И Эльборус на юге...

Офицеры с пятигорского бульвара

Запись от 13 мая в журнале Печорина:

«После обеда часов в шесть я пошел на бульвар: там была толпа; княгиня с княжною сидели на скамье, окруженные молодежью, которая любезничала наперерыв. Я поместился в некотором расстоянии на другой лавке, остановил двух знакомых Д... офицеров и начал им что-то рассказывать; — видно, было смешно, потому что они начали хохотать, как сумасшедшие. Любопытство привлекло ко мне некоторых из окружавших княжну; мало-помалу и все ее покинули и присоединились к моему кружку».

Современное литературоведение комментирует: «Вероятно, драгунских офицеров, может быть, офицеров Нижегородского драгунского полка, в котором летом и осенью 1837 года служил Лермонтов»[52].

Комментарий этот имеет давнюю традицию.

В первом собрании сочинений Лермонтова под редакцией П. А. Висковатого (1891 г.) вместо сокращения так и напечатано: «драгунских офицеров»[53]. То же — в полном академическом собрании сочинений под редакцией Д. И. Абрамовича (1913 г.)[54]. Советское академическое издание оставило сокращение нераскрытым, строго придерживаясь первопечатного текста 1840 года.

Подумаем: если Лермонтов действительно имел в виду слово «драгунских», зачем понадобилось сокращение? Ведь на следующих страницах — полностью «раскрытый» драгунский капитан, обрисованный к тому же весьма нелестными штрихами! Кроме того, первая буква сокращения — прописная, а прилагательное «драгунский» уже в первопечатном тексте начинается со строчной. Следовательно, это не название по роду оружия, а собственное имя воинской части. Однако ни один из армейских полков, входящих в состав Отдельного Кавказского корпуса, не имел наименования, начинающегося с «Д»[55]. Может быть, речь идет об офицерах, присланных сюда из других полков армии или гвардии?

Среди русских полков 1837 года (а их число приближается к двумстам!) имеется только один такой — Днепровский пехотный[56], квартировавший далеко от Кавказа. Из военных постановлений известно, что этот полк, наряду с другими, командировал в экспедиции по одному поручику раз в четыре года[57]. Даже если бы и случилось чудо, что поручик этот оказался на Кавказе одновременно с Печориным и 13 мая, вместо того, чтобы воевать в Закубанье, он прогуливается по курортному городку, все равно найти второго ему под пару никак невозможно. К тому же кажется необъяснимым: почему Печорин выделил бы двух офицеров Днепровского полка, одетых в заурядные пехотные сюртуки, из десятков подобных в толпе на бульваре? Скорее, он сказал бы «двух пехотных» или «двух армейских офицеров».

Вернемся, однако, к кавказским войскам. Кроме регулярных, в состав корпуса входили еще войска казачьи. Может быть, автор подразумевал один из полков Кавказского Линейного войска? (Вспомним «Тамань»: «При мне исправлял должность денщика линейский казак».) В нем были полки: Кавказский, Кубанский, Волгский, Хоперский, Моздокский, Гребенской, Кизлярский, Ставропольский, Горский — всё не то.

К линейным были причислены и два Малороссийских казачьих полка[58]. На правом фланге располагалось Черноморское войско. Но полки его не имели собственных названий, отличаясь лишь порядковыми номерами: 1-й конный, 10-й пеший...[59]. (в романе: «часовой, черноморский казак», «черноморский урядник»).

Мы исчерпали состав войск Отдельного Кавказского корпуса и не нашли ни одного «Д... полка». Поняли, что бесполезно искать «Д... офицеров» среди командируемых из России. После всего этого осталась лишь одна, последняя возможность.

Дело в том, что, помимо отдельных лиц, к Кавказскому корпусу прикомандировывались посменно на три года Донские казачьи полки (по орфографии лермонтовского времени, которая будет соблюдаться и нами, прилагательное «Донские» писали с заглавной буквы)[60].

В 1837 году по Кавказу было разбросано тринадцать Донских полков! При этом полк № 13 стоял в урочище Караагач вместе с Нижегородским драгунским, где Лермонтов служил. Полк № 3 занимал посты от Тифлиса до Кайшаура — по пути автора «Бэлы». «Нам должно было спускаться еще верст пять... чтобы достигнуть станции Коби»,— читаем в романе. И далее: «Расставшись с Максимом Максимычем, я живо проскакал Терекское и Дарьяльское ущелье, завтракал в Казбеке, чай пил в Ларсе, а к ужину поспел во Владикавказ». По всем этим дорожным постам располагались казаки Донского полка № 5, а во Владикавказе была их штаб-квартира. И наконец, полк № 20 подполковника Евсеева квартировал в крепости Константиногорской — в четырех верстах от Пятигорска. Донские сотни, охраняя Минеральные воды, стояли в Шотландской колонии, Ессентуках, Кисловодске[61].

Встречаясь с ними везде, Лермонтов мог выделить Донских офицеров еще по одной причине. Если в Линейном и Черноморском казачьих войсках на офицерские должности вплоть до наказного атамана назначались зачастую чины из регулярной кавалерии, то у Донцов офицерами становились только выходцы из своей среды[62].

Казалось бы, нужны ли еще комментарии? И тем не менее...

«Чистенький, новенький городок» был изображен Лермонтовым не только на страницах романа, но и на холсте. Его живописная работа «Пятигорск» позволяет увидеть и «домик с красной кровлею над ванной», и аккуратные ряды городских строений, и «серебряную цепь снеговых вершин», оканчивающуюся двуглавым Эльбрусом.

Есть на полотне и пятигорский бульвар. Вдали, у поворота его, виден двухэтажный «дом для неимущих офицеров» (надстроенный, он сохранился и поныне). Неподалеку был расположен «дом для раненых офицеров, выстроенный иждивением Войска Донского генерала Орлова в благодарность за исцеление здешними водами»[63]. Наряду с Николаевскими ваннами и знаменитой ресторацией, где «можно найти... вкусный обед, биллиард и даже танцы с прехорошенькими посетительницами», офицерские дома составляли те «четыре каменные здания, что обращают на себя внимание как по великолепию, так и по искусной отделке и зодчественной красоте»[64].

Кто же обитал в «доме Орлова»? Из воспоминаний декабриста Розена узнаем, что дом этот был предназначен «для больных и раненых Донского войска»[65].

Вот ведь как получается! Помимо того, что Донские полки встречаются автору «Княжны Мери» повсеместно, помимо того, что один из них следит за безопасностью Кавказских минеральных вод, оказывается, что на том самом бульваре, где Печорин, дав волю красноречию, усиленно отвлекает от юной княжны ее обожателей, высится красивый дом, где разместились офицеры Донского войска, находящиеся на излечении. Естественно, что офицеры эти, принарядившись, выходят погулять, покрасоваться прежде всего на «свой» бульвар.

«Наконец вот и колодезь... На площадке близ него построен домик с красной кровлей над ванной, а подальше галерея, где гуляют во время дождя» (М. Ю. Лермонтов. Княжна Мери). Фрагмент акварели А. А. Тона. 1832. ГРМ.

Дом Орлова на пятигорском бульваре. Фрагмент акварели А. А. Тона. 1832. ГРМ.

Батальная сцена. Рисунок А. Н. Долгорукова. 1839. ГПБ.

Представьте себе две стройные фигуры в синих чекменях, перетянутых в талии кушаком черной китайки; с серебряными чешуйчатыми эполетами; с блестящими петлицами на воротнике и обшлагах; с алыми лампасами на синих шароварах[66] — удивительно ли, что, ярко выделяясь среди «истертых, старомодных» штатских костюмов и блеклой зелени армейских сюртуков, они сразу же привлекли взгляд лермонтовского героя?!.

Рисуя военных персонажей, писатель всегда стремился к конкретности. Например, в неоконченном романе «Княгиня Лиговская» действующие лица — офицеры гвардейских частей: Конного и Преображенского полков, а также Конной артиллерии. В «Герое нашего времени» автор, следуя литературным нормам, употребил сокращения. Но это не столько маскировало, сколько подчеркивало определенность названий, создавая впечатление достоверности. Современный Лермонтову читатель, особенно кавказский, без всякого труда разгадывал нехитрые ребусы. Только теперь, полтора века спустя, это стало представлять некоторую сложность.