Жопа

12

— Всё, доснимались! Доигрались! Тарковские! Копполы с Тарантинами! Хватит! — визгливо орал Гриша, — носясь, словно гонимый ветром, по монтажной. От Сталкера он, что ли, из-угла-в-угол-беганием заразился?

Сам Сталкер сидел, растёкшись по креслу и закинув ногу на ногу. Сидел, курил и почти безразлично смотрел, как одинаково-неприметные ребята вытаскивают из студии оборудование и мебель. Ещё вчера его шок перешёл в какое-то ненормальное, патологическое спокойствие, сопоставимое с Никиным аутизмом. Видимо, это тоже заразно.

«Что же он так верещит? Верещагин! Уходи с баркаса, взорвёшься! Да, всё правильно — уходи с баркаса. Крысы и порнобоссы бегут с корабля. А, крысы!.. Хвост и нос отъели, а теперь бегут. Пусть бегут неуклюже…»

В тёмной глубине было тихо, как в мавзолее — членистоногие съели всех, включая барракуду и остальных обитателей сталкеровского нутра, и ушли на поиски холодильника. Ника устроилась во втором кресле, приняв свою излюбленную позу — свернувшись по-кошачьи. Казалось, что ни Гришины вопли, ни снование взад-вперёд безликих ребят просто не доходят до её сознания. Что же касается Феди, то ему не довелось стать свидетелем исторического момента — конца студии. Нет, ничего страшного с ним не случилось — по крайней мере, ничего страшнее «-надцатого» по счёту сотрясения мозга. Он валялся в общаге, окружённый заботами сердобольных студенток, прикрывал ладонью глаза от света и временами поблёвывал в тазик.

Впрочем, то обстоятельство, что Ника и Сталкер сейчас рассиживались в креслах, а Федя отлёживался на общажной койке, можно было объяснить лишь двумя причинами — либо уникальным везением, либо вмешательством каких-то благорасположенных сверхъестественных сил. Ибо после столкновения с локомотивом Федя физически не мог вести машину, Ника водить не умела, а Сталкер, если и умел, то исключительно теоретически. Несмотря на это, он, как подобает мужчине, взял риск и ответственность на себя и воссел за руль. Дважды они чудом не перевернулись, один раз удачно избежали французского поцелуя с «МАЗом», а уж эпизод, где у Сталкера получилось-таки затормозить в пяти сантиметрах от задницы «Мерседеса», следовало расценивать не иначе, как рождественский подарок судьбы. Так что, сталкеровское спокойствие вполне можно было понять — полюбуйтесь сперва на свежеотрезанную голову, упихайте в машину ничего не соображающих двоих, затем прокатитесь, не умея ездить, по мокрой дороге километров тридцать-сорок, со скоростью больше ста — и если вы после этого не свихнётесь, то достигнете невозмутимости Будды.

— Всех под монастырь подвести решили! — опять взвизгнул Гриша, на секунду остановившись перед Сталкером. — А я, между прочим, из-за вас сидеть не намерен! Как хотите, так и расхлёбывайте, но без меня!

Окончательно ощутив себя Буддой, Сталкер переместил своё тело в соответствующее положение, то есть залез на кресло с ногами.

— Какого дьявола ты психуешь? — выпуская дым, спросил он. — У тебя ж Папа!

— Па-апа?! — тоном водопроводной трубы протянул Гриша. — Папа! Три загадочных смерти, два непонятных исчезновения — знаешь, чем пахнет? Папа, представь себе, прокуроров не назначает! Да и не до того ему — в Анталии со своей ненаглядной целуется!

— С какой ненаглядной?

— С новобрачной своей, дурой грёбаной!

— Постой, — сказал Сталкер. — У них что, у «крутых» — эпидемия? Сначала Сан Саныч, а теперь, до кучи, и Папа?

Гриша ошалело воззрился на Сталкера. Потом присел перед креслом на корточки и неожиданно тихо спросил:

— Ты прикидываешься, или вправду тупой? Нет, ты скажи! Ты что, до сих пор не въехал?

— Тупой. Скажу. Не въехал, — ответил Сталкер.

— Ну, ты даёшь! Сан Саныч и есть Папа! Так ты, правда, не догадался?

Благоприобретённое сталкеровское спокойствие не прошибалось ничем. Он только пожал плечами.

— Не догадался. А надо мне это было — догадываться? У меня специальность другая. Значит, Гриша, ты серьёзно — шарашку прикрыть решил?

— Ты всё ещё сомневаешься? — взвился Гриша. — Думаешь, я тут понты гну? Жить я хочу, Сталкер, жить! И не за решёткой!

— Жить, говоришь? — Сталкер знал, что делает. Он был спокоен. — Тогда ты должен с нами расплатиться.

— За что?! За то, что вы меня разорили?

Сталкер осмотрелся. Безликих ребят в поле зрения не было — они, вероятно, заталкивали барахло в грузовик. Он поднялся и запер дверь.

— А теперь посчитаем, сколько ты задолжал, — сказал Сталкер и вытащил пистолет. Щёлкнул предохранителем.

— Ты чего? — расширил глаза Гриша.

— Ничего. Ты ведь собирался нас «кинуть»? Так вот, не получится.

— Володя, ты псих! Это плохая шутка!

— Да, я псих, но это не шутка. А потому лучше сядь. Ника, ты тоже! — прикрикнул Сталкер, заметив, что та начала отражать действительность. — Итак, по моим подсчётам, Нике ты должен двести, Феде — четыреста, ну и мне — пятьсот. Это по минимуму.

— Как — пятьсот? Чего — пятьсот? — Гриша попытался сыграть под дурачка.

— Ну, не рублей же, — усмехнулся Сталкер.

— Володя, у меня сейчас нет денег. Я понимаю, нервы у всех на пределе, но ты не волнуйся. Я рассчитаюсь с вами — через неделю-две…

— Гриша! — нехорошим голосом сказал Сталкер. — Деньги у тебя при себе — сам протрепался, что только что снял всё со счёта. А у меня нервы действительно не в порядке.

— Снаружи ещё трое, — напомнил Гриша.

— Как раз — четыре патрона. Помнишь, как мы развлекались, паля по пивным банкам?

Гриша, похоже, вспомнил.

— У меня столько нет, — пробормотал он.

— Давай, сколько есть, — и разойдёмся. Ты хочешь жить, а я хочу денег. По-моему, хорошая сделка.

— Четыреста пятьдесят, — пошуршав купюрами, объявил Гриша.

— Торгуешься?

— Нет, в самом деле! Тебе что, бумаги показать?

— Ладно, чёрт с тобой. Это тогда будут наши с Никой, только не забудь заплатить Феде. Ника, возьми у него деньги. И мой чемодан. Гриша, будь другом, проводи нас до остановки.

Сталкер прикрыл пистолет полой пиджака и подошёл к Грише.

— Пошли? — очень спокойно спросил он. — А этот фильм я всё равно закончу!

— Псих, — одними губами прошептал Гриша.