Хронос. Ледяной поход (СИ)

32. Программер Тоха

(ООО «Либерсофт»)

Вечер 12 (25) декабря 1917 г.

г. Новочеркасск

Тоха, придерживая левой рукой шашку, медленно поднимается по обшарпанной лестнице трёхэтажного дома. Пахнет кошачьей мочой. Под сапогами хрустят куски штукатурки.

Второй этаж. Справа тяжёлая на вид деревянная дверь с написанной белым мелом цифрой «15».

Программер постучал. Тишина. Вроде рано ещё для сна. Постучал снова. Дверь открылась. На пороге стоит Роман в накинутой на плечи шинели и с керосиновой лампой в руке. Губы князя расползлись в улыбке.

— Заходи, — посторонился Ромыч.

Тоха вошёл внутрь. Они обнялись.

— Жив, чертяка! Пойдём, — поручик перешёл на шёпот, — специально ради тебя пришёл подполковник Колчинский.

— Кто такой? — также шёпотом спросил Тоха.

— Родственник Корнилова. Идём.

Прошли по коридору и свернули в маленькую комнатку. Прямо у окна небольшой квадратный столик, на нём — жестяной чайник и две солдатских кружки. Справа и слева от столика кровати. На правой устроились двое. Один — уже знакомый Сергей Зарецкий, второй — среднего роста мужчина лет сорока в чине подполковника. Небольшая бородка клинышком и хитрый прищур глаз напомнили вождя мирового пролетариата, засевшего сейчас в Смольном.

В комнатке довольно тепло от топящейся печки-буржуйки, поэтому оба без шинелей. На Зарецком обычная гимнастёрка, на подполковнике — военный френч. Поручик обнимает «мосинку» со штыком. У второго гостя — револьвер в кобуре и шашка. На левом рукаве Сергея красуется трёхцветный, под цвета российского флага, галун углом вниз, у подполковника — двухцветный — красно-чёрный ударных корниловских частей.

Мужчина поднялся, протянул руку и, чуть прищурившись, представился:

— Подполковник Колчинский, Пётр Аристархович.

— Подпоручик Воронцов, Антон Дмитриевич, — ответил Тоха, пожав крепкую кисть офицера.

— Роман Васильевич много о вас рассказывал. Раздевайтесь и давайте присядем.

Программер покосился на Ромыча. Что тот мог такого о нём рассказать? Положил в указанный князем угол вещмешок, снял снаряжение, повесил на крючок шинель, где уже висят три. Снаряжение и шашку положил на свободную кровать.

— Извините, Антон Дмитриевич, но во всём должен быть порядок. У вас есть документы?

— Конечно, — Тоха присел на кровать напротив подполковника и Зарецкого, куда уже сел Ромыч, и достал из кармана гимнастёрки комиссационное удостоверение, выданное в канцелярии штаба Камчатского полка.

Подполковник, изучив бумагу, вернул Тохе. Хоть фотки там нет, похоже, вполне удовлетворился результатом.

— Память к вам так и не вернулась? — поинтересовался Колчинский.

— Никак нет, ваше высокоблагородие, не вернулась.

— Титулование отменено приказом Петросовета, — улыбнулся подполковник.

— Извините, Пётр Аристархович, — улыбнулся в ответ Тоха, — а какое отношение приказ Петросовета имеет отношение к формируемой Добровольческой армии?

— Добровольческой армии? Интересно-интересно. Лавр Георгиевич говорил мне, что намерен переименовать организацию. Но вы откуда знаете?

Программер пожал плечами. Он понятия не имеет, что Добровольческая армия называется как-то иначе.

— Не знаю. Как-то так подумалось. Мы же добровольцы.

Колчинский ненадолго задумался.

— Кхм, вы правы, подпоручик. Надо возродить традиции русской армии. Я обязан задать вопрос. Вы согласны вступить в ряды «Алексеевской организации»?

— Сочту за честь, — Тоха слегка склонил голову.

Снаружи раздался звук автомобильного клаксона. Колчинский поднялся. Офицеры тоже встали.

— Благодарю. Нам с господином Зарецким пора. Завтра приходите в бюро. Скажите, что вас рекомендую лично я.

Гости ушли. Роман налил Тохе и себе чаю. Программер достал кусок сала и хлеб, что положила Анфиса.

— Рассказывай, что нового. Про Настю, — он запнулся, — всё знаю. Прилуцкий показал… видео… записи. Кстати он и сказал, что ты прибудешь сегодня.

Тоха рассказал, что узнал от Прилуцкого.

О своём потенциально высоком уровне Агнихотри. Так как термин Роману незнаком, вкратце описал, что это за зверь. По законам, принятым в двадцать четвёртом веке, человек с таким уровнем либо должен работать в службе защиты времени, либо его ликвидируют. Сейчас начальство Прилуцкого не знает, что творится. Скорее всего, уровень Тохи резко повышается до максимально возможного.

Рассказал о временном сбое, когда он с Анфисой возвращался от могилы Насти.

Князь слушал, не перебивая. Про Анфису деликатно не стал ничего спрашивать.

— И что собираешься делать? — поинтересовался он, когда программер закончил рассказ.

— Не знаю. К ним идти не хочу. Сволочи они. Могли бы прийти нам на помощь, если б захотели. Нельзя им видите ли. К пиндосам тоже не хочу.

— Антон, Настя дорога мне так же, как и тебе. Но даже я их понимаю. Ей суждено было умереть.

— Нам всем суждено умереть, Рома. Рано или поздно. Когда достигну нужного уровня, спасу Настю. Попытаюсь спасти, — поправился программер.

— Что задумал?

Тоха лишь улыбнулся.

— Не скажу, Ром, не обижайся. Наверняка в этой комнате есть их глаза и уши.

Программер встал, и, держа в руке почти пустую кружку, слегка отодвинул штору. На улице в свете газового фонаря на их окно смотрит солдат. Шинель распахнута, руки в карманах. Из-под сдвинутой на бок папахи выбивается тёмный чуб. Лицо давно не брито, как у Тохи. Чем-то напомнил матроса из Петрограда, что доматывался до них с Настей.

Солдат встретился взглядом с Тохой, сплюнул и неспешно шагнул прочь, собираясь уйти.

Пространство уже знакомым способом дёрнулось, будто киноплёнка, солдат стоит под фонарём. Новое «подёргивание».

Пусто.

На следующий день

13 (26) декабря 1917 г.

г. Новочеркасск

Тоха вышел из подъезда и вдохнул морозный воздух. Поправил на плечах вещмешок.

Чуть поодаль на фоне голубого неба под лучами солнца блещут золотом купола собора. Деревья покрыты инеем. Шурша шинами по снегу, проехал легковой автомобиль.

— Идём, — из подъезда вышел Ромыч. Тоже с вещмешком за плечами.

Сюда они уже не вернуться.

Свернули на широкую, многолюдную улицу. Навстречу движется поток народа. Военные, гражданские, студенты. Мелькают казачьи лампасы, офицерские, генеральские, юнкерские погоны. Белые платки сестёр милосердия.

Настроение отличное.

Проскакали верховые казаки. Звеня бубенчиками, пронеслись сани. На углу застыл городовой. Тоха с удивлением посмотрел на постового. Тот, заметив взгляд офицера, козырнул. Тоха с Романом тоже вскинули руки к фуражкам.

Слаженным строем, сверкая устремлёнными вверх штыками, прошли два десятка офицеров под командованием штабс-капитана.

И тут среди потока радостных интеллигентных лиц, хороших костюмов резким контрастом резанула по глазам топающая навстречу группа из трёх солдат. Шинели нараспашку, без поясных ремней. Лица озлобленны. Идут, не сторонясь, бросая полные ненависти взгляды на офицерские погоны. Будь это в Питере ли в Москве, да хоть в любом городе центральной России, сорвали бы их, морду разбили, или вообще грохнули лишь за то, что офицер.

Средний кажется знакомым. «Точно, — узнал Тоха. — Этот хмырь ночью стоял под окном и глазел на меня».

Ромычу троица тоже не нравится. Друзья почти одновременно положили руки на рукояти шашек.

«Хрен уступлю!» — решил попаданец.

Солдаты с ненавистью глянули на офицеров, но посторонились. Даже плечом толкнуть не рискнули. Программер был готов снести пару бошек.

Подошли к жёлтому двухэтажному дому. У дверей поручик с винтовкой скомандовал:

— Стой!

Друзья остановились.

— Мы пришли записываться в «Алексеевскую организацию», — сообщил Роман.

— Одну минуту, господа, — офицер скрылся за дверью и, кого-то позвав, вернулся и занял пост.

Ещё через минуту вышел штабс-капитан и провёл их на второй этаж.

В маленькой комнатке молодой парень, ровесник Тохе и тётка лет тридцати, оба в чине прапорщиков, отобрали у них документы и записали в книге. Третий — усатый, долговязый подпоручик лет тридцати пяти, дымя папиросой, спросил:

— Кто может вас рекомендовать?

— Подполковник Колчинский, — отозвался Роман.

Подпоручик скривился и пожал плечами:

— Видите ли, он, собственно, в нашей организации не состоит…

Тоха офигел. Посмотрел на усатого, на Романа.

— Но вы же его знаете, подпоручик, — с улыбкой проговорил князь.

— Знаю.

Офицер, вздохнув, достал из ящика стола два листка формата А4 с текстом и протянул друзьям.

— Впишите имена и распишитесь.

Тоха изучил документ. Обязательство, согласно которому он обязан прослужить минимум четыре месяца, выполнять все приказы командиров, ну и остальное по мелочи.

Роман первым подписал «контракт». Тоха последовал примеру друга.

Подпоручик достал два бланка и заполнил их чернилами. Расписался и поставил печать. Следом достал чистый тетрадный лист и ещё два, похожих на накладную. Что-то в них начеркал и также подписал и пропечатал.

— Удостоверения, — он протянул первые два бланка, — заверите у гвардии полковника Хованского, в следующей комнате. Ему же отдадите ходатайство о предоставление общежития, — подал тетрадный лист. По наряду, — протянул листы, что программер принял за накладные, — получите оружие и патроны. И вот вам, — подпоручик потянулся к сейфу и открыл дверцу, — по сто рублей жалования. Распишитесь.

Друзья взяли деньги и расписались.

Женщина-прапорщик выдала по две нарукавные нашивки в виде трёхцветного угольного галуна.

— Пойдём сначала к Хованскому, — предложил Роман, когда вышли из комнатки, — а потом получим оружие.

— Окей.

Ромыч постучал в следующую дверь и вошёл. Тоха следом.

— Разрешите, господин полковник.

Хованский Тохе не понравился. Низкого роста, лощёный, самодовольный. Блеклые глаза навыкате. Он подписал и проштамповал поданные удостоверения и, будто любуясь собой и растягивая слова, произнёс.

— Вы, два молодых боевых офицера, столь высокого сословия, поступая в НАШУ армию, должны, прежде всего, уяснить и всегда помнить, что это не какая-нибудь рабоче-крестьянская армия, а офицерская.

Роман уставным кивком подтвердил, что всё понял. Хованский посмотрел на Тоху. Программер тоже чётко кивнул…

На складе им выдали «мосинки» и по пять патронов.

Общежитие оказалось рядом. Бывший лазарет. Высокие потолки, холл. За тяжёлой дверью длинный коридор с солдатскими стальными кроватями, столами и тумбочками.

Внутри Тоха насчитал около тридцати офицеров. Перезнакомились.

Друзья заняли свободные кровати, засунув под них вещмешки. Шинели повесили на крючки у входа.

Тоха поделился с другом патронами, что дал Прилуцкий. Сели на кровати. Более-менее тепло.

Программер снял сапоги, размотал портянки и с удовольствием растянулся на синем суконном одеяле:

— Хорошо, — и тихо, чтоб не слышали другие офицеры, спросил, — Ром, а чё тот подпоручик, когда ты сказал, что нас Колчинский рекомендует, такую рожу сделал, будто лимон сожрал.

Князь улыбнулся.

— Видишь ли, офицеры бюро записи — ставленники Алексеева, а Колчинский — корниловец. Между ними скрытый раздор и тайная борьба.

— Офигеть! Вроде одно дело делаем.

Дверь открылась, и в помещение вошёл офицер.

— Я — штабс-капитан Некрашевич, командир Сводно-офицерской роты. Вы новенькие? — глянул на Романа и Тоху.

Друзья поднялись.

— Так точно, — отозвался Роман.

— Хорошо, — кивнул ротный, — располагайтесь. В полдень и вечером, часов в пять-шесть дают горячую воду. Помывка в конце коридора. И ещё. Народу не хватает. Сегодня заступаете в караул. Развод в девятнадцать ноль.