Женщины в политике. От Семирамиды до Дарьи Дугиной

С тех пор как существует человек, существуют и женщинылидеры, способные вести за собой, вершить судьбы поверивших им людей, демонстрировать недюжинное упорство, борясь с внутренними и внешними противниками. Каждой из них не раз приходилось оспаривать пальму первенства в противостоянии с конкурентами-мужчинами. Но мысль, что весь прекрасный пол может вступить в коллективную конкуренцию с полом мужским, овладела умами совсем недавно.

Идея разделения интересов мужчин и женщин зарождалась на фоне совершенно справедливых и обоснованных требований женского равноправия. Но, проделав радикальную эволюцию, в наши дни она превратилась в потенциальный источник неразрешимого глобального конфликта.

«В море встаёт за волной волна…» Многоликий феминизм

Термин «феминизм» придумали мужчины. Он вошёл в оборот на заре XIX века, впервые появившись в работах французского философа (кстати – закоренелого холостяка) Шарля Фурье. Изначально феминистами и феминистками называли сторонников женского равноправия, возмущённых тем, что введённое Великой Французской революцией избирательное право обошло стороной слабый пол. Это были первые семена протеста. С тех пор минуло два века. И, подобно тому, как из маленького семечка может со временем вырасти целая роща побегов, из локальной инициативы парижских республиканок возникло великое множество движений, союзов, учений и трендов, так или иначе относимых к феминистскому направлению.

Как и любое понятие, подразумевающее воплощение интересов какой-либо обособленной группы людей, феминизм может приобретать бесконечное разнообразие оттенков и смыслов. Как, например, национализм, – реализация интересов обособленной этнической группы, – может вдохновлять угнетённые народы колоний на борьбу за освобождение, а может туманить головы химерой превосходства над соседями и мечтой о мировом господстве. То же самое можно сказать о феминизме, хотя это направление мысли по сравнению с национализмом сравнительно молодо и ещё далеко не исчерпало всех возможностей своей диверсификации.

В социологической литературе выделяют четыре волны феминизма. И пускай это деление условно, примем предложенную логику и попробуем внимательнее присмотреться к каждой из четырёх.

Под требованиями, которые выдвигали «феминистки» первой волны (ещё не знавшие, что их будут называть именно так), сегодня, пожалуй, готовы будут подписаться даже яростные критики современных женских движений. Речь шла о самых элементарных человеческих правах. Ведь в XIX веке женщинам нельзя было голосовать на парламентских выборах, а тем более избираться в представительные органы; без согласия мужа жена не могла распоряжаться собственностью, а порой даже наследовать имущество покойного супруга; только с санкции благоверного дамы допускались к гражданским процессам в суде и так далее… Сегодня подобные ограничения людей по половому признаку кажутся нам совершенно возмутительными. В голове не укладывается – как такое было возможно? Но факт остаётся фактом: дискриминация этого рода существовала во многих государствах, причём у высокоразвитых передовых наций бесправие женщин порой приобретало более выраженные формы, чем у периферийных племён, не знакомых с такими достижениями цивилизации, как денежное обращение и огнестрельное оружие.

Активисток первой волны также называли суфражистками (от французского “suffrage” – «голосование»). Стоит отметить, что первыми получили право голосовать наравне с мужчинами женщины Новой Зеландии (1893 год). В России женщин признали полноценными избирателями в 1917 году, в США – в 1920‐м, в Великобритании – в 1928‐м, во Франции – только в 1944‐м, после освобождения от фашистской оккупации, а в Швейцарии и вовсе – лишь в 1971 году! На пути к этому праву суфражистки претерпели немало испытаний, порой весьма жестоких – так Эммилин Панкхёрст и её дочь Кристабель в Англии организовывали длительные коллективные голодовки протеста; Эмили Дэвисон погибла, бросившись под копыта королевской лошади; а француженка Олимпия де Гуж, автор «Декларации прав женщины и гражданки», взошла на якобинский эшафот.

В целом в первой половине ХХ века равноправие женщин было признано нормой. Глобальному перевороту в юридическом статусе полов немало способствовали перемены в Советской России, где женщины не только сравнялись с мужчинами перед лицом закона, но начали активно осваивать, прежде считавшиеся мужскими, профессии. Широко известны имена трактористки-ударницы Паши (Прасковьи) Ангелиной, пилотов Валентины Гризодубовой, Полины Осипенко и Марины Расковой, снайперов Людмилы Павличенко и Алии Молдагуловой. Вполне закономерно, что первой посланницей человечества в космосе стала советская лётчица Валентина Терешкова.

Однако если перейти от отдельных блистательных примеров к статистике, а от советского опыта – к общемировому, то обнаружится, что формальное равенство двух полов не привело к равенству фактическому. Доля женщин, занимающих руководящие посты, работающих на высокооплачиваемых должностях, представленных в топе творческих лидеров и в рейтингах большого бизнеса осталась существенно ниже доли мужчин. В англоязычных странах даже появилось образное выражение «стеклянный потолок», обозначающее негласный запрет для женщин делать карьеру выше определённого уровня. Формально путь наверх свободен, но ты там никогда не окажешься, упираясь в незримое сопротивление царящих в обществе предрассудков.

Это фактическое неравенство породило «вторую волну» феминизма, отсчёт которой ведётся с 1960‐х годов. Новый этап был связан с требованием половых квот, равного раздела: мандатов в парламентах, наград в призовых конкурсах, портфелей в советах директоров и т. д. Отсюда начинается постепенное сползание радикального феминизма со столбовой дороги борьбы за справедливость на деструктивную обочину.

Сами по себе неравные пропорции полов в различных сферах далеко не всегда являются свидетельством дискриминации. Они могут отражать объективно складывающееся в данном обществе разделение труда между леди и джентльменами. Мужчины в силу своей природы более склонны к риску – потому там, где кипит конкуренция, у них больше шансов пройти через сито отбора и занять приоритетные позиции. Это отнюдь не является признаком женской ущербности – у прекрасного пола есть свои таланты и преимущества, позволяющие дамам добиваться больших успехов в иных областях. Если, например, принять логику феминизма второй волны и прилагать её повсеместно, пришлось бы заявить, что воспитание будущих поколений всецело узурпировано женщинами – ведь они преобладают на всех этапах развития малышей: от повитух в роддомах и воспитательниц в детских садиках до педагогов средней школы и вузовских репетиторов. Но пока никому не приходит в голову требовать половых квот в сфере образования, «чтобы сызмальства закладывать у детей не только женские, но и мужские представления о мире». Сама идея такого уравнительства попахивает абсурдом.

Опыт применения групповых квот в руководящих органах приносит положительный эффект в очень редких случаях. Так, например, в балансирующем на грани религиозного раскола Ливане места в парламенте распределяются по чётко очерченным секторам между христианами, мусульманамисуннитами и мусульманами-шиитами. В кавказских провинциях царской России существовали земские курии для враждующих между собой армян и азербайджанцев. Словом, такая система работает, когда существует застарелое болезненное противостояние и нужно избежать ситуации постоянного «перетягивания каната». Потому введение половых квот, предлагаемое феминистками второй волны, означает признание затяжного, трудно поддающегося регулированию конфликта между мужчинами и женщинами. К счастью, такого конфликта не существует: мужчины и женщины – не конкуренты, а соработники в общем деле человечества. Соработники, которые не могут обойтись друг без друга.

Ещё до начала второй волны своеобразным манифестом дальнейшей эволюции феминизма стала книга «Второй пол» французской экзистенциалистки Симоны де Бовуар. Оскорблённая доминированием мужчин, она видела истоки неравенства в социальном конструировании женской неполноценности. По мнению Бовуар, «женщиной не рождаются, ею становятся», иными словами патриархальное, мужчиноцентричное общество с детства навязывает девочкам пассивные, подчинённые роли и чувство вторичности, неполноценности по сравнению с царящими на Земле мужчинами. В трактате радикальной француженки содержался бунт против природы мужского и женского, отрицалось естественное различие в предназначении полов, органичное разделение обязанностей между ними.

Вооружённые идеями Бовуар и ей подобных идеологов, феминистки третьей волны пошли дальше простого уравнивания. Они выдвинули требования женского сепаратизма. Их идеал – существование женщин отдельно от мужчин, строительство обособленного женского общества, игнорирующего сильный пол и созданные им патриархальные институты.

Параллельно с требованиями сепаратизма, третью волну отличала нарастающая сексуальность. Если феминистки начала ХХ века считали эротическую рекламу, индустрию порнографии – способами эксплуатации женского тела и требовали запретить это гнусное порождение нездоровых мужских аппетитов, то к концу минувшего столетия в запрете эротических шоу и порнорекламы стали видеть поражение женщин в их правах. Подобно тому, как мужчины демонстрируют свои мускулы, феминистки заявили о законном праве демонстрировать привлекательные части своего тела.

Тенденции третьей волны выявили острые противоречия внутри философии феминизма.

Изначально борьба за равноправие женщин несла элемент восстания против засилья примитивных биологических начал; против того, чтобы мужчины, подобно животным, добивались доминирования с опорой на физическое превосходство. В этом смысле феминизм ранних волн играл и продолжает играть позитивную роль, помогая генеральному тренду восхождения человека от звериных инстинктов к торжеству разума и духа. Этому тренду содействуют все ведущие мировые религии и гуманистические учения. Однако в философии «третьей волны» что-то пошло не так. Восстав против животного инстинкта силы, её поклонницы (вопреки многовековому духовному опыту и прочно сложившимся представлениям о добре и зле) начали обожествлять другой животный инстинкт – сексуальность. Получается, мужчинам апеллировать к примитивной физиологии нельзя, а женщинам – можно? Это напоминает басню XIX века о разоружении животных, когда змеи требовали от оленей запретить рога и копыта, от тигров – когти и клыки, но сами не желали отказаться от яда и удушающих приёмов.

Непоследовательно само обращение к демонстративной биологической сексуальности одновременно с отрицанием фундаментальных, неизживаемых биологических различий между мужчиной и женщиной, связанных с рождением детей. Выходит, те различия, что несут великую созидательную нагрузку, предлагается упразднить, а те, что отсылают нас к архаичным инстинктам – акцентировать?! И подлинным оксюмороном выглядит стремление к сепаратизму, сопряжённое с защитой права на демонстрацию женских «прелестей»: для кого все эти соблазнительные фото и обнажённые тела, если женщины должны отделиться от мужчин?!

Из этих противоречий третьей волны выросли ещё более радикальные тенденции четвёртой, нашедшие выход в пропаганде гомосексуальности.

Если в годы второй волны противопоставление мужчин и женщин ещё выглядело как некий спорт, «перетягивание каната» между сохранявшими приязненные отношения командами, в третьей – между полами зазмеилась пропасть обособления, то в четвёртой начала проявляться откровенная логика холодной гражданской войны. Враг был обозначен в лице гетеросексуальных, то есть нормальных мужчин;

а союзники неофеминизма – в лице всевозможных новых гендерных идентичностей: мужеложцев и лесбиянок, трансгендеров и трансвеститов, бисексуалов и интерсексуалов, словом всех, кто не принадлежал к «враждебному» полу. О том, что андрофобия стала реальностью, красноречиво свидетельствует цитата-манифест активной лесбиянки Мэри Дейли: «мир станет лучше, если в нём будет намного меньше мужчин».

Апофеозом такой идеологии в практической политике стало заявление британского премьера Лиз Трасс о том, что в её команде на ключевых должностях не будет ни одного белого мужчины. Это логика гражданской войны, не только гендерной, но и расовой, предусматривающей наказание всей совокупности белых мужчин лишь за то, что не они сами, а им подобные раньше были слишком успешны в политике. Если бы такой же абсурдной философией руководствовались в ФИФА, можно было ожидать недопуска на соревнования по футболу бразильских спортсменов – на том лишь основании, что прежде бразильцы слишком часто поражали ворота соперников. Слава Богу, лидеры ФИФА более адекватны, чем идеологи «четвёртой волны».

Ещё одной мрачной чертой новых волн феминизма стала измена главному достоинству женщины, священному дару материнской заботы о детях. Настоящая женщина готова на чудеса самопожертвования ради продолжения жизни в своих детях, потеря ребёнка для неё – величайшая беда. Именно поэтому в большинстве индивидуальных случаев так называемой непредвиденной или нежелательной беременности на абортах чаще всего настаивают мужчины, а женщины преимущественно ищут способ сохранить дитя. Четвёртая волна феминизма опрокинула эту традицию.

Хотя массовая легализация абортов состоялась ещё в XX веке: в социалистических странах Европы в 1950‐х, а в капиталистических – в 1970‐х годах, в то время это право воспринималось как досадная неизбежность, к которой женщину вынуждают трагические жизненные обстоятельства. Ныне радикальный феминизм превратил аборт в символ гордости. Лозунг «моё тело – моё дело» напоминает циничную декларацию права собственности на жизнь своего будущего ребёнка, подобную тому, как рабовладельцы тёмного прошлого утверждали своё право казнить и миловать принадлежащих им невольников.

То, что жизнь человека начинается с момента зачатия, а не рождения – не только мнение всех без исключения религиозных школ, но и неопровержимо доказанная позиция академической эмбриологии. Нет никаких принципиальных отличий в убийстве человеческого зародыша на третьем месяце беременности или в убийстве новорождённого на третьем месяце после появления на свет: в обоих случаях это прекращение жизни того, кто обладает полной потенцией стать разумным человеком, но ещё не осознаёт себя личностью.

Впрочем, воинствующие феминистки последних волн отрицают данные эмбриологии так же, как отрицают достижения нейробиологии, психологии, физиологии, биохимии, медицины, подтверждающие наличие статистически значимых различий между мужчинами и женщинами, и при этом отрицающие детерминированное существование каких-то иных «полов». Действия поборников нового гендерного мировоззрения вполне соответствуют лозунгу: «Если наука противоречит нашим постулатам – тем хуже для науки». Такой подход превращает радиальный феминизм в антинаучную секту, в деструктивную квазирелигию.

Что же нас ждёт в будущем? Какими признаками будет обладать пятая генерация феминизма?

Учитывая всё большую радикализацию феминистских течений, совпадающую со стремительным прогрессом биомедицинских технологий, нельзя исключать, что на гребне очередной волны вспенятся абсолютно мужененавистнические утопии, предполагающие уничтожение мужских плодов на ранних пренатальных стадиях и воспевающие абсолютное преобладание лесбийских отношений. Безусловно, что мечта поклонниц Мэри Дейли, – мир без мужчин, в котором будут царить заменившие сильный пол активные лесбиянки, – никогда не станет реальностью, но свою ложку яда в котёл социальной гармонии такие теории добавить способны.

Впрочем, даже современный нам феминизм нельзя красить одной краской – слишком многолико это явление. В нём параллельно существует множество разных волн и направлений, от справедливых до разрушительных. В одних обществах положение женщин до сих пор унизительно, и там актуальной остаётся элементарная борьба за равенство прав; в других – активистки откровенно бесятся с жиру, создавая болезненные проблемы из-за тления собственного духа.

Подтверждением того, сколь разнообразен феминизм, служат два примера из новейшей отечественной истории. Например, советский диссидент Юлия Вознесенская, защищавшая женщин от насилия в семье, стала известной православной писательницей, отстаивая высокие нормы христианской морали. А «прославленные» на другом полюсе феминизма певички из группы “Pussy Riot” отличились порнографическими шоу в Зоологическом музее и оскорблением святынь в Храме Христа Спасителя.

Ни рыба, ни мясо. Сирены эпохи стирания граней

Из глубин первобытной мифологии донесено до нас Гомером сказание о сладкоголосых сиренах, увлекавших своим пением спутников Одиссея. Только предусмотрительность вождя ахейцев спасла мореплавателей от неминуемой гибели. Таинственные порождения далёких морей несли в себе два парадоксальных миража: обманчивое поведение и обманчивую природу. Их обольстительное пение обещало рай, но вело в ад. Их внешний облик сочетал в себе черты прекрасных девушек и холодных скользких рыб. Невозможно было понять: кто же эти существа на самом деле и чего от них можно ожидать. Такое же двойственное впечатление создаётся при столкновении с носителями новых гендерных идентичностей.

Последняя волна феминизма немыслима без пропаганды «новых полов», «небинарных личностей», отрицающих традиционный брак и естественные половые отношения между мужчиной и женщиной, – отрицающих те самые отношения, которые одни только служат рождению детей. Геи и лесбиянки видятся ближайшими сподвижниками участниц радикального женского движения. Феминистки четвёртой волны проводят совместные с ЛГБТ-активистами акции, флэшмобы и фестивали, участвуют в гей-парадах, опираются на поддержку единого блока политических сил и средств массовой информации (СМИ). Программа этого альянса-блока сформулирована предельно ясно. В либеральной части западных элит сформировался обязательный пакет требований к общественному устройству, так называемая «Повестка», включающая: гарантированную долю женщин во всех руководящих органах; право на беспрепятственный аборт по желанию матери; полную легитимацию однополых союзов и усыновления такими нетрадиционными парами детей, а также право на оперативную смену пола, в том числе несовершеннолетними.

В современных западных публикациях и обзорах, где представлены на всеобщее обозрение личности женщин, преуспевших в политике, рядом с именами деятельниц феминистического движения, женщин-президентов и министров-обороны упоминаются избранные в парламенты и сенаты лесбиянки, сменившие пол партийные активисты-трансгендеры и даже гомосексуалисты, ставшие «первыми леди» при своих занимающих высокие посты партнёрах.

Почему эти разнообразные персонажи оказались вместе в одной политической лодке? Почему женщины объявлены союзниками ЛГБТ-прайда? Что у борющихся за своё достойное семейное положение жён общего с имитирующими мужские семейные роли лесбиянками (типа сербского премьера Аны Брнабич или исландского премьера Йоханны Сигурдардоттир)? Что сближает любящих мам и бабушек с кастрированным и переодетым в женское платье бывшим мужиком, называющим себя Анна Гродская? И уж совсем непонятно, как можно отнести к успехам женского движения фигуру Готье Дестне – только потому, что он сожитель бельгийского премьера Беттеля, благодаря чему присутствует на встречах «первых леди» Европы? Радикальное движение за права женщин считает всех этих оригинальных индивидуумов своими единомышленниками на том лишь основании, что они не мужчины?

В своё время мадам де Бовуар в философском трактате «Второй пол» обличала ущербную логику прошлого, по которой мужчины являются нормой, а женщины отклонением. Мол, поведенческие стандарты мужчин считаются образцом, идеалом, классикой, а женщины могут либо подражать им, либо признавать свою вторичность и покоряться. Идеолог второй волны феминизма критиковала своих соратниц за попытки соревноваться с мужчинами, копируя мужской стиль и воспроизводя мужские стереотипы. При всей спорности многих тезисов французской экзистенциалистки, нельзя не согласиться с ней в главном: женщинам не следует занимать подражательную позицию, ориентируясь на мужские нормы поведения и мужские достижения. Каждый пол обладает собственными достоинствами, каждый заслуживает уважения за собственные таланты. Нельзя признавать мужчин точкой отсчёта, разделяя всех людей по принципу: «мужчины – не мужчины». Однако в современной «Повестке» возобладала порочная идея, которую осуждала де Бовуар: мужчины признаны образцом, хотя и отрицательным, а все, кто отклоняется от этого стандарта – объединяются в общий антагонистический антимужской фронт.

Здесь налицо банальный бунт против миропорядка, противоестественная попытка лишить мужчин сложившегося лидерства в тех областях, где они преуспевают в силу природных особенностей. С целью «свержения мужчин» задействованы те «гендерные ипостаси», которые не существуют в природе, а искусственно созданы запутавшейся в экспериментах над собственным «я» человеческой фантазией.

Эти экспериментальные гендеры, отказавшиеся от обычного, органически обусловленного разделения семейных функций, по факту так же далеки от нормальных женщин, как и от нормальных мужчин. Сохраняющие естественную сущность женщины по своему кругу интересов, по своему жизненному призванию гораздо ближе к мужчинам, чем к ЛГБТ-прайду.

Социальный миф о людях нетрадиционной ориентации гласит, что они такими родились и не могут жить иначе. Социологические факты утверждают обратное – могут. Большинство «небинарных личностей» начинало свою жизнь как обычные мужчины или женщины. Например, президент Исландии Сигурдардоттир вышла замуж и родила двух детей, а только на склоне лет решила попробовать иные впечатления, рассталась с мужем и завела подругу. Знаменитая узница совести Анджела Дэвис, воспетая группировкой «Ленинград», тоже стала лесбиянкой, лишь приблизившись к пятидесятилетнему возрасту, а в молодости страстно влюблялась в мужчин (собственно, роман с одним из вожаков «Чёрных пантер» и привёл бунтарку на скамью подсудимых).

Генетические исследования тоже не оставляют сомнений – наследственность может влиять на большую или меньшую склонность к половым экспериментам, но о детерминации, жёстком предопределении гомосексуального поведения не может быть и речи. Это не беспощадный рок, а сознательный выбор, совершаемый человеком под воздействием среды, влиянием знакомых и в результате собственных попыток отыскать новые, необычные каналы удовольствия.

Но даже если конкретный индивидуум слабее защищён своей генетикой от влечения к лицам собственного пола, чем большинство других, выбор, в конечном счёте, остаётся за ним. От его свободной воли зависит: углублять странные желания, «расчёсывать» необычный зуд плоти, или преодолевать соблазн.

Вот очень показательная параллель. Современное общество уделяет гораздо большее, чем прежде, внимание двум группам людей: инвалидам и сексуальным меньшинствам. Такое внимание объясняется гуманистическими соображениями – они не такие, как все, и потому им нужна наша поддержка для интеграции в общество. Однако на деле положение физических инвалидов и положение ЛГБТ-прайда – просто полярные примеры человеческого поведения и отношения к обществу.

Признаем, инвалиды потеряли физические возможности не по своей воле. И они сами, и окружающие считают совершившуюся утрату трагедией и делают всё, чтобы преодолеть возникший разрыв. Инвалиды стараются стать такими же, как здоровые, – безногие играют в футбол на колясках; безрукие рисуют, зажав кисть в зубах; слепые осваивают азбуку Брайля, – подчас совершая подлинные подвиги, превозмогая свою физическую немощь и демонстрируя потрясающую, достойную подражания силу духа. ЛГБТ-индивидуумы, напротив, сами сделали выбор, отделивший их от здорового большинства; они гордятся своим выбором и не собираются ни преодолевать свою духовную немощь, ни принимать помощь общества для возвращения к норме.

Самое же главное отличие: инвалиды не хотят сделать наших детей инвалидами. Наоборот, все добропорядочные люди, получив увечье, стремятся уберечь от подобной участи других.

Примечательна история травли американского социолога Марка Рагнеруса (Техасский университет), проводившего долгие межпоколенческие исследования ЛГБТ-поведения. Он зафиксировал не только постоянный рост однополых контактов в США (от 3–4 % у рождённых в сороковые годы до 16 % у рождённых в восьмидесятые) – п охожие доказательства роли перемен в социальной среде при развитии нестандартных предпочтений получали многие учёные. Но ещё тревожнее другие, уникальные данные, опубликованные профессором из Техаса: 40 % детей, усыновлённых однополыми парами, тоже стали гомосексуалистами. Это значит, что дело не в генетике! Принимая на воспитание малышей, рождённых нормальными родителями, принадлежащими традиционному большинству, ЛГБТ-пары превращают своих подопечных в себе подобных. Этот безупречно обоснованный вывод учёного вызвал взрыв фанатичной критики, напоминающий о мрачных годах инквизиции, преследовавшей за любые научные открытия, если они противоречили догматам.

ЛГБТ-лобби, имеющее колоссальное влияние в парламентах Северной Америки и Западной Европы, в ведущих СМИ этих регионов, требует прекратить объективные научные исследования щекотливой темы; запретить медикаментозную и психологическую помощь тем, кто хочет избавиться от гомосексуальных наклонностей; чуть ли не с детсадовского возраста вводит обязательные образовательные курсы, рекламирующие однополые союзы; пропагандирует смену пола и настаивает, чтобы такой услугой можно было пользоваться с детства, невзирая на протесты родителей.

Очевидно, что мы имеем дело с мощнейшим квазирелигиозным движением, глобальной сектой, навязывающей миру свой символ веры, и при этом разрушающей традиционную семью и подрывающей возможности продолжения рода. Интересы этой секты, вербующей в свои ряды детей, кардинальным образом расходятся с женской сутью, женской природой, женским призванием, с женской миссией в этом мире.

Женщина, в гораздо больше степени, чем мужчина, чувствует ответственность за продолжение жизни. Она носит под сердцем своё дитя, оберегает его от опасностей, растит и воспитывает в надежде, что воплощённая в её ребёнке живая нить наследия, тянущаяся из глубины времён, никем и никогда не будет прервана, что со временем выросшие потомки продолжат её материнский труд, и она, как заботливая бабушка, примет на свои руки младенцев новых поколений. Радикальный феминизм четвёртой волны, выступающий в союзе с ЛГБТ-прайдом, прямо враждебен этой священной женской миссии. Настоящие женщины, не изменившие зову своей души, проявляют себя в рядах Пролайф-движения, выступая против популяризации абортов и против рекламы гомосексуализма. И, конечно, они делают это вместе с мужчинами, не отделяя себя от своих верных спутников, которым также дороги семейные ценности и будущее наших детей.

Этот раздел мы начали с аналогии, возникающей между ЛГБТ-прайдом и странными созданиями моря, описанными Гомером. Самым мудрым решением для древнегреческих путешественников, оказавшихся в поле притяжения коварных сирен, было игнорировать пение и избегать встречи. Похоже, человечеству предстоит усвоить уроки Одиссея и в отношении ЛГБТ-сирен поступать так же.

Голубицы с ястребиными клювами

В топовых глобалистских журналах, в годовых обзорах ведущих западных НКО, в научно-популярных ревю можно обнаружить ещё одну многозначительную закономерность. Представляя образцовых женщин-политиков, с которых должны «делать жизнь» начинающие активисты электоральных кампаний, авторы «Повестки» регулярно размещают рядом с теми представительницами правящих элит, кто выступает за аборты и за однополые связи, тех политикесс, которые поддерживают экспансию НАТО.

Например, в обзоре «Женщины-политики» 2020 года среди достижений таких звёзд современной феминистической политики как Майя Санду (Молдавия), Радмила Шечеринская (Македония), Светлана Тихановская (Белоруссия) значится призыв к вступлению своих стран в Северо-Атлантический Альянс, у Аны Брнабич (Сербия) – сотрудничество с НАТО в программе «Партнёрство ради мира», у испанского министра обороны Маргариты Роблес – обозначенная цель создания Общеевропейской армии.

Спору нет, среди женщин бывают натуры весьма воинственные, наделённые полководческими талантами. В нашей книге приведены примеры и тех представительниц прекрасного пола, кто с оружием в руках защищал своё Отечество, и даже тех, кто развязывал агрессивные войны. Всё это показатели разнообразия женских дарований и склонностей. Но нет никаких оснований считать содействие военным блокам непременным атрибутом принадлежности женскому движению. Тем более что женщины, выступающие против расширения НАТО, за роспуск военных союзов, за разоружение (что выглядело бы более типично женской реакцией на сгущающуюся атмосферу милитаризма) в подобных сборниках не представлены.

По существу, заслугой вышеперечисленных политикесс является не защита интересов женщин, в подавляющем большинстве желающих мира и безопасности, а стремление к максимальному укреплению военного блока, выступающего силовым фундаментом для торжества новой гендерной «Повестки».

Создаётся впечатление, что идеологи нового феминизма специально пытаются вложить в женские уста нехарактерные и даже откровенно противоречащие женской природе задачи, – прерывание беременностей, прославление гомосексуализма, воинственность и экспансивность, – маскируя тем самым антигуманную сущность этой идеологии. И мы видим, как множатся примеры воинственных леди «нового мира», которых никак нельзя признать образцом для подражания.

Непримиримо жёсткую реакцию «железной леди» Тэтчер на Фолклендский кризис ещё можно и объяснить, и оправдать – как-никак она вела бой за острова, которые, хотя и располагались у берегов Аргентины, но на протяжении столетий считались британскими. А вот объяснить и оправдать позицию госсекретаря США Мадлен Олбрайт в Югославском конфликте невозможно. От женщины стоило бы ждать компромиссного решения, примирительных шагов – вместо этого в 1999 году Олбрайт настаивала на полном и безоговорочном разгроме единственной стороны конфликта, Сербии. Такая однобокая нетерпимость усугублялась этической беспринципностью – ведь Сербия в своё время спасла семью пресс-атташе посольства Чехословакии в Белграде, чешского дипломатаеврея Йозефа Корбела от нацистского геноцида. После оккупации Чехословакии в марте 1939 году Корбел некоторое время с семьёй укрывался на территории Сербии, и лишь потом благополучно перебрался с женой и дочерью в Лондон.

Не менее шокирующей выглядит реакция другого госсекретаря США Хиллари Клинтон на казнь ливийского лидера Муамара Каддафи в 2011 году. Можно как угодно относиться к своему политическому и военному противнику, можно даже считать его достойным смертного приговора, но весело смеяться над кровавой звериной расправой – противно женской природе и вообще природе человека.

Обилие женщин в оборонных ведомствах НАТО не привело к международному потеплению, как было в период «разрядки», в семидесятые годы прошлого века. Наоборот, мы стали свидетелями кровопролитного вторжения группировки Северо-Атлантического альянса в Ирак, безуспешной Афганской операции, бескомпромиссной конфронтации с Россией по украинскому вопросу. То есть гарантированный процент дам у власти не является гарантией миролюбивой политики. Дело не в половой принадлежности, а в идеологии. Приверженцы глобальной наступательной гендерной «Повестки» не могут содействовать примирению с народами и культурами, не разделяющими их взглядов.

Символично, например, что конфликт на Украине с особой силой вспыхнул вскоре после ухода из политической обоймы Европы последней влиятельной женщины «старой формации», Ангелы Меркель. Показательно, что самая заслуженная фрау канцлерин Германии не только содействовала диалогу между враждующими сторонами на Донбассе, не объявляя никого «полюсом зла», но и лично голосовала против легитимации однополых союзов, против приравнивания этих экзотичных пар нормальным семьям. Пришедшие на смену поколению Меркель носительницы новых трендов, типа Анналены Бербок или Урсулы фон дер Ляйен, при всём своём декларируемом гуманизме гораздо больше содействуют углублению конфликтов, чем их разрешению.