5

Лесли не меньше Гарри была удивлена, да нет, потрясена своим поступком. Как могла она настолько забыться и потерять самообладание, чтобы буквально кинуться на шею этому, по сути дела, чужому мужчине?

Чужому?!

Да, чужому, но…

Вот именно «но»! Этот якобы чужой тебе мужчина дважды без колебаний кинулся на защиту твоей чести, напомнил внутренний голос. Не задумываясь ни на секунду о последствиях, не размышляя о том, выйдет ли победителем…

О да, пора признать, что Гарри произвел на нее впечатление. Несмотря даже на то, что в результате ей приходится вот уже который день заботиться о нем как о беспомощном младенце.

За пять-шесть суток, что они провели вместе, ее чувства к нему пережили перемены если и не круто-радикальные, то все же значительные. Поначалу она была буквально взбешена его вмешательством в ее столкновение с Грязным Тедди, потом гнев отступил, сменившись раздражением от его непрерывного брюзжания и нежелания внять голосу разума.

Но уже буквально на следующий день, когда избитый Гарри отсыпался в номере, она вдруг ощутила, что раздражение ее значительно уменьшилось, уступив место чувству искренней благодарности. Да-да, именно благодарности. За то, что он отнесся к ней не как к красивой игрушке, служащей исключительно для мужского развлечения, а как к человеку, имеющему право на достоинство и уважение. За то время, что она самостоятельно зарабатывала себе на жизнь, Гарри оказался первым и пока единственным, понявшим и признавшим это.

А благодарность естественным образом довольно быстро преобразовалась в нежность. Материнскую или сестринскую… Впрочем, в последние два дня и это чувство подверглось серьезной трансформации, хотя Лесли не желала признаваться даже самой себе, какой именно.

И вот сейчас, пережив очередную моральную встряску, — потому что сцена в баре все же потрясла ее, несмотря на всю внешнюю браваду, — а потом вдруг поняв, что невзначай оброненным словом причинила Гарри боль, и придя от этого в ужас, она не сдержалась, уступила тому, что медленно росло в ней, и поцеловала его.

Внутри нее шла жаркая дискуссия с участием самых разных сторон ее характера о последствиях столь необдуманного шага.

А вдруг ему это было неприятно и тягостно? Может, ты его совсем не привлекаешь?

Даже не смешно. Он совершенно ошеломлен.

Еще бы. Только вот от счастья ли?

А что же во мне такого ужасного, чтобы ему было противно со мной целоваться?

Да то, что каждый встречный и поперечный готов схватить тебя за зад…

Но я-то не готова, чтобы меня хватали. И он отлично понимает это.

Да? С какой бы это стати? Он же говорил, что ему неприятно твое занятие. А ты…

А что я? Оно и мне неприятно. Но какова альтернатива?

Все, хватит! Все заткнитесь! Надоело обсасывать одно и то же! — рявкнул голос здравого смысла.

Да, а если от этого зависит его отношение?

Если зависит, то грош ему цена. На хрен тогда обращать на него внимание, если он ни черта не понимает?

Лесли решилась и осторожно покосилась в его сторону, желая понять, как же Гарри отнесся к ее неожиданной выходке. В первое мгновение она, испугавшись, деланно-легкомысленными фразами заставила его замолчать. С тех пор он не произнес ни слова. Ни единого. Неужели…

Но нет, выражение его лица тут же убедило ее в том, что Гарри далек от презрения или негодования. На нем было написано нечто, напоминающее блаженную улыбку то ли святого, то ли слабоумного, что, впрочем, почти одно и то же.

Лесли моментально успокоилась и, как ей всегда было свойственно, принялась думать о неотложных делах. Первым из которых, как ей казалось, была настоятельная необходимость показать Гарри врачу. Какое-то смутное внутреннее беспокойство подсказывало ей, что пока не следует забывать об осторожности, а поэтому и медицинскую помощь стоит искать по пути, а не там, где они остановятся на ночлег.

Благодарение Господу, ее опасения за здоровье Гарри оказались беспочвенными. Осмотревший его лекарь заявил, что больному необходимы сейчас только покой и усиленное питание для восстановления сил. Перевязку, сделанную утром, одобрил и посоветовал продолжать бинтовать грудную клетку еще неделю, а лучше дней десять.

— И естественно, рекомендую воздержаться на некоторое время от дальних увеселительных прогулок, — закончил он, с неодобрением заметив припаркованный рядом с его приемной непрезентабельный «додж» с калифорнийскими номерами.

— Спасибо, доктор, мы постараемся, — холодно ответила Лесли, помогая Гарри натянуть футболку. — Всего вам доброго.

Они продолжили путь к северу в комфортабельном молчании. Каждый думал о чем-то своем, и, судя по выражению их лиц, в высшей степени приятном.

Первым заговорил Гарри:

— Слушай, Лес, не обращай внимания на старого филина. Что он понимает? Я хочу сказать, что эти доктора, когда им нечего сказать, всегда рекомендуют покой. Надо же им как-то оправдывать свои гонорары. Мы можем ехать столько, сколько надо. Мне это никак не повредит. Какой у тебя план?

— Думаю, нам стоит придерживаться северо-восточного направления. Не знаю, как тебя, но меня немножко утомило это чудовищное пекло. К тому же там цивилизация, там большие города, там можно затеряться. Да и работу найти проще.

— Да, работу… — вздохнул Гарри. — Наверное, ты права. Только кто возьмет меня, неудачника из даже не второсортной, а пятьесортной газетенки…

— Ты не неудачник! — возмущенно перебила его Лесли, но он невозмутимо продолжил:

Не говори о том, чего не знаешь. Я самый настоящий неудачник. За последние пять лет я не написал ни строчки, стоящей чернил, потраченных на это.

— Ха! Ничего удивительного. О чем можно было писать в этом ужасном, занюханном Эль-Дентро?

— Если у человека есть что сказать миру, он скажет об этом, — твердо возразил Гарри.

— Правильно. Но о чем говорить в парализующей разум и чувства провинциальной атмосфере? И кому? Кроме того, такая жизнь засасывает. Так что, может, этот мерзавец Грязный сделал первое в жизни доброе дело — оказал тебе услугу.

Он изумленно посмотрел на нее. Такая мысль как-то не приходила ему в голову.

— А что? — пожала плечами Лесли, заметив его взгляд. — Уверенный в себе человек всегда сможет начать все заново, выбравшись из наезженной колеи.

О да, она была права, надо признать, совершенно права! Единственная сложность заключалась в том, что он как раз и не был уверен в себе. Дженни унесла с собой его уверенность, его твердость, его целеустремленность, оставив лишь полупустую оболочку, которую только по привычке продолжали называть Гарри Джодци.

Несколько лет он даже не задумывался о том, что принесет с собой новый день. Ему это было глубоко безразлично. Он каждое утро отклеивался от мокрой от пота простыни, натягивал джинсы и майку и отправлялся в ту конуру, что гордо именовалась редакцией «Вестника». Отсидев у телефона восемь-девять часов, поднимался и усилием оставшейся в его распоряжении воли вытаскивал себя на улицу и кое-как коротал несколько часов, прежде чем вернуться в темный и душный пенал, который считал своим жильем. Вернуться лишь затем, чтобы погрузиться в тяжелое забытье, отделяющее день сегодняшний от дня завтрашнего…

А ведь если поразмыслить трезво и здраво, почему, собственно говоря, он докатился до такого состояния? Неужели только потому, что женщина предпочла ему другого мужчину и ранила его гордость?

Гарри хмыкнул.

— Что? — немедленно откликнулась Лесли.

— Да нет, ничего. Просто… странные тебя идеи посещают, Лес. Получается, я спасибо должен сказать Грязному Тедди.

— Ну, это уж излишне, но…

— Давай поменяемся местами, — неожиданно предложил он.

— Это еще с какой стати? — удивилась Лесли.

— Я поведу.

— Твое дело сидеть тихо и…

— Нет. Я чувствую себя в силах сделать хоть самую малость для нас обоих. Так что…

Она покосилась на Гарри и впервые за время их знакомства увидела на его лице решимость. Значит, ее слова расшевелили-таки в нем то, что еще оставалось от его достоинства. И это настолько обрадовало ее, что Лесли без дальнейших возражений свернула на обочину и освободила водительское место.

Несмотря на твердое намерение внести лепту в их совместное предприятие, Гарри был слишком слаб, чтобы долго вести машину. Лесли прекрасно понимала это и примерно через час обратила его внимание на небольшой указатель.

— Взгляни, Гарри, по-моему, они предлагают лучшие цены из всех, что мы видели за сегодня. Давай там остановимся.

Он не стал спорить и тут же свернул и проделал последние полмили по тряскому гравию, после чего с невыносимым облегчением покинул машину. Внутри у него все болело, но зато душа ликовала.

Лесли оглядела их новое временное пристанище, потрогала матрасы, обследовала ванную и удовлетворенно заметила:

— Вполне прилично. И прохладно. Нам повезло.

— Угу, — отозвался Гарри и опустился на кровать.

— Я есть хочу. А ты?

— Да не отказался бы пожевать. Может, пиццу закажем? — предложил он.

— Закажем? — Лесли засмеялась. — Да кто же ее сюда повезет? Нет, сейчас я приму душ и быстренько скатаю в город.

— Почему ты? Я пое…

— Потому что мне надо позвонить Пату. Я обещала держать его в курсе, — перебила она.

— Я сам могу позвонить, — упрямо возразил Гарри.

— Безусловно. Но мне надо купить еще кое-какие дамские мелочи, и я предпочла бы сделать это самостоятельно, если не возражаешь, — моментально нашлась Лесли.

Она ясно видела, что сил у него совсем не осталось, но не хотела обижать его. И ее маленькая хитрость сработала — Гарри тут же прекратил сопротивление.

Когда она вернулась, он спал, но, услышав звук открывающейся двери, встрепенулся и приподнялся.

— Лес, это ты?

— Да. — Она бросила на пустую кровать два пакета с покупками, положила на стол необъятного размера плоскую коробку с пиццей и присела рядом с ним. — Как ты, Гарри? Хорошо себя чувствуешь? Отдохнул немного?

— Да, вполне.

— Отлично. Тогда сейчас поедим, потом часа три-четыре поспим и двинемся дальше.

— Почему? — Он попытался разглядеть ее лицо, но в сгущающихся сумерках сделать это было не так-то просто. — Что-нибудь случилось?

Лесли поколебалась, потом решила, что не стоит скрывать правду. Это только оскорбит его, ничего больше.

— Я говорила с Патом.

— Да, и что?

— Вчера какой-то парень был в заведении у Берта, долго смотрел, а потом во всеуслышание заявил, что «все эти коровы ни в какое сравнение не идут с милашкой, что вертит задом у Боба в Ногалесе». Сегодня утром Грязный Тедди отправил Стоннерта и еще двоих своих ребят в Ногалес. Они скоро будут там, Гарри, если еще не добрались. И через час-два узнают, что мы уехали.

Гарри вздохнул. Да, дела неважные… Он ощутил противное трепыхание в желудке, но попытался скрыть свою тревогу от девушки.

— Ну и что? — небрежно бросил он. — Они же не могут искать нас по всему штату.

— Нет, безусловно, не могут. Зато могут опросить ближайшие заправки и узнать, в какую сторону мы направились.

— Черт, Лесли, неужели мы теперь будем постоянно скрываться? Давай обратимся в полицию и…

— Погоди. Не спеши. Почему мы должны сдаваться?

— Мы сдались, когда пустились в бега, — возразил Гарри.

— В общем, ты, пожалуй, прав, хотя в тот момент мне так не казалось. Но зачем сейчас начинать геройствовать, если можно потихоньку ускользнуть?

— А если нас будут преследовать?

— Они же не ФБР. Ну, поспрашивают-поспрашивают в самых очевидных местах и бросят. Если мы сейчас свернем с основного шоссе, то легко затеряемся. Ну, давай, Гарри, пожалуйста, соглашайся! Не хочу я в полицию обращаться…

— Почему? — Он взял ее за плечи и заставил посмотреть ему в глаза. — Почему нет? У тебя… проблемы с законом?

Лесли рассмеялась и легко поцеловала его в нос.

— Нет. Конечно нет. Честно. Но есть некоторые причины, по которым мне не хочется обращаться за помощью, пока не будет крайней в том необходимости.

— Ты расскажешь мне о них?

Девушка посерьезнела, пожевала нижнюю губу, подумала.

— Да, но не сейчас. Попозже. Я обещаю тебе, что ничего криминального за мной не числится. Пожалуйста, поверь мне, Гарри. Я прошу тебя. Пожалуйста.

— Да. Да, конечно, — насколько мог твердо ответил Гарри, хотя не знал, что и думать.

Единственное, в чем он был абсолютно, совершенно, непоколебимо уверен, так это в том, что такие глаза лгать не могут.

— Не обижайся, хорошо? — попросила Лесли. — Мы с тобой так мало знакомы… Ты ведь тоже не готов рассказать мне все. Это же естественно…

Ну да, с горечью подумал Гарри, конечно, мы пока еще практически незнакомы. Что мне известно о ней, кроме того, что, как только я окончательно приду в себя, она перестанет чувствовать себя обязанной опекать меня и спокойно исчезнет? Ведь именно об этом и шла речь тогда, в самом начале, разве нет? А вслух он сказал:

— У меня была самая обычная, совершенно неинтересная жизнь. Школа, потом университет. Затем Эль-Дентро и редакция «Вестника». И вечная скука.

— И когда учился, тоже скучно было? И почему ты выбрал журналистику? Это у тебя наследственное или сам захотел? А как ты из Лос-Анджелеса попал в ту дыру?

Лесли буквально засыпала его вопросами. И Гарри понял, что действительно пока не готов отвечать.

Он попытался незаметно сменить тему, но сделал это так неловко, что она сразу поняла и, чуть усмехнувшись, заметила:

— Вот видишь, я все же была права. — Лесли поднялась, включила свет, рассеяв атмосферу напряженной недосказанности, и открыла привезенную коробку. — Ух, как пахнет! Обожаю пиццу! Давай поднимайся, пока совсем не остыло. Пиво будешь? Я купила, только не знаю, устроит ли тебя такое. Я в нем не очень-то разбираюсь…

— А почему покупаешь? Зачем деньги переводишь, раз сама не пьешь?

— Но тебе же нравится. — Она пожала плечами. — Не вижу пока необходимости экономить по мелочам. У нас не настолько тяжелое положение…

— Что ж, с удовольствием. А ты что пьешь?

Лесли мотнула головой в сторону большого пластикового пакета.

— Сок. Апельсиновый с мякотью. Хочешь?

— Нет, спасибо.

Они быстро поели, перекидываясь ничего не значащими словами, и Лесли поднялась.

— Я в душ. Поставь, пожалуйста, будильник на половину третьего.

— Я поспал до твоего прихода, так что поведу первым, идет?

Лесли взглянула на него со странным выражением лица, словно хотела о чем-то спросить, но боялась, кивнула, вошла в ванную и закрыла за собой дверь. Закрыла, но не заперла…

Гарри собрал то, что осталось от их ужина, выкинул в корзину, осмотрел комнату, снял покрывало с той кровати, что предназначалась для Лесли, и нежно, почти любовно разгладил подушку. Потом выключил свет, вернулся на свою кровать и лег, напряженно вслушиваясь в доносящиеся из ванной звуки. Он вдруг осознал, что она впервые оставила дверь незапертой.

Случайно или…

Эта мысль не давала ему покоя, и Гарри ворочался с боку на бок.

Случайно или…

Ты что, спятил, что ли? — возмутился голос здравого смысла. С какой стати такая девушка… Да что там девушка, не девушка, а богиня оставит дверь открытой? Думаешь, она ждет тебя там? Чтобы ты ей спинку потер? Даже не мечтай, Гарри, жалкий неудачник. Она устала, снова проведя почти целый день в дороге, да еще на жаре, причем опять-таки по твоей вине. Да-да, именно по твоей! А потом еще занималась вашими общими делами, пока ты соизволил отдыхать. Утомился, бедняжка… Перетрудился…

Он снова вздохнул, опять перевернулся, накрыл голову подушкой и приказал своему ироничному собеседнику заткнуться.

А Лесли тем временем стояла под тугими струями горячей воды и тоже прислушивалась, не менее напряженно. Войдет или нет? Решится или побоится? Или даже и не подумает?

С ума сойти! Десятки, сотни мужчин за последние несколько недель выкладывали деньги, и немаленькие, чтобы только посмотреть на ее ноги и грудь, на то, как она бросает в зал клочок блестящей ткани, обливая презрением и их, и их сладострастное восхищение, и их похоть, и их вожделение, источником и целью которого было ее великолепное тело, а он…

Больше получаса простояла Лесли под душем, с минуты на минуту ожидая его появления и в то же время твердя себе, что он не такой, что он рыцарь, дважды кинувшийся на защиту ее чести. И когда наконец-то поняла, что смутным надеждам сбыться не суждено, закрыла воду и завернулась в огромное пушистое махровое полотенце и выглянула из ванной.

Гарри лежал на боку и мерно дышал, вроде бы спал. Она улыбнулась, на цыпочках подобралась к его кровати, нежно тронула губами его щеку и еле слышно шепнула:

— Спокойной ночи. Отдыхай, Гарри.

Излишне, наверное, объяснять, что это легкое прикосновение окончательно лишило его даже надежды уснуть. И когда Лесли наконец уступила усталости и погрузилась в сон, Гарри поднялся, осторожно, чтобы не разбудить, присел на край ее кровати — и смотрел, смотрел, смотрел, впитывая мельчайшие подробности прекрасного лица.

— Богиня, настоящая богиня, — несколько раз тихо произносил он, не в состоянии сдерживать охватившего его восторга и почти что благоговения перед ее красотой.

Загрузка...