Байдарочка и летящая птица

Многие из тех, кто находит предметы быта и культуры ныне живущих или давно исчезнувших народов, догадываясь об их художественной ценности, все же не находят времени показать найденное специалистам. В результате памятники культуры исчезают бесследно.

На стене висели две хорошо сохранившиеся маски и два «идола» — узкие деревянные плашки около метра длиной с человеческими ликами. Вещи эти нашел в прошлом году прапорщик Игорь Гончаров на месте исчезнувшего эскимосского поселения Имаклик. Просматривая каталоги эскимосского искусства, подобных предметов я не видела, «идолы» были поразительно похожи. Сохранность масок была разной, но схожесть многих черт подсказывала, что их тоже делали парными.

Игорь на минуту вышел из комнаты и появился, держа в руках две — опять-таки парные! — вырезанные из дерева байдарочки. Такие лодочки с сидящими в них гребцами эскимосы делали для кукольных представлений, на празднике кита. Перед рулевым и первой парой гребцов просверлены отверстия для тонких ремней, с помощью которых ее передвигали. Манипуляции с байдарой были важнейшим компонентом во время представления на этом празднике. Байдара с гребцами появлялась вслед за чучелом кита.

А прапорщик меж тем принес еще одну удивительную эскимосскую скульптуру — летящую птицу, определенно похожую на гагару. Некогда это был тоже персонаж забытого ныне представления на празднике кита. В отличие от известных уток-амулетов, изготовлявшихся без крыльев, у птицы два вставных крыла, а на груди — круглое эскимосское лицо, на котором можно разглядеть две небольшие дырочки на подбородке. Я ахала и поражалась, а Игорь, куда-то ненадолго исчезнув, не без торжества протянул мне вырезанную из дерева голову мужчины с высунутым языком. Высотой около 20 сантиметров, она была выкрашена когда-то, как маски и лики «идолов», красной краской, белки и зрачки глаз инкрустированы разными породами дерева. Голова производила впечатление крупной монументальной скульптуры и просто притягивала внимание. Я с удивлением поймала себя на мысли, что не могу повернуться к ней спиной, а должна держать ее в поле зрения.

— Игорь,— воскликнула я,— ведь это же невероятная ценность для науки!

— Вот и забирайте,— ответил прапорщик.— Для того и показываю вам, чтобы доставили куда надо да сохранили. А то ведь пропало бы все, сгнило там, в камнях...

И вот я осторожно упаковываю в рюкзак самые интересные вещи, которые способна с собой увезти. Мне ведь еще предстоит не одну неделю путешествовать по Чукотке.

Игорь рассказывает, что все предметы были спрятаны в камнях на склоне холма, подымающегося от южного поселка. Часть предметов не удалось достать — они завалены тяжелыми глыбами.

Остров Ратманова, один из двух островков архипелага Диомида, находится посреди самой узкой части Берингова пролива. Это обломок древней Берингии. До острова Крузенштерна — четыре километра. Здесь проходит граница между СССР и США.

На остров Ратманова я пыталась попасть на протяжении нескольких лет. Вместе с опытными морскими охотниками из поселка Сиреники я обошла на байдаре все побережье Чукотского полуострова, картируя птичьи базары, изучая места обитания серых китов, моржей и тюленей. А вот гигантская колония морских птиц и моржовое лежбище на острове Ратманова оставались для меня недосягаемыми. Едва байдара входила в Берингов пролив, навстречу с тихим шорохом ползло ледяное поле, неумолимо оттесняя нас к югу. Но если не удается осмотреть птичьи базары с моря, надо «прорываться» на остров на вертолете. Да только и это оказалось делом не легким — летом над островом постоянно висят туманы, плывет низкая облачность...

И вот я на желанной земле. Остров — как двускатная крыша, с обширным более пологим северным склоном. С юга на север, как бы прогибая его посередине, течет речка с топкими берегами, а ближе к приподнятым краям начинаются россыпи голых камней и причудливые останцы. Южный скат меньше, но круче. Останцы на нем многочисленнее и обрывистые берега выше. Место стыка обоих скатов образует маленький хребет, высшая точка которого так и называется — гора Крыша. Остров занимает ключевое положение на границе Азии и Северной Америки и двух океанов — Тихого и Ледовитого. С него просматривается огромная акватория. На десятки километров на запад, север и восток легко проследить перемещения морских животных и перелеты птиц.

Вот со стороны Чукотки на Аляску тянут журавли. Временами теряя восходящие потоки воздуха, они опускаются почти до самой воды, долго кружат над ней, чтобы поймать воздушную струю, и вновь по спирали набирают высоту. Если не повезет, сядут на остров. Следя за ними, физически ощущаешь, как непросто преодолевать открытую воду этим большим птицам. А людям? Я представляю себе вдруг, как когда-то перебирались с одного берега пролива на другой эскимосы. Они приходили на своих байдарах сюда, в самую узкую его часть, и вначале плыли от берега, азиатского или американского, до ближайшего острова Диомида, затем перебирались на другой и, наконец, от острова до берега, своего или чужого. Порой, чтобы пройти около 80 километров между Чукоткой и Аляской, требовались дни, а то и недели — все зависело от погоды, силы ветра и течения.

На островах жили смелые мореходы-эскимосы инупик. Через них шла меновая торговля азиатских и американских эскимосов, они были в центре всех событий Северного Бёрингоморья и, создавая свою культуру, многое восприняли от культурных традиций, уже существовавших на обоих материках.

Постепенно знакомлюсь с полярниками и пограничниками. Расспрашиваю их о ветрах, течениях, ледовом режиме. Все это имеет самое прямое отношение к жизни морских птиц, китов и моржей. Спрашиваю и о том, что осталось от эскимосских поселков, которых на острове было два или три — точно этого никто не знает. До меня здесь побывало не так много людей, имеющих отношение к науке, поэтому надо узнать как можно больше обо всем, что касается острова.

Олег Нелепченко, двадцатидвухлетний полярник, работает здесь уже год. Его интересует буквально все: льды, растения, птицы, киты, предметы, оставшиеся от эскимосов. Среди старых книг полярки он нашел довоенный определитель птиц и узнал, какие из них гнездятся на острове. Собрал гербарий, облазил окрестности станции.

Олег ведет меня на западный берег речки, где среди камней, по его словам, можно найти развалины эскимосских жилищ. Находим съехавшую вниз по склону при обвале крышу землянки-нюнлю с опорной балкой из двухметровой челюсти гренландского кита, четыре куска другой такой же балки, лопатку китенка. Повсюду из-под камней, словно из шкафов, Олег бережно достает то, что осталось от деревянных предметов эскимосского быта. Свернутые в кольца и сшитые китовым усом пластинки дерева шириной 6—7 сантиметров, овальные дощечки с утолщенной серединкой. Составляя их вместе, догадываемся, что это части деревянных сосудов: кольца — стенки, а дощечки — донышки. Такая посуда была обычной у многих эскимосских племен Аляски, где леса простираются далеко на север. Оттуда она попадала и к эскимосам Азии, жившим в безлесье. Скудный плавник употреблялся лишь для изготовления священных предметов и самых необходимых бытовых вещей.

Вот большая, выдолбленная из дерева овальная чаша. Половина ее придавлена камнями, другую половину Олегу удалось вытянуть, но от сырости она так хрупка, что рассыпается в руках. Куски нарт, обломки сланцевых ножей, ламп-жирников...

Здесь, за речкой, были когда-то две-три землянки — на большее просто не хватило бы места. А поселок стоял там, где теперь полярная станция. Мне рассказывали, что, когда строили дома, находили много предметов из моржового клыка. На деревянные просто не обращали внимания — так много было костяных. Вещи буквально разошлись по рукам. Множество «забавных штучек», к примеру, подарили радистке полярной станции. Об огромной научной ценности находок никто и не подумал. А ведь в этих «штучках» запечатлена история целого племени эскимосов, о жизни которого мы так мало знаем. Остров Ратманова посещали советские археологи, но им удалось вывезти немногое. Последним здесь был археолог из Магадана Тасян Теин. Он нашел один костяной и пять деревянных предметов, четыре из них, по его мнению, связаны с ритуалами праздника кита.

У Олега Нелепченко несколько вещей из кости, но это скорее заготовки. Другие пять — хорошо сохранившиеся деревянные изделия непонятного назначения, их просто необходимо исследовать. Я интересуюсь, что собирается Олег делать с находками, ведь это же научная ценность, место которой в музее.

— Понимаете, Олег,— говорю я,— до сих пор об эскимосской культуре в нашей стране мало что известно. Ваши находки наверняка заинтересуют ученых. Ведь в коллекциях мира считанное количество предметов с островов Диомида.

— Да вы не волнуйтесь,— смущается Нелепченко,— я все прекрасно понимаю. Забирайте то, что сочтете нужным и ценным для науки...

Итак, Олег передал мне вещи из северного поселка эскимосов, а Игорь — из южного, который существовал до 1957 года. Назывался он, как и остров, Имаклик, в переводе с эскимосского — «Имеющий моря». Правда, в последнее время в нем жили уже не коренные имакликцы, а переселенцы из Наукана — поселка возле мыса Дежнева. Оттуда родом и археолог Тасян Теин.

По рассказам, от поселка Имаклик еще остались десятка полтора-два своеобразных, как бы двухэтажных, домов-полуземлянок. Есть и кладбище, где могилы огорожены китовыми костями и закрыты лопатками китов.

Просмотрев фотографии поля менгиров — вертикально поставленных священных камней, обнаруженного орнитологом С. Харитоновым в 1984 году на побережье Чукотского полуострова, один из пограничников сказал мне, что точно такое же поле, только побольше, да и камни там будут покрупнее, сохранилось возле южного поселка. Игорь Гончаров вызвался провести нас к нему.

В путь выходим на следующий день рано утром. До сих пор с погодой везло: шел легкий дождичек, светило солнце, но на этот раз навалился густой туман. С трудом одолеваю топкую тропу вдоль речки, первый подъем. Кажется, далее начинаются непроходимые каменные завалы. Плетусь за Олегом, который ориентируется в плотном тумане по железным бочкам, предусмотрительно расставленным вдоль тропы. И вдруг посреди тумана прямо перед нами возникает столб солнечного света, а в нем — ярко-синее море, обрыв, и вдоль обрыва уходит краями в туман огромное поле менгиров.

Они разнообразны по форме и величине. Вот стоит почти двухметровая колонна, увенчанная плоским камнем. Насчитываем более трехсот менгиров.

Имаклик расположен внизу, под горой у моря. До него нужно спускаться по крутому береговому обрыву. Ребята понимают, что спуститься я еще смогу, а вот обратно подняться вряд ли буду способна. Для такой дороги нужна тренировка. Решаем возвращаться. Но я довольна — будет о чем порассказать археологам...

Благодаря помощи многих людей я в полной сохранности довезла находки с острова Ратманова. Они положили начало создаваемой эскимосской коллекции Государственного музея искусства народов Востока в Москве. Мои знакомые биологи, узнав об этом, передали в дар музею немало ценных изделий из кости, найденных во время экспедиционных работ на Чукотском полуострове. Оказалось, что байдарочка и летящая птица, непременные участники праздника кита, имеют явное сходство с аналогичными предметами науканских эскимосов. Маска близка к ритуальным и погребальным маскам, широко распространенным у эскимосов Аляски. А «идолы» и голова мужчины, как я и предполагала, оказались действительно уникальными. Их еще предстоит изучить, тщательно сопоставляя отрывочные сведения. Но уже сейчас можно с уверенностью сказать, что создатель деревянной головы творчески использовал художественные традиции эскимосов, алеутов и индейцев Северной Америки. Может быть, предполагают сотрудники музея, голова — часть статуи, вырезанной из плавника известным имакликцем Анеука, жившим лет 150 тому назад. О нем и его статуе рассказала американская исследовательница Дороти Рей. Зоолог Л. Барсова, изучающая птиц в районе мыса Дежнева, как-то подняла там осколок изделия из моржового клыка с тонким и красивым орнаментом. Вместе с другими найденными предметами она передала его в Государственный музей искусства народов Востока. Специалист по древ-неэскимосской культуре М. Бронштейн определил, что это уникальная и пока единственная орнаментальная композиция, в которой сочетаются стили двух древнеберингоморских культур рубежа первых веков нашей эры. При строительстве в поселке Сиреники на Чукотском полуострове был выкопан так называемый крылатый предмет, одно из самых таинственных и одновременно прекрасных изобретений древних эскимосских охотников. Зоолог Н. Конюхов, знавший о ценности подобных предметов, попросил эту вещь у нашедшего ее молодого эскимоса, привез в Москву и передал в тот же музей. Изучение конструкции и орнаментов именно этого крылатого предмета позволило увеличить исторический возраст поселка Сиреники еще на пятьсот лет.

Будущим летом я вновь собираюсь на остров Ратманова. Его склоны хранят много загадок древних охотников Берингова пролива...

Остров Ратманова

Людмила Богословская, доктор биологических наук

Загрузка...