Глава 10

На улице Риф продолжал держать ее под руку. Она заметила, что швейцар отвесил Эллиоту почтительный поклон. Перед ними тотчас же оказалась приземистая, обтекаемая бледно-голубая «лагонда». Шофер почтительно распахнул перед Элизабет дверцу машины.

Она старалась овладеть собой и вести себя так, словно ничего не случилось.

– Спасибо, что помогли мне уйти, – начала было Элизабет, но ее голос звучал непривычно для нее самой сдавленно и хрипло. – Большое спасибо, но я на автомобиле.

– Я знаю. – Глаза Эллиота смотрели на нее уверенно и спокойно, в уголках губ пряталась откровенная усмешка. – Но я обратил внимание, что вы не притронулись к еде, и рискну предложить вам перекусить где-нибудь со мной.

– Мне очень жаль, право, но я не могу... – Ее горло совсем пересохло, выговаривать слова было трудно. Боже праведный, если ее так взволновал пустячный пятиминутный разговор с этим человеком, хватит ли у нее сил выдержать обед с ним?!

– И все-таки я настаиваю, – повторил он, слегка удивленный ее упорством и нежеланием принять его предложение. Голос Эллиота оставался совершенно ровным.

– У меня назначена...

Он взял ее под руку, отстранил шофера и сам взялся за дверцу машины. Риф оказался так близко от нее, что Элизабет почувствовала лимонный запах его одеколона и ощутила горячее дыхание на своей щеке. Она видела рядом высокого, стройного и сильного мужчину. Под легким пиджаком у Эллиота угадывалась хорошо развитая мускулатура. Она чувствовала его сильные пальцы на своей руке, и прикосновение их, казалось, обжигало ее.

– Отмените! – сказал он, глядя ей прямо в глаза.

Глядя в его глаза с мелкой россыпью золотых блесток по радужке, Элизабет почему-то подумала о происхождении белого шрама, рассекавшего его бровь.

В груди у нее все сжалось, стало трудно дышать. Никто никогда прежде не удерживал ее таким образом. Его пальцы были не только сильными, но и властными: так хозяин держит принадлежащую ему вещь. И Элизабет понимала, что хотя бы поэтому она не может никуда с ним отправиться. Да и Адам будет взбешен, пойди она с Эллиотом. Их наверняка кто-нибудь увидит вместе, а ведь она сказала Адаму, что едет обедать с Жюльенной. При попытке все ему объяснить можно окончательно запутаться. Пальцы Рифа чуть сжали ее руку, и внезапно Элизабет ощутила какую-то головокружительную беззаботность, неизвестно откуда явившуюся легкость. Ей вдруг стало все равно, увидят их вместе или нет и что придется потом сказать Адаму. Она не собиралась делать ничего дурного. Поэтому ей нечего стыдиться.

– Что ж, хорошо, – сказала она, усаживаясь впереди рядом с ним. – Я согласна.

С высоты своего роста он ей улыбнулся белозубой красивой улыбкой, озарившей загорелое лицо. Он не дал ей ни единого повода для отказа. Эллиот сел за руль и захлопнул дверцу.

– А теперь, – сказал он, заводя двигатель, – скажите мне, что это вам пришло в голову обедать с таким известным бабником, как Ронни Ледшэм?

Она никогда не думала, что по Натан-роуд можно мчаться с такой головокружительной скоростью. Рикши, такси, велосипеды, уличные торговцы со своими тележками – Риф, умело лавируя, легко объезжал всех. Но иногда его маневры казались такими рискованными, что у нее просто дух захватывало.

– Я не собиралась обедать с ним, так вышло, – ответила она, в то время как они неслись мимо парка Цзюлун и поворота на дорогу к новой квартире Элен. – Вообще-то я думала встретить в ресторане Жюльенну.

Он взглянул на нее, и Элизабет поспешно отвела взгляд. Почему-то ей показалось, что между Рифом и ней существует какая-то трудноуловимая, но вполне определенная связь: они понимали друг друга с одного взгляда, как понимают все без слов люди, прожившие много лет под одной крышей. Хотя совместная жизнь не обязательно приводит к этому. К примеру, с Адамом она живет уже много лет, но он не способен до конца понимать ее. В данной ситуации он бы удивленно поднял брови и потребовал объяснений. Он бы допытывался, почему же Элизабет так и не встретилась с Жюльенной, как собиралась, и почему вместо Жюльенны в ресторане оказался Ронни.

Элизабет, стараясь не думать об Адаме и вместе с тем втайне чувствуя себя предательницей, спросила:

– А куда мы едем?

– В один ресторанчик.

Руки Эллиота на руле казались спокойными, сильными, уверенными. Элизабет вдруг захотелось почувствовать эти руки на своем обнаженном теле. Эта неожиданная мысль очень смутила ее: что только в голову не взбредет! Ее охватила легкая паника. Не следовало принимать это приглашение. Нужно было просто поблагодарить Эллиота за то, что помог ей улизнуть из ресторана и избавиться от Ронни, а после этого отклонить приглашение на обед и сразу же ехать к себе домой. Она не Жюльенна, у нее нет опыта, и она не знает, как себя вести с таким умным, напористым и опытным мужчиной, как Риф Эллиот, который может безнаказанно держать в заточении собственную жену. По спине Элизабет пробежал холодок. Интересно, а если она не оправдает его надежд, что же он сделает с ней?..

– В сущности, мы уже приехали, – сказал Риф, с улыбкой взглянув на Элизабет.

Паника в ее душе несколько улеглась. В конце концов, почему она ведет себя как шестнадцатилетняя девчонка, явившаяся на первое в жизни свидание? Надо надеяться, с ней ничего плохого не случится. Она не разочарует Эллиота хотя бы потому, что он ничего не станет от нее требовать. Они просто пообедают вместе. И поболтают. Точно так же, как если бы они встретились где-нибудь у Тома Николсона или на вечеринке у Ледшэмов. Потом она обо всем расскажет Адаму, и они вместе посмеются над идиотом Ронни и неожиданными последствиями его приглашения. Вполне может случиться, что она потом вообще никогда больше не увидится с Рифом Эллиотом наедине.

«Лагонда» остановилась у небольшого скромного заведения. Все окна по фасаду были закрыты жалюзи.

– Вот и замечательно, – сказал Эллиот, обратив внимание на выражение лица Элизабет. – Это не какая-нибудь дыра, а неплохой, весьма респектабельный ресторан.

Когда они вошли, Элизабет на мгновение решила, что спит и все ей снится. Столики в зале были накрыты белоснежными камчатными скатертями; бокалы и рюмки ослепительно сверкали, вымытые до блеска. Серебро тускло переливалось. Ресторанчик походил на маленькое бистро где-нибудь в Париже, на левом берегу Сены. Она и представить не могла, что в пятнадцати минутах езды от Цзюлуна можно найти такое заведение.

Эллиот заказал бутылку охлажденного вина. Было очевидно, что метрдотель отлично знает Рифа. Впрочем, Эллиота, кажется, хорошо знали во всех ресторанах Гонконга.

– Здесь мало кто бывает, но, посидев однажды, сюда потом не раз возвращаются, – пояснил Эллиот.

– А кто же здесь обычно бывает? – удивленно поинтересовалась она.

– Правительственные чиновники, высокопоставленные служащие, те, кому осточертела суматоха Виктории и Цзюлуна и кто стремится хотя бы часок побыть в нормальной, спокойной обстановке.

Она понимающе кивнула. Одного взгляда оказалось достаточно, чтобы понять: это ресторан для избранных, и потому наверняка все здесь очень дорого. Элизабет заказала «Чинзано». Потягивая вермут, она посмотрела на Эллиота. Он произнес:

– Вы так и не дали мне возможности сказать, как я сожалею о том, что невольно причинил вам несколько неприятных минут, но я действительно сожалею, что огорчил вас. Однако, – он пристально посмотрел ей в глаза, – я сожалею лишь о том, что огорчил вас, а вовсе не о своих словах, что сказал тогда. Я и сейчас готов их повторить. Если ваш супруг полагает, что, приехав сюда, может разыгрывать из себя этакого героя-британца, который одной левой готов разделаться с несчастными япошками, он очень заблуждается.

К своему удивлению, Элизабет не испытала никакого гнева. Она так же пристально посмотрела на Эллиота и сказала:

– Мой супруг получил в прошлой войне Крест за храбрость, так что он с полным основанием может считать себя героем.

– Я не утверждаю, что он не смелый человек, – примирительно сказал Эллиот. – Но дело в том, что он совершенно не разбирается в здешней ситуации и делает иногда довольно нелепые замечания.

Официант привез на тележке блюда. Элизабет не унималась:

– Может, это и так, но его точки зрения придерживаются многие, в том числе и люди, которые лучше Адама знают Восток. С мужем полностью солидарен сэр Денхолм Гресби, а также Алистер Манро. Ну а кроме того, никто прежде не говорил, что Алистер дурак.

– Я это говорю! – с раздражающим хладнокровием произнес Эллиот. – Алистер – солдафон, и, как большинство солдафонов, он начисто лишен воображения. Начальство сказало ему, что японцы якобы не представляют угрозы для острова, вот он и повторяет это как попка. Но он абсолютно не прав.

– А сэр Денхолм? – спросила она, заранее зная, что именно Эллиот думает о Денхолме.

В ответ он лишь презрительно фыркнул:

– Денхолм Гресби – классический образчик британской твердолобости. Он уверен, что, раз японцы не способны видеть в темноте, нам нечего бояться ночной атаки с их стороны. Старый тупица, ему не мешало бы задуматься об ошибках, которые были допущены такими, как он, в прошлую войну. А он хочет к прежним ошибкам добавить собственные.

Элизабет сдержалась, чтобы не улыбнуться. Риф так же не терпел сэра Денхолма, как тот терпеть не мог его.

– Скажите, а вы всю жизнь живете в Гонконге? – с интересом спросила она.

– Я отсюда родом, хотя учился в Штатах.

– А вам никогда не хотелось вернуться в Америку и там работать?

На его лице вновь появилась широкая улыбка.

– Нет, не хотелось. Гонконг в моей крови, в моей душе, я плоть от плоти этого острова. Здесь я счастлив, и поэтому здесь мое место.

Она улыбнулась. Ронни как-то упомянул, что Эллиоты – старинная новоорлеанская фамилия. Хотя Риф и говорит, что принадлежит Гонконгу, она без особого труда могла вообразить его прогуливающимся по Французскому кварталу в Новом Орлеане: волосы ниспадают на воротник рубашки, он красив и восхитителен, как античный герой. В Эллиоте чувствовались бесстрашие и отвага, что восхищало ее и вызывало искренний интерес. Она не представляла, что этот человек может пойти на компромисс или смириться с меньшим, чем поначалу хотел бы получить. Риф Эллиот наверняка не заставил бы ее бросить занятия музыкой и не увез бы в Гонконг, зная, что вся ее будущая карьера связана с Лондоном.

Он потянулся через столик и взял ее руку в свою. От этого простого прикосновения по ее телу пробежал ток и душа затрепетала.

– О чем вы сейчас думаете? – спросил он, несколько смутив ее вопросом. – У вас такие грустные глаза. Я хочу знать, почему вы грустите?

С простотой и откровенностью, неожиданными и для самой себя, Элизабет ответила:

– Я думала о музыке. О том, что отдала бы все на свете, лишь бы опять оказаться на сцене. О том, что я потеряла отличный шанс, и мне от этого сейчас грустно.

– А, так вы музыкантша? – В его голосе послышалось удивление. Он внимательно посмотрел на ее руки, на длинные красивые пальцы с овальными ногтями. Затем произнес: – Расскажите поподробнее. Вообще расскажите мне о себе, о ваших мечтах и желаниях, о ваших страхах.

Она даже не попыталась высвободить свою руку.

– Сколько я себя помню, я всегда играла на рояле. Это неотъемлемая часть моей жизни. Я не представляю себя без музыки. Собственно, кто я такая? Я – пианистка. И когда меня лишают возможности совершенствоваться, развиваться – а именно сейчас это и произошло, – чувствую себя... – она выразительно передернула плечами, – ну, как если бы меня лишили пищи.

Он понимающе кивнул, и в эту минуту Элизабет была уверена, что Эллиот вовсе не считает ее слова притворством и лицемерием, что он и вправду понимает ее состояние.

– Мне кажется, – продолжила она, – что я родилась именно для того, чтобы играть на фортепиано. Моя мать была исключительно одаренной в музыкальном отношении, и она научила меня играть еще в раннем возрасте. Когда мне исполнилось шесть лет, моими учителями уже были профессиональные музыканты, а как только мне объяснили смысл нотных знаков, я легко научилась читать ноты. Свои успехи я могу объяснить только одним: где-то в глубине моей души таилось все то, чему меня пытались научить, и преподаватели лишь помогли мне выплеснуть это.

– А потом? – забыв об остывающих блюдах, спросил Эллиот.

Официанты с негодованием наблюдали за ними, заранее зная, что такие клиенты засиживаются допоздна и уйдут очень не скоро.

– Я поступила в школу при Музыкальной академии, а когда мне исполнилось десять лет, умерла мама...

– И?.. – мягко поинтересовался он.

– И отец захотел, чтобы я постоянно была с ним. В глазах Элизабет совершенно не было гнева, более того, Эллиот почувствовал, что ее голос и лицо смягчились, как только она заговорила об отце.

– В душе он был настоящим бродягой. – Уголки ее губ чуть заметно приподнялись в легкой улыбке. – Но из тех бродяг, что дня не проживут без роскоши. Мы все время переезжали: из Парижа в Ниццу, из Женевы в Рим. Чтобы серьезно заниматься музыкой, у меня не было времени. Хотя в отеле «Негреско», где находилась наша постоянная квартира, стоял «Стейнвей».

– А потом? – спросил он, заинтересованный ее рассказом. Он действительно хотел узнать, как это ее угораздило выйти за Адама Гарланда.

– Отец умер, когда мне было семнадцать. Я переехала в Лондон, возобновила занятия музыкой, а через полгода вышла замуж за Адама Гарланда.

– Где же вы с ним познакомились? Он что, тоже занимался музыкой? – спросил Риф, хотя не мог представить себе Гарланда у рояля.

– О нет! – Глаза Элизабет удивленно расширились. Она не сразу сообразила: Эллиоту ничего не известно о том, что Адама она знает с детства. – Адам был лучшим другом моего отца. Сколько себя помню, я знала его с тех самых пор, когда была еще крошечной девочкой.

«Так вот, стало быть, как у них вышло, – подумал Риф, заинтригованный. – Значит, она не ходила на молодежные вечеринки, и у нее не было молодых кавалеров. Смерть отца – и она осталась одна-одинешенька в этом мире, так что нет ничего странного в том, что она вышла замуж за лучшего отцовского друга...»

– Когда я учился в Штатах, – сказал ей Риф, – у меня был очень хороший друг, Роман Раковский, польский дирижер. Он учился в Америке, потому что его родители считали, что американская образовательная система – лучшая в мире. Он уже тогда был потрясающим музыкантом. Ни на что, кроме музыки, не обращал внимания. Еда, девочки – ничто его не интересовало. Благодаря моей дружбе с Романом я очень многое узнал о музыкантах. Например, понял, что для них главное – служение музыке. Не родители, не любовницы или любовники, не друзья, а музыка у них на первом плане.

– Да, а многие родители, любовники и друзья не в состоянии этого понять, – с болью в голосе произнесла Элизабет, и при этих словах Эллиот поморщился, словно и ему передалась часть се боли. – Даже отец не понимал этого. И Адам никак не может понять.

– Стало быть, вы их любили так же сильно, как сильно ранили их сердца, – сказал он с обезоруживающей прямотой, которая отразилась на его лице. – Для того, чтобы таланту в полной мере развиться, необходимо постоянно и много заниматься.

У Элизабет побежали мурашки по спине. Она понимала, что слова Рифа Эллиота – правда. Она долго, слишком долго жила так, как того хотел Адам. Ему в угоду она поступалась очень многим.

– Расскажите мне о Романе Раковском, – попросила Элизабет. – Насколько мне известно, он сейчас в Австралии, не так ли?

И вторая ее ладонь оказалась в его загорелых, красивой формы руках. Такие руки давали чувство надежности и безопасности.

– Да. Он еврей, и двери многих европейских оркестров оказались для него закрытыми. Какое-то время он руководил Берлинским филармоническим оркестром, но из-за расизма Гитлера это оказалось невозможным. Ему даже запретили преподавать. А сейчас он в Сиднее, сочиняет музыку и дирижирует оркестром.

Элизабет взглянула на часы и с ужасом увидела, что уже почти четыре.

– Как поздно, – сказала она, понимая, что пора уходить, и вовсе не желая этого. – Я уже должна быть дома.

Он не спорил. Они наверняка еще увидятся. А когда это произойдет, тогда она никуда не станет торопиться.

Сидя рядом в автомобиле, оба чувствовали: их соединяет нечто невысказанное, что не нуждается в словах.

– Я оставила машину у отеля, – сказала она, когда они выехали на шумные узкие улочки Цзюлуна.

Вскоре Эллиот уже тормозил у отеля «Пенинсула». Элизабет никак не хотелось выходить из машины, ей была ужасна сама мысль о необходимости расставания. Он не предпринимал никаких попыток на прощание прикоснуться к ней. Не пытался договориться о свидании.

Элизабет вышла из автомобиля. Ей казалось невероятным, что еще каких-то четыре часа назад она, ни о чем не подозревая, ехала в «Пенинсулу» обедать с Жюльенной. И пресловутое шестое чувство ничего не подсказало ей.

– До свидания, – сказала она. – Спасибо за обед.

– Вы ни к чему так и не притронулись, – уточнил он.

В этот момент вдруг послышался голос леди Гресби:

– Элизабет! Вот так сюрприз! А где же Адам, в ресторане?

– Я оставлю вас, – сказал Риф Эллиот, видя, что на них надвигается леди Гресби. – Наедине с судьбой.

Улыбнувшись своей дьявольской улыбкой, он надавил на педаль газа и тотчас же смешался с потоком машин.

– Кто это был? – с явным любопытством в голосе поинтересовалась леди Гресби. Она не разглядела Эллиота, стоя против солнца, и сейчас пыталась определить личность попутчика Элизабет, с опозданием приложив руку козырьком к глазам. Не дождавшись от Элизабет ответа, леди Гресби сказала: – На какой-то миг мне почудилось, что с вами был этот ужасный мистер Эллиот!

Элизабет не сочла необходимым что-то ей объяснять. Внезапно на нее навалилась такая усталость, что больше всего захотелось найти какое-нибудь тихое и нежаркое местечко, перевести там дух и выпить прохладительного. Она извинилась перед леди Гресби и быстро поехала не домой, а на гору Виктория, где остановила машину. Скрестив руки на руле, она смотрела на море и небо, на далекие горные вершины.

Действительно, у нее был удивительный день, такого она и не припомнит. Она встречалась, пожалуй, с самым известным человеком в Гонконге. И он позволил себе лишь прикоснуться к ее руке. Впрочем, в глубине души она и сама хотела, чтобы Риф прикоснулся к ней. Несмотря на жару, внутри у Элизабет все похолодело. Ей двадцать пять лет. Впервые в жизни она повстречала мужчину, с которым охотно легла бы в постель. Но ее брак с Адамом вполне счастливый, и она не может пойти навстречу своему желанию.

Элизабет сжала кулаки. Риф наверняка попросит ее о новой встрече, в которой ему придется отказать. Она не может позволить себе связей на стороне, до которых так охоча Жюльенна. Но той удавалось совмещать своих многочисленных любовников с вполне счастливым браком. Если же она изменит Адаму, это в корне разрушит ее жизнь. Она никогда уже не сможет спокойно смотреть в его родное, милое лицо. А если Адам узнает о ее измене, он не сможет равнодушно, подобно Ронни Ледшэму, отнестись к такому известию. Измена жены уничтожит Адама, так придавит, что он не сумеет подняться.

Элизабет откинулась на сиденье и повернула ключ зажигания. Риф Эллиот задел такие струны ее души, о которых она прежде и не подозревала. По дороге домой, к поджидавшему ее мужу, она могла с уверенностью сказать: это открытие не доставило ей радости. Лучше бы ей оставаться в неведении.

– Ну, дорогая, ты хорошо провела день?

Адам сидел в саду, просматривая «Гонконг тайме» и потягивая холодное пиво.

– Да, вполне.

Он протянул ей руку. Элизабет бегло пожала ее и села рядом с мужем на плетеный стул.

– Как там Жюльенна? Все еще дуется на своего Ронни?

– Да. То есть нет. Впрочем, я не знаю.

Он опустил газету и вопросительно посмотрел на жену. Она почувствовала, как внутри у нее похолодело. Никогда прежде она не лгала Адаму, да и сейчас не было нужды говорить ему неправду. Она ведь не совершила ничего предосудительного. Если и была неверна мужу, то лишь мысленно. Она постаралась очаровательно улыбнуться и сказала:

– Я не обедала с Жюльенной. Все на свете перепутала! Мы ведь договорились встретиться с ней на следующей неделе.

– Тогда жаль, что ты не заехала в теннисный клуб. Я выиграл у Стаффорда две партии.

Она опять улыбнулась и, выжидательно помолчав, произнесла:

– А я встретила Рифа Эллиота в ресторане «Пенинсулы», и он настоял на том, чтобы я пообедала с ним. Хотел таким образом извиниться за давешнее недоразумение.

Адам с явным удовольствием смотрел на нее, и Элизабет почувствовала приятное облегчение, словно гора свалилась у нее с плеч.

Но вдруг выражение его лица переменилось, в глазах отразилось полное недоумение.

– Кажется, ты рассказывала, что именно ты уронила бокал и забрызгала ему одежду? Не понимаю, зачем ему было нужно извиняться перед тобой?

– О, в тот раз он очень разозлился, – сказала она деланно безразличным тоном, понимая, что безразличие не вполне ей удается. – И как раз за это скорее всего он и хотел передо мной извиниться.

– Понятно. – Брови Адама сошлись на переносице. Было очевидно, что он ничего не понял. – Ну и что же ты сделала? Неужели пообедала с ним в «Пене»?

– Нет. – Она не повернула головы, чтобы не встретиться с ним взглядом, и сделала вид, будто внимательно наблюдает за голубой сорокой, порхающей между деревьев. – Мы поехали в какой-то ресторан. Там было очень мило. Нужно будет нам как-нибудь съездить туда вместе. Всего пятнадцать минут на машине, – сказала она, неотрывно наблюдая за сорокой. – А потом он довез меня до «Пенинсулы». Только подъехали, я увидела Мириам, и она пригласила нас с тобой в воскресенье на коктейль.

– Господи, надеюсь, она не видела тебя с Эллиотом?! – воскликнул, рывком поднявшись с места, Адам. – Я ведь говорил, чтобы ты думать не смела принимать его приглашение на обед! – Он взволнованно взъерошил свои все еще довольно густые волосы. Было очевидно, что сообщение Элизабет внезапно вывело его из душевного равновесия. – Завтра все в клубе будут знать об этом!

– Не будут, – сказала она, поднявшись со стула, и взяла его за руку. – Солнце ей било прямо в глаза, и она не разглядела Рифа. Так что никаких разговоров не будет. А если бы даже и были, какое это имеет значение? Я просто пообедала с ним, точно так же как иногда обедаю с Томом...

– Но Риф Эллиот – это не Том Николсон! – Адам был взбешен поразительной легкостью, с которой Элизабет назвала Эллиота по имени. – Любая женщина, которую могут увидеть наедине с этим типом, рискует испортить свою репутацию.

– Не понимаю, почему? – чистосердечно поинтересовалась она, выпустив руку мужа и взяв газету и его пустую кружку. – Он был очень мил со мной и не позволил себе ничего лишнего. В отличие от Ронни Ледшэма, который всегда несносен и пристает. И которого ты почему-то считаешь своим другом!

– Никогда прежде ты мне не говорила, что Ронни докучает тебе приставаниями, – сказал он, и его голос сделался подозрительно резким. – Когда и где он себе это позволял?

Назревал скандал, и Элизабет постаралась хоть как-то предотвратить неизбежное развитие событий.

– О Господи, разве это важно? Дорогой, да Ронни волочится за каждой юбкой. Я лишь хочу сказать, что мы должны иметь собственное мнение о людях, а не верить всему, что говорят. Я пообедала с Рифом Эллиотом, он принес мне свои извинения. Он не приставал ко мне, и, кроме того, я не собираюсь впредь обедать с ним. А теперь давай-ка зайдем в дом, выпьем и позабудем обо всем. – Она насильно взяла мужа за руку. – Мириам сказала, что все слухи относительно «Королевских шотландцев» неверны, никто не собирается переводить их в Европу. Они будут находиться здесь как минимум еще год. А пока их передислоцируют, возможно, Элен и Алистер уже поженятся.

Элизабет надеялась, что Риф позвонит ей на следующее утро. Однако он опередил события и позвонил вечером того же дня. Она как раз делала прическу и накладывала макияж, перед тем как отправиться с Адамом в русский ночной клуб. Там собирались многие супружеские пары, познакомившиеся на теннисном корте.

Раздался стук в дверь, и Мей Лин, войдя к Элизабет, сказала своим мягким, несколько птичьим голоском:

– Мистер Эллиот просит вас к телефону, мисси.

Рука Элизабет на мгновение застыла. Она торопливо вышла в просторный прохладный холл, втайне радуясь тому, что Адама не было в спальне и он не мог слышать слова Мей Лин.

При звуках низкого приятного голоса Рифа у Элизабет мурашки пробежали по спине.

– Я жду вас завтра в час дня у парома.

– Нет! – Она собиралась ответить ему предельно спокойно и разозлилась на себя за то, что в ее ответе явственно слышался испуг. Элизабет крепко сжала в руке телефонную трубку. – Нет, – повторила она, на сей раз спокойнее. – Я не буду с вами больше встречаться и обедать.

– Ас чего это вы решили, будто я предложу вам пообедать вдвоем? – весьма удивленный, поинтересовался он. Она хорошо представляла себе, как его губы расплываются в ухмылке, как блестит его иссиня-черная, ниспадающая на лоб челка.

– Как бы там ни было, я не приду, – твердо повторила она.

Последовала непродолжительная пауза, после чего он поинтересовался:

– Почему? Разве вам сегодня было скучно со мной? Или, напротив, потому что вам очень понравилось?

– Вот именно потому, что мне очень понравилось, – шепотом ответила Элизабет и дрожащей рукой положила трубку на рычаг. Она не желала больше слышать его голос. Она боялась, что скиснет и согласится на встречу с Эллиотом, где бы он ее ни назначил. Все ее существо так и хотело выкрикнуть: «Встретимся где угодно и когда угодно!»

Когда Эллиот минут через пять перезвонил, Элизабет сказала Мей Лин, чтобы та передала, что хозяйки уже нет дома. Несколько последующих дней Элизабет упорно отказывалась говорить с ним по телефону.

Через две недели Элизабет и Адам отправились на Новую территорию на пикник. Среди приглашенных были также чета Ледшэмов и Алистер с Элен.

– Во-он там начинается Улица любителей джина, – обратился Алистер к Адаму, указав на далекие холмы, среди которых виднелись недавно выстроенные домишки. – Их начали строить еще в тридцать седьмом, когда пошли разговоры о том, что сингапурскую дивизию перебрасывают сюда для подкрепления. Но дивизия так и не прибыла, и вскоре работы приостановили. Какой смысл в оборонительной линии на самом переднем крае? Да и людей для полноценной обороны все равно недостало бы.

– Насколько протянулась эта линия? – с интересом спросил Адам.

– На одиннадцать миль. Она петляет до самого Ма Лаутонга, это на восточной стороне Цзюлуна. Отдельные ее участки по-настоящему неприступны. Скажем, возле редута Шингмун, в миле к востоку отсюда. Там вырыты глубокие траншеи, сверху сделана насыпь, укрепленная бетоном, пристреляна окружающая местность.

– А почему эта линия получила название Улицы любителей джина? – удивленно спросила Элизабет.

– У вас сейчас что в руке? – с улыбкой спросил Алистер. – Именно поэтому. Это излюбленное место для пикников. Без рюмки или бокала в руке тут редко кого можно увидеть. Это место словно создано для пирушек.

– И вы думаете, что работы по строительству линии обороны будут возобновлены? – спросил Ронни. Он лежал, распластавшись на песке, прикрыв лицо пляжной шляпой Жюльенны.

– Судя по всему, да, хотя я лично не уверен. Ведь даже если каждый житель в Гонконге побывает в тренировочном лагере и потом получит оружие, то все равно не хватит людей на всю линию обороны, тем более в таком месте. Лучшим препятствием был бы пролив между Цзюлуном и островом.

– Господи сохрани! – сухо сказала Элен. – А что же будет с жителями Цзюлуна, если орды желтолицых перейдут границу, а британские войска поспешат переправиться через пролив?

– Эти люди воспользуются паромной переправой, любовь моя, – беззаботно сказал Алистер. – Но поверь, шансы на подобное развитие событий невелики. Япония вовсе не готова с ходу атаковать нас. Более того, кроме Китая, она ни на кого другого не может напасть.

Жюльенна достала бутылку джина и бутылку тоника из вместительной корзины для провизии. Налив изрядную порцию джина, она добавила в него тоника.

– Я слышала, что многие военнослужащие сейчас болеют, – сказала она, обратившись к Алистеру.

– Это вы про малярию? Она согласно кивнула.

– Не понимаю, почему все заразились этой болезнью? Ведь в армии дают таблетки хинина, а также крем от москитов.

– «Королевские шотландцы» считают, что находятся под защитой Всевышнего, – усмехнувшись, сказал Ронни. – И, судя по всему, считается зазорным пить таблетки или мазаться кремами, не так ли, Алистер?

– Если военные с презрением относятся к медикаментам, которые им предписано употреблять, то, значит, они настоящие идиоты, – сказал Алистер, не желая принимать эти слова на свой счет. – А москиты – всем известные твари, готовые сожрать кого угодно. Они кусают «Королевских шотландцев» точно так же, как любого англичанина.

– Дорогой, я не позволю, чтобы они пили твою кровь, – сказала Жюльенна, обратившись к Ронни, который втирал в плечо крем от загара. – Ух, эти противные москиты, наглые насекомые!

Она сдержанно захихикала. Ее отношения с Дерри складывались как нельзя лучше. Она улыбнулась про себя, вспомнив, как вчера они занимались любовью. У Дерри было то, чего совершенно оказался напрочь лишен майор: сексуальное воображение, сравнимое с воображением разве что самой Жюльенны.

С помощью Алистера Элен принялась раскладывать на скатерти приготовленную для пикника провизию. Тут были сырные шарики в йогурте, паштет из копченого угря с крошеным сухим печеньем, салат из свежих яблок, оливки, салями, фенхель, пирог с яблоками и свининой, который Элен приготовила накануне, тосты и тарталетки с изюмом, дыня, начиненная малиной, ром, вино, а также миндальные пирожные специально для Алистера.

– Ты молодчина! – похвалил ее Алистер, и Элен скромно улыбнулась.

Элизабет при виде ее улыбки подумала, что Элен вполне могла изменить свое решение не выходить за Алистера. Казалось, они очень счастливы вдвоем, и, кроме того, Элен сейчас вся так и светилась, чего в помине не было, когда Элизабет впервые увидела ее.

– Пожалуй, я пойду прогуляюсь и заодно посмотрю на эту укрепленную линию, – сказал Адам, поднимаясь и стряхивая с брюк прилипший песок.

– Было бы куда разумнее сейчас поплавать, – предложила Жюльенна и выразительно посмотрела на Адама. Ее взгляд должен был означать что-то вроде: «А если и вы пойдете плавать, то доставите мне двойное удовольствие».

– Может, я и искупаюсь, но только попозже, – сказал он. – После прогулки.

Жюльенна, вздохнув, захихикала над тем, что Адам предпочитает взбираться по склону, вместо того чтобы поплавать и пококетничать с ней. Последние два месяца Жюльенна беззастенчиво пыталась с ним флиртовать, но порой задумывалась: а понимает ли Адам, что она с ним заигрывает? Кем бы ни был Адам, но уж явно не романтиком. Жюльенна взглянула на Элизабет, пытаясь определить, как она относится к желанию мужа прогуляться. На Элизабет были белые шорты и короткая розовая полотняная блузка. Ее ноги казались еще длиннее, чем обычно, а загорелая кожа отливала медово-золотистым цветом. Волосы были собраны сзади в свободный узел. Они так выгорели, что казались серебристыми.

– Скажи, Элизабет, а почему ты никогда не распускаешь волосы по плечам? – спросила Жюльенна, сбросив с себя одежду и оставшись в соблазнительном французском купальнике.

– Так прохладнее голове, – сказала Элизабет, ставя две бутылки шампанского в походный холодильник с водой.

– Будь у меня волосы такого цвета, я постоянно распускала бы их, – заявила Жюльенна, запихивая свои непокорные огненно-рыжие пряди под купальную шапочку. – Распущенные волосы сделали бы тебя эффектнее, а кроме того, ты выглядела бы гораздо моложе. – Внезапно ее глаза расширились, в них мелькнуло понимание. – Понятно! – воскликнула она, застегивая шапочку. – Теперь только до меня дошло, отчего ты всегда делаешь такие строгие, чопорные прически и забираешь волосы вверх! – сказала она, хитро сощурившись. – Обещаю, что никому не расскажу об этом.

Ронни посмотрел на Жюльенну, пытаясь понять, о чем они говорят.

– Буду нема как рыба. – Жюльенна рассмеялась, побежала к морю и с ходу окунулась в пенистые волны.

Ронни посмотрел на Элизабет. Адам отдалился уже на добрую сотню ярдов, он взбирался сейчас по каменистому склону к началу линии обороны. Элен и Алистер сидели близко друг к другу, занятые каким-то разговором, явно не предназначенным для сторонних ушей. Впервые с момента их злополучной встречи в ресторане отеля «Пенинсула» у Ронни появилась возможность спокойно поговорить с Элизабет.

– На прошлой неделе я свалял большого дурака, не так ли? – с сожалением в голосе произнес он. – В ожидании тебя я слишком много выпил, это все и испортило. В этом вся проблема.

– Никакой проблемы не вижу, – сказала Элизабет тоном, каким обычно говорят о малозначащих вещах. – Ты ошибся с самого начала, подбирая кандидатуру.

– Хочешь сказать, что ты не желаешь помочь мне скоротать длинное жаркое лето в Гонконге? – спросил он, и, хотя в его голосе слышались игривые нотки, голубые глаза горели явственным похотливым огнем.

– Да, я не собираюсь тебе помогать, – с легкостью согласилась она.

Он преувеличенно тяжело вздохнул и поинтересовался:

– Ты, случайно, не рассказала Адаму о моем... Ну, о том, что я допустил ошибку, подбирая, так сказать, кандидатуру?

– Во всяком случае, ему неизвестно, как ты обманом завлек меня в ресторан, хотя я и рассказала, что ты приставал ко мне. Мы говорили совершенно о других вещах, и об этом я сказала как бы между прочим.

– Понятно... – Он перевернулся на живот и, сощурившись, наблюдал за маленькой фигуркой, которая стояла почти у самого края глубокой расщелины. – То-то я смотрю, в последнее время он стал сухо со мной разговаривать. Жаль, очень жаль, мне Адам всегда был симпатичен. – Он повернул голову и пристально посмотрел на Элизабет. – Наверное, ты не скажешь мне, о ком вы говорили, когда было упомянуто и мое имя?

Она широко улыбнулась.

– Разумеется, не скажу. – Она вытащила одну бутылку шампанского из воды и потрогала стеклянный бок.

– Холодное?

– Не совсем. – Она опять опустила бутылку в воду. Ронни сказал:

– До нашей встречи в «Пенинсуле» я, собственно говоря, и понятия не имел, что ты дружна с Рифом Эллиотом.

– Не более дружна, чем с тобой, или с Томом Николсоном, или с Алистером. То есть совсем не дружна, если быть точной.

Он осклабился.

– А на мой взгляд, ты с ним куда более дружна, чем, возможно, сама осознаешь. Наверное, Жюльенна была бы чрезвычайно заинтригована, скажи я ей, что во время нашего свидания появился Риф Эллиот и увел тебя с собой.

– Но ты ведь ничего подобного ей не расскажешь! – сказала Элизабет со смехом. – Иначе придется объяснять, что ты сам делал в ресторане и почему Рифу Эллиоту пришлось уводить меня оттуда.

Он стукнул кулаком по песку, давая выход злости.

– Черт бы меня побрал, кажется, ты опять права! Все же послушай человека, который кое-что понимает в жизни. – Внезапно его взгляд сделался мрачным, от прежней шутливости не осталось и следа. – Риф Эллиот совсем не тот человек, связавшись с которым можно рассчитывать на легкие отношения, Элизабет. На твоем месте я бы держался от него подальше. Даже для таких женщин, как Жюльенна, Риф Эллиот создает немало проблем, а что касается тебя и Адама... – Он выразительно пожал плечами.

– Не нужно так переживать обо мне и Адаме, – с неожиданной злостью произнесла Элизабет. Она подобрала ноги и обхватила руками колени. – Я никогда не позволю своим поведением причинить Адаму боль!

– Очень рад это слышать, – искренне сказал Ронни. – А теперь передай, пожалуйста, одну из бутылок и давай как следует выпьем...

Было уже восемь часов вечера, когда наконец пикник на пляже закончился и все отправились по домам. Ронни и Жюльенна уехали в крошечном «моррисе», а всем остальным пришлось как-то разместиться в автомобиле Алистера. Когда они подъехали к Цзюлуну, индийские смоковницы отбрасывали на землю длинные тени, превращая Натан-роуд в длинную «зебру». Элизабет так устала, что ее клонило в сон.

Внезапно она широко раскрыла глаза. Ошибки быть не могло: перед ними двигалась бледно-голубая «лагонда», за рулем которой сидел сильный широкоплечий мужчина. Элизабет поспешно скосила глаза на Адама, но тот болтал с Алистером. Судя по всему, никто не обратил внимания на автомобиль Рифа Эллиота.

Элизабет пригляделась, и внезапно ей стало трудно дышать: Риф был не один. Черная головка с гладкой прической нежно покоилась у него на плече. Элизабет заметила неяркий блеск камней в серьгах женщины, обратила внимание и на дорогую парчу ее наряда. Она неотрывно смотрела на Рифа, который в эту самую минуту рассмеялся и склонил голову к сидевшей рядом с ним женщине. Тут Алистер повернул машину к кварталу, где жила Элен, а «лагонда» продолжила свое движение по Натан-роуд.

В груди у Элизабет так сильно заболело, словно кто-то вонзил ей между лопаток нож. Ей очень хотелось знать, куда именно направлялась счастливая парочка. В «Пенинсулу», должно быть? Или в какой-нибудь дансинг? А может, в «Парижский гриль»? Впрочем, куда бы сейчас они ни ехали, это ее совсем не касалось. Ведь нельзя же серьезно рассчитывать на то, что Эллиот, однажды пообедав с ней, оставит свои любовные похождения. Элизабет с такой силой сжала кулаки, что острые ногти больно впились ей в ладони. О Господи, он ведь даже не флиртовал с ней! Элизабет не позволила ему сказать по телефону, почему он так настаивал на новой встрече с ней. Может, он всего-навсего хотел дать своей очередной любовнице возможность послушать, как Элизабет играет на рояле?

– Ну, вот мы и приехали, – сказала Элен, обратившись к Элизабет, когда автомобиль затормозил у многоэтажного здания. – Великолепный выдался денек.

Элизабет ничего не ответила. Она устала и отвратительно себя чувствовала. Ей и самой было странно ощущать сильный приступ ревности, которая непонятно почему сочеталась с желанием немедленно увидеть Эллиота.

– Давай сразу поедем домой, – сказала она Адаму, когда маленький «моррис» Жюльенны затормозил за их автомобилем.

Адам посмотрел на жену и был поражен ее усталым видом.

– О'кей, дорогая, – согласился он и обхватил ее за плечи. – Именно так мы и сделаем: домой и сразу же в постель. Сегодня был тяжелый день.

Загрузка...