшей в автокатастрофе. Ее мать причитала: «Бог забрал мою девочку домой. Наверно, у Него есть причины… Благодарю Тебя, Господи!» Я не раз встречал христиан, которые во время болезни искали ответ на вопрос: «Господи, чему ты хочешь меня научить этой болезнью?» Как часто звучит мольба: «Где мне взять достаточно веры, чтобы избавиться от болезни? Что мне сделать, чтобы Бог меня спас?»

Может статься, что эти люди неверно воспринимают свои несчастья. Может быть, каждый раз, когда у нас что–то болит, Бог и не пытается сказать нам нечто конкретное? Боль и страдание — неотъемлемая часть земной жизни. Христиане от них не избавлены.

Порой мы понимаем, отчего заболели: неправильно питались, мало двигались или подхватили вирус. Неужели Бог будет вмешиваться каждый раз, когда существует угроза нашему здоровью?

В моем понимании отношение Иисуса к боли близко к тому подходу, о котором я писал выше: «страдания — мегафон Божий». Наличие страданий свидетельствует о том, что с нашей планетой что–то не в порядке. Страдание — это предупреждение, адресованное всему человечеству: «Если не покаетесь…» И из этого вовсе не следует, что каждое конкретное несчастье — результат прямого вмешательства Бога.

Есть еще одна евангельская история, которая проясняет наш вопрос. Я говорю о случае, когда Иисус отверг традиционные объяснения страдания. Ученики с жалостью указывают Ему на слепорожденного. «Кто согрешил, он или его родители?» — спрашивают будущие апостолы. Их волнует, чем человек заслужил болезнь. Иисус отвечает без обиняков: «Не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божий» (см. Ин 9:1–3).

Пытаясь ответить на вопрос «Почему?», ученики смотрели в прошлое. Иисус же обратил их взоры в будущее — Он ответил на другой вопрос: «Зачем?» Я убежден, что в этих словах заключена суть библейского отношения к страданию. Библия не дает однозначных ответов на вопросы «Почему?», которые адресованы в прошлое. Но она дает надежду на будущее, надежду на то, что страдание может трансформироваться во благо. Слепота — трагедия для человека, но она может послужить к тому, чтобы явилась слава Божья.

Иногда Бог являет Свою славу, свершая чудо, как в случае со слепорожденным. Иногда — нет. Но в любом случае, страдание — это возможность, чтобы на нас явились дела Божий.

Выходит, что Библия дает очень разные ответы на вопрос о причинах страданий. Однако тема страдания раскрывается в ней настолько полно, что суть Божьего ответа не оставляет сомнений. Она ясно выражена в книге Иова, находящейся точно в середине Ветхого Завета.

Книга Иова — одна из самых древних книг Библии. А читается она как современная — в ней напрямую затронут вопрос о страдании, который столь остро звучит в наше время. Историю Иова пробовали пересказать современным языком такие авторы, как Роберт Фрост, Арчибальд Маклиш и Мюриэль Спарк.

Иов был человеком праведным и преданным Богу. Он любил Бога всем сердцем. Кто–кто, а уж Иов страданий ничем не заслужил, но его–то Бог и выбрал, чтобы показать сатане всю силу человеческой преданности.

И вот Иова преследует одно ужасное бедствие за другим. Даже одного из них было бы достаточно, чтобы сломить человека. Набег кочевников и пожар, разгул воли человеческой и разгул стихии — Иов теряет все, что у него было. Из его многочисленной семьи в живых остается лишь жена, но и она не в состоянии утешить Иова. И тут положение Иова усугубляется — его тело покрывают гнойные язвы.

В течение нескольких часов на бедного Иова обрушиваются все ужасы ада, он теряет богатство и здоровье. Ему остается лишь причитать, соскребая гной с ран. Он в состоянии примириться с болью, но ему невыносимо ощущение, что Бог его предал. Иов всю жизнь верил в Божью справедливость и милосердие. Но то, что с ним произошло, идет вразрез с его представлениями о Творце. Иова мучают тягостные вопросы, которые задает почти каждый страдалец: «Почему я? Чем я провинился? Что Бог хочет мне сказать?»

Друзья пришли утешить Иова, и вместе они пытаются постичь тайну страдания. Друзья — люди набожные и почтенные. Их речи блещут ученостью. Но в сущности все их доводы сводятся к одному: «Иов, Бог хочет тебе что–то сказать. Беспричинных страданий не бывает. Здравый смысл подсказывает, что праведный Бог справедлив к людям. Послушных и верных Он вознаграждает, а грешников наказывает. Покайся, и Бог помилует тебя».

Жена Иова предложила другое решение проблемы: похулить Бога и умереть. Но Иов отказывается и от ее совета. Пусть Бог несправедлив к нему, но отречься от Него Иов не может. Где найти ответ? В отчаянии Иов допускает, что Бог, как садист, «пытке невинных посмевается» (Иов 9:23).

Под напором друзей Иов колеблется, противоречит себе, частично соглашается с ними. Но он не может и не хочет закрывать глаза на несправедливость, творящуюся в мире. Жулики тучнеют и благоденствуют, а праведники живут в бедности и страданиях. Добро вознаграждается явно не всегда, а зло — не наказывается.

Яростные речи Иова не сравнить со спокойными здравыми рассуждениями его друзей. Но обдумывая свое положение, он вновь и вновь приходит к выводу: они неправы. Вопреки доводам друзей, Иов твердо стоит на своем. На первый взгляд его убеждение противоречиво: он, Иов, не заслужил страданий, но Богу, тем не менее, можно доверять. Однако даже когда друзья язвительно бросают ему: «Разве ты праведнее Бога?» — Иов не колеблется.

Больше всего меня тревожит то, что доводы друзей очень напоминают взгляды современных христиан. Разве осталась хоть одна грань проблемы страданий, которую не затронули в «здравых» речах друзья Иова? Тем не менее, развязка неожиданная — Бог гневно осуждает высокомудрие Своих защитников. «Горит гнев Мой на тебя и на двух друзей твоих, — говорит Бог одному из них, — за то, что вы говорили о Мне не так верно, как раб Мой Иов» (Иов 42:7).

Таким образом, в Ветхом Завете, где страдания часто предстают как Божье наказание, пример Иова сияет особым светом. Книга Иова — окончательное развенчание стереотипа, связывающего каждое бедствие с карой Господней. Да, Библия утверждает, что в земной жизни действует принцип «что посеешь, то и пожнешь» (см. Пс 1:3; 36:25), но история Иова свидетельствует, что действие этого закона не всегда нам понятно и порой не столь прямолинейно, как нам хотелось бы. Иов менее всех заслуживал страдание, но мало кто страдал так, как он.

Абсолютно справедливый мир

На первый взгляд рассказ об Иове— это рассказ о страдании, то есть о том, чему я посвятил свою книгу. Но если присмотреться внимательнее, то оказывается: книга Иова поднимает совсем другую проблему — вопрос о свободе человека. Иову пришлось претерпеть незаслуженные страдания, но благодаря его стараниям нам стало ясно, насколько Богу важна любовь людей, любовь искренняя и добровольная.

Эта проблема весьма непроста, она заводила в тупик великие умы. Карла Густава Юнга вопрос о поведении Бога по отношению к Иову привел к странному выводу. Выдающийся психиатр предположил, что решение Бога о воплощении и смерти Христа было продиктовано чувством — Богу стало стыдно за Свое обращение с Иовом. Юнг считал, что Бог пришел в мир в теле Иисуса Христа для достижения нравственного совершенства.

Скорее всего, Юнг не учел, насколько высоко Бог ценит свободное проявление любви человека. Испытания Иова явились результатом небесного спора: «А воистину ли человеческие существа свободны?» Сатана заявляет, что вера человека обусловлена внешними обстоятельствами. Иов приучен любить Бога, но попробуйте лишить его всех благословений и увидите, как рассыплется его вера. Ни о чем не подозревающий Иов был избран объектом вселенского спора о человеческой свободе.

Спор между Богом и сатаной — не просто словесное состязание. Сатана заявляет: Иов любит Бога лишь потому, что Бог «кругом оградил его» (Иов 1:10). Это обвинение ставит под вопрос цельность Самого Бога. Выходит, что Бога можно любить лишь за Его благодеяния. А раз люди хранят Ему верность только из корысти, то Бог их как бы подкупает. Сатана бросил вызов Богу. Теперь все зависит от Иова — как он поведет себя, когда лишится всего, что, как утверждает сатана, составляло основу его веры.

Чтобы лучше уяснить суть вопроса о свободе человека, представьте себе мир, в котором каждый действительно получает по заслугам. Как выглядел бы мир, где царит абсолютная справедливость?

Мораль там должна действовать согласно неизменным законам, аналогичным законам природы. За неверными поступками неизбежно должно следовать наказание.

Так работает болевая система: коснитесь пламени и «наказание» не заставит себя ждать — боль просигнализирует о том, что вы поступили неправильно. В царстве справедливости наказание за грех следовало бы столь же незамедлительно. Ваша рука потянулась, чтобы что–то украсть — вас остановит болевой шок. С тем же постоянством в подобном мире должны вознаграждаться благие деяния: заполнили налоговую декларацию честно — и вас тут же захлестнула волна удовлетворения. Так дрессированный морской котик получает рыбешку за каждый хорошо выполненный трюк.

Этот воображаемый мир может показаться довольно привлекательным. Он — честен, закономерен и предсказуем. Каждый ясно понимает, что от него хочет Бог. В таком мире царит справедливость. У этого аккуратного мира есть только один минус, но минус принципиальный: он не соответствует Божьему замыслу. Бог хочет от нас любви, причем главное — любви добровольной. Она для Бога чрезмерно важна. Ради того чтобы мы обладали свободой воли и имели возможность добровольно отдать Богу свою любовь, Бог допускает, чтобы наша земля, как метастазирующая раковая опухоль, на время оказалась рассадником зла во вселенной. Но лишь на время.

Мир, живущий по неизменным и справедливым законам, лишен подлинной свободы. Мы поступали бы праведно, но только ради награды, то есть на добрые дела нас толкал бы эгоизм. А любовь к Богу? Если бы Бог вживил в нас жажду по Себе, то было бы невозможно Его не любить. Но при этом не было и речи о свободе выбора, не было бы разнообразных и равно привлекательных вариантов действий. Подобный мир был бы миром автоматов, функционирующих по схеме «действие — реакция». Сравните с тем, что предлагает нам Библия: христианские добродетели люди обретают, лишь избрав Бога и Его волю, и при этом они борются с искушениями, мешающими им следовать за Господом.

Библия являет нам Бога, неравнодушного к человеку. Бог — муж, Который ухаживает за своей женой. Он добивается ее любви. Такое сравнение не годится для мира, где царствует справедливость, где каждый поступок неизбежно влечет наказание или награду. Для мира справедливости больше подошел бы образ содержанки или жены–рабыни: женщину балуют, осыпают подарками, но при этом держат взаперти, чтобы, не приведи Господи, не изменила. Бог относится к людям не так, Он не держит нас на коротком поводке. Бог нас любит, отдает нам Себя и с нетерпением ждет от нас ответной любви.

Бог желает, чтобы мы избрали любовь по доброй воле, даже если такой выбор повлечет за собой страдание. Бог хочет, чтобы мы жаждали Его больше, чем приятных чувств и вознаграждений. Он желает, чтобы, даже когда у нас есть веские причины отречься от Него, мы оставались Ему верны, как остался верен Иов. Вот в чем, на мой взгляд, заключается основная мысль книги Иова. Сатана обвинил Бога в том, что Тот не дал людям подлинной свободы. Но неужели Иов был предан Богу лишь потому, что наградой за преданность было благоденствие? Суровые испытания, перенесенные Иовом, дали сатане ответ. Иов стоял на том, что Бог благ и справедлив, хотя происходящее с ним было ярчайшим примером несправедливости Бога. Иов искал Даятеля не потому, что получал от Него дары. Когда дары были отняты, он продолжал Его искать.

Кузница духа

Если мир полной справедливости не позволяет Богу получить от нас то, чего Он хочет — любви без принуждения, то такого мира Бог для нас и не желает. В первых главах этой книги я показал, что боль — это ценный, даже необходимый атрибут жизни на земле. Соответственно и страдание может стать полезным для достижения Божьей цели.

Я упоминал о том, как важен для нас «мегафон страдания». Его голос напоминает нам о том, что люди оказались на нашей стенающей планете не для того, чтобы купаться в удовольствиях. Но тогда — для чего? Если цель Бога — не наше счастье, то зачем нужен этот мир? Зачем мы Богу?

Пояснить намерения Бога можно на примере обычной семьи. Допустим, отец решил оградить любимую дочурку от всякой боли. Он не позволяет малютке и шагу ступить — она может упасть! Отец всюду носит дочь на руках или возит ее в коляске. Через некоторое время изнеженная дочь превратиться в инвалида: атрофируются мышцы, она не сможет передвигаться сама и будет полностью зависеть от отца.

Как бы сильно отец ни любил дочь, он не сумеет выполнить самую важную задачу: вырастить самостоятельного человека, приспособленного к взрослой жизни. Для девочки будет полезнее, если отец перестанет навязывать ей свою заботу, и она научится ходить, хотя при этом не раз споткнется и упадет! Проведем параллель с Иовом. Он один, он отчаянно страдает, он не находит ответов, несущих ему утешение. Но испытание рождает в нем новую, глубокую силу. Раввин Авраам Гешель сказал: «Такую веру, как у Иова нельзя поколебать, потому что она — результат потрясения». Клайв Льюис развивает эту мысль в книге «Страдание». Он пишет:

Вопрос о страдании не дает человеку покоя. Страдание раздражает тех, кто убежден, что, эволюционируя, человек достиг совершенства, а совершенному существу нужны идеальные условия жизни. У христиан на этот счет другое мнение. Вот как выразил его профессор Джон Хик в книге «Философия религии»: Бог имеет дело с несовершенными созданиями, развитие которых еще не закончено. Эти размышления возвращают нас к вопросу о смысле земной жизни. Жизнь на земле воспитывает человека: она нужна, прежде всего, для нашего духовного развития.

Мы уже говорили о преимуществах мира, в котором действуют жесткие законы, а человек имеет свободу: он волен злоупотребить своей свободой и нанести вред своим собратьям. Джон Хик рисует нам картину мира–утопии, в котором человек полностью огражден от всякого страдания и зла, и приходит к выводу: в мире, в котором человек не делает ошибок, Бог не сможет осуществить Свои замыслы:

В каком–то смысле Богу легче было бы вмешаться в земные дела — гипнотически внушить нам веру и чудесным образом во всем помогать. Но Он выбирает другой путь: Он протягивает к нам руки и зовет к Себе, просит нас активно участвовать в созидании нашего духа. А это всегда путь борьбы и страданий.

Для чего?

Представление о земле, как о кузнице духа проясняет ряд трудных для понимания мест Библии. Да, Библия не раскрывает причин страдания каждого конкретного человека. Но в ней много примеров, которые показывают, как Бог использует страдания для достижения Своих целей. Бог говорит через пророка Амоса: «За то и дал Я вам голые зубы во всех городах ваших и недостаток хлеба во всех селениях ваших; но вы не обратились ко Мне» (Ам 4:6). Почти на каждой странице пророческих книг — предостережения народу: перестаньте творить беззакония, иначе испытаете великие бедствия.

Большинство из нас придерживается другой системы ценностей, отличной от Божьей. Для нас величайшая ценность — это сама жизнь (и соответственно самое тяжкое преступление — убийство). «Жизнь, свобода и стремление к счастью» — вот как основатели Соединенных Штатов определили наивысшие ценности, на страже которых должно стоять государство. Совершенно очевидно, что Бог придерживается иной точки зрения. Да, Он ценит жизнь человека, Он объявил ее священной. Это значит, что только Бог, а не человек, имеет право отбирать жизнь. Но во дни Ноя, Бог не колеблясь, воспользовался Своим исключительным правом. Ветхий завет пестрит примерами: Бог забирал жизнь людей, чтобы остановить распространение зла.

Библия повествует, что для Бога есть вещи пострашнее, чем страдания Его детей. Вспомните о мучениях Иова, Иеремии или Осии. Бог и Себя Самого не избавил от мук: только представьте, что значило для Бога стать человеком и принять позорную смерть! О чем говорят эти примеры? О том, что Бог лишен сострадания? Или о том, что есть вещи, которые для Бога неизмеримо важнее, чем безмятежная жизнь Его верных последователей?

Как я уже говорил, Библия ставит вопрос о страдании иначе, чем мы. На вопрос «Почему?», обращенный в прошлое, редко дается однозначный ответ. Вместо этого возникает вопрос, обращенный в будущее: «Зачем?» Мы оказались на земле не для того, чтобы осуществить свои желания и обрести совершенную жизнь, свободу и счастье. Мы здесь для того, чтобы измениться, чтобы уподобиться, насколько возможно, Богу, чтобы подготовиться к жизни вечной. И этот процесс таинственным образом воздействует на нашу жизнь: сквозь боль пробиваются радость и наслаждение, зло преобразуется в добро, страдание рождает драгоценные плоды.

Обращается ли к нам через страдание Бог? Искать в тяжелую минуту Божьего откровения опасно, по–моему, это противоречит Писанию. Возможно, причина моего страдания — лишь в том, что в мире действуют незыблемые законы. Но если рассматривать страдание в исторической перспективе, то становится ясно: да, Бог обращается к нам через него. Или, вернее, вопреки страданию. В симфонии, которую Он создает, есть и минорные аккорды, и диссонансы, и утомительные повторения. Но те из нас, кто, повинуясь Его дирижерской палочке, исполнят свою партию от начала до конца, — те, обновившись в силе, запоют новую песнь.

Два заблуждения

Споры о боли часто уводят нас в чистую философию. Разговоры о лучшем из возможных миров, свободе воли или кузнице духа занимают умы, отвлекают страдальцев от насущных проблем, но ничего не решают. Однако я счел необходимым поднять эти вопросы — они непосредственно связаны с нашим восприятием страданий.

У меня сложилось впечатление, что христианин, подобно канатоходцу, постоянно балансирует между двумя опасными заблуждениями. Отклонение вправо или влево может привести к трагическим последствиям.

Первое заблуждение состоит в том, что мы связываем все страдания с Божьей волей, считая их наказанием за людские грехи. Второе, противоположное заблуждение: жизнь с Богом исключает страдания.

Я уже упоминал о горестных последствиях первого заблуждения. Мне не раз доводилось беседовать с верующими, испытывающими тяжелый недуг. Все без исключения признавались: когда братья и сестры по вере твердят, что эта болезнь — наказание за некий грех, им делается лишь хуже. И вместо поддержки — ведь для борьбы с болезнью им более всего нужны силы и надежда — страждущие получают чувство вины и сомнения. Я рад, что автор книги Иова подробно записал обвинительные речи его друзей. Эта книга всегда будет напоминать мне: в какую бы благочестивую форму ни была облечена моя мысль, я не имею права убеждать страдальца, будто случившееся с ним — Божья воля.

Восприятие страданий как Божьего наказания влечет за собой тяжелые последствия. Печальные тому свидетельства есть в истории Церкви. В средние века женщин сжигали на костре за еретический поступок — принятие обезболивающих средств во время родов. «В болезни будешь рождать детей» (Быт 3:16), — напоминали священники, приговаривая несчастных к смерти. Когда Эдуард Дженнер открыл вакцину от оспы, против него ополчились священнослужители — нельзя вмешиваться в промысел Божий! Да и в наши дни существуют религиозные секты, которые отказываются от медицинской помощи.

Светские писатели использовали эту религиозную тему в своих произведениях. Альбер Камю в романе «Чума» описывает католического священника, которого раздирают сомнения. Отец Панлю не знает, что ему делать: бороться с чумой или проповедовать о ниспослании ее Богом. Проповедь отражает его внутреннюю борьбу: «Тут отец Панлю заверил свою аудиторию, что ему нелегко будет произнести эти слова, поэтому нужно желать их, раз их возжелал Господь. Только так христианин идет на то, чтобы ничего не щадить, и раз все выходы для него заказаны, дойдет до главного, главенствующего выбора. И выберет он безоговорочную веру, дабы не быть вынужденным к безоговорочному отрицанию… Христианин должен уметь отдать себя в распоряжение воли Божьей, пусть даже она неисповедима. Нельзя говорить: «Это я понимаю, а это для меня неприемлемо»; надо броситься в сердцевину этого неприемлемого, которое предложено нам именно для того, чтобы совершили мы свой выбор. Страдания ребенка — это наш горький хлеб, но, не будь этого хлеба, душа наша зачахла бы от духовного голода»[17]. Но отец Панлю сам не в силах принять мысли, высказанные им во время проповеди. В последствие, будучи не в силах вынести страданий умирающего ребенка, он отрекается от веры.

Сомнения отца Панлю были бы неразрешимы, если бы Библия однозначно не опровергала идею о том, что всякое страдание — результат совершенного греха. Библия описывает скорби невинного Иова. Сын Божий исцелял болезни, а не насылал их. Если согласиться с утверждением, что Бог посылает нам страдания как урок (так, например, учит Ислам), то придется стать полным фаталистом. Если Бог посылает нам полиомиелит, СПИД, малярию, чуму, рак, желтую лихорадку и прочие недуги в качестве назидания, то какой смысл с ними сражаться?

Когда в семнадцатом веке «черная смерть» поразила Англию, многие уличные проповедники торжественно провозглашали: чума — это Божья кара. Но были и другие верующие — и среди них врачи и священники, — которые остались в Лондоне и помогали больным. Священник деревни Эйам уговорил триста пятьдесят ее жителей, среди которых уже было много зараженных, не уезжать, чтобы не разносить болезнь. Двести пятьдесят девять человек умерли, но жители деревни не дали заразе распространиться.

Даниэль Дефо в «Дневнике чумного года» описывает, насколько отличалось отношение к эпидемии христиан и магометан. Когда чума пришла на Ближний Восток, местные фаталисты не изменили своего поведения — они продолжали посещать людные места. Процент смертей в восточных странах был выше, чем, скажем, в Лондоне, где соблюдались меры предосторожности.

В наши дни есть и христиане–фаталисты, хотя фатализм больше свойственен исламу и индуизму, нежели христианству. Несколько лет назад в США были проведены исследования, чтобы выяснить, почему в южных штатах жертв урагана всегда бывает больше, чем на среднем западе. Исследователи учли и различия в конструкции домов, но главная причина заключалась в том, что южане более религиозны и во время стихийных бедствий проявляют большую пассивность: «Если суждено, чтобы ураган разрушил мой дом, пусть так и будет». А жители среднего запада напротив, прислушиваются к прогнозам погоды, стараются подготовить дом к урагану и на время разгула стихии спускаются в укрытия.

Если заключения исследователей верны, то налицо опасное искажение христианской веры. Южанам необходимо следить за ураганными предупреждениями и принимать нужные меры. Отцу Панлю нужно было занять место в рядах борцов с чумой. Иисус во время своей земной жизни, сражался с болезнями. Он не проповедовал о неотвратимости судьбы и не требовал безропотного принятия страданий.

Мы, обитатели стонущей планеты, имеем право бороться со страданием. Это даже не столько наше право, сколько обязанность. Тем, кто не согласен, стоит перечитать притчу о добром самарянине из Евангелия от Луки (глава 10) и притчу об овцах и козлах из Евангелия от Матфея (глава 25).

Богословие здоровья и процветания

В последнее время в церквях стало преобладать второе грандиозное заблуждение. Новые течения провозглашают, что верующий избавлен от страданий. Богословие здоровья и процветания могло возникнуть только в обществе изобилия, где хватает обезболивающих средств.

Христианам Ирана или, скажем, Камбоджи вряд ли пришло бы в голову его проповедовать. Один православный христианин как–то заметил: «Создается впечатление, что для вас, западных верующих, богатство — это доказательство Божьего благословения. Бедность, неустройство и страдания для вас символ Божьей немилости. Мы подходим к страданию иначе. Мы считаем, что скорбь может быть знаком Божьей милости и доверия. Мы с уважением относимся к тем христианам, которым Бог посылает страдание».

Сегодня много внимания уделяется чудесным исцелениям. О них пишут в журналах, их показывают по телевизору. Многие проповедники сулят исцеление каждому, кто хочет его принять.

Я никоим образом не стану приуменьшать значение чуда физического исцеления. Но чудеса не решают проблему страдания — смертность христиан составляет 100 процентов. То есть она такая же, что и среди нехристиан. И у тех, и у других с возрастом ухудшается зрение. И у тех, и у других случаются переломы. И у тех, и у других бывают повреждения мягких тканей тела при аварии или при теракте. И те, и другие болеют раком. И те, и другие разделяют скорби этого мира во всей полноте.

Современное увлечение чудесными исцелениями часто влечет за собой побочные эффекты: неисцеленные чувствуют свою богооставленность. Недавно я смотрел в прямом эфире телепрограмму на эту тему. Свидетельство мужчины — он рассказал, как Бог исцелил его ногу за неделю до запланированной ампутации — было встречено горячими аплодисментами. Слушатели визжали от восторга, а ведущий сказал: «На сегодня это самое лучшее чудо!» А я подумал о людях с ампутированными конечностями. Кто–то из них, наверное, смотрел эту передачу и сокрушался о том, что им не хватило веры.

В отличие от многих телепроповедников, апостол Павел полагал, что христианская жизнь несет с собой не столько богатство и здоровье, сколько скорбь. Он писал Тимофею: «Да и все, желающие жить благочестиво во Христе Иисусе, будут гонимы» (2 Тим 3:12). Если человек болен, это не означает, что он обязательно страдает за грех. Христианская вера — не космический скафандр, защищающий верующего от любых опасностей. Бог не допустил такой роскоши даже для Своего Сына.

Завлекал очки, гласящие, что жизнь со Христом гарантирует достаток и здоровье, очень похожи на доводы сатаны из книги Иова. Как мы помним, действительность их опровергла. Чтобы понять, как связаны страдания и вера, советую еще раз вспомнить, чему нас учит Библия. Откройте одиннадцатую главу Послания к Евреям — величайшую главу о вере. Автор перечисляет людей, которые в разные времена проявили верность Богу. Большинство святых, упомянутых в первой части главы, обрели Божье благословение. Это Исаак, Иосиф, Моисей, Раав, Гедеон, Давид. Однако дальше автор говорит о других верных, «которые испытали поругания и побои, а также узы и темницу, были побиваемы камнями, перепиливаемы, подвергаемы пытке, умирали от меча».

Апостол Павел пишет об их жизни: они «скитались в милотях и козьих кожах, терпя недостатки, скорби, озлобления, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли». И какой вывод? «Все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного». А что говорит сам Бог об этих людях, которые стремились к лучшей, горней участи? «Посему и Бог не стыдится, называя Себя их Богом: ибо Он приготовил им город».

Читая книгу Дэвида Ватсона «Не убоишься зла», я думал об этих Божьих избранниках. Ватсон — известный английский писатель, проповедник и лидер харизматического движения. Он пребывал на вершине успеха, когда вдруг обнаружилось, что у него рак кишечника. И тогда Ватсон, окруженный верными друзьями, начал отчаянную борьбу за свою жизнь. Он вступил на путь целительной веры. И сам Ватсон, и большинство его друзей были убеждены: Бог чудесным образом избавит его от рака.

Однако болезнь наступала, Ватсону становилось все хуже. И ему пришлось обрести иную веру — ту которая двигала святыми, о которых пишет апостол Павел. Ему потребовалась та самая вера, которая помогла выстоять Иову. В книге Ватсон рассказывает, как он к ней пришел.

Последние слова книги были написаны Ватсоном в январе. В феврале он умер. Многих его книга разочаровала — они хотели прочесть о чуде. Однако теолог Джеймс Пакер, уже после смерти Ватсона написавший предисловие к его книге, увидел в ней возрождение давней христианской традиции — искусства умирать. До недавнего времени достойная смерть считалась вершиной жизни верующего, славным ее завершением.

Пакер пишет:

Представьте себе, что вы прикованы к больничной койке. Ваша жизнь поддерживается с помощью капельниц. Все, что вы нажили, уничтожил ураган. Дом, машина, деньги, спрятанные в кубышке, — все исчезло. Ваша семья погибла. Вас некому навестить, кроме нескольких странноватых соседей. Жизнь в вашем теле едва теплится.

Вы в глубоком горе. Ваши молитвы пронизаны горечью, в голове крутятся неотвязные вопросы. «Вот если бы Бог сошел ко мне и ответил на терзающие меня вопросы, — говорите вы себе. — Я хочу Ему верить, но разве я могу? Случившееся перечеркнуло все мои представления о любящем Боге. Вот бы мне встретиться с Ним! Пусть Сам скажет, почему Он уготовил мне такой путь. Тогда было бы легче вынести мучения».

Один человек побывал в подобном положении, и его желание исполнилось. Иову, отцу всех безвинно пострадавших, явился Бог и ответил ему из бури. Этот Божий ответ — одних из самых длинных монологов Библии. Речь Бога венчает книгу о страдании. Значит, Его ответ заслуживает самого пристального внимания: возможно Бог записал в Библии то, что хотел бы сказать нам лично.

Вспомним произошедшее с Иовом. Что мог сделать Бог? Он мог бы мягко коснуться Иова и сказать, что испытание будет способствовать личностному росту страдальца. Мог бы сказать, что гордится Иовом, который помог Ему победить в споре с сатаной: «Иов, Я знаю, что с тобой обошлись несправедливо, но ты справился. Ты даже не представляешь, что значит твоя стойкость для Меня и для всей вселенной!» Бог мог бы поведать Иову о свободе воли человека и о трагических последствиях грехопадения. (И даже рассказать ему о ценности боли и объяснить, насколько хуже была бы жизнь без страдания!)

Несколько участливых фраз, ободряющая улыбка, краткое объяснение происходящего — это утешило бы Иова. Но ничего подобного Бог не делает. Наоборот, Он набрасывается на Иова с упреками: «Кто сей, омрачающий Провидение словами без смысла? Препояшь ныне чресла твои, как муж: Я буду спрашивать тебя, и ты объясняй Мне» (Иов 38:2–3).

С высоты Своего положения Бог обрушивает на Иова вопрос за вопросом, не говоря ни слова о его страданиях — то есть, о том, о чем Иов спорил с друзьями на протяжении тридцати пяти глав.

Уроки природы

О речи Бога написано немало. В этой знаменитой речи, которая не вызвала бы ни малейшего удивления, будь она адресован Фонду защиты дикой природы или зеленым, Бог указывает Иову на чудеса природы. Я и сам восхищаюсь этими великими чудесами, но к восхищению примешивается замешательство. Зачем в подобный момент говорить о природе?

Верующие с восторгом цитируют Божью речь, украшают жилье календарями с отрывками из нее, но задумываются ли они об обстоятельствах, при которых прозвучали Божьи слова? Они обращены к бездомному, полунагому Иову, лишившемуся друзей и семьи, покрытому язвами, отчаявшемуся. Казалось бы самый неподходящий момент для восхваления природы! Почему же Бог уклоняется от ответа на вопросы, которые мучили беднягу Иова?

Божья песнь открывается ликованием. О чем говорит Бог измученному страдальцу? А вот о чем:

О восходе: «Давал ли ты когда в жизни своей приказания утру и указывал ли заре место ее?»

О дожде и снеге: «Входил ли ты в хранилища снега и видел ли сокровищницы града? Из чьего чрева выходит лед? Кто может расчислить облака своею мудростью и удержать сосуды неба, когда пыль обращается в грязь и глыбы слипаются?»

О буре: «Кто проводит протоки для излияния воды и путь для громоносной молнии? Можешь ли посылать молнии, и пойдут ли они и скажут ли тебе: вот мы?»

О львах: «Ты ли ловишь добычу львице и насыщаешь молодых львов, когда они лежат в берлогах или покоятся под тенью в засаде?»

О горных козах: «Знаешь ли ты время, когда рождаются дикие козы на скалах, и замечал ли роды ланей?

Можешь ли расчислить месяцы беременности их? И знаешь ли время родов их?»

О диких ослах: «Кто пустил дикого осла на свободу, и кто разрешил узы онагру, которому степь Я назначил домом и солончаки — жилищем? Он посмеивается городскому многолюдству и не слышит криков погонщика».

О птицах: «Ты ли дал красивые крылья павлину и перья и пух страусу? Твоею ли мудростью летает ястреб и направляет крылья свои на поддень? По твоему ли слову возносится орел и устрояет на высоте гнездо свое?»

О коне: «Ты ли дал коню силу и облек шею его гривою? Можешь ли ты испугать его, как саранчу? Храпение ноздрей его — ужас».

Львицы, выслеживающие добычу, орлы, парящие в небе, крокодилы и дикие быки — Бог с удовлетворением и гордостью художника проводит перед взором Иова всех этих удивительных тварей. Он будто бы говорит Иову: «Иов, неужели ты настолько могуществен, что способен повторить Мои достижения? Или ты настолько мудр, что можешь править миром? Силен ли ты, как и Я? Столь ли звучен твой голос, как и Мой?» Бог саркастичен: «Ты знаешь это, потому что ты был уже тогда рожден, и число дней твоих очень велико!» (см. Иов 38–41).

Божьи слова сокрушили Иова полностью. Он покаянно признает свое поражение: «Знаю, что Ты все можешь, и что намерение Твое не может быть остановлено. Так, я говорил о том, чего не разумел, о делах чудных для меня, которых я не знал» (Иов 42:2–3).

Ответил ли Бог на вопросы Иова о страдании и несправедливости? Нет. Создается впечатление, что Он уходит от объяснений умышленно. (Интересно, что многие люди пишут книги в защиту репутации Бога, стараясь доказать, что Бог неповинен в наших страданиях, в то время как Сам Бог об этом не заботится.)

Но откуда тогда столь воинственный тон? Что, собственно, Бог хотел от Иова?

Бог хотел доверия. Мне кажется, что блистательную речь Бога можно свести к одному простому тезису: «Иов, пока ты не уразумел, как устроен мир материальный, не указывай Мне, как управлять миром духовным».

Мы подобны Иову: мы тоже плохо понимаем устройство мира, в котором обитаем, хотя способны его видеть и осязать. И тогда — кто мы такие, что позволяем себе судить о нравственной стороне Божьего правления? Пока у нас нет мудрости и умения, чтобы вызвать бурю или сотворить совершенной формы снежинку, разве имеем мы право призывать Создателя к ответу?

У всесильного Бога, Правителя Вселенной, хватит мудрости, чтобы защитить Свое дитя — Иова, пусть в это и трудно поверить. Бог создал меня и мир — место обитания человека. Так разве Он не способен позаботиться обо мне?

Недоработки бестселлера

Слова Бога, завершающие книгу Иова, — одна из главных причин, по которым я не могу согласиться с выводами нашумевшей книги «Когда с хорошими людьми случается зло». Ее автор — раввин Гарольд Кушнер. Книга появилась после того, как жестокая болезнь — детская прогерия, унесла жизнь его сына. У этой болезни есть и другое название — синдром преждевременного старения. На глазах Кушнера его мальчик превратился в лысого, морщинистого, немощного старичка и умер.

Как ни удивительно, книга стала бестселлером. Кушнер пишет о том, как в эти страшные и тягостные дни он познал Божью любовь, но потерял веру в Божью силу. Раввин пришел к убеждению: Бог — благ, и Ему ненавистны наши страдания, но Он не властен усмирить страдание, Он не в состоянии справится с прогерией. Он бессилен. «Богу нелегко справиться с хаосом, царящим в этом мире», — заключает Кушнер. Поэтому на нашей планете существует страдание. А Бог — это «Бог справедливости, но не Бог силы». Другими словами, Бог тоже мучается от боли, которой полна земля, но сделать ничего не может.

Книга Кушнера приобрела популярность, потому что несла людям утешение. Автор выразил словами то, во что люди всегда хотели верить: Бог жаждет нам помочь, но не в состоянии это сделать. Умоляя Бога решить наши проблемы, мы требуем от Него непосильного. Мысли Кушнера находят отклик в сердцах многих людей. Но верны ли они?

Если Кушнер открыл неведомые доселе истины о Боге, то почему в речи, обращенной к Иову, Бог не высказал их Сам? Книгу Иова можно было бы назвать «Когда самое плохое случается с лучшими людьми». А ведь заключительная сцена книги дает Богу отличную возможностью пуститься в рассуждения о Собственном бессилии: «Иов, Мне жаль, что так получилось. Надеюсь, ты понимаешь: Я здесь ни при чем. Я бы и рад помочь, но не могу». Иова такие слова утешили бы. Но Бог так не говорит.

Вместо этого в заключительных главах книги Иова перед нами разворачивается впечатляющая картина Божьего величия и могущества. Равной ей нет во всей Библии. Бог не извиняется за Собственное бессилие — Он воспевает чудеса природы и провозглашает Свое всемогущество.

А если Бог не обладает всемогуществом, то зачем Он хвалится своей мощью в самый неподходящий момент — когда возникли сомнения в Его всевластии и силе? Иудейский писатель, лауреат Нобелевской премии Эли Визель, мне кажется, лучше всех прокомментировал образ Бога, нарисованный Кушнером: «Если Бог — на самом деле таков, то Ему пора подать в отставку и уступить Свое место существу, более искусному в управлении миром».

«Что делать?» или «Почему?»

Речь Бога ответила на вопросы Иова, но принесла ли она облегчение нам? Нелегко понять, почему Иов удовлетворился столь, казалось бы, уклончивым ответом. Хотя нужно признать, что сами мы голоса Божьего, говорящего к нам из бури, не слышали, а потому нам трудно до конца понять реакцию Иова. Но на самом деле Божье присутствие — вот что заполнило мучительную пустоту в душе Иова. Какие же уроки можем из этого извлечь мы, к которым Бог не обращался лично?

На мой взгляд, книга Иова ставит вопрос о страдании так, как впоследствии поставил их Христос (см. Лк 13 и Ин 9). Страдание заставляет человека задуматься о двух гранях своего бытия. Во–первых, о причинах горя: почему это случилось со мной? Кто виноват? Во–вторых, о собственном отношении к несчастью. Большинство из нас бессознательно ищет причину, по которой случилась беда. О том, как отнестись к страданию, человек задумывается позже. Но в случае с Иовом Бог вообще не касается причин — Он говорит о внутреннем самоощущении Иова.

Получается, Бог как бы разграничивает сферы ответственности. Он берет на Себя заботу об управлении вселенной, со всеми ее бедами. А людям, таким как Иов, полностью поглощенным своей трагедией, Бог дает совет: «Хватит ныть! Ты не понимаешь, о чем говоришь!» Или, как говорит современный американский писатель Фредерик Бюхнер: «Бог ничего не объясняет — Он вспылил и спрашивает Иова: «Да кто ты такой?» Он показывает: объяснить Иову то, что тот требует, — все равно, что разъяснить теорию Эйнштейна головоногому моллюску. Бог не раскрывает Своего великого замысла — Он раскрывается Сам».

А Иову нужно беспокaоиться лишь об одном: как отнестись к своему бедствию. Бог ни словом не обмолвился о причинах страдания Иова, Он обратил взгляд в будущее. Произошла трагедия — что ты будешь делать? Искать виноватых? Это ничего не даст. Иову нужно было принять на себя ответственность за собственные поступки — вот что находится в его власти, а не во власти Бога.

В Библии мы постоянно встречаемся с таким подходом к страданию и невольно приходим к выводу: вопросы «Почему?» и «От Бога ли это?» — не главные. Самый важный вопрос — «Как мне себя вести, если со мной случилось несчастье?». Поэтому меня больше интересуют истории людей, которые дали страданиям свой ответ, и меньше заботят теоретические рассуждения о них.

Вопрос о страдании — в том виде, в котором его ставит Библия, — адресован не столько философам, сколько практикам: он прямо касается восприятия человеком страдания и веры. Пастор Стефан Браун говорит об этом так (только не воспринимайте его слова буквально): «Всякий раз, когда неверующий заболевает раком, Бог попускает, чтобы раком заболел и христианин. Это нужно для того, чтобы мир почувствовал разницу между ними».

В чем же эта разница? В том, как отнестись к страданию? Библия дает нам ответ ясный, но — увы! — не утешительный:

Один из лучших ответов родился у апостола Павла, когда у него возникли разногласия с коринфскими христианами. В порыве негодования Павел написал им очень жесткое письмо. Но возвращаясь в мыслях к написанному, он говорит: «Посему, если я опечалил вас посланием, не жалею, хотя и пожалел было; ибо вижу, что послание то опечалило вас, впрочем на время. Теперь я радуюсь не потому, что вы опечалились, но что вы опечалились к покаянию; ибо опечалились ради Бога, так что нисколько не понесли от нас вреда» (2 Кор. 7:8–9).

Опечалились к покаянию, опечалились ради Бога — эта мысль апостола точно определяет возможную реакцию на страдание. И становится яснее, почему наше отношение к скорбям важнее понимания их причины. Смысл сказанного Павлом созвучен словам Христа о безвинно погибших людях: «Неужели вы не понимаете, что так же погибнете, если не отвернетесь от своих злых путей и не обратитесь к Богу?» (см. Лк 13).

Добрые плоды

«Радуйтесь!» Чем этот евангельский призыв отличается от совета тех, кто рекомендует страждущим и недужащим «думать о хорошем»? Ведь практически все библейские призывы к радости содержат упоминание о добрых плодах. Страдание несет нам нечто важное — оно заставляет нас измениться.

Убеждая верующих радоваться, апостолы не имели в виду, что нужно улыбаться и делать вид, будто ничего страшного не произошло. Ни в действиях Христа, ни в писаниях Павла на такое нет даже намека. Стоицизм не предполагает детского доверия к Богу, столь свойственного христианству. Самоуверенность — идеал не христианский.

Нет в словах апостолов и намеков на мазохизм — он не призывает наслаждаться болью. Радоваться в скорбях — вовсе не означает излучать счастье, когда хочется плакать. Нет, Библия говорит о другом: она ставит во главу угла результат, те добрые плоды, которые способен произрастить из страдания Бог. Но чтобы это сделать, Богу нужно, чтобы мы Ему доверились. Процесс, который происходит в душе человека, когда он отдает себя и события в руки Божьи, определяется словом «возрадоваться».

В Послании к Римлянам перечислены этапы этого процесса: «…но хвалимся и скорбями, зная, что от скорби происходит терпение, от терпения опытность, от опытности надежда, а надежда не постыжает, потому что любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам» (Рим 5:3–5). Выходит, что такое качество, как терпение, развивается лишь благодаря перенесенным трудностям: человек, который всегда получает то, что хочет, не сможет научиться ни терпению, ни стойкости. А скорби становятся тем орудием, которое помогает развить ценные свойства характера.

И тут призыв апостола Павла «Радуйтесь!» обретает реальный смысл. А что говорит апостол Иаков? Он не уговаривает нас радоваться искушениям, но советует радоваться, когда мы с ними сталкиваемся. Есть ли разница? Несомненно. В одном случае звучит призыв радоваться страданию, а в другом — радоваться возможности духовного роста, которую страдание нам дает. Нас наполняет радостью не само случившееся несчастье, а уверенность в том, что страдание произрастит в нашей жизни добрый плод. Ценна не боль, а те уроки, которые мы из нее извлекаем. И тогда страдание перестает быть бессмысленным: мы можем теперь «возрадоваться в Господе», Который любое бедствие силен обратить во благо.

Объяснив, почему следует радоваться скорбям, Павел затем делает вывод: «Притом знаем, что любящим Бога, призванным по Его изволению, всё содействует ко благу» (Рим 8:28). Его слова нередко искажают, придавая им иной смысл — «с любящими Господа дурного не случается». Но Павел имеет в виду другое. Под словом «всё» он подразумевает скорби, притеснения, гонения, голод, наготу и опасности. Павел и сам пережил немало страданий. Но — как видно из жизни Павла — Бог использовал все тягостные обстоятельства, чтобы осуществить Свои цели, преобразив как самого апостола, так и через его служение мир. Скажу точнее: Бог не режиссировал тяготы, а используя тяжелые обстоятельства, трудился над душой Павла.

Выходит, Господь посылает нам страдания, чтобы осуществить Свои благие намерения? Но вспомните историю Иова: на его вопросы о причинах несчастий Бог не отвечает. Мы же, не понимая причин, все равно продолжаем строить догадки: «Кое–кто из родственников покаялся на похоронах. Наверное, для этого Бог и призвал к Себе нашего друга». Но это бессмысленно. Наша задача — определиться, как мы поведем себя в беде. Апостол Павел и другие новозаветные авторы заверяют нас: если нашим ответом на страдание станет доверие к Богу, то Он, без сомнения, обратит зло во благо. Недаром говорится в книге Иова: «Бог спасает бедного от беды его и в угнетении открывает ухо его» (Иов: 36:15).

Поняв, что страдание способно приносить добрые плоды, мы меняем свое отношение к невзгодам. Имея достойную цель, люди способны добровольно идти на страдание (пример — спортсмены и беременные женщины). Как показывает Библия, христианское отношение к страданию дарует надежду и больному человеку: уповая на Господа, доверившись Святому Духу, Который уподобляет нас Христу, мы обретаем истинную надежду — ту, которая «не постыжает». Проще говоря, страдания делают нас лучше. Мучение, каким бы бессмысленным оно ни казалось, может принести дивные плоды.

Итак, где же Бог, когда я страдаю? Он — в нас. Он — не злой гений, который, стремясь причинить боль, строит против нас козни. Нет, Он — в нас, и Он неустанно преобразует зло во благо. Можно сказать с полной уверенностью: Бог способен превратить зло в добро. Однако это не значит, что Бог, стремясь произрастить добрые плоды, намеренно навлекает на нас несчастья.

Путь Марии

Однажды мы с доктором Брэндом беседовали о христианах, переживших тяжелейшие страдания. Он рассказал мне нескольких историй. А я спросил, как повлияли несчастья этих людей на их веру — приблизили их к Богу или отдалили от Него. Брэнд задумался. Оказалось, что кто–то прилепился к Богу всем сердцем, а кто–то с горечью от Него отвернулся. Видимо, решающую роль сыграло, какой вопрос занимал умы страдальцев. Те, кто отчаянно пытались понять причину своих бедствий: «Чем я заслужил подобные муки? Что Бог хочет мне сказать? За что Бог наказал меня?» — отходили от Бога чаще. В отличие от них, страдальцы–победители принимали свое положение и, несмотря на все трудности, доверяли Богу.

Тогда же доктор Брэнд поведал мне об одной из своих самых известных пациенток — о Марии Вергес. Нет, Мария вовсе не болела проказой. Она была многообещающим молодым специалистом и в Индии, в больнице для прокаженных, проходила у доктора Брэнда стажировку. Однажды Мария отправилась на пикник. Машину, в которой она ехала, вел студент. Молодому человеку очень хотелось похвастаться своим умением водить автомобиль. Первые несколько километров им пришлось тащиться за неторопливым школьным автобусом. В конце концов, потеряв терпение, студент выехал на разделительную полосу и прибавил газу. Заметив встречный автомобиль, студент хотел было притормозить, но по ошибке нажал педаль газа — машина резко вильнула, слетела с моста и покатилась по крутой насыпи.

Марию Вергес нашли лежащей без движения у подножия склона. На лице, от виска до подбородка, зияла страшная рваная рана. Марию подняли — ноги у нее болтались, как у тряпичной куклы.

Следующие месяцы были мучительны. На улице стояла сорокапятиградусная жара. Мария лежала в раскаленной палате на вытяжке, закованная в специальный пластиковый корсет. Ее ожидало изнурительное лечение. Каждую неделю медсестры проверяли, не вернулась ли к ногам чувствительность, и каждый раз Марии приходилось признать, что она не чувствует булавочных уколов.

Доктор Брэнд видел, что Мария все глубже погружается в отчаяние. Однажды он зашел к ней побеседовать. «Мария, — сказал он, — мне кажется, тебе стоит подумать о твоей будущей врачебной карьере». Мария сначала решила, что доктор шутит, но он продолжал говорить. Доктор Брэнд убедил ее, что она способна дать больным уникальный дар — свое понимание и сострадание. Мария долго размышляла о его словах. Она сомневалась, сможет ли когда–нибудь достаточно окрепнуть, чтобы работать врачом.

Но прошло время, и Мария начала лечить прокаженных. Персонал больницы замечал, что в ее присутствии пациентов покидало ощущение безнадежности, оставляла тоска, и они переставали себя жалеть. Прокаженные изумленно перешептывались, наблюдая за доктором в инвалидной коляске. Положение у молодой женщины было не лучше, чем у них. И, как и у них, лицо ее было изуродовано шрамами. Вскоре Мария стала ассистировать хирургу во время операций, хотя для нее — сидящей в коляске — это была крайне утомительная работа.

Как–то раз доктор Брэнд встретил Марию, когда она ехала в своей коляске от одного больничного корпуса к другому. Он поинтересовался, как у нее дела. «Сначала мне казалось, что для меня все кончено, — ответила девушка, — но сейчас я вижу, что жизнь моя наполнена смыслом».

На пути к выздоровлению Марии приходилось терпеть мучительные и болезненные лечебные процедуры. Она перенесла серьезную операцию на позвоночнике. Молодая женщина страдала недержанием мочи. Ей приходилось бороться с пролежнями. Но теперь в ней затеплилась надежда. Она понята: ее состояние — не Божья кара, которая обрекает ее на жалкое прозябание. Наоборот, болезнь может оказать ей неоценимую услугу, сделав ее великолепным врачом.

Мария — сидящая в коляске с улыбкой на изрезанном шрамами лице — мгновенно находила взаимопонимание с пациентами–инвалидами.

Спустя некоторое время Мария стала ходить с помощью ортопедического аппарата. Она получила стипендию института Физиотерапии и реабилитации и какое–то время работала там. В итоге она возглавила одно из новых отделений Института физиотерапии в Индии.

История Марии показывает нам удивительный путь от безысходности к успеху. Если бы Мария непрестанно вопрошала, почему с ней случилась эта трагедия, она не вышла бы из тупика. Но она обратилась к Богу и задала Ему другой вопрос: «Что дальше?» Она научилась доверять Богу и вверила Ему написание нового сценария своей жизни. По всей вероятности, Мария Вергес достигла в жизни намного большего, чем получила бы, не будь этой трагедии.

Я знаю многих людей, которые отвернулись от Бога из–за страданий. Их примеры совсем не похожи на историю Марии. Они постоянно твердят о своих болезнях, как будто болезнь — единственное, что есть в их жизни. Они упиваются жалостью к себе, давая полную волю чувствам, таящимся в глубине души каждого человека.

Страдалец всегда стоит перед выбором: с гневом и отчаянием отвернуться от Бога или принять случившееся и найти возможность вернуть себе радость. Я не говорю, что Бог больше любит тех, кто ищет Его воли, и отвергает тех, кто отворачивается от Него. Я не говорю, что одни страдальцы более духовны, чем другие. Я глубоко убежден, что Бог понимает, когда люди в беде злятся, вопят, протестуют. Понимает Он и тех, кто учится находить в страдании благословение. (Не забывайте, Бог больше благоволил к честному возмущению Иова, нежели к набожным речам его друзей.)

Богу не нужно, чтобы мы реагировали на страдание «правильно». У Него нет потребности удовлетворить некие Свои родительские амбиции. Ради нас, а не ради Себя, стремится Он увести наше внимание от причин трагедии к нашему отклику на нее. В самом деле, путь поиска радости в страдании сам по себе несет исцеление: чувства радости и благодарности снимают напряжение, успокаивают нервы, избавляют от страхов и помогают организму мобилизовать защитные силы.

Стало бы нам легче, если бы мы точно знали, почему Бог допустил ту или иную скорбь? Нередко такое знание лишь усиливает горечь. В бедственном положении действенно другое — доверие к Богу. Уповающий на Бога утрачивает самонадеянность, его вера обновляется, становится глубже, полнее. И тогда страдание помогает нам обрести качества, имеющие непреходящую ценность.