Журнал «Вокруг Света» №12 за 1987 год

Бережение истории

Еще в Москве я наметил начать знакомство с Муромом с Московской заставы, через которую осенью 1830 года проезжал А. С. Пушкин, возвращаясь из Болдина. Хотелось самому увидеть место, где непролазная грязь и запустение столь удручающе подействовали на поэта, что он счел нужным сделать об этом запись в дневнике.

В первое же утро я приступил к историческим изысканиям. Поток спешащих на утреннюю смену уже схлынул, так что площадь перед гостиницей «Русь» была пуста. Но зато в сквере я заметил аккуратного старичка с пачкой свежих газет, неспешно шествовавшего по тенистой дорожке. «То, что нужно: пенсионер, совершающий утренний моцион»,— подумал я и, поздоровавшись, обратился к нему с вопросом, как найти Московскую заставу.

Старичок остановился, смерил меня цепким взглядом ярких голубых глаз, никак не вязавшихся с морщинистой загорелой кожей и седыми усами, и, в свою очередь, поинтересовался, какая степень точности мне требуется.

— Хотя бы приблизительно.

— В таком случае можете считать, что находитесь на Московской заставе,— широко повел он, как жезлом, свернутыми газетами.

Я огляделся. Справа по широкой улице спешил поток машин. Слева от сквера поднялись жилые дома. Впереди среди зелени сверкал на солнце белый монумент с серпом и молотом на обращенной к нам стороне.

— Что, не ожидали? — засмеялся веселый старичок.— Теперь это площадь Труда. А раньше возле заставы был огромный пустырище. Я еще помню, как летом собирались сюда на ярмарку тысячи возов. Чего только не привозили: и муку, и рыбу копченую, и мед, и овощ разный. Ну и, конечно, одежонку да обувку, серпы, топоры, замки, ребятишкам игрушки, бабам горшки да миски глиняные,— с явным удовольствием перечислял он.— Шум-гам стоял — голоса не слышно. Вечером костры запалят, так со всего города зарево видно: словно орда осадой стала... А в войну, когда мы на фронт ушли, женки тут картошку сажали. Хоть и невзрачной была, здорово помогла тогда застава...

— Почему же ее переименовали в площадь Труда?

— Да очень просто: площадь-то появилась, когда здесь, рядом, уже сколько лет Московская улица была. Что ж, прикажете ей имя менять? И потом тут главное, чтобы название точкой притяжения памяти было, душу грело. А труд он всему начало и венец. И площадь в его честь назвать вовсе не грех.— Старичок церемонно раскланялся и все так же не спеша направился дальше.

В его словах была неоспоримая правда. Появление площади Труда на месте пустыря, по сути дела, символизирует саму историю Мурома при Советской власти. Ведь до революции в нем существовали бок о бок два разных города: в первом в собственных домах проживали купцы да зажиточные мещане, во втором в бараках — казармах и лачугах мыкал беспросветную нужду работный люд, в основном текстильщики.

«Рабочий человек, случайно оказавшийся в центре, спешил покинуть его, боясь попасться на глаза городовому,— прочитал я в заметке из Мурома, напечатанной в ленинской «Искре».— Он чувствовал себя спокойно лишь на южных окраинах, Миллионке, Фабричной, в своих трущобах. Весной и осенью эти улицы утопали в грязи, и жизнь здесь была серая, сонная, скучная». Впрочем, такой же она была во всем городе. «Непривычный человек вывихивал челюсти от зевоты и умирал от смертельной скуки, которая лилась из-под всех муромских подворотен, изо всех окон»,— с горечью писал корреспондент.

На оживленной Московской скукой сегодня, конечно, не пахло. Но ведь это центр. Посмотрим, как обстоит дело на той же южной окраине, где раньше улицы зарастали непролазным бурьяном. Итак, вперед, благо план города стоял перед глазами.

Здесь нужно сделать маленькое отступление. Дело в том, что после многочисленных пожаров Муром с 1788 года стал застраиваться по плану инженера-землемера Пылаева прямоугольными кварталами и сохранил эту планировку до наших дней. И хотя в нем теперь насчитывается больше сотни улиц, найти дорогу к любой точке не так уж трудно. Широкая Московская упирается на площади 1100-летия города в улицу Ленина, протянувшуюся на тринадцать километров вдоль берега Оки, естественной границы Мурома с востока. Все остальные улицы и переулки идут параллельно одной из двух этих главных. Увы, решив ориентироваться на зафиксированные в истории точки, я не учел одного. Многих из них уже давно нет и в помине: Миллионки, Фабричной и окружавших их овражистых пустырей, где накануне революции 1905 года проводили военные занятия рабочие дружины.

Свернув с Московской на улицу Льва Толстого, я вышел на просторную площадь Победы с новым Дворцом культуры и монументом, где возле гранитной стелы склонил у вечного огня голову отлитый из бронзы солдат, а затем взял курс на юг. Позади оставался квартал за кварталом, но вид улиц не менялся: все те же многоэтажные дома, магазины, детские площадки. Попробовал идти «лесенкой», сворачивая в переулки, однако городской пейзаж оставался прежним. Разве что шире стали свободные пространства между домами да больше зелени.

Наконец, когда впереди завиднелась железнодорожная насыпь, я решил обратиться за помощью к кому-нибудь из местных. Только улица, как назло, была пуста: всех разогнала жара. Лишь в тени козырька у одного из подъездов сидела молоденькая мама с коляской.

— Простите, не подскажете, как найти Бучиху? — обратился я к ней.

На лице женщины появилось недоумение — видно, слишком нелеп показался ей мой вопрос.

— Здесь должно быть такое место — Бучиха, пустыри, где до революции рабочие устраивали маевки,— попробовал подсказать я.

Молоденькая мама уверилась, что я не разыгрываю ее, однако твердо заявила, что, сколько она здесь живет, ни о какой Бучихе не слышала. И потом у них, в Южном районе, за последние годы столько понастроили, что пустырей не осталось.

Неудача с «фабричными трущобами» охладила мой пыл к историческим розыскам. Значит, нужно ограничиться памятными вехами, наверняка сохранившимися до наших дней. Набралось их не так уж много. Ансамбли Троицкого и Благовещенского соборов. Построенная в середине прошлого века водонапорная башня, высокими стрельчатыми окнами напоминающая присутственное место. Бывшие торговые ряды. Похожий на древнюю крепость вокзал. Двухэтажный особняк с колоннами на Тимирязевской улице, где в ноябре 1917 года было провозглашено установление Советской власти в Муроме. Мемориальный дом-музей академика живописи И. С. Куликова. Но, чтобы в натуре познакомиться со всем этим, походить по городу в последующие дни пришлось много.

Я воочию увидел, с каким уважением относятся к истории в Муроме, не полагаясь лишь на мемориальные доски, мимо которых, чаще всего не замечая их, пробегает наш торопливый современник. Убедили в этом и «Былинный камень», и три высоких гладкоствольных сосны при въезде в город, словно ожившая запевка песни о муромской дорожке, немало повидавшей на своем веку. Два столетия назад по приказу императрицы Екатерины II везли по ней в Москву в железной клетке предводителя крестьянского восстания Емельяна Пугачева. Под конвоем мчали в ссылку Радищева и Герцена. По собственной воле спешили в далекую Сибирь жены декабристов. А теперь рядом с некогда пыльной и ухабистой муромской дороженькой тянется парк 50-летия Советской власти, похожий на заповедный сосновый бор. Деревья в нем ровесники века. Посадили их в девятисотом учащиеся реального и городского училищ на «ничейной земле», а ухаживал и берег весь город. Бережение истории отчетливо виделось и в строительных лесах вокруг реставрируемого Троицкого монастыря, великолепного архитектурного памятника середины XVII века, и в создаваемой в городе охранной исторической зоне. Но особенно почувствовал я это при посещении местного филиала Владимиро-Суздальского историко-архитектурного музея -заповедника.

Когда я днем пришел туда, просторный двор перед старинным особняком звенел от веселых голосов загорелых ребят, принаряженных в белые рубашки с алыми галстуками. Были каникулы, и, видимо, в каком-то пионерском лагере решили провести экскурсию. Хотел было наведаться сюда в другой день, когда обстановка будет поспокойнее, но директор музея Ольга Александровна Лукина рассмеялась, услышав об этом:

— И завтра, и послезавтра будет то же самое. У нас все лето расписано между пионерскими лагерями. Стараемся за каникулы познакомить с экспозицией музея как можно больше ребят, благо Ока под горой, «Ракеты» ходят регулярно.

А с осени, как рассказала Ольга Александровна, в музее проводятся по расписанию уроки истории для муромских школьников. Результаты, по заключению учителей, отличные. Действительно, одно дело слушать в классе, что с 1-го тысячелетия до нашей эры «по Отце-реке, где потече в Волгу», то есть в нижнем течении Оки, «сидело» финно-угорское племя мурома, чье название, как предполагают ученые, значит «люди на суше». Что занимались мурома охотой, бортничеством, умели выплавлять и обрабатывать металл. И совсем другое, когда сам увидишь за стеклом стендов топоры, наконечники копий и стрел, прялки, возраст которых исчисляется многими столетиями. Глядя на маленькие колокольца и подвески в форме утиных лапок, ребята наверняка запомнят, что мурома были язычниками и поклонялись этой водоплавающей птице, считая ее своей прародительницей.

— Вы бы видели, как блестят у мальчишек глаза, когда подводишь их к стендам с мечами, щитами и доспехами и начинаешь рассказывать о том, что Муром долгое время был восточным форпостом Руси, принимавшим удары тех, кто шел войной на нее. Тут уж вопросам нет конца: когда, кто, где да с кем бился. Активность стопроцентная,— смеется Ольга Александровна.— Ну а девочек от старинных нарядов не оторвешь, от содержимого настоящего короба непоседы-коробейника, которое иной нынешний магазин краснеть заставит....

Позднее, осматривая музей, я позавидовал муромским ребятам, у которых есть возможность вот так постигать историю своего древнего города, отметившего в этом году 1125-летний юбилей. И не только далекую, но и современную: революцию, гражданскую и Великую Отечественную войны, пятилетки... И сегодняшний день.

Новый Муром создала промышленность. До революции говорить о ней всерьез не приходилось: полукустарные ткацкие фабричонки да железнодорожные мастерские. Занято на них было всего около четырех тысяч рабочих. Славился город своими калачниками — не случайно мастерство муромских хлебопеков увековечено в его гербе тремя калачами — да огородниками, выращивавшими знаменитые муромские огурцы и помидоры.

За годы Советской власти на берегу Оки создан крупный индустриальный центр, выпускающий тепловозы, сложные станки и оборудование, популярные холодильники «Ока», автомобильные радиоприемники, электромузыкальные инструменты, ткани и многие другие товары народного потребления. А на XII пятилетку Мурому запланирован рост промышленности, опережающий общесоюзные цифры. Следовательно, будет увеличиваться и население города — в перспективе до трехсот тысяч человек, то есть почти в два раза. И вот тут возникает проблема: где разместить второй Муром?

За ответом я пришел к архитектору города Шепето. Владимир Александрович начал с главной трудности:

— Мы, словно тисками, зажаты плодородными пахотными землями. Поэтому строительство можно вести только в нынешних границах города за счет сноса. А это значит, нужно возводить дома повышенной этажности. Мы взяли за основу девятиэтажки. Они достаточно емки и в то же время не выглядят этакими несуразными «карандашами», натыканными на плоскости. Ведь рельеф у нас ровный. Чтобы избежать монотонности, в некоторых местах следует делать акцент. Для этого вполне подходят двенадцатиэтажки. Вот вкратце отправные точки нашего градостроительства, хотя говорить о деталях можно еще много.

— А куда девалась Бучиха? — вспомнил я свои злоключения.

— Бучиха приказала долго жить,— улыбнулся Шепето.— А если серьезно, то с таких вот бывших пустырей и трущоб мы и начали перестройку города. Во-первых, именно на окраинах были-свободные площади. А во-вторых, живших там людей нужно было в первую очередь переселить в современные дома со всеми удобствами.

Затем Владимир Александрович перешел к другой проблеме. Жители любого населенного пункта, тем более такого древнего, как Муром, хотят, чтобы он имел свое лицо. Конечно, у города оно есть. Но возраст накладывает на него свой отпечаток, причем далеко не всегда привлекательный. Обновляя и перестраивая город, архитекторы и реставраторы должны не просто избавить его лицо от «морщин», но сделать это так, чтобы оно не утратило своей исторической индивидуальности, в которой и воплощается понятие «малая родина».

Было время, когда в Муроме предлагали сносить все без разбора и строить в центре, на Московской и улице Ленина, высокие дома, ничуть не заботясь, что они совершенно несовместимы с архитектурными памятниками и сложившимся обликом города. Архитекторы и строители избрали иной путь. Возводили целые микрорайоны, кварталы, ансамбли, чтобы сразу создать людям не только комфортную, но и эстетически привлекательную обстановку. Чтобы стояли не просто удобные дома-спальни, а комплексы со своей внутренней инфраструктурой, обеспечивающие и общение, и отдых, и, конечно, устроенный быт. Естественно, ведется застройка и вдоль основных магистралей, но осторожно, выборочно, строчками. А для центра Мурома разработан план создания охраняемой исторической зоны.

Архитектор подвел меня к мольберту, где стоял большой планшет с частой сеткой улиц. В этом лабиринте мне помогли сориентироваться две ключевые магистрали — Московская и Ленина. Они-то, по словам Шепето, вместе с отрезком улицы Льва Толстого до площади Победы и составят ядро исторической зоны. Участок Московской станет только пешеходным. В отстроенных домах разместятся магазины, кафе, службы быта, общественные организации. Например, трехэтажную водонапорную башню займет шахматный клуб.

С сохранением исторически сложившегося облика центра Мурома связана и другая проблема. Со времени основания города его восточной границей была Ока. Он словно выбежал на высокую кручу и остановился там перед обрывом. Муромчане давно уже просят оформить окский берег, сделать набережную. Но у архитектора Шепето свое видение решения этой проблемы:

— Гранит или бетон хороши, когда река течет в городе, зажата домами. А здесь за Окой — песчаные пляжи, луговой простор. Зачем же перед ними стену ставить? Затраты потребуются огромные, а смотреться бетонная набережная не будет.

Владимир Александрович предлагает другой вариант: сделать второй съезд к реке, а вдоль откоса проложить автомобильную и пешеходную дорожки с твердым покрытием. Ближе к урезу — еще одну прогулочную. Будет просто плавный спуск к воде из чистого песка. Кроме того, две-три смотровые площадки, которые выйдут вперед наподобие крепостных башен. Ведь тут большой перепад вод весной во время паводка — до десяти метров. А с этих площадок можно и ледоходом полюбоваться, да и просто летом у реки посидеть. Наверху, в охранной зоне, дома должны быть не выше четырех-пяти этажей, а ближе к берегу вообще только одно-двухэтажные, чтобы не портить силуэт города со стороны Оки. Ведь он тоже историческая реликвия. Современникам и потомкам будет легче представить, как выглядел Муром, когда Иван Грозный переправлялся здесь со своим войском во время похода на Казань.

Когда я уезжал из Мурома, стояло холодное осеннее утро. В хрустком воздухе уже угадывалось приближение зимы. На безлюдных аллеях приокского парка ветер ерошил опавшие листья. Но стоило выйти на высокий откос, увидеть заречные дали, как я почувствовал, что жаль расставаться с этим древним городом. Да, умели выбирать наши предки места для поселений. Если бы и сейчас пришлось решать, где заложить город, вряд ли кто смог найти для него лучшее место.

С. Демкин, наш спец. корр.