Глава 5 Загадки и отгадки

— Таечка, ну что случилось? Скажи, скажи мне сейчас, тебе сразу легче станет. Попей вот, выпей водички…

Мама облизывала губы и бестолково суетилась вокруг рыдающей Таи, похожая на большой шарик, отчего-то, вопреки всем астрономическим законам, крутящийся вокруг шарика поменьше. На глазах ее тоже уже выступили слезы. Тетя Зина стояла у окна, сложив руки на груди и как будто бы отстранившись от всего. На самом деле она тоже переживала за племянницу, но не умела этого выразить. Однако младшая сестра с ситуацией явно не справлялась.

— Прекратить реветь! — громко скомандовала тетя Зина. — Смотреть на меня!

Тая послушно подняла распухшую физиономию, похожую на помятый блин.

— А теперь объясни толком, что случилось. Откуда вдруг такая странность: не пойду в школу?

Тая хлюпнула носом и потерла кулаками глаза, вызывая жалость. Тетя Зина на жалость не купилась.

— Просто — не пойду! — сказала тогда Тая.

— Замечательно! — тетя Зина позволила себе усмехнуться. — Ты не даешь нам возможности разобраться и помочь. Оставить твое заявление без внимания мы тоже не можем. Следовательно, у нас нет выхода: завтра же мы с Мариной идем в школу к директору. Дураку понятно, что если насквозь положительная девочка-отличница через неделю после начала учебного года отказывается идти в школу, тому должна быть причина. Вот пусть он и разбирается.

— Не надо к директору! — испуганно воскликнула Тая.

— Тогда рассказывай! — безжалостно велела тетя Зина.

Тая попыталась рассказать, попутно тихо плача и жалея сама себя.

По мере рассказа девочки на лицах обеих сестер появлялось одинаковое, все более недоуменное выражение. В конце младшая просительно взглянула на старшую.

— То есть ты хочешь сказать, — неуверенно начала тетя Зина, — что тебя никто конкретно не обижал и не дразнил, но ты не хочешь учиться в этом классе, потому что они все… — что? Ненормальные?! Что значит — ненормальные? Это же обычная районная школа, и учатся в ней обычные дети. Разные. И как это вообще весь класс может быть ненормальным?

Тая, которая уже почти перестала реветь, попробовала объяснить еще раз. У нее вдруг возникла сумасшедшая надежда, что вот прямо сейчас все и разъяснится, окажется что-нибудь совсем простое, и ей больше не надо будет думать и бояться.

— Значит, все же не все ненормальные? Есть один нормальный мальчик с шарфом и синяками и еще один, который в первый же день обозвал тебя толстой коровой, — тетя Зина между тем все больше теряла логическую нить. — Эти, значит, ничего себе. А остальные? Остальные-то тебе чем не угодили — я понять не могу! Что значит — одинаковые? Что значит — как роботы? Племянница, ты сама-то вообще здорова?!

— Да, — с готовностью сказала Тая. — Может быть, я совсем больная. Может быть, у меня уже неделю огромная температура, и оттого все.

Мама Таи тут же подошла и потрогала рукой лоб дочери. Лоб был влажный и прохладный.

— Нет температуры, — растерянно и вроде бы даже огорченно сказала мама.

Тая решила ничего не скрывать — все равно главное уже сказано. Тетка — взрослый человек, давно живет в странном городе Петербурге и уж всяко разбирается в жизни лучше восьмиклассницы Таи.

— Понимаете, тетя Зина, — понизив голос до шепота, сказала девочка. — Они мне пока и вправду ничего плохого не сделали, но у них у всех внутри есть что-то такое… Я их боюсь. Иногда мне даже кажется, что они — ВООБЩЕ НЕ ЛЮДИ.

— Как тебе одноклассники? Учителя? Удалось адаптироваться, вписаться в коллектив? Или пока не очень? Тебя ведь все-таки к экстравертам никак не отнесешь…

Михаил Дмитриевич держал в руках большой конверт с только что полученным по почте научным журналом и явно хотел уйти к себе в кабинет и внимательно его изучить. То, что он изображал в гостиной, называлось «вежливое внимание к школьным занятиям сына». Если говорить честно, то Дима без этого внимания вполне обошелся бы. Но знал: отец не отстанет, пока ритуал не будет совершен. Александра Сергеевна протирала мокрой тряпочкой кожистые листья Вольфганга и старательно делала вид, что все происходящее между отцом и сыном ее не касается.

— Одноклассники очень хорошие. Спокойные. И классный руководитель хороший. Интересно ведет уроки. Наверное, я уже адаптировался, — не слишком уверенно закончил Дима.

— Все — хорошие и спокойные? — недоверчиво переспросил Михаил Дмитриевич.

У него возникло неприятное ощущение, что Дима пытается побыстрее закончить разговор. «Он подросток. Главное — не потерять с ним контакт», — заголовком из газетной психологической статьи подумал Михаил Дмитриевич.

— Ну, не все, наверное. Один мальчик прямо в первый день прогулял уроки. И еще одна девочка… сильно странная. А остальные — так просто на удивление…

В этом месте Александра Сергеевна отложила тряпочку и внимательно взглянула на внука.

— Дима, что не так?

Мальчик колебался всего несколько секунд. Ему самому хотелось разобраться.

— Я обозвал одну девочку толстой коровой, — почти с облегчением признался он.

— Ту самую, которая «сильно странная»? — заинтересованно спросил Михаил Дмитриевич. В статье, заглавие которой он уже мысленно цитировал, было сказано, что для большинства подростков характерно «противоречивое поведение». Может быть, это как раз оно и есть?

— Просто удивительно, до чего быстро перенимаются плебейские манеры! — язвительно сказала Александра Сергеевна и снова отвернулась к Вольфгангу, который, по-видимому, разделял ее возмущение и разочарование.

— Но, наверное, ты обозвал ее в ответ на что-то? — продолжал расспрашивать Михаил Дмитриевич. — Она тебя тоже обозвала? Или стукнула?

— Она мне ничего не сделала, — твердо сказал Дима. — Я сам, первый.

— Но тогда это весьма странно… Эта девочка…

Дима вздохнул и отошел к окну.

— Вот и мне так показалось, — грустно заметил он. — Но я же сказал: все остальные нормальные, а она…

Тут Дима внезапно замолчал, почти прижался лицом к стеклу и затаил дыхание. По краю сильно наклонной крыши с непривычной для глаза грацией и ловкостью кошек передвигались двое людей. Один из них был маленький, приземистый и одет в ватник. Размахивая руками и не обращая внимания на разверзающуюся возле его ног пропасть высотой в пять этажей, он что-то темпераментно объяснял своему спутнику. Вторым человеком был Димин одноклассник Кирилл Савенко.

Директор 167-й средней общеобразовательной школы Вячеслав Борисович Недолюбов сидел у себя дома за компьютером и с самым недовольным видом тыкал указательным пальцем в клавиши. Соединившись с Интернетом, он набирал в разных поисковых системах, пользуясь то русским, то латинским алфавитом одно и то же: AG, Аг, АГ, аг, ag… Система исправно срабатывала и выдавала множество страниц ничего не значащих ссылок. Вячеслав Борисович честно пытался разобраться. Больше всего по смыслу, конечно, подходил портал AG.ru — компьютерные игры, коды к ним, обзоры. Очень современно, понятно, имеет прямое отношение к молодежи, но… по всем имеющимся признакам совершенно не то.

Большинство из прочего выглядело более или менее (скорее, более!) иррационально. Elektronik AG — дистрибуция и инжиниринг из Германии («Бедный русский язык!» — подумал Вячеслав Борисович). «АГ-Трейд: лежалая труба, заводское восстановление» (директор искренне восхитился словосочетанием и почему-то тут же примерил его на себя. Лежалая труба!). «Багетная мастерская „Арт-сервис АГ“» (здесь Вячеслав Борисович сначала прочитал «балетная», а потом еще с полминуты вспоминал, что такое «багет»). Кофемашина JuraAG — потрясательные скидки (опять: «Бедный русский язык!»). AG-Division: мебель для офиса и гостиниц…

Сломался Вячеслав Борисович еще спустя полчаса на ссылке «AG-Bag: силосование в полимерных рукавах». Прочитав это, директор нервно вскочил, отодвинул стул и уже стоя отключил компьютер от сети.

Потом прошел в комнату к сыну. Сын-студент тоже сидел за компьютером и вроде бы писал на экране ноутбука какую-то программу. «Господи, что делается! — с долей лицемерия воскликнул мысленно Вячеслав Борисович. — Эдак скоро мы все будем жить, как мальчики-электроники, с проводочком и вилкой для подключения к сети!»

Сын, не прерывая работы, вопросительно взглянул на отца.

— Володя, скажи мне, — обратился Вячеслав Борисович. — Ты можешь объяснить мне такую вещь… потому что я сам ничего не понимаю. Смотри. Вот у меня в школе новенький, с иголочки, компьютерный класс — подарок депутата. С подключением к Интернету. Открыт до шести вечера каждый день, включая субботу. Консультант-преподаватель — компьютерный мальчик от бога, заочник Политеха. Все молодежные интересы знает как свои пять пальцев. Все — совершенно бесплатно. Ребятишки с третьего по одиннадцатый класс, само собой, в этом компьютерном раю целый день толпятся, в очередь записываются, что-то мастрячат, чему-то учатся. В основном, конечно, играют в свои ходилки-догонялки-стрелялки-стратегии или что там у вас еще… И вот из одного или… даже, пожалуй, из двух классов — никто к этим компьютерам не ходит и ничего там не делает. Я специально смотрел по журналу записи. Никто, ты понимаешь! Почему это может быть? Они что, принципиально не пользуются компьютерами? Им не нужен бесплатный Интернет?

— Очень просто, — ответил Володя, не отрывая взгляд от экрана ноутбука. — Они, разумеется, пользуются и в Интернет ходят. Просто не хотят, чтобы кто-нибудь знал, куда именно они ходят. Ты же сам говоришь, что твой мальчик-преподаватель — специалист. Специалист всегда может найти путь, пройти по следу… Ну, а играть в ходилки-стрелялки им почему-то неинтересно. Может быть, просто некогда…

— Пусть так. Не хотят, чтобы узнали. Но что же они там такое загадочное делают-то?! — окончательно огорчился Вячеслав Борисович. — Скажи, Володя. Ты все-таки по возрасту к ним ближе. Вот если отбросить всякие объединения по музыкальным интересам (это, я так понимаю, легко вычислить, но явно не наш случай!), что еще может объединять подростков…

— Есть еще фашисты, ролевики, исторические реконструкторы, — не дослушав, скороговоркой принялся перечислять Володя. — Скинхеды, анимешники, антифашисты, антиантифашисты…

— Подожди, подожди, я запутался! — поднял руку Вячеслав Борисович. — Разве скинхеды и фашисты — это не одно и то же? И как могут быть антиантифашисты? Что это такое? И кто такие исторические реконструкторы? Археологией, что ли, увлекаются?

— Скины и фаши — разные движения. Антиантифаши, по сути, против всех. Самые отмороженные. Исторические реконструкторы — это те, которые воображают себя, допустим, викингами или индейцами, ну и дерутся там на мечах, вампумы с вигвамами изготовляют и всякое такое…

— Черт знает что! — вздохнул Вячеслав Борисович. — Хоть пионеров с комсомольцами восстанавливай, честное слово. А что тогда такое, по-твоему, «АГ» — две большие буквы?

Услышав наконец хоть что-то конкретное, Володя на минуту оторвался от экрана и взглянул на отца.

— А это как раз из музыки, — сказал он. — Кажется, группа такая есть. Попсовая. Название — по имени солиста-руководителя. Имя какое-то русское… Арсений Григорьев… или Артемий Георгиев… В общем, это у них вроде вот такая песня, ты слышал, наверное: там-тари та-та, та-та, там та-а-а…

Продолжая напевать, молодой человек снова обернулся к компьютеру и в такт мелодии застучал по клавишам.

Вячеслав Борисович отправился на кухню, где жена мыла посуду и жарила мясо с луком. Запах плыл такой густой, что его, кажется, можно было есть ложкой.

— Наташа, скажи мне быстро и не особенно задумываясь: что такое «АГ» — две большие буквы, кажется, латинские.

— Порошок стиральный, как раз на днях по телевизору рекламировали, — ответила жена. — Говорили, что очищает до самой глубины волокон, и любые пятна. Врут, конечно… Ты минут через пятнадцать приходи есть. И Володьку позови. Маме я сама отнесу…

Возвращаясь к себе, Вячеслав Борисович зачем-то заглянул в маленькую комнату к теще. Старушка сидела на кровати и, нацепив на нос очки с толстенными стеклами, читала потрепанную книжку с пожелтевшими страницами, придерживая ее левой рукой. Правая после инсульта так и не восстановилась.

— Анна Ильинична, скоро обедать будем, — сказал Вячеслав Борисович, чтобы как-то оправдать свое появление.

— Спасибо, Слава, я сейчас приготовлюсь, салфеточку постелю, — кивнула старушка и отложила книгу, на обложке которой оказался восьмиконечный крест.

— Анна Ильинична, а как вы думаете, что такое «АГ»? — по инерции спросил Вячеслав Борисович.

— А чего ж тут думать-то? — удивилась теща. — Ангел Господень!

Вячеслав Борисович вышел и в коридоре сел на приступочку под вешалкой, опершись спиной на висящие пальто и куртки.

— Ангел Господень! — вслух повторил он. — Вот только этого мне еще и не хватало!

Почти две недели Дима каждый день собирался спросить. Казалось, что может быть проще? Но что-то все время останавливало. В конце концов Дима даже разозлился.

Подошел к Кириллу Савенко на первой же перемене и, глядя куда-то вниз и вбок, сказал по возможности небрежно:

— Кстати, Кирилл, я тут недавно тебя на крыше видел. Очень удивился, сначала не поверил. У меня, понимаешь, седьмой этаж, окна выходят…

В этом месте Дима наконец взглянул Кириллу в лицо. Одновременно осознал свой страх и разозлился еще больше. Что такого он может увидеть на лице Кирилла? И чего он, Дима, собственно, боится?

Лицо у Кирилла было самое обыкновенное, вспоминающее.

— Это голуби, — спокойно объяснил он. — Есть у нас в квартале один мужик, дядя Федя. У него такое увлечение, старомодное, — гонять голубей. И голубятня на крыше. Я ему помогаю. Мне нравится. Нас, голубятников, в Петербурге всего человек пятнадцать-двадцать осталось…

— Понял! — сказал Дима и вздохнул с облегчением. — Голуби на крыше. Очень интересно. А можно мне будет как-нибудь посмотреть? Я никогда не видел и на крышах не бывал…

— Можно, почему нет, — сказал Кирилл. — А я понял, в каком доме ты живешь. В нашем районе семиэтажных немного…

— Ага, — сказал Дима. — Спасибо.

Кирилл улыбнулся своей обычной сдержанной улыбкой. Отчего-то она показалась Диме тщательно дозированной. «Они же все так улыбаются! — вдруг вспомнил он и опять испытал раздражение, угаснувшее было от простого объяснения Кирилла. — Кто такие „они“? Как — „так“? Бред какой-то сам себе выдумываю!»

Одновременно вспомнились слова Михаила Дмитриевича:

— Самый простой выход — пригласить их всех в гости, устроить вечеринку. На ней ты установишь неформальный контакт и по возможности разберешься в своих отношениях и с «нормальными» одноклассниками, и со «странной» девочкой. Площадь у нас, слава богу, позволяет…

Мысль об устройстве вечеринки Диму пугала — он всегда любил быть один, в крайнем случае, с одним-двумя единомышленниками. Да и ведь приглашенных одноклассников надо будет как-нибудь развлекать. Как? Чем? Он не умел и не хотел.

Но Александра Сергеевна, услышавшая слова сына, неожиданно воодушевилась и стала строить довольно замысловатые планы, включающие в себя игру в фанты, буриме и музыкальные импровизации на старинном рояле. Михаил Дмитриевич только посмеивался.

«Понимаешь, бабушка всегда любила приемы, — объяснял он сыну. — И делала это, поверь, с блеском. Но теперь ее знакомые кто уехал, кто умер, кто просто состарился. Ей уже давно не доводилось… Может быть, тебе следует доставить удовольствие пожилой даме?»

У Димы холодели пальцы рук и ног, когда он все это слышал. Блестящий прием для 8 «А» класса с бабушкой и музыкальными импровизациями — такое только в кошмарном сне может привидеться! Единственным, кто разделял бабушкино воодушевление, был, по-видимому, Вольфганг. Во всяком случае, в отличие от Димы, он выслушивал ее вполне спокойно, не меняясь в лице и не шелохнув ни одним листочком. Может быть, Вольфганг тоже любил приемы…

И вот теперь вдруг, стоя перед спокойно молчащим Кириллом и внутренне ужасаясь сам себе, Дима почему-то выпалил:

— Послушай, Кирилл, я вот как раз хотел тебя спросить. А что, если мы все у меня соберемся?.. То есть, я хотел сказать, потусуемся…

— Мы все? Кого ты имеешь в виду? — деловито уточнил Кирилл. От его деловитости Диме стало легче.

— Я имею в виду весь класс. Кто захочет, конечно, — уже гораздо свободнее сказал Дима и постарался объяснить: — Я же у вас новенький. Так что это как будто для знакомства. Такой обычай. В неформальной обстановке.

Кирилл понимающе кивнул и задумался на несколько секунд.

— Все наши — это двадцать человек. Еще Тая и Тимофей. У вас хватит места?

— Да! — твердо сказал Дима. — У нас большая квартира. Четыре комнаты. Мы съехались с бабушкой.

— Понятно, — Кирилл кивнул еще раз. — Места хватит. Хорошо. Скажи: вы богатые?

Вопрос на мгновение ошеломил Диму. Никто и никогда в его жизни так не спрашивал.

— Наверное, нет, — справившись с собой, ответил он. — Мой отец — профессор, доктор математических наук. Бабушка — пенсионерка.

— Понятно, — реакции Кирилла не отличались разнообразием. — Тогда мы придем. Спасибо. Когда, куда и во сколько?

«А если бы мы оказались богатыми? — подумал снова сбитый с толку Дима. — Они бы не пришли? Почему? И как это он говорит за всех?»

— Скажи мне, ты знаешь, как у вас принято. Я должен лично пригласить каждого? Отпечатать и раздать приглашения? Или лучше сделать объявление перед всем классом и написать адрес на доске?

Кирилл позволил себе еще раз едва заметно улыбнуться, и Дима понял, что опять сморозил какую-то глупость. Разозлился и тут же едва не засмеялся вслух. «Я пытаюсь организовать некое веселье для всех, а сам — то злюсь, то раздражаюсь. В чем смысл? — подумал Дима. — Может, это и есть то самое „противоречивое поведение подростков“, о котором отец вычитал в какой-то книжке? Надо будет как-нибудь заглянуть в нее…»

— Я думаю, каждого отдельно приглашать не надо! — твердо сказал Дима.

— Почему? — с интересом, но без возражения спросил Кирилл.

— Потому что вы все… я не могу этого объяснить, но в некотором смысле вы как-то строем ходите… Ты только не обижайся! — поспешно добавил Дима, хотя только что хотел именно обидеть, задеть. Но тут же испугался, что все окончательно испортил. И никто не придет!

— Я не обиделся, — сказал Кирилл. — И скажу остальным. Ты реши, когда, и напиши мне на бумажке адрес. Только Таю и Тимофея тебе придется самому пригласить, отдельно. Ты же понимаешь…

— Понимаю, — сказал Дима. — Они не из вашего муравейника.

Кирилл быстро взглянул на него, но ничего не сказал. Глаза у Кирилла были как две иголочки.

Загрузка...