9

Завьялова и Мамсуров ушли на свои очередные мероприятия. Вера одна осталась сидеть за столиком у окна, посматривая на занесенную снегом улицу. Снаружи продолжалась метель. Хорошо сидеть в тепле, вдыхать наполненный ароматами воздух! За лидерство в кофейном пространстве успешно боролись ароматы кофе и дразнящие запахи десертов с ванилью и корицей. Формула кислорода в этой кофейне, таким образом, была улучшена.

А вот улучшить хороший кофе уже невозможно. Ничего нет лучше правильно приготовленного эспрессо. Густой напиток с легкой кислинкой, никакой горечи — настоящий кофе не горчит. Его подают вместе с негазированной минеральной водой. Контраст горячего пахучего кофе и прозрачно-чистой воды создает во рту ту необходимую гармонию, о которой всегда мечтаешь.

Интересно, что во львовском неподражаемом лексиконе, который Лученко уже немного начала понимать, существует слово особое: оно легко полощется во рту, наполненном кофе. Здесь не говорят «чашечка кофе». «Филижанка»… Во Львове «запрошують на кавусю» или приглашают «зайты до кнайпы на гальбу пыва». Как хорошо, что быстрое питание, покрывшее весь мир уравнительно-пластмассовым удобным сервисом, не сумело пока что поймать в свою сеть львовские кнайпы! Есть в «филижанке» эспрессо торжество вкуса жизни, дух интимного застолья, когда кажется, что «кавусю» готовит какой-то древний кофейный бог, и при этом «пры- шиптуе шэпты та баи»…

Правда, теперь в этом старом добром городе у чашки эспрессо появился привкус страха. Пусть вампир — это пугало для суеверных старушек, но ведь кто-то убивает, да еще таким жутким способом. И действительно, всякий раз убийца норовит положить на жертву книгу. Что он этим хочет сказать? Впору и впрямь подумать, что книги прокляты…

Погиб Ветров. Его смерть болезненно щемит, причем Вера и сама не понимает почему. Вероника Абдулова… Ее она видела совсем мельком, но ведь любого живого человека жаль. А тут еще ее муж… то есть теперь вдовец.

Вера вновь взглянула на лежащую на столе газету. На первой странице крупным шрифтом было набрано: «На Черного Абдуллу работает вся городская милиция. Бумажный король буйствует».

Она поморщилась: ох уж эти хлесткие заголовки. В статье, занявшей всю первую полосу, сообщалось, что Дмитрий Абдулов, известный бизнесмен, сошел с ума от горя. Убили его жену, Веронику Абдулову. Зажарили в солярии, в аппарате для искусственного загара. Хотя красотку тщательно охраняли и сопровождали везде, чуть ли не в туалет — особенно после этих убийств и слухов про вампира. Денег на охрану Черный Абдулла не жалел. И теперь он взбесился: избил охранников, сопровождавших его жену. Еще бы, бывший боксер-тяжеловес, местный Тай- сон. В результате трое здоровенных парней в больнице с переломами разной степени тяжести, а тот, что дежурил внутри салона, — в реанимации в тяжелом состоянии. И что же, кто-нибудь предъявил Абдулле обвинение в нанесении тяжких побоев? Или хоть в «умышленном причинении вреда здоровью, вызвавшем длительное расстройство здоровья или значительную стойкую утрату общей трудоспособности», как сказано в уголовном кодексе? Ничуть. «Наоборот, — писал журналист, — помощники бумажного короля поставили на уши всю Львовскую милицию. Все милициянты занимаются убийством Абдуловой. Правоохранительные силы задействованы снизу доверху. При этом никто не расследует не менее зверское убийство известного аниматора Эдуарда Ветрова, найденного в номере гостиницы с кинжалом в груди. Причем в номере не менее известной актрисы, что наводит на разные размышления. Проще говоря, ясно как день: это ревность направляла руку с кинжалом…»

Ну и дальше в том же духе. Ересь какая-то, Лученко мельком глянула на фамилию автора материала. Рина Ересь… Так она, оказывается, и сюда пишет. Вездесущая. И фамилия подходящая в данном случае.

Вера отодвинула от себя газету и в очередной раз принялась сражаться с мобильным телефоном, нажимая кнопки и не понимая, почему он не реагирует. Техники не любит ее, это давно известно. И пылесос норовит подставить ей подножку, и с компьютером у нее сложные взаимоотношения. Он постоянно спрашивает про какой- то буфер обмена, а она не понимает, чего он хочет… Да заработаешь ли ты наконец, железяка? Она пыталась дозвониться до Андрея, но у нее ничего не получалось.

Этот день отличался от других львовских дней еще и тем, что Вера чувствовала нарастающую тревогу. Вначале не конкретную, просто странное чувство. Будто она бежала изо всех сил, и вдруг — остановка, препятствие.

Сердце принялось учащенно биться, точно стараясь выпрыгнуть из груди. Потом она внезапно почувствовала себя так, словно превратилась в ледяную скульптуру. Замерзла. По позвоночнику прошла холодная волна. И тут же ее бросило в жар. Вера называла это ощущение «тринадцатым» чувством. Оно никогда ее не обманывало. И значило это только одно: с кем-то из близких людей что-то должно случиться или уже случилось. В голове пульсировало: «Андрей… Андрей! Что с тобой стряслось?!»

Она снова и снова нажимала кнопки мобильника, набирая номер Двинятина, но безуспешно. Равнодушный робот женским голосом сообщал: «Абонент вне зоны досягаемости». И так с самого утра, час за часом… Вера отбросила бесполезную трубку и прижалась разгоряченным лбом к холодным рукам.

В разлуке с Андреем она всегда чувствовала, что с ним происходит. Как будто в ее голове шла безостановочная трансляция. Или как будто ее руки и ноги — это его руки и ноги. Он был не столь чувствителен, но все же ощущал эту связь. Частенько во время рабочего дня он звонил ей и говорил: «Ну что, чайку?» Она у себя, он — у себя в клинике. Хотелось, чтобы вместе.

Еще недавно они были отдельными частицами. Делали что хотели. Недавно он предпочитал беззаботность и риск. Любил скорость. А она смело бралась за трудную помощь ближним. Порой попадала в очень непростые ситуации с сильными мира сего. Каждый отвечал только за себя.

А теперь… К примеру, расстроилась она отчего-то. Сидела надувшись. Вдруг Андрей звонит: «Милая, как там у тебя? Что-то в воздухе печальное носится…»

Или он. Разозлился, накричался, рассорился, разнервничался. Она говорит по телефону: «Что-то мне грустно, придавливает как-то чем-то. Накрывает тяжестью. С тобой там все в порядке, дорогой?» Ну ничего себе!

А потом — вообще. Он шел торопливо, споткнулся, ободрал коленку. Хромает, морщась. Вдруг Вера звонит: «Мне что-то неспокойно, хороший, что с тобой случилось? А я тут захромала чего-то…»

Да что ж такое! Шагу теперь не ступишь в рассеянности? Руки, ноги, голова… Кому это все принадлежит? И тогда жизнь — чья она?

Общая…

И вот теперь ее часть оторвалась, уехала. А она уверена — с ним что-то случилось. Что-то плохое. Возможно, он болен… Вера застонала. Какая пытка — знать, что с любимым что-то произошло, и не иметь возможности помочь! Несмотря на вкусный кофе, у Веры внезапно разболелась голова, подкатила тошнота. Самочувствие приближалось к гриппозному с температурой.

Это уже совсем плохо. Надо что-то делать, надо действовать!.. Куда-то бежать! Решено: она сейчас же купит билеты на самолет до Симферополя. Полетит в Крым. Единственно возможное решение. Конечно же! Она на месте сможет вытащить Андрея из любой беды. Ее силы словно удесятерились. Вера даже зажмурилась от такого простого и ясного выхода. Если она будет рядом с Андреем, ничто и никто не сможет причинить ему вред. Немедленно за билетом и лететь.

Она выскочила из кофейни, узнала, как пройти на улицу, где находились билетные кассы, и заторопилась туда. Навстречу мело, снег сыпался за шиворот, но Вера упрямо шагала, наклонив голову. Вот и авиакассы. Подошла к окошку, доставая из сумочки паспорт и деньги. И только когда кассирша спросила: «Куда?» — Вера очнулась. Вышла на улицу и, тяжело дыша, оперлась спиной о холодную стеклянную стену.

А правда, куда?! Ну, прилетит она в Симферополь. Что дальше? Крым большой. Ведь Андрей, уезжая, сам точно не знал и не мог сказать, в какое место полуострова едет. Расспрашивать у всех, где киевская экспедиция? Какая глупость!

Стало быть, уехать ей некуда. Искать Андрея негде. На деревню дедушке — адрес, известный в классической литературе, но не подходящий для поисков. Остается самое тяжелое — ждать. Она сейчас не помнила свои собственные умные советы про безосновательную веру в лучшее…

Шла, не зная куда, совсем потерянная. Потускнело все, что еще вчера казалось таким интересным, ярким, новым. И фестиваль, и фильмы, и богемная тусовка, и Лида с ее вечными сексуальными проблемами, и смерть режиссера. В горле стоял комок.

…Наверное, рано или поздно это должно было случиться…

—Вам нехорошо? — Горничная Романа участливо посмотрела на постоялицу.

— Нормально, — тускло ответила Вера. — Я хочу отдохнуть.

Горничная вышла и осторожно прикрыла дверь.

Вера лежала, отвернувшись к стене. Все было совсем ненормально. По-прежнему болела голова. Принятая таблетка лишь ослабила остроту. И самое скверное — она чувствовала себя сдувшимся воздушным шариком. Из нее выпустили весь воздух. Свет померк. Музыка ушла. Силы кончились. Все.

Недавно… когда же — полчаса назад? — час? — она не знала… Ну неважно когда, в общем, у нее в номере сидела Лида. Что-то говорила… Ах да, рассказывала, что милиционеры готовы задержать Кармен Ветрову. По подозрению в убийстве мужа на почве ревности. По словам

Лиды, разговор происходил при ней. Эти служаки почти уверены, что она сама зарезала Эдика. Грозят, что скоро в лаборатории будет готово заключение по отпечаткам пальцев, и пусть лучше она сама признается. Но мало того, по некоторым их вопросам Завьялова поняла, что они и убийство Вероники Абдуловой сильно хотят повесить на Кармен. Дескать, тоже приревновала на презентации сумок. Причем это второе обвинение интересует их гораздо больше! Конечно! Они же трепещут перед Черным Абдуллой, точнее, им начальство приказало землю рыть. Такое впечатление, что если что-то у них не сложится с отпечатками, то они и не станут искать убийцу Эдика. Напишут — самоубийство, с них станется.

Потом Лида вкрадчиво и в который раз намекала, что неплохо бы Верунчику подключить к этому делу свои гениальные способности. Потому что ее друзья-аниматоры в тревоге за Кармен, за судьбу фестиваля. И Ветрова жалко (актриса всхлипнула, поднесла платочек к глазам).

Что ей сказать? Что ничего не хочется? Если что-то случилось с Андреем и Вера не может его спасти, почему она должна спасать кого-то постороннего? Не может помочь любимому человеку — значит, не может помочь никому. Это с ней, между прочим, впервые. Она всегда всем помогала, несмотря ни на какие нелады в своей жизни. Так было. Значит, сейчас не так…

Она не стала Лиде ничего этого говорить. И не стала признаваться в том, в чем даже себе самой не хотела признаться. Она вдруг перестала «чувствовать». Много лет, с юности изучая свое слуховидение и свои неординарные способности, Лученко постепенно пришла к выводу, что пять известных чувств — это пять радиостанций. Однако окружающий мир транслирует нам себя не на пяти, а на ста пятидесяти пяти волнах, просто мы не умеем «ловить» остальные. Не настроены на них. Изредка встречаются особенные люди, которые настроены и умеют ловить некоторые удивительные станции. Вера освоила свои. Всегда, сколько себя помнила, могла «прочитать» болезни по лицу и телу, да и не только болезни, умела предсказать, что случится с человеком завтра, через год. Во время обострений своего предзнания могла даже сказать, кто сейчас позвонит, кто войдет. Просто видела. Сверхразвитая интуиция…

А сейчас лица плоские, как бумага. Люди — словно черный экран. И глухота. Ничего, ноль. Наступило «радиомолчание». Мир продолжал жить, транслировать в пространство свои боли и проблемы, радости и заботы. Продолжал тянуть тончайшие связи всего со всем, паутинные струны, звучавшие для настроенного уха пониманием закрытого. Поток всебытия продолжал струиться. Но не для Веры Лученко.

Она сказала Лиде, что плохо себя чувствует, и та ушла…

Глухо стукнула дверь. Опять?

— Простите, Вера Алексеевна…

Это "Мамсуров. Что ему надо? Лидка прислала? Вот неугомонная эгоистка. Сказано же: плохо…

—Дитинко, дай Боже здоровья! — прозвучал еще один мужской голос. — Вторгаемся к вам, в святая святых…

Батюк. Человек-театр. Сейчас он полчаса будет с эффектными оборотами и долгими паузами рассказывать о том, как неловко им было решиться побеспокоить. Хм… Нет, не стал. Странно. Вот и ошиблась ты, милая. В такой простой вещи ошиблась…

Она не извинилась за свой вид. Не села на кровати. Вообще ничего не сделала, никак не реагировала. Просто смотрела в стену и слушала.

Высокие гости, почетный президент анимационного фестиваля и его спонсор, сообщили: у них серьезные проблемы. Рассматривается вопрос о досрочном прекращении мероприятия. Давят власти города, на которые давит верхушка министерства внутренних дел. Оказывается, в городе опасная обстановка. И принимать здесь иностранных гостей весьма затруднительно. И пока что главным организаторам предложено самим, по-хорошему сворачиваться. Но это же безобразие! Позор на весь мир! Никогда такого не было, чтобы главная премия никому не была вручена, чтобы не состоялось голосование, торжественное закрытие… Возмутительно! Доброму имени анимационного фестиваля будет нанесен непоправимый ущерб. И вы же понимаете, Верочка Алексеевна, что — да, и материальные убытки мы, устроители фестиваля, тоже понесем.

Молчание. Требуется подыгрывающий вопрос? Остатки вежливости заставили Веру выдавить из себя:

— И чем же я могу вам помочь?

Перебивая друг друга, Батюк и Мамсуров принялись осыпать Веру комплиментами. О, в том-то и дело, что только вы и можете, уважаемая. Мы ведь наслышаны о ваших способностях. О вас с оттенком чуть ли не мистическим говорят не только как о докторе, психотерапевте и психоаналитике. Вы столько раз распутывали такие истории, которые никто, казалось бы, не в состоянии был распутать… Мы понимаем… вознаграждение… Со своей стороны можем гарантировать…

Голова разболелась сильнее. Заныли виски, скулы. Доигралась со своей вежливостью.

— Пожалуйста, оставьте меня, — тихо, с трудом сказала Лученко.

-Что?!

— Выйдите. Закройте дверь. Оставьте меня в покое.

— Как же… Но… — удивленно сказал Мамсуров.

А Роман Батюк громогласно продекламировал:

— Нас не хотят! Мы здесь лишние! Пойдемте, Авраам Тембулатович, будем погибать вместе!

Вера болезненно поморщилась от громких звуков.

Едва они вышли, она села, нащупала ногой остывшие тапки, прошаркала ногами в ванную и умылась холодной водой. Лицо горело и болело. И сильно почему-то разнылся левый глаз. Вера посмотрела в зеркало: нормальный глаз, ничего в нем нет, никакой соринки. Не покраснел. Почему же так ноет глазное яблоко и левая надбровная дуга? Наверное, это иррадиация тройничного нерва. Плохо… Обычно она умела справляться не только с различными перепадами настроения, но и с физическими своими недомоганиями. Могла «побеседовать» с головой или любым другим органом, уговорить его не болеть, успокоить. А сейчас не хотела. Зачем? Кому это нужно? Для чего ей здоровье?

Загудел, завибрировал и заиграл мобильный телефон на тумбочке. Со всех ног (откуда силы взялись?) Вера бросилась к нему — наконец Андрей!!! — нажала кнопку, крикнула:

—Слушаю!

—Лученко Вера Алексеевна? — спросил незнакомый мужчина низким голосом, с уверенными начальственными интонациями.

— Да… — Она опустилась на кровать. Ноги ослабели.

— Буланов Игорь Вячеславович, помощник Дмитрия Петровича Абдулова. Есть к вам разговор. Можете приехать?

Вера разозлилась.

—А ресничками под коленками вам не пощекотать?

В трубке ошарашенно замолчали.

—Говорите, что нужно, — отчеканила Вера. От ярости у нее даже как будто сил прибавилось. — Сейчас. У вас ровно минута.

—Хорошо, — торопливо сказал Буланов. Начальственных обертонов в его голосе поубавилось. — У нас серьезная проблема, очень серьезная. И помочь, судя по всему, можете только вы.

Ого! И эти туда же. Ну-ну, рассказывай, крутой ты мой. Излагай.

И он изложил. Подготовленная газетной статьей Лученко не удивилась. После вспышки ярости Абдулов впал в депрессию. И теперь весь его бизнес, вся бумажная империя под угрозой. Большинство дел было замкнуто на хозяина. Срываются поставки, рушатся сделки, конкуренты поднимают голову и перехватывают инициативу. Убытку каждый день на сотни тысяч долларов. А Дмитрий Петрович сидит у себя, молчит и пьет. Он очень любил Веронику, и мы ему сочувствуем… сожалеем… Но жизнь продолжается и требует своего. Мы, помощники Абдулова, то есть его команда… То есть… Мы очень обеспокоены («Ну да. В панике вы, а не в беспокойстве. В полной вы… мммм… яме».) Словом, просим вас, Вера Алексеевна, помочь. Ведь вы столько раз распутывали такие истории, которые… Дальше шел текст, удивительно похожий на недавно услышанный. Как будто они с Мамсуровым между собой договорились.

—Все? — спросила Лученко.

—Все…

—Будьте здоровы. — И она отключилась.

Он, видите ли, сидит, пьет и молчит, этот ваш Черный Абдулла. Очень хорошо. Молодец, умница. Правильно делает. Я тоже хочу сидеть у себя и молчать. И оставьте вы меня все в покое!..

Однако покой, как точно заметил поэт, нам только снится. Вихрем влетела в номер Завьялова:

— Ты что, подруга?! С ума сошла!

—Тише… — Вера закрыла уши ладонями, прислонилась к спинке широкой кровати.

Актриса в бешенстве заметалась по просторному номеру.

— Что же ты, Верка, так меня подводишь? Я только что выслушала от Батюка и Мамсурова черт-те что. И остальные ребята недовольны. Дескать, твоя подруга совсем не такая всемогущая! А я-то им наобещала. И гербарий Гончаровой Вера Лученко спасла, и в городском музее убийцу вычислила… Не смотри на меня так, я помню!.. В том самом музее, где меня саму, между прочим, чуть не убили. И распутала нити семейного преступления, происшедшего пятнадцать лет назад… Мол, не выдумки ли все это?

—Андрей пропал, — тихо сказала Вера. — Не отвечает по мобильному. Нет с ним связи…

—Ну и что?!

—Тихо, я же тебя прошу…

—Никуда он не денется! Подумаешь, связи нет! В первый раз, что ли? А что же мне теперь делать, какими глазами на людей смотреть?! А Кармен? А я? Между прочим, меня, твою подругу, тоже могут задержать по подозрению в убийстве! Ведь Эдика зарезали в моем номере. Мы с ним договорились вечером пожурчать, я его пригласила к себе, а потом забыла, пошла на просмотр… Короче, такие проблемы — и знаменитая Лученко отказывается помочь. Ты что, а? Больше никого никогда спасать не собираешься?

— Не знаю… Я плохо себя чувствую…

—А как я себя чувствую, это тебя интересует?! Какая же ты все-таки эгоистка, думаешь только о себе и своем Андрее. Бросаешь подругу в беде!

—Ты же только что сама вспомнила, как тебя чуть не убили. И я помогла.

— Так, значит, это я плохая, а ты хорошая?! Я тебя травмирую своей неблагодарностью, да?! Хорошо. Тогда ты мне больше не подруга. Все. Расстанемся… И зачем только я тебя с собой потащила!.. Не буду тебя больше нагружать своей неразборчивостью в связях, своими проблемами. Живи спокойно. Прощай! — пафосно воскликнула Лидия, оставаясь сидеть на месте.

Она еще долго и много говорила. Задавала вопросы и не дожидалась ответов. А когда Лидия ненадолго замолкала, Вера тоже молчала. Нечего было ей сказать. Она уже и не слушала, думала лишь о своем решении немедленно уезжать из Львова. Только не знала пока, возвращаться ли домой, в Киев, или ехать в Крым. Чтобы перерыть его сверху донизу. Без помощи интуиции, на одной силе воли.

А здесь ей ничего не хочется. Никого спасать нет желания. Пусть накроется бизнес Черного Абдуллы. Пусть посадят в тюрьму Кармен. Пусть посадят Лидию. Пусть закроют фестиваль.

Завьялова вышла наконец, изо всех сил хлопнув дверью. Но Вера не обратила на это внимания. Она потеряла свой дар, она не знает, что с Андреем, не ощущает больше свою связь с ним…

И теперь ей все равно.

Загрузка...