И - значит изгой

приходило в голову, что свадебные клятвы что-то значат?

- Ваши не казались особенно значимыми. Пока смерть не разлучит нас? По крайней мере, я до сих пор замужем, чего не скажешь о тебе. Или я ошибаюсь? Ну, извини. Может, ты

вышла за кого-то еще, и у тебя полно детишек. Нужно было сразу спросить, но я не вижу

кольца.

- Ты была с ним в ту ночь, когда погиб Бенни Кинтеро?

Ее улыбка пропала.

- Да.

Спокойно. Без колебаний, эмоций и раздумий.

- Почему он не сказал мне?

- Ты действительно хочешь знать?

- Это могло помочь. Не знаю, что бы я сделала, но все могло пойти по-другому.

- Сомневаюсь. Ты была такая маленькая самоуверенная нахалка. На самом деле, довольно

противная. Ты все это знала тогда. Он хотел тебя избавить от неприятностей.

- И почему бы?

- Он был от тебя без ума. Удивляюсь, что ты спрашиваешь.

- Учитывая факт, что он трахался с тобой.

- Ты знала, за кого выходила. Ты серьезно думала, что он будет хранить верность?

- Кто тебя заставлял болтать, когда Микки просил этого не делать?

- Я боялась, что он пострадает ни за что, как оно и вышло.

- Эрик знал насчет Микки?

Дикси на мгновение заколебалась.

- Мы пришли к соглашению.

- Я не говорю о сейчас. Он знал тогда?

Дикси глубоко затянулась, обдумывая ответ.

- Жизнь была трудной для Эрика. Ему было тяжело приспособиться после возвращения.

- Другими словами, нет.

- Между мной и Микки не было никакой эмоциональной связи. Зачем зря причинять боль?

- Почему бы тогда вашим супругам не узнать правду о вас? Если там не было никакой

любви, если это просто сексуальное обслуживание, как ты заявляешь, почему не сказать

нам?

Она молчала, уставившись на меня широко открытыми глазами.

- Вопрос не гипотетический. Я правда хочу знать. Почему бы не быть с нами честными, если ваши отношения значили так мало?

Я подождала.

- Ладно, я помогу. Хочешь знать ответ? Попробуй это. Потому что мы бы выгнали вас

пинком под зад и положили этому конец. Не знаю насчет Эрика, но я не терплю

неверности.

- Возможно, есть вещи насчет преданности и верности, которые тебе не понять, - ответила

она.

Я на секунду закрыла глаза. Мне хотелось приподнять передние ножки ее стула и

опрокинуть ее, просто для удовольствия услышать, как ее голова стукнется об каменный

пол. Вместо этого я тихонько вспомнила статью из уголовного кодекса. Нападение - это

противозаконная попытка, связанная с возможностью нанести телесные повреждения

одного человека другому... Оскорбление действием - это сознательное и противозаконное

использование силы или насилия одного человека по отношению к другому.

Я улыбнулась.

- Ты думаешь, это было нормально, делать из нас дураков? Удовлетворять свои прихоти за

наш счет? Если ты думаешь, что это преданность, у тебя кукуха съехала.

- Не надо быть такой грубой.

С дальнего конца патио раздался голос.

- Извините. Дикси?

Мы обе оглянулись. В дверях стояла Стефи.

В первый раз Дикси выглядела смущенной, краска выступила на ее щеках.

- Да, Стефи. Что такое?

- Пришла мисс Яблонски. Хотите поговорить с ней сейчас, или перенести?

Дикси нетерпеливо затянулась и погасила сигарету.

- Попросите ее подождать в моем офисе. Я сейчас приду.

- Конечно. Нет проблем.

Стефи задвинула стеклянную дверь и ушла.

- Это зашло достаточно далеко, - сказала Дикси. - Вижу, тебе доставляет удовольствие

читать мораль. Всегда нравилось.

- Да. Правильно. В этом случае имею право.

- Когда допьешь вино, можешь уйти самостоятельно.

- Спасибо. Было весело. Ты ни капельки не изменилась.

- Ты тоже.

7

Я была посередине подъездной дорожки, направляясь к выходу, когда заметила встречную

машину. Это был сделанный на заказ фургон, я таких раньше не видела, гладкий, черный и

квадратный. За рулем был Эрик Хайтауэр. Я не уверена, что узнала бы его, если не

ожидала бы здесь встретить.

Я притормозила фольксваген, погудела и опустила стекло. Он поравнялся со мной, остановился и тоже опустил стекло. Под майкой его мощные плечи и бицепсы выглядели

гладкими и загорелыми. В прежние дни в Хонки Тонк его взгляд вечно был стеклянным, а

бледная кожа выдавала человека, научившегося сочетать свои лекарства с алкоголем, ЛСД

и травкой. Тогда он носил жидкую бородку и прямые темные волосы, распущенные по

плечам или завязанные в хвост тряпочкой.

Мужчина, который сейчас вопросительно разглядывал меня, восстановил свое здоровье.

Его голова была выбрита, череп аккуратный, как у младенца. Исчезла борода и мутный

взгляд. Я видела фотографии Эрика в форме, до того, как он уехал во Вьетнам: молодой, красивый, двадцати одного года, почти нетронутый жизнью. После двух лет службы он

вернулся в мир изможденным и несчастным, озлобленным и замкнутым. Казалось, у него

много накопилось в душе, но он был не в состоянии объяснить это никому из нас. И никто

не осмеливался спрашивать. Одного взгляда на его лицо было достаточно, чтобы убедить

нас, что то, что он видел, было адом и не выдержит ближайшего рассмотрения.

Теперь я подозреваю, что он считал нас несправедливыми и относящимися к нему

неодобрительно, когда на самом деле мы боялись того, что видели в его глазах. Лучше

отвернуться, чем страдать от этой пытки.

- Вам помочь? - спросил он.

- Привет, Эрик. Кинси Миллоун. Много лет назад мы тусовались вместе в Тонке, в

Колгейте.

Его лицо разгладилось и просияло, когда он понял, кто я такая.

- Эй. Конечно. Без дураков. Как дела?

Он протянул руку и мы соприкоснулись пальцами, так близко к рукопожатию, как смогли, сидя в разных машинах. Его темные глаза были ясными. В свои пьяные дни он был тощим, но с годами прибавил необходимые килограммы. Успех хорошо на нем сказался. Он

выглядел уверенным и выдержанным.

- Прекрасно выглядешь, - сказала я. - Что случилось с твоими волосами?

Он взглянул на себя в зеркало заднего вида и провел рукой по гладко выбритой голове.

- Тебе нравится? Ощущается странно. Я сделал это месяц назад и никак не могу решить.

- Нравится. Это лучше, чем хвостик.

- Ну, наверное, это правда. Что привело тебя сюда?

- Я разыскиваю своего бывшего мужа и думала, что вы можете знать, как с ним связаться.

Объяснение казалось сомнительным, и я боялась, что он начнет расспрашивать, но он не

стал.

- Магрудер? Много лет его не видел.

- И Дикси сказала то же самое. Я разговаривала с приятелем Микки, Шеком, и он вас

упомянул. Помнишь Пита Шекелфорда?

- Смутно.

- Он подумал, что ты можешь знать, но наверное, нет?

- Извини, что не могу помочь. А в чем дело?

- Я сама не уверена. Похоже, я должна прояснить с ним одно дело.

- Я могу порасспрашивать, если хочешь. Я до сих пор встречаю некоторых из тех парней в

тренажерном зале. Кто-то может знать.

- Спасибо, но я, наверное, сама справлюсь. Позвоню его адвокату, а если не получится, у

меня есть другие возможности. Я знаю, как работают его мозги. Микки ходит окольными

путями.

Эрик встретился со мной глазами, и я почувствовала, как безмолвный разговор прокатился

между нами, как тень от облака над головой. Его настроение изменилось, и он обвел рукой

покрытый деревьями участок вокруг нас.

- Итак, что ты думаешь? Девять и девять десятых акров, и все выплачено, все мое. Ну, половина моя, по законам Калифорнии.

- Красиво. Ты молодец.

- Спасибо. Мне помогли.

- Дикси или Анонимные Алкоголики?

- Я бы сказал, оба.

На дорожке появился грузовичок сантехника и остановился за машиной Эрика. Он

оглянулся и помахал водителю, давая знать, что не будет его долго задерживать. Снова

повернулся ко мне.

- Почему бы тебе не развернуться и не вернуться в дом? Мы могли бы вместе пообедать и

поболтать.

- Я бы очень хотела, но не могу. К Дикси приходят люди на собеседование, и у меня тоже

дела. Может, в другой раз. Я позвоню тебе и договоримся.

- Прекрасно. Так и сделаем. Ты обещаешь.

- Честное скаутское.

Водитель грузовичка нетерпеливо загудел. Эрик оглянулся и снова помахал.

- В любом случае, приятно было тебя увидеть. Веди себя хорошо.

- И тебя тоже.

Он поднял стекло, и я увидела, как он нажал на газ с помощью приспособления на руле.

Это было единственным напоминанием о том, что у него ампутированы обе ноги.

Он погудел, отъезжая, а я поехала дальше по дорожке, мы разъехались в разные стороны.

Я ехала в город, размышляя о сущности божественной комедии. Два моих любимых

верования перевернулись за последние несколько часов. Учитывая непродолжительность

моего замужества, я всегда считала, что Микки был мне верен. Это представление

оказалось неверным, так что оно было вычеркнуто из памяти, вместе с остатками

уверенности, которую я чувствовала. Еще я подозревала, ну, будем честными, была

убеждена, что Микки сыграл роль в смерти Бенни Кинтеро. Оказалось, что нет, так что

можно вычеркнуть это тоже. Виновен в измене, невиновен в убийстве.

Кто-нибудь, обладающий талантом, мог бы превратить это в стихи для песни в стиле

кантри-вестерн.

Я и правда хотела узнать об этом дерьме? Наверное, у меня не было выбора. Вопрос был в

том, что теперь с этим делать?

Войдя в офис, я сразу же достала телефонную книгу и листала желтые страницы до

перечня адвокатов. Пробежала пальцем по колонке, пока не нашла имя Марка Бетела, в

персональном прямоугольнике рекламы. Реклама гласила: УГОЛОВНЫЕ ДЕЛА, а ниже

раскрывались подробности: наркотики, растление малолетних, оружие, махинации, вождение в нетрезвом виде, воровство/мошенничество, нападения, супружеское насилие и

сексуальные преступления. Как я подумала, это приблизительно покрывало все, кроме

убийства, конечно.

Марк Бетел был адвокатом Микки, когда тот уволился из полиции, действие, которое он

предпринял по совету Марка. Мне никогда особенно не нравился Марк, и после

бесцеремонного ухода Микки почти не было причин, чтобы наши дорожки пересеклись.

В те редкие случаи, когда я натыкалась на него в городе, мы вели себя сердечно, изображая

тепло, которое никто из нас не испытывал. Мы были связаны прошлым делом, одна из

нелегких связей, которые сохраняются больше по форме, чем по содержанию.

Несмотря на мое прохладное отношение, должна признать, что он был великолепным

адвокатом, хотя в последние несколько лет он отодвинул свою практику в сторону ради

политической карьеры. Один из многих республиканцев, он надеялся занять кресло Алана

Крэнсона в сенате на предстоящих выборах в ноябре.

Его политические амбиции начали проявляться последние десять лет. Он связался с

местной партийной машиной, втеревшись в доверие к республиканцам, неутомимо

работая в губернаторской кампании Дюкмейена в 1988 году. Он открыл двери своего дома

в Монтебелло для бесчисленных пышных мероприятей по сбору денег.

Он выиграл место в комитете округа, потом избирался в ассамблею штата. Логически, следующим шагом был бы конгресс, но он пропустил его и включился в борьбу за кресло

в сенате США.

Наверное, он чувствовал, что его политического багажа было довольно, чтобы выудить

достаточно голосов и обойти Эда Чжау. По-моему, слабенький шанс, но что я понимаю?

Я ненавижу политиков. Они действуют мерзко и совершенно лишены воображения.

Помогало, что Бетел был женат на очень богатой женщине.

Я слышала , что Лэдди Бетел оплачивает большую часть его кампании. Она прославилась

как очень убедительная сборщица денег для многочисленных благотворительных

организаций. Какую бы благородную цель она ни преследовала, Лэдди не стеснялась

присылать мне запросы для пожертвований с вложенными конвертами. Неизбежно там

был список сумм, нужную надо было обвести: 1000 долларов, 500, 50. Если

благотворительное сборище предполагалось вечером, “черный галстук по выбору” (на

случай, если ваш зеленый находится в химчистке). Еще мне предлагалась возможность

купить “столик”, для моих сторонников, по тысяче долларов за место.

Как мало она обо мне занала, что я настолько прижимиста, что отковыривала марку с

конверта для возврата.

В настоящее время Марк сохранял офис и секретаршу в своей старой адвокатской фирме.

Я позвонила туда, и секретарша ответила, тут же попросив : “Подождите пожалуйста”.

Меня наградили джазовым исполнением “ Ярмарки в Скарборо”.

Секретарша вернулась на линию.

- Спасибо, что подождали. Это Джуди. Чем я могу вам помочь?

- Да, здравствуйте, Джуди. Это Кинси Миллоун. Я старая знакомая Марка. Думаю, мы с

вами встречались на рождественской вечеринке пару лет назад. Он на месте?

- Ой, здравствуйте, Кинси. Я вас помню. Нет, он на заседании комитета, наверное, его

сегодня не будет. Хотите, чтобы он вам перезвонил утром, или я чем-нибудь могу помочь?

- Может быть. Я пытаюсь связаться со своим бывшим мужем, Микки Магрудером. Он был

клиентом Марка.

- О, я знаю Микки, - сказала она, и мне сразу стало интересно, не знала ли она его в

библейском смысле.

- Вы не знаете, есть у Марка его адрес и телефон?

- Подождите, я проверю. Я знаю, что у нас что-то есть, потому что он звонил сюда пару

месяцев назад, и я сама с ним разговаривала.

Я слышала, как переворачиваются страницы ее блокнота.

- Ага, вот оно.

Она продиктовала адрес в Сепульведе, но номер дома отличался от того, что был у меня.

Цифры были те же, но порядок изменен, что было типичным для Микки. В своем

полупараноидном состоянии он давал правильную информацию, но с переставленными

номерами, так что его нельзя было найти. Он считал, что твой адрес - это твое личное

дело, а телефоны предназначены для твоего удобства, а не кого-то другого. Если другие

люди не могли ему позвонить, какое ему дело? Не знаю, как он умудрялся получать почту

или доставку пиццы.Это были не те вещи, которые он находил интересными, когда на кону

стояла его приватность.

Вернулась Джуди и продиктовала номер телефона, тот же самый, что был в моей книжке.

- Можете его вычеркнуть. Я недавно пыталась звонить, и он не обслуживается. Я думала, что он переехал и сменил номер.

Я слышала, что она колеблется.

- Наверное, я не должна это говорить. Марк терпеть не может, когда я обсуждаю клиентов, так что, пожалуйста, не говорите ему.

- Конечно, нет.

- Когда Микки звонил, это было в середине марта, он просил одолжить ему денег. То-есть, он не просил меня. Это я слышала позже, после того, как Марк с ним поговорил. Марк

сказал, что Микки пришлось продать машину, потому что он не мог себе позволить уход, страховку и бензин. У него такие финансовые проблемы, что даже Марк не смог помочь

их решить.

- Звучит нехорошо. Марк одолжил ему деньги?

- Я не уверена. Может быть. Микки всегда был его любимчиком.

- Вы не могли бы проверить, не оставлял ли Микки номера, по которому Марк мог с ним

связаться?

- Проверю, если хотите, но я помню, что спрашивала тогда, и он сказал, что Марк знает.

- Так что, у Марка может быть другой его телефон?

- Наверное, это возможно. Я могу спросить и попросить его позвонить вам.

- Я была бы очень благодарна. Он может позвонить мне завтра, и мы выясним.

Я оставила ей свой номер, и мы разъединились.

Вечером не произошло ничего особенного, мы поужинали с Генри в таверне у Рози, в

половине квартала от дома, после чего я свернулась с книжкой и читала, пока не заснула, наверное, через десять минут.

Я выключила будильник за мгновение до того, как он должен был зазвонить. Почистила

зубы, натянула спортивный костюм и вышла на пятикилометровую пробежку.

Велосипедная тропинка вдоль пляжа была укрыта обычным весенним туманом, небо было

серым, как униформа. Океан смешивался с небом на горизонте, как будто между ними

было туго натянуто прозрачное полотнище. Воздух был идеальным, слегка прохладным, слегка влажным. Я чувствовала себя легкой и сильной и бежала с редким ощущением

счастья.

Вернувшись домой, я приняла душ, оделась, позавтракала, а потом прыгнула в машину и

отправилась в Сан Фелипе, с квитанцией от компании камер хранения в кармане.

Я слегка приоделась, что в моем случае значило не много. У меня есть только одно платье: черное, без воротника, с длинными рукавами и со складками на корсаже (это навороченное

слово для переда). Этот полностью синтетический предмет одежды гарантированно не

мнется (но, возможно, огнеопасен) и настолько же универсален, как и любая моя одежка.

В нем я могу принять приглашение на все, кроме самых высокомерных, коктейльные

вечеринки, изображать скорбящую на любых похоронах, выступать в суде, заниматься

наблюдением, угрожать клиентам, опрашивать враждебно настроенных свидетелей, или

представляться человеком с серьезной работой, а не суетливым фрилансером, привыкшим

к джинсам, водолазке и кроссовкам.

Перед отъездом я заполнила стандартную форму, которую подделала, ориентируясь на

свой опыт работы в страховой компании Калифорния Фиделити. Проезжая по шоссе 101 в

южном направлении, я репетировала ханжескую и бюрократическую манеру, которую

изображаю для маскировки. Пребывание частным детективом состоит из равных частей

изобретательности, решительности и настойчивости, с большой дозой актерского

мастерства.

Поездка до Сан Филипе заняла сорок пять минут. Пейзаж в основном занимали

цитрусовые и авокадовые рощи, просторы фермерской земли, иногда рынки у дороги, где

торговали, ну чем еще? апельсинами, лимонами и авокадо.

Комплекс хранилищ я заметила за полкилометра. Это были бесконечные ряды

двухэтажных построек, занимающих два квадратных блока. Архитектурный стиль

напоминал свежепостроенную тюрьму, дополненную прожекторами и высокой оградой-сеткой.

Я свернула к воротам. Строения были одинаковыми: шлакоблочные, с гладкими дверями , широкими грузовыми лифтами и пандусами для погрузки с обоих концов. Они были

обозначены буквами и цифрами, система, которую я не смогла расшифровать. Двери

каждой секции были раскрашены в разные цвета, непонятно, была ли это кодировка или

причуда архитектора. Наверное, мало удовольствия в том, чтобы проектировать постройку, которая выглядит как коробки из-под печенья, поставленные встык.

Я проехала мимо множества широких проездов. Стрелки привели меня к главному офису, где я остановилась и вышла.

Вошла через стеклянную дверь в помещение со стойкой посередине. За стойкой

располагались шкафы с документами и простой деревянный стол. Это не была сложная

компания с разветвленной администрацией. Единственный дежуривший человек, видимо, функционировал как регистратор, секретарь и менеджер, сидя за пишущей машинкой с

карандашом в зубах и печатая что-то двумя пальцами.

Ему было далеко за семьдесят, круглолицый и лысеющий, с очками для чтения на кончике

носа.

Я видела, как выпячивалось его брюшко, как обезьяний младенец, вцепившийся в

материнскую грудь.

- Секундочку, - сказал он, продолжая печатать.

- Не торопитесь.

- Как пишется “озорной”?

- О-з-о-р-н-о-й.

- Вы уверены?

- Вполне.

Закончив, он встал, вытащил копирки и разложил оригинал и копии в одинаковые голубые

папки. Подошел к стойке, подтягивая штаны.

- Не хотел заставлять вас ждать, но я увлекся. Когда никого нет, я сочиняю истории для

своего правнука. Ему едва исполнилось два года, а он уже читает. Обожает маленькие

книжечки, которые прадедушка пишет специально для него. Эта о червячке по имени

Уигглс и его приключениях. Большое удовольствие для меня, и вы бы видели, как

загорается личико Дикки. Думаю, однажды я их опубликую и попрошу, чтобы они были

сделаны как надо. У меня есть знакомая, которая предложила сделать иллюстрации, но

мне сказали, что это плохая идея. Я думаю, что эти нью-йоркцы любят нанимать своих

художников.

- Новость для меня.

Его щеки слегка порозовели, а голос стал застенчивым.

- Наверное, вы не знаете агента, который мог бы взглянуть на это.

- Не знаю, но если услышу о таком, обязательно вам скажу.

- Было бы хорошо. Ну, а пока, что я могу для вас сделать?

Я показала ему свое удостоверение из Калифорния Фиделити, со старой фотографией и

печатью.

Он перевел взгляд с фотографии на мое лицо.

- Вам нужно сделать другое фото. Вы гораздо симпатичнее.

- Вы правда так думаете? Спасибо. Кстати, я Кинси Миллоун. А вы?

- Джордж Веддинг.

- Приятно познакомиться.

- Надеюсь, вы не продаете страховые полисы. Не хочу разочаровывать, но я застрахован по

самые уши.

- Я ничего не продаю, но мне может понадобиться помощь.

Я заколебалась. У меня была заготовлена история. Я собиралась показать ему заявление

домовладельца со списком вещей, поврежденных во время прорыва водопроводной трубы.

Конечно, это была полная фальшивка, но я надеялась, что он отреагирует с негодованием, достаточным для того, чтобы помочь все исправить.Мне был нужен адрес и номер

телефона, которыми пользовался Микки, когда арендовал кладовую. Потом я могла

сравнить информацию с той, которая у меня уже была, и (возможно) догадаться, где

находится Микки. Я планировала в процессе довести историю до убедительного уровня, но сейчас не могла себя заставить ее рассказать. Вот правда о лжи: вы вываливаете ее на

какого-нибудь доверчивого балбеса, что выставляет его дураком, потому что он не заметил

подвоха. Ложь содержит тот же жестокий элемент, что и розыгрыш, когда “жертва” в конце

выглядит идиотом в своих собственных глазах и смешным в глазах других.

Я готова врать напыщенным бюрократам, когда ничего другое не помогает, но мне тяжело

лгать человеку, который сочиняет милые сказки для своего правнука.

Джордж терпеливо ждал, когда я продолжу. Я стала складывать листок с фальшивым

заявлением, пока не остались видны только строчки с именем, адресом и телефоном

“Джона Рассела”.

- Хотите знать правду?

- Это было бы неплохо.

- Что ж, правда в том, что меня уволили из Калифорния Фиделити три года назад. Я, вообще-то, частный детектив, и ищу человека, за которым когда-то была замужем.

Я показала на имя Джон Рассел.

- Это не его настоящее имя, но подозреваю, что адрес может быть довольно правильным.

Мой бывший переворачивает номера, чтобы защитить себя.

- Это полицейское дело? Потому что мои записи конфеденциальны, если только у вас нет

постановления суда. Если вы думаете, что этот парень использовал свою кладовую для

противозаконных дел, например, изготовления наркотиков, я бы мог помочь. Иначе, нет.

Я почти могла поклясться, что Джордж приглашал меня приврать, учитывая, что он

выложил условия, при которых его можно уговорить показать мне файлы. Однако, начав с

правды, я решила придерживаться своей версии.

- Вы все усложняете. Я бы хотела сказать по-другому, но это не связано ни с какими

криминальными действиями, по крайней мере, насколько я знаю. О, это трудно. Я к такому

не привыкла. Мы расстались врагами, и я только что узнала, что совсем неверно судила о

нем. Я не смогу жить со своей совестью, пока не объяснюсь с ним. Понимаю, это звучит

банально, но это правда.

- Что вы сделали?

- Это не то, что я сделала. Это то, чего я не сделала. Его обвиняли в убийстве. Дело в том, что я не хотела слышать его версию происшедшего. Я просто решила, что он виновен, и

ушла от него. Мне совестно. Я обещала “в горе и в радости”, а причинила ему “горе”.

- А сейчас что?

- Сейчас я пытаюсь его разыскать, чтобы извиниться. Может быть, я искуплю свою вину, если не слишком поздно.

- Я не совсем понимаю, чего вы хотите от меня.

Я протянула ему листок с адресом и телефоном.

- Думаю, что это отчасти верно. У меня есть два варианта его адреса.Если ваш совпадет с

этим, или у вас будет другой вариант, возможно, я смогу определить, какой правильный.

Он изучил имя и адрес.

- Я помню этого парня. Перестал платить. Мы освободили его кладовую и продали все на

аукционе.

- Это меня и беспокоит. Я думаю, у его неприятности. Вы можете помочь?

Я видела, как он колеблется. Оставила свой листок на стойке, развернув в его сторону. Он

взглянул на строчки. Подошел к шкафу с документами, оглядел наклейки на ящиках и

открыл третий сверху. Достал толстый скоросшиватель и положил на открытый ящик.

Смочил большой палец и начал перелистывать страницы. Нашел нужную, раскрыл кольца, вытащил лист и сделал с него копию. Передал мне, не сказав ни слова.

8

Я вернулась в офис, где остаток дня оплачивала счета, отвечала на телефонные звонки и

разбиралась с корреспонденцией. От Марка Бетела сообщений не было. Попробую

позвонить ему еще раз, если он не объявится в скором времени.

Я закрыла офис в четыре тридцать, засунув в наружный карман сумки карту Лос-Анджелеса. Оставила на время свою машину и дошла пешком до библиотеки, где

проверила по справочнику три разных номера по улице Сепульведа, которые предоставил

Микки, чтобы никто не узнал его адрес. Я собиралась поехать туда. Настало время узнать

о его теперешней ситуации, может даже время нам с ним поговорить. У меня было полно

денег на банковском счете. Я была готова предложить Микки помощь, если его гордость

позволит ее принять.

Я вернулась к офису, села в машину и поехала домой. Я даже не знала деталей, но мне уже

было тошно из-за роли, которую я сыграла в его падении.

Два джентльмена стояли у моего порога. Я сразу поняла, что это были детективы в

штатском: аккуратно одетые, чисто выбритые, выражение лиц вежливое и внимательное.

Идеальное присутствие сил правопорядка в этот майский день.

Я почувствовала электрический удар. Пальцы покалывало, а кожа на спине как будто

засветилась, как неоновая вывеска с надписью ВИНА, ВИНА, ВИНА.

Первым мне пришло в голову, что Тедди Рич заявил о проникновении в дом, вызвал

полицию, потом приехали техники и сняли отпечатки. Мои нашлись снаружи и внутри

собачьей дверцы, на краю письменного стола, на дверной ручке и в других местах, столь

многочисленных, что я не могла припомнить.

Я была копом два года и частным детективом потом. (Еще я однажды была арестована, но

не хочу об этом сейчас говорить, спасибо.) Смысл в том, что мои отпечатки были в

системе, и компьютер обнаружит, что я была в доме Рича. Копы спросят, что я там делала, и что я могу ответить? Есть ли невинное объяснение? Мне ничего не приходило в голову.

Пес, конечно, опознает меня, будет дергать за штанину, радостно гавкать, прыгать и

слюнявить мою обувь, когда на меня наденут наручники и уведут.

Я могу поторговаться, признавать ли себя виновной, или дождаться суда и отдать себя на

милость присяжных.

Я притормозила на дорожке с ключами от дома в руках. Конечно, у копов есть более

важные дела. Зачем им вообще заморачиваться с техниками и отпечатками? Само

предположение было абсурдным. Эти ребята вообще могут быть не копами. Может быть

Тедди узнал, что я сделала, и прислал этих головорезов, чтобы раздробить мне локти, колени и другие важные суставы.

- Привет! Вы меня ищете? - жизнерадостно спросила я.

Эти двое казались примерно одного возраста: под сорок, ухоженные, спортивные, один

темноволосый, другой светлый. У блондина в левой руке был портфель, будто он чем-то

торговал, ходя от дома к дому. Он заговорил первым.

- Мисс Миллоун?

На нем была рубашка в красную клетку под твидовым пиджаком, адамово яблоко

придавлено узлом красного галстука. Его темные хлопчато-бумажные слаксы помялись от

долгого сидения в машине.

- Правильно.

Он протянул руку.

- Меня зовут Феликс Клаас. Это мой партнер, Джон Альдо. Мы детективы из

департамента полиции Лос-Анджелеса. Можно с вами поговорить?

Альдо протянул две визитки и раскрыл бумажник, чтобы показать свой значок.

Детектив Альдо был здоровенный парень, с мускулистым телом, ростом под метр

девяносто и весом в сотню килограммов. Его темные волосы были слегка взлохмачены, а

темные глаза смотрели из-под широких черных бровей, которые соединялись на

переносице. Его слаксы были из полиэстера, а спортивный, аккуратно сложенный пиджак

был перекинут через локоть. Рубашка с коротким рукавом открывала поросшие

шелковистыми волосками руки. Он выглядел как человек, предпочитающий спортивные

костюмы. Я расслышала его имя как “Джон”, но заметила, что в его визитке написано в

итальянском варианте, “Жиан”, и сделала мысленную поправку. Я успела позабыть имя

первого детектива и заглянула в визитку еще раз. Блондина звали Феликс Клаас, брюнета -

Жиан Альдо.

Клаас снова заговорил, приятно улыбаясь.Его светлые волосы выглядели влажными, разделенные на косой пробор и зачесанные назад за ушами. Его брови и ресницы были

почти невидимыми, бледно-золотистыми, отчего голубые глаза казались голыми. Его губы

были полными, необычно розового цвета. На подбородке у него была ямочка.

- У вас чудесный город. В ту же минуту, как мы пересекли границу округа, я почувствовал, что у меня давление упало на пятнадцать пунктов.

- Спасибо. Нам везет. Такая погода весь год. У нас иногда летом бывают сильные туманы, но к полудню они рассеиваются, так что грех жаловаться.

Может, это имеет отношение к моему старому делу.

Детектив Альдо вступил в разговор.

- Мы побеседовали с лейтенантом Роббом. Надеюсь, что мы не застали вас в неудобное

время.

- Вовсе нет. Все нормально. Вы его друзья?

- Нет, мэм, не друзья. Мы разговаривали с ним по телефону, но встретились только

сегодня. Кажется, хороший парень.

- Он замечательный. Я знаю Иону много лет. О чем вообще речь?

- О деле над которым мы работаем. Мы бы хотели поговорить с вами в доме, если вы не

против.

Детектив Клаас присоединился.

- Это не займет много времени. Пятнадцать-двадцать минут. Постараемя побыстрее.

- Конечно. Заходите.

Я повернулась и отперла дверь, спросив через плечо:

- Вы давно сюда приехали?

- Около часа назад. Мы пытались позвонить вам в офис, но нам сказали, что вы уехали.

- Мне нужно было по делам, - ответила я, удивляясь, что чувствую, что должна что-то

объяснять. Я шагнула через порог, и они последовали за мной.

За последние годы несколько расследований приводили меня в Лос-Анджелес. Одно дело, которое я расследовала для Калифорния Фиделити, вывело меня на много нехороших

людей. Может это связано с ними. В криминальных делах часто всплывают одни и те же

имена. Всегда интересно узнать, чем занимаются эти мрази.

Я сделала мысленную фотографию своей квартиры, пытаясь представить себе, как она

выглядит в глазах посторонних. Маленькая, чистая, компактная, как интерьер корабля, с

закутками и встроенными шкафчиками. Кухонька справа, письменный стол и кресла слева.

Ковер насыщенного синего цвета, спиральная лесенка в спальню наверху.

Я поставила сумку на табуретку в кухне и сделала шесть шагов в гостиную. Два детектива

почтительно ждали на пороге.

- Садитесь, - сказала я.

- Спасибо, - ответил Альдо. - Хорошая квартира. Вы живете одна?

- Вообще-то, да.

- Вам везет. Моя подруга - поросенок. Я никак не смог бы держать свою квартиру в такой

чистоте.

Клаас уселся на маленький диванчик, засунутый в нишу эркера, и поставил свой портфель

на пол рядом. Хотя Клаас и Альдо казались одинаково разговорчивыми, Клаас был более

сдержан, почти строг в своих манерах, в то время как Альдо казался расслабленным.

Детектив Альдо занял одно из раскладных кресел, что оставляло мне другое. Я села, не

знаю почему, чувствуя, что мной искусно манипулируют.

Альдо расселся в кресле с расставленными ногами, держа руки между колен. Брезент на

кресле натянулся и потрескивал под его весом. Его бедра были огромными, а поза казалась

одновременно ленивой и угрожающей. Клаас послал ему взгляд, и он изменил позу, сев

прямо.

Клаас переключил внимание на меня.

- Мы слышали, что вы были замужем за детективом по фамилии Магрудер.

Я была полностью захвачена врасплох.

- Микки? Да, правильно. Это насчет него?

Я почувствовала страх. Связи, беспорядочно сталкиваясь, сложились в узор, который я не

могла разобрать. Что бы ни происходило, оно должно быть связано с его финансовым

положением. Может, он ограбил банк, обманул кого-то или изобразил свое исчезновение.

Может, был выдан ордер на его арест, и этим ребятам поручили его найти. Я скрыла свой

дискомфорт смехом.

- Что он натворил?

Выражение лица Клааса оставалось непроницаемым.

- К сожалению, мистер Магрудер стал жертвой преступления. В него стреляли. Он выжил, он жив, но находится в тяжелом состоянии. Вчера наконец мы выяснили, кто он такой. В

момент нападения при нем не было документов, так что он числился как Джон Доу, пока

мы не сверили его отпечатки.

- В него стреляли?

Я правильно его расслышала?

- Да, мэм.

- С ним все в порядке, да?

Тон Клааса был между нейтральным и сожалеющим.

- Честно говоря, это выглядит не очень хорошо. Доктора говорят, что состояние

стабильное, но он подключен к аппаратам. Он так и не приходил в сознание, и чем дольше

это будет продолжаться, тем меньше шанс, что он полностью восстановится.

Или вообще выживет - вот что я слышала. Микки умирает или уже умер? Детектив еще

что-то говорил, но я ощущала временную потерю слуха. Подняла руку.

- Подождите. Извините, но я, кажется, не поняла.

- Не торопитесь, - сказал Альдо.

Я сделала пару глубоких вздохов.

- Это странно. Где он?

- В университетской больнице в Лос-Анджелесе. Сейчас он в отделении интенсивной

терапии, но его могут перевести в окружную больницу, в зависимости от состояния.

- У него всегда была хорошая страховка, если это вопрос оплаты.

Мысль о Микки в окружной больнице мне не нравилась. Я глубоко дышала, пытаясь

успокоиться.

- Можно мне его видеть?

Сразу последовала пауза, потом Клаас сказал:

- Не прямо сейчас, но мы, наверное, сможем что-нибудь придумать.

Он явно не испытывал энтузиазма по этому поводу, и я решила не давить.

Альдо смотрел на меня с беспокойством.

- С вами все в порядке?

- Да. Я просто удивлена. Не знаю, что я думала про причину вашего прихода, но точно не

это. Не могу поверить, что с ним могло случиться что-то плохое. Он всегда был

скандалистом, но казался неуязвимым, по крайней мере, мне. Что случилось?

- Это то, что мы пытаемся выяснить, - сазал Клаас. - В него выстрелили дважды, в голову

и в грудь. Патрульный заметил его, лежащим на тротуаре, около трех часов ночи. Оружие, полуавтоматический пистолет, был найден в канаве, в трех метрах от него. Это был

коммерческий район, много баров, так что возможно, что мистер Магрудер ввязался в

ссору. Пара наших ребят сейчас прочесывает окрестности. Пока что свидетелей не нашли.

Сейчас мы пытаемся выяснить, чем он занимался до инцидента.

- Когда это случилось?

- В ночь на четырнадцатое мая. Среда прошлой недели.

- Не возражаете, если я задам вам пару вопросов? - спросил Клаас.

- Нет. Пожалуйста.

Я ожидала, что один из них достанет блокнот, но ничего не появилось. Бросила взгляд на

портфель. Интересно, они записывают разговор? Клаас продолжал говорить.

- Мы сейчас в процессе исключения некоторых возможностей. В основном, заполняем

пробелы, если вы сможете нам помочь.

- Конечно. Я попробую. Не знаю, как, но спрашивайте.

Мысленно я вздрогнула от своего выбора слов.

Клаас откашлялся. Его голос стал выше и пронзительнее.

- Когда вы в последний раз разговаривали со своим бывшим мужем, он упоминал о каких-нибудь проблемах? Угрозы, ссоры, что-то в таком роде?

Я с облегчением подалась вперед.

- Я не разговаривала с Микки четырнадцать лет.

Что-то промелькнуло между ними, один из этих разговоров без слов, которые женатые

пары умеют проводить глазами. Вступил детектив Альдо.

- Вы владеете девятимиллиметровым Смит- и- Вессоном?

- Владела когда-то.

Я собиралась сказать больше, но сдержалась, до тех пор, пока не пойму, что они делают.

Пустой футляр, в котором когда-то лежал пистолет, до сих пор находился в картонной

коробке, за письменным столом, меньше, чем в двух метрах от нас.

- Можете сказать, когда вы его купили? - спросил Клаас.

- Я не покупала. Микки купил этот пистолет и подарил мне на свадьбу. Это было в августе

1971-го.

- Странный свадебный подарок, - заметил Альдо.

- Он странный парень, - сказала я.

- Где пистолет сейчас?

- Понятия не имею. Я его не видела много лет. Предполагаю, что Микки забрал его с

собой, когда переехал в Лос-Анджелес.

- Так что вы не видели пистолет примерно...

Я перевела взгляд с Клааса на Альдо, когда до меня медленно дошло очевидное.

- Погодите. Стреляли из этого пистолета?

- Давайте скажем так: ваш пистолет нашли на месте преступления. Мы все еще ждем

заключения баллистиков.

- Вы не можете думать, что я имею к этому отношение.

- Ваше имя появилось в компьютере, как зарегистрированного владельца. Мы ищем, с чего

начать, и это имеет смысл. Если пистолет был у мистера Магрудера, кто-то мог его

отобрать и выстрелить.

- Это снимает подозрение с меня, - заявила я весело и прикусила язык. Сарказм - плохая

тактика поведения с копами. Лучше держаться скромно.

Между ними двумя повисло молчание. Они казались дружелюбными и вызывали доверие,

но я знала из опыта, что есть существенный промежуток между версией, которую они

сообщили мне, и той, которую они придержали.

Альдо достал из кармана упаковку жевательной резинки и разломил пополам. Одну

половинку убрал в карман, вторую развернул и положил в рот. Он, казалось, на время

потерял интерес, но я знала, что дорогу обратно они проведут, сравнивая записи, сопоставляя реакции и интуицию с той информацией, что я им дала.

Клаас поерзал на диване.

- Можете сказать, когда вы последний раз разговаривали с мистером Магрудером?

- Это Микки. Пожалуйста, называйте его по имени. Это и так тяжело. Он уехал из Санта

Терезы в 1977. Я не помню, чтобы разговаривала с ним после развода.

- Можете сказать, какие контакты у вас были с тех пор?

- Вы уже спрашивали. Никаких контактов.

Взгляд Клааса подчеркнуто зафиксировался на мне.

- Вы не разговаривали с ним последние несколько месяцев, - сказал он, не как вопрос, а

как утверждение, полное скептицизма.

- Нет. Я не разговаривала с ним.

Пока детектив Клаас старался удержать мое внимание, я видела, что Альдо незаметно

оглядывает комнату. Его взгляд переходил от предмета к предмету, методически отмечая

все. Письменный стол, шкаф с файлами, коробка, автоответчик, книжные полки. Я почти

слышала его мысли: что здесь не отсюда? Я видела, что его внимание вернулось к

картонной коробке. Пока что я ни слова не сказала о просроченных платежах за камеру

хранения. Я не видела, чтобы удерживание информации представляло собой нарушение

закона с моей стороны. Какой закон я нарушала? Какому преступнику помогала?

Я не стреляла в своего бывшего. Я не находилась в заключении или под присягой. В

крайнем случае я всегда могу связаться с детективами позже, когда “вспомню” что-нибудь

важное.

Все это промелькнуло у меня в голове за долю секунды, пока я думала, как прикрыть свой

зад. Если двое заметили мое волнение, никто не подал вида. Не то чтобы я ожидала, что

они будут вздыхать и обмениваться многозначительными взглядами.

Детектив Клаас снова прокашлялся.

- Как насчет него? Он контактировал с вами?

Признаюсь, что в мой ответ пробралось немножко раздражения.

- Это же то же самое, я говорю с ним, или он со мной? Мы развелись много лет назад. У

нас нет причины общаться. Если бы он позвонил, я повесила бы трубку. Я не хочу с ним

разговаривать.

Тон Альдо был легким, почти поддразнивающим.

- Почему вы так сердитесь? Бедняга чуть жив.

Я почувствовала, что краснею.

- Извините. Просто так и есть. Мы не из таких парочек, которые начинают ути-пути сразу

после развода. Ничего не имею против него, но мне никогда не хотелось быть его лучшим

другом. А ему - моим, могу добавить.

- С моей бывшей то же самое. Но все равно, иногда возникают какие-то дела, биржевой

сертификат или новости об общем друге. Вы можете передать письмо, даже если терпеть

его не можете. Нет ничего необычного в том, что один бывший передаст другому записку, если случится что-то важное.

- Микки не пишет записок.

Клаас поерзал на месте.

- Что тогда он делает, звонит?

Я почувствовала, что застываю. Почему он так упрямо продвигает свою идею?

- Слушайте. В четвертый или пятый раз, мы с Микки не разговариваем. Честно. Положа

руку на сердце. Честное скаутское. Мы не враги. Мы не антагонисты. У нас просто не

такие отношения.

- Неужели. Как бы вы их описали? Дружеские? Отдаленные? Сердечные?

- Что это такое? При чем тут это? Ладно вам, ребята. Вы что, серьезно думаете, что я

стреляла в бывшего мужа из своего пистолета и оставила его там? Я должна быть

ненормальной.

Альдо улыбнулся.

- Человек может волноваться. Никогда не знаешь, что он сделает. Мы просто ищем

информацию. Будем благодарны за все, что вы нам предоставите.

- Расскажите мне вашу теорию.

- У нас нет теории, - сказал Клаас. - Мы надеемся исключить некоторые версии. Вы

можете сэкономить нам кучу времени, если будете сотрудничать.

- Я сотрудничаю. Так и выглядит сотрудничество, если вы к этому не привыкли. Вы

облаиваете не то дерево. Я даже не знаю, где сейчас живет Микки.

Оба детектива уставились на меня.

- Я говорю правду.

Детектив Клаас задал следующий вопрос, не заглядывая в свои записи.

- Можете сказать, где вы были двадцать седьмого марта?

В голове у меня было пусто.

- Не имею ни малейшего понятия. А вы где были?

Я чувствовала, что мои руки сейчас начнут трястись. Мои пальцы были ледяными, и даже

не думая, я скрестила руки и прижала ладони к бокам. Я знала, что выгляжу упрямой, но

силы вдруг оставили меня.

- У вас есть записная книжка, по которой вы могли бы проверить?

- Знаете что? Я думаю, мы должны прекратить этот разговор прямо сейчас. Если вы здесь

потому, что думаете, что я причастна к стрельбе, говорите с моим адвокатом, потому что

мне надоела эта чушь.

Похоже, детектив Альдо удивился.

- Эй, ладно. Не надо. Мы ни в чем вас не обвиняем. Это просто обмен информацией.

- Чем мы обменялись? Я говорю вам разные вещи, а что вы сказали мне? Или я что-то

пропустила?

Альдо улыбнулся, не смутившись моим подкалыванием.

- Мы сказали вам, что он ранен, а вы сказали, что никогда с ним не разговаривали. Видите?

Мы сказали вам, потом вы сказали нам. Это как диалог. Мы обмениваемся.

- Почему вы спросили, где я была двадцать седьмого марта? Это к чему?

Заговорил Клаас.

- Мы проверили его телефонные счета. Там был звонок на этот номер. Разговор

продолжался тридцать минут. Мы предположили, что вы с ним разговаривали. Разве что

кто-то еще живет здесь, что вы отрицали.

- Покажите.

Я протянула руку.

Он наклонился, достал из портфеля пачку телефонных счетов и молча передал мне.

Сверху был апрельский счет Микки за разговоры в марте. Я взглянула на шапку, отметив, что телефонный номер на счете был тот же, что я знала. Уже февральский счет имел

задолженность. Предупреждение гласило, что если счет не будет оплачен в течение десяти

дней, обслуживание прекратится. Я посмотрела на колонку междугородних звонков за

март. Там были два звонка, оба в Санта Терезу. Первый, 13 марта, был сделан в офис

Марка Бетела. Я слышала о нем от Джуди. Второй был на мой номер. 27 марта, в 17 часов, и продолжался полных тридцать минут.

9

Не знаю, как я прошла через остаток разговора. В конце концов детективы ушли, с

фальшивыми благодарностями за помощь, которую я им оказала, и фальшивыми

заверениями с моей стороны, что я сразу свяжусь с ними, если мне будет что добавить к их

расследованию. Как только за ними закрылась дверь, я поспешила в ванную, где залезла в

пустую ванну и незаметно следила за ними через окно. Детективы Клаас и Альдо, негромко разговаривая, сели в машину и уехали.

Я бы отдала что угодно, чтобы узнать, что они говорили, предполагая что разговор велся о

Микки или обо мне. Может, они обсуждали спортивные новости, на которые мне глубоко

плевать. Убедившись, что они уехали, я вернулась за стол и пролистала настольный

календарь на страницу 27 марта. Этот четверг был абсолютно пустым. Ни

предварительных записей, ни встреч, ни напоминаний о мероприятиях,профессиональных

или социальных. Как обычно, я провела день в офисе, занимаясь бог знает чем.

Надеялась, что календарь оживит мои воспоминания. Какой-то момент я была в ступоре.

Я знала только, что не разговаривала с Микки, ни 27 марта, ни в любой другой день за

последние годы.

Кто-то проник в мою квартиру? Это было пугающее предположение, но как еще все можно

объяснить? Микки мог набрать мой номер и разговаривать с кем-то другим. Еще было

возможно, что кто-то другой, а не Микки, позвонил из его квартиры, создавая связь, которая на самом деле не существовала. Кто мог это сделать? Человек или люди, которые

собирались застрелить моего бывшего мужа и указать пальцем на меня.

Ночью шел дождь, один из редких тропических штормов, которые иногда налетают с

Гавайев без предупреждения.

Я проснулась в 3.36 от звука тяжелых капель, барабанивших в мое окно на крыше. Воздух, задувавший в открытое окно, пах океанской солью и гардениями. Май в Калифорнии

обычно прохладный и сухой. В течение летних месяцев растения чахнут без влаги, процесс, который делает чапарраль хрупким, как древний пергамент. Холмы становятся

золотыми, а вдоль дорог все покрыто желтоватым туманом от дикой горчицы.

К августу температуры поднимаются выше +25, а относительная влажность падает. С гор

дуют ветра. Бродяги, ветра и иссушенный ландшафт - вот и готова сцена для поджога.

Дожди могут дать временное облегчение, отложив неизбежное на неделю или две. Ирония

в том, что дождь поощряет рост растений, которые потом служат пищей для пожара.

К тому времени, когда я проснулась, в 5.59, дождь уже закончился. Я натянула спортивный

костюм и отправилась на пробежку, вернулась домой только для того, чтобы засунуть в

машину спортивную сумку, и поехала в тренажерный зал. Поднимала тяжести в течение

часа. Хотя я вернулась к процессу только два месяца назад, результаты уже были видны.

Плечи и бицепсы снова принимали форму.

Я вернулась домой к девяти, приняла душ, съела завтрак, прихватила сумку, оставила

записку Генри и отправилась в Лос Анджелес. Движение было быстрым, машины неслись

к югу по шоссе 101. В это время дня на дороге было много нелегковых машин: пикапы и

панельные траки, микроавтобусы, пустые школьные автобусы и трейлеры, везущие новые

машины в автосалоны в Уэстлэйк и Таузенд Оукс.

После того, как я перевалила через гору и начала спускаться в Фернандо Вэлли, стала

видна прозрачная вуаль смога, который уже начал аккумулироваться. Горы Сан Габриэл, которые обычно скрыты от глаз, по крайней мере сегодня были видны. Каждый раз, когда

я ехала по этому пути, мне попадалась новая стройка. Целый поселок мог показаться на

вершине холма, или комплекс одинаковых кондоминиумов возникал за группой деревьев.

Рекламные щиты объявляли о новых поселениях, о которых раньше никто не слышал.

Над головой кружили два желтых самолета, наблюдая за нами внизу. Обочины были

замусорены, и в одном месте я пересекла ошеломляющие зигзаги следов шин, которые не

поддавались объяснению.

Доехав до Шерман Оукс, я свернула направо, на фривэй Сан Диего. Растительность вдоль

обочины была взъерошена постоянным ветром от проходящих машин. Несколько офисных

высоток заслоняли вид, как зеваки на параде, которые не думали об остальных.

Я съехала на Сансет и двигалась к востоку, пока справа не появились корпуса

университетского городка. Свернула направо на Хилгарт, еще раз направо на Ле Конте, и

направо на Тайвертон, где заплатила за парковочный ваучер. На верхней площадке не было

свободных мест.Я начала спускаться на подземные уровни, ниже и ниже, пока не нашла

место на С-1. Заперла машину и поднялась на лифте. Площадь, покрытая травой и

бетоном, служила для глазной клиники Джулиуса Стейна и университетской больницы с

медицинским центром.

Я вошла через главный вход в лобби, со стенами из полированного гранита и серым

ковровым покрытием, с розовой полоской по краям. Зона регистратуры справа была

заполнена людьми, ждущих известий о своих родных и друзьях, которые находились в

операционных. Две девочки-подростка в шортах и футболках играли в карты на полу.

Младенцы, вспотевшие и румяные, спали в колясках и сиденьях. Остальные читали газеты

или негромко разговаривали. Непрерывный поток посетителей двигался по лобби. Кресла

и кадки с растениями были собраны в серые квадратные модули.

Cлева, магазин подарков был выкрашен в странный розовато-лиловый оттенок. Большая

стеклянная витрина содержала образцы букетиков, на случай если вы явились навестить

кого-то без цветов.

Далеко впереди, над стойкой информации, было написано большими буквами

ИНФОРМАЦИЯ. Я дождалась своей очереди и спросила у миссис Льюис, терпеливой

волонтерки, в какой палате лежит Микки. Ей было, наверное, за семьдесят. Ее веки

обвисали, как у черепахи. Возраст прорезал морщины на хрупкой коже ее щек, а ее губы

были сложены в складку.

Она быстро проверила свои файлы и замотала головой с сожалением.

- Я не вижу никого с таким именем. Когда он поступил, дорогая?

- Четырнадцатого. Наверное, он мог зарегистрироваться под именем Майкл.Так у него

написано в свидетельстве о рождении.

Она записала имя и проверила в другом месте. Ее пальцы были узловатыми от артрита, но

почерк был аккуратным.

- Что ж, не знаю, что сказать вам. Это возможно, что его выписали?

- Сомневаюсь. Я слышала, что он был в коме, в реанимации.

- Вы знаете, его могли перевести в корпус Санта Моника на шестнадцатой улице.

Позвонить им?

- Я буду очень признательна. Я приехала из Санта Терезы, и мне очень не хочется

возвращаться, не найдя его.

Я наблюдала, как она набирала номер и разговаривала с кем-то на том конце. Вскоре она

повесила трубку, видимо, без успеха.

- У них ничего о нем нет. Вы можете попробовать больницу Сейнт Джон, или Седарс-Синай.

- Я почти уверена, что его привезли сюда. Я вчера разговаривала с полицейскими, и они

мне сказали об этом. Его привезли в ночь на среду на прошлой неделе. В него дважды

стреляли, так что он должен был поступить по скорой.

- Боюсь, что это не поможет. Все, что мне дают, это имя пациента, номер палаты и его

состояние. У меня нет информации о приеме пациентов.

- Может быть, его перевели? Вас должны были проинформировать.

- Обычно так и делают.

- Послушайте, здесь есть кто-нибудь еще, с кем я могла бы поговорить?

- Не знаю с кем, если только вы не хотите поговорить с кем-нибудь из администрации.

- Вы не можете проверить в реанимации? Может быть, если вы опишете его ранения, они

будут знать, где он?

- Что ж, - сказала она нерешительно, - здесь есть социальный работник по травмам. Ей

точно сообщили, если пациент стал жертвой преступления. Хотите, чтобы я ей позвонила?

- Идеально. Пожалуйста, позвоните.

К этому времени позади меня скопилась очередь. Люди жаждали информации и

нервничали из-за задержки. Миссис Льюис, похоже, колебалась, но снова сняла трубку и

позвонила. После первых фраз ее голос стал тихим, чтобы я не слышала, и она отвернула

лицо, чтобы я не могла читать по губам. Повесив трубку, она почти не смотрела на меня.

- Если хотите подождать, они пришлют кого-нибудь.

- Что-нибудь не так?

- Я не знаю, дорогая. Сейчас социального работника нет на месте. Медсестра из

реанимации собирается позвонить ей на пейджер, а потом перезвонить мне.

- Так значит, он здесь?

Мужчина позади меня сказал:

- Эй, леди, сколько можно?

Миссис Льюис казалась взволнованной.

- Я этого не говорила. Все, что я знаю, это социальный работник может вам помочь, если

вы хотите подождать и поговорить с ней. Если вы только присядете...

- Спасибо. Вы не забудете?

Мужчина рявкнул:

- Черт, я сам тебе скажу.

Я была слишком расстроена, чтобы ввязываться в перебранку, поэтому не ответила.

Прошла к свободному стулу. По дороге в Лос-Анджелес я не представляла, что дела

примут такой оборот. Я представляла себе момент у постели Микки, ощущение

искупления, шанс извиниться. Теперь его латентная паранойя передалась мне. С ним что-то случилось? Детективы что-то от меня скрыли? Всегда возможно, что его записали под

вымышленным именем. К жертвам преступления, как к знаменитостям, часто применяют

меры защиты. Если в этом дело, то не знаю, как я смогу добраться до него. Но я не

сдвинусь с места, пока не узнаю.

Кто-то оставил потрепанный журнал “Сансет Мэгазин”. Я начала его перелистывать, отчаянно пытаясь отвлечься от беспокойства о Микки. Мне нужно было сосредоточиться.

Мне нужна была безмятежность, момент спокойствия, когда я могла бы обдумать, чью

задницу собираюсь пнуть, и насколько сильно.

Я остановилась на статье о том, как построить кирпичное патио, с планировкой. Каждые

десять или пятнадцать секунд я поднимала голову, смотрела на часы, наблюдала за

посетителями и персоналом больницы, входящих в лобби, выходящих из кафетерия, проходящих через двери.

Важно вскопать участок на глубину пятнадцать сантиметров, добавить слой гравия, а

потом слой песка, прежде чем выкладывать кирпичи. Я выбрала узор “селедочный хребет”

для своего воображаемого пространства во дворе.

Прошло тридцать минут. Я закончила все статьи о садоводстве и огородничестве и

продолжала читать низкокалорийные рецепты с использованием фило и свежих фруктов.

Мне не хотелось есть ничего, что нужно держать под мокрым полотенцем, прежде чем

печь.

Кто-то уселся на соседний стул. Я взглянула и обнаружила Жиана Альдо, который был зол.

Ясно, что женщина за стойкой настучала на меня.

- Я так и подумал, что это вы. Какого черта? Мне позвонили и сказали, что какая-то

женщина здесь поднимает вонь, пытаясь узнать номер палаты Микки у бедной

волонтерки.

Я почувствовала, как кровь прилила к щекам.

- Я не “поднимала вонь”. Я даже ни разу не повысила голос. Я пришла посмотреть, как он.

Что за проблема?

- Мы просили, чтобы нам сообщали, если кто-нибудь придет и будет спрашивать о палате

Магрудера.

- Откуда я могла знать? Я волнуюсь, переживаю. Это противозаконно?

- Смотря, какая у вас цель. Это вы могли стрелять, или вы не думали об этом?

- Конечно, я думала об этом, но я не стреляла. Я волновалась за него и решила, что

почувствую себя лучше, если смогу его увидеть.

Черные брови Альдо сошлись вместе, и я видела, что он старается сдерживаться.

- Вы могли нас предупредить. Мы могли встретить вас у входа, сэкономить вам время и

избавить от огорчения.

- Ваша главная цель в жизни.

- Послушайте, у меня была важная встреча, когда мне позвонили. Я не должен был

спешить сюда. Я мог бы дать вам посидеть и помариноваться. Вам так и надо было.

Он отвернулся и посмотрел в другой конец лобби.

- Вообще-то, моя главная цель - защитить Магрудера. Уверен, вы можете оценить риск, если у нас нет ни малейшей идеи, кто в него стрелял.

- Я понимаю.

Я могла видеть ситуацию с его точки зрения. Шло активное расследование, а я нарушила

работу, проигнорировав протокол. Поскольку Микки был моим бывшим, и пистолет,

найденный на месте преступления, был моим, мое неожиданное появление в больнице

выглядело не очень хорошо.

- Извините. Я перенервничала, хотела что-нибудь узнать и сразу взяла быка за рога. Я

должна была вам позвонить. Я виновата.

- Давайте не будем об этом волноваться.

Он взглянул на часы.

- Мне нужно вернуться на работу, но если хотите, могу сначала проводить вас в

реанимацию на пару минут.

- Я не смогу остаться с ним наедине?

- Это верно. Во-первых, он еще без сознания. Во-вторых, я отвечаю за его безопасность.

Отвечаю перед департаментом, никаких если, да или но. Не хочу казаться грубым, но так

оно и есть.

- Тогда идемте, - сказала я, сдерживая порыв к сопротивлению. Ясно, что я должна

уступать ему во всем. Этот человек был официальным стражем ворот. Увидеть Микки

было важнее, чем выступать против авторитетов или побеждать в споре.

Я встала, когда встал он, и последовала за ним через лобби, чувствуя себя, как

дрессированная собачка. Мы свернули направо по коридору, ничего не говоря друг другу.

Альдо вызвал лифт. Пока мы ждали, он вынул упаковку жевательной резинки и предложил

мне. Я отказалась. Он достал кусочек для себя, разломил пополам, очистил от бумаги и

положил в рот. Двери лифта открылись. Я вошла вслед за ним. Мы развернулись и

смотрели вперед, пока лифт поднимался. Я не старалась запомнить маршрут. Не было

смысла замышлять найти Микки самой. Если я выкину какой-нибудь фокус, детектив

Альдо приколотит мою задницу к стене.

Мы вошли в отделение интенсивной терапии, где, видимо, знали детектива в лицо. Пока

он разговаривал с дежурными медсестрами, у меня был шанс оглядеться. Атмосфера была

любопытной: свет слегка приглушен, уровень шума понижен благодаря ковровому

покрытию с зеленовато-серым узором. Примерно десять или двенадцать коек, каждая

была отгорожена и находилась в визуальной доступности от поста медсестер. Кровати

были разделены легкими бело-зелеными шторами, большинство из которых были

задернуты.

Это были пациенты, которые качались на краю, привязанные к жизни слабейшими нитями.

Кровь и желчь, моча и спинно-мозговая жидкость, все реки тела наносились на карту, пока

душа путешествовала. Иногда, между вдохами, пациент ускользал, переходил в великий

поток, из которого мы все появились, и куда все должны вернуться.

Альдо вернулся и повел меня к кровати, на которой лежал Микки. Я его не узнала, хотя

быстрый взгляд на Альдо подтвердил, что это он. Микки не дышал самостоятельно. Его

рот был открыт и соединен с вентилятором прозрачной голубой трубкой, диаметром с

трубку пылесоса. Верхняя часть кровати была приподнята, как будто он находился на

постоянном обозрении. Он лежал ближе к одной стороне, почти прикасаясь к бортику, который был поднят, чтобы удержать его, как детская кроватка. На нем была марлевая

шапочка. Пулевое ранение оставило его с опухшими подбитыми глазами, как будто он

участвовал в драке. Цвет лица был серым. Сзади головы проходила трубка, которая

доставляла растворы из многочисленных мешочков , подвешенных на стойке для

капельниц. Я могла сосчитать капли, одну за другой, китайская пытка водой, устроенная, чтобы спасти жизнь. Вторая трубка змеилась из-под одеяла и уходила в емкость с мочой

под кроватью. Те волосы, которые были видны, выглядели редкими и жирными. Кожа

блестела от влаги. Годы пребывания под солнцем проявлялись, как изображение на

снимке, погруженном в проявитель. Его глаза не были полностью закрыты. Через узкие

щели я видела, как он следит за невидимым кино, или читает строчки текста. Где было его

сознание, когда тело лежало так неподвижно? Я отключила эмоции, сосредоточившись на

вещах, которые окружали кровать: каталка, раковина, ведро для мусора с закрывающейся

крышкой, кресло на колесиках, бумажное полотенце - утилитарные предметы, которые

едва ли говорили о смерти.

Присутствие детектива Альдо придавало странное ощущение нереальности нашему

свиданию. Грудь Микки поднималась и опускалась в обычном ритме, эффект кузнечных

мехов, заставляющих его легкие наполняться воздухом. Под больничной рубашкой

виднелись бинты.

Когда я встретила Микки, ему было тридцать шесть. Сейчас ему было почти пятьдесят

три, такой же возраст, как у Роберта Дица. Впервые я задумалась, не был ли мой роман с

Дицем невольной попыткой исправить разрыв с Микки. Были ли мои внутренние

процессы такими очевидными?

Я смотрела на лицо Микки, как он дышит, на манжет для измерения давления на руке.

Периодически манжет надуался и сдувался с характерным звуком, результат появлялся на

мониторе над его головой.

Стыдно вспоминать любовь, когда чувства умерли, всю страсть и романтизм, сентиментальность и избыток сексуальности. Позже приходится недоумевать, о чем вы

только думали. Микки казался основательным и надежным, кем-то, чьими оценками я

восхищалась, чьим мнением дорожила, чьей уверенности завидовала. Я идеализировала

его, даже не понимая, что делала. А я воспринимала свои фантазии как непоколебимую

правду. Я не понимала, что искала в нем качества, которых мне недоставало, или которые я

не успела развить. Я до конца отрицала, что искала фигуру отца, но, конечно, так оно и

было.

Я ощутила присутствие Жиана Альдо, который смотрел на Микки с молчанием, подобным

моему. Что любой из нас мог сказать, кроме банального и очевидного? В конце концов я

заговорила.

- Я должна отпустить вас на работу. Большое спасибо.

- Всегда пожалуйста.

Он проводил меня через больницу к парковке. Я вызвала лифт, и он ждал вместе со мной.

- Я в порядке, - сказала я, имея в виду, что он может идти.

- Ничего, - ответил он, имея в виду - ни за что на свете.

Когда лифт приехал, я вошла и повернулась, помахав рукой, когда двери закрывались.

Нашла свою машину, отперла, включила зажигание и заднюю передачу. К тому времени, когда я сделала три круга до уровня земли, Альдо ждал меня в своей машине у выезда.

Я выехала на Тивертон и доехав до Ле Конте, повернула налево. Детектив Альдо сделал то

же самое, следуя за мной по пути к фривэю. Он все еще осуществлял контроль, что я

прекрасно видела. Я могла понять его желание выпроводить меня, но чувствовала себя, как злодей из вестерна, которого экскортируют прочь из города. Я следила за его машиной

через зеркало, не то чтобы он пытался замаскироваться. На запад по Сансет, на север по

405, к шоссе 101, мы сформировали кортеж из двух автомобилей, со скоростью 100

километров в час. Я начинала размышлять, не собирается ли он проводить меня до дома.

Я смотрела, как мы пересекаем улицы: Бальбоа, Уайт Оук, Резеда, есть у него совесть?

Что он думает, я собираюсь сделать, вернуться в больницу? В Тампе я увидела, как он

наклонился и взял микрофон своего радио, видимо, отвечая на звонок. Предмет разговора, должно быть, был срочным, потому что он внезапно изменил направление, пересек две

линии и направился к съезду с шоссе. Я сохраняла постоянную скорость, не отрывая

взгляда от зеркала, чтобы увидеть, если он появится снова. Детектив Альдо был хитрым, так что я не исключала, что он может попробовать сбить меня с толку.

Проехала Виннетку, ДеСото, Каньон Топанга. Похоже, он уехал. Хоть раз мои ангелы

пребывали в согласии. Один сказал - никто не идеален, другой сказал - аминь.

Я свернула на первый съезд.

10

Микки поступил предусмотрительно, обзаведясь адресом на Сепульведа. Согласно

справочнику, там были бесконечные варианты. Бульвар Сепульведа проходил в северном

конце Сан Фернандо Вэлли. Улица вела на юг, вдоль фривэя Сан Диего, до Лонг Бич.

Южная и Северная Сепульведы петляли туда-сюда от одного района к другому.

Еще были западный и восточный бульвары Сепульведа, переулок Сепульведа и площадь

Сепульведа. Жонглируя номерами домов, Микки мог быть почти уверен, что его никто

никогда не найдет. Получилось, что у меня были три варианта комбинаций: 805, 085 и 580.

Я разместила адреса в возрастающем порядке, начав с 085, двигаясь сначала к 580, а потом

- к 805.

Я рассуждала, что даже если финансовое положение заставило его продать машину, он все

равно должен был передвигаться. Он мог пользоваться велосипедом или общественным

транспортом, перемещаясь от дома на работу и обратно, если, конечно, он не потерял и

работу.

Наверное, он ходил по магазинам недалеко от дома, посещая местные рестораны, если ему

лень было готовить, что (если судить по прошлому) было в большинстве случаев.

Детективы упоминали, что в Микки стреляли в районе с множеством баров поблизости.

У меня в голове уже начинала складываться картина. Микки никогда не владел домом, так

что я искала то, что сдавалось внаем, и ничего шикарного, насколько я знала Микки.

Я объезжала бесконечные кварталы Сепульведы. Хотя это было не самое худшее

проявление Лос-Анджелеса, окружение вряд ли можно было назвать живописным. Кругом

были рекламные щиты. Бесконечные телеграфные столбы и густая паутина проводов во

все стороны. Я проезжала бензоколонки, печатно-копировальное заведение, три больницы

для животных, шиномонтаж. В этом районе, если вам не нужны доски или фаст-фуд, вы

всегда можете приобрести кожу по дешевке, или затариться дешевыми товарами для

вечеринки.

Оказавшись в квартале 800-х номеров, я почувствовала, что это была почва Микки.

Трехэтажный многоквартирный дом в форме Н, под номером 805, был выкрашен в

тусклый серый цвет, с провисающими галереями и раздвижными стеклянными дверями в

алюминиевых рамах, которые на вид открывались с трудом. Пятна, в форме сталактитов, украшали штукатурку вдоль крыши. Сорняки прорастали через щели в бетоне. Вдоль

южной стороны тянулся пересохший водосток, замусоренный камнями и отбросами.

Забор-сетка, обозначавший границу участка, наклонился к стене здания под тяжестью

спутанных засохших растений.

Я проехала мимо, оглядев ближайший перекресток, где обнаружила магазин электроники, фотолабораторию, мини-март, кофейню, открытую 24 часа, два бара и китайский

ресторанчик, любимый у Микки. При первой паузе в движении я развернулась и

подъехала по правой стороне улицы ко входу в номер 805. Нашла парковочное место, выключила двигатель и сидела в машине, проверяя окружение. Само здание было похоже

на то, где обитал Микки, когда мы познакомились. Меня потрясало, тогда и сейчас, насколько он был безразличен к своей среде обитания. Объявление у входа сообщало, что

сдаются студии и квартиры с одной спальней.

Озеленение состояло из нескольких банановых пальм с темно-зелеными потрепанными

листьями, которые выглядели так, будто их кромсали с помощью мачете. Движение на

улице было непрерывным, я наблюдала за машинами и размышляла, не собирается ли

детектив Альдо заехать сюда и поймать меня на месте. Сама мысль заставила меня

поморщиться. Не то чтобы он запретил мне здесь появляться, но явно не будет счастлив, если об этом узнает.

Я завела машину и отъехала от тротуара. Проехала полквартала и повернула направо на

первом углу и потом снова направо, в переулок, который тянулся за рядом зданий и

упирался в водосток. Я подъехала к мусорным бакам и развернулась лицом ко въезду в

переулок. Достала с заднего сиденья сумку-пояс и загрузила в нее отмычки, набор мини-инструментов, фонарик и пару резиновых перчаток. Застегнула сумку вокруг талии, вышла и заперла машину.

Я шла по дорожке между домом Микки и соседним квартирным комплексом. Ночью здесь

должно быть темно, потому что осветительные приборы либо болтались, либо вообще

отсутствовали. Ряд выкрашенных серой краской водяных счетчиков тянулся вдоль

дорожки, как будто специально, чтобы о них спотыкались. Немного поднапрягшись, то-есть прыгая вверх-вниз, можно было заглянуть в окна через железную сетку.

В основном я видела спальни, которые едва могли вместить двухспальную кровать.

Жильцы, похоже, использовали подоконники, чтобы продемонстрировать весь

ассортимент домашнего уюта: коробки из-под печенья, фотографии в рамках, майонезные

банки, заполненные завернутыми в фольгу презервативами. В одной квартире кто-то

вырастил красивый кустик марихуаны.

В доме Микки не было лобби, но в алькове у центральной лестницы висели

металлические почтовые ящики с аккуратно написанными именами на полосках красного, синего и желтого пластика. Даже Микки не мог препятствовать почтовым правилам.

Пересчитав ящики, я узнала, что там было двадцать квартир, расположенных на трех

этажах, но никак не могла догадаться, сколько там было студий и сколько квартир с одной

и двумя спальнями. Квартира Микки была под буквой Н. Менеджер располагался на

первом этаже, под буквой А, сразу направо от меня. На ящике было написано : Б и С

Хэтфилд . Я решила отложить контакт, пока не обследую квартиру Микки.

Поднялась по главной лестнице на второй этаж и пошла вдоль дверей квартир. Квартира

Микки была угловой в задней части здания, с правой стороны. Дверь пересекал

аккуратный желтый Х пленки, ограничивающей место престуления. Официальная

предосторожность предупреждала о бесконечных ужасных последствиях, если святость

места преступления будет нарушена.

Галерея продолжалась за углом и тянулась вдоль задней части здания, так что окна Микки

выходили в переулок внизу и на водосток справа. Там была еще одна лестница, возможно

для того, чтобы привести здание в соответствие противопожарным нормам.

Микки, должно быть, относился к такому расположению двояко. В то время как

потенциальный взломщик имел беспрепятственный доступ к его окнам, это давало Микки

легкий способ исчезнуть.

Выглянув за перила, я увидела свой фольксваген внизу, как преданного скакуна, так

близко, что я могла спрыгнуть вниз и мгновенно ускакать.

Все раздвижные окна Микки были защищены. Я знала, что он вставлял тяжелые

деревянные штыри во внутренние желоба, так что окно открывалось только сантиметров

на пятнадцать. Однако, замок на его входной двери, похоже, был таким же, как на

соседних квартирах. Менеджер, наверное, был против замены стандартной модели на что-нибудь более эффективное.

Я огляделась вокруг. Переулок был пуст, и я не видела никаких признаков других жильцов.

Надела резиновые перчатки и начала работать отмычкой. Друг из Хьюстона недавно

прислал мне симпатичную игрушку: отмычку на батарейках, которая, если ею овладеть, работала с хорошей эффективностью. Мне потребовалось время, чтобы к ней

приноровиться, но я тренировалась на двери Генри, пока не усвоила технологию.

Дверь поддалась моим усилиям меньше, чем за пятнадцать секунд, отмычка производила

не больше шума, чем электрическая зубная щетка.

Я вернула отмычку в поясную сумку, открепила один конец желтой пленки и переступила

через порог. Повернувшись, вернула пленку на место и закрыла за собой дверь. Взглянула

на часы, давая себе на обыск тридцать минут. Я прикинула, что если соседи видели, как я

вламываюсь в квартиру, копам из Лос-Анджелеса понадобится как мимнимум столько

времени, чтобы отреагировать на звонок.

Внутри было темновато. Шторы были задернуты, а солнечный свет загорожен

шестиэтажным домом по другую сторону переулка. Микки до сих пор курил. Тяжелый

запах висел в воздухе, пропитав ковер, шторы и мебель. Я проверила окурки, оставленные

в пепельницах, вместе с деревянными кухонными спичками. Это были все те же Кэмел с

фильтром, которые он курил все годы, и ни на одном не было предательского красного

ободка помады.

На подлокотнике дивана лежала раскрытая книга Элмора Леонарда в бумажной обложке.

Микки представил мне Элмора Леонарда и Лена Дейтона. В свою очередь, я рассказала

ему о Дике Франсизе, хотя я никогда не узнала, читал ли он британского автора с таким же

удовольствием, как я.

Стены были покрыты сосновыми панелями, почти липкими от осадка табачных смол.

Гостиная и столовая формировали букву L. Мебель была неуклюжей, того сорта, какой

можно купить на блошином рынке или подобрать на тротуаре, куда ее выставили на

выброс. У стенки стоял измельчитель документов, но ведро было пустым.

С точки зрения Микки, ни клочок бумаги, ни чек, ни страница переписки не должны были

попасть на помойку, не будучи разрезанными на крошечные кусочки.

Он, наверное, часто опустошал ведро, пользуясь больше чем одним мусорным баком, так

что у вора не будет возможности воссоздать жизненно важные документы. Без сомнения, этот мужик был чокнутым.

Я передвинулась в столовую, где стояли разномастные стулья и простой деревянный стол, который был завален корреспонденцией. Остановилась, перебирая стопку на одном конце.

Я старалась быть осторожной, чтобы не начать сортировать почту, по привычке отделяя

счета от мусора. Заметила несколько банковских счетов, но там не было ни личных писем, ни каталогов, ни счетов по кредитным картам. Меня не интересовали его счета за

коммунальные услуги. Какое мне дело до того, сколько электричества он использовал? Я

хотела найти счет за телефон, но его там не было. Полицейские забрали. Я выбрала

несколько банковских счетов и засунула их спереди под джинсы, в трусы, где они

образовали хрустящий бумажный пояс. Взгляну на них позже, когда наконец вернусь

домой. Больше никакие счета не выглядели полезными, так что я оставила их на месте.

Лучше свести обвинения в манипуляциях с официальной корреспонденцией к минимуму.

Я вошла в кухню, такую маленькую, что могла дотронуться до противоположной стенки, сделав два шага. Плита, холодильник, раковина, микроволновка. Единственное окно было

маленьким и выходило в переулок. На стойке Микки держал круглый стеклянный

аквариум, куда каждый вечер складывал упаковки спичек, дорожная карта его

путешествий из бара в бар.

В верхних шкафчиках обнаружилась скромная коллекция тарелок и кофейных кружек, плюс запас основных продуктов: крупа, сухое молоко, сахар, несколько приправ, бумажные салфетки и две закупоренных бутылки бурбона. Нижние шкафчики были

заполнены консервами: супы, бобы, тунец в масле, свиная тушенка, яблочный соус, сгущенное молоко. В шкафчике под раковиной я нашла пустую бутылку от бурбона в

помойном ведре. За трубами стояли пять контейнеров с водой. Это был запас Микки для

выживания, на случай войны или нашествия инопланетян.

Холодильник был наполнен продуктами, которые плохо пахли. Микки запихивал туда

недоеденную еду, не заворачивая ее толком. Результатом явились темные куски

затвердевшего сыра, позеленевшая проросшая картошка, и полузасохшие помидоры.

Я направилась дальше. Слева от гостиной была дверь в спальню. В спальне был

встроенный шкаф, а за ней - маленькая ванная. Комод был заполнен обычными

боксерскими трусами, носками и носовыми платками. В прикроватной тумбочке

хранились кое-какие интересные вещи : женская противозачаточная диафрагма и

маленький флакон духов с остатком ценника на донышке. Духи, видимо были куплены в

универмаге Робинсон, насколько я могла понять из кусочка этикетки. Я отвинтила крышку

и понюхала. Сильный запах ландыша, который я помнила с ранних дней нашего романа.

Должно быть, мать Микки душилась чем-то подобным. Помню, как он касался губами

ямочки на моем горле, когда я сама ими пользовалась.

Я поставила духи на место. Там еще был бумажный пакетик, размером с жевательную

резинку. Я развернула бумагу и увидела тонкую золотую цепочку с медальоном в виде

сердечка с крошечной розочкой посередине.

Не хочу показаться циничной, но Микки подарил мне точно такую же через неделю

знакомства. Некоторые мужики так делают, находят уловку или трюк, которая однажды

срабатывает, и повторяют этот жест с каждой женщиной, которая подвернется.

В мешке из химчистки висели две темно-синих униформы с нашивками на рукавах. Я

засунула руку в мешок и проверила одну из голубых нашивок. По краю золотыми буквами

было вышито: Тихоокеанский берег. Еще в шкафу висела пара спортивных пиджаков, шесть рубашек, четыре пары джинсов, две пары чинос, пара черных брюк и черная

кожаная куртка, с которой я была очень хорошо знакома.

В этой куртке Микки был на нашем первом свидании, она была на нем, когда он впервые

меня поцеловал. Я тогда еще жила с тетей Джин, так что мы никак не могли зайти внутрь, чтобы побаловаться. Микки прижал меня к двери трейлера, кожа на его куртке заскрипела.

Поцелуй продолжался так долго, что мы оба сползли вдоль дверной коробки. Я была Евой

Мари Сэйнт с Марлоном Брандо. В фильме" В порту”, что до сих пор является одним из

лучших экранных поцелуев. Не то что любовные сцены в наши дни, когда парень

засовывает язык девице в глотку, пытаясь вызвать у нее рвотный рефлекс.

Мы с Микки могли бы заняться любовью прямо там, на пороге, только нас могли увидеть

все в трейлерном парке, что грозило арестом.

Я покачала головой и закрыла шкаф, а сексуальная дрожь пробежала по позвоночнику.

Подергала дверь рядом, которая, похоже, выходила на галерею.Замок на ней был новым.

Ключа в замке не было, но он, наверное, был недалеко. Микки не предоставил бы никому

легкую возможность вломиться в квартиру, но он захотел бы иметь ключ под рукой на

случай пожара или землетрясения. Я огляделась, вспоминая его привычки. Встала на

колени и начала ощупывать край коврового покрытия. Добралась до угла, потянула за

отстающий край и вытащила из-под него ключ. Открыла заднюю дверь и временно

оставила ее приоткрытой.

Подошла к двери в спальню и стояла там, глядя на гостиную. Копы, несомненно, прошлись разок по квартире и опечатали ее, собираясь позже провести тщательный обыск.

Я попыталась увидеть квартиру их глазами, а потом посмотрела на нее, согласно личному

опыту. С Микки вопрос был не в том, что на виду, а в том, что спрятано. Это был человек, который жил в состоянии постоянной готовности и, насколько я могу судить, его страхи

только возросли за последние четырнадцать лет. В отсутствие глобального конфликта, он

жил в ожидании народного бунта: неуправляемые орды овладевают зданием, врываются в

каждую квартиру, требуя еду, воду и другие ценности, как туалетная бумага. Так где же его

оружие? Как он собирался защищаться?

Я начала с кухни, обстукивая плинтусы в поисках пустот. Я видела, как он устанавливал

“сейфы”, пространства с фальшивыми стенками и крышками, куда можно засунуть

наличные, оружие и патроны. Я занялась раковиной. Вытащила из-под нее все контейнеры

с водой, обнажив пол и заднюю стенку из фанеры. Осветила все фонариком, снизу

доверху. Заметила четыре головки шурупов, по одной в каждом углу. Расстегнула поясную

сумку, достала набор инструментов и вытащила отвертку на батарейках. Если отвинчивать

вручную, может, пожалуй, развиться синдром запястного канала.

Когда шурупы были вытащены, фанера поддалась легкому нажатию, и открылось

пространство на глубину метра два. У задней стенки на полочке лежали четыре пистолета, вместе с коробками патронов. Я аккуратно вернула панель на место и продолжила поиски.

Я расценивала все это как миссию по обнаружению фактов. Моей главной целью было

выяснить, почему в Микки стреляли. Я не хотела ничего забирать, если только в этом не

будет необходимости. Лучше оставлять вещи на месте, где это возможно.

К концу тридцатиминутного периода я обнаружила три маленьких углубления, скрытых за

выключателями в гостиной. В каждом содержался пакет с документами: свидетельство о

рождении, водительские права, карточка социального страхования, кредитные карточки и

деньги. Эмметт Вановер. Делберт Амбургей. Клайд Байлер. Ни одно имя не было мне

знакомо, и я подозревала, что Микки выдумал их, или одолжил у покойников, информацию о которых почерпнул из официальных публикаций. В каждом фальшивом

документе было фото Микки.

Я оставила все на месте и двинулась дальше. Сделала открытие, что заднюю стенку

дивана можно было убрать, а в открывшемся пространстве - спрятаться. Дешевые панели

оказались плотно прикреплены к стенам, но я обнаружила тугие рулоны хрустящих

двадцатидолларовых банкнот, засунутые в каждый конец больших металлических трубок-карнизов для штор в гостиной и столовой. По быстрому подсчету там было около 1200

долларов.

В ванной я нашла в полихлорвиниловой трубе пригоршню золотых монет. Опять же, я

оставила их там и осторожно приладила трубу на место.

Единственное место, где я потерпела поражение, было одним из его любимых - в сливе

ванны. Он любил просверлить дырочку в резиновой затычке и продеть через нее цепочку.

Он подвешивал на цепочке нужный предмет и оставлял его болтаться в сливе, вместе с

осклизлыми волосами и мыльной пеной. Обычно он там хранил ключ от депозитного

ящика. Я наклонилась над краем ванны. Резиновая затычка соединялась с цепочкой, но

когда я посветила в дырку стока, там ничего не было. Черт.

Я успокоила себя тем, что в остальном у меня получилось неплохо. У Микки, наверное, были другие секретные местечки, может быть, новые, о которых я даже не думала. Но это

было все, что я могла сделать в отведенное время. Теперь пришла пора очистить

помещение.

Я вышла через заднюю дверь, воспользовавшись ключом Микки, чтобы запереть ее за

собой. Засунула ключ в карман, сняла резиновые перчатки и положила их в сумку.

Спустилась вниз и позвонила в дверь менеджера.

Я предполагала, что Б и С Хэтфилд - супружеская пара, но оказалось, что это сестры.

Открывшей дверь женщине было за восемьдесят.

- Да?

Она была полной, со щедрым животиком. На ней был ситцевый вылинявший сарафан.

Материя напомнила мне лоскутное одеяло, цветочный узор в бледно-голубых и розовых

тонах. Ее груди были как подушки, припудренные тальком, как два купола хлебного теста, поднимающегося в миске. Руки были мягкими, а чулки спустились ниже колен. На ней

были шлепанцы с полукруглым резрезом на одном, для нароста на большом пальце.

- Миссис Хэтфилд? - спросила я.

- Я Кордия, - ответила она осторожно. - Могу я вам помочь?

- Надеюсь, что сможете. Я бы хотела поговорить с вами о Микки Магрудере, жильце из 2-Н.

Она внимательно посмотрела на меня водянистыми голубыми глазами.

- В него стреляли на прошлой неделе.

- Я знаю. Я только что из больницы, навещала его.

- Вы из полиции?

- Я старая знакомая.

Она сверлила меня своими голубыми глазами.

- Ну, вообще-то, я его бывшая жена, - исправилась я, в ответ на ее взгляд.

- Я видела, как вы припарковались в переулке, когда подметала в стиральной комнате.

- А.

- Все было в порядке?

- Где?

- В 2-Н. Квартире мистера Магрудера. Вы были наверху довольно долго. Тридцать две

минуты, по моим часам.

- Ладно. Нет проблем. Конечно, я туда не входила.

- Нет?

- Квартира опечатана полицией.

- Там и объявление висит. Предупреждение полиции о наказании.

- Я видела.

Она ждала. Я бы продолжила, но в голове у меня было пусто. Мой мыслительный процесс

замкнуло, поймав меня в промежутке между правдой и ложью. Я чувствовала себя, как

актриса, которая забыла текст роли. Я ни за что не могла придумать, что говорить дальше.

- Вы хотите снять?

- Снять?

- Квартиру 2-Н. Я думала, вы за этим и поднимались.

- О. О, конечно. Хороший план. Мне нравится этот район.

- Да. Что ж, может быть, мы сможем вам сообщить, если квартира освободится. Не хотите

зайти и заполнить заявление? Вы выглядите растерянной. Может выпьете воды?

- Была бы признательна.

Я вошла в квартиру и сразу оказалась в кухне. Чувствовала себя, будто попала в иной мир.

На плите тушилась курица. Вторая женщина, примерно такого же возраста, сидела за

круглым дубовым столом с колодой карт. Справа я видела официальную столовую: стол и

стулья из красного дерева и такой же посудный шкафчик. Ясно, что планировка квартиры

была совсем другой. Термостат, наверное, был поставлен градусов на 25, а телевизор на

полную громкость сообщал биржевые котировки. Похоже, ни Кордия, ни ее сестра не

смотрели на экран.

- Я дам вам бланк. Это моя сестра, Белмира.

- Если подумать, почему бы мне не взять бланк заявления с собой? Я его заполню и

отошлю обратно. Так будет проще.

- Как вам удобней. Садитесь.

Я выдвинула стул и села напротив Белмиры, которая тасовала колоду карт таро. Кордия

подошла к раковине и дала воде стечь до холодной, прежде, чем наполнить стакан. Она

отдала мне воду, а потом достала из ящика бланк заявления. Вернулась на свое место, вручила мне бумагу и взялась за разноцветное вязание, сантиметров пятнадцать в ширину

и, по крайней мере, сорок в длину.

Я, не торопясь, пила воду. Изучила форму заявления, пытаясь собраться. Что со мной

такое? Моя репутация вруньи была серьезно подорвана. Между тем, ни одна из сестер не

удивлялась моему затянувшемуся присутствию.

- Белмира заявляет, что она ведьма, хотя я в это не верю, - сказала Кордия. Она оглядела

столовую.

- Дороти где-то здесь. Куда она пошла, Бел? Я ее не видела целый час.

- Она в ванной, - ответила Бел и повернулась ко мне. - Я не расслышала ваше имя, дорогая.

- Ой, извините. Я Кинси. Приятно познакомиться с вами.

- Мне тоже.

Ее волосы были жидкими, белый пушок с просвечивающей розовой кожей. Под темным

домашним платьем ее плечи были узкими и костлявыми, запястья - узкими и плоскими, как две поварешки.

- Как вы поживаете сегодня? - застенчиво спросила она, складывая вместе карты таро.

Четыре ее зуба были золотыми.

- Хорошо. А как вы?

- Я очень хорошо.

Она вытащила карту из колоды и показала мне.

- Паж мечей. Это вы.

- Бел, - сказала Кордия.

- Что ж, это правда. Я вытаскиваю ее второй раз. Я перетасовала колоду и вытащила ее, как только она вошла. А теперь вытащила ее снова.

- Ну, вытаскивай что-нибудь еще. Ей неинтересно.

- Расскажите о ваших именах, - попросила я. - Никогда таких не слышала.

- Их придумала наша мама, - ответила Бел. - Нас было шесть девочек, и она назвала нас в

алфавитном порядке: Амелия, Белмира, Кордия, Дороти, Эдит и Файе. Мы с Корди

остались последними.

- А что насчет Дороти?

- Она скоро появится. Она любит гостей.

- Сейчас Бел начнет предсказывать вам будущее, - сказала Кордия. - Предупреждаю, если

она начнет, уже не остановится. Просто не обращайте внимания. Я так делаю. Не бойтесь, что она обидится.

- Да, она так делает, - сказала Бел тихонько.

- Вы хорошо умеете предсказывать будущее?

Вмешалась Кордия.

- Не особенно, но даже слепая свинья иногда находит желуди.

Она поднесла свое вязанье ближе к свету, ее голова слегка склонялась к движущимся

спицам.

- Я вяжу наколенник, если вам интересно.

Тетя Джин учила меня вязать, когда мне было шесть лет, наверное, чтобы занять меня

вечерами. Она заявляла, что это занятие развивает терпение и координацию между глазами

и руками. Теперь я видела, что Кордия пропустила несколько петель, рядов шесть назад.

Петли, как крошечные матросы, смытые за борт, удалялись в процессе вязания, когда

добавлялись все новые ряды. Я собиралась сказать об этом, когда в дверях появилась

большая белая кошка. У нее была плоская персидская мордочка. Она остановилась, увидев

меня и уставилась с интересом. Я однажды видела такую кошку: с длинной шерстью, чисто белую, один глаз зеленый, другой голубой.

Бел улыбнулась.

- Вот она.

- Это Дороти, - сказала Кордия. - Мы зовем ее Дорт. Вы верите в реинкарнацию?

- Никогда над этим не думала.

- Мы тоже, пока не появилась эта кошечка. Дороти всегда клялась, что будет с нами

общаться с Той Стороны. Годами говорила нам, что найдет способ вернуться. Потом, хотите верьте, хотите - нет, соседская кошка окотилась в тот самый день, когда ее не стало.

Это была единственная кошечка, и она выглядит в точности, как Дороти. Белые волосы, один глаз голубой, другой зеленый. Тот же характер, то же поведение. Общительная, напористая, независимая.

Бел вступила в разговор.

- Она даже ветры пускает как Дороти. Тихо, но убийственно. Иногда нам приходится

вставать и уходить из комнаты.

Я показала на вязание.

- Похоже, вы пропустили несколько петель.

Я наклонилась и показала пальцем.

- Если у вас есть вязальный крючок, я могу их поднять.

- Правда? Спасибо. Ваши глаза должны быть лучше моих.

Кордия наклонилась и взяла свой мешок с вязальными принадлежностями.

- Давайте посмотрим, что у меня есть. Это подойдет?

Она предложила мне крючок.

- Идеально.

Когда я начала потихоньку подбирать петли, кошка подошла и прыгнула мне на колени. Я

вскинула вязание и сказала - Ух!

Дороти, должно быть, весила килограммов десять.Она повернулась ко мне задом и задрала

хвост.

- Она никогда так не делает. Не знаю, что на нее нашло. Должно быть, вы ей понравились,

- сказала Белмира, переворачивая карты.

- Я в восторге.

- Что ж, посмотрите на это? Десятка Скипетров, перевернутая.

Бел раскладывала карты. Она добавила Десятку Скипетров к другим картам на столе, разложенным в какой-то загадочной последовательности. Карта, которой она обозначила

меня, Паж Мечей, теперь была покрыта Луной.

Я освободила одну руку, опустила хвост Дороти, прижав его локтем, и показала на карты.

- Что это значит?

Я думала, что Луна может быть хорошей, но сестры обменялись взглядом, который

заставил меня подумать о противоположном.

- Я говорила вам, что она этим займется, - сказала Кордия.

- Луна означает скрытых врагов, дорогая. Опасность, тьма и террор. Не очень хорошо.

- Да уж.

Она показала на карту.

- Десятка Скипетров, перевернутая, означает препятствия, трудности и интриги. А вот эта, Повешенный, означает лучшее, на что вы можете надеяться.

- Она не хочет этого слышать, Бел.

- Хочу. Я могу с этим справиться.

- Эта карта коронует вас.

- Что это? Даже боюсь спрашивать.

- О, Повешенный, это хорошо. Он представляет мудрость, испытания, самопожертвование, интуицию, прорицание, пророчество. Вы этого хотите, но сейчас у вас этого нет.

- Она пытается помочь мне с вязанием. Оставь ее в покое, по крайней мере, пока она не

закончит.

- Я могу делать и то и другое.

Однако, если честно, присутствие Дороти делало задание трудным. Кошка перевернулась

у меня на коленях и теперь собиралась обнюхать мою грудь. Она изящно выставила носик.

Я остановилась и подышала на нее ртом.

- А это что за карта? - спросила я, пока она бодала мой подбородок.

- Король Мечей, который находится у вас под ногами. Это ваш собственный, с ним вы

должны работать. Умения, смелость, способности, враждебность, ярость, война, разрушение.

- Насчет ярости звучит хорошо.

- Только не всеохватывающая. Иначе вы пропали. Видите вот это? Эта карта означает боль, горе, слезы, печаль, одиночество.

- Вот черт.

- Вот именно. Я бы сказала, что вы в ручье какашек, без рулона туалетной бумаги.

Белмира перевернула еще одну карту. Дороти забралась мне на грудь и замурлыкала. Она

поднесла мордочку к моему лицу, и мы уставились друг на друга. Я бросила взгляд на

карты на столе. Даже мне, не верящей в это, было видно, какие у меня неприятности.

Кроме Повешенного, там был мужик, нагруженный тяжелыми палками, а еще один лежал

ничком, с десятью мечами, торчавшими из спины. Карта выбора тоже не предвещала

ничего хорошего, а еще там была Девятка Скипетров, показывающая недовольного с виду

мужчину, вцепившегося в посох, с восьмью шестами позади. За ней шла карта с сердцем, пронзенном тремя мечами, над которым был дождь и облака.

К тому времени я преуспела в поднятии петель и потянулась через Дороти, чтобы вернуть

вязание Кордии. Я решила, что пришло время перейти к делу, и спросила Кордию, что она

может рассказать про Микки.

- Не могу сказать, что много о нем знаю. Он был очень замкнутым. Работал охранником в

банке, пока не потерял работу в феврале. Я видела раньше, как он выходил в своей

униформе. Красиво выглядел, должна сказать.

- Что случилось?

- Вы о чем?

- Как он потерял работу?

- Он пил. Вы должны знать, если были за ним замужем. В девять утра от него несло

алкоголем. Не думаю, чтобы он был пьян в этот час. Это осталось с прошлого вечера, пары

просочились через кожу. Он никогда не шатался, и я никогда не слышала, чтобы он

невнятно разговаривал. Он не был шумным или злым. Он всегда был джентльменом, но он

терял почву под ногами.

- Мне жаль это слышать. Я знаю, что он пил, но трудно поверить, что он докатился до

того, что пьянка вмешалась в его работу. Он был копом в те давние времена, когда мы

были женаты.

- Правда?

- Было еще что-нибудь, о чем вы могли бы рассказать?

- Он был тихим, никаких вечеринок. Платил вовремя, кроме нескольких последних

месяцев. Никаких гостей, кроме того противного типа, с цепочками.

Я отвлеклась от Дороти.

- Цепочки?

- Один из таких мотоциклистов: заклепки и черная кожа. Такие ковбойские замашки, развязная походка. Столько шума, как будто на нем были шпоры.

- И зачем он приходил?

- Понятия не имею. Дорт его не любила. Он был очень грубым. Он отпихивал ее ногой, когда она пыталась обнюхать его сапог.

- Ой, дорогая, - сказала Бел. - Эта карта, Король Кубков, и она снова перевернута. Это

нехорошо. Это значит нечестный человек, двуручник: мошенничество, порок, скандал, все

что угодно.

С опозданием я почувствовала тревогу.

- Кстати, почему вы подумали, когда я пришла, что я коп?

Кордия подняла глаза.

- Потому что полицейский позвонил сегодня утром и сказал, что детектив придет сегодня в

два часа. Мы решили, что это вы, раз вы были наверху так долго.

Я почувствовала, как мое сердце слегка екнуло, и посмотрела на часы. Было почти два.

- Ой, я лучше пойду и не буду вас больше отвлекать. Хм, не могли бы вы сделать мне

маленькое одолжение..?

Бел перевернула следующую карту и сказала:

- Не волнуйтесь, дорогая. Мы не скажем, что вы здесь были.

- Я была бы очень признательна.

- Я выведу вас через другую дверь, - сказала Кордия. - Вы попадете в переулок, и никто вас

не увидит. Полицейские паркуются у главного входа, по крайней мере, они делали это

раньше.

- Давайте я оставлю вам номер телефона. Тогда вы сможете со мной связаться, если что-нибудь произойдет.

Я написала домашний телефон на обороте своей визитки. В ответ Кордия написала свой

телефон на полях заявления. Никого не удивила моя просьба. С картами таро, как у меня, они должны были предположить, что мне понадобится вся возможная помощь.

11

По дороге домой я остановилась у Макдоналдса и купила себе гамбургер с сыром и

порцией картошки и кока-колу. Сняв с губы шерстинку Дороти, я рулила одной рукой, а

другой держала гамбургер, жевала и постанывала от удовольствия. Обидно жить такой

жизнью, когда вредная еда приобретает такой же высокий статус, как секс. Но, опять же, у

меня тенденция получать гораздо больше первого, чем второго.

Я вернулась в Санта Терезу в четыре пятнадцать. Единственное сообщение на

автоответчике было от Марка Бетела, который наконец ответил в 11.30 в среду на мой

звонок в понедельник.

Я набрала его номер, выбрав момент, чтобы расстегнуть молнию на джинсах и извлечь

почту Микки из своих трусов. Конечно, Марка не было, так что я поговорила с Джуди.

- Вы почти его поймали. Он ушел пятнадцать минут назад.

- Черт. Что ж, жаль, что я его упустила. Я только что вернулась из Лос-Анджелеса. У меня

есть новости о Микки, и мне может понадобиться его помощь. Я буду здесь до вечера.

Если у него будет возможность позвонить, я бы очень хотела с ним поговорить.

- Боюсь, его сегодня уже не будет. Но, если хотите, можете поймать его в семь вечера в

Лампаре. Это театр в центре города.

- И что он там будет делать? - спросила я, хотя и так знала. Марк был одним из

четырнадцати республиканских кандидатов, которые будут сражаться на предварительных

выборах в июне, через двенадцать дней. Я слышала, что четверо из них были приглашены

на дебаты, мероприятие, которое спонсировалось “Лигой за честное правительство”.

- Это публичные дебаты: Роберт Нейлор, Майк Антонович, Бобби Фидлер и Марк, будут

обсуждать важные темы.

- Звучит заманчиво, - ответила я, думая “кто кого дурит?” Секретарь штата Калифорния, Марч Фонг Еу, предсказала самую низкую явку за сорок шесть лет. Из кандидатов, которых упомянула Джуди, только у Майка Антоновича, инспектора округа Лос-Анджелес, была слабенькая надежда на победу. Нейлор был законодателем из Менло

Парка и единственным жителем северной Калифорнии, пока в гонку не вступил Эд Чжау.

Чжау был фаворитом. Говорили, что его поддерживают все газеты: “Сан Диего Юнион”,

“Сан Франциско Кроникл”, “Сан Франциско Экзаминер” и “Контра Коста Таймс”.

Между тем, Бобби Фидлер, конгрессвумен из Сан Фернандо Велли и закаленный политик, лишилась почвы под ногами после того, как ее обвинили во взятке другому кандидату, чтобы он покинул гонку. Обвинения оказались беспочвенными, и были сняты, но ее

поклонники потеряли энтузиазм, и ей было трудно вернуть свой темп.

Что касается Марка, это была его вторая интрига с выборами, и он занимался тем, что

вкладывал деньги Лэдди в рекламу на телевидении, в которой расхваливал себя за ведение

такой чистой кампании. Как будто кому-нибудь было до этого дело. Сама идея присутствия

на занудных политических дебатах была достаточной, чтобы ввергнуть меня в кому.

Тем временем Джуди говорила:

- Марк готовился несколько дней, особенно насчет Предложения 51.

- Правильно.

- И еще предложения 42 и 48. Он чувствует себя довольно уверенным насчет них.

- Ага, кто бы не был? - сказала я.

Порылась в бумагах на столе и нашла образец бюллетеня под местной газетой и горой

почты. Предложение 48 должно было ограничить пенсии бывших официальных лиц. Х-р-р. Предложение 42 разрешило бы штату выделить 850 миллионов в облигациях, чтобы

продолжать программу по кредитованию ветеранов.

- Я и не знала, что Марк - ветеран, - сказала я для поддержания разговора.

- О, конечно, он записался в армию сразу после окончания колледжа. Я пошлю вам его

автобиографию.

- Вы не должны этого делать.

- Это нетрудно. Я их рассылаю пачками. Знаете, он награжден Пурпурным Сердцем.

- Правда? Я понятия не имела.

Пока Джуди продолжала болтать, я нашла страничку юмора и читала Рекса Моргана, что

было, по крайней мере, интересней. Джуди прервала себя.

- Черт. У меня звонит другой телефон. Я лучше отвечу, может быть, это он.

- Нет проблем.

Повесив трубку, я задрала ноги на стол и занялась бумагами, которые стащила.

Счета из банков показывали регулярные поступления зарплаты до конца февраля. Потом

ничего, до последних чисел марта, когда Микки начал делать маленькие взносы каждые

две недели. Пособие по безработице. Я не могла припомнить, как это работает. Наверное, нужно ждать какое-то время, пока будет одобрено заявление. В любом случае, этих денег

было недостаточно, чтобы покрыть его месячные затраты, и он должен был снимать

деньги со своего сберегательного счета. Текущий баланс там был 1500 долларов. Я нашла

спрятанные наличные, но не видела его сберкнижку. Было бы хорошо ее иметь.

Удивительно, что я ее не нашла, она бы мне пригодилась.

Сравнивая сберегательный и обычный счета, я заметила, что деньги перепрыгивали с

одного на другой, а потом вылетали в дверь. Погашенные чеки показывали, что Микки

продолжал оплачивать столько счетов, сколько мог. Плата за квартиру была 850 долларов

в месяц, и он ее внес в последний раз 1 марта, согласно погашенному чеку.

За последнюю половину февраля и первые три недели марта были выписаны три чека для

получения наличных на общую сумму 1800 долларов. Это казалось странным, учитывая

его финансовые трудности, которые и так были достаточно серьезными, без бросания

наличных на ветер. Банковская распечатка за апрель, наверное, была у полиции, так что я

не могла сказать, оплатил он квартиру первого числа или нет. Я догадывалась, что где-то в

это время он перестал платить за камеру хранения.

К апрелю он уже задолжал за телефон, и обслуживание было прекращено. Припрятанные

деньги, наверное, были последней надеждой, и он не спешил их тратить, если только

ситуация не станет совсем отчаянной. Возможно, он собирался исчезнуть, когда истощатся

все остальные источники.

Двадцать пятого марта поступил вклад 900 долларов. Я решила, что это, наверное, было

после продажи машины. Через пару дней, 27 марта, было скромное поступление в 200

долларов, что позволило Микки заплатить за газ и электричество. Я отметила, что 200

долларов появились в тот самый день, когда поступил звонок из его квартиры на мой

автоответчик. Кто-то заплатил ему за пользование телефоном? Это было бы странным.

В любом случае, он, наверное, понял, что может задержать выселение еще на пару

месяцев, а что потом? Забрал бы деньги и фальшивые документы и покинул штат? Что-то

в этом беспокоило меня. Микки был фанатиком сбережений. Он утверждал, что каждый

должен иметь шестикратную месячную зарплату в банке или под матрасом, что из этого

кажется безопаснее. Он был настолько повернут на этом, что с тех пор я начала так делать

сама. У него должен где-то быть еще один сберегательный счет. Положил ли он деньги на

депозитный сертификат или в пенсионный фонд у себя на работе? Я даже толком не знала, почему его уволили. Он был пьян на дежурстве?

Я посидела и подумала об этом, а потом позвонила в справочную и узнала телефон

охранной компании Тихоокеанский берег в Калвер сити. Я считала, что у меня достаточно

информации, чтобы что-нибудь наврать. Я знала его дату рождения и его текущий адрес.

Пригодился бы номер социального страхования, но я помнила только последние четыре

цифры:1776. Микки всегда говорил, что эти цифры совпадают с годом подписания

Декларации о независимости.

Я набрала номер и слушала гудки, пытаясь сообразить, что сказать, конечно не правду, в

данном случае. Когда сняли трубку, я попросила соединить меня с отделом кадров.

Ответившая женщина разговаривала так, будто уже находилась на полпути к дому. Уже

было почти пять, и она, наверное, наводила порядок на рабочем столе.

- Отдел кадров. Миссис Берд.

- О, здравствуйте. Это миссис Уэстон из отдела оплаты университетской больницы Лос-Анджелеса. Мы звоним по поводу пациента, который был принят в отделение

интенсивной терапии. Как мы поняли, он работает в охранной компании Тихоокеанский

берег, и нас интересует, можете ли вы подтвердить наличие его медицинской страховки.

- Конечно. Его имя?

- Его фамилия Магрудер. М-а-г-р-у-д-е-р. Имя - Микки. Может быть, он записан под

именем Майкл. Средний инициал -Б. Домашний адрес: Бульвар Сепульведа 805, дата

рождения 16 сентября 1933 года. Поступил по скорой помощи 15 мая. У нас нет полного

номера социального страхования, было бы хорошо получить его от вас.

Я слышала, как женщина дышит мне в ухо.

- Мы слышали об этом. Бедняга. К сожалению, как я говорила полиции, мистер Магрудер

больше у нас не работает. Он был уволен 28 февраля.

- Господи, за что?

Она помедлила.

- Я не могу это обсуждать, но это связано с п-ь-я-н-с-т-в-о-м.

- Это плохо. А что насчет его медицинской страховки? Есть ли какая-то возможность, что

его страховка продлена?

- Судя по нашим записям, нет.

- Ну, это странно. Когда его привезли, у него в бумажнике была карточка страховки, и мы

были под впечатлением, что страховка действующая. Может, он работает в другой

компании?

- Сомневаюсь. К нам не обращались за рекомендациями.

- Как насчет безработицы? Он подавал заявление на пособие? Может, он получил

временную страховку для безработных?

- Я не могу ответить на этот вопрос. Вам нужно обратиться к ним.

- Как насчет денег в его пенсионном фонде? У него поступают туда деньги с каждой

зарплаты?

- Не понимаю, при чем тут это.

Она начинала беспокоиться, наверное, подозревая какую-то хитрость.

- Вы бы поняли, если б знали как растет его счет, - сказала я с горечью.

- Боюсь, я не могу это обсуждать. Особенно, когда в дело вовлечена полиция. Они очень

строго предупреждали. Мы не должны говорить ни с кем ни о чем, что касается него.

- Здесь то же самое. Нас просили сообщать детективу Альдо, если кто-нибудь спросит про

его палату.

- Правда? Нам они ничего такого не говорили. Может быть потому, что он здесь не так

долго работал.

- Считайте, что вам повезло. Вы знали мистера Магрудера лично?

- Конечно. Компания не такая уж большая.

- Вы должны чувствовать себя ужасно.

- Да. Он очень приятный парень. Не могу себе представить, чтобы кто-то захотел сделать с

ним такое.

- Кошмар. Как насчет его номера социального страхования? У нас есть последние четыре

цифры: 1776, но в приемном покое клерк не понял, что он говорит, так что мы пропустили

первую часть. Мне нужны только первые пять цифр, для наших записей. Наш директор -

настоящая зануда.

Она казалась удивленной.

- Он был в сознании?

- Ой, я даже не знаю. Должен был быть, по крайней мере, короткое время. Откуда бы мы

узнали?

Я чувствовала, как она колеблется.

- Это в его лучших интересах, - добавила я благочестиво.

- Минутку.

Я слышала, как она пощелкала компьютерными клавишами, и вскоре продиктовала пять

первых цифр.

- Спасибо огромное.

Последовала пауза, затем любопытство взяло над ней верх.

- Как он себя чувствует?

- Извините, но мне нельзя разглашать эту информацию. Вам нужно спросить у медиков.

Я уверена, что вы можете уважать конфиденциальность, особенно здесь, в больнице.

- Конечно. Абсолютно. Что ж, надеюсь, что с ним все в порядке. Скажите ему, что Ингрид

передавала привет.

- Передам.

После того, как она положила трубку, я достала из ящика стола свежую упаковку

разлинованных католожных карточек. Время для канцелярской работы. Я начала делать

записи, стараясь писать как можно быстрее, по одной записи на карточку, складывая их в

стопку. За прошедшие дни у меня накопилось много вопросов. Я знала некоторые ответы, но большинство строк мне пришлось оставить пустыми. Раньше я воображала, что могу

удержать все в голове, но память сокращает и стирает, исключая все, что не кажется

важным в тот момент. Позже именнно эта странная, не относящаяся к делу, деталь иногда

заставляет куски головоломки перестраиваться магическим образом. Само действие

поднесения ручки к бумаге каким-то образом мобилизует мозг для прыжка. Это не всегда

случается в тот же момент, но без записывания данные исчезают.

Я посмотрела на часы. Было 6.05, и я настолько обалдела от усталости, что одежда

показалась тяжелой. Выключила звонок телефона, поднялась по спиральной лесенке, разделась, скинула туфли, завернулась в одеяло и уснула.

Проснулась в 9.15, хотя мне казалось, что уже полночь. Я села в кровати, зевая и пытаясь

сообразить, на каком я свете. Усталость так и не прошла. Отбросила одеяло и подошла к

перилам. Внизу, на письменном столе, мигала лампочка автоответчика. Черт. Если бы не

это, я бы залезла обратно в кровать и проспала до утра.

Я натянула халат и спустилась вниз босиком. Нажала на кнопку и прослушала сообщение

от Кордии Хэтфилд, менеджера из дома Микки. “ Кинси, не могли бы вы перезвонить нам, когда придете? Есть кое-что, о чем, как мы думаем, вы должны знать.”

Она звонила в 8.45, так что я решила, что могу перезвонить. Набрала номер, и Кордия

сняла трубку даже до того, как я услышала гудок.

- Алло?

- Кордия, это вы? Это Кинси Миллоун из Санта Терезы. Даже гудка не было.

- Ну, здесь был звонок. Послушайте, дорогая, причина того, что я позвонила, это детектив.

Он пришел вскоре после вашего ухода. Он довольно много времени провел в 2-Н, а потом

пришел прямо сюда. Он казался взволнованным и спросил, не входил ли кто-нибудь туда.

Мы прикинулись дурочками. Он был довольно настойчив, но ни одна из нас не сказала ни

слова.

- Ах. Это был высокий темноволосый парень, детектив Альдо?

- Это он. А мы - старые. Что мы знаем, когда все наши мозговые клеточки исчезли? Мы не

лгали ему напрямую, но боюсь, немножко обогнули правду. Я сказала ему, что вполне

способна принимать арендную плату и вызвать сантехника, если засорится унитаз, но не

подкрадываюсь и не шпионю за квартирантами. Чем они занимаются, это их дело. Потом я

показала ему свою ногу и сказала: “ С таким наростом еще хорошо, что я могу двигаться.

Я не в состоянии хромать вверх и вниз.” После этого он сменил тему.

- Что его расстроило?

- Он сказал, что что-то пропало, хотя не сказал, что. У него была целая коробка вещей, и

он сказал, что убрал пленку с двери. “Она сделала свое дело”, так он сказал. С сарказмом, могу отметить.

- Спасибо, что предупредили.

- Конечно, пожалуйста. Главное, из-за чего я позвонила, вы можете войти в квартиру, но

это не продлится долго. Владельцы давят, чтобы выселить оттуда мистера Магрудера.

Думаю, детектив проинформировал компанию, так что они знают, что он в коме. Они сразу

воспользовались его состоянием. Какой стыд. В любом случае, если вы заинтересованы в

квартире, вы должны взглянуть.

- Я могу это сделать. Я бы хотела. Когда будет удобно?

- Чем скорее, тем лучше. Вам ехать только два часа.

- Вы имеете в виду, сегодня?

- Я думаю, что вы поступите по-умному. Владельцы уже прислали ему предупреждение

заплатить в течение трех дней или выехать, так что технически шериф может вставить в

дверь новый замок завтра утром.

- Можем мы сделать что-нибудь, чтобы это предотвратить?

- Насколько я знаю, нет.

- Что если я заплачу долг владельцам, плюс аренду за следующий месяц? Разве это не

отменит все?

- Сомневаюсь. Как только жилец начинает задерживать оплату или не платит вовсе, владельцы быстро очищают помещение и заселяют кого-то другого.

Я с беспокойством подумала о поездке.

- Хотела бы я знать об этом раньше, когда была у вас.

- Если вы поедете, лучше поторопитесь. Конечно, все зависит от вас.

- Кордия, уже почти половина десятого. Если я поеду, мне надо собраться и заправить

машину. Это значит, что я, наверное, не приеду раньше полуночи.

Я не упомянула, что была почти голая.

- Для нас это не поздно. Нам с Бел нужно только четыре часа, чтобы поспать.