Желай осторожно

13

Тайная комната находилась рядом с вместилищем железа. Ловить ключ, восседая на метле, не пришлось – было не заперто, так как ни одна душа за здорово живешь туда бы и так не сунулась. Даже вездесущая Иванна, швабра которой побывала во всех уголках необъятного офиса, опасалась соваться в темное царство.

– Да пребудет с тобой сила, юный подаван, – напутствовала я Вовыча и радушно распахнула дверь в архив, свет включился автоматически.

– Может не надо? – попытался сдать назад парень, но судьба в моем лице была непреклонна.

– Вов, – уже не дурачась, сказала я, – я правда не могу, там паутина, а ты меня знаешь, влезу – буду орать дурниной и метаться по офису с бессмысленным взглядом.

– Ладно. Что искать? – сдался он и взглядом трехсотого спартанца вперился в густо стоящие ребрами к нам стеллажи, серые и пушистые от вековой пыли.

– Надо найти проект за пятый год.

– Нашей эры или еще до?

– Остряк, ржунимогу. Там на полках таблички с годом есть. Нужно за ноябрь. Тащи все, что найдешь, потом сама разберу.

Я осталась на пороге, а Вовыч исчез из поля зрения. Слышно было, как он чихает и чертыхается. Расстояния между конструкциями из перфорированного железа было как раз на ширину его плеч, а они у Вовыча не сказать, чтоб сильно широкие. Среднестатистические такие плечи. Все прочее вполне себе рельефное и подтянутое, соразмерно его 180 см. Я помнится, как раз на рельеф вида сзади и повелась сначала. Глаза у Вовыча серые, с желтоватыми прожилками и жесткие русые волосы ежиком.

– Рин, я их нашел.

– Хватай и тащи, пока не задохнулся в этой пылище.

– Не могу. Я, кажется, застрял.

– Это все потому, что кто-то слишком много… Ты серьезно или шутка такая, чтоб я тебя вызволять полезла? – Я сунула голову внутрь рассадника антисанитарии и попыталась на слух определить местонахождение своего паладина.

– Не шутка. Я зацепился за что-то, а стеллаж на соплях, и если я дернусь, и все рухнет, то придется МЧС вызывать, голыми руками меня отсюда не откопают. Так что собери фобии в кулак и давай сюда. Нет тут паутины, пыль одна.

Я вспомнила, что я – русская женщина, которая и коня, и избу, и полвагона картошки, если придется. Не к месту всплыло из глубин еще о товарищах, но погибать не хотелось, а выручать придется, он же за моей надобностью туда полез.

Стеллаж с 2001 по искомый 2005 год от Рождества Христова жался к стенке и был в череде братьев крайним, или первым, если по времени считать. Вовыч обнаружился почти в самом углу с тремя папками в руках, пришпиленный за свой крупной вязки свитер к соседнему стеллажу, как брелок к рюкзаку, за такое место, что рукой самостоятельно не дотянуться. Оттопыренный локоть парня упирался в 2001/2005 и, судя по шаткости конструкции, только на этом локте и держался. Видимо, вынутые с полки папки, что-то нарушили в вековом равновесии стеллажа, и он сдался, бросив родную стену.

– Вовыч, ты только держись! – надрывно прошептала я, взяла древние документы из его рук, быстро отнесла папки к порогу и вернулась.

– Дошутишься ты когда-нибудь, Стержинская, чесслово. – Парень поддерживал кренящуюся конструкцию левой рукой, а правой пытался сорваться с крючка, но выходило плохо.

Я пробралась к нему бочком, поднырнула под руку и, изобразив страстные объятия, занялась процессом освобождения.

– Вовыч…

– Ммм? – невнятно и со странной интонацией, которой я никогда в его исполнении не слышала, отозвался парень.

– Тебе твой свитер очень сильно дорог?

– Нууу, – протянул он, снова игнорируя членораздельную речь.

– Я просто не вижу другого выхода, как этот гордиев узел разорвать к чертовой бабушке, иначе мы тут надолго. Рвать?

– Хыо… хорошо, – выдохнул он, я пристроилась поудобнее и почувствовала, что Вовычу действительно сейчас станет хорошо. Ведь то, что упиралось мне чуть пониже живота, было совсем не пряжкой ремня. Я замерла, подняла голову и встретилась взглядом с серыми глазами в поволоке желания.

– Вовыч, – серьезно и строго произнесла я, но голос предательски дал петуха. – Ты маньяк.

– Сексуальный? – хрипловато поинтересовался он, пожирая меня взглядом.

Я судорожно сглотнула, но деваться между стеллажами было некуда, а пытаться отползти в сторону бочком чревато. Оглушительно лопнула старая лампочка, я взвизгнула, инстинктивно прижимаясь к парню. На нас обрушилась тьма, зловеще проскрежетал, наклоняясь, стеллаж и уронив папки с верхних полок, замер. Через два удара сердца и один долгий взгляд Вовыч смял мои губы поцелуем. А через минуту меня прижали в простенок между стеллажами, юбка покинула отведенное приличиями положение, задравшись вверх не без помощи этого маньяка, руки которого азартно сжали то, откуда ноги растут, и потащили белье в низ. Я рванула Вовкин ремень, и мы сделали это. Среди летающих в воздухе серых хлопьев и тонны старых бумаг.

Спустя полчаса, мы, косясь друг на друга с подозрением, как два шпиона, работающих на недружественные государства, отряхивались от пыли на пороге архива. Меня слегка потряхивало от впечатлений и случайной любви, Вовыч тоже был чуток не в себе, а еще его немножко совесть мучила за внезапный разврат с коллегой, он ведь с Ленусиком.

– Ничего не было, – сказал он. – Точно, – отозвалась я, собирая папки с пола.

– Можешь и дальше спать на моем диване, но в архив я с тобой больше не пойду.

Мы пожали друг другу руки и разбежались по кабинетам лечить душевные раны.