Женщина в «Восточном экспрессе»

Глава 2

В первую ночь Агата не отважилась выйти из купе. В море она всегда чувствовала себя скверно, и переправа через Ла-Манш ее совершенно вымотала. В поезде волнение уступило место невыразимому облегчению. Проводник сказал, что в купе больше никого не будет до самого Белграда, и она не стала опускать жалюзи, просто лежала, наблюдая за сумеречными пейзажами Нормандии. Поезд катил мимо черных деревьев, покачивающих голыми пальцами, мимо силуэтов лошадей, вспугнутых паровозным гудком… Мирные сельские картины, нетронутые временем. Трудно поверить, что еще лет десять назад здесь бушевала война.

Ей вспомнился Арчи, парящий над этими полями на своем биплане – один из немногих квалифицированных пилотов Британии, кому повезло выжить. Как-то, еще до женитьбы, он писал ей из Франции – спрашивал, не переживает ли она за него. Агата прочла между строк: в глубине души ему хотелось успокоить самого себя. С обратной почтой она послала фиалки и святого Кристофера, написала, что ни капельки не волнуется, ведь она видела его в воздухе и знает, насколько он хорош. Агата тщательно избегала каких-либо упоминаний о своей повседневной жизни, об искалеченных телах мужчин и мальчиков, за которыми приходилось ухаживать в госпитале в Торки.

«Ужасно грязная работа! Мне противно даже думать, что ты ею занимаешься».

Он написал это за неделю до первого отпуска, и с тех пор Агата никогда не упоминала о своей работе. Ее письма были заполнены мечтами о доме, о жизни, которая ждет их после войны.

Поспешное венчание состоялось в сочельник 1914 года – тогда они гостили в доме его матери. Накануне вечером Арчи долго рассуждал о том, как это неправильно – жениться, пока идет война. На следующее утро он ворвался к ней в спальню и объявил, что передумал: они должны обвенчаться немедленно! У него оставалось всего сорок восемь часов отпуска – не было времени купить платье, выбрать цветы, даже испечь торт. Агата выходила замуж в пиджаке и юбке, которые надевала на собеседование в госпиталь. Поймали викария и заплатили восемь фунтов; свидетелем стал друг, случайно проходивший мимо церкви. После первой брачной ночи муж вернулся во Францию.

Агата закрыла глаза, пытаясь вытеснить из памяти его жесткое тело, вжимающееся в ее мягкую белую плоть. Она мысленно перенеслась в далекое прошлое, в место, где всегда царит лето – на пляж у подножия утеса в Девоне, в те беззаботные дни, где ребенком охотилась на крабов, поедала яйца вкрутую и сэндвичи с рыбным паштетом. И мало-помалу провалилась в сон…

Проснулась от мягкого толчка: поезд остановился. Интересно, где это они? Париж? Или еще дальше? Дижон? Лозанна? Агата приподнялась на локтях, вглядываясь через стекло.

На платформе, залитой лунным светом, ее внимание привлекла фигура мужчины – было в нем что-то до жути знакомое… Высокие скулы, блестящие глаза…

Она моргнула, вытягивая шею. Последний раз они виделись несколько месяцев назад, и все же вот он, здесь, за окном, словно переправился вслед за ней через пролив, отстал где-то в Кале и теперь, обретя сверхъестественную скорость, вновь нашел поезд. Смотрит куда-то вдаль, с явным нетерпением. Губы дернулись, зашевелились, хотя рядом никого… С кем он разговаривает?

Внезапно в голове прозвучал знакомый голос:

Опять убегаем? Ну что ж, может, хоть сейчас получится…

Агата зажмурилась. Разумеется, это не Арчи! Тот сейчас в Англии, спит в своей постели. Возможно, видит ее во сне, представляет, что будет делать через несколько дней, после свадьбы…

Когда она перестала мучить себя и открыла глаза, призрак уже исчез. Ну и воображение…

Поезд тронулся, Агата улеглась и начала медленно вдыхать и выдыхать, считая до четырех. Каждый вдох приносил успокаивающий запах свежего белья. Затем она мысленно составила список всех приятных моментов путешествия: еда, музыка, новые пейзажи. Есть в поезде что-то надежное: в самом деле, она ведь не одна – стоит лишь позвонить, и тут же явится проводник.

Агата попыталась представить себе конечную цель путешествия и невольно поежилась. Удастся ли проделать такой путь в одиночку? А почему нет? Ведь ей уже тридцать восемь! И потом, не на Луну ведь едет, всего лишь в Багдад. И снова ее охватила легкая дрожь. На званом обеде в Лондоне то была дрожь предвкушения; сейчас добавились нотки страха.

Она почти ничего не знала о Багдаде. Однажды они с мамой ездили в Египет – может, что-то в этом роде? В восемнадцать лет Агата куда больше интересовалась мужчинами и танцами, нежели пирамидами и гробницами.

Один полковник – очень добрый, довольно симпатичный, намного старше ее – на обратном пути попросил у матери ее руки. Агата порядком разозлилась, когда узнала об этом задним числом, уже в Девоне. Она чувствовала себя обманутой: ее даже не спросили! Теперь лицо полковника всплыло в полутьме купе. Если бы она вышла замуж за него, а не за…

Агата попыталась сосредоточиться на ритмичном перестуке колес. Только бы ей не приснился Арчи! Что угодно, только не он…

Нэнси перемещалась от окна к двери и обратно, меряя шагами купе, словно зверек в клетке. С тех пор как поезд подъехал к Лионскому вокзалу в Париже, она прижималась лицом к стеклу в надежде его увидеть. Увы, было слишком темно. На платформе толпился народ: кто-то ожидал, кто-то готовился сесть. Ей хотелось выпрыгнуть из вагона и побежать, заглядывая в лица. Нет, нельзя, слишком рискованно: она может его упустить, или еще хуже – он сядет, а она не успеет, и поезд уйдет без нее.

На каждой остановке Нэнси ждала его появления. На вокзале Виктория, пока другие пассажиры нежно прощались с любимыми, она торчала на платформе. Дежурный практически загнал ее в вагон, жалостливо подняв брови.

В Дувре он так и не объявился. Нэнси обошла все палубы в надежде, что он в последний момент успел вскочить на борт.

В Кале, где ожидал «Восточный экспресс», постоять на платформе не удалось: крайне обходительный проводник сразу отвел ее в купе, показал, как все устроено, и зачитал список блюд, предлагаемых на ужин. В иных обстоятельствах Нэнси пришла бы в восторг, однако сейчас была слишком взвинчена. К тому времени, как он закончил, поезд уже тронулся.

– Ваша спутница присоединится к вам в Париже, мадам? – спросил проводник с иностранным акцентом.

– Э-э… д-да… В Париже… да.

Нэнси смутилась. Она заплатила двойную цену за купе второго класса в надежде, что он поедет. В агентстве Кука ее уведомили о том, что в купе могут находиться лишь пассажиры одного пола; пришлось сочинить некую мисс Мюриэл Харпер.

Проводник улыбнулся, и она покраснела до ушей. Наверняка видит ее насквозь: подвел любовник, а никакая не подруга. Небось думает: бедная богатая девочка!

Париж был ее последней надеждой. Оставался призрачный шанс: он успел туда до нее и собирается сесть на поезд в темноте, чтобы избежать бдительных глаз проводника.

Нэнси глянула на часы – поезд отходит через пять минут.

Хлопнула дверь. Шаги в коридоре. Женский голос что-то сказал по-французски. Нэнси опустилась на сиденье, во рту пересохло. И тут послышался тихий щелчок. Резко обернувшись, она увидела, как дверная ручка дергается вверх-вниз. Одним прыжком Нэнси достигла двери.

– Милый!

Она бросилась в его объятия, от слез защипало глаза.

– Погоди, дай мне войти!

Губы мимолетно скользнули по ее щеке.

– Где же твой багаж?

Он тяжело осел на постель.

– Я не смогу остаться – утром мне нужно сойти.

– Но…

– Не спрашивай, Нэнси, не сейчас! Давай лучше не будем терять времени – у нас всего одна ночь. Запри дверь и обними меня.

Он протянул руки, и она растаяла в его объятиях.

Потом, лежа в темноте на узкой койке, Нэнси вдыхала запах его влажной кожи. В дверь тихо постучал проводник. Она крикнула, что ей ничего не нужно. Смешно! Вот он, тот, кто ей нужен больше всего на свете, лежит рядом – и через несколько бесценных часов исчезнет.

Удаляющиеся шаги постепенно затихли. Нэнси потянулась к нему, но момент был испорчен – он уже садился. Чиркнула спичка, зажегся огонек сигареты. Вот теперь он скажет ей то, чего она так боялась.

– Я должен был приехать… Я не мог тебя подвести. – Он затянулся и выдохнул струйку дыма, проплывшую мимо ее лица. – Сейчас такой сложный период… Ты ведь понимаешь, правда?

Нэнси почувствовала, как внизу живота закипают пузыри истерического смеха. Сложный? Да как он может сравнивать?! И все же она промолчала. Не издала ни звука. Пусть попробует объяснить.

– Мне кажется, жена подозревает… Боюсь, как бы не обратилась в газеты – представь, что с нами будет?

– Но ведь это уже не важно, мы будем далеко, в Багдаде. – Нэнси не видела его лица, в темноте светился лишь кончик сигареты.

Он испустил хриплый смешок, почти рычание.

– В Багдаде? Какого черта нам делать в Багдаде?

– Я… я не знаю. Просто… – Она запнулась. – Наверное, просто жить. Мы же любим друг друга, разве этого недостаточно?

Молчание было ей красноречивым ответом.

Ей захотелось все рассказать. Боже, как ей хотелось облегчить наконец душу! Увы, нельзя. Он должен сам прийти, добровольно, иначе ничего не выйдет – у нее хватало мозгов это понимать. Да и остатки гордости не позволяют… Нет, она не опустится до эмоционального шантажа.

– Ты ведь знаешь, как ты мне дорога, – прошептал он. – Иначе стал бы я так рисковать, пробираясь сюда?

Он перегнулся через нее, чтобы затушить сигарету, и ткнулся носом в ее волосы.

– Просто обожди пару-тройку месяцев, не высовывайся… – Он потерся щекой о ее шею, и по телу пробежали сладостные спазмы. – Мы будем вместе, обещаю.

Он скользнул ниже, и Нэнси закрыла глаза. Ей так отчаянно хотелось верить!