Глубокое синее море (другой перевод)

ГЛУБОКОЕ СИНЕЕ МОРЕ

1

В тот день, когда затонул "Чосхоум", резкий ветер ослаб после захода солнца, а к полночи и вообще прекратился. Прорезиненный плот теперь лежал спокойно на водной глади, и он смог снова заснуть после сорокачасового бодрствования. Как только начал заниматься следующий день, он проснулся, весь мокрый дрожащий от холода. Он все еще находился в экваториальной зоне. Он сразу вспомнил обо всем, что случилось, где он находится и что ему предстояло, и эти мысли словно обухом ударили его по голове. Да, терять ему уже было нечего.

Он лежал на прорезиненной ткан, которой был обшит плот, положив голову на нечто, напоминавшее подушку. Это был рослый мужчина с длинными волосами, в которых уже начала проступать седина, с серыми глазами и широким приплюснутым лицом, которое потемнело от солнечных лучей и воспалилось от соленой морской воды. Растительность на его лице не видела бритву уже по меньшей мере неделю. Он был бос, в выцветших хлопчатобумажных штанах и голубой рубашке. На запястье поблескивали золотые часы, которые все еще ходили.

Плот был очень маленький, на нем был только он да бутылка с виски. Точнее, не с виски, а с питьевой водой. Человека звали Гарри Годдер, ему было 45 лет. Он был разведенный, бездетный, и его можно было бы назвать счастливчиком, если бы не события последних двух суток. А события эти явились следствием того, что он вознамерился пересечь Тихий океан на своей яхте "Чосхоум", яхте одиннадцати метров длиной.

Сейчас он страстно желал тепла и солнца, но знал, что вскоре будет так же страстно желать прохлады. А плот плавно покачивался на волнах, медленно поднимаясь на их гребень, а потом так же медленно опускаясь с него.

Полоской материи, оторванной от рубашки, он привязал бутылку к своему ремню. В ней еще находилось около четверти литра воды, и в данный момент жажда не мучила его. Но он знал, что и жажда не заставит себя долго ждать.

Что будет с ним, когда он поймет, что умирает? Сойдет с ума и спрыгнет в воду? Или напьется соленой воды до такой степени, что погибнет от непрерывной рвоты? Он не знал, как скоро он дойдет до такого состояния, но и думать об этом тоже не было смысла. Гораздо лучше было всматриваться в морские дали и тешить себя мыслью, что еще все-таки есть время и шанс встретиться в океане с пароходом.

Он встал на плоту. Когда плот поднимался на волне, он шарил взором по краю своего мирка. Но ничего не видел, кроме воды. Что же, прелестно, подумал он с горечью. Ты давно искал уединения. Теперь ты его добился. Теперь уже ты сыт им по горло.

Какая-то смертельная прелесть заключалась и во всех его мыслях, и в том, что он видел. В ранние утренние часы в море было совершенно спокойно, если не считать ленивых волн, медленно катящихся с юга. Было уже светло, как днем, и горизонт на востоке превращался из багряно-красного в оранжевый. Облака над ним словно загорелись огнем. Рой летающих рыб выскочил неподалеку от него из воды и снова исчез в ней.

Но самым впечатляющим была тишина. Обычно, когда ты находишься на корабле, всегда раздаются какие-то звуки - вода стукается о борт, хлопает на ветру парус, скрипит пол каюты, шипит пена, падающая на палубу. Но сейчас стояла мертвая тишина, словно земля еще не была заселена живыми существами.

И почти три дня без курева. Он даже чувствовал легкое недомогание, которое было вызвано отсутствием никотина в организме. Да, можно опьянеть и от чистого воздуха, подумал он.

Он посмотрел на бутылку и с трудом удержался от искушения сделать хотя бы глоток. А зачем, собственно, растягивать это удовольствие, подумал он. Если бы у него было чем писать и бумага, то он смог бы написать записку и закупорить ее в бутылке. Но что бы он написал в этой записке? Какие-нибудь изречения жизненной мудрости, слова, означающие его прощание с жизнью? Нет! Он написал бы приблизительно так: "Привет от Гарри Годдера, у которого не хватило ума, чтобы попросту утопиться".

Он теперь так и не узнает, по каким причинам затонула его яхта, но сейчас это уже не имело никакого значения. Мажет быть, натолкнулась на кита, поскольку после первого толчка он ничего не увидел, и море было совершенно спокойным. Рифы исключались, так как, во-первых, в этом районе не было вообще никаких рифов, а во-вторых, их всегда можно увидеть по пенящейся воде. Если бы его яхта натолкнулась на остов погибшего корабля, то он тоже заметил бы это. Скорее всего, это было просто какое-нибудь могучее дерево, которые часто плывут, подгоняемые течением, неподалеку от водной поверхности.

А теперь сознание того, что он должен умереть - через несколько часов или несколько дней, - вызвало у него не страх, а скорее апатию. Можно было только удивляться и огорчаться, что тебе уготована такая нелепая смерть.

А солнце тем временем достигло зенита. Его яркий свет отражался в воде. А кожа горела и покрывалась пятнами. Его начинала мучить жажда, и он сделал небольшой глоток из бутылки. Он долго держал воду во рту, прежде чем проглотить ее. Потом, откуда не возьмись, появилась акула, которая раза три или четыре проплыла мимо плота, словно ей понравился этот страшный желтый резиновый пузырь. Годдер наблюдал за ее маневрами, а потом сказал, только для того, чтобы услышать свой собственный голос: "Убирайся восвояси, ты, идиотка! Здесь тебе ничего не выгорит!" Когда следующий раз акула подплыла ближе, он вытащил нож, приготовившись постоять за себя, если акула проявит какую-нибудь активность. Но та вскоре потеряла вообще всякий интерес к желтому плоту и исчезла.

Около двух часов дня подул легкий бриз, взбудоражил серо-синюю поверхность моря и снизил своим дуновением интенсивность солнца. А потом, когда солнце в красочном ореоле скрылось за горизонтом, ветер снова утих. Наступила бархатная тропическая ночь, и Годдер непроизвольно подумал, сколько еще таких ночей ему предстоит пережить в своей жизни. Две? Четыре? Через какое-то время он заснул.

Проснулся от холода. По положению звезд на небе он понял, что полночь уже миновала. На востоке, почти над самым горизонтом, висела луна. Он присел и размял затекшие члены. А когда повернулся, то внезапно увидел корабль, который находился от него не более чем в миле.

Первой его мыслью было, что это галлюцинация. Он вытер себе лицо обеими руками и почувствовал, как колется его борода. После этого он снова посмотрел в ту сторону. Нет, корабль не исчез.

А все же что-то было не так. А когда он понял, что именно не так, он непроизвольно издал сдавленный крик. Он мог видеть только кормовые огни. Корабль удалялся. Значит, несколько минут назад, когда он еще спал, корабль практически прошел мимо него.

Нет! Этого не может быть! Волны, отбрасываемые от корабля, наверняка сильно раскачали его плот, а может быть, и вообще опрокинули бы его. Судно шло точно по тому же курсу, что и его плот, но тем не менее никак не дало о себе знать. Единственным возможным объяснением этому факту было то, что корабль вообще не двигался. По какой-то причине он остановился, а потом развернулся...

Если это не так, то этот корабль - просто галлюцинация, фата-моргана.

2

Мадлен Даррингтон Леннокс лежала в каюте нагая. Было темно и душно. Ее разбудила тишина, возникшая после того, как машины перестали работать. Что опять стряслось на этом идиотском корабле? В сущности, ее мало интересовала причина остановки, но из-за остановки могло не состояться свидание. Радость ожидания так захватила ее, что она не могла спокойно лежать. Уже полчаса она ожидала Барсета.

Она уже успела заметить, что, когда корабль останавливался, в коридоре всегда появлялись люди, даже в полночь. Все непременно хотели знать, в чем дело и почему корабль остановился, и команда корабля тоже поднималась на ноги, чтобы исправить неполадки. А Барсет был слишком осторожен, чтобы дать поймать себя капитану или одному из его помощников. Как бы то ни было, но в обязанности стюарда не входило "обслуживать" своим вниманием женщин-одиночек, как бы велики ни были его способности на этот счет. Так что, возможно, он и не придет. Тогда, чтобы заснуть, ей придется принять три таблетки снотворного.

На корабле не было кондиционеров, которые здесь, в тропиках, все равно не принесли бы никакой пользы. К тому же она закрыла иллюминатор, так как он выходил на палубу. Она не любила, когда кто-нибудь заглядывал в ее каюту - независимо от того, был у нее Барсет или нет. Правда, у подножия ее койки, в стене, находится вентилятор, который непрерывно посылал на ее разгоряченное тело струи воздуха, но свежести и он не приносил. Он лишь немного разгонял душный и спертый воздух.

Вентилятор продолжал жужжать, и иногда из чрева корабля доносились какие-то металлические звуки. А в остальном все вокруг было тихо. Что будет, если Барсет не придет? Как она перенесет эту ночь? С таблетками или без них? Когда она оставалась неудовлетворенной, она буквально сходила с ума.

Наконец дверь каюты открылась, и он проскользнул внутрь. Он не сказал ни слова, только с каким-то самодовольством щелкнул зажигалкой, чтобы прикурить для нее сигарету. Но она уже хорошо знала, что будет дальше. Он бросил на нее довольный и оценивающий взгляд, одновременно сбрасывая с себя китель и брюки. Темнота не мешала разглядеть его - сухопарого мужчину среднего возраста, с острыми чертами лица и светлыми жидкими волосами, которые он начесывал на пробор, закрывая тем самым залысины.

Сейчас он казался большим светлым и расплывчатым пятном. Он протянул руку, дотронулся до ее бедра, и она сразу потянула его на кровать. Безучастным тоном она спросила:

- Почему мы опять остановились?

- Да опять какие-то неполадки в трюме, - ответил Барсет. - Во всяком случае, так говорит шеф.

- Опять в трюме, - повторила она. - О, дорогой, ты такой приятный!

- Ты меня хочешь? - спросил он.

- Я же тебя не разочаровываю, стюард? - Она не могла удержаться от этого вопроса, хотя это и было рискованно. Один раз он просто повернулся и ушел в свою каюту. Так что она должна была терпеть его самомнение, и ей не оставалось ничего другого, как подчиняться. - Можешь быть уверен, что мои страсти такого порядка, к каким ты привык, но только так я могу вызывать свои чувства. Потому что от природы я пуглива и стыдлива...

- Подвинься, - сказал он каким-то хмурым тоном.

"О, Цезарь! Оплакивать тебя пришли мы, а не восхвалять!" - подумала она, но не произнесла их вслух. Видимо, он никогда не слышал о Шекспире, так что незачем было терять время на цитирование великого драматурга. А он улегся рядом с ней и начал поглаживать ее бедра.

- Да загаси ты свою чертову сигарету, - буркнул он.

Дрожащей рукой она погасила сигарету. Она даже дыхание затаила. Вдова человека, который окончил Академию, служил на крейсере одним из старших офицеров, ушел с почетом на пенсию... О, боже ты мой! Теперь она вынуждена опуститься до дешевой интрижки со стюардом!

Керин Брук, занимавшая каюту "Д", проснулась, когда вибрация корабля прекратилась. Какое-то время она просто лежала на постели, раздумывая о том, что на этот раз явилось причиной остановки корабля.

Дверь ее каюты была заперта, а иллюминатор открыт. Но она не слышала ни поспешных шагов, ни взволнованных голосов, которые могли бы свидетельствовать о несчастье. Когда она была маленькой девочкой, отец объяснил ей, что если машины корабля, находящегося в море, по какой-то причине останавливаются, то в этом еще ничего нет тревожного или опасного. Но если она заметит, что машины с "полным вперед" внезапно переключаются на "полный назад", то она должна как можно быстрее исчезнуть с носовой части корабля. На этот раз, должно быть, опять была какая-нибудь мелкая авария в машинном отделении. С тех пор, как они вышли из Калласа шесть дней назад, корабль уже останавливался дважды и один раз стоял целых 12 часов.

Несмотря на то что работали вентиляторы, в каюте было ужасающе жарко, ибо с того момента, как корабль остановился, в каюту не влетел даже малейший ветерок. Если бы снять ночную пижаму и лежать совершенно голой, тогда, возможно, и было бы полегче, но в этом случае нужно было бы задернуть занавеску на иллюминаторе. Потому что матросы начинали драить палубу рано-рано утром, и вид нагой спящей блондинки мог бы привести их в полное замешательство. Даже в том случае, если этой блондинке уже 34 года. Проведя неделю в море, ни один матрос не стал бы обращать внимание на такие детали.

Потом она услышала, как открылась какая-то дверь, а затем послышались голоса Керин Брук была смущена и в то же время разгневана. Это началось в первую же ночь после их отплытия из Калласа. Она тщетно пыталась их стоны и вскрики, вызванные любовным экстазом. Но даже зарывшись головой в подушки и чуть не задыхаясь в них, она все равно все слышала. Миссис Леннокс было хорошо известно, что она, Керин Брук, находится в соседней каюте; но, видимо, ей не приходило на ум, что стенки между каютами могут быть столь тонкими.

На следующий день она специально шумела в своей каюте, чтобы показать миссис Леннокс, что в соседней каюте все слышно, но все ее усилия оказались тщетными. На следующую ночь повторилось то же самое, а на третью - даже хуже. Теперь она просто боялась двигаться по своей каюте. Вначале можно было притвориться, что ты спишь, но через неделю и это было невозможно. Возможно, миссис Леннокс даже не осознавала, какие дикие стоны и крики она издавала в своем экстазе, - иначе ей было бы стыдно посмотреть в глаза своей соседке или она предпочла бы не встречаться с ней на корабле, что в данных обстоятельствах было невозможно. Старое грузовое судно было очень небольшим; их, женщин, на борту всего две, а путь до Манилы был еще очень долгим.

Когда в соседней каюте опять послышались стоны, она села на постели и схватила халат. Единственным выходом из положения было бежать из каюты, но полностью одеваться было совсем не обязательно. Она затянула пояс, сунула в карман сигареты и зажигалку, в темноте нащупала свои туфли и вышла из каюты. Без косметики на лице и не причесанная. Она настолько обозлилась на то, что происходило рядом, что ей было даже безразлично, как она выглядит. Ей просто нужно было провести какое-то время на палубе, пока она не уверится в том, что мужчина из соседней каюты уже ушел. Ей было бы очень неприятно, если бы она столкнулась с ним, когда он выходил из каюты миссис Леннокс, - кто бы ни был этот мужчина.

Она неоднократно уже думала о том, чтобы попросить о переводе ее в другую каюту, но не находила, чем обосновать эту просьбу. Кроме того, все остальные каюты были на двух человек, а она заплатила за одноместную. "Леандр" имел на борту четырех пассажиров и 12 посадочных мест. Все четыре одноместные каюты были заняты, все двухместные пустовали.

Ее каюта была последней по коридору, со стороны штирборта. Она никого не заметила. Свернув в другой коридор, она прошла мимо столовой и вышла на палубу со стороны бакборта. Эта палуба была немного приподнята и называлась также палубой для прогулок. Здесь находились пассажирские каюты, каюта стюарда, столовая и курительный салон. Этажом ниже были расположены каюты команды, в то время как сверху находились каюты офицеров и инженера, а также их столовая и радиорубка. Пассажирам разъяснили, что они должны ограничивать себя палубой или, в крайнем случае, подняться на верхнюю, но ни в коем случае не приближаться к мостику.

Керин Брук подошла к трапу и поднялась на верхнюю палубу, которая была освещена только лунным светом, поскольку мостик находился на противоположном конце. Между двумя крыльями мостика находилась рубка, за ней - штурманская рубка и каюта капитана. Она остановилась между двумя спасательными шлюпками и начала любоваться звездной ночью и темным неподвижным океаном.

На корабле ударили три склянки, и сигнальщик на верхней палубе секундой позже повторил время - половина второго. Она повернула голову и увидела на мостике офицера. Сперва она хотела поинтересоваться у него причиной остановки, но потом решила не делать этого. Это был скупой на слова и хмурый человек: она видела его всего пару раз, да и то бегло, и даже не знала, понимал ли он по-английски. Единственным человеком, кто сносно говорил по-английски, был первый офицер. Она знала об этом, поскольку он иногда обедал вместе с пассажирами.

Из машинного отделения доносился пульсирующий стрекот генератора, а в остальном на корабле царила полная тишина. В воздухе - ни малейшего ветерка, все вокруг словно застыло. Она посмотрела вниз. Пока корабль плыл в тропических водах, она любила наблюдать за полосой света, которая бежала за кораблем. Но сейчас ничего не было видно, поскольку поверхность была совершенно гладкой, и лишь иногда на поверхности поблескивали точечки, словно светлячки.

Через какое-то время она услышала позади себя шаги и обернулась. Это был первый офицер.

Даже в темноте она не могла его перепутать ни с кем другим. Он был приблизительно двух метров ростом, и у него были очень широкие плечи. Рядом с ним любой другой на корабле казался карликом. Руки у него были мускулистые, а на большой, грубо сколоченной голове росли густые светлые волосы - дикие и растрепанные, еще больше подчеркивающие его энергию, буквально бившую через край. Несмотря на свой огромный рост, он двигался с легкостью и грацией хищного зверя. Должно быть, множество женщин было покорено его несколько саркастическими, холодно-голубыми глазами и его самоуверенными грубоватыми манерами. Керин непроизвольно подумала, что он тут делает в такое время - ведь его смена начиналась в четыре часа утра. Может, именно он захаживал к ее соседке? Ей стало противно от этой мысли.

А он посмотрел на нее и остановился рядом.

- Собираетесь покинуть корабль, миссис Брук? Видимо, не случайно оказались поблизости от спасательных шлюпок, - сказал он насмешливо.

Она рассмеялась.

- Я только любовалась ночью. Когда остановились машины, я проснулась...

- Такое происходит со всеми. Полная тишина после сильного шума всегда заставляет просыпаться.

- Случилось что-нибудь серьезное?

- Нет, просто перегрелись машины. Рабы из машинного отделения говорят, что через полчаса тронемся дальше.

Она вынула из пачки сигарету.

- Кто, вы сказали?

Он поднес зажигалку и усмехнулся.

- Раньше в машинных отсеках работали лишь рабы и осужденные.

Он прошел дальше к мостику, а она снова стала любоваться ночью. Необыкновенный мужчина. И, видимо, образованный. Она знала, что он неплохо говорит не только по-английски, но и по-французски, и по-немецки. Но кто он был по национальности, она не знала. "Леандр" шел под флагом Панамы, однако команда корабля была очень пестрой. Первого офицера зовут Эрик Линд, значит, он скандинавского происхождения, как и она сама.

Лишь теперь до ее сознания дошло, что волосы ее были похожи на непричесанный парик, а лицо, как маска, смазанная жиром и уложенная на зиму. Какая женщина показалась бы в подобном виде такому чертовски привлекательному мужчине, как первый офицер? О, боже ты мой, ты просто безнадежна, сказала она себе.

Теперь корабль лежал перед ним - темный, смутно вырисовывающийся - не более, чем в четверти мили. За прошедший час он повернулся на несколько градусов, так что теперь он был обращен к нему боковой стороной. Он мог видеть сигнальные огни бакборта и несколько освещенных иллюминаторов. Это было грузовое судно, и неполадки, если таковые имелись на корабле, были, должно быть, в машинном отделении. Огней не было видно, и на палубах было тихо.

Пот заливал ему лицо. Где-то в боку он чувствовал боль, которая становилась резче при каждом вдохе. Рот внутри пересох, и в нем чувствовался какой-то медный привкус. Его руки лежали на краю плотика, который он гнал впереди себя. Рубашку и штаны он давно сбросил и теперь был в одних трусах. Обычно он не боялся акул, но сейчас понимал, что он буквально провоцирует их откусить от него лакомый кусочек. Что ж, если они откусят ему ногу, то он быстро погибнет от потери крови и ему больше не придется мучиться от жажды.

Ему казалось, что он уже переживал нечто подобное, но мысли его были какими-то бессвязными. Может быть, все это ему лишь кажется. Он еще никогда не слышал, чтобы потерпевший кораблекрушение сам плыл к кораблю, стоявшему на зеркальной поверхности океана, и чтобы, доплыв до него, он спросил, не по пути ли кораблю вместе с ним. "Хэлло, скорлупка! Ты не туда плывешь, куда нужно мне?" Он даже хихикнул при такой мысли, но потом стал мыслить разумнее.

Теперь он вспомнил, когда он находился в подобной ситуации. Это было, когда транспортная полиция вытащила его из студии, после того, как она вытянула Джерри из искореженного "порше". Он долго сидел в комнате ожидания травматологического пункта, сосредоточив все желания своего "я" только на одном, словно он одной своей силой воли сможет воздействовать на то, что уже ускользнуло из его рук. А когда потом вышел дежурный врач и сказал ему, что она умерла, он понял, что никогда больше в жизни он ничего не будет желать. Способность желать угасла в нем.

Но тем не менее все же где-то маленький остаток желания остался, ибо сейчас он испытывал нечто подобное, что и тогда: или корабль будет спокойно стоять и дожидаться, пока он не подплывет к нему, или уплывет от него. На корабле его не видели, и у него не было никакой возможности дать им каким-то образом знать о себе.

Триста ярдов, двести пятьдесят, двести... Он увидел, как на какое-то время погас свет в одном из иллюминаторов, словно в каюте кто-то прошел мимо лампы. Тем не менее он был еще достаточно далеко, чтобы видеть, что творится на палубе или мостике. Мощными толчками он попытался продвигаться вперед быстрее, но почувствовал, что силы его уже на пределе. Он даже стал молиться, чтобы Господь дал ему силы и дыхание.

А потом он совершенно отчетливо услышал, как на корабле пробили склянки. Я доберусь до корабля, подумал он. Доберусь! Еще пару минут, и я буду там!

А потом он услышал другой звонок, похожий на телефонный, и от этого звука волосы зашевелились у него на затылке. Это машинное отделение вызывает капитанский мостик! Собрав последние силы, он ринулся вперед.

Оставалось менее ста ярдов, и вдруг он услышал звуки, которые чуть не остановили ему дыхание, заработали машины корабля, за кормой парохода забурлила вода. Он попытался что-то прокричать, но не смог этого сделать, так как буквально выбился из сил. Тогда он снова вскарабкался на плот и начал жадно вдыхать ртом воздух, чтобы хоть немного набраться сил и иметь возможность окликнуть их. Правда, он понимал, что это бесполезно - за шумом машин никто все равно не услышит его голоса.

Но он все-таки закричал. Закричал, как кричат сумасшедшие. Это был и крик, и рычание, и стон отчаяния - все, на что были способны его легкие. Но корабль продолжал удаляться, и короткие волны, оставляемые пароходом, начали ударяться о его плот, который закружился в них, словно в водовороте.

Корабль постепенно исчезал в ночи.

Капитан находился на мостике вместе с первым и вторым офицерами, а Керин Брук слышала телефонный звонок, прозвучавший на мостике. Спустя какое-то время она услышала и стук машин. Палуба задрожала под ее ногами, весь корабль завибрировал и тронулся с места. И в тот же момент ей показалось, что где-то в ночи она слышит человеческий голос. Она стала напряженно всматриваться вдаль, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь в полосе лунного света, и, когда корабль стал поворачиваться, становясь на курс, ей показалось, будто она снова слышит крик...

В следующий момент у не чуть не перехватило дыхание, ибо она увидела какую-то темную и плоскую тень на воде, которая находилась менее чем в ста ярдах от корабля. Из этой тени начала постепенно вырисовываться фигура человека, который энергично размахивал руками. Сперва она подумала, что ей все это мерещится, но потом фигура человека на какое-то время попала в полосу света, и тогда у нее исчезли всякие сомнения.

Она, как сумасшедшая, бросилась к мостику. Второй помощник как раз выходил из рубки.

- Человек за бортом! - выкрикнула она и ткнула пальцем в ту сторону, откуда слышала крики. - В той стороне! На воде! На плоту или вроде этого...

Он сперва непонимающе посмотрел на нее, а потом в ту сторону, куда она показывала. А она бежала к мостику, все время повторяя:

- Там, в океане! Я слышала, как он кричал!

Но плот к этому времени уже миновал полосу света и снова исчез в темноте. Из рубки вышел капитан.

- Капитан! Немедленно остановите корабль и плывите назад! - Она понимала, что моряку ее выражения кажутся идиотскими, но она совершенно не разбиралась в морской терминологии.

- Что случилось, миссис Брук? - спросил капитан.

- Она утверждает, что видела за бортом человека на плоту, - доложил второй помощник.

От нее не ускользнули взгляды, которыми они обменялись. Пассажиры! Корабль уже шел по курсу. Неужели нет никакой возможности убедить ее, что она ошибается? Капитан достал из кармана бинокль.

- Вон там! - воскликнула Керин Брак, показывая пальцем в том направлении, куда должен смотреть капитан. - Он как раз попал в полосу лунного света, и я слышала, как он зовет на помощь!

Капитан искал биноклем в указанном ему направлении.

- Миссис Брук, наверное, это были водоросли или обломок с какого-нибудь судна.

- Я не идиотка и не пьяная, капитан! Там был человек. Может, его можно поймать радарной установкой?

- На моем корабле нет такой установки, - сухо сказал капитан.

Вышел первый помощник.

- Возможно, она действительно что-то видела, - он повернулся к капитану. - Не мешало бы проверить. - И, прежде чем капитан смог что-то ответить, он подошел к перилам и снял спасательное кольцо. Оно было связано с канистрой, которую он тоже освободил из держателя. И то, и другое он бросил за борт. Керин слышала, как они шлепнулись о воду. В тот же момент загорелся фонарь. Первый помощник прокричал рулевому:

- Полный налево!

- Но, мистер Линд! - в сердцах воскликнул капитан, и Керин поняла, что Линд превысил свои полномочия, так как дежурным был не он, к тому же на мостике находился капитан. Но Линд, казалось, не принял это близко к сердцу.

Он кивнул Керин и сказал капитану:

- Кэп, это будет стоить нам каких-то десять минут. Если в море никого нет, я сам куплю пароходству новый спасательный круг, а миссис Брук угостит нас коктейлем.

Корабль уже разворачивался. Капитан сперва хотел отменить распоряжения Линда, но потом лишь пожал плечами. Керин облегченно вздохнула и покинула мостик. Этот Линд настоящий мужчина, подумала она.

В следующий момент, подумав о встрече с коктейлями, она непроизвольно улыбнулась. Капитан Стин был баптист и ярый противник алкоголя. Он вел беспощадную борьбу против всех спиртных напитков.

Она подошла к поручням и стала вглядываться в темную воду.

Как говорят китайцы? Если кто-то спасает жизнь человеку, то тем самым он вмешивается в его судьбу и становится с этого момента ответственен за этого человека. Кажется, так...

Годдер увидел огонек на море, и в нем словно все надломилось. Он был уже слишком слаб и не мог ничего предпринять. А корабль уже развернулся, чтобы пойти в обратном направлении. Но через пару минут, отдышавшись, он снова соскользнул в воду с плота и попал на огонь. Потом снова залез на плот и начал размахивать руками. Выпив последнюю воду из бутылки, он сел на плоту и стал ждать.

Корабль приближался. Вскоре машины остановились, и корабль продолжал идти только по инерции. Оставалось ярдов пятьдесят. Он уже увидел на палубе людей, которые собирались спустить на воду шлюпку - они не знали, в каком состоянии он находится.

Он приложил руки ко рту:

- Не надо лодки! - прокричал он. - Спустите только трап!

- Вот как? - раздался голос с корабля. - А как насчет веревочной лестницы?

- Сойдет! - ответил он и снова соскользнул с плота, направляясь к кораблю.

В следующее мгновение луч сильного фонаря осветил то место, где с корабля спустили веревочную лестницу. Ее нижний конец уже коснулся воды, а фонарь точно указывал место, куда надо было плыть. Он оттолкнул плот и самостоятельно поплыл у тому месту. Одновременно в ту же точку в воду шлепнулся канат.

- Привяжитесь! - крикнул мужчина сверху. Казалось, они решили обращаться с ним, как со стариком или инвалидом. Ну и пусть, подумал он, тем более, что был полностью истощен. Он подобрал канат и обвязал его вокруг тела, потом схватился за ступеньки лестницы и начал карабкаться наверх. Путь наверх оказался долгим и трудным, и это дало ему почувствовать, что он еще слабее, чем думал. Когда его втащили на палубу, он дрожал от бессилия. Словно сквозь сон он слышал гул возбужденных голосов вокруг него. Зажгли еще пару фонарей на палубе, и он увидел, как вокруг него собирается все больше и больше людей. Двое мужчин поддерживали его под руки.

Он затряс головой.

- Со мной все в порядке! - прокричал он.

Белокурый великан отпустил его правую руку и с улыбкой посмотрел на него.

- Судя по всему, так оно и есть. А я-то подумал, что получу наконец пациента, над которым придется повозиться.

В этот момент к нему подошел человек в офицерской фуражке.

- Я - капитал Стин. С вами был еще кто-нибудь?

- Нет, я один. - Годдер устало улыбнулся и сразу почувствовал боль на своем обожженном солнцем и соленой морской воде лице. - И очень рад познакомиться с вами, капитан. Меня зовут Годдер. - Он протянул капитану руку.

Тот жестко ее пожал.

- Передайте мистеру Ван Дорну, что он может запускать машины, обратился он к команде.

Годдер взглянул на высокого человека, который втащил его на борт, а потом поддерживал за руку.

- Офицер? - спросил он.

Тот кивнул.

- Линд. - Они пожали друг другу руки. - Вероятно, вы шли на яхте? Если судить по этому плоту, на котором мог бы уместиться только Микки Маус.

- Да, на парусной... - внезапно Годдер покачнулся. Линд и еще один человек подхватили его и повели к трапу, который вел на верхнюю палубу.

Керин Брук наблюдала за всем происходящим со средней палубы. Она подивилась, что у потерпевшего кораблекрушение оставалось еще так много сил. Видимо, он недолго находился на плоту. Когда его вытащили на палубу, к ней присоединилась миссис Леннокс, которая тоже облокотилась о поручни.

- Как все это романтично, не правда ли? - сказала она. - Спасти потерпевшего кораблекрушение, как это бывает в романах. Вы не знаете, кто этот человек?

- Не знаю... Знаю только, что он - с маленького корабля, потому что плот был совсем крошечным.

- Наверное, с яхты. А смотрите, какой он высокий! - В миссис Леннокс вспыхнул чисто женский интерес. - Почти такой же, как и мистер Линд.

Эти слова позабавили Керин, поскольку было ясно, что спасенный не собирается умирать от изнеможения. Он уже обманул настоящую акулу, оставив ее без обеда, но зато возникала опасность попасть на зуб другой акулы, ибо миссис Леннокс очень интересовалась всем тем, что можно было назвать "мужчиной", как интересуются этим все сохранившиеся и здоровые вдовушки в возрасте полусотни лет. И она отнюдь не делала тайны из этого интереса. Она все еще оставалась стройной и интересной, имело пепельно-серые глаза и волосы такого-же пепельного цвета, которые были даже уложены в прическу.

Керин опять вспомнила китайское изречение и попыталась почувствовать себя ответственной за судьбу этого человека. Но ему, казалось, эта помощь была не нужна. Несмотря на то, что он выглядел довольно жалко, был босиком и в одних трусах, он все-таки производил впечатление человека, который сумеет постоять за себя сам.

- Дивное зрелище, не так ли, миссис Брук? - обе женщины обернулись. Это был мистер Эгертон, который как раз спускался по трапу.

Этот пассажир занимал каюту "Г". Худощавый мужчина, лет шестидесяти, с седой бородой и волосами. Черная повязка на его глазу выглядела очень драматично, но Керин она казалась чересчур театральной, хотя его речь, смахивающая на военную, и частое употребление солдатских выражений и подчеркивали наличие этой повязки. Большую часть времени он проводил в своей каюте, выходил к завтраку или обеду довольно редко, но у него были изысканные манеры, так что он был превосходным собеседником за столом.

- Второй помощник сказал мне, что вы являетесь героиней этой драмы, продолжал Эгертон. - Во всяком случае, парню здорово повезло, что вы его заметили.

Керин поймала быстрый взгляд Мадлен.

- Неужели, дорогая, это вы его заметили? - воскликнула пожилая женщина. - А вы мне даже и не намекнули об этом!

- Это вышло чисто случайно, - ответила Керин. - Когда машины остановились, я проснулась и вышла полюбоваться звездами... Хотелось бы только узнать, что с ним приключилось.

В этот момент палуба завибрировала, так как "Леандр" неожиданно пошел полным ходом вперед. Керин всю передернуло, когда она подумала, как должен себя чувствовать одинокий человек в океане на маленьком утлом плотике. Теперь этот плотик выглядел, как игрушечный кораблик, который все удаляется и удаляется.

Как раз в тот момент, когда она собиралась вернуться к себе вниз на среднюю палубу, она обратила внимание на человека, который стоял поодаль. Это был - как же его звали? - Красиски, пассажир из каюты "И". Правда, она видела его мельком только два или три раза, так как он был болен и почти все время находился в своей каюте. Поверх ночной пижамы на нем был надет толстый халат; он и сейчас выглядел больным и изможденным.

Она бы с удовольствием перекинулась с ним парочкой слов, но его странное поведение удерживало ее от этого. Он стоял почти не шевелясь, и уголки его рта нервно подрагивали, когда он смотрел мимо нее на Эгертона.

Тот повернулся и тоже посмотрел на него. Красиски смотрел на него еще несколько секунд, а потом повернулся и исчез за углом.

Эгертон бросил на Керин какой-то растерянный взгляд.

- Должно быть, это наш попутчик? - наконец, сказал он. - Довольно болезненный у него вид, не так ли?

Она кивнула. Ей почему-то пришло в голову, что сейчас эти мужчины видели друг друга не в первый раз. Но почему, в таком случае, Красиски такими глазами смотрел на Эгертона? В этом взгляде было что-то ненормальное. Как будто это был страх, который испытывает человек, когда встречается с призраком.

3

Его называли довольно величественно - "лазарет", но на самом деле это было простое помещение на нижней палубе, где стояли четыре койки, умывальник, пара железных шкафов и маленький столик. Все еще почти нагой и мокрый Годдер сидел на одной из нижних полок и обтирался полотенцем. Он только что принял душ из пресной воды. Годдер знал, что реакция может наступить в любую минуту, и тогда он упадет на койку, как кусок теста.

Линд только что появился, а в дверях толпились любопытные из команды.

На корабле уже поговаривали о том, что он один попытался пересечь Тихий океан на своей яхте. Наряду с восторженными восклицаниями ходили также и такие речи, в первую очередь среди моряков, что любого человека, который вздумает сделать подобное, нужно сперва проверить у психиатра.

Тем не менее многие из команды, не скупясь, принесли одежду, которая теперь громоздилась на второй нижней койке. Ко всему этому матросы принесли также зубную щетку в футляре, зубную пасту, сигареты и даже зажигалку. Сквозь толпу любопытных протиснулся молодой филиппинец в белых штанах и нижней рубашке с подносом, на котором были: холодное мясо, картофельный салат, овощи и кружка молока.

Годдер опустил полотенце и дрожащими руками раскрыл пачку сигарет. Линд дал ему прикурить. От первой же глубокой затяжки сильно закружилась голова. о Линд отвинтил пробку и протянул ему бутылку.

- Для поднятия жизненного тонуса, - сказал он. - Но не советую делать больше одного глотка.

Годдер поднял руку с бутылкой и обвел глазами присутствующих.

- Ваше здоровье! - сказал он и сделал небольшой глоток. Спиртное обожгло ему горло и желудок. Он протянул бутылку Линду. Потом увидел капитана. Тот смотрел на него с явным неодобрением.

- Вам бы лучше встать на колени и благодарить нашего Господа Бога, чем пить это зелье, - сказал он.

- Поверьте мне, капитан, я уже делал это, - ответил Годдер. - Когда я по сигнальным огням увидел, что корабль снова разворачивается, я подумал, что пришло время поблагодарить Господа Бога, и произнес небольшой монолог.

Капитан отказался от дальнейшего комментария, хотя и счел слова Годдера не очень-то уважительными.

- Ну хорошо, а теперь отдыхайте. Завтра утром зайдите ко мне и расскажите все о себе.

Матросов эти слова позабавили. Кто-то даже отважился на реплику, но на незнакомом для Годдера языке. Все рассмеялись. Один из матросов сказал:

- Парень должен благодарить не Бога, а ту полногрудую молодку! Ведь это она его заметила!

Остальные с воодушевлением поддержали его.

- Ну ладно, посмеялись и хватит! - сказал Линд с улыбкой, посла чего сразу наступила тишина.

А Годдер словно плыл в тумане, компонентами которого были огромная усталость, никотин и алкоголь. Он сделал еще затяжку, а потом придвинул поднос к себе.

- У вас есть на борту женщины? - спросил он.

- Две, - ответил Линд. - А вас заметила миссис Брук. У нас команда из 38 человек и всевозможные технические приспособления, и тем не менее именно пассажир сообщает нам, что видел человека за бортом.

Годдер выпил молока и с подчеркнутой осторожностью поставил кружку на место. На какое-то мгновение он представил себе, что снова находится на плоту и видит, как удаляется корабль. В тот же момент он судорожно вцепился в край койки и с торжеством посмотрел на офицера.

- Внимательность превыше всего, мистер Линд... Представьте себе, что я бы плыл к кораблю, на котором бы не было пассажиров...

Он качнулся вперед. Линд подхватил его и уложил на койку.

В каком-то полузабытье ему казалось, что он снова плывет на своем плоту посреди океана и размахивает бутылкой с виски перед пастью голодной акулы, в то время как на краю его плота лежала нагая женщина, у которой вместо лица было просто светло пятно. В следующий момент он уже со стоном проснулся. Он был весь в поту. В каюте было удушающе жарко. Он посмотрел на постельные принадлежности и на какой-то миг ему показалось, что он находится на борту "Чосхоум". Но потом он вспомнил, что с ним произошло, но только не знал, на каком корабле он находится и куда держит курс этот корабль. Ему никто об этом еще не сказал.

Он почувствовал себя вновь родившимся и беспомощным, как ребенок. Кто-то дал ему шорты, а какое-то таинственное воплощение его бывшей формы бытия подарило ему часы. Они показывали 9:16, но это не совсем соответствовало корабельному времени, хотя разница и не должна была быть большой. Почти в тот же момент он услышал, как склянки пробили три раза, и он поставил свои часы на 9:30. Теперь его новое рождение было определено и во времени.

А потом он понял, что страшно голоден. Нужно надеяться, что они не унесли с собой поднос. Сев на койку, он внезапно почувствовал слабость, но она быстро прошла. На столе стояла вазочка с фруктами. Он очистил два банана и съел, за ними последовало яблоко, а потом он закурил сигарету. Собственно ему было достаточно распахнуть дверь и сказать, что он проснулся, и он сразу же получил бы теплый и обильный завтрак. Но человек ведь рождается не каждый день, и ему хотелось продлить это состояние. И ему было безразлично, куда держит курс этот корабль, - самое главное, что он остался жив.

От сигареты у него опять закружилась голова. Сумбурные мысли зароились в голове - бессмысленные и не имеющие отношения к его настоящему положению.

Потом он вспомнил слова Линда и усмехнулся. Ведь его заметила женщина. Какая-то миссис Брук. Судя по словам Линда, она должна быть симпатичной. Правда, когда на корабле много мужчин и только две женщины, то даже старая толстая кляча может показаться симпатичной. Да и ему никто не поверит, если он будет потом рассказывать, что обязан жизнью женщине. Все это маловероятно - ведь корабль имеет всевозможные технические устройства, а обнаруживает его в океане какая-то маленькая куколка. Нет, в такое никто не поверит, хотя и будут с интересом слушать его рассказы.

Дверь немного приоткрылась, и в каюту заглянул человек с острыми чертами лица.

- О, вы уже проснулись? Как вы себя чувствуете?

- Роскошно! - ответил Годдер. - Небольшая слабость и сильный голод.

- Это легко устроить. Я - старший стюард Джордж Барсет.

Они пожали друг другу руки.

- Что вы скажете насчет завтрака с яйцами, шпиком и прочими атрибутами? - спросил Барсет.

- Конечно! - ответил Годдер.

- Вам долго пришлось пробыть на плоту?

- Неполных трое суток.

Барсет ухмыльнулся.

- Успели достаточно пропитаться морской водой... Я сейчас вернусь. С этими словами он исчез.

Годдер почистил зубы и посмотрел на себя в зеркало, висевшее над умывальником. Там, где лицо было покрыто щетиной, оно было багрово-красным и воспаленным. С ушей сползла кожа.

Барсет вернулся с кофейником в руке.

- Вот, мистер Годдер. Начинайте с него. Остальное прибудет через пару минут.

- Большое спасибо, - ответил Годдер и налил себе полную чашку. Кофе был горячий и крепкий. Ему пришлось прихлебывать с осторожностью. Чудесный кофе. Кто-то чудесно его готовит.

Барсет закурил сигарету и уселся на противоположную койку.

- Вы, собственно, откуда плыли?

- Из Калифорнии. 26 дней назад вышел из Лонг Бич.

- И куда держали курс?

Годдер пожал плечами.

- На Маркизские острова и дальше, может быть, в Австралию. Короче, куда попал бы.

- И один на такой маленькой яхте? Даже девчонки с собой не прихватили? - Такой факт был, казалось, выше понимания стюарда. - Может быть, собирались написать об этом книгу?

- Нет... - Он вдруг понял, что стюарду этого не понять. Тот явно считал его сумасшедшим. А сумасшествием можно объяснить многое. - А куда плывет этот корабль?

- "Леандр"? Мы плывем на Манилу и Кубу. А вышли из Южной Америки. Последнюю остановку делали в Калласе. - Далее он сообщил, что корабль идет под панамским флагом, но это все, что связывает корабль с этой страной, ибо судно принадлежит одному греку, который и осуществляет перевозки через компанию "Хайворт-Лайн", которая обосновалась в Лондоне. Построен в 1944 году, имеет цилиндрические машины и делает в среднем тринадцать узлов.

Капитан Стин, по прозвищу Холи-Джо, видимо, уроженец Ирландии или Шотландии, ревностно относится ко всему тому, что написано в Библии, ярый противник алкоголя. Видимо, когда-то сбился с нормальной дорожки и ушел в море. Судя по всему, настоящим капитаном на корабле является светлокудрый великан Линд. Во втором помощнике было что-то голландско-индонезийское, а третьим помощником был молодой швед.

Появился молодой филиппинец с подносом в руках, и Годдер принялся за еду, в то время как Барсет продолжал говорить. Сам он - американец, рассказывал он, но не пояснил, почему работает на этом судне, в то время как работая на американском корабле старшим стюардом, он мог бы зарабатывать в два раза больше. Годдер почувствовал, что у того, видимо, были на это свои причины - или скандальная история с женщинами, или неприятности с профсоюзом или полицией.

- У вас много пассажиров на борту? - спросил Годдер.

- Нет, немного. У нас имеется мест на 12 человек, но это старое корыто, конечно, не может сравниться с современными кораблями, которые делают по 16-18 узлов и имеют кондиционеры и элегантные бары, поэтому у нес сейчас только четыре пассажира - две женщины и двое мужчин.

Одному из них лет 65, неплохой человек. Раньше служил где-то в Бенгалии, потом долгое время жил в Буэнос-Айресе, пока аргентинская инфляция вконец не обесценила его пенсию. Теперь он собирается пожить на Филиппинах. У другого мужчины - бразильский паспорт, но он, по всей вероятности, поляк. Его зовут Красиски. Он болеет с момента нашего выхода с Калласа. Его лечил Линд, который так и не понял, чем этот человек страдает. Во всяком случае, странный он какой-то. Постоянно запирается в своей каюте, закрывает иллюминатор и даже задергивает занавеску, словно не переносит дневного света. Временами его можно слышать и средь бела дня он стонет, словно ему снятся кошмары. А корабельный сундук в его каюте заперт на три замка. Честное слово - на три замка.

Одна из женщин - вдова капитана морского флота США. Ей около пятидесяти, но выглядит очень моложаво. Судя по всему, много плавала и побывала во всех частях света. Тип женщины из Южных Штатов, но с умом, с ней к тому же приятно побеседовать.

Другая моложе, лет тридцать с небольшим, и очень миловидная, хотя и суховата - сама первой никогда не заговорит. Она - тоже вдова, но что случилось с ее мужем, он не знает. Она работала в Лиме, а теперь отправляется на работу в Манилу - ее послала туда фирма. Для обеих женщин плавание проходит довольно скучно, так как оба их спутника уже в преклонном возрасте, а один вдобавок и с завихрением. Конечно, они будут рады видеть на корабле нового человека. Или у мистера Годдера другие планы?

- Я и сам еще не знаю, - ответил он. - Вероятно, это будет в какой-то степени зависеть от капитана.

- Оставайтесь здесь, - сказал Барсет. - А то Холи-Джо захочет всучить вам тряпку в руки.

Здесь, должно быть, нечто другое, подумал Годдер. И жаль, что Барсет этого не понимает. Новый человек, которого выловили посреди океана, на борту старенького парохода может означать очень многое. Это и больше проданного спиртного, и больше чаевых для того же Барсета, и больше всего другого с финансовой точки зрения.

Разумеется, трудно сделать какой-то вывод с человека, на котором надеты только трусики, это Годдер понимал как с культурной, так и с экономически-общественной точки зрения...

- А чем вы зарабатываете свой хлеб насущный? - наконец, не выдержал Барсет.

- В настоящее время ничем, - ответил Годдер. - А раньше я снимал фильмы и писал.

Это заинтересовало Барсета. Если этот человек говорит правду, значит, он занимает солидное положение в обществе.

- Какие фильмы?

- "Тин-Хан", "Аметистовая афера" и некоторые другие. Последний назывался "Соленая шестерка". Получился настоящий боевик.

- "Тин-Хан". Я его видел, - взволнованно ответил Барсет. - Так назывался крейсер во времена второй мировой войны. Великолепный фильм! Послушайте, вам совсем не нужно оставаться на этом утлом суденышке.

Годдер пожал плечами.

- А почему бы не остаться?

Может быть, ему будет интересно стать на какое-то время моряком.

Филиппинца звали Эштони Гутиррец, и он был хорошим парикмахером. Кто-то из машинного отделения одолжил Годдеру электробритву, другой спортивную рубашку. Его лицо все еще болело от солнца, соленой воды и ветра, и все-таки ему удалось кое-как побриться. После этого он стал выглядеть лучше. Около одиннадцати часов он вышел на палубу. На средней палубе никого не было, но Годдер хотел, как только он выяснит свои отношения с капитаном, найти миссис Брук и выразить ей свою благодарность.

Стояло чудесное солнечное утро. Дул легкий бриз, и корабль немного покачивался на волнах, бороздя воды океана. Даже вода кажется много приятнее, когда на нее смотришь с палубы парохода и чувствуешь вибрацию от работы машин.

На мостике нес вахту третий помощник. Он сказал Годдеру, что капитан уже встал и что в его каюту можно пройти через рубку.

Годдер постучал в дверь, которая была немного приоткрыта.

- Да? - послышался голос, и на пороге появился капитан Стин. На нем был тропический белый костюм, а на плечах его рубашки с короткими рукавами красовались четыре золотые полоски. - Входите, мистер Годдер, и присаживайтесь. - Он показал на массивное кресло.

Капитан был сухощавым мужчиной со строгой выправкой. Он уже начинал лысеть, но имел голубые глаза, как у ребенка, и длинную шею, на которой четко выделялся кадык.

В каюте стояло кресло, лежал потертый ковер, на котором возвышался стол с вращающимся стулом. На переборке над столом висели две фотографии в рамках. На одной из них был заснят очаровательный домик на берегу фиорда, а на другой изображена женщина с двумя девочками. Дверь на заднем плане вела непосредственно в спальню капитана.

Пока Годдер рассказывал капитану свою историю, тот сидел на стуле за письменным столом и делал в журнале пометки. По его внешнему виду было видно, что он неодобрительно отнесся ко всем авантюрным начинаниям Годдера.

- Надеюсь, что теперь-то вы наконец поняли, как опрометчиво поступили, - сказал он. - Право, очень удивительно, что береговая охрана позволяет такие выходки.

Годдер пояснил, что подобные морские путешествия в одиночку практикуются всеми нациями и одобряются яхт-клубами. Кроме того, устраивались даже соревнования, на которых яхты с одним человеком на борту пересекали океан.

- И тем не менее вы потеряли свою яхту, - сказал Стин. - Лишь милосердие Божье спасло вас от неминуемой гибели. Судя по всему, вы потеряли и свой паспорт, не так ли?

- Да, конечно. Очутившись в таком положении, мне было как-то не до него.

- Очень неприятно. - Стин нахмурил брови и постучал карандашом по столу. - И вы, надеюсь, помните, что в связи с этим возникнут неприятности с властями?

- Конечно. - Годдер вздохнул. - Но, с другой стороны, капитан, каждая нация знает, что случаются кораблекрушения и встречаются люди, потерпевшие кораблекрушение.

- Это мне известно. Но вы не обычный моряк, на которого распространяются все законы торгового судна. Для филиппинских властей вы будете некоей неизвестной личностью без всяких документов, визы и денег. И пароходная компания, к которой принадлежит мое судно, будет вынуждена внести за вас определенную сумму. Залоговую сумму.

Черт бы тебя побрал, благочестивый сын потаскушки, подумал Годдер, а вслух сказал:

- Прошу меня извинить, капитан. Боюсь, что с моей стороны было крайне неосмотрительно искать спасения на вашем судне.

Капитан Стин был готов простить Годдеру эту бестактность.

- Вы сами отдаете себе отчет, что ваше замечание не слишком удачно? Мы очень рады, что вы оказались инструментом провидения Божьего, но мы тем не менее не должны забывать о формальной стороне вопроса. Ну, а теперь ближе к делу. Вы можете и впредь оставаться в лазарете и питаться вместе с офицерами. И я не буду просить вас отрабатывать за ваш проезд.

- Большое спасибо, капитан.

- Конечно, если вы сами не изъявите такого желания. Боцману всегда может понадобиться помощь, и я убежден, что вы предпочтете не занимать у людей сигареты и принадлежности туалета.

- Но я слышал, что у вас есть пассажиры на борту. - Годдер все еще говорил спокойно, но в его голосе появились нотки раздражения. - Каюты не все заняты. Я мог бы занять одну из них и оплатить свой проезд полностью от Калласа до Манилы.

На свое предложение он получил в ответ легкую снисходительную ухмылку.

- Проезд на пароходе оплачивается заранее. Боюсь, что не смогу нарушить правил пароходной компании.

- Ваш радист уже работает?

- Он с минуты на минуту должен появиться у меня.

- Может быть, вы попросите его дать мне телеграфный бланк? Я хочу послать радиограмму. - Годдер вынул часы и положил их на письменный стол. - Это можете положить в сейф, как залог за телеграфные расходы, раздраженно сказал он. - Это часы фирмы Ролекс, которые стоят приблизительно 600 долларов. И если вы назовете мне имена своих агентов в Лос-Анджелесе, то я поручу своим адвокатам уже сегодня перевести сумму за мой проезд и другие расходы, а также залоговую сумму и деньги за мой обратный проезд в Штаты, если власти Манилы будут на этом настаивать.

- Да... да, конечно... - Стин немного помедлил, а потом протянул часы обратно. - Думаю, все будет в порядке. - Он вышел в рубку, коротко поговорил с кем-то по телефону, и минутой позже появился радист, молодой латиноамериканец с узким непроницаемым лицом.

- Спаркс, это - мистер Годдер. Он хотел бы послать радиограмму.

Годдер поднялся.

- Рад с вами познакомиться.

Спаркс кивнул, видимо решив, что никаких других форм вежливости от него не требуется. Годдеру показалось, что в темных глубинах глаз радиста сверкнули искорки ненависти, после чего глаза снова стали какими-то безликими. Как говорится: янки, убирайтесь домой! Возможно, он был родом с Кубы или из Панамы, или вообще откуда-то южнее Сан-Диего.

- Вы можете связаться с Штатами?

- Да.

Стин добавил, что они имеют на судне коротковолновый передатчик.

Спаркс протянул Годдеру несколько формуляров и вышел в рубку, чтобы подождать там.

Капитан порылся в своих бумагах, нашел адрес агента в Сан-Педро и сказал, что проезд из Калласа до Манилы стоит 530 долларов.

- В таком случае, двух тысяч должно хватить на все, - высказал предположение Годдер. - А если будет перерасход, то вы его получите в Маниле.

Он заполнил телеграфный бланк, адресовав его своим адвокатам в Беверли-Хиллс:

"ЧОСХОУМ" ЗАТОНУЛ ПОДОБРАН "ЛЕАНДРОМ" СЛЕДУЮЩИМ МАНИЛУ ТЧК ПРОСЬБА ПЕРЕВЕСТИ СЕГОДНЯ ДВЕ ТЫСЯЧИ ДОЛЛАРОВ В САН-ПЕДРО АГЕНТАМ ПАРОХОДСТВА БАРВИКУ И КЛЕЙНУ ЗА ПРОЕЗД МАНИЛУ И ПУТЕВЫЕ ИЗДЕРЖКИ А ТАКЖЕ ОБРАТНЫЙ ПРОЕЗД СОЕДИНЕННЫЕ ШТАТЫ ТЧК АГЕНТ ДОЛЖЕН ПОДРОБНО ИЗВЕСТИТЬ КАПИТАНА "ЛЕАНДРА" ПОЛОЖЕНИИ ДЕЛ ТЧК ГОДДЕР

Спаркс пересчитал слова и сказал, что радиограмма стоит 11 долларов и 13 центов.

- Наличными, - добавил он.

- О, это я уже знаю, - спокойно ответил Годдер. - Не надо мне постоянно напоминать об этом.

Стин объяснил радисту, что пароходство гарантирует оплатить расходы, и молодой человек исчез.

- Я дам указание стюарду, - сказал капитан. - Он возьмет над вами опеку.

- Может быть, лучше сперва подождать подтверждения? - предложил Годдер.

Стин ответил, что это не обязательно. Видимо, часы Годдера произвели на него впечатление.

Годдер ушел. Он стыдился своего гнева и чувствовал стыд от всей этой беседы. Ему бы даже доставило радость работать на палубе матросом и было бы все равно, где он будет спать. А он-то считал себя неуязвимым, даже если на него нападут все Стин со всего мира!

По дороге ему повстречался Линд. Судя по всему, он никогда не носил фуражки и знаков отличия.

- Подождите меня где-нибудь здесь, - с улыбкой сказал он. - У меня тут есть пара вещиц, которые вам, возможно, пригодятся.

- Хорошо, - ответил Годдер. - И большое спасибо. - Он прислонился к поручням. Если бы капитаном был Линд, подумал он, корабль этот выглядел бы иначе.

4

- Хотите, чтобы я вырезал вам аппендицит? - спросил Линд. - Или сделал оттяжку спинного мозга? Вырвал воспаленный зуб? Излечил от венерической болезни? Все эти занятия доставляют мне удовольствие. И приносят успех.

Годдер ухмыльнулся и показал на череп, который служил опорой нескольким книгам, лежавшим на столе.

- Я бы этого не сказал, если предположить, что этот раньше был вашим пациентом.

- Эту штуку я купил на Целебесе, - ответил Линд. - Хотите выпить?

- Конечно! Особенно, если мне приходится выбирать между выпивкой и операцией.

Линд выдвинул ящик, достал оттуда бутылку с виски и два стаканчика.

- Когда в Новом завете речь заходит о вине, то под ним подразумевается всегда лишь чистый и еще незабродивший виноградный сок. Греки сделали неправильный перевод.

- Да, об этом я уже слышал однажды, - со смехом ответил Годдер и оглядел каюту. На первый взгляд можно было подумать, что по ней прошел смерч, но потом становилось ясно, что во всем была лишь мужская небрежность. К тому же каюта была больше похожа на комнату для приема больных и одновременно на библиотеку после небольшого землетрясения. Книги были самые разнообразные - на испанском, английском и французском языках. Здесь были книги по медицине, справочники по оказанию первой помощи, а также Фолкнер, Хид, Гете, Бенс Паккар, Годдер даже обнаружил "Так говорил Заратустра" и, конечно, Сартр.

Линд протянул стакан Годдеру, и они чокнулись.

- Ваше здоровье, - сказал Годдер. - Вы изучали медицину?

- Два года. А вы раньше были моряком?

- Сделал несколько рейсов в юношеские годы. А откуда вы об этом узнали?

- Вы же меня спрашивали, не офицер ли я? Помните? - Линд вытащил выдвижной ящик. - Вот эти брюки должны быть вам впору. Какой у вас рост?

- Сто девяносто один.

- В таком случае они подойдут. - Линд протянул ему две пары легких фланелевых брюк. - И вот еще спортивная рубашка, которую можно не гладить. - Потом он приложил к этому носки, пояс, белье, полотенца и носовые платки. А также электробритву.

- Тысяча благодарностей, - сказал Годдер.

- Знаете, у меня слабый желудок. Никогда не могу обедать вместе с людьми, которые не меняют своей одежды. - Линд выпил рюмку. - Да, жаль, что у вас нет никакой болезни. Вытаскиваешь человека посреди океана, а он, оказывается, здоров, как бык.

Каюта "В2 на штирборте имела две койки, стол, шкаф и маленький коврик. В ней был даже душ. Обедали в половине второго, ужинали в шесть. Так сказал Барсет. Бара, сказал он, нет, но Годдер может купить себе все, что имеется на складе. Годдер пробежал глазами список и заказал пять бутылок джина, бутылку вермута и три блока сигарет.

- И попросите, пожалуйста, каютного стюарда, чтобы он принес мне вазочку со льдом.

После этого он принял душ, надел брюки, подаренные ему Линдом, и спрятал остальные вещи в шкаф.

Стюард, обслуживающий каюты, вошел, даже не постучав в дверь. Это бел молодой парень с зелеными глазами и одутловатым лицом. Крупные руки хорошо сочетались с широкими плечами.

- Куда вам это поставить? - спросил он.

- На стол, - ответил Годдер. - Как вас зовут?

- Рафферти.

- А откуда вы родом, Рафферти?

- Из Окленда. Или из Питтсбурга. - Он поставил поднос на стол. - А почему вас это интересует? - спросил он немного вызывающе.

- Я и сам не знаю, - ответил Годдер. - Кстати, вам никто не говорил в Окленде или Питтсбурге, что, прежде чем войти, нужно постучать в дверь?

- Попытаюсь не забыть об этом в следующий раз, мистер Годдер. Попытаюсь...

- Я бы очень рекомендовал вам не забывать об этом, Рафферти, дружеским тоном заметил Годдер. - Иначе рано или поздно какой-нибудь сукин сын даст вам пинка...

Он заметил, как в глазах Рафферти вспыхнуло удивление. Такая реакция, похоже, была для этого парня внове. Он ушел.

Годдер приготовил себе целый бокал коктейля и второй раз за это утро остался собой недоволен. Но, возможно, это была лишь естественная реакция на внешние явления, которая какое-то время спала в нем. Он выпил коктейль и вышел из каюты. Если он правильно понял, столовая находится рядом с каютой Барсета, а перед ней должен быть салон. Он прошел по коридору, который выходил на палубу, и вскоре добрался до широкой двойной двери, ведущей в салон.

Заглянув туда, он увидел длинную софу и несколько кресел. Были тут и прикрепленные столы, а также несколько книжных полок. Какая-то блондинка стояла спиной к нему и смотрела в иллюминатор. На ней было цветастое платье без рукавов. На ногах - золоченые сандалии. И руки, и ноги были покрыты темным загаром.

- Миссис Брук? - спросил он.

Женщина обернулась. Он увидел маленькое лицо с высокими скулами и слегка раскосыми синими глазами. Да, люди были правы: она хорошенькая. Но еще большее впечатление на него произвела ее манера держаться. Она улыбнулась, но глаза ее остались холодными и далекими.

- Да. Как вы себя чувствуете, мистер Годдер?

- Меня еще ни разу не спасали, - ответил он. - Поэтому я и сам не знаю, как я себя чувствую. Ведь это вы меня спасли?

- Ну, не в буквальном смысле. И потом, это вышло совершенно случайно...

- У меня есть свидетели, миссис Брук. Так что вам уже не отвертеться. Вам остается только надеяться на милость суда. Вы пьете? - он показал на стакан.

- Немного. Да и то только с постановщиками фильмов, выловленными из океана.

- В таком случае, по моим понятиям, вы не алкоголичка. Если вы сделаете исключение для бывшего постановщика фильмов, то я отважусь пригласить вас на рюмку коктейля.

- Большое спасибо, - сказала она.

Он вернулся в каюту и захватил с собой бутылку и второй стакан.

Они сели за один из столиков, предназначенных для игры в бридж.

- Пока я знаю о вас очень немногое, - сказал он. - Только то, что вы блондинка, очень миленькая и, видимо, скандинавского происхождения. Кроме того, вы страдаете бессонницей, ненавидите самолеты и у вас красивые глаза. Что вы скажете по этому поводу?

- Мне это очень льстит, но не все, что вы сказали, является правдой. К самолетам я не испытываю ненависти.

- Не беда, миссис Брук. Вы можете любить самолеты или ненавидеть их. Самое главное - не сомневаться в божественности автомобиля.

Она улыбнулась.

- Я больше люблю корабли, чем самолеты. К тому же, я работаю в пароходстве. Мой отец был капитаном.

- Американского корабля?

- Нет, датского.

Корабль ее отца, рассказала она, был торпедирован во время войны, и ее мать вторично вышла замуж, когда ей было всего 12 лет. Ее отчим жил в Европе и на Кубе, был бизнесменом, а сейчас снова обосновался в Штатах. Сама она ходила в школу в Беркли, потом получила образование экономиста и работала в Сан-Франциско, в пароходстве "Копенгаген-Пасифик-Лайн", то есть в том же пароходстве, где работал ее отец.

- Датчане всегда держатся друг за друга, - продолжала она. - Когда умер мой муж, я поинтересовалась в пароходстве, нет ли у них работы для меня в Южной Америке. И поскольку я бегло говорила по-испански, мне предложили место в Лиме. Там я проработала год, а теперь меня перевели в Манилу. Так как мое пароходство не обслуживает рейсы на Филиппины, то мне просто пришлось купить билет на пароход другой компании.

Такая безыскусная и простая биография в какой-то мере даже может послужить защитой, подумал Годдер. Но тем не менее она почему-то не объяснила, почему столь милая вдовушка в одиночестве пересекает Тихий океан на таком корыте.

В салон заглянул человек. Если верить описаниям Барсета, это был тот самый пассажир с польским именем. Он действительно выглядел болезненным и даже в своем белом льняном костюме и пурпурно-красной рубашке очень походил на гробовщика. Раньше он был, видимо, сухим и жилистым мужчиной, но теперь от него остались кожа да кости, а одежда болталась на нем, как на вешалке. Его изможденное лицо и лысый череп были белыми, как мел, словно он уже несколько лет не видел солнца.

- Доброе утро, мистер Красиски, - сказала Керин. - Я очень рада, что вы сегодня на ногах. - Она познакомила мужчин, и они пожали друг другу руки.

- Вы были... как это сказать... вы очень повезло, так? - сказал Красиски с сильным акцентом. - И вы должны меня извинять. Я плохо говорить по-английски.

- Вы поляк? - спросил Годдер.

- Да, но уже много лет живу в Бразилии.

Вероятно, это один из тех людей, которые остались без отечества после второй мировой войны, подумал Годдер. На мгновение в дверях появилась Мадлен Леннокс. К этому времени Красиски уже ушел.

- Как я вижу, вы уже наслаждаетесь своей знаменитостью, - заметила она лукаво.

Годдер сразу понял, что за нарочитой и броской моложавостью скрывается довольно умный человек. Это, как правило, объясняется тем, что пятидесятилетние часто вынуждены конкурировать с тридцатилетними. Но здесь? О каких конкурентах могла идти речь на этом корабле?

А она действительно выглядела очень моложаво, особенно это касалось фигуры. Впрочем, железная диета и регулярные занятия спортом любую талию сделают стройней. Лицо было миловидным, но имело только более резкие черты, чем, скажем, у актрисы в том же возрасте. И глаза были красивыми и даже умными - но только в те моменты, когда она не собиралась очаровывать мужчин.

"Тин-Хан" она тоже видела, и этот фильм ей очень понравился.

- Не правда ли, такой эпический размах? - повернулась она к Керин. А если окажется, что мистер Годдер был старым моряком и вдобавок знал ее покойного мужа, то это будет вообще фантастично. Он служил лейтенантом на одном крейсере, который участвовал как раз в том бою, который показан в фильме.

Годдер ответил, что, к сожалению, ему не довелось знать лейтенанта по имени Леннокс.

Она жонглировала именами людей, которых знала в Сан-Диего, в Бень-Эре и Беверли Хиллсе, но Годдеру эти имена ничего не говорили. При этом, словно нечаянно, она коснулась своей ногой ноги Годдера. Он даже не обратил на это внимания. Должно быть, у нее это вышло случайно - ни одна дама не будет вести себя так вызывающе.

Разумеется, она рассказала ему также, почему она оказалась на борту "Леандра". Она взяла билет на другой пароход, но потом заболела и должна была в Лиме лечь в больницу. Ее коленка снова коснулась ноги Годдера и осталась прижата к ней. А сама миссис Леннокс перешла тем временем на другую тему, заговорив о погоде. Напоследок она сделала даже несколько недвусмысленных намеков. И это при том, что они знали друг друга всего десять минут.

Не может быть, чтобы это было ей так необходимо, подумал Годдер. Возможно, она просто боялась более молодой женщины и пыталась, как говорят американцы, "застолбить участок". Он даже не знал, пожалеть ли ее, посмеяться ли над ней, или просто не обращать на нее внимания. Он уже несколько месяцев не имел общения с женщинами, и иногда даже подумывал, а не развивается ли у него импотенция.

Прозвучал гонг, призывающий к обеду. Годдер извинился и отнес бутылку обратно в свою каюту. Остаток коктейля он выпил, думая при этом о Мадлен Леннокс.

Войдя в столовую, он увидел два стола - каждый на восемь персон. Капитан Стин сидел во главе одного стола. Справа от него сидела Керин, слева - Мадлен Леннокс. Другой стол был полностью свободен.

Годдер вопросительно посмотрел на стюарда.

- Ваше место - здесь, - сказал тот и указал ему на место рядом с Мадлен Леннокс. Годдер сел и подумал, как же теперь будут играть ноги этой пятидесятилетней вдовушки? Потом появился мистер Красиски. Казалось, он тоже не знал, где ему сесть, и стюард показал ему на стул рядом с Керин. Обе женщины улыбнулись ему, а капитан даже сказал:

- Мы рады видеть вас в полном здравии, мистер Красиски.

Поляк кивнул, попытался выдавить улыбку, но ничего не ответил. Годдер заметил еще два свободных прибора. Один из них, вероятно, был предназначен для Линда. Стюард не торопился наливать суп, и капитан, казалось, тоже ожидал чего-то.

- Мистер Эгертон просил передать, что он не хочет есть, и мистер Линд тоже не придет, - доложил стюард.

Капитан кивнул, наклонил голову и начал произносить молитву. Когда он кончил, Красиски спросил:

- Мистер Эггер... Эдгер... или как там зовут того, другого пассажира?

- Да, ведь вы с ним еще не знакомы? - спросила миссис Леннокс. - Его зовут Эгертон. Он вам наверняка понравится. Это очень милый человек. Он англичанин. Полковник в отставке.

- Говорите, англичанин? - переспросил Красиски с каким-то напряженным выражением.

- Да, - ответила Мадлен Леннокс. - Но жил в Аргентине.

Стюард начал разливать суп, но Красиски продолжал упорно смотреть на миссис Леннокс.

- И долго он там жил? - спросил он. Годдер заметил, что Керин задумчиво смотрит на поляка, а Мадлен Леннокс ответила, что этого она не знает.

- Вы должны меня извинить, - пробормотал Красиски, - я плохо говорить по-английски. - Уголки рта его задрожали, и он начал торопливо есть суп.

Обе женщины очень хотели узнать, что же такое приключилось с яхтой Годдера. Тот извинился перед капитаном, который уже знал всю историю, и довольно подробно рассказал обо всем, надеясь, что ее не придется повторять в третий раз в присутствии Эгертона.

Поскольку напряжение последних дней все еще оставалось, Годдер решил после обеда поспать. Когда он проснулся, было уже почти пять, и он почувствовал себя разбитым и усталым. Он принял душ и вышел на палубу, чтобы согнать с себя плохое настроение.

Сделав несколько кругов по средней палубе, он поднялся на верхнюю. На мостике стоял Линд, и Годдер в знак приветствия поднял руку. Будучи пассажиром, он имел право подняться на мостик только в том случае, если его туда пригласят. Мимо него прошел радист, который посмотрел на него каким-то безучастным взглядом. В следующий момент из рубки вышел капитан. Радист протянул ему формуляр, и Стин окликнул Годдера.

- Чудесно! - воскликнул тот. - Быстро же вам удалось связаться.

- Это пришло подтверждение наших агентов из Сан-Педро, что они подучили деньги, - объяснил Стин.

- Станция в Буэнос-Айресе имеет для нас сообщение, - сообщил радист, - но я до сих пор не смог с ними связаться.

- В таком случае, возвращайтесь к себе, Спаркс, - ответил капитан. Тот кивнул и ушел. - Буэнос-Айрес? - удивленно повторил капитан. - Кому мы там могли понадобиться? Или, может быть, речь идет о радиограмме для кого-нибудь из пассажиров?

- Одна из моих подруг желает мне всяческих благ и здоровья к дню моего рождения, - со смехом сказал Линд и сделал Годдеру знак. - Они есть у меня во всех частях света.

Годдер вернулся к себе в каюту и сделал новую порцию коктейля. Потом лег на койку и уставился в потолок. Что он будет делать по приезде в Манилу? И ни на минуту не забывай, что ты - всего лишь обезьяна. Так думает о себе каждый разумный человек. Все свое время ты тратишь на какую-нибудь мышиную возню, а потом останавливаешься, с трудом переводя дыхание, оглядываешься назад и спрашиваешь себя: а к чему все это?

Гонг к ужину отвлек его от мрачных мыслей. Когда он вошел в столовую, Керин и Мадлен Леннокс уже были там. Они разговаривали с капитаном. Кажется, он обещал угостить Мадлен мартини.

Как вскоре выяснилось, она этого не забыла. Одетая чересчур элегантно, она крикнула ему, как только он появился:

- Мистер Годдер, ваши обещания не стоят даже той бумаги, на которой вы это пишите!

- Прошу прощения, - ответил он с ухмылкой, - дело в том, что я незаметно задремал. - Он повернулся к Керин: - Миссис Брук, если я типичен для людей, которых вы спасаете, то я посоветовал бы вам подыскать другое поле деятельности.

Она рассмеялась.

- Но я думаю, вы еще не знакомы с мистером Эгертоном, - сказала она, и Годдер обернулся. Тот вошел вслед за ним. Со своими аккуратно зачесанными волосами, ухоженными усиками и черной повязкой на глазу он производил довольно внушительное впечатление.

- Добро пожаловать на борт нашего корабля, мистер Годдер, - сказал он и бросил при этом восхищенный взгляд на обеих женщин. - Наконец-то у нас будет четвертый компаньон для игры в бридж. Очень мило с вашей стороны, мистер Годдер, что вы ради этого потратили столько усилий.

Вошел Линд, и все уселись за стол. Эгертон сидел слева от Годдера и справа от Линда. Сидели со стороны переборки, так что дверь была напротив них. Когда капитан хотел начать молитву, в дверях появился Красиски. Внезапно он становился и внимательно посмотрел на Эгертона. Годдер с удивлением взглянул на поляка. В следующее мгновение тот уже подошел к столу. Керин мило с ним заговорила.

- Мне кажется, - сказала она, - что, за исключением мистера Эгертона, вы уже со всеми познакомились, мистер Красиски. Я очень рада, что вы чувствуете себя лучше.

Красиски что-то пробормотал в ответ и пожал Эгертону руку. Все снова сели. Красиски занял место напротив Годдера. Капитан прочел молитву, и стюард принял заказы.

- Я слышал, что вы работает в кинопромышленности, - повернулся Эгертон к Годдеру.

- Раньше работал, - ответил он.

- Сейчас он собирает материал для своего нового фильма "В ореховой скорлупе через Тихий океан", - вставил Линд.

Все рассмеялись, а капитан спросил:

- Ваше судно было застраховано?

- Нет. Если бы мое судно затонуло, то и мне не пришлось бы добраться до берега. Но миссис Брук перечеркнула все мои расчеты.

- Женщины никогда не считаются с серьезными расчетами, - поддержал его Эгертон.

- Что верно, то верно, - подтвердил Линд. - Они часто приносят нам неприятности, и сознательно, и бессознательно.

- Керин, - сказала миссис Леннокс, - хоть мы находимся и в численном меньшинстве, но я считаю, нам тем не менее пора переходить в атаку.

- Может быть, хоть мистер Красиски встанет на нашу сторону? заметила Керин. Она с улыбкой посмотрела на поляка, но тот, казалось, даже не слышал, о чем говорят за столом. Он по-прежнему упорно не спускал глаз с Эгертона.

- Вы были... - казалось, он подыскивал слова... - вы были в Аргентине? Много лет?

- Да, лет двадцать, - ответил Эгертон.

- Двадцать? - Он нахмурил брови и посмотрел на Линда.

- Да, двадцать, - подтвердил ему тот на немецком языке. - Собственно говоря, мистер Красиски говорит на многих языках. Он может говорить по-польски, по-русски, по-немецки, по-португальски, но из всех этих языков я, к сожалению, знаю только немецкий.

- Двадцать, так, так, - пробормотал Красиски, все еще не сводя глаз с англичанина. - И теперь вы имели стать неактивным, так кажется? - Он повернулся к Линду и что-то быстро сказал по-немецки. Линд кивнул и повернулся к Эгертону.

- Он говорит, что вы, должно быть, рано оставили службу.

Даже спокойный Эгертон, казалось, удивлен настойчивостью Красиски. Тем не менее он улыбнулся.

- Вы сделали правильные выводы, мистер Красиски. Но все дело в том, что я был ранен. Не повезло в Нормандии...

Линд перевел эти слова поляку. Стюард принес ужин, но никто не начинал есть. Красиски и Линд снова заговорили по-немецки, а потом Линд покачал головой. У Годдера сложилось впечатление, что Линд не хотел переводить. Тогда Красиски снова попытался выразить свою мысль на плохом английском языке:

- Это... ваш глаз?

Обе женщины, неприятно удивленные, нагнулись над своими тарелками. Но Годдер продолжал заинтересованно наблюдать за сценой. За всем этим скрывалась не только бестактность, а нечто большее.

- А, понимаю, - ответил Эгертон. - Ко всему прочему - и мой глаз.

Керин попыталась перевести разговор на другую тему:

- Вы играете в бридж, мистер Годдер?

- Немного. В так называемый домашний бридж, - ответил Годдер. - И то после тщательной проверки, нет ли у соперника оружия.

После этого разговор перешел на разные другие темы. Годдер продолжал наблюдать за Красиски. Справа от него что-то болтала миссис Леннокс. Поляк, казалось, ушел в себя. Он нагнулся над тарелкой и лишь иногда бросал украдкой взгляды на Эгертона. Потом он снова заговорил по-немецки с Линдом. Оба рассмеялись. Немного позднее Красиски обратился к Эгертону на немецком языке. Ко всеобщему удивлению, тот тоже ответил ему на немецком. Поляк нахмурился. Глаза его блеснули упреком.

- О, вы говорите по-немецки. А я думал, вы - англичанин.

- Разумеется, я говорю по-немецки, - ответил Эгертон. - Ведь я два года учился в Гейдельберге, прежде чем уехать в Сэндхурст.

- Но вы этого не говорили.

Эгертон пожал плечами. Его, видимо, раздражала назойливость поляка, но внешне он оставался спокойным и казался выше всего происходящего.

- Понимаете, друг мой, не буду же я провозглашать во всеуслышание все, что я знаю и чего не знаю. Ведь большинству людей это совсем не интересно.

Красиски ничего не ответил, но Годдер заметил, что рот его снова задрожал, потом, буквально с пеной у рта, он быстро заговорил на каком-то языке, которого Годдер не понял. В тот же момент Красиски поднял руку с револьвером и с расстояния примерно шесть-семь футов выстрелил Эгертону в грудь.

Обе женщины пронзительно вскрикнули, а Эгертон силой удара был отброшен на спинку стула. Годдер ударился о плечо миссис Леннокс, которая быстро юркнула под стол. Капитан потянул Керин за собой под укрытие стола. Линд вскочил и обежал стол, направляясь к поляку, который вновь что-то прокричал и выстрелил. Эгертон дернулся и медленно сполз на пол.

Линд подбежал к поляку и схватил его за руку. Красиски попытался снова нажать на курок. С другой стороны к нему уже подбегали капитан и Годдер. Третья пуля попала в лампу, которая разлетелась вдребезги, а четвертая угодила в широкое зеркало, висевшее на переборке.

Наконец Линд вырвал у поляка револьвер и ударил его снизу по подбородку. Тот упал на спину и затих на полу. На мгновение воцарилась полная тишина, которую прервал шум от осколков стекла, упавших на пол. Вбежал стюард, за ним - Барсет. Последний остановился в дверях и только простонал:

- О, боже! Этого еще не хватало!

Годдер повернулся к Эгертону. У того из уголка рта показалась капелька крови. Он прижал руку к груди, и белая рубашка сразу окрасилась в красный цвет. Левой рукой он попытался ухватиться за стул, но потом рухнул на пол, потянув за собой скатерть, которая упала на него вместе с посудой и серебряными приборами.

5

Линд поставил револьвер на предохранитель и бросил его капитану. В два прыжка он очутился возле Эгертона и крикнул Барсету:

- Свяжите поляка и сядьте на него! Но сперва позовите кого-нибудь на помощь. Ведь он сошел с ума!

- Я вызову боцмана, - сказал Стин.

Годдер подбежал к Линду, чтобы помочь ему. Они совместными усилиями вытянули Эгертона из-под стола. Керин и миссис Леннокс с плачем убежали. Линд и Годдер отнесли Эгертона в его каюту и положила на койку.

- Мой санитарный ящичек стоит на кровати в моей каюте. И принесите стерилизатор, - сказал Линд.

Годдер стремглав кинулся на верхнюю палубу. Из офицерской столовой вышли несколько человек и спросили, что случилось.

- Красиски стрелял в Эгертона, - ответил он.

Стерилизатор был прикреплен к столу. Он отвернул его, схватил ящичек и вернулся в каюту Эгертона. Линд склонился над раненым, держа в руке окровавленное полотенце.

- Поставьте все это куда-нибудь, - сказал он. - Сейчас это поможет ему не больше, чем пара таблеток аспирина.

Годдер посмотрел на Эгертона и кивнул. Тот был без сознания и истекал кровью. Линд уже успел изрезать ему рубашку, и кровь бежала по груди, обросшей волосами, стекала по ребрам и исчезала в складках одежды и постельного белья. Подушка рядом с его ртом тоже пропиталась кровью. Глаза Эгертона были закрыты, и дыхание его было тяжелым. Воздух вырывался какими-то толчками. Годдер обратил внимание, что кровь не пенилась. Обе пули, по всей вероятности, прошли через легкие, а в таких случаях кровь обычно пенится. Он как раз хотел обратить на это внимание Линда, но тут в каюту вошел капитан Стин. Он сказал, что Спаркс пытается связаться с каким-то кораблем поблизости, у которого на борту есть врач. Но Линд в ответ лишь покачал головой.

- Ничего больше не поможет, - сказал он. - Эгертон протянет всего несколько минут.

- Для артериальной крови она довольно темная, - заметил Годдер и сам подивился глупости своего высказывания. Какая разница, какого цвета кровь - если потеряешь ее достаточное количество, все равно придет конец.

- Возможно, легочная кровь смешалась с венозной, - бросил Линд в ответ.

Дыхание Эгертона перешло в хрип. Это продолжалось около минуты, а потом внезапно прекратилось. Линд снова схватился за запястье Эгертона. Судя по всему, пульс больше не бился. Он положил руку вдоль туловища и осторожно приоткрыл Эгертону глаз, чтобы посмотреть на зрачок. Потом снова закрыл его и вздохнул.

- Ну, вот и все.

Капитан Стин опустил голову. Казалось, он читал молитву. Через какое-то время он выпрямился.

- Я попрошу стюарда принести парусину, - сказал он.

Линд начал смывать кровь со своих рук, а Годдер повернулся, собираясь уйти. Внезапно он почувствовал, что наступил на что-то, и посмотрел вниз. Судя по всему, это было крошечное шило. Он пнул его ногой к переборке и вышел из каюты.

Проходя мимо столовой, он снова услышал истерический крик Красиски. В тот же момент мимо него промчался Линд, на ходу вытирая себе руки.

В столовой находились капитан с Барсетом и еще двумя мужчинами. Руки и ноги Красиски уже были связаны, но он все еще пытался выскользнуть из тисков обоих мужчин, с пеной у рта продолжая что-то кричать на неизвестном языке.

- Отпустите его, - сказал Линд. - Дайте мне с ним поговорить. - Оба мужчины отпустили поляка и отступили назад. Линд спокойно заговорил с Красиски: - Мы ничего вам не сделаем. Не беспокойтесь.

Но тот продолжал что-то лепетать на своем непонятном языке. Тогда Линд послал Барсета узнать, не говорит ли кто из команды по-польски. Но Барсет остался стоять на месте и ответил, что сам уже пытался выяснить этот вопрос, и оказалось, что этого языка никто здесь не знает.

Линд вышел и вернулся со своим ящичком.

- Во всяком случае, мы должны его успокоить, - сказал он и достал шприц. Когда Красиски это увидел, то понадобились усилия уже трех мужчин, чтобы удержать этого тощего человечка, пока Линд делал ему инъекцию. У Годдера словно весь желудок перевернулся при этом зрелище.

Через несколько минут Красиски как-то обмяк. Линд послал человека за носилками, а Годдер прошел в салон посмотреть, нет ли там Керин и миссис Леннокс. Он увидел Мадлен Леннокс, когда она мелькнула в одном из иллюминаторов, и вернулся обратно на палубу. Там он увидел ее. Она стояла, прислонившись к поручням. Они смущенно посмотрели друг на друга, после чего он сказал ей, что Эгертон умер.

- Какой ужас, - прошептала она. - У меня, видимо, на всю жизнь останется этот кошмар перед глазами.

Подошла Керин, и Годдер сообщил ей то же самое.

- А что будет с Красиски? - спросила она.

- Передадут властям в Маниле, - ответил Годдер. - А потом будет приблизительно так же, как в произведении Кафки. В открытом море от руки поляка, имеющего бразильское подданство, погибает англичанин, и поляк, судя по всему, невменяемый, не может быть передан суду и судим за убийство. Все это происходит на корабле, который идет под панамским флагом, но, судя по всему, никогда не видел этой страны. Конечно, его изолируют, но какой от этого будет толк - неизвестно.

- А мистер Эгертон? - спросила Мадлен Леннокс. - Он что, будет погребен прямо в море?

- Этого я не знаю, - ответил Годдер. - Все, наверное, будет зависеть от желания его родственников. Если труп обложат льдом, то его, наверное, можно будет сохранить до Манилы. Конечно, если "Леандр" имеет такие возможности.

Керин Брук передернула плечами.

- Как все это ужасно и бессмысленно! И все из-за того, что мистер Эгертон был похож на какого-то другого человека.

- Видимо, на какого-то немца, - заметил он. - Возможно, во время войны они встретились в концентрационном лагере. Но почему вы все время говорите "мистер Эгертон"? Ведь он был полковником.

- Он просил не называть его так, - объяснила Керин. - Он сказал, что так звучит сухо и помпезно. - Она смахнула слезу. - А он был таким милым человеком.

Молча и с каким-то мрачным видом она наблюдала за заходом солнца. Этот человек прошел всю войну, думал Годдер, смерть грозила ему на каждом шагу, но ему удалось ее избежать. А теперь он наткнулся на хилого и тщедушного сумасшедшего, и тот принес ему смерть.

Линд появился из-за угла каменной надстройки и поманил его рукой.

- Я хотел бы вам кое-что показать, - сказал он.

Годдер последовал за ним в каюту Эгертона. Перед дверью стояли боцман и еще один человек. Капитан тоже был там, но только в каюте. Труп Эгертона все еще лежал на койке, но теперь был прикрыт.

- Взгляните, - сказал Линд и стянул покрывало с лица Эгертона. Черная повязка, закрывающая глаз, сползла или была снята, и лежала рядом со щекой.

Годдер удивленно вскрикнул.

- Черт возьми! - прошептал он. Оба глаза Эгертона были закрыты, но левый, который раньше закрывала черная повязка, имел такие же округлые очертания, как и правый.

- Когда мы его хотели положить на носилки, повязка соскользнула, объяснил Линд и большим пальцем осторожно приоткрыл веко. Потом также осторожно закрыл его. - Совершенно нормальный глаз. Повязка была только ширмой.

- Но зачем это было нужно? - спросил Годдер. - Может быть, его глаз был очень восприимчив к свету?

- Фотофобия? Но ведь кори у него не было, и если глаз очень восприимчив, то он и воспален. На паспорте он тоже снят с повязкой.

Капитан Стин протянул Годдеру паспорт. С фотографии на Годдера смотрело узкое лицо с повязкой на глазу.

- К сожалению, мы должны были информировать вас об этом, мистер Годдер, так как в Маниле вы тоже будете вынуждены выступить свидетелем.

- Да, конечно, - ответил тот. - Но все это кажется мне непонятным. Он посмотрел на Линда. - Может, у вас есть какие-то предположения?

Линд покачал головой.

- Нет. Возможно, конечно, у него был нервный тик, но ничто не говорило за это.

- Что ж, тоже какое-то объяснение. А что насчет похорон? Вы нашли в паспорте какие-нибудь данные о том, кто должен быть извещен о несчастье?

- Одно имя мы нашли, - сказал капитан. - Но эта женщина, по всей вероятности, не родственница. Некто сеньора Консуэла Сантос из Буэнос-Айреса. Ей уже сообщили о случившемся.

Годдер кивнул, и Линд снова набросил покрывало на лицо.

- Вы свободны, - крикнул он людям, которые стояли за дверью.

Годдер смешал у себя в каюте порцию мартини и прошел вместе с ней в салон. Уже стемнело. В салон вошел Барсет, зажег свет и закрыл занавески на иллюминаторах, так как они находились непосредственно под капитанским мостиком.

- О, боже ты мой! - простонал стюард. - Я практически весь, с ног до головы, покрыт гусиной кожей.

- Куда поместили Красиски? - поинтересовался Годдер.

- В госпиталь, туда, где раньше были вы. На дверь навесили еще один замок. Первый помощник здорово накачал его снотворным, но он продолжает подавать голос, так что на нижней палубе сегодня вряд ли кто заснет.

- Будем надеяться, что он все-таки угомонится, ведь силенок у этого человека маловато. Если он будет продолжать бушевать, он сам себя погубит.

- Может, оно было бы и к лучшему... О, боже, находиться на одном корабле с мертвецом и сумасшедшим! - Он закурил сигарету. - Скажите, в Голливуде действительно все так, как об этом говорят? Ну, что там деньги можно найти прямо на улице?

- О, вы хотите стать актером?

- Ну что вы! Я не такого высокого мнения о себе. Но иногда у меня появляется мысль, что было бы совсем недурно иметь там нечто вроде ресторана. Вот это по моей части, ибо, что касается продуктов питания, я в них знаток. А как там с профсоюзами?

- Все идет через профсоюзы, - ответил Годдер.

- Хм, об этом я бы с удовольствием поговорил с вами еще раз. Может быть, вы мне дадите какие-нибудь рекомендации?

Когда Барсет ушел, Годдер снова задумался об Эгертоне. Эта повязка на глазу. Она казалась бессмысленной, пока Эгертона считали именно тем человеком, за которого он себя выдавал. Из этого сразу напрашивался вывод, что он был не тем человеком, за которого себя выдавал, и что он выдумал себе какую-то легенду. Выходит, какой-то авантюрист или мошенник? Но что нужно было ему на дешевом паровом судне? Авантюристы обычно проделывают свои дела на больших океанских лайнерах. Даже если бы он ограбил всех пассажиров, он вряд ли покрыл бы свои расходы.

В салон вошли Керин и Мадлен Леннокс, и Годдер поделился с ними своими соображениями. Им было трудно в это поверить, ибо это было непохоже на Эгертона, как они заявили.

- А где он сел на корабль? - спросил Годдер.

- В Калласе, как и все, - ответила Керин.

- И он ни разу не встречался с Красиски?

Керин задумалась.

- Нет. Они появились на борту в разное время. Красиски, кажется, перед самым отплытием. А потом он внезапно заболел. Мы подумали, что он страдает морской болезнью, но мистер Линд сказал, что у него поднялась температура. И тем не менее мне кажется, что они однажды встречались друг с другом. - Она рассказала об эпизоде, который произошел во время спасения Годдера. - И у меня сложилось впечатление, что Красиски узнал мистера Эгертона, а тот, судя по всему, никогда не видел Красиски.

- Бредовые измышления параноика, - бросил Годдер. - Но, с другой стороны, тут могло быть и другое. Почему Красиски интересовался его глазом?

Вошел капитан Стин и успокоил дам, сказав, что Красиски помещен под замок и что им не нужно беспокоиться. Увидев стакан, стоящий перед Годдером, он очень огорчился.

- Я удивлен, мистер Годдер, что вы больше не питаете уважения к смерти, - заметил он кислым тоном.

Эти люди, подумал Годдер, никогда не поймут, что ход их мыслей неверен. Такие люди всегда уверяют, что мертвый - это не только застывший кусок плоти, который больше никогда не увидит восхода солнца, никогда не услышит пения птиц, никогда больше не выпьет ни капли вина, но они уверены в том, что он ушел в более прекрасную и более богатую жизнь, в вечный рай. И тем не менее им жаль любого мертвого, потому что ему не повезло и потому что он больше не может наслаждаться теми страданиями, которые уготованы ему здесь на земле.

- Капитан, - сказал Годдер, - все это зависит от того, как смотреть на вещи. А поскольку мы уже никогда не сможем спросить об этом Эгертона, то никогда и не узнаем, кто из нас прав.

Вошел Спаркс, неся в руке телеграфный бланк.

- Наконец удалось получить через Калифорнию, сэр, - сказал он. - Я связался с Аргентиной. Сообщение для полковника Эгертона.

- Для него оно немного запоздало, - заметил капитан.

- Да, сэр. И мне очень жаль, что я не получил его немного раньше: оно было составлено сегодня утром. Было бы лучше, если бы аргентинская станция передала его через американские станции.

Стин открыл конверт.

- Хм, подписано именем Консуэла. Должно быть, это та самая женщина, которой мы сейчас послали сообщение.

- Возможно. Через несколько часов мы должны получить ответ. Я буду в радиорубке. - С этими словами радист ушел.

- Ничего тут важного нет, - хмуро сказал капитан. - Но он бы, конечно, порадовался этому сообщению. - Капитан зачитал его вслух:

"Полковнику Уолтеру Эгертону, пароход "Леандр". Энрике присоединяется моим пожеланиям и желает удачного путешествия. С любовью, Консуэла".

У Керин и Мадлен Леннокс на глазах выступили слезы. А Годдер подумал, не слишком ли поздно, через шесть дней желать удачного путешествия. Правда, телеграмма могла застрять в пути.

Когда Годдер на следующее утро, в самом начале девятого, появился в столовой, там еще никого не было. Обе дамы, сообщил стюард, попросили принести им кофе в каюты, а капитан уже позавтракал.

- Никого из них упрекнуть в этом не могу, - сказал Годдер. - Кстати, стюард, как вас зовут?

- Карл Бергер.

- Так вот, Карл, я думаю, мне хватит чашки кофе и чашки компота.

Команда уже в основном устранила повреждения. Остатки зеркала были убраны, была повешена новая лампа. Дырочку в перегородке позади зеркала расширили и забили пробкой, которая была приблизительно того же цвета, что и переборка.

Куря сигарету, Годдер внезапно подумал: очень странно, что Красиски имел с собой на борту оружие. Ведь ему нужно было иметь чемодан с тройным дном, чтобы протащить оружие через таможню. Правда, когда у человека не все дома, он может попытаться протащить с собой целый арсенал.

Потом Годдер осмотрел стул, на котором сидел Эгертон. Ни одна из пуль даже не царапнула дерева. Может быть, они прошил через обивку? Он осмотрел стул с обратной стороны, но и тут не нашел никаких следов.

- Все еще исследуете обстоятельства убийства, Шерлок Холмс? раздался голос позади него. Годдер обернулся. Линд с улыбкой смотрел на него, стоя в дверях и почти закрывая собой весь проем. Он подошел ближе и сел рядом с Годдером.

- Просто у меня появились кое-какие мысли, - ответил тот. - Какого калибра было оружие?

- Девятого. Чешский автоматический револьвер. Но калибр сам по себе не очень-то важен. Самое главное - куда попадет пуля. Вы уже позавтракали? - Годдер кивнул. - Я исследовал оба ранения. Одна пуля пробила ребро, другая - позвоночник. Выходных отверстий от пуль я не нашел, этим и объясняется сильное кровотечение из входных отверстий.

- Все понятно, - ответил Годдер, хотя в какой-то степени остался неудовлетворенным. Он, правда, и сам не знал, чем именно вызвано это чувство. Как бы то ни было, а Линд должен знать больше, чем он. - От Консуэлы Сантос пришел ответ? - спросил он.

- Да. - Линд закурил сигарету. - Сегодня рано утром. У Эгертона нет ни одного родственника, кроме двоюродного брата, с которым он потерял связь уже несколько лет назад. Она считает, что он живет в Австралии, но точно не знает, где. А может, он вообще умер...

- Значит, погребение состоится прямо в открытом море?

Линд кивнул.

- Больше мы ничего не можем сделать. А его багаж сдадим британскому консулу в Маниле. Погребение назначено на четыре. Вы присутствовали хотя бы на одном?

- Нет, - ответил Годдер.

- Ничего особенного это зрелище не представляет. - В сардонических голубых глазах можно было заметить довольный огонек. - Можете появиться в любой одежде. Поскольку вы располагаете обширным гардеробом, я бы надел на вашем месте черный фрак с цилиндром и галстуком-бабочкой... Да, но надо пойти проведать Красиски. Может быть, сейчас мне удастся от него чего-нибудь добиться. Хотите пойти со мной?

- Пойдемте. А что вы, собственно, знаете о нем? Зачем он поплыл в Манилу?

- Когда я его лечил, мне часто доводилось с ним разговаривать. Я не знаю, остались ли у него родственники после войны. Сам он служил в польской армии и попал в 1939 году в плен. Он, как вы сами понимаете, еврей, так что ему пришлось испить всю чашу до дна. Где-то в этот период его, вероятно, к тому же кастрировали. Временами я заставал его в слезах, руками он держался за это место. Ужасно!

После войны он, как и многие другие военнопленные, скитался по разным странам и, наконец, осел в Бразилии. Там принял бразильское гражданство. По профессии он ботаник и перед войной был ассистентом у профессора в Краковском университете. Он специалист по древесине тропических растений и поэтому работал в экспертной конторе по продаже леса. С таким же поручением он ездил в Перу и, видимо, в Минданао и Лузон отправился с теми же функциями. Он любит джунгли. А людей он боится.

- Ничего удивительного в этом нет, - заметил Годдер.

Они спустились на нижнюю палубу. Утро выдалось очень жаркое, но вдалеке, со стороны бак-грота, виднелась темная стена грозовых туч, сквозь которую порой пробивались разряды молнии. Темная, пурпурная пелена дождя висела, словно покрывало.

- Сегодня нам придется пережить еще и грозу, - заметил Линд.

Из-за двери, на которой был навешен замок, не доносилось ни звука. Линд отпер замок и вошел внутрь. Красиски уже не был связан, на нем были только помятые полотняные брюки. Он лежал на одной из нижних полок. Глаза у него были открыты, но ничего не выражали. Линд заговорил с ним сначала по-английски, потом - по-немецки, но ответа не получил. Лишь худая безволосая его грудь ритмично поднималась при вдохе, а рука его один раз смахнула с лица несуществующую муху. Сперва - преподаватель университета, а теперь - живой труп, "развалина" - так, кажется, назвал его Эгертон, после чего был убит этой "развалиной".

- Не хочет говорить, - сказал Годдер.

Линд кивнул.

- Будем надеяться, что это состояние у него пройдет. Но сделать сейчас ничего не можем. Можем только ждать.

Филиппинец принес пластиковую миску с фруктами, на картонной тарелочке несколько бутербродов и воду. С Красиски предусмотрительно сняли ремень и галстук, чтобы он не смог покончить с собой.

Они вышли, и Линд запер за собой дверь.

- Странно, что он такой бледный, - заметил Годдер. - Ведь он так долго находился на свежем воздухе.

- Гелиофобия, - объяснил Линд. - Он не выносит солнечных лучей. Его кожа на солнце буквально вся бы сморщилась. Поэтому он всегда должен был защищаться от света. К тому же в джунглях практически нет солнечного света. На этот счет у него была довольно примитивная шутка. Он говорит о себе, что не тянулся бы к солнцу, а наоборот, убегал бы от него. Хотите пройти со мной! Вы сможете посмотреть, как это делается.

- Вы имеете в виду Эгертона?

- Да. Его как раз готовят для погребения.

Они спустились еще ниже. Вдоль машинного отделения тянулся темный коридор, на противоположной стороне которого находились складские помещения, холодильник стюардов и холодильные установки. Одна из дверей была не закрыта. Линд сунул туда голову.

- Ну, как у вас тут дела?

Они вошли вместе с Годдером. Это была стальная камера, свет в которую проникал только через потолок.

На двух деревянных подставках лежала дверь, а на ней - труп Эгертона. Его как раз зашивали в парусину. Боцману помогал молодой широкоплечий матрос со светлой бородкой. Годдер вспомнил, что кто-то называл его Отто. Оба подняли глаза, но ничего не сказали. Труп был почти уже весь зашит в парусину, оставалась одна голова. Седые волосы теперь находились в полном порядке, и худое лицо в свете яркой электрической лампочки казалось мраморным.

- К ногам прикрепляется груз, - объяснил Линд.

Вошел капитан Стин.

- На задней палубе, у бакборта? - уточнил Линд.

- Да. И мне было бы приятно, если бы все кто захочет участвовать в этой процедуре, явились бы в гражданском платье. За исключением тех, кто находится в наряде, конечно.

Линд кивнул.

- Я доведу это до сведения людей. В команде у нас два британских подданных. Было бы неплохо, если бы они тоже отдали бы ему последний долг. А мистер Годдер, я думаю, согласится представлять собой пассажиров.

- Конечно, - ответил Годдер.

После этого боцман натянул парусину на лицо Эгертона, и оба мужчины начали делать последние стежки в полотне.

6

По обе стороны горизонта родились желтые, как сера, тучи, но солнце все еще продолжало немилосердно палить. Воздух был неподвижен, как перед смерчем. Было удушающе жарко, и Годдер подумал, что было бы гораздо лучше назначить церемонию погребения на более поздний срок, так как если разразится гроза, то мистера Эгертона нельзя будет похоронить со всеми причитающимися в таких случаях почестями.

Вскоре на палубе воздвигли нечто вроде козел, в полутора метрах от борта, и вся свободная от вахты команды собралась полукругом вокруг этого места. Почти все были в гражданском платье: в брюках и белых рубашках, но эти рубашки уже были мокры от пота. Линд надел белый тропический костюм, и Годдер в первый раз увидел его в форме. На заднем плане стояли несколько человек из машинного отделения в рабочей одежде. Годдер, Линд, боцман и два англичанина из команды, единственные, кто был при галстуках, встали рядом с козлами.

Вдали уже грохотал гром, когда с верхней палубы спустились Керин и Мадлен Леннокс, сопровождаемые капитаном Стином, который нес в руке библию. На обеих женщинах были простые летние платья.

Склянки пробили четыре, зазвенел машинный телеграф, и машины остановились.

Линд сделал знак боцману. Стальная дверь трюма поднялась. Годдер последовал за боцманом и двумя англичанами в коридор. Дверь маленькой стальной каюты была открыта, а труп, зашитый в парусину, все еще покоился на двери. Все четверо взяли дверь за края и вынесли труп на яркое солнце. Установив его на козлах, они отступили назад. "Леандр" прошел еще немного по инерции, а потом окончательно замер.

- Помолимся Господу Богу нашему, - сказал капитан, и все склонили головы.

Солнце ярко светило, опаляя всех своими лучами, гром продолжал громыхать, а капитан начал читать молитву:

- Всемогущему Богу было угодно взять к себе душу нашего погибшего товарища, и мы доверяем его бренную оболочку толще морской воды...

При последних словах Линд и боцман приподняли край двери, и труп, зашитый в парусину с грузом, медленно соскользнул в воду. Годдер посмотрел вниз. Неутяжеленный конец сперва надулся, как воздушный шар, запузырился, после чего исчез под водой. При этом Годдер не мог не подумать о похоронах Джерри, которые состоялись пять месяцев тому назад. Он только почему-то подумал, что такое погребение понравилось бы самому Эгертону, если бы он при этом присутствовал.

Снова громыхнул гром, и Линд сделал знак капитану. Стин повернулся к одному из членов команды:

- Скажите мистера Ван Дорну, чтобы он запускал машины.

Годдер обернулся и посмотрел на женщин. У обеих на глазах были слезы.

Обед начался очень тихо. Годдер выпил три порции мартини, но они не подняли его настроения. Все находились в подавленном состоянии, и даже Линд был тише, чем обычно. Гроза до них еще не добралась, но духота стояла изнуряющая. Оба вентилятора работали на полную мощность, но результата не давали почти никакого. Воздух был словно пропитан влагой.

- Пройдет день, и самое трудное останется позади, - заметил Линд. Он повернулся к Годдеру. - Ведь если плыть все время в таком напряжении, то с ума можно сойти.

Годдер ухмыльнулся.

- Только не надо есть грейпфруты, - сказал он.

Линд непонимающе посмотрел на него.

Керин спросила:

- Пусть я глупа, но все же объясните - почему?

- Потому что кожура от них не пойдет ко дну. И будет очень тяжело, если вчерашняя кожура встретится в море с сегодняшней.

В этот момент вошел радист и протянул капитану конверт.

- Это только что пришло через Калифорнию, и Манила вызывает вас видимо, с тем же сообщением.

- Спасибо, Спаркс. - Капитан вскрыл конверт, прочел сообщение, резко отодвинул стул и извинился перед пассажирами. Линда он попросил последовать за ним.

Все удивленно посмотрели друг на друга.

- Будем надеяться, что ничего серьезного, - произнесла миссис Леннокс.

- Конечно, ничего серьезного, - ответил Годдер. - Возможно, только с моим чеком произошли какие-то неувязки, и теперь миссис Брук придется оплатить мой проезд. Я понимаю, это звучит немного резко, но я всегда хотел играть роль избалованной собачонки при хорошенькой женщине.

- В этом случае я обязана вас предупредить, - ответила Керин, - что все мои избалованные собачонки называют меня по имени.

Обмен шутками эмоций не вызвал - было слишком душно и слишком влажно. Кроме того, все думали о радиограмме, после получения которой капитан быстро удалился. Есть из-за жары тоже никто не хотел. Собравшиеся извинились перед стюардом и удалились.

За это время солнце уже успело скрыться за пелену туч. Поэтому все остались на палубе со стороны бакборта. Минут через двадцать появился Линд и сразу же исчез в коридоре. Когда все проходили мимо каюты Эгертона, они увидели сквозь иллюминатор, что Линд находится в его каюте.

- Что случилось? - поинтересовался Годдер.

- Самое, что ни на есть, невероятное. Сейчас я вам расскажу. - Линд закрыл иллюминатор на задвижку, запер дверь каюты на ключ и сунул его в карман. - Пойдемте в салон, - предложил он.

- Капитан считает, что нет смысла утаивать все это от вас, поскольку вы были активным свидетелем всего происшедшего. Когда мы прибудем в Манилу, нас уже будет ожидать полиция и репортеры. Можете спокойно подготовиться к этому.

- В связи с Эгертоном? - спросил Годдер.

Линд кивнул.

- Прочтите вот это, - сказал он и протянул Годдеру две радиограммы. Сперва вот эту. Обе они посланы из Буэнос-Айреса с интервалом в два часа.

Годдер прочел:

"КАПИТАНУ "ЛЕАНДРА" (Радио Сан-Франциско)

СРОЧНО ВЫЯСНИТЕ НА СУДНЕ ПАССАЖИРА КОТОРЫЙ ПОЛЬЗУЕТСЯ ИМЕНЕМ УОЛТЕР ЭГЕРТОН тчк ИМЕЕТ БРИТАНСКИЙ ПАСПОРТ И УТВЕРЖДАЕТ ЧТО БЫЛ ПОЛКОВНИКОМ АНГЛИЙСКОЙ АРМИИ тчк НОСИТ ЧЕРНУЮ ПОВЯЗКУ ЛЕВОМ ГЛАЗУ СЕДЫЕ ВОЛОСЫ СЕДАЯ БОРОДА ГОВОРИТ АНГЛИЙСКОМ ЯЗЫКЕ ВЫСШИХ КЛАССОВ тчк ПРИ НАЛИЧИИ ТАКОГО ПАССАЖИРА НИ В КОЕМ СЛУЧАЕ НЕ СООБЩАТЬ ЕМУ РАДИОГРАММЕ И НЕ ВЫЗЫВАТЬ У НЕГО НИКАКИХ ПОДОЗРЕНИЙ тчк НЕ ПЕРЕДАВАТЬ ЕМУ НИКАКИХ РАДИОГРАММ НА ЕГО ИМЯ тчк МАНИЛЕ ВМЕСТЕ ЛОЦМАНОМ НА БОРТ ПРИБУДЕТ ПОЛИЦИЯ тчк ПАСПОРТ ФАЛЬШИВЫЙ тчк ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ПРЕДПОЛОЖИТЕЛЬНО ГУГО МАЙЕР"

Годдер посмотрел на Линда. Теперь он понял, что тогда выкрикнул Красиски. Он выкрикнул его имя. Обе женщины подтвердят, что Красиски выкрикивал что-то похожее, и Линд кивнул в знак согласия.

После этого Годдер прочел последнюю фразу радиограммы:

"ОТВЕТ ЛЕЙТЕНАНТУ ГАНСУ РИХТЕРУ ПОЛИЦИИ БУЭНОС АЙРЕСА".

- Нет, этого просто не может быть! - воскликнула Керин. - Это был такой милый и очаровательный человек!

Линд развел руками.

- Судя по всему, Красиски не сомневался в этом.

- Но ведь все считали, что Гуго Майер уже двенадцать лет как мертв, настаивала Мадлен Леннокс.

- Не все, - ответил Линд. - Его все еще продолжали искать.

- Должно быть, он почуял, что они напали на его след, и попытался ускользнуть от них, - высказал предположение Годдер.

- Просто ускользнуть - это ему бы не помогло, - сказал Линд. - Ему нужно было изменить свое имя.

- А эта радиограмма от сеньоры Сантос, - сказал Годдер. - Возможно, она содержала намек, что они разыскивают человека по имени Эгертон?

- Неплохая мысль, Шерлок Холмс, - похвалил его Линд и протянул ему второе сообщение. - Вы совершенно правы.

Годдер прочел:

"КАПИТАНУ "ЛЕАНДРА" (Радио Сан-Франциско)

ПОЛУЧИЛИ ВАШУ РАДИОГРАММУ НА ИМЯ КОНСУЭЛЫ САНТОС О СМЕРТИ УОЛТЕРА ЭГЕРТОНА тчк ПОДТВЕРЖДАЮТСЯ ПОДОЗРЕНИЯ ЧТО ЭГЕРТОН БЫЛ ГУГО МАЙЕРОМ тчк СТРОГО ПРЕДПИСЫВАЕТСЯ СОХРАНИТЬ ТРУП ОКОНЧАТЕЛЬНОЙ ИДЕНТИФИКАЦИИ ЛИЧНОСТИ ПОСРЕДСТВОМ ОТПЕЧАТКОВ ПАЛЬЦЕВ ПО ПРИБЫТИЮ МАНИЛУ тчк ПОДРОБНЫЙ ОТВЕТ НА АДРЕС ГАНСА РИХТЕРА"

Годдер тихо присвистнул.

- А время в Буэнос-Айресе...

- Если считать приблизительно, то на четыре часа меньше, чем у нас, ответил Линд.

- Черт возьми! Значит, первая радиограмма была послана приблизительно за два часа до погребения?

- Но вины Спаркса тут никакой нет, - объяснил Линд. - Его часы работы соответствуют международным часам, которые отведены для работы в этой зоне. И капитан тут тоже не виноват. Он послал радиограмму по указанному Эгертоном адресу, и ему ответили, что на труп никто притязаний не имеет. К тому же наш корабль - не отделение полиции. Просто получилась маленькая несогласованность, и уже в следующем сообщении... мы уже можем предположить, что будет в следующей радиограмме.

- Что? А, понимаю! - И Годдер действительно понял, что имел в виду Линд. - На каюту Эгертона наложить сургучные печати?

- Вот именно. Капитан уже дал ответ на первую радиограмму, что Эгертон мертв и погребен в открытом море, когда пришла вторая радиограмма с той же станции. Они, видимо, разошлись в пути. И все же нам ясно, чего они хотят. У них есть отпечатки пальцев Майера, и когда мы прибудем в Манилу, тамошние власти смогут найти в его каюте много отпечатков, которых наверняка хватит для идентификации личности. Но мы и так заперли каюту после того, как сняли постельное белье. Я даже запер иллюминатор, а на двери будет повешен еще один замок.

- А все остальное - рутина. Зеркало, стаканчик для чистки зубов и так далее.

Линд кивнул.

- А каютный стюард говорит, что там есть целый набор военных щеток для волос... с серебряными окантовками. Вот так-то... Ну, мне пора идти на вахту.

Он вышел из салона, а оставшиеся какое-то время пытались переварить все то, что узнали от Линда. Значит, этот очаровательный англичанин на самом деле палач, который хозяйничал в свое время в Польше, и после Эйхмана его ищут очень активно.

- А в итоге выяснится, что все это чепуха, - наконец, сказала Керин.

Нет, подумал Годдер, это не чепуха. Все так и есть, ибо все детали точно соответствуют друг другу. Фальшивая повязка на глазу ясно свидетельствует, что это не Эгертон, а кто-то другой. И если немецкий отдел Интерпола в Буэнос-Айресе и жертва из концентрационного лагеря на корабле "Леандр" одновременно идентифицировали личность Эгертона, то тут уже сомнений быть не могло.

И тем не менее у Годдера были какие-то неясные сомнения; чем они были вызваны, он сам не понимал. Может быть, тем фактом, что поляк смог опознать Майера через четверть века? Нет, дело не в этом. Столь существенно черты не меняются даже за двадцать пять лет, а поляк знал своего мучителя при необычных условиях, так что черты его лица наверняка на всю жизнь запечатлелись в его памяти.

Но потом Годдер все-таки понял, что именно заронило в его душу сомнение, и он даже улыбнулся. Он слишком долго жил в мире иллюзий, а теперь попытался вернуться в обычный и реальный мир. И что же выходило? Выходило, что 24 года мир тщетно искал этого военного преступника, и вдруг этого нациста сразу обнаруживают две личности, которые при этом удалены друг от друга чуть ли не на расстояние половиной земного шара, и обнаруживают его в один и тот же день и даже почти в один и тот же час. Нациста убивают, хоронят в море и идентифицируют, то есть все идет, как по маслу, словно все было запланированно компьютером.

Да, таких случайностей, конечно, не бывает. И в такую случайность трезвый человек поверить не сможет...

- Ну, что вы на это скажете, мистер Годдер? - спросила Мадлен Леннокс.

- О, единственная трагическая фигура в этой драме - это Красиски.

- Так, значит, вы верите, что Эгертон был действительно этим Гуго Майером?

- Да. И если бы власти догадались об этом несколькими часами раньше, то Красиски не нужно было бы проводить остаток своей жизни в клинике для душевнобольных.

Линд предсказал правильно - новая радиограмма потребовала немедленно запечатать каюту и сообщила также, что, как только "Леандр" прибудет а Манилу, на его борт поднимутся эксперты по отпечаткам пальцев.

Различные пресс-агентства уже предложили капитану давать информацию на самых выгодных условиях. А он пил в салоне вместе с другими кофе и казался таким же растерянным, как и остальные.

Потом опять появился Линд и сообщил, что состояние Красиски нисколько не изменилось. Он налил себе чашку кофе и тоже присел.

Керин вздохнула.

- Просто не могу поверить, что ему удалось нас всех так обмануть, сказала она.

Линд улыбнулся.

- Он обманул не только вас. За двадцать лет ему, наверное, удалось обмануть множество людей.

- Должно быть, был первоклассным актером, - вставил Годдер, - иначе его бы давно уже прижали.

Мадлен Леннокс закурила сигарету.

- Теперь мы, наконец, можем подумать о деле без всяких криков и ахов, - сказала она. - Как бы вы поставили эту историю в кино, мистер Годдер?

- Я бы в ней совершенно ничего не изменил, - ответил Годдер.

- Я имею в виду не сюжет, а техническую сторону дела. Столкновение личностей, установку камер и так далее.

- Снимая такую сцену, можно установить только одну камеру. Ее переносят с места на место, снимают с разных точек, и причем каждую картину - отдельно. Главной остается общая картина с задним планом, а детали в основном показывают те, которые кажутся режиссеру наиболее важными. Скажем, разбитый стакан или что-нибудь в том же духе. - Годдер обвел всех глазами. - Вы что, действительно хотите, чтобы я нарисовал вас сценарий во всех подробностях?

- Да, - ответила она. - Мы пережили все это в действительности, и поэтому ваш сценарий нам не помешает и не будет шокировать. Не так ли, Керин?

Та покачала головой. Линд с интересом наблюдал за ней.

- В фильме, который претендует на реалистичность, именно детали и создают достоверность, - начал Годдер. - И естественно, вызывают наибольшие эмоции. Вот один кадр, например: Красиски стоит, держа пистолет в руке, кричит, поднимает руку и стреляет. Он не стреляет в кого-то определенного, потому что Майер даже не стоит рядом со мной. Этот кадр можно использовать позже или вообще вырезать. А вот кадр - камера уже стоит позади Красиски, немного сбоку, чтобы на экране потом было видно, как реагирует на выстрел Майер. Следующий кадр должен показать мистера Линда, который бросается к Красиски, чтобы вырвать у него пистолет. А к тому времени, когда Линд добирается до Майера, гримеры уже нанесли на его рубашку красные пятна, а также красные капли на уголок рта.