Гнев Гефеста

«ЗАЧЕМ ТЫ ПОШЕЛ В ИСПЫТАТЕЛИ?»

Полигон. 1 октября 1988 г.

До испытания «Супер-Фортуны» оставалось несколько часов — время, чтобы успокоиться, собраться с мыслями, сконцентрировать силу воли, — так необходимые для выполнения задания. А Игорем вдруг начало овладевать непонятное беспокойство, которого раньше не было. Вспомнился Андрей с его пессимистическим рассуждением о профессии испытателя: «Оно, может, и интереснее, когда под задницей патрон бабахает». Почему он ушел из испытателей? Первым рвался и Игоря сагитировал. Стал трусить?.. Еще тогда, при испытании «Фортуны», он вел себя довольно странно, ждал отпуска как манны небесной и умчался к морю, ошалевший от радости и не дождавшись последнего слова Арефьева. И дело не в Ольге, не в Вите; любовь его к ним тоже какая-то странная — то воспылает огнем, то быстро и безвозвратно погаснет… Чем же его так напугала «Супер-Фортуна»? Игорю, своему самому близкому другу, ничего толком не объяснил: «Любовь!» Что-то он недоговорил, как и тогда, после заключительного эксперимента с «Фортуной». Хорошо, что в самый последний момент удалось найти причину вращения…

После холодного душа тепло приятно растекалось по телу, успокаивая Игоря, поднимая настроение. Он оделся и вышел на аллею небольшого сквера около профилактория, где никто не мешал ему думать, еще раз прокрутить в памяти все наиболее важные ситуации, которые возникали и могли возникнуть. А их, неожиданных и опасных, ему довелось уже повидать.

…Самолет неторопливо набирал по кругу высоту. Арефьев с интересом наблюдал, как меняются краски полей и садов — они бледнели, приобретали едва уловимый голубоватый оттенок, словно с моря, раскинувшегося по левому борту, ползла дымка. А там, где лежала тень от быстрорастущих мощно-кучевых облаков, земля казалась в причудливых темно-серых заплатках, аляповатых и вызывающе броских. Море же было спокойным и чистым — ни кораблей, ни рыбацких шхун: гидрометеостанция передавала, что во второй половине дня ожидаются грозы с ливнями, и Скоросветов торопился — сразу же после завтрака дал команду готовиться к вылету. С нетерпением ждали экспериментов и Батуров с Арефьевым: хоть и хорошо было здесь, на юге, у моря, а дома лучше. Игорь соскучился по Дине и Любаше, а Андрей спешил встретиться с Ольгой. Но разрешение на полеты было дано лишь после десяти. Сейчас было начало двенадцатого, а облака затянули больше полнеба — справа и слева, спереди и позади. Коридор, по которому летел самолет, заметно сужался.

Наконец стрелка высотомера застыла на четырех тысячах. Самолет развернулся и пошел вдоль береговой черты между двумя рядами башенкообразных облаков.

Вспыхнуло табло «Приготовиться». Игорь привычно глянул на красное кольцо парашюта, высунутое из кармашка, пришитого к лямке, встал и направился к открывшемуся зеву люка. В проеме виднелась земля, серовато-голубая, с размытыми контурами уже скошенных полей, виноградниками, речками и оврагами.

Завыла сирена «Пошел» — и испытатель шагнул в пустоту. Тугая струя воздуха подхватила его, крутнула. Игорь раскинул руки и ноги, прогнулся в пояснице и полетел между облаками лицом к земле.

Воздушный поток был упругим, но податливым, он ласково и освежающе омывал лицо, играл в складках одежды, забирался под наушники шлемофона, напевая какую-то знакомую, давно слышанную мелодию; и на душе у Игоря стало так хорошо и безмятежно, что хотелось вот так лететь и лететь до бесконечности, безостановочно, ощущать ласку ветра и слушать его убаюкивающее пение. Что может быть тревожнее и прекраснее свободного падения над землей! Не зря Дина любила прыжки с задержкой и теперь еще не расстается с мечтой вернуться к парашютному спорту. А за него переживает как за маленького. Ждет не дождется, когда он вернется домой.

Нет, все-таки чертовски здорово жить, любить и быть любимым! Игорь подобрал к животу ноги, напружинился и, оттолкнувшись о воздух как от сетки батута, пошел крутить сальто и кульбиты, спирали и перевороты. Он управлял своим телом и не падал, а парил между облаками, и руки у него были сильные, могучие, как крылья, — стоило ему взмахнуть ими, как направление полета менялось, облака уходили либо влево, либо вправо.

Мелодия в ушах звучала все громче, все торжественнее, встречный поток становился плотнее, стремительнее. Земные предметы принимали более четкие очертания.

Пора. Игорь выровнял тело и дернул кольцо парашюта. Его тряхнуло, и над головой расцвел ярко-оранжевый купол, непривычно маленький, зыбкий. Вариометр, пристегнутый к руке рядом с часами, показал скорость снижения — двадцать метров в секунду. Многовато. В два раза больше обычного. А, по расчетам, должно быть не более восьми метров в секунду. Неужели аэродинамики ошиблись? Вряд ли. Парашют — не катапульта, проще и доступнее.

Внизу облака были сизыми и лохматились по краям. Не в нисходящий ли поток он попал? А если отойти от облака?

Он развернул купол в сторону прогалины. И действительно, стрелка вариометра поползла к десятке, задержалась ненадолго у восьмерки и пошли дальше. Лишь на двойке она остановилась.

— Управляемость парашюта отличная, — сообщил на командно-диспетчерский пункт по портативному передатчику Арефьев. — Снижение два метра в секунду — попал в восходящий поток. Похоже, что зацепился за край облака.

— Что, что? — не понял Скоросветов. — За что зацепился?

— Все в порядке, — успокоил Арефьев и повторил: — Попал в восходящий поток.

— Смотри еще куда-нибудь не попади, — сострил Скоросветов. — Восходящий нас меньше всего интересует. Нам нужны данные обычных условий.

— Понял. Поищу обычные.

И Игорь развернулся снова к облаку — должна же быть золотая середина!

Скорость снижения снова стала быстро расти. Стрелка вариометра проползла шестерку, восьмерку, десятку… Это уже слишком. Надо уходить. Он потянул стропы и увидел, как задрожал край купола и вдруг прогнулся, словно сверху на него что-то упало, Игорь тут же отпустил стропы.

А вариометр показывал уже семнадцать метров. Облака остались вверху, и земля понеслась навстречу непривычно быстро.

— «Альбатрос», прекратите скольжение! — властно прикрикнул Скоросветов.

— Я не скольжу, — ответил Арефьев. — Это проделки нисходящего потока.

Он шутил, но понимал, если нисходящий не ослабнет — шутки плохи.

— Открывай запасной! — В голосе Скоросветова нетрудно было уловить тревогу.

Игорь грустно усмехнулся: Скоросветова волнует личная судьба — провести эксперимент без ЧП, еще раз подтвердить свои незаурядные организаторские способности.

— Высоты достаточно. У земли нисходящий ослабнет, — уверенно доложил Игорь.

Скоросветов промолчал.

А нисходящий поток, казалось, и не думает ослабевать. Земля приближалась и неслась навстречу еще быстрее.

— Запасной! — крикнул Скоросветов.

— Придется все начинать сначала. Разрешите по своему усмотрению? — пошел на риск Арефьев. Он был уверен: у земли снижение замедлится — там воздушная подушка, ее толщины вполне достаточно, чтобы скорость погасла хотя бы до десяти метров в секунду.

— Действуйте. — Это уже голос не Скоросветова — Гайвороненко! — узнал Игорь. Он снова прилетел на полигон и взял на себя ответственность.

На всякий случай Игорь положил руку на кольцо запасного парашюта. И в тот же момент заметил, что скорость снижения упала.

Толчок о землю был довольно ощутимый, Игорь спружинил и повалился на бок. Потянул стропы, погасил купол.

Луг, где он приземлился, был недавно скошен, и трава еще не убрана. Пряный аромат закружил голову, разволновал. И когда из подъехавшей «Волги» вышли генерал Гайвороненко и подполковник Скоросветов, Арефьев чуть ли не бросился к ним с распростертыми объятиями.

— Товарищ генерал-лейтенант! — восторженно начал он рапортовать, — лейтенант Арефьев задание выполнил.

Гайвороненко протянул руку и сказал с улыбкой:

— Поздравляю. Видел твой акробатический этюд. Молодец.

Доволен был и Скоросветов. Он тоже пожал руку Арефьеву и даже дружески хлопнул по плечу. Но ничего не сказал.

— Как система? — спросил Гайвороненко.

— Хорошая. Управляемость превосходная. А для лучшей устойчивости следовало бы купол сделать с отверстием: ткань плотная, и при резких эволюциях купол имеет тенденцию к затуханию.

— Учтите, — повернулся Гайвороненко к Скоросветову.

— Есть! — вытянулся в струнку подполковник.

Подъехала еще одна машина, небольшой стерильно-белый автобус, предназначенный для перевозки испытателей. Из него выскочил Батуров и, не обращая внимания на генерала и подполковника, обнял Игоря.

— Поздравляю. Все великолепно. И «Иван Иванович» сработал на уровне. Теперь очередь за мной.

Игорь испытующе глянул в глаза друга, и тот понял его немой вопрос.

— Вращения не было. И летчики наблюдали, и мы. Но манекен есть манекен. Посмотрим, как «Фортуна» обойдется на сверхзвуке со мной.

— Товарищ Арефьев, садитесь, пожалуйста, сюда, — пригласил Игоря генерал в «Волгу» и, заметив его недоуменный вопрос, подтвердил: — Да, да. Мне надо с вами поговорить. А подполковник Скоросветов поедет в «рафике».

«Волга» развернулась и повезла их к командно-диспетчерскому пункту.

— Я читал ваше заключение относительно «Фортуны», — повернулся генерал к Арефьеву. — Мне оно понравилось — коротко, ясно, принципиально и убедительно.

— Но манекен показал сегодня другое, — возразил Игорь.

— Я склонен больше доверять людям, чем манекенам, — улыбнулся Гайвороненко. Помолчал и продолжил: — Веденин что-то там нашел. Но речь сейчас не о катапульте. Нам нужен опытный, принципиальный и честный, как сама совесть, испытатель. Для приемки средств спасения от КБ и институтов. Давать им объективную оценку, решать, как говорится, судьбу. Работа трудная и ответственная. И я хочу предложить ее вам.

Игорь удивленно и недоверчиво посмотрел в тепло улыбающиеся глаза генерала.

— Меня отстранили даже от испытания катапульт, — негромко сказал он.

— Так уж и отстранили? Считаете, новый парашют менее ценен? Напрасно. И я считаю, Веденин правильно поступил, назначив вас испытывать парашют. — Гайвороненко опустил стекло дверцы. — Воздух-то, воздух какой здесь! — Он сделал глубокий вдох. — Ничего нет прекраснее запаха сена. Мальчишкой я никакой другой постели не признавал. И во время войны спал в копнах. Только, бывало, прикоснусь лицом к терпким былинкам, словно хлороформа дохну — мгновенно засыпал. — Он повернулся к Арефьеву. — А о «Фортуне» не жалейте, все равно ее вам не миновать, так я полагаю. Ответ на мое предложение скажете дома. Обдумайте, с женой посоветуйтесь…

Гайвороненко в тот же день улетел. Группа инженеров и испытателей во главе со Скоросветовым вернулась в профилакторий, расположенный на берегу моря, и сразу отправилась в столовую. Обед по случаю успешного завершения двух экспериментов был приготовлен праздничный, и Игорь впервые за все эти дни после коварства «Фортуны» ел с аппетитом. Предложение Гайвороненко не только вывело его из транса, но и будто вдохнуло силы. Ему хотелось действовать немедленно, лететь на новые эксперименты, испытывать парашюты, катапульты и любые средства спасения для людей или для боевых машин. На душе было хорошо, и он без обиды наблюдал за Скоросветовым, аппетитно уплетавшим куриную ножку, слушал, но не улавливал смысл острот своего друга Батурова, добродушно поддакивал ему, улыбался и ел. Андрей понял состояние друга и придержал его руку.

— Ну и жрать ты здоров. Дома тебя, что ли, не кормят?

— А зачем дома, когда здесь вкусно и бесплатно? — отшутился Игорь и потянулся к тарелке.

— Да подожди ты! — рассердился Батуров. — Сейчас бутылку принесут. В честь таких событий грех на сухую.

Настроение у Андрея тоже было отменное. Хотя перед Игорем он сетовал на то, что доводить «Фортуну» придется ему, на самом же деле был чрезмерно рад оказанному доверию. Интересно, как он отнесется к назначению Игоря испытателем-приемщиком? Отлучение, во всяком случае, он воспринял намного спокойнее, чем ожидал Игорь.

К столу подошла официантка, курносая девушка с ярко подведенными глазами, и протянула Андрею сверток.

— Пожалуйста.

— Век буду вашим покорным слугой, — галантно склонил Батуров голову и прижал руку к сердцу. — И сегодня могу доказать это. Вы во сколько кончаете работу?

— В двадцать один ноль-ноль, — по-военному ответила девушка.

— Отлично. В двадцать один ноль-ноль жду вас у проходной.

Девушка многообещающе улыбнулась и пошла от стола легкой танцующей походкой.

— А как же Оля? — спросил Игорь.

— Оля в Яснограде. А здесь — знойное солнце, море — все к любви располагает. — Андрей выложил из вазы фрукты и вылил туда компот. Пустой стакан спрятал под столом и наполнил его вином. — Чем не компот?

— Мне не наливай, — предупредил Игорь.

— Это почему?

— Мне еще заключение писать.

— Вечером напишешь.

— И желания нет.

— И Кармен наказывала, — вставил Андрей. — Ох и крепко она каблучком тебя придавила.

— Она у меня одна.

— А может, глотнешь? Для настроения.

— Невыдержанность — первый признак безволия.

— Ну и хрен с тобой, выдерживай. — Андрей приложился к стакану и тянул медленно, словно действительно пил компот.

Игорь вышел из столовой, глянул на море и остановился потрясенный: километрах в трех от берега к черному, похожему на громадную гору облаку тянулся высоченный столб воды с воронками по краям — у поверхности моря и у облака. Было хорошо видно, как бурлит вода, кружится и по спирали засасывается вверх, словно там работали невидимые гигантские насосы.

Подошел Андрей, мурлыкая арию: «Я тот, чей взор надежду губит. Я тот, кого никто не любит…»

— На кого мы засмотрелись? — Он положил на плечо Игоря свою тяжелую руку. — О-о, смерч!

— Жаль, фотоаппарат не взял, — вздохнул Игорь. — Такое не часто увидишь.

— Не жалей: смерч — плохое предзнаменование.

— Демон боится предзнаменований?

— Боится?.. «Я царь познанья и свободы, я враг небес, я зло природы…»

Сверкнула молния, и раскатисто загрохотал гром.

— Видишь? — усмехнулся Андрей. — Идем спать.

Он ушел, а Игорь долго еще наблюдал за смерчем, качавшим воду в облако, пока оно не закрыло все небо и не разразилось проливным дождем.

Гроза бушевала остаток дня и всю ночь. Лишь утром облака разорвались и обнажили чистое, синее-синее небо.

— И вечер мне испортил, и костюм, — сетовал на дождь Андрей, когда шел с Игорем на завтрак. — Пришлось на час раньше вставать, вместо физзарядки утюгом заниматься.

Костюм на нем был хорошо выглажен, значок мастера парашютного спорта блестел как новый. От Андрея несло одеколоном.

— Надо попросить Скоросветова, чтобы еще денька на два задержал, — пошутил Игорь.

— В другой раз. А сегодня, — Андрей мечтательно закрыл глаза: — «Ах, милый, как похорошели у Ольги плечи, что за грудь!» Сегодня она моя.

— Боюсь, через неделю ты запоешь другое.

— Зачем так далеко заглядывать, когда мы не в силах узнать, что ждет нас завтра, — усмехнулся Батуров беспечно.

Он оказался недалек от истины: у столовой их поджидал подполковник Скоросветов с двусмысленной улыбкой на лице.

— Вижу, отдохнули, сил набрались, — поздоровался он с обоими за руку. — Домой носы навострили? Куда торопиться, здесь еще лето и море.

Андрей смекнул, в чем дело, и поддакнул:

— Точно, товарищ подполковник. Не мешало бы еще пару денечков отдохнуть. Порыбачить. Говорят, ставрида клюет здорово.

— Ишь чего захотели. — Улыбка сошла с лица Скоросветова, шутка не удалась. — В отпуске рыбачить будете. А на работе работать надо. Что бы вам придумать не очень трудное и приятное? — Скоросветов сделал глубокомысленное лицо. — На воду вам надоело прыгать, в пустыне очень жарко… Вот, кажется, в горах… — Он насмешливо и пытливо глянул на Арефьева, на Батурова.

— Нет уж, в горах пусть кто-нибудь другой прыгает, — не выдержал Андрей.

— Зачем же других искать, когда у вас акклиматизация еще не прошла, — захохотал Скоросветов, довольный, что хоть одного испытателя поймал на крючок. И моментально согнал с лица ухмылку: — Звонил Гайвороненко. Через несколько дней начинаются крупные учения с выброской десанта в горах. Вот вам и поручено прыгнуть на вершину невысокой горки, испытать маневренность парашюта в условиях горных ветров и заодно доставить на радиолокационную станцию аппаратуру радиопротиводействия. Минут через сорок сюда прилетят представители Главного штаба ВВС, привезут аппаратуру и парашюты. Так что завтракайте, готовьте альпинистское снаряжение — и ко мне в комнату. Там объясню все подробнее.

— Что, кроме нас, некого послать? — Батуров не скрывал раздражения.

— А кого? Сами знаете, вас меньше, чем космонавтов. Двое у Коржова, один в отпуске, один травму получил. Ко всему, вы уже прыгали с этим парашютом, вам и карты в руки. Да вы не расстраивайтесь, долго не задержитесь. Прыгнете — и сразу домой. Там вертолет вас будет ждать…

Ан-12 прошел над невысокой горой с плоской эллипсовидной вершиной, где виднелись два маленьких домика и несколько разнообразных антенн, устремленных в небо. Скоросветов из кабины радиста связался с начальником радиостанции, и тот сообщил, что у них внезапно усилился ветер до двадцати метров в секунду — прыгать нельзя.

— Надолго это у вас? — поинтересовался подполковник.

— Судя по резкому падению давления, сегодня не утихнет.

— Что будем делать? — обратился Скоросветов к испытателям.

Арефьев и Батуров переглянулись. Положение — не позавидуешь: выходит, сегодня дома им не быть. Хуже того, падение давления говорило о том, что приближается циклон, а это ухудшение погоды не на день, а может, и не на два.

— Выход один, — Батуров решительно махнул рукой, — прыгать к подножию горы, там ветер слабее. И на своих двоих добираться до вершины. Не зря же мы альпинистское снаряжение прихватили. Иначе аппаратуру не доставить. А учения, сами знаете…

По лицу Скоросветова пробежала обеспокоенность:

— Действительно, выход только один… — Он посмотрел на Арефьева: — Подниметесь? Она и гора-то…

Игорь пожал плечами — не впервые.

Самолет спустился ниже и пошел вокруг горы над долиной.

Штурман рассчитал ветер:

— Около десяти метров.

— Уже легче, — обрадовался Скоросветов. — Подножие лесистое, надо выбрать поляну. Там и вовсе затишье.

Такая поляна вскоре была найдена. Штурман еще раз промерил ветер. Скоросветов проверил и внес поправку. Молоденький лейтенант покраснел, хотел было возразить, но сдержался.

— Давай пристрелочный! — властно скомандовал Скоросветов. Он полностью завладел инициативой и распоряжался штурманом как своим подчиненным.

Игорь наблюдал из иллюминатора за спускаемым ярко-оранжевым куполом пристрелочного парашюта, пока он не опустился точно на поляне. Батуров поднял большой палец:

— Понял? Снайперский глаз у нашего начлиса.

Ан-12 круто развернулся, и Скоросветов дал команду испытателям приготовиться.

Игорь и Андрей поправили лямки подвесной системы тяжелых и больших рюкзаков: там, кроме аппаратуры, находились продовольствие, спальные мешки и всякие другие мелочи, необходимые в горах.

К люку подошел Андрей — на этот раз он прыгал первым, — Игорь стал к нему вплотную.

Штурман подал сигнал.

— Пошел! — подхватил Скоросветов.

То ли расчет оказался неточным, то ли ветер изменил скорость и направление — в горах и такое случается, — но испытатели вскоре поняли, что на поляну не попадут: их понесло в другую сторону. Они начали было скользить, но создалась угроза попасть на острые скалы. А при таком ветре это было небезопасно, и пришлось отказаться от затеи.

Чем ниже они спускались, тем сильнее кружил их воздушный поток. У подножия горы ветер снова изменил направление и понес их над долиной.

Приземлились они на крохотной площадке крутого склона соседней горы. Игорь погасил купол, отстегнул лямки рюкзака. Андрей, опустившийся в двух десятках метров от него, привалился к каменной глыбе и сидел неподвижно.

Самолет сделал над ними круг, покачал крыльями и улетел.

Игорь собрал парашют, придавил его камнем, проверил аппаратуру — она была в порядке, — а вот портативный передатчик оказался разбитым. «Обойдемся», — не стал Игорь расстраиваться и подошел к другу. Андрей встал, пнул ногой купол.

— Постыдись, — урезонил его Игорь. — Лучше поцелуй кусок этой материи, которая спасает жизнь.

— И занесла нас в тартарары, — дополнил Андрей.

— А чем тебе здесь не нравится? Посмотри, какая красота. Романтика!

— Романтика: иди туда, не знаю куда. Это сколько же нам теперь топать?

— Километров десять, не менее.

Андрей присвистнул.

— Вот это прогулочка! Верблюд язык высунет.

— Благодари своего благодетеля врио за снайперский глаз. Штурман постеснялся ему перечить, а он рад стараться…

— Ты это зря. Скоросветов тут ни при чем. Тут сам бог не рассчитает — вон как крутит. — Андрей достал папиросы, спички.

— Не насилуй свои легкие дымом, им еще придется попыхтеть, — предостерег Игорь и протянул другу карамельку. — Возьми лучше вот это.

Андрей послушно выплюнул папиросу, взял конфету.

Они спрятали парашюты, надели рюкзаки и двинулись в путь. На спуск с горы и преодоление долины ушло около часа. Это был самый легкий участок, а они уже вспотели и дышали тяжело, как загнанные лошади. Склон горы, по которой предстояло подниматься, начинался с густых зарослей акации, боярышника и других деревьев с длинными и кручеными, как у лианы, ветвями, и они с трудом отыскали еле приметную, давно не хоженную тропинку. Отдохнули минут десять, и Андрей заторопился:

— К вечеру надо добраться.

Идти было трудно. Колючие ветви цеплялись за рюкзаки, царапали лицо и руки. Тропинка петляла то влево, то вправо, а иногда и совсем обрывалась, и им приходилось продираться сквозь густые заросли. Они часто останавливались, лежали, не снимая рюкзаков и даже не разговаривая. И чем выше поднимались, тем становилось тяжелее.

Наконец заросли поредели, а вскоре и совсем кончились. Но легче не стало: путь все чаще преграждали утесы и скалы, и взбираться приходилось по узеньким карнизам, прибегая к помощи крючьев и веревки.

У Игоря болели плечи: лямки рюкзака врезались в тело и гнули его к земле, сердце учащенно билось; он с трудом переставлял ноги. Батуров шел впереди. Было видно, что ему нелегко, но он шагал легче, тверже ставил свои большущие ноги и не гнул спину под тяжестью рюкзака. А когда они заколачивали крючья, гул стоял такой, будто работали многотонные прессы. Игорь выбивался из сил; Андрей же лишь громче пыхтел, да пот обильнее тек по его круглому лицу.

Неожиданно Батуров сел, снял рюкзак и вдруг рассмеялся:

— Ну не дураки мы с тобой, карабкаемся вверх, как вьючные ослы, когда есть более простой способ.

— Какой? — Игорь перевел дыхание, вытер лицо.

— Вот то-то и оно — какой. Гнать нас надо из испытателей за такое тугодумство. Не зря говорят: умный в гору не пойдет, умный гору обойдет. А мы надрываемся, в то время когда нас вертолет ждет и в рюкзаке передатчик пищит от возмущения за наше слабоумие.

— Не пищит, — возразил Игорь. — Он разбился при приземлении.

— Разбился? — недоверчиво переспросил Батуров. И после небольшой паузы резюмировал: — Все равно дураки. Скоросветов видел, где мы приземлились, и, несомненно, связался с КП и послал за нами вертолет.

— А я сомневаюсь.

— Ну, это в тебе твоя неприязнь к нему говорит. А вообще-то напрасно. Скоросветов, скажу тебе, мужик мудрый и практичный.

— Насчет первого — вопрос спорный, что касается практичности — точно. Только слишком она у него однобокая: практичность в достижении личных целей.

— Ну, знаешь, никто мимо своего рта не пронесет. В этом суть нашего бытия.

— Если суть только в этом, зачем ты пошел в испытатели? Шел бы в официанты — они получают больше.

— Э-э, — усмехнулся Батуров. — Официант не тот колер. Я люблю почет, уважение. — Он перевел разговор в шутку. Игорь не стал спорить, тоже заключил шутливо:

— В таком случае, у нас путь только один — вверх. Не забывай, мы сами напросились. — И Игорь поднялся с земли.

Едва солнце скрылось за горным хребтом, резко похолодало. Камни подернулись инеем и стали скользкими, как лед. Игорь и Андрей выбрали под нависшей скалой площадку, достали спиртовку, вскипятили чай. Ужинали молча. Молча забрались в спальные мешки. У Игоря гудели ноги, и руки так ослабли, что ими трудно было пошевелить; он чувствовал себя разбитым и обессиленным, в каком-то полусонном забытьи, а заснуть никак не мог: жесткое каменное ложе прощупывалось сквозь спальный мешок каждой клеточкой тела, давило выступами, впивалось камешками, и он ворочался с боку на бок, как принцесса на горошине, ругая себя за неприспособленность, изнеженность мягкими белоснежными постелями. Батуров храпел на все горы, а Игорь думал о Дине, о Любаше. Как они там? Дина ждет, волнуется. С полигона он не позвонил, рассчитывал сегодня быть дома… Вернется и сразу засядет за катапульту. Вот только бы отдохнуть. Чертовы камни, все бока болят…

Проснулся Игорь от толчка в спину.

— Может, хватит дрыхнуть? Думал, ты на станцию уже смотал, а ты как сурок на зимней спячке. — Голос Батурова был прежним, веселым и насмешливым, и Игорь обрадовался.

— Не мог я тебя одного здесь бросить. Все-таки друг.

— Нетрудно умереть за друга, трудно найти такого друга, за которого можно умереть, — грустно вздохнул Андрей.

— Вот именно.

Батуров помолчал.

— Вот из-за этого я и не укатил один вниз. Только скажи, что теперь делать будем?

Игорь откинул капюшон и понял, что Андрей имел в виду: небо заволокли черные тучи, ветер гудел как в аэродинамической трубе. Вдалеке сверкали молнии. Начиналась гроза.

— Будем ждать.

— Гениальное решение. Под этой скалой. Ни вниз теперь, ни вверх. И к нам — ни на самолете, ни на вертолете. Вот что значит принцип.

— А ты считаешь, без принципа лучше?

Батуров долго не отвечал.

— Вроде ты умный парень, а поступаешь иногда… Кому нужно твое донкихотство?

— Донкихотство? Объясни в таком случае, в чем заключаются обязанности испытателя.

— Во всяком случае, не в том, чтобы сломать себе шею здесь, в горах. Наше право рисковать там, в небе, а не здесь.

— А что прикажешь делать десантникам, которые выбросятся здесь через два дня? Тоже спускаться вниз и просить вертолет?

— Пусть над этим голову ломает командир.

— Не кажется тебе, что ты слишком преувеличиваешь свою роль?

— Отнюдь. Рисковать за лишнюю сотню — слишком дешевая плата. И в газетах о нас с тобой не напишут.

— О разведчиках мы тоже знаем мало. А их труд не безопаснее.

— Романтик, — усмехнулся Андрей. — Игра в соловьи-разбойники — до определенного возраста.

— Если ты считаешь, что перерос этот возраст, надо уходить из испытателей.

Они замолчали.

Гроза утихла после полудня. Но облака все еще клубились, цеплялись за острые гребни гор, рвались и обрушивались ливнями. Все вокруг стало скользким, зыбким, и продолжить путь они смогли лишь на следующее утро. Не прошли и часа, как вынуждены были остановиться около неширокой, но, казалось, бездонной трещины. На противоположном краю лежал громадный, полированный дождями и ветрами камень.

— Приехали, — вздохнул Андрей и опустился на землю.

Игорь снял рюкзак, достал веревочную лестницу.

— Хочешь шею сломать? — с издевкой спросил Андрей.

— Струсил?

— Я?.. По мне некому слезы лить. А вот по тебе…

Словно в подтверждение его слов где-то загрохотал обвал, и его эхо понеслось по ущелью.