Моряк с крейсера «Петропавловск»

Только после выхода первого издания повести мы узнали о том, что в десанте под командованием полковника Ворожилова принимала участие большая группа краснофлотцев и старшин тяжелого крейсера «Петропавловск».

Впервые мы прочитали упоминание об этом корабле в письме чувашских красных следопытов о своем земляке Алееве.

Недавно мы встретились с капитаном первого ранга, инженером запаса Я. К. Грейсом, бывшим офицером-артиллеристом «Петропавловска», рассказавшим о боевых действиях своего корабля в годы Отечественной войны.

Крейсер «Петропавловск» к началу войны не был достроен. Бывший народный комиссар Военно-Морского Флота Н. Г. Кузнецов в книге «Накануне» пишет: «По сути дела, крейсера, как такового, не было, мы получали лишь корпус корабля без механизмов и вооружения»[6].

Корабль достраивался в Ленинграде на Балтийском судостроительном заводе имени Серго Орджоникидзе. Немцы задерживали поставку механизмов и вооружения, пытаясь всячески воспрепятствовать вводу корабля в строй.

И все-таки героическими усилиями рабочих и инженеров, при активнейшем участии команды корабля, в августе 1941 года крейсер был подготовлен к боевым действиям.

«Петропавловск», установленный на огневую позицию в Угольной гавани Ленинградского торгового порта, вместе с другими кораблями Краснознаменного Балтийского флота наносил артиллерийские удары по фашистским войскам, рвавшимся к Ленинграду. Первый раз крейсер «Петропавловск» открыл огонь по противнику 7 сентября, когда фашистская танковая колонна вошла в зону досягаемости его орудий в районе деревин Кипень.

В течение одиннадцати дней артиллерия корабля вела огонь по наступающему врагу. Если первые стрельбы проводились на максимальную дальность тридцать два километра, то последние — только на четыре километра, уже прямой наводкой.

Семнадцатого сентября фашисты, сосредоточив орудия крупного калибра возле опушки леса в районе Сосновой Поляны, открыли по досаждавшему им крейсеру сильный огонь. В корабль попало свыше пятидесяти 210-миллиметровых снарядов. Несколько из них поразило сердце крейсера— электростанцию. Еще до этого в боевое отделение первой башни, которой командовал лейтенант Грейс, был подан снаряд. Чтобы выстрелить, нужен был еще и заряд. Но механизмы подачи не работали. Краснофлотцы и старшины артиллерийских погребов, в которые уже поступала вода, при тусклом свете фонарей вручную подняли два тяжелых полузаряда, навели орудие. Это был последний выстрел «Петропавловска» в 1941 году.

Фашисты считали, что с этим кораблем покончено. Случилось иное! Притопленный корабль был поднят, уведен из-под самого носа врага. Буксиры привели крейсер на Неву, в район Масляного Буяна.

Здесь, в тяжелых условиях блокады, под непрекращающимися обстрелами, крейсер отремонтировали, снова привели в боевую готовность.

Совершилось чудо: в январе 1944 года, во время разгрома немцев под Ленинградом, воскресший корабль произвел по врагу более тысячи выстрелов.

Капитан первого ранга Грейс, рассказы которого о любимом корабле можно слушать часами, принес нам хранящуюся в семье как дорогую реликвию последнюю весточку от своего старшего брата, ушедшего в петергофский десант командиром стрелкового взвода.

Вот что он писал:

«…Мне сказали, что в десанте есть ребята с Яшиного корабля, и я пошел туда узнать, нет ли среди них и его.

Яшу не нашел, но встретил ребят, с которыми учился, и решил пойти с ними…

Друзья доложили начальнику штаба, тот комиссару.

Я дошел и получил назначение. Из сухопутчика-артиллериста (брат Грейса служил в Кронштадте зенитчиком. — Авт.) попал в моряки.

Надеюсь, что вы одобрите мое желание. Целую крепко всех вас.

Дима.

3.10.41».


И в самом деле, после того как 17 сентября 1941 года фашисты вывели «Петропавловск» из строя, многие краснофлотцы, старшины и командиры крейсера отправились на сухопутный фронт. Около пятидесяти человек ушло с кронштадтским десантом в Петергоф.

Среди них были краснофлотцы и старшины всех специальностей — моторист Григорий Федорович Калько, артиллерийский электрик Борис Францевич Кейль, трюмный машинист Николай Федорович Кривоногов, рулевой Дмитрий Ильич Федосеенко, торпедист Николай Макарович Шульга, связист Хусметдин Гасудинович Алеев и многие другие.

Ветераны крейсера «Петропавловск» считали, что ни один их товарищ из петергофского десанта не возвратился. Думали так и мы. Но после выхода книги, благодаря поискам наших друзей и помощников из Центрального военно-морского архива, было установлено, что один из петропавловцев, участников петергофского десанта, жив!

В селе Покровском Рязанской области работает садоводом инвалид Отечественной войны Гавриил Гавриилович Титунин. У него семья: жена, сын — студент медицинского института.

По праздничным дням ветеран прикрепляет к пиджаку солдатский орден Славы III степени.

Титунин родился здесь, в селе Покровском, в 1920 году, закончил семилетку, потом бухгалтерские курсы. До призыва на флот в 1940 году работал сельским бухгалтером.

Недавно Гавриил Гавриилович, в прошлом комсомолец, побывал в гостях у молодежи Петродворца.

— Службу я начал, — рассказал Титунин, — в Школе оружия имени Сладкова Учебного отряда КБФ. Помню командира нашей второй роты Ястребова, младшего политрука Андрея Зиначева. Я не знал тогда, что мне придется с моим командиром роты идти в бой и что с политруком, а теперь капитаном первого ранга Зиначевым буду вспоминать много лет спустя и Ястребова, не возвратившегося из Петергофа, и старшину Дороша, и многих других наших славных товарищей.

Я учился на дальномерщика. После окончания школы в апреле сорок первого был списан на новостроящийся крейсер «Петропавловск».

Корабль стоял в Угольной гавани в Ленинграде. Командовал крейсером капитан второго ранга Ванифатьев.

В начале октября сорок первого года группу петропавловцев направили с крейсера в Кронштадт, где был сформирован десантный отряд. Мы размещались в Школе связи имени Попова. Кронштадт обстреливался с занятого фашистами берега, и у нас были жертвы.

Четвертого октября весь отряд был собран.

Помню прощальный митинг. Помню, как выступал командующий флотом Трибуц и что самолеты «чайки» во время митинга все время барражировали над нами.

— Когда мы уходили в десант, — вспоминает Титунин, — мы все были приписаны к одному большому кораблю, Балтийскому флоту. Мы получили оружие, гранаты. Вместе со мною шли в бой Василий Костин из Смоленска и Матвей или Михаил Добровольский из Москвы. Они были, как и я, комсомольцы, краснофлотцы.

Потом я не раз вспоминал их.

13 ночь на пятое октября, когда нас посадили на катера, командир роты техник-интендант третьего ранга Ястребов, бывший мой командир по Школе оружия, сказал: «Высаживаться будем в Новом Петергофе, в районе пляжа. Задача — соединиться с войсками Восьмой армии».

Катера шли кильватерной колонной, при подходе к Петергофу развернулись. У берега нас начали сильно обстреливать.

Как только катер коснулся дна, мы начали высадку.

На берегу много убитых и раненых. Весь берег в воронках от снарядов. Впереди, метрах в пятидесяти, в несколько рядов протянута колючая проволока. Нас обстреливали со стороны дворца. Бушлаты были мокрые, стесняли движение, мы их сбросили.

Мы залегли за бугром и открыли ответный огонь.

Сперва огонь немцев был таким сильным, что продвинуться вперед казалось почти невозможно. По цепи передали, что убит Ворожилов. Мне удалось доползти до разрушенного здания. Отсюда был ясно виден дворец. Невдалеке от здания за бугром я увидел повешенного человека. Разглядел, что на проволоке или на проводах висела девушка, с темными косами, почти нагая. Лицо молодое, грудь обезображена.

Я страшно выругался, как не ругался никогда.

Ведя огонь, мы продвигались вперед, некоторые ребята стали уже подниматься к дворцу. У меня кончились патроны, я подобрал немецкий автомат. Стрелял расчетливо, стараясь попасть в переползавших немцев. Наверху показались танки. Они стреляли по парку.

Ночь прошла в перестрелке. На другое утро на нас спустили овчарок. Одна кинулась на Костина. Я ее пристрелил.

Потом я увидел подползавших к нам гитлеровцев, офицера и рядового. Я выстрелил в них в упор. Солдата убил, а офицера — точно не знаю.

В этот миг мы все — Добровольский, Костин и я — были ранены осколками одного снаряда. Добровольский — легко, в грудь, Костин — в плечо, мне отбило кисть левой руки.

В это время фашистское радио загорланило: «Черные демоны, сдавайтесь!» Костин сказал им в ответ такое, что погромче радио было!

Хотелось пить. Рядом была канава, но вода в ней потемнела от крови. В это время ко мне подполз Добровольский. Мы уже несколько часов вели бой…

Далее Титунин рассказывает, как, истекая кровью, они стали пробираться к берегу. Поддерживая друг друга, добрели до стоявшего невдалеке катера. Катер был подбит, моторист никак не мог его завести. Наконец мотор завелся, раненые помогли откачать воду. Фашисты заметили моряков, стали обстреливать, два снаряда разорвались почти что рядом. Костина убило сразу. Добровольский скончался от ран перед Кронштадтом.

В катере лежало много касок. Десантники при высадке их не надевали, шли в бой в бескозырках.

Теперь каской Титунин вычерпывал воду.

Он ослабел от большой потери крови, но работал из последних сил. «За жизнь держался», — говорил он нам.

В Кронштадте Титунин был доставлен в госпиталь. Руку пришлось ампутировать выше локтя.

Моряку спасла жизнь кровь доноров — славных ленинградских женщин.

Все эти годы хранил он письмо, прибывшее в свердловский госпиталь, куда молодой моряк был эвакуирован из Ленинграда.

«Милый мальчик, — говорилось в письме. — Очень рады, что ты выздоравливаешь и чувствуешь себя хорошо. Все, за что ты благодаришь, является нашей священной обязанностью, долгом спасти жизнь наших защитников — воинов.

Да, мальчик, были у тебя трудные минуты, когда жизнь могла покинуть тебя. Но медицинская паука дала нам средство спасения жизни — переливание крови. Вам, Гавриил Гавриилович, дважды перелила кровь врач Васильева от ленинградских доноров Лабининой и Купчинской (взята кровь у них 18/IХ 41 г.). При первом переливании крови нам не удалось установить фамилии донора, знаем только, что это кровь кронштадтца.

Мы Вас запомнили и вспоминаем Вас. Ваше имя трудное, и мы называем Вас просто мальчик.

Не обижайтесь за нашу товарищескую фамильярность. Желаем здоровья и счастья.

По поручению начальника 2-го хирургического отделения т. Обухова

врачи Васильева и Камышанец».


Гавриил Гавриилович рассказывал, как искал он доноров, отдавших ему свою кровь, как решил попытаться найти близких Добровольского.

Сперва он запросил в Московском адресном бюро адреса всех Добровольских, у которых по возрасту могли быть в сорок первом ушедшие на войну сыновья. Бюро нашло такие адреса. А потом Титунин начал их по порядку обходить. «Я помню, как он умер. И я должен рассказать об этом родным».

«У вас был сын на фронте? Жив?» Многие отвечали: «Погиб». Но только не в Петергофе. Под Москвой, под Ельней, в Новороссийске. При взятии Кенигсберга, во время освобождения Варшавы…

Так семьи своего фронтового друга Титунин и не нашел,

Загрузка...