Грёзы и чернила (СИ)

Сон восьмой. Грезы монстров

В Лавке Чудес странно пахло — вишней и можжевельником. Майра принюхалась, пытаясь отыскать источник запаха, одновременного знакомого и чужого, но магазин был на удивление пуст.

Ни Леды, ни Саломеи, ни ранних покупателей. На виду только пустой прилавок с обрезками шпагата и увядших лепестков, а витрины тонкого горного хрусталя пылали изнутри. Артефакты, почуявшие что ни хозяйки, ни ее ученицы нет поблизости, разбрызгивали свое сияние, точно маяки.

Но Майра точно знала, для чего это все — волшебные вещи не красовались, чтобы она восхитилась их великолепием. Они притягивали ее взгляд, пытаясь заставить отомкнуть замок и выпустить на свободу их непредсказуемую силу.

Она не поддалась, через силу отвернулась и зажмурилась, прогоняя из головы этот злой пронизывающий свет.

Астролябии наперебой застрекотали под потолком, точно пытались предупредить о чем-то. Впрочем, они и раньше не были к ней расположены, а теперь и вовсе смеялись над Майрой, которая пришла искать помощи. И не нашла ее.

— Леда? — позвала Майра негромко, боясь нарушить покой вещей, намного страшнее, чем артефакты в витринах. Она не знала наверняка, но по туманным оговоркам травницы, по намекам Саломеи было понятно, что в кладовых Лавки Чудес спрятано нечто, что лучше не вытаскивать на свет без веского повода.

— …сполна расплатилась, — загромыхал капризный голос на лестнице, что вела в квартиру Саломеи. — Почему ты заставляешь меня страдать?!

Кто-то из клиентов? Но Саломея никого не пускает наверх! Самой Майре пришлось потом и слезами заслужить право подниматься на второй этаж, не убеждая каждый раз домашнего сфинкса-охранника, что ей разрешили. Саломея в сфинксе души не чаяла, несмотря на его паскудный характер и мерзейшие похабные загадки.

— Здесь я решаю, когда ты расплатилась, — Саломея была равнодушна и спокойна. Этот голос, переливающийся как северное сияние и такой же холодный, она использовала только в тех случаях, когда кто-то забывал о своем месте. Майра терпеть его не могла, хоть и слышала его за много лет всего дважды.

— Но, Верховная!..

— Ты задержалась, Пасифая. До скорой встречи.

Разговор был закончен, по деревянным ступенькам застучали каблуки. Кто бы ни был в гостях у ведьмы, уходил он ни в духе.

Майра заозиралась, ища укрытия — под горячую руку незнакомой чародейки она попадать не желала. Дальняя витрина потемнела, ощущая присутствие Саломеи, а значит, там было безопасно. Майра юркнула в угол, затаила дыхание.

Дверь распахнулась, и в лавку на всех парах вылетела молодая женщина. Волшебница. Хотя, чему удивляться, смертные к Саломее никогда не заглядывали.

И сколько ни встречала Майра магов и ведьм, никогда не могла привыкнуть к тому, насколько они все — без исключения — красивы. Но Пасифая обладала той красотой, от которой хотелось опустить глаза в пол, чтобы не оскорблять своим взглядом.

Медно-рыжие волосы вились тугими пружинками, стекали по плечам и спине, и казалось, что вся ее фигура объята ласковым, прирученным огнем. Комбинезон из шелка, облегающий тонкую талию и длинные ноги как вторая кожа, звенел от сотни золотых монет, нашитых на рукава. Но самым примечательным в ее облике были губы — пухлые и красные, точно она предпочитала на обед кусок сырого мяса на костяном фарфоре.

— Чтоб я еще раз!.. — прошипела Пасифая, поправляя меховую накидку, сползающую с плеча. — Мерзкая старуха!..

Под потолком сверкнула сердитая молния. Затем еще одна — намного ближе к чародейке, и в нос ударил отвратительный запах паленого волоса.

Пасифая завизжала, всплескивая руками — ее локоны медленно тлели, наполняя лавку удушливой вонью.

— Следи за языком, девочка, — надменно процедила Саломея, вплывая в зал. — Не стоит заводить слишком могущественных врагов, пока ты еще так юна. Иначе однажды утром кто-то может решить, что ты будешь полезнее в качестве ручной крысы. Или в виде плесени на лимонном пироге.

Верховная не угрожала. Зачем? Ей ничего не стоило превратить кого угодно в грызуна или плесень, если те это заслужили.

Пасифая в ответ только капризно топнула ногой, вскидывая голову:

— Я расплатилась! Прекрати использовать меня!

Майра тихонько откашлялась, выходя из-за витрины. Она и так подслушала больше, чем следовало. Еще немного, и Саломея сотрет ей память, защищая свои и чужие секреты.

При ее появлении Пасифая скривилась, как будто позавтракала чем-то несвежим. Почти рассеявшийся аромат вишни и можжевельника усилился, когда чародейка в два шага оказалась рядом. Даже на высоких каблуках она была на полголовы ниже пожирательницы снов, но все равно умудрялась смотреть сверху вниз, словно пожирательница снов была чем-то вроде клеща или таракана. Впрочем, в глазах обеих Школа так оно и было. Пожиратели смерти — паразиты на тучном теле Столицы.

— Ты.

Острый ноготь впился в плечо, когда Пасифая бесцеремонно толкнула ее к витринам. Стеклянная дверца зазвенела, артефакты взволновались — еще никогда Майра не оказывалась к ним так близко. Они чувствовали ее слабость, тянулись, чтобы опутать-околдовать и использовать в своих интересах.

— Шпионишь? Он использует тебя, чтобы накопать грязи? — волосы у Пасифаи зашевелились, словно клубок потревоженных ядовитых змей. Майра распахнула глаза, наблюдая, как локоны переплетаются между собой, покрываются блестящей чешуей. Змеи?

— Говори!

— Ты меня с кем-то путаешь, — тихо, но твердо ответила Майра, скашивая глаза на змею, что прижалась к ее щеке извилистым холодным телом. Змейка щекотала раздвоенным языком и изогнутыми клыками кожу, но не пускала их в ход. Пока.

Пасифая засмеялась — мелодично, но жутко. Запах вишни стал приторным и подавляющим, от него кружилась голова и слегка тошнило. Майра хватала воздух ртом, но невидимый ошейник на ее шее сжимался все туже и туже, и перед глазами маячили черные мушки.

Но Саломее, которая наблюдала за ними, этот цирк уже надоел.

— Уходи, — сказала она негромко, цокнув языком. И Пасифая пропала.

Однако исчезла чародейка не сразу: сначала стали прозрачными и растаяли ее глянцевые туфельки, следом — комбинезон вместе с изящным телом танцовщицы. Последней пропала голова — Пасифая удивленно округляла глаза и шевелила губами, лишенная голоса. Вместе с ней сгинул и душный аромат ее духов. Почему он казался таким знакомым?

— Не злись, — рассеянно произнесла Саломея, перебирая пальцами своими жемчуга и не глядя на Майру. — У всех бывают плохие дни. К тому же, у нее действительно есть причины подозревать тебя, в чем угодно.

Майра бестолково покачала головой, все еще ощущая, как по ее лицу скользит холодная чешуя. Стать жертвой чужой иллюзии не слишком приятно, и Пасифая знала, как нагнать ужаса, но что вывело ее из себя?

— Ты разве не знаешь? — Саломея улыбалась — и эта улыбка не предвещала ничего хорошего. Так улыбается палач, прежде чем взяться за топор.

— Вся Столица знает, что Орфей таскает за собой пожирательницу снов, как собачонку на привязи. Гадают — задолжала ты ему или это вынужденный союз. Делают ставки, как быстро он от тебя избавится и какой способ для этого выберет. Если поставить на “зеро” в Темном Тотализаторе, то можно сорвать куш.

— Зеро?

— Смерть.

Жестокие слова ударили под дых. Наивной Майра никогда не была и знала, что слухи непременно поползут — монстр и чародей из первой лиги Шабаша, что у них может быть общего? Либо рабство, либо вынужденное сотрудничество.

И еще никто, кроме Саломеи, не утруждал себя выплеснуть ей горькую правду прямо в лицо. Только Верховная знала, как одной фразой вскрыть панцирь Майры и обнажить мягкую беззащитную сердцевину. А дальше можно делать все, что заблагорассудится.

— И что? Какое Пасифае до этого дело? Что нам делить?

Майра не сдержала нервный смешок. Неужели волшебница тревожилась за репутацию Орфея? Трудно было найти людей в Темной Столице, у кого было бы еще меньше общего, чем у нее и Пасифаи.

Чародейка, у которой силы столько, что одним дыханием она могла стереть и саму Майру, и любое упоминание о ней из чужих воспоминаний. И монстр, что глубокой ночью прячется на одиноких остановках или среди барельефов станций метро, подкарауливая очередную жертву.

Но если ведьма и разделяла ее веселье, то не полностью. Саломея приблизилась и наклонилась к ее уху, словно собиралась раскрыть страшный секрет.

— Пасифая — очень важный человек для Орфея. Кажется, у меня до сих пор где-то лежит приглашение на их несостоявшуюся свадьбу. Это должно было стать приемом века, столько высокопоставленных гостей!..

Майра забыла сделать вдох. Вот оно что — Пасифая невеста Орфея. Бывшая, но какое это имеет значение?

За спиной скрипнула дверь, и на пороге возникла Леда, с ног до головы припорошенная снегом, с огромным количеством бумажных пакетов в руках.

— Ну и погодка, — пробубнила она, стряхивая снежные хлопья со шляпы. — Лучше бы я сидела дома.

Но Майра ее едва слышала. Теперь вишня и можжевельник обретали смысл — именно так пахли сны Орфея, полные тоски по той, кто больше никогда не вернется.

***

— Ты никуда не пойдешь, — отрезала Саломея. — Ты не посмеешь! Леда!

Леда все запреты своей наставницы пропускала мимо ушей. Юркой молнией она металась между кладовыми — уходящий в темноту длинный ряд одинаковых дверей в дальней части лавки, — наполняя объемную сумку связками трав, кристаллами и склянками с разноцветными порошками. Майра смотрела и диву давалась — вечно полусонная и медлительная, теперь травница двигалась быстрее пули, словно ее подгоняла толпа невидимых духов.

Она что-то бормотала себе под нос, сверяясь с пухлой книгой учета, которую всегда лежала на рабочем столе. Пробегала пальцами по строчкам, шевелила губами и собирала в мешок все, на что падал глаз.

Сама Майра забилась в угол рядом с потухшим камином и старалась лишний раз не отсвечивать. Саломея недобро зыркала на них обеих и скрипела зубами. Поначалу она уговаривала Леду остаться ласковым голосом, словно любящая мать, потом перешла с торга к угрозам. Но и они не помогли.

Майра ждала, что травница возьмет наставницу за руку, как уже бывало, и вкрадчивым, нежным голосом уймет все ее тревоги: “я скоро вернусь”, “это не займет много времени”, “хочешь сделаю тебе яблочный чай с корицей?”.

Вместо этого она повернулась к Майре, которая под пристальным взглядом встала с кресла и выпрямилась, как на плацу.

— Проведешь меня внутрь? — спросила Леда, глядя как будто бы сквозь нее. Физически она еще присутствовала в лавке, но мыслями уже была там, где Лука сражался с болезнью.

В сумке, закинутой на плечо, звенело стекло и десяток рубиновых амулетов. К груди она прижимала горшок с цветком — мелкие багровые листья колыхались под несуществующим сквозняком

— Конечно, — немедленно ответила Майра и растерялась. Повезет ли? У нее был доступ в дом на Сливовой улице, но будут ли там рады Леде?

Она нашарила в кармане ключ-визитку, решив, что как-нибудь договорится с Орфеем и Бурбоном. С котом, впрочем, пойти на сделку будет даже проще — животные, особенно волшебные, с первой встречи влюблялись в травницу без памяти.

Но Саломея не собиралась сдаваться. Она ударила ладонью по столу, и серебристые искры брызнули во все стороны, заплясали на ее старомодном платье.

— Ты. Никуда. Не. Пойдешь.

Верховная ведьма выплевывала каждое слово, вколачивала их в воздух, и тот вибрировал, откликаясь на силу.

И впервые на памяти Майры, Леда дала ей отпор. Сжала горшок еще крепче, пачкая руки в бриллиантовой смоле, что закапала с листьев, упрямо вскинула голову.

— Я больше не ребенок, до моего Восхождения остались считанные дни. Позволь мне самой решать, что делать.

Саломея сдулась, будто напоминание о взрослении ученицы тонким острием пронзило ее решимость всеми силами защищать. На долю секунды Майра рассмотрела на ее грустном, обескураженном лице боль. Но та сгинула слишком быстро.

Наверное, стоило вмешаться, пока не стало слишком поздно. Саломея могла разозлиться по-настоящему, и тогда последствия станут необратимыми. Майра отлично помнила, как ведьма — много лет назад, еще до своего отъезда на запад, — расправилась с вором, что попытался стянуть из кассы горсть мелких монет.

Его обугленный силуэт на стене мозолил глаза до тех пор, как ведьма не решила, что хватит с воришки позора.

— Она со мной, — произнесла Майра тихо, чувствуя, как над головой сгущаются тучи. В их глубине рокотал гром и сверкали молнии, а астролябии, спрятанные теперь за сердитыми кучевыми облаками, истерически стрекотали, предсказывая бурю.

— Как будто ты сможешь ее защитить! Ты даже себя не в силах защитить! — в сердцах бросила Саломея в ответ, и бокал, стоявший на кофейном столике, разбился. Майра взглянула на осколки, игнорируя пульсирующую боль в груди. Дышать стало в разы тяжелее, воздух забивался в легкие и вяз там, как в мокрой вате.

Саломея частенько говорила обидные вещи, но еще никогда — таким тоном. Пренебрежительным и злым, предназначенным только для того, чтобы ужалить побольнее. У нее получилось, теперь Майра не могла избавиться от ощущения, что между пятым и шестым ребром застряло что-то острое и металлическое, как рыболовный крючок.

— Пойдем, — Леда нетерпеливо дернула застывшую Майру за руку. — Времени совсем не осталось.

Они вышли из магазина. Ноги увязали в снегу по щиколотку, дома вокруг лавки стали белыми и ажурными, как кружевная салфетка.

Майра дрожала, но не от холода. Дрожала и Леда — руки ходуном ходили, когда она перехватила горшок поудобнее и сделала глубокий вдох. Юная чародейка-травницы, отказавшись выполнять прихоти своей наставницы, была испугана до икоты, как будто едва успела увернуться от скоростного поезда.

— Ближе нее у меня никого нет, — произнеса Леда, глядя только себе под ноги. — Но если она захочет встать между мной и тем, чего я хочу больше всего, мне придется сделать выбор.

***

Дверь дома номер четыре была широко распахнута, когда они поднялись на крыльцо. На пороге сидел Бурбон, прикрыв золотые глаза, и шевелил ушами, прислушиваясь к шороху падающего в саду снега. За недолгое отсутствие Майры он будто бы стал еще больше, шкура отливала тусклым золотом.

Леда восхищенно охнула, опускаясь на колени рядом с котом, и безропотно позволила усатому негодяю инспектировать ее сумку. Бурбон залез в нее почти полностью и несколько минут увлеченно играл с пузырьками и сушеными травами, которые так соблазнительно шелестели, если поддеть их когтистой лапой.

— Так, хватит, — Майре хватило наглости вытащить его из мешка за шиворот, не получив при этом ни единой царапины. Бурбон возмущенно зашипел и начал демонстративно вылизываться. — Где Лука?

— В гостевой спальне, — ответил вместо Бурбона Орфей, выходя в холл из пустоты. Двигался он, как и его питомец, с ленивой грацией и совершенно бесшумно.

— По лестнице, третья дверь справа.

Леда кивнула, хватая мешок, и поспешила на второй этаж в сопровождении Бурбона. Кот в два прыжка добрался до верхней площадки и теперь возмущенно фыркал, мотая косматой головой, а Леда смеялась негромко, точно понимала по-кошачьи.

— Ему не стало лучше. Уже начинал думать, что придется вызывать матушку, — Орфей скривился, возвращаясь на кухню. Майра последовала за ним.

Она ведь не ослышалась? Мать? Орфей за недолгий срок знакомства и сам не упоминал о семье, и не спрашивал о личном, поэтому внезапное осознание, что у Орфея, как у всякого человеческого существа, есть родители, немного приземляло.

Маги обеих Школ отчаянно цеплялись за родственные связи. Ты ведешь свой род с самых Смутных Времен? Отлично.

Затесалась кровь какого-нибудь несчастного Древнего, которого сразила красотой твоя пробабка? Еще лучше.

Дальний родственник — седьмая вода на киселе — прославился тем, что создал заклинание, спасающее от расстройства желудка и тем самым облагодетельствовал весь Шабаш? Просто замечательно! Да, вещь вроде бы ничтожная, но в некотором смысле жизненно необходимая.

Майра, чья семья до десятого колена состояла из пожирателей снов и — очень редко — смертных — похвастаться генеалогическим древом с выдающимися родственниками не могла. Единственной причиной для гордости было то, что ее пра-пра-прабабушку не повесили на ветке ясеня, когда односельчане заподозрили, что им не чудится, и та действительно еженощно появляется у их постелей. Соседи запирали двери в избы на три щеколды, посыпали пороги солью, молились в красном углу, чтобы высшая сила избавила их от напасти. Бабке приписывали роман с демоном, одержимость и даже сводящую с ума жажду человеческой плоти, но в итоге — неизвестно как — ей удалось отстоять свою невиновность.

За время отсутствия Майры в доме поменялось немногое — со стола исчез котелок, зато появилось много других интересных вещичек. Зелье же, ставшее после готовности малиновым и густым, как желе, было разлито в десять разномастных бутылок, выставленных шеренгой у темного окна.

Орфей, вернувшийся в работе, кончиками пальцев пересчитал горсть медных скарабеев, выполненных неизвестным мастером во всех подробностях — от усиков до бороздок на крылья, и расстелил на столе тонкую тряпицу — прожженную в трех местах. А потом уставился в толстую книгу, что парила в воздухе у его лица.

— Чем ты занят?

Чародей взглянул на нее — то ли задумчиво, то ли раздраженно:

— Создаю артефакт.

— Для себя?

Он утомленно вздохнул, потирая руки, будто пытался их согреть.

— В том числе.

Чернильные часы на предплечье вновь изменились. Майра не могла рассмотреть как следует — слишком далеко стоял Орфей и слишком быстро двигались его руки, выплетающие магией затейливый узор, но стрелки сместились.

Что это за часы? Что случится, когда наступит полночь? Эти вопрос терзали ее несколько дней.

На столе вновь стояла куколка. Майра смотрела на нее со спокойной злостью, как собака смотрит на ошейник, к которому давно привыкла. Подмывало, конечно, выгадать момент, когда Орфей отвернется, схватить куколку и спрятать в карман, а затем — сбежать.

Но она рассуждала здраво — если Орфей смог создать одну, что мешает ему создать новую?

И пока она гипнотизировала взглядом свою копию, стало ясно, что Орфей, не отвлекаясь от дела, перемещает куколку по столу так, чтобы до нее не дотягивался ни вновь разведенный огонь, ни разноцветный курящийся дым от реторт, заполненных газом и расплавленным золотом.

— Посмотрим, — пробормотал чародей, взмахом ладони переворачивая желтые страницы. Книга послушно листала сама себя, открывая новые рисунки, новые формулы, новые диаграммы. Для Майра они не имели смысла, но Орфей отлично знал, что искал.

— Нет, верни назад. Следующая страница. Да нет же, следующая! Да, вот оно. Угу, а что дальше?

Вернулся Бурбон и с тихим мурлыканьем устроился у нее на коленях, позволяя трепать рыжую гриву, пропуская шелковую шерсть сквозь пальцы. Порой он подергивал хвостом, если ласка становилась слишком навязчивой, или фыркал — совсем по-человечески.

В кармане звякнул позабытый, почти полностью разряженный телефон. Майра украдкой вытащила его, чтобы полюбоваться на фотографию Бая — крепко спящего, с рисунком в виде кошачьих усов на щеках. На подушке рядом лежал отброшенный за ненадобностью несмываемый маркер. Аврора сопроводила фото лаконичным “кот в спячке”.

— Детский сад, — с улыбкой пробормотала Майра, пряча телефон обратно в карман. Рядом с чародеем и творящейся магией он работал из рук вон плохо — изображение шло полосами, клавиатура сама по себе набирала абракадабру, а затем мобильник и вовсе отключился, истратив последние крохи заряда.

Были там ещё сообщения — пара дюжин непрочитанных, с незнакомого номера, но известным отправителем. Яромил без устали пытался связаться с ней, любым способом, умолял увидеться — хотя бы на минуту, но Майра смахивала уведомления “Ghostogram” без сожаления. Дважды в эту реку она уже не войдет.

Орфей беседовал со своей книгой, как с человеком — спорил, ругался, хвалил за то, что та без подсказки показывала ему нужную страницу. И призываемая магия обвивалась вокруг него плотным коконом цвета меди.

— Сделай мне одолжение? — он повернулся к Майре, аккуратно держа на вытянутых руках скарабеев. Металл на их спинках раскалился и потек тяжелыми каплями на голую кожу. Та мгновенно вспухла свежими ожогами, но Орфей, казалось, не замечал боли.

Она села прямо, складывая руки перед собой. Бурбон, лишившийся внимания, спрыгнул с ее коленей, вальяжно удаляясь. Всем своим видом кот показывал, что у него есть дела намного важнее, чем какая-то девчонка.

— В моей спальне есть книжный шкаф, на третьей полке лежит Книга Грез. Принеси ее.

Она с подозрением оглядела его с ног до головы, отыскивая подвох:

— Книга Грез? Звучит, как какой-то особенно зловредный артефакт.

Орфей безмятежно улыбнулся, созерцая бурлящую массу из металла, которой стали скарабеи под воздействием жара в его ладонях:

— Так и есть, но кому как не тебе иметь дело с грезами? Давай, живо, у меня мало времени.

— Но…

— Ты уже была в моей спальне, да и Бурбон к тебе расположен. Дом тебя пропустит.

— Я не это хотела спросить, — пробубнила Майра упрямо, сползая со стула. — Почему в самый первый раз дом не заметил моего вторжения? И Бурбон тоже.

Глаза Орфея опасно вспыхнули, как загорались каждый раз, если кто-то из них вспоминал о краже.

— Тебе лучше знать. Шевелись.

Майра застыла на полпути до двери. Если хорошенько подумать, она знала — почему. Всему был виной амулет, который наниматель вручил ей перед тем, как отправить на дело. Темное серебро, неизвестные руны и давящая, смрадная аура, как у гниющего под палящим солнцем трупа.

— Древний дал мне артефакт, — сказала Майра, замирая в дверях. — Медальон.

Орфей поднял на нее глаза и покачал головой:

— Откуда мне знать, сколько еще будет идти снег. Найди погодную ведьму, она подскажет.

Что? Майра уставилась на чародея. Что, черт возьми, он несет?!

— Медальон, — повторила она по слогам, опасаясь, что чародей незаметно для всех остальных помутился рассудком. Неужели они пропустили все тревожные звоночки?

Орфей в свою очередь отзеркалил ее ты-не-в-своем-уме взгляд и поджал губы презрительно:

— В центре есть ресторан, но тебе там рады не будут. Так что на счет Книги Грез?

Металлическая масса в его руках забурлила, надуваясь пузырями.

— Почему тебе взбрело в голову поболтать? Я думал, еда тебе не нужна?

Майра предприняла еще несколько попыток объясниться, но ничего не вышло. Если она говорила, Орфей слышал лишь бред о погоде, о персиковом пироге из Заветного Квартала или пересказ древних сплетен Темной Столицы.

Если она пыталась написать или нарисовать медальон на клочке бумаги, он видел лишь схематичный рисунок виселицы, с болтающимся в петле удавленником. Красноречивый намек — молчи, иначе сдохнешь.

Майра, отчаявшись, разорвала листок, швыряя обрывки в огонь, цветущий на столе. Орфей, заподозривший что-то неладное, попытался прочитать ее мысли с помощью куклы, но и этого не вышло.

В конце концов ей пришлось смириться с тем, что не-Древний украл у нее голос. Он попытался убить ее с помощью яда, но прежде позаботился о том, чтобы она не стала болтать. Продуманный ублюдок.

Орфей, которому эта клоунада действовала на нервы, приказал тихо:

— Книга. Сейчас же.

Воздух вокруг него нагрелся и затрещал, откликаясь на досаду. В глазах плясало жестокое пламя. Майра охнула, почувствовав, как вокруг шеи сжимаются ледяные пальцы — тонкий намек, что она вплотную подошла к черте, за которую не стоит заходить. Терпение Орфея иссякало.

Без дальнейших уговоров она развернулась и вышла.

Светильники на лестнице не горели, ступени поскрипывали под ногами. В прошлый раз она была слишком напугана, чтобы рассматривать обстановку, а дом был погружен во тьму, но сегодня она смогла различить, например, глянцевое море фотографий, которые хозяин крепил в закутке, отведенном под хранилище воспоминаний.

Никакой магии — обычные фотографии, которые так любят смертные, потому что куски бумаги сохраняют детали намного лучше, чем самая острая память. И будут хранить их много лет, как волшебная шкатулка, позволяющая вернуться в прошлое в любой момент.

Орфей когда-то любил фотографироваться — стена пестрела несколькими десятками снимков, приколотых булавками: Орфей с недовольным Бурбоном на руках (кот открыл пасть в беззвучном вопле, впился когтями хозяину в предплечье); Лука и Орфей — в обнимку на каком-то приеме, щеки у обоих румяные, а глаза блестят от вина и смеха; Лука, Злата и Соль; только сестры в странных одеяниях и остроконечных шляпах, с широкими улыбками; размытое рыжее пятно, в котором угадывался силуэт Бурбона, со всех ног улепетывающего из видоискателя.

Но в лоскутном одеяле чужих воспоминаний были и пустые места — черные дыры там, где когда-то висели глянцевые квадраты, а край одного снимка был оторван — неровно, как будто тот, кто это сделал, едва сдерживал ярость.

— Майра, я жду, — голос Орфея звучал так отчетливо, словно он шептал слова прямо ей в ухо, и пол под ногами вздрогнул. — Торопись.

Любопытство — дурная черта, думала Майра, мысленно отвешивая себе подзатыльник. Она прошла мимо открытой двери, замечая Леду, что ворковала над постелью Луки, держа в руках загадочный горшок с цветком. Тот перестал метаться в лихорадке, только страдальчески морщился в полусне, когда бриллиантовая смола лилась с лепестков ему на язык. Между пальцев Леды скользили серебристые нити исцеляющих заклинаний, из комнаты сочился аромат лекарственных трав и настоев.

Мелькнули в дальнем конце коридора укоризненные золотые глаза, но когда Майра подошла ближе, кот уже снова исчез.

С тяжким вздохом она отдернула в сторону драпировку, скрывающую вход в спальню Орфея. Заходить туда было странно — казалось, даже стены наблюдают за ней, не украдет ли она еще что-нибудь, воспользовавшись оказанным доверием? Она даже не сомневалась, что все это — одна большая проверка.

Комната изменилась.

Кровать, на которой с комфортом поместилось бы по меньшей мере четверо, обернулась узкой койкой с тощим одеялом. Подушка отсутствовала. Рабочий стол пропал, зато у северной стены вырос книжный шкаф, заполненный не только книгами, но и загадочными хрустальным сферами с цветочными лепестками и кристаллами внутри.

Книгу Грез она обнаружила именно там, где и сказал Орфей — на третьей полке, с краю. При ее появлении Книга радостно зашелестела и взмыла в воздух, опускаясь в торопливо подставленные руки.

Перед глазами поплыли белые круги, а затем все расплылось и выцвело. Майра тревожно выдохнула — ее будто окунули в стакан с акварельной водой, и ничего было не разглядеть сквозь сизую пелену с зелеными, синими и желтыми прожилками. Пока, наконец, акварельная муть не рассеялась.

— Положи на место, ты же знаешь, что он плохо реагирует на монстров. В прошлый раз у тебя крылья отросли.

Майра отступила, пытаясь отбросить Книгу в сторону, но та упрямо липла к ладоням, точно дешевая жвачка — к подошве.

Картинка стала четче, не такой размытой.

Орфей, стоявший босиком на ковре, протягивает к ней руку и улыбается. Не так по-волчьи, как обычно, а спокойно, как будто тугая пружина в его груди, не дававшая вдохнуть, ослабла.

— Еда почти готова, поужинаешь со мной? Лука и Соль со Златой тоже скоро будут.

Это не по-настоящему, твердила себе Майра, отмахиваясь от видения, где они впятером сидят за одним столом. В мираже она не ощущает голода, Орфей украдкой улыбается ей, а потом переплетает с ней пальцы под столом. Бурбон трется о ее щиколотки — мягкая шерсть ласкает кожу. Он тоже голоден, но до винного шкафчика добраться не может, мешает замок, зачарованный Орфеем. Идиллия. Сладкие мечты о принятии, которым не суждено сбыться.

— Что это за дрянь?!

Орфей ловко уклонился, и Книга Грез, которая должна была оставить на его лице красный отпечаток, пролетела мимо.

— Понравилось? — Орфей захихикал, как мальчишка, перехватывая артефакт в воздухе. На мгновение его глаза подернулись мечтательной дымкой — грезы пришли к нему наяву.

— Что ты видишь? — спросила Майра, не в силах удержаться, но чародей только покачал головой.

— Ничего важного.

Он натянул тонкие перчатки из бархата, а затем, крепко взявшись за обложку, без зазрения совести вырвал из Книги страницу. Артефакт возмущенно зашелестел и тут же отрастил новую. Желтая бумага заполнялась буквами со тихим скрежетом, точно скользило по бумаге перо.

— Книга Грез — одновременно лучшее и худшее, что сотворил мой учитель. Одно прикосновение голой кожи к бумаге, и ты видишь то, что снилось бы тебе в счастливых снах. Места и время, когда ты был счастлив, либо мечты о том, что могло бы быть. Некоторым нужно убегать от реальности, и лучше так, чем использовать Туман.

Майра скривилась, чувствуя, как начинают гореть уши.

— Чушь, такое бы мне никогда не снилось.

Орфей с любопытством потянулся к ней, между делом растирая бумагу в порошок. То, что раньше было расплавленным металлом, стало подвеской — крупный сапфир в сердцевине, десяток поменьше — вокруг. Через крохотную петлю продета лента.

Бумажные хлопья заставляли драгоценные камни вспыхивать, один за другим, а потом и вовсе безделушка засветилась, как табло уличной рекламы. Глазам стало больно, а тело пробрал озноб, и Майра поспешно отвернулась. Казалось, еще секунда, и она растает, стечет на пол и впитается в щели между половиц.

— Почему от артефактов Старшей Школы я себя чувствую так ужасно? — пожаловалась она, глядя на Бурбона, хоть и знала наверняка, что Орфей на нытье не купится. — Новая Школа действует гораздо мягче.

Орфей развеселился, откладывая готовое ожерелье на бархатную подушечку. В глубине сапфира что-то еще мерцало, но сияние уже начинало угасать.

— Знаешь, чем представители Старшей Школы магии отличаются от тех трусов, что предпочитают Новую?

— Конечно, — елейным голоском отозвалась Майра, все еще раздраженная из-за Книги Грез. — Даже дети знают. Вы ничем не брезгуете.

— Почти, — Орфей холодно улыбнулся, и Майре стало жутко. Ну почему, почему ей обязательно надо лезть на рожон? Почему нельзя держать рот на замке и самой держаться подальше от огня, особенно если тот плюется искрами и вот-вот обожжет?

Чародей взглянул вверх и ухмыльнулся:

— Мы не распыляемся. Новые маги пытаются объять необъятное, хватая знания по верхам по всех областях: алхимия, зельетворение, проклятия, некромантия. Хотя нет, управление мертвецами все же больше наш стиль. Мы же выбираем специализацию — одну или две ветви, — и уделяем им все свое внимание. Поэтому мы так хороши.

Майра промычала себе что-то под нос, не имея никакого желания спорить. Маги, к какой бы Школе не относились, доверия и расположения у нее не вызывали — за редким исключением. Саломея, Леда, может быть еще Лука.

— Ты закончил? — ей не терпелось попасть домой. Особняк на Сливовой улице начинал действовать ей на нервы, как и его хозяин, но отчего-то казалось, что ей еще не давали разрешения уйти.

Орфей скептически оглядел созданный артефакт и цокнул.

— Почти. Знаешь, о чем я думаю?

— О мировом господстве? — Майра закатила глаза, складывая руки на груди.

Он игриво стрельнул в нее глазами:

— История моей семьи тебе вероятно не известна, но среди многочисленных родственников я могу назвать как минимум двоих, кто пытался установить свою власть над человечеством. Дурная наследственность, сама понимаешь.

В горле встал комок, который Майра проглотила только с третьей попытки.

— И чем все закончилось?

Чародей хмыкнул, выплетая очередное заклинание. На его лбу проступила вена — напряженная и пульсирующая, и только так можно было сказать, что он тратит невообразимое количество сил, чтобы удерживать магию под контролем. В остальном он был спокоен и сосредоточен, как и раньше.

— Один провел в “живых оковах” два столетия без магии, пока его настоящее тело спало в стеклянном саркофаге на дне Северного Ледовитого океана. Урок дядюшка усвоил. Вторая…скажем так: те, кто стер ее имя из истории, хорошо постарались. Но я думаю о вампирах. Ты с ними знакома?

— Конечно, — буркнула она. — Когда мы впервые встретились, ты отогнал от себя двух кофейных пройдох.

— Нет, — отозвался Орфей со снисходительной усмешкой. — Я не о кофейных вампирах толкую, а о настоящих. Ты с ними знакома?

Майра пожала плечами:

— Трудно избежать знакомства с нежитью, если ты живешь в Столице. Они повсюду.

Он рассмеялся, утирая выступивший на лбу пот. Под глазами проступили синяки — еще одно свидетельство того, что магия выпивала из него больше сил, чем Орфей хотел показывать.

— Поверь, в провинции их намного больше.

— Ты-то откуда знаешь?

Она не желала этого признавать, но в ее глазах Орфей был мальчиком, что всю свою жизнь провел в Столице, вращаясь среди таких же чистокровных ведьм и чародеев. Саломея упоминала, что его семья — не из простых, и вряд ли они отправляли своего отпрыска в увлекательный тур по захолустьям.

— Не твое дело, — огрызнулся Орфей, и маска игривости слетела с него как шелуха.

И снова этот холодок, будто Майра, сама того не подозревая, затронула что-то нежное и ранимое, скрытое под толстой броней.

Мигнул свет, и на краткий миг комната погрузилась во тьму. Светились только сапфир и глаза Бурбона, что взирал на них сверху вниз с кухонного шкафа.

Орфей выругался, оглядываясь по сторонам.

— Разрядился что ли? Где же запасной аккумулятор?

Он полез в дальний шкафчик, перебирая кристаллы, павлиньи перья, мотки золотой проволоки и шестеренки. А его спина….

Чернила пропитывали тонкую футболку, и цвет ее из бледно-голубого стал грязно-серым. Густая краска вытекала сквозь поры, все больше и больше, и пятно расползалось.

— Ты в порядке? — севшим голосом спросила Майра, только усилием воли заставляя себя не двигаться. Волшебные татуировки — это чары разного свойства, которые Старшая Школа наносила на себя. У Саломеи они были, пускай Верховная редко показывала другим свои узоры, у Луки, и даже Леда планировала нанести себе заклинание-другое, когда придет день ее Восхождения.

Но чтобы чернила сами покидали тело хозяина? Нет, о таком Майра не слышала никогда, и даже не подозревала, что подобное может произойти.

И было в этом пятне что-то чужеродное и леденящее кровь, как плакальщица в черном одеянии, что на свадебном торжестве высматривает следующего клиента.

— Да, — голос Орфея дрогнул, исказился, а спустя минуту все стало как прежде. Пятно выцвело и исчезло, оставив на память едва различимый силуэт на ткани.

— Так вот, вампиры, — он обернулся со сверкающей улыбкой, сжимая в руке запасной аккумуляторный кристалл. — Знала ли ты, что они совершенно не умеют держать язык за клыками?