Главная роль

— Нерва, мой названый отец, просил об обратном. Разве наказать человека, мучившего моего отца, — несправедливо?

Максим не желал уступать.

— Выше справедливости — милосердие.

Траян неожиданно улыбнулся:

— Не понимаю. Ты заслонил Нерву от меча убийцы. И хлопочешь за Элиана.

«От меча убийцы». Максим понял, что для Клодиана, помощника центуриона Септимия, нет надежды. Траян знал преступления и доблести каждого.

Тем отчаяннее продолжал Максим сражаться за Элиана.

— Элиан не хотел убивать Нерву.

— Начальник гвардии держал императора под стражей. По-твоему, это не преступление?

— Тебе Элиан будет предан.

— Я не нуждаюсь в его преданности.

— Он хороший командир.

— Напротив, — Траян впервые возвысил голос.

«Вот это голосовые связки! Да начни он шептать, на галерке услышат!»

— Хороший командир учит солдат оберегать Рим от бед, а не навлекать беды на Рим.

— Солдаты его любят.

— Тем он опаснее, — последовал неумолимый ответ. — Солдаты должны любить того, кто ведет Рим к победе.

— Элиан считал Нерву плохим императором.

— Вот как? — Траян снова заговорил тихо, рассудительно. — Что же совершил Нерва? Может, задумал уступить римские земли варварам? Позволил варварам грабить римлян? Неужели Элиан поднял мятеж, защищая Рим от предательства императора?

Насмешливый взгляд уперся в Максима.

— Элиан требовал денег и славы. Пусть не только себе, но и солдатам. Всего лишь денег и славы.

Император был прав. Неумолимо прав.

— Щадить Элиана я не намерен, — сухо, буднично сказал Траян. — Разрешаю тебе, если хочешь, с ним проститься.

…Максим шел следом за солдатом к палатке Элиана. Возле палатки стояли часовые. Бежать было некуда. Кругом — лагерь. Ров, вал и частокол.

Он не сумел убедить Траяна. Не нашел нужных слов. Провалил роль. Теперь Элиана казнят.

Шаг за шагом Максим приближался к палатке. Сколько времени ему дано? Несколько минут. Что можно сделать? Ничего. В небо не воспаришь, под землю не скроешься, темноты не дождешься. Элиана казнят на глазах солдат. Помочь нельзя.

«Не сдаваться». Максим ускорил шаг. «Не сдаваться». Это его девиз. Этому он научился у Аматы Корнелии, Марцелла, Сервии, Нервы, Вибия, Гефеста, бестиария. У самого Траяна.

Если плохо усвоил урок — не смеет остаться в этом мире. Должен признать поражение и вернуться назад.

Назад? Максим засмеялся так зло и отрывисто, что солдат обернулся. Будто это зависит от его воли!

Смириться? Служить Траяну? Переступить через кровь? Забыть? Успокоить себя? В самом деле, кто ему Элиан? В Риме казнят ежедневно.

«Не сдаваться». Либо он спасет Элиана, либо вырвется из этого мира.

Ветер рванул стены палаток, взметнул вихри пыли. Воины, упражнявшиеся у деревянного чурбана, разом запрокинули головы. Небо было серым.

Максим ждал раздирающего уши громового раската, но его не было. Ветер улегся. Пыль осела.

Солдат сказал что-то часовым, и Максим вошел в палатку Элиана.

Бывший начальник гвардии стоял в центре палатки, низко наклонив голову и опустив руки. Он был в короткой черной тунике. Без оружия и доспехов казался еще более худым и жилистым, чем обычно.

Подняв голову, Элиан несколько мгновений смотрел на Максима. Наконец узнал.

— Кто теперь будет начальником гвардии? Ты?

— Нет.

Элиан бесцветно улыбнулся:

— Жаль. Тебе бы я доверил гвардию.

Он помолчал. Сказал так же бесцветно:

— Напрасно я не послушал твоего совета.

Тихо, зло добавил:

— Траян знал, что делал. В Риме поднялась бы гвардия. А здесь — я один.

— Ты не один, Элиан.

Максим сразу пожалел о своих словах — такая надежда вспыхнула во взгляде Элиана. И тотчас угасла: Элиан умел читать по лицу.

— Спасибо, что пришел проститься.

Центурион Септимий вошел в палатку. Кашлянув, сказал:

— Пора.

Септимий смотрел в сторону.

— Успокойся, — сказал Элиан. — Солдату надлежит исполнять приказ. Сам учил вас этому.

По лицу Септимия было видно, что он понимает бунтовщиков.

— Иди, — сказал он.

Наверное, ни одно слово не произносил с таким трудом.

Элиан сжал кулаки.

— Прошу тебя. Не в лагере. Не хочу, чтобы меня казнили на глазах солдат, точно жалкого дезертира.

Септимий молчал.

— Прошу тебя, — с силой повторил Элиан.

— Да.

Максим представить не мог, что центурион способен говорить так мягко.

— Я выведу тебя за стену.

Центурион не имел права этого делать. Брал ответственность на себя.

Максим смотрел на Септимия. Вспомнил, как центурион покинул пост в ночь похорон весталки. Сервия закричала. И он бросился на помощь.

…Элиану не связали рук. Он шел следом за Септимием. Шел спокойно, вздернув голову. Точно шагал впереди преторианских когорт.

Однако следовали за ним всего лишь пятеро легионеров, преданных Траяну.

Шествие замыкал Максим.

Шумели вечнозеленые дубы. Песчаный овраг клином вдавался в лес. Элиан споткнулся о корень. Упал, но тотчас вскочил, не дожидаясь помощи.

«Что делать? Пятерых солдат не одолеть. Септимий не поддержит. Сохранит верность Траяну».

Они спустились на дно оврага. Один из солдат обнажил меч. Острием указал на поваленный ствол. Элиан опустился на колени. Лицо Септимия почернело, словно погас последний солнечный луч.

А небо, напротив, прояснилось. В разрывы туч выглянуло солнце. Элиан поднял голову. Солнечный луч скользнул по его лицу. И Максим впервые увидел, что глаза у Элиана не бесцветные, а бледно-зеленые.

Элиан положил голову на поваленный ствол.

Максима охватила бешеная ярость — на Траяна, за его приказ; на себя, за то, что ничего не может сделать. На весь мир. «Остановить это! Вырваться отсюда!»

Длинная фиолетово-черная молния разорвала небосвод.

Максим вспомнил. Такую молнию он уже видел. Видел перед последним выходом на сцену. Он пытался войти в образ. Воображал себя римским гладиатором. Шагнул на сцену. И оказался на арене цирка.

Значит, это он, он сам открыл переход! Тоннель между мирами. И может открыть снова. Достаточно сосредоточиться. Он сможет это сделать. Один раз. Только один. Сможет. Нужно только представить. Театр. Сцену. Кулисы. Пыльный занавес.

Он не станет служить Траяну. Не одобрит казнь Элиана.

Вернется домой. Домой.

Солдат с обнаженным мечом шагнул к Элиану.

Небо разорвалось.

Туннель раскрылся.

Максим на мгновение ослеп. Зрение вернулось не сразу. Постепенно он разглядел: песчаное дно оврага, поваленный ствол, перекошенные лица солдат. Бывший начальник императорской гвардии, Марк Касперий Элиан, исчез. Бесследно.

Солдаты метались по оврагу, точно охотничьи собаки, потерявшие след. Обыскали кусты, обшарили углубления возле корней, перевернули несколько валунов. Даже в мышиные норы заглядывали.

Без толку. Касперия Элиана нигде не было. Больше того, от мятежного начальника гвардии не осталось ни клочка туники, ни ремешка сандалии, ни ноготка, ни волоска.

Солдаты как по команде вскинули головы вверх. Небо расчистилось. В вышине сияло солнце. По незамутненной лазури плыло крохотное белое облачко.

Приговор солдат был однозначен.

Взят. Живым. На небо. Пирует в сонме богов.

Легионеры топтались на месте, обратив глаза к одинокому облачку. Представляли, как на этом облачке, точно на подушках, возлежал Элиан, и юная Геба наполняет его кубок амброзией.

На лицах солдат отразился священный трепет. Что они наделали! Чуть было не прогневили бессмертных! Еще немного, и свершилась бы казнь! Они подняли руку на любимца богов!

Легионеры дружно повалились на колени, вознося хвалу богам Олимпа. Спасибо, смилостивились, удержали от греха.

Затем солдаты поднялись на ноги и принялись все так же неуверенно топтаться на месте. Требовалось возвратиться в лагерь и доложить обо всем императору.

Каким-то особым чутьем воины ощущали, что этого делать не следует. Траян не был свидетелем чуда. Может и не поверить очевидцам. Вдруг вообразит совсем иное? Мол, воины соблазнились посулам бывшего начальника гвардии, позволили тому бежать.

— Прорицатель, — хрипло выдохнул Септимий, оборачиваясь к Максиму за поддержкой.

Актер счел своим долгом прийти им на помощь.

— Возвращайтесь в лагерь. Приказ исполнен. Касперия Элиана больше нет. Подробностей императору знать не нужно.

Солдаты один за другим выбирались из оврага. Опасливо оглядывались. Максим неторопливо брел следом. Думал об Элиане. Радовался, что нашел правильное решение — не самому бежать, а Элиана спасти. «Осенило в последний миг. Когда туннель раскрылся».

Он дал волю воображению. Пронзительно ясно представил театр. Ощутил запах кулис — теплый запах дерева, красок и пыли. Увидел старые, выцветшие, но бесконечно любимые декорации. Стремительно прошел по нарядному фойе мимо фотографий актеров (когда-то страстно мечтал увидеть среди них и свою), поднялся по мраморной лестнице, заглянул в зрительный зал — свет медленно гас, стихали шум и шорох.

Сейчас грянет оркестр. Занавес распахнется.

И на сцену вырвется Касперий Элиан. Разъяренный, отчаявшийся. В короткой воинской тунике, подбитых гвоздями сапогах, безоружный… «Здравствуй, Цезарь, император, идущие на смерть приветствуют тебя!»

Какое пламя, какая энергия!

Максим порадовался за зрителей. Прекрасного актера заполучили!

Он не мог забыть пантомимы, исполненной Элианом: гладиатор-новичок сражается со львом. «Еще тогда понял, в чем истинное призвание Элиана. Надеюсь, и режиссер оценит талант?» В одном Максим был уверен: каждый, с кем встретится Элиан, оценит его неукротимую энергию и бесстрашие.

Овраг остался позади. Центурион Септимий сдержал шаг, поравнялся с Максимом, крепко сдавил его руку. Сказал:

— Учти. Траяну стану преданно служить.

— И я буду ему верно служить, — с готовностью откликнулся Максим.

Радостно сощурился на незамутненное небо. Впереди ждал Рим, ждала Сервия. Столько славных ролей! «Роль мужа. Роль отца». Он не стал искать подходящих примеров из спектаклей и кинофильмов. «Придется импровизировать».

Они вошли в ворота лагеря.

«Эх, — пожалел Максим, — не успел я написать пьесу из римской жизни. Передал бы с Элианом. Ну ничего, он лучше меня сочинит. Только, боюсь, не из римской жизни — из русской. И сам разыграет. В яви. Был зрителем — станет актером».

Максим негромко засмеялся. Он остался в древнем мире.

А в двадцатый век отправился Элиан, гордый римлянин, любитель мятежей. Трепещите, властители!

Январь-октябрь 2001 г.