Журнал «Вокруг Света» №12 за 1973 год

Семь дней ледоплавателей

Ледник Аржантьер во Французских Альпах до недавнего времени пребывал в безвестности даже среди специалистов-гляциологов. Но после поставленной там научной «премьеры» название его замелькало в газетных и журнальных заголовках: Аржантьер стал колыбелью новой научной профессии— гляционавтики. Подобно тому как океанавты в морях и океанах, космонавты — в космосе, гляционавты — «ледоплаватели» — ведут исследования ледников непосредственно в леднике — плывя в нем.

Ледники текут как реки, только много медленней. Но иногда вдруг скорость потока необъяснимо увеличивается, и тогда языки льда становятся смертельно опасными. Почему это происходит? Когда наступает критический момент? Ответы на эти вопросы могли бы дать исследования динамических процессов, происходящих в ледниковой толще. Да, но как попасть в нее?

Сегодня есть надежные аппараты, которые защищают человека от давления десятикилометрового слоя воды на океанском дне и от космического холода. Но, увы, человек пока не может вклиниться в тело ледника и остаться там на длительный срок. К сожалению, силы слишком неравны. Разве что ледник пойдет на уступки...

Аржантьер сделал такую уступку. Здесь, недалеко от знаменитого альпийского курорта Шамони, он приоткрыл свое нутро. На высоте 2180 метров ледник почти целиком заполнил горную пещеру. Осталась лишь узкая щель длиной в полкилометра, наклонно уходящая в глубь льда. Таким образом, выпала редкая возможность заглянуть в чрево Аржантьера.

Предоставим слово француженке Сюзанне Пеги, сотруднице кафедры геологии Сорбонны:

«Вечером в конце сентября у меня дома раздался телефонный звонок.

— Как вы смотрите на перспективу провести неделю в леднике? — спросил профессор Вивиани.

— Положительно.

— Только имейте в виду, это не номер «люкс»...

— Догадываюсь.

— В таком случае будьте готовы выехать в Шамони. Не скрою, меня снедает зависть. Всю жизнь я мечтал о подобном эксперименте. Но ледник открыл двери с запозданием в три десятка лет».

Забегая вперед, скажем, что двери у ледника действительно были, и не в переносном, а в самом буквальном смысле — стальные, прочные двери. Их доставил к Аржантьеру вертолет горноспасательной службы, работники которой наглухо закрыли вход в пещеру, дабы оградить опасный ледник от любопытных туристов и спелеологов-любителей.

«19 октября я приехала в Шамони, — рассказывает Сюзанна Пеги. — Погода великолепная, снежные вершины бросают ослепительные блики. Операторы французского и итальянского телевидения здесь вполне обходятся без софитов. Зато там, где мы будем работать, в ста метрах от поверхности, съемки, безусловно, станут проблемой...

Моими спутниками будут Клод Понсон, выпускник географического факультета (густая борода землепроходца лишь подчеркивает его молодость), и Марсьяль Берар из горноспасательной службы. Он уже несколько лет работает в этих местах и знает Аржантьер как собственную квартиру. Правда, он знает ледник с поверхности. Теперь же нам предстоит более глубокое знакомство.

Провожающие немного нервничают, ну а наша троица, задрав носы, наслаждается последней порцией солнца».

Эксперимент начался на следующий день, 20 октября, в 8 часов утра. Гляционавты должны пробыть в леднике неделю и выйти наверх в 8 утра 27 октября. Естественно, в случае непредвиденных обстоятельств — а предвидеть их не мог никто — работы надлежало немедленно прервать и эвакуироваться наверх. Наблюдатели были связаны телефонным кабелем с группой дежурных, которые круглосуточно находились в полной готовности.

В леднике вырубили 250 ступеней и по ним вниз переправили снаряжение — многочисленные приборы, специальную палатку, аварийный запас пищи. Еду решено было доставлять с поверхности, чтобы, эксперимент был «чистым», — если на леднике разводить огонь, это ускорит его таяние.

Под землей трое гляционавтов выпилили во льду платформу и установили палатку. В последний раз поднялись наверх. Контрольный медосмотр. Все. Можно начинать Начальник горноспасательной службы ставит подпись под разрешением на «проникновение в ледник» и открывает двери.

«Наша жизнь будет проходить с наклоном около 45°, — продолжает Сюзанна Пеги. — Что касается температуры, то она обманчива. Хотя термометр показывает 0° С, холод пробирает словно при —15° С на поверхности. В леднике как в леднике...

Стены скользкие — ледник, обдирая скалу, течет вниз. Мы рисуем на стене геометрические фигуры, которые позволят судить об изменении конфигурации ледника. Одновременно будут меняться и очертания нашего «жизненного пространства». По большей части придется работать лежа или полулежа. Встать во весь рост нельзя ни в одном месте...

Итак, 20 октября , первый день. Экипаж плавучей гляциолаборатории чувствует себя хорошо. Психологических конфликтов, надо надеяться, за такой короткий срок не возникнет. Зато с физическими трудностями придется мириться».

Члены экипажа несли вахту по шесть часов, однако график не раз нарушался — ледник поднимался порой до 30 сантиметров за сутки, так что всем приходилось срочно включаться в работу и прорубать новое углубление для палатки и приборов.

«21 октября началось с констатации неприятного факта: наша платформа сократилась до 1,2 метра в ширину, — пишет первая в мире женщина-гляционавт. — Клод, только что сдавшей свою вахту, вынужден снова браться за ледоруб вместе с нами. В довершение подвижкой ледника заклинило фотокамеру. Но самое неприятное — это грязь. Она неистребима. Мыть руки бессмысленно. Грязь капает со свода в котелок, из которого мы по-братски едим суп, стекает за шиворот, барабанит по каскам.

22 октября. Любопытная деталь: Клод оставил на полочке, вырубленной в леднике, свои перчатки. Когда он заступил на вахту, перчатки оказались втянутыми внутрь ледового панциря. Мерили пульс: у Марсьяля — 100, у меня — 90, у Клода — 80. Ничего удивительного, наше состояние нельзя назвать нормальным, а кроме того, у нас ведь не было времени пройти цикл тренировок по программе подготовки космонавтов.

23 октября. Я пользуюсь накопленным за время отдыха в палатке теплом для того, чтобы сделать эту запись. Деформация льда очень значительная.

24 октября. Мы не ощущаем смены дня и ночи. В три часа дня, когда я заступила на вахту, раздался странный шум. Что такое? Мужчины тотчас вылезли из палатки, прислушались. Сомнений нет — это журчит поток внутри ледника. Такие ручьи образовывают промоины с причудливым руслом.

25 октября. Шум внезапно прекратился. Мы замерли, оглушенные тишиной. Совещаемся. Если поток просто изменил направление, в этом нет ничего страшного. Гораздо хуже, если русло забило обломками льда. В таком случае напор воды рано или поздно непременно выбьет «пробку», и тогда... Тогда наводнение. Чем оно грозит запертым в каменном мешке людям, говорить не приходится.

Переговариваемся с поверхностью по радио, потом по телефону. Там тоже встревожены создавшейся ситуацией. В конце концов нам разрешают продолжать эксперимент, но просят «усилить бдительность» и принять «аварийные меры»...

В тот же день над головой раздался треск, будто раскололся спелый арбуз. Вслед за ним по каскам и по палатке забарабанил дождь: сквозь узкую щель льется вода. Но поток вновь журчит, а это значит — пробку не выбило, а размыло, к нашему счастью. Быстро перетаскиваем в укрытие измерительные приборы. Клод берет пробы воды, льющейся нам за шиворот, позже анализ даст ответ на вопрос о ее происхождении. Наука прежде всего.

Докладываем нашим ангелам-хранителям наверху о случившемся. Они настаивают на немедленной эвакуации. Мы упрямимся. Ведь сейчас настало самое интересное — ледник потек быстрее, едва успеваем делать замеры!

26 октября. Вместе с супом мне передают сверху письмо от старшей дочери. Я растрогана. Это последний рабочий день. Мужчины спят, пока я пишу. Редкая дробь капель выстукивает: «По-ка... По-ка».

Результаты нашей работы можно будет свести воедино только через некоторое время. Все, что можно было измерить, учесть, сфотографировать, зарегистрировать и описать, сделано. И хотя время, проведенное в леднике, по ощущениям нельзя считать блаженным, мы, не сговариваясь, только что толковали о необходимости продолжить дело, попытаться проникнуть глубже.

Мы стартовали. И это уже кое-что...»

М. Сыневин