Журнал «Вокруг Света» №12 за 1989 год

Дом на Птичьем острове

Австралийскую путешественницу и натуралистку Салли Понсе и ее мужа Джерома без всяких преувеличений можно назвать подвижниками изучения Антарктики. История супругов Понсе, рассказанная журналом «Нэшнл джиогрэфик», весьма романтична. Решающую роль в их судьбе сыграл случай. В 1969 году юный Джером вместе со своим школьным другом отправился из Франции в необычное пятилетнее плавание. Они решили не просто обойти вокруг света на 38-футовом деревянном тендере, но побывать в полярных водах обоих полушарий с заходом в Исландию, на Шпицберген и Огненную Землю. В 1972 году по пути к Антарктиде его «Дамьен» бросил якорь в порту Хобарт на Тасмании, где жила Салли. Молодые люди познакомились на вечере в местном яхт-клубе. Но поженились только через два года, когда Джером побывал у берегов ледового континента и завершил свое кругосветное путешествие. На следующий год молодые супруги покинули Францию на борту океанской шхуны «Дамьем II» со стальным корпусом, специально построенной для плавания в полярных водах. А поскольку Джером намеревался заниматься гидрографическими и картографическими съемками антарктических островов, судно было снабжено подъемным килем, позволяющим близко подходить к побережью по мелководью.

Антарктические ночи летом коротки, но за час до рассвета темнота сгущается так, что я едва различаю бушприт нашей шхуны, рассказывает Салли Понсе. С запада то и дело налетают шквальные порывы ветра со снежными зарядами. Моя вахта подходит к концу, и, хотя пальцы, сжимающие штурвал, совершенно закоченели, я горжусь, что сумела справиться с непростой задачей: с зарифленным гротом машиной удержать 50-футовую «Дамьен II» в дрейфе на расстоянии полумили от северной оконечности Новой Георгии.

Поглядываю на часы, но время словно остановилось. Впрочем, за одиннадцать лет морских походов я успела привыкнуть к одиночным ночным бдениям под дождями и снегом. К тому же «волчьи» вахты далеко не самое худшее из того, с чем приходится иметь дело в океане. Южная Атлантика — это не Карибы, куда яхтсмены отправляются понежиться на ласковом солнце. В высоких широтах нужно постоянно быть начеку, не страшиться холода и жестоких штормов. Поэтому наши ежегодные плавания с Фолклендов к Южной Георгии никак нельзя назвать увеселительными прогулками. И все-таки, хотя в это трудно поверить, мы сознательно избрали такой образ жизни и ни капельки не жалеем.

Не стану скрывать: многие не могут понять, во имя чего мы стоически переносим опасности, трудности и неудобства этой жизни морских скитальцев да еще обрекаем, как некоторым кажется, на суровые испытания трех наших маленьких детей, и считают нас просто ненормальными. Я не пытаюсь их переубедить, поскольку это бесполезно. Тот, кто привязан к суше, не в состоянии представить, что можно на всю жизнь заболеть морем. Тем более если у тебя есть дело, нужное людям,— попытаться сберечь хрупкую фауну Антарктиды.

Выйдя в Атлантику, «Дамьен II» взял курс на Южную Америку. Плавание через океан, а затем вдоль всего континента с многочисленными заходами в порты длилось целый год. Под руководством Джерома я прошла хорошую школу мореходства, экзамены в которой принимал океан, не делающий скидок на пол и возраст, вспоминает Салли. Зато впоследствии мужу не приходилось краснеть за меня. Одним словом, когда в 1978 году в разгар антарктического лета наша шхуна вошла в залив Маргерит, на ее борту были уже два морских волка.

К этому следует добавить, что супруги Понсе не только достигли берегов Антарктического полуострова, но и остались зимовать там на острове Авиан. Взмерзшая в лед шхуна стала для них полярной станцией, откуда, погрузив на нарты утепленную палатку, спальные мешки и другое снаряжение, они совершали пешие походы, обследуя берега залива Маргерит.

С приходом весны, продолжает свой рассказ Салли, берега залива неузнаваемо преобразились, прямо-таки расцвели, хотя цветов, конечно, не было. Их с успехом заменили мхи и лишайники. Раньше я даже не представляла, что эти низшие растения могут быть такими красивыми: ярко-оранжевые, светло-зеленые, желтые, серые, черные, они сплошным пестрым ковром покрывали неприветливые скалы. Но еще неожиданней и удивительней оказалась фауна Антарктиды. Вся она целиком связана с омывающим континент океаном, поскольку он является основным источником питания и для пернатых, и для ластоногих. Летом на прибрежных островах и в материковых оазисах гнездятся и выводят птенцов около десятка видов птиц — антарктический и снежный буревестники, качура, поморник, ну и, конечно, пингвины. Так что объектов для наблюдения было предостаточно.

В начале марта 1979 года с наступлением осени «Дамьен II» двинулась вслед за пингвинами сквозь ледяную шугу в океан. Наш курс лежал к острову Южная Георгия. Мне было жаль расставаться с Антарктидой, но время торопило. Дело в том, что я ждала ребенка и, естественно, хотела родить первенца в цивилизованных условиях. Однако судьба распорядилась по-своему. Хотя в апреле мы уже бросили якорь в бухте Лейт на Южной Георгии, Дион появился на свет в корабельном кубрике, а принимал его Джером.

Несмотря на прибавление семейства, супруги Понсе решили продолжить изучение антарктической фауны. Они обосновались на Фолклендских (Мальвинских) островах, где купили овцеводческую ферму, дающую им средства к существованию. А летом Джером и Салли вместе с детьми — их теперь уже трое: девятилетний Дион, семилетний Лейв и четырехлетний Дити — на четыре месяца уходят в очередное плавание. Вслед за Антарктическим полуостровом натуралисты детально обследовали животный мир Шетлендских и Оркнейских островов, а последние четыре года совместно с английскими учеными занимаются фауной Южной Георгии.

Хотя я всегда интересовалась живой природой, лишь на борту «Дамьен II» мне по-настоящему открылся удивительный мир морских птиц, пишет Салли. Естественно, захотелось поближе узнать их жизнь: как они гнездятся, кормятся, выводят потомство. Со временем мое увлечение орнитологией заразило и мужа. Сознание, что мы вносим вклад в изучение, а следовательно, и сохранение очень нуждающихся в защите антарктических птичьих базаров и лежбищ ластоногих, заставляет относиться к делу со всей серьезностью.

Природной лабораторией супругов Понсе стал остров Южная Георгия. Этот скалистый осколок суши в полярных водах может служить поучительной иллюстрацией того, к чему приводят экологические ошибки. Открытие капитаном Куком Южной Георгии обернулось трагедией для его первозданной фауны. Первыми сюда нахлынули охотники на котиков, добывавшие их в таком количестве, что к середине прошлого столетия беззащитные ластоногие оказались на грани полного уничтожения. Потом появились китобои, избравшие остров местом стоянки своих судов. Сами они угрозы для птичьих базаров не представляли, но на берег перебрались корабельные крысы. В отсутствие естественных врагов эти маленькие хищники размножались в таком огромном количестве, что стали опустошать гнездовья птиц.

После того, как запретили котиковый и китовый промыслы, в результате энергичных мер, принятых против хвостатых мародеров, непосредственная опасность для животного мира Южной Георгии сейчас в основном ликвидирована. Поголовье котиков и морских слонов восстановилось, чего, увы, нельзя сказать о птицах и тем более о китах. Но человек по-прежнему упорствует в своих ошибках. На сей раз угроза подкралась со стороны пищевой цепочки, обеспечивающей существование пернатых и ластоногих. Поэтому важно выяснить, как сказывается на них растущий вылов в окрестных водах криля, рыбы и кальмаров. Не повлечет ли он за собой новую катастрофу?

Пока это, к сожалению, не известно. Но ведь главное — не доводить дело до катастрофы, чтобы потом не бросаться спасать то, что зачастую спасти уже невозможно. Лишь систематические наблюдения за ластоногими и птичьим населением Южной Георгии, которые ведутся супругами Понсе совместно с английскими учеными, живущими на острове, помогут дать ответы на все эти вопросы.

И снова строки очерка Салли Понсе.

С рассветом ветер стихает. Пока не налетел новый шквал и не пригнал обломки айсбергов, можно спуститься вниз погреться и немного отдохнуть. Я надежно закрепляю руль, останавливаю машину и, балансируя на скользкой обледеневшей палубе, направляюсь к люку. В штурманской рубке, как мы называем тесный закуток под рулевым мостиком, прежде всего бросаю взгляд на компас и экран радара. Все в порядке: береговая линия Южной Георгии там, где и должна быть — в полумиле по правому борту.

Оставив дверь открытой, чтобы видеть экран, прохожу в кают-компанию. Осторожно снимаю зюйдвестку, ветровку, перчатки и кладу в сушилку. Мои мужчины спят, и я стараюсь не потревожить их. Впрочем, такие предосторожности скорее всего излишни. Джером настолько устал во время перехода с Фолклендов, что его из пушки не разбудишь. Сыновья вообще встают только к завтраку. А наш гость альпинист Кристиан де Марлив по прозвищу Кузнечик, по его словам, прекрасно спит даже на скальной полке, когда рядом сходят снежные лавины. Он отправился с нами, чтобы полазать по горам Южной Георгии, а в свободное время обещал присматривать за детьми.

Первое, что мы обычно делаем после вахты, так это наливаем кружку обжигающего, черного, как деготь, чая. Поэтому на низенькой пузатой печке все время стоит чайник.

После палубы, где свирепствует колючий ледяной ветер, кают-компания кажется раем. Потягивая чай, блаженствую в тепле, не забывая поглядывать на экран радара. Шхуну слегка покачивает, а глухие удары бьющихся о борт волн напоминают отдаленный рокот африканских тамтамов. Да, жаль, что мы не в Африке. Моим сорванцам там наверняка понравилось бы больше. Между прочим, иногда мне говорят, что мы не вправе лишать их детства. Но ведь никто этого и не делает, хотя детство у них действительно не совсем обычное. Во-первых, все 24 часа в сутки они проводят с родителями, даже если те занимаются своей работой. Во-вторых, везде и всегда у ребят есть теплый и уютный дом. Именно так наши сыновья воспринимают не только ферму, но и шхуну. В-третьих, нельзя сказать, что они растут дикарями. Им знакомы шумные, многолюдные улицы больших городов, но привычнее колонии пингвинов и лежбища котиков. Наконец, они знают не с чужих слов, а по собственному опыту, что такое холод Антарктиды и теплое гостеприимство на полярных станциях. И я считаю все это куда более нужным и важным, чем комфорт и развлечения, которыми может похвастаться «цивилизованное общество».

Прежде чем подняться на палубу, я подхожу к мальчикам поправить сбившиеся одеяла. Тут же Джером встревоженно поднимает голову:

— Как наверху?

— Все в порядке. Скоро светает, а пока спи.

Если кают-компания рай, то мостик — настоящий ад. Ледяной ветер набрасывается на меня с удвоенной силой, обжигая лицо. Заметно посветлело. Я запускаю машину, отвязываю штурвал и даю самый малый вперед, стараясь выдерживать курс строго на юг. О борт противно скрежещет битый лед, на шхуне он неопасен, а большие айсберги в непосредственной близости от берега не встречаются.

Сзади на палубу ложатся отблески света из открывшегося люка, и ко мне подходит Джером. В серых утренних сумерках постепенно проступает темная громада. Это 500-футовые отвесные скалы Птичьего острова. На его южной стороне есть удобная якорная стоянка — небольшая бухточка в кольце поросших низкорослым кустарником холмов, где гнездятся птицы. Кстати, как нам удалось установить, эта чахлая растительность пришлась по вкусу крысам. Так что теперь они наносят двойной вред: разоряют птичьи гнезда и лишают пернатых растительной подкормки. Сейчас этой проблемой занялись шестеро английских ученых, обосновавшихся на острове.

С большинством из них мы познакомились в 1985 году, когда участвовали в учете поголовья морских слонов. Два месяца англичане жили на «Дамьене II» и безбожно баловали наших сыновей, ставших их любимцами. Когда ученые возвращались на шхуну, то буквально валились с ног от усталости и все-таки находили силы, чтобы часок-другой повозиться с ребятами. Тогда мы обошли весь остров, полагаясь больше на зоркость впередсмотрящего и эхолот, чем на навигационные карты; десятки раз высаживались на берег возле лежбищ, хотя волны прибоя порой достигали 30-футовой высоты. Несладко приходилось и во время ночных стоянок, когда под ураганными порывами ветра даже два якоря не могли удержать «Дамьен II» и приходилось отрабатывать машиной, чтобы ее не выбросило на рифы. Впрочем, были и чудесные минуты, например, когда мы наблюдали за играми глянцево-блестящих гигантских тел, поднимавших ластами целые фонтаны черного песка. А главное — в конце сезона мы могли с уверенностью сказать, что на Южной Георгии обитает 360 тысяч морских слонов.

Мои воспоминания прерывает голос мужа:

— Я думал, мы миль на двадцать южнее. А раз мы здесь, может быть, навестим наших друзей? — предлагает он, заранее зная, что ради ребят я охотно соглашусь на незапланированный визит.

— Не возражаю. Тем более, что мы поспеем как раз к завтраку и мне не придется заниматься готовкой.

Джером встает к штурвалу и осторожно ведет «Дамьен II» узким проливом, отделяющим Птичий остров от Южной Георгии. По обе стороны шхуны оранжево-черными мячиками выскакивают из воды и вновь ныряют пингвины, а на глыбах льда и береговом пляже греются под низким полярным солнцем тысячи котиков. Заглушая шум прибоя, с птичьих базаров доносятся пронзительные крики альбатросов, бакланов, качурок. А впереди, в нескольких метрах от бушприта, словно указывая путь, летит стайка капских буревестников. Вот вам наглядное свидетельство, что Южная Георгия — настоящее царство пернатых.

В это время откидывается люк и показывается взлохмаченная головка Дити.

— Хэллоу, ма! Хэллоу, па! Мы уже пришли! — Он вылезает на палубу в одной маечке.

— Да, почти. Если хочешь побыть наверху, иди ко мне.— Я беру сынишку на колени и прикрываю полами ветровки.

Мальчик жадно вглядывается в зубчатую стену утесов, радостными криками встречает резвящихся в воде котиков. Через несколько минут появляются Дион и Лейв. Так рано никто из детей обычно не встает, но сегодня особый день — встреча с Южной Георгией, которого они с нетерпением ждали все последние недели.

Вскоре предстоит ответственный момент: войти в бухту и ошвартоваться к заякоренному бую. Поэтому, чтобы мальчики не путались под ногами, я спускаюсь с ними в кают-компанию, а Кузнечика посылаю наверх помочь Джерому. Между тем ребята с шумом и смехом готовятся к выходу на берег, вытаскивая из шкафов свитеры, теплые костюмы-анораки, шерстяные носки, резиновые сапоги. Летом температура на Южной Георгии держится выше нуля, но в любой момент может налететь шквал с дождем и снегом, так что экипироваться нужно основательно.

— Поднимай киль! — раздается с палубы команда Джерома.— Мы на подходе.

Я поручаю Дити заботам Лейва и спешу в штурманскую рубку, откуда включается электролебедка.

Не дожидаясь меня, сыновья поднимаются наверх. Когда с полной сумкой писем англичанам я выхожу на палубу, все уже сидят в надувной лодке, с причала нам приветственно машет Коллан Дак, а от домика полярной станции спешит Питер Принс, размахивая над головой большой мочалкой из коричневых водорослей. Этот странный сигнал понятен без слов: оттаял ручей, так что можно сколько угодно мыться под душем.

За четыре года работы на Южной Георгии супруги Понсе сделали немало. Начать с того, что они внесли весомый вклад в ответ на главный вопрос: кто же населяет Южную Георгию? Оказалось, что животный мир этого антарктического острова довольно многочислен. Здесь обитает 6 миллионов золотоволосых пингвинов, миллион котиков, по 200 тысяч императорских и папуасских пингвинов, много миллионов альбатросов, буревестников, поморников.

Конкретные же наблюдения трудно даже перечислить. Например, раньше орнитологи не подозревали, что, несмотря на кажущуюся скудность питания, трехнедельный птенец альбатроса весит полтора килограмма. А взрослая птица 18 часов в сутки проводит в воздухе в поисках корма. Или что у папуасского пингвина, кстати, самого дружелюбного среди сородичей, при недостатке пищи выживает не первенец, а второй птенец.

... В три часа ночи меня разбудил рев ветра, доносившийся даже в кают-компании. Джером проснулся еще раньше и сидел за столом, завороженно следя за показаниями анемометра, менявшимися буквально ежесекундно. Увидев, что я не сплю, он стал считывать их вслух: «60, 80, 90, 40, 10, 30, 50, 90, 100, 70...» Причем речь шла о морских узлах, то есть скорости ветра примерно полметра в секунду. Очередной шквал валит шхуну на бок так, что со стола падает оставленная кем-то чашка. Шторм разыгрался не на шутку.

Я встаю, чтобы подложить в койки мальчиков запасные подушки к высоким бортикам, которые не дают выпасть при качке. Забравшись обратно под одеяло, долго вслушиваюсь в завывание ветра и незаметно засыпаю.

К завтраку шторм немного ослабевает. Во всяком случае лишь тарелки и чашки упорно ползут к краю стола, не делая попыток продемонстрировать свои акробатические способности. О вылазке в заброшенный поселок китобоев нечего и думать, поскольку знакомство с какой-нибудь сорванной ветром крышей может закончиться плачевно. Конечно, досадно, но мои мальчуганы и не пытаются протестовать, а принимаются за свое любимое занятие — рисование. Фантазии им не занимать. На бумаге возникают головоломные приключения, в которых участвуем все мы, какие-то животные-страшилища и непонятные машины, причем действие происходит на вполне реальной почве — в поселке китобоев.

Ребятам рисование заменяет телевизор, а чтение во время плаваний — школьные уроки. По возвращении домой в конце лета у них начинается регулярная учеба. Правда, занятия ведутся по радио из порта Стенли, административного центра Фолклендов. Так что нам приходится выступать и в роли учителей, поскольку настоящий преподаватель приезжает на две недели раз в полтора месяца. Несмотря на это, знания у мальчиков неплохие. К тому же за месяцы, проведенные на шхуне, они узнают столько всего сверх программы, что по многим предметам далеко опережают своих ровесников в нормальных школах.

На следующий день шторм утих. Где-то высоко в небе засияло солнце, но сквозь низкие облака и стелющиеся по воде клочья тумана виден только бледный диск, похожий на луну.

— Ждать больше не имеет смысла. Если видимость не улучшится, пойдем на радаре,— решает Джером.

Сказать это гораздо легче, чем сделать. Ведь нам нужно преодолеть с полсотни миль, чтобы добраться до острова Купера, единственного места на северном побережье Южной Георгии, где нет крыс. За пять дней мы намечали произвести подсчет птичьего населения, чтобы выяснить, как оно изменилось за прошедший год.

— Только пусть кто-нибудь из вас сходит со мной к котикам,— неожиданно потребовал Лейв, оказывается, внимательно прислушивавшийся к нашему обсуждению.

Хотя посещение лежбища не входило в наши планы, пришлось пообещать ему сделать это. Мой средний сын всерьез увлекся изучением ластоногих и не упускает возможности понаблюдать за ними. Но отпускать его одного опасно, так как самцы котиков ведут себя весьма агрессивно, если кто-то вторгается на территорию гарема. Семилетний мальчик не может состязаться с ними в скорости, не говоря уже о силе.

Позднее к лежбищу мы отправились всей семьей: я несла Дити, а Дион и Лейв под руководством Джерома прокладывали путь, длинными шестами отгоняя рассерженных или не в меру любопытных котиков. Большую же часть времени на острове Купера мы провели на поросших травой холмах, считая норы буревестников и число птенцов в них.

... Пять дней растянулись на восемь. Работы оказалось больше, что предполагалось, а один из дней выдался таким теплым, что мы решили устроить детям — да и себе тоже — маленький праздник. С утра ярко сияло солнце, был полный штиль, и мальчики полдня плескались в сбегавшем к галечному пляжу ручейке, пуская кораблики и строя мосты. А мы с Джеромом бездумно лежали рядом, наслаждаясь покоем, который нарушали лишь неумолчный гам, доносившийся из соседней колонии пингвинов, да рев морских слонов на травянистом склоне...

— Завтра мы отчаливаем,— наконец заявил Джером.— Обогнем мыс Разочарования и пойдем на северо-запад вдоль южного берега. Не забудь, что погода там может преподнести любые сюрпризы.

Предупреждать меня об этом не было необходимости, поскольку во время прошлых плаваний я убедилась в ее каверзности. К тому же там преобладают западные ветры, рождающие сильный прибой. Сразу за узкой прибрежной полоской вздымаются горные хребты, круглый год покрытые льдом и снегом. Поэтому неудивительно, что у человека в столь недружелюбной обстановке возникает чувство оторванности от мира и абсолютной беззащитности перед природой. Даже ластоногие и птицы почти не живут на южном берегу, не говоря уже о крысах, которым там просто нечего есть.

... Дети все чаще задавали один и тот же вопрос: «Когда мы придем на Птичий остров?» Приближался Новый год, и им естественно хотелось встретить его не в качающейся клетке кают-компании, а на твердой суше. Лишить их этого удовольствия было бы слишком жестоко. Поэтому Джером взял курс на север, хотя еще оставались необследованными птичьи базары на мысе Роуз.

... До окончания полевого сезона у них оставалось три недели. За это время нужно было успеть обследовать участок побережья до Грютвикена, особенно островки в бухте Айлз. Но, чтобы попасть туда, нужно сначала пройти узким, не шире ста футов, проливом.

— Как ты считаешь, это нам удастся? — с тревогой спросила я утром мужа.

— Чтобы узнать, нужно попробовать,— невозмутимо ответил он.

На наше счастье, сила ветра немного ослабла. В пролив мы вошли с зарифленными парусами на одной машине и все равно помчались со скоростью не меньше пятнадцати узлов, подгоняемые свежим бризом. Само по себе это было бы прекрасно, если бы не налетавшие периодически шквалы, скатывавшиеся с гор в пролив, как в аэродинамическую трубу. Хорошо еще, что об их приближении рулевого заранее предупреждала стена брызг и пены, которую ветер гнал перед собой. Это походило на виндсерфинг с той только разницей, что под ногами была не легкая досочка, а куда менее послушная шхуна.

Когда мы вошли в океан, Джером вытер пот со лба и весело сказал:

— Вот видишь: все-таки удалось!

Чтобы сэкономить время, в бухте Айлз супруги Понсе поставили палатку на одном из самых больших островков и с рассвета до темноты вели подсчет «аборигенов». Все заботы по хозяйству были возложены на мальчиков. Но и они выкраивали часок-другой, чтобы побродить по птичьим базарам. В основном их населяли странствующие альбатросы, хотя Джерому посчастливилось обнаружить колонию голубых буревестников. У птиц начался период спаривания, и самцы с вытянутыми шеями и широкораспростертыми крыльями исполняли перед самочками замысловатые и грациозные танцы. Это было настолько красиво, что напоминало балет, поставленный профессиональным хореографом.

...Накануне отплытия из Южной Георгии я поднялась на поросший жесткой травой высокий холм. Внизу за полосой бурых прибрежных водорослей чуть покачивала мачтами наша «Дамьен II». На палубе играли сыновья, а Джером, стоя на носу, разглядывал в бинокль горизонт. Мне показалось, что со шхуны даже сюда донесся запах свежевыпеченного хлеба, и я вдруг с тоской подумала о доме, лежащем там, далеко за горизонтом.

Позади холм подступал к горным вершинам, упиравшимся в облака. Над покрытым рябью заливом и зелеными лугами, неподвижно распластав крылья, парили птицы. На гальке в пене прибоя блестели туши морских слонов. И это тоже был мой дом, который во что бы то ни стало нужно сберечь.

И кто это сделает, если не мы?

Подготовил С. Демкин