И - значит изгой

Преимущество в том, что у вас будет столько времени, сколько захотите, и ни одна душа

вас не побеспокоит.

- Соседи Микки не заметят, что горит свет?

- Никто не обращает внимания. Большинство этих людей работают, так что обычно они в

десять уже в постели. И если будет слишком поздно, вы всегда можете переночевать у нас.

У нас единственая в доме квартира с тремя спальнями. Комната для гостей принадлежит

Дороти, но я уверена, она не будет против компании. Мы немного поговорили о вас после

вашего ухода.

Я сделала глубокий вдох.

- Ладно. Я это сделаю. Скоро увидимся.

Я переоделась в джинсы, водолазку и легкие теннисные туфли, в которых можно было

передвигаться бесшумно, что хорошо для ночной работы. По крайней мере, я уже была в

квартире Микки и знала, чего можно ожидать. У меня был ключ от задней двери, но я

решила на всякий случай захватить отмычку. Поскольку я не собиралась возвращаться

ночью домой, то достала спортивную сумку и бросила в нее футболку большого размера, которую ношу как ночнушку. Я обычно ношу с собой в сумке зубную щетку, пасту и

свежие трусы. Остаток места в спортивной сумке я заполнила инструментами: отмычка на

батарейках, сверло и насадки для него, отвертка, лампочки, плоскогубцы, увеличительное

стекло, зубоврачебное зеркальце, два фонарика, один обычный, а другой удлиненный, который можно поворачивать под углом, чтобы увидеть столь любимые Микки

труднодоступные места. Я подозревала, что обнаружила большую часть его тайников, но

мне не хотелось рисковать, особенно если это была моя последняя возможность сунуть

туда нос.

Еще я захватила другую тряпичную сумку, которую сложила и положила в первую.

Я планировала конфисковать контрабанду Микки и держать ее у себя, пока он не сможет

объяснить, что собирался с ней делать.

Я заехала на станцию обслуживания чтобы заправиться. Пока парень протирал ветровое

стекло и проверял масло, я зашла в магазинчик и купила себе большой ужасный сэндвич -

сыр и загадочное мясо и большой пенопластовый контейнер кофе, от которого только

слегка пахло горелым. Я купила отдельно пакет молока, отлила немного черной жидкости

и заполнила стаканчик до краев молоком, потом добавила два пакетика сахара, чтобы быть

уверенной, что мои мозги заряжены как надо.

Я отправилась в путь в десять минут одиннадцатого, окна фольксвагена опущены, мотор

урчит, стараясь держать постоянную скорость 100 километров в час. Я поела по дороге и

даже умудрилась не облиться кофе. Удивительно, что на дороге было достаточное

количество машин, все двигались с большой скоростью. Ощущение срочности

умножалось окружавшей нас темнотой, передние и задние огни складывались в постоянно

меняющиеся узоры. На участке между Санта Терезой и Олвидадо луна стояла над водой, как алебастровый глобус на пирамиде света. Волны били в берег, отсвечивая перламутром.

Древний запах морских водорослей плыл в воздухе, как туман. Приморские поселки

появлялись и исчезали. Холмы, видимые издали днем, были уменьшены до точек света на

склонах.

Я перевалила Камарилло и спустилась по дальней стороне в западную часть долины Сан

Фернандо. Звезд не было видно. Освещение Лос-Анджелеса давало ночному небу

призрачную иллюминацию, как северное сияние на подкладке из смога. Я проехала по 405

до Националя, съехала с шоссе и направилась на восток. На Сепульведа свернула налево и

притормозила, увидев в конце концов дом Микки в непривычном ночном освещении.

Я припарковалась на улице, захватила спортивную сумку. Закрыла за собой машину и

помолилась, чтобы ходовую часть, колеса и мотор не стащили до утра.

В кухне Хэтфилдов горел свет. Я постучала, и Кордия впустила меня. Бел уснула, сидя на

стуле, так что мы разговаривали шепотом. Она показала мне комнату для гостей, с

отдельной ванной. Дороти шла по пятам, чтобы быть в центре событий. Мне пришлось

несколько раз останавливаться, чтобы почесать ее за ухом.

Я бросила сумку на кровать. Дороти быстро заявила свои права, использовав все свои

десять кило, чтобы расплющить содержимое. Под конец она устроилась, как курица на

яйцах.

12

Я поднялась по передней лестнице и прошла по галерее, подсвечивая путь большим из

своих фонариков. Две квартиры, которые я миновала, были погружены в темноту.

Свернула за угол и вошла в квартиру Микки, использовав украденный ключ. Подумала, запирать дверь или нет, и решила запереть. Обычно я оставила бы дверь приоткрытой, на

случай поспешного бегства, но я беспокоилась и мне не нравилась возможность того, что

кто-то подкрадется ко мне неслышно.

Я прошла в гостиную. Единственным источником света был луч, пробившийся с галереи

между шторами. Я светила лучом фонарика, как мечом, прорубаясь сквозь тени. С тех пор, как я побывала здесь, техник успел поработать, собирая отпечатки пальцев и оставив

налет порошка на бесчисленных поверхностях. Я быстро прошла через столовую и кухню, а потом назад, через спальню и ванную, чтобы убедиться, что была одна.

Вернулась в гостиную и задернула щель между шторами. Натянула резиновые перчатки.

Несмотря на то, что копы уже здесь побывали и ушли, мне не хотелось оставлять

доказательства своего присутствия. Мне нравилось думать, что я чему-то научилась после

своего маленького путешествия через собачью дверцу Теда Рича.

Я включила верхний свет, поменяв 60-ваттную лампочку Микки на одну из 100-ваттных, которые принесла с собой. С первого взгляда было видно, что детектив Альдо побывал

здесь. Кухонные шкафчики стояли открытыми. Вся почта исчезла, а содержимое

аквариума со спичками высыпано на обеденный стол. Я представила себе полицейских, сортирующих коллекцию, аккуратно записывая названия баров и ресторанов, которые

посещал Микки. По правде, только около половины спичечных упаковок было из

заведений, куда он ходил. Остальные собирали для него другие люди во время своих

путешествий, обычай, оставшийся с его юности, когда Микки набирал сотни упаковок и

раскладывал их по альбомам. Кто знает, почему дети любят заниматься такой ерундой?

Я занялась делом, методично опустошая миниатюрные сейфы, которые он устроил за

электрическими выключателями. Три набора фальшивых документов, кредитные карточки

и валюта отправились в мою сумку.

Я провела много времени в кухне, тщательно проверяя контейнеры, заглядывая за и под

ящики. Снова вытащила контейнеры с водой из-под раковины и отвинтила заднюю панель.

На этот раз я забрала с полки пистолеты и положила в спортивную сумку вместе с

документами.

Прошла в спальню и сняла покрывало и простыни с кровати. Будучи грубой и

бесцеремонной, я остановилась, чтобы поискать доказательства недавних сексуальных

эксцессов, но не нашла. Стянула матрас и внимательно проверила, ища распоротые и

вновь зашитые швы. Хорошая теория, но на практике - ничего. Я легла на спину и заползла

под кровать, оттягивая тонкий материал, который покрывал пружины. Тщательно осветила

все фонариком, но ничего не нашла. Вернула матрас на место и застелила постель.

Получилось хуже работы в отелях, чем я в свое время тоже занималась.

Я проползла по всему периметру коврового покрытия, поднимая секцию за секцией, но

нашла немного, за исключением сороконожки, которая напугала меня до полусмерти.

Заглянула в прикроватную тумбочку. Диафрагма исчезла, также как и духи и бумажный

пакетик с эмалевым сердечком на золотой цепочке. Ну-ну. Его последняя возлюбленная, должно быть, услышала о стрельбе. Она поспешила стереть знаки их взаимоотношений.

Наверное, у нее был свой ключ, и она появилась где-то в промежутке между моим первым

визитом и этим. Могла ли она жить в этом здании? Это было предположение, заслуживающее исследования.

Я провела добрых тридцать минут в ванной, где подняла крышку туалетного бачка и

воспользовалась зубоврачебным зеркальцем и сгибающимся фонариком, чтобы поискать

предметы, скрытые под ней. Ничего. Я вытащила из шкафчика все туалетные

принадлежности и сняла сам шкафчик со стены, чтобы посмотреть, не устроил ли Микки

тайник в стене за шкафчиком. Не-а. Заглянула в подставку для душа, проверила дешевую

тумбочку под раковиной на скрытые панели. Отвинтила трубу нагревателя и простукала

плинтусы. Сняла полихлорвиниловую трубу под раковиной. Золотые монеты были на

месте. Я погрузила их в сумку и вернула трубу на место. Трудно сказать, что подумает

следующий жилец, если в будущем обнаружит фальшивую трубу. В картонной трубке

рулона туалетной бумаги я нашла стодолларовую купюру.

В одежном шкафу я проверила карманы, убедилась, что задняя стенка не отодвигается.

Бесконечные, застегнутые на молнии карманы куртки были пусты. В задней части шкафа я

нашла автоответчик, который Микки, наверное, убрал после того, как его телефон

отключили. Я сняла крышку, но копы, видимо, забрали пленку. Нашла еще одну заначку за

панелью выключателя в шкафу. В узкую выемку Микки засунул заклеенный конверт. Я

положила его в сумку для дальнейшего изучения.

Мне осталось разгрузить еще один тайник, который я оставила напоследок. Вернулась в

гостиную и выключила верхний свет. Прошла от окна к окну, выглядывая наружу, в

темноту. Была половина третьего ночи, и почти все окна были темны. Иногда я замечала

свет, но шторы были задернуты, и никто не подглядывал в щель. В непосредственной

близости я не заметила никакого движения. Дорожные звуки затихли.

Я сняла с двух окон шторы, потом карнизы, открутила концы полых трубок, посветила

фонариком и вытащила наличные. Вернула все на место, двигаясь с неожиданным

чувством беспокойства. Подняла голову. Что это за звук?

Может быть, снятие опечатывания было сделано, чтобы заманить меня, и детектив Альдо

ждал меня снаружи. Он был бы счастлив поймать меня с полной сумкой инструментов для

ограбления, пистолетов и поддельных документов.

Я оставила верхний свет выключенным, ограничившись фонариком, пока ходила по

квартире, быстро собирая инструменты и проверяя, не оставила ли следов.

Все время у меня было чувство, что я пропустила что-то очевидное, но знала, что буду

испытывать свою удачу, если вернусь, чтобы выяснить, что это. Я так сосредоточилась, что чуть не упустила хруст гравия и звук мотоцикла, который остановился в переулке

внизу.

С опозданием я поняла, что слышала приглушенное рычание мотора, когда мотоцикл

проехал по улице перед главным входом. Я подошла к заднему окну и заглянула в щель

между шторами. Видно было плохо, но я была вполне уверена, что кто-то двигался по

переулку. Я закрыла глаза и слушала. Через тридцать секунд послышался стук сапог по

ступенькам, сопровождаемый позвякиванием на каждом шагу. Парень пришел через

задний ход. Возможно, сосед. Я выключила фонарик и вслушивалась в звуки

продвижения. Он прошел по галерее вдоль задней части здания и подошел к входной

двери квартиры Микки. Я надеялась услышать, как он проходит мимо. Вместо этого

услышала стук и хриплый шепот.

- Эй, мистер Магрудер. Открывай. Это я.

Я промчалась через спальню к задней двери, нашаривая ключ в кармане джинсов. Моя

рука была твердой, но остальные части тела так тряслись, что я не могла попасть в

замочную скважину. Я боялась включать фонарик, потому что мужик теперь передвинулся

к окну спальни, где стук стал сильнее, как будто он стучал по стеклу кольцом.

- Открывай, твою мать, и давай сюда свою задницу.

Он вернулся к передней двери и снова начал стучать. Похоже, на этот раз стук сотряс

стенку.

Сосед, чья спальня, должно быть, была смежной со спальней Микки, заорал из своего

окна:

- Заткнись, придурок! Мы тут пытаемся спать.

Парень у двери сказал что-то настолько плохое, что я не берусь повторить. Я слышала, как

он, позвякивая, идет к соседскому окну, которое, как я представила, разбивает кулаком.

Я точно слышала звук удара и звон стекла, за которым последовал испуганный вскрик

соседа. Воспользовалась моментом, чтобы быстренько осветить замочную скважину.

Повернула ключ в замке и почти вышла, но остановилась. Я никогда больше не попаду в

эту квартиру. Утром может прийти шериф и сменить замки. Наверное, я могла бы открыть

дверь отмычкой, но мне не хотелось рисковать. Теперь, когда все тайники были

опустошены, оставалась только одна ценная вещь. Я поставила сумки и вернулась к

шкафу. Сняла с плечиков кожаную куртку и надела на себя. Подхватила сумки и

выскользнула в заднюю дверь, едва остановившись, чтобы ее запереть.

Я спустилась до половины лестницы, когда надо мной показалось лицо. Через перила я

видела лохматые, желтые, как кукуруза, волосы, длинное костлявое лицо, узкие плечи и

впалую грудь в джинсовой куртке с обрезанными рукавами. Я повесила одну сумку через

плечо, прижала к себе другую и помчалась, прыгая через ступеньку, пока парень в куртке

спешил к площадке. Я достигла земли в тот момент, когда он начал спускаться. Я слышала

каждый его шаг из-за звяканья его сапог, которые, наверное, были украшены цепочками.

Я убегала на цыпочках, стараясь не задеть водяные счетчики у дома.

В квартире менеджера теперь было полностью темно, но Кордия, как обещала, оставила

заднюю дверь незапертой.

Я повернула ручку и открыла дверь, чтобы войти. Задержалась, когда сумка на плече

зацепилась за косяк. Я отцепила ее и закинула обе сумки в комнату. Только собиралась

закрыть дверь, как Дороти выскочила наружу, в узкую щель. Она, должно быть, прибежала

посмотреть, что я делаю, а потом не смогла удержаться от попытки вырваться на свободу.

Оказавшись снаружи, она остановилась, удивленная, обнаружив себя в одиночестве в

холодной темноте. Я услышала звук удара и звучное проклятие. Мужик, должно быть, споткнулся о водяной счетчик и растянулся. Я слышала, как он в ярости ругается, поднимаясь, и хромая, направляется в нашу сторону. Если он наткнется на Дороти, то

свернет ей шею и забросит за ограду, заставив таким образом вернуться к жизни в какой-то другой форме. Я схватила ее за хвост и потянула назад, а она упиралась, цепляясь

когтями за бетон. Заволокла ее, пронзительно мяукающую, в темноту кухни, закрыла

дверь и задвинула засов одним движением.

Я опустилась на пол, прижав к себе кошку, мое сердце колотилось, а дыхание

прерывалось. Я слышала позвякивающие шаги, которые остановились перед дверью. Он

пнул дверь достаточно сильно, чтобы причинить себе боль. Должно быть, у него был с

собой фонарик, потому что вскоре луч пробежал по дальней стенке, слегка осветив

кухонный стол. Луч метался туда-сюда. В один момент было похоже, что он встал на

цыпочки, пытаясь направить луч вниз, чтобы осветить темное пространство, где сидела я.

В это время Дороти боролсь с моими объятиями и в конце концов вырвалась. Я

попыталась схватить ее, но она ускользнула. Сердито посмотрела на меня и направилась в

столовую, так что ее путь пересекся с лучом фонарика. Последовало долгое тяжелое

молчание. Я думала, что он сломает дверь, но он, видимо, не решился.В конце концов я

услышала скрип и звяканье его сапог, которое удалялось по дорожке.

Я привалилась к двери, ожидая услышать звук его мотоцикла, удаляющийся в ночь. Такого

обнадеживающего звука не последовало. В конце концов я поднялась на ноги, взяла сумки

и прокралась через столовую к гостевой комнате. Ночной свет в коридоре освещал мой

путь. Двери двух других спален были закрыты. Кордия и Белмира проспали весь шум, окутанные тишиной слабого слуха.

Оказавшись в гостевой комнате, я сбросила туфли и улеглась на кровать в куртке Микки.

Дороти уже была в кровати. Оказалось, что подушка принадлежит ей, так что мне не

разрешалось пользоваться ей полностью, только парой жалких дюймов с краю. До сих пор

негодующая, кошка чувствовала необходимость вылизаться с ног до головы, успокаиваясь

после оскорбления, когда ее так грубо тащили за хвост. Шторы в спальне были задернуты, но я смотрела на них со страхом, боясь, что появится кулак, разбивший стекло.

В упорном вылизывании Дороти было что-то успокаивающее. Тепло моего тела

активировало запах Микки от подкладки куртки. Сигаретный дым и одеколон. Я перестала

трястись и в конце концов заснула, с лапами Дороти, мирно покоившимися у меня в

волосах.

Я проснулась от запаха кофе. На мне до сих пор была куртка Микки, но кто-то укрыл мои

ноги шерстяным вязаным одеялом. Я протянула руку, ощупывая подушку, но Дороти не

было. Дверь была чуть-чуть приоткрыта. Шторы светились от солнечного света. Я

посмотрела на часы и увидела, что было почти восемь. Спустила ноги с кровати и провела

рукой по волосам, зевая. Я становилась слишком старой, чтобы не спать полночи.

Пошла в ванную, почистила зубы, приняла душ и снова оделась. После всего я выглядела

почти так же, как пришла.

Белмира сидела за кухонным столом и смотрела телевизор, когда я в конце концов

появилась. Она была крошечной, худенькой, такой маленькой, что ее ноги едва доставали

до пола. Сегодня на ней был белый передник поверх домашнего красно-белого платья .

Она лущила горох, с дуршлагом на коленях и бумажным пакетом рядом собой. Дороти

сидела на кухонной стойке и лизала масло из масленки.

Бел застенчиво улыбнулась мне.

- Кофе вон там. Шериф только что приехал со слесарем, так что Кордия пошла наверх, чтобы их впустить. Вы хорошо спали?

- Я не выспалась, но спала хорошо.

На плите стоял старомодный кофейник с ситечком. На стойке была кружка и пакет молока.

Я налила себе кофе и добавила молоко.

- Хотите яйцо? У нас и каша есть. Корди сварила овсянку с изюмом. Угощайтесь.

Коричневый сахар в контейнере, если хотите.

- Я думаю, мне лучше пойти наверх и попробовать поймать соседей Микки, пока они не

ушли на работу. Я всегда могу позавтракать, когда шериф уйдет.

В дверях я оглянулась.

- Она что-нибудь говорила насчет мотоцикла в переулке?

Белмира помотала головой.

Я захватила кружку с кофе с собой и пошла к лестнице. Патрульная машина шерифа была

припаркована недалеко от моего фольксвагена, который, насколько я могла судить, все еще

был нетронут. День был солнечный и прохладный, в воздухе уже с утра пахло

выхлопными газами. Я пошла вдоль галереи второго этажа. Несколько соседей собрались, чтобы посмотреть на работу слесаря. Может быть для них это было осторожным

напоминанием о своевременной оплате аренды. Большинство казались одетыми для

работы, за исключением одной женщины в халате и шлепанцах, которая тоже принесла с

собой кофе. Как зеваки у дорожного происшествия, они смотрели, одновременно

испуганные и привлеченные видом чьей-то беды.

Это слегка напоминало пожары, которые прокатились по холмам Санта Терезы в 1964

году. В течение долгих дымных вечеров люди собирались на улицах, потягивая пиво и

болтая, когда пламя танцевало в дальних горах. Присутствие катастрофы, казалось, сломало обычные социальные барьеры и атмосфера была почти праздничной.

Кордия Хэтфилд внимательно наблюдала за ситуацией, стоя в дверях, в белом свитере, наброшенном на плечи, и домашнем платье до щиколоток в бело-голубую клетку. На ней

были те же разрезанные шлепанцы с торчащим наростом на большом пальце. Она

повернулась ко мне.

- Вижу, что вы нашли кофе. Как вы спали?

- Дороти не хотела уступать подушку, но в остальном все было прекрасно.

- Она никогда не хотела делиться. Даже когда она вернулась, то настояла на том, чтобы

иметь свою старую комнату. Мы собирались держать ее закрытой в ожидании гостей, но

она отказывалась пользоваться лотком, пока не добилась своего.

Сосед Микки, которому было лет сорок, вышел из своей квартиры, надевая твидовый

спортивный пиджак поверх синей футболки с супермэном. Его блестящие каштановые

волосы доходили до пояса. На нем были очки в металлической оправе с желтыми линзами.

Усы и коротко подстриженная бородка обрамляли красивые белые зубы. Его джинсы были

рваными и вылинявшими, а у ковбойских сапог была платформа сантиметров семь.

За его спиной я увидела разбитое окно спальни, залатанное картонкой и клейкой лентой.

- Здравствуйте, мисс Хэтфилд. Как вы поживаете сегодня?

- Доброе утро. Просто чудесно. Что случилось с вашим окном? Его надо починить.

- Извините. Я позабочусь об этом. Я звонил стекольщикам на Олимпик, и они сказали, что

придут посмотреть. Микки выселяют?

- Боюсь, что да.

Было ясно, что шериф здесь не нужен, так что он вернулся в свою машину и уехал по

делам. Слесарь поманил к себе Кордию. Она извинилась, и они в вдвоем вошли в квартиру

для совещания. Соседу стало не на что смотреть, и он теперь приветствовал пару, которая

вышла из третьей квартиры в этой стороне. Оба были одеты для работы. Женщина что-то

сказала мужу, и они пошли дальше в сторону лестницы. Сосед Микки вежливо кивнул

мне.

- Здравствуйте, - пробормотала я.

- Здравствуйте. Что это за фигня? Этот чувак в коме, а они меняют у него замки?

- Должно быть, хозяева весьма практичны.

- Должно быть. Как Микки поживает? Вы его знакомая?

- Можно и так сказать. Мы были женаты.

- Ни фига себе. Когда это было?

- В начале семидесятых. Это продолжалось недолго. Кстати, я Кинси. А вы...

- Уэр Бисон. Все зовут меня Уэри.

Он до сих пор пытался усвоить информацию о моей супружеской связи с Микки.

- Бывшая жена? Прикольно. Микки никогда не рассказывал.

- Мы не общались. А вы давно его знаете?

- Он жил в этой квартире почти пятнадцать лет. Я живу здесь шесть. Иногда я натыкаюсь

на него в пабе Лионеля, и мы пьем пиво. Он кормит мою рыбку, когда я уезжаю на

концерты.

- Вы профессиональный музыкант?

Он застенчиво пожал плечами.

- Я играю на кейборде в комбо. Большинство выходных здесь, но иногда в других местах.

Я еще работаю официантом в кафе здорового питания на Националь. Я понимаю, вы

слышали, что произошло?

- Слышала, но это вышло совершенно случайно. Я даже не знала, что у него неприятности.

Я из Санта Терезы. Пыталась звонить оттуда, но его телефон был отключен. Я не особенно

думала об этом, пока не явились два детектива и не сказали, что его ранили. Я была в

ужасе.

- Да, я тоже. Кажется, они не сразу определили, кто он такой. Они пришли ко мне в

понедельник около семи утра. Большой темноволосый парень?

- Точно. Это с ним я говорила. Я решила, что мне лучше приехать, вдруг я смогу что-нибудь сделать.

- Как он себя чувствует? Вы его видели?

- Он до сих пор в коме, так что трудно сказать. Я там была вчера, и он выглядел не очень

хорошо.

- Черт. Как жалко. Наверное, мне тоже нужно сходить, но я все откладывал.

- Даже не пытайтесь, если не предупредите копов. Вы можете навестить Микки только с

их разрешения, и они пошлют кого-то с вами, на случай если вы попытаетесь выдернуть

шнур.

- Боже. Бедняга. Не могу в это поверить.

- Я тоже. Кстати, что за шум был прошлой ночью? Вы слышали? Такое впечатление, что

кто-то взбесился и начал колотиться о стены.

- Точно. Это на меня он орал. И смотрите, что он сделал, пробил кулаком стекло. Я думал, он прыгнет на меня, но он ушел.

- На что он так разозлился?

- Кто знает? Вроде, он приятель Микки, по крайней мере, так себя ведет. Микки, похоже, никогда не был рад его видеть.

- Как часто он приходил?

- Каждые пару недель. Должно быть, у них были какие-то дела, но я не знаю, какие.

- Как долго это продолжалось?

- Может, два или три месяца. Наверное, лучше сказать так: я никогда не видел его до этого.

- Вы знаете, как его зовут?

Уэри помотал головой.

- Не-а. Микки никогда не знакомил нас. Похоже, он стыдился показываться вместе с ним, да и кто бы не стыдился?

- Точно.

- Этот парень - подонок, настоящий мерзавец. Каждый раз, когда я смотрю шоу “Их

разыскивает полиция”, я ищу его физиономию.

- Буквально? Вы думаете, он в розыске?

- Если не в розыске, то будет. Ну и сволочь.

- Странно. Микки всегда ненавидел таких. Он был детективом. Работал в полицейском

управлении в Санта Терезе.

- Вы тоже коп?

- Была. Теперь я работаю частным детективом.

- О, понимаю. Вы занимаетесь этим делом.

- Не официально, нет. Но мне любопытно.

- Эй, я с вами. Сделаю все, что смогу,только скажите.

- Спасибо. Как насчет подонка? Не может он быть тем, кто стрелял в Микки? По мне он

чокнутый.

- Не, я сомневаюсь. Если бы он это сделал, то не барабанил бы в дверь. Он думал, что

Микки дома. Тот, кто стрелял, наверно думает, что он умер.

Уэри взглянул на часы.

- Я лучше пойду. Как долго вы будете здесь?

- Не знаю. Еще час, наверное.

- Могу я угостить вас завтраком? Я туда иду. Тут есть местечко за углом. Не займет больше

получаса, если вам нужно обратно.

Я быстро обдумала ситуацию. Мне не хотелось уходить из здания, но там действительно

было нечего делать. Уэри мог оказаться полезным. Более важно - я умирала от голода.

Я сказала “конечно”, а потом забежала на минутку к Кордии, чтобы сказать, куда иду.

Разговаривая, мы спустились по главной лестнице. Уэри предложил:

- Если хотите, после завтрака я покажу вам, где в него стреляли. Это недалеко, в паре

кварталов.

13

Я пропущу разговоры за завтраком. Нет ничего скучнее, чем слушать, как знакомятся

другие люди. Мы болтали. Мы обменялись краткими, сильно отредактированными, вариантами автобиографий, историями о Микки, теориями насчет мотива стрелявшего.

Тем временем я обнаружила, что мне нравится Уэри Бисон, хотя я быстро стерла всю его

личную информацию. Как бы невежливо это ни звучало, я не думала, что увижу его еще

раз. Для пассажира, летящего в самолете через всю страну, возможно почувствовать связь

со своим соседом, даже если эта связь не имеет ни значения, ни самых отдаленных

последствий.

Я оценила то, что он показал мне место, где стреляли в Микки, неопределенный участок

тротуара перед ювелирным магазином. Вывеска в окне рекламировала редкие монеты, марки, карманные часы и антиквариат. “Еще мы даем займы под низкие проценты”.

Вряд ли Микки пришел сюда ночью, чтобы получить ссуду.

Уэри хранил молчание, пока я постояла, оглядывая соседние заведения. Через дорогу была

бильярдная. Я предположила, что детективы ее проверили. Так же, как и бар, под

названием Макнэлли, через полквартала.

- Вы говорили, что пили с Микки в пабе Лионель. Это далеко?

- Вон там, - сделал жест Уэри.

- Есть шанс, что Микки был там в тот вечер?

- Ни за что. Микки выгнали оттуда, до тех пор, пока он не отдаст долг.

Уэри снял очки и протер желтые линзы подолом футболки. Повернул их к свету, чтобы

проверить, не осталось ли пятен, потом надел и стал ждать моих очередных вопросов.

- Где же он был тогда? У вас есть предположения?

- Ну, он не был у Макнэлли, потому что я там был. Я знаю, что копы проверили все бары

на улице. Ничего не узнали, по крайней мере, они так сказали.

- Он вышел из дома, чтобы что-то сделать, и он шел пешком.

- Не обязательно. То, что он продал машину, еще не значит, что он ходил на своих двоих.

Кто-то мог его подобрать и подвезти куда-то. Выпить или поужинать. Это могло быть

любое место.

- Погодите минутку. Вы случайно не помните, когда он продал машину?

- Пару месяцев назад.

- Вы говорите о конце марта?

- Похоже на то. В любом случае, дело в том, что никто даже не видел, как он выходил из

дома в тот вечер.

- Так какая у вас теория?

- Ну, давайте предположим, что он был в чьей-то машине. Они поехали поужинать или

выпить и досидели до закрытия. В два часа ночи они ехали назад в Калвер Сити. Он..

- Или она, - вмешалась я.

Уэри улыбнулся.

- Правильно... Стрелявший мог высадить Микки на углу, а потом проехать квартал, как

будто направляясь домой. Припарковал машину и ждал в темноте, пока Микки пройдет

этот квартал. В тот момент, когда он приблизился, стрелок выходит и бум! Попадает в него

дважды. Бросает пистолет и скрывается, пока никто не понял в чем дело.

- Вы действительно думаете, что так все и произошло?

Уэри пожал плечами.

- Могло произойти, это все, что я говорю. Копы прочесали все бары и бильярдные в

радиусе десяти кварталов. Микки не был ни в одном из них, но они знают, что он где-то

выпил, потому что у него был уровень алкоголя в крови 0,14%.

- Откуда вы это узнали?

- Детектив упомянул между делом.

- Правда? Какие они выводы сделали, никто не говорил?

- Нет, и я не подумал спросить. Микки всегда был поддатый. У него, наверное, набегало

0,08% каждый день недели.

- Выше водительской нормы?

- Лучше сказать, в дым. На какое-то время он исправился. Он завязал, но это долго не

продлилось. В феврале он ушел в запой, и я думаю, что именно тогда его уволили с

работы. После этого он снова пытался исправиться, но без особого успеха. Он держался

пару дней, а потом возвращался к прежнему. По крайней мере, он пытался. Он просто был

недостаточно сильным, чтобы сделать это в одиночку.

Я внезапно почувствовала беспокойство, мне захотелось двигаться. Я пошла и Уэри

двинулся за мной.

- Как насчет женщины, с которй он встречался? - спросила я.

Он послал мне странный взгляд, удивленный и пристыженный.

- Откуда вы о ней узнали?

Я постучала себя по виску.

- Маленькая птичка рассказала. Вы знаете, кто она такая?

- Нет. Никогда с ней не знакомился. Микки постарался.

- Как так?

- Может быть, он думал, что я попытаюсь забрать ее себе.

- Вы вообще ее видели?

- Мельком. Позже бы не узнал. Она всегда поднималась по задней лестнице и входила

через заднюю дверь.

- У нее был свой ключ?

- Должен был быть. Микки никогда не оставлял двери незапертыми. В некоторые дни она

приходила до того, как он возвращался с работы.

- Как насчет ее машины? Вы видели когда-нибудь машину, припаркованную сзади?

- Никогда не смотрел. Я решил, что это его дела. Зачем я буду влезать?

- Как часто она приходила?

- Я бы сказал, каждые две или три недели. Как это ни неприятно, но стены в доме не

совсем звуконепроницаемые. Должен сказать, что потребление алкоголя никогда не

мешало Микки исполнять свои обязанности.

- Откуда вы знаете, что это был он? Может быть, он пускал в свою квартиру кого-то

другого? Может, у него был друг, которому нужно было место, чтобы побаловаться?

- Ой, нет. Это был он. Могу в этом поклясться. Он встречался с этой женщиной по крайней

мере, год.

- Откуда вы знаете, что там была только одна? У него могла быть целая вереница женщин.

- Ну, это, наверное, возможно.

- Есть шанс, что она жила в доме?

- В нашем здании? Сомневаюсь. Микки чувствовал бы себя ограниченным, если бы она

жила так близко. Он любил свободу. Он не любил, чтобы кто-то его проверял. Иногда, допустим, он пропадал на выходных. Я мог спросить, как прошли выходные, где ты был?

Простая ерунда, вроде этого. Микки не отвечал на вопросы. Если ты настаивал, он менял

тему.

- А после стрельбы? Вы думаете, эта женщина приходила?

- Не могу точно сказать. Я ухожу на работу в четыре, и не возвращаюсь до полуночи. Она

могла прийти, когда меня не было. Вообще, если подумать, кажется, я ее слышал вчера. И

прошлой ночью тоже, перед тем, как появился придурок-байкер. Вот мудак. Стекольщики

сказали, что ремонт мне обойдется в сто баксов.

- Уэри, прошлой ночью это была я. Я вошла и забрала его вещи, до того, как поменяли

замки. Я подозреваю, что его подружка побывала там, потому что пара личных вещей, которые я видела раньше, вдруг исчезли.

К тому времени мы дошли до дома. Мне пора было уезжать. Я поблагодарила Уэри за

помощь, записала его телефон и дала свою визитку, с написанным сзади домашним

телефоном. Мы расстались на лестнице.

Я посмотрела, как Уэри пошел наверх, а потом вернулась к Хэтфилдам, чтобы забрать

сумки. Они приглашали меня на ланч, но я только что позавтракала, и мне не терпелось

ехать. Мы попрощались. Я от всей души поблагодарила их, включая Дорт. Я не решилась

быть с ней невежливой, на случай, если они были правы насчет реинкарнации.

Дверь закрылась за мной, и я уже шла к машине, когда оглянулась на ряд почтовых ящиков

под лестницей. Ящик Микки был полон. Я уставилась на него, прикованная к месту.

Видимо, копы забыли забрать поступившую почту. Интересно, сколько гражданских и

уголовных законов я уже нарушила. Конечно, еще одно нарушение не добавит много к

моему сроку заключения. Я пошарила в сумке, нашла отмычку и приступила к работе над

замком. Он был таким простым, что поддался бы шпильке, которой у меня не было.

Я вытащила пачку корреспонденции и быстро просмотрела. Основной объем занимал

толстый ежнедельный журнал, посвященный знаниям по выживанию: реклама для

торговцев, статьи о законодательстве об оружии, уловки правительства и права граждан.

Я положила журнал обратно в ящик, чтобы его содержимое выглядело нетронутым.

Оставшиеся два конверта я положила в сумку для дальнейшего изучения.

Скажу вам прямо сейчас, они оказались ничем, что меня очень разочаровало. Ненавижу

рисковать тюремным заключением ради макулатуры.

Приехав в Санта Терезу в 1.35, я подобрала на пороге утреннюю газету и вошла. Бросила

газету на стойку, поставила сумки на пол и подошла к письменному столу. На

автоответчике меня ждали несколько сообщений. Я прослушала их, сделала записи, понимая, что, наверное, пришло время заняться оплачиваемой работой. В интересах

зарабатывания на жизнь я поехала в офис и посвятила остаток дня обслуживанию

клиентов по незаконченным делам. Каждый месяц я могла жонглировать делами, от

пятнадцати до двадцати штук, не все из них были срочными. Несмотря на то, что у меня

имелись деньги в банке, я не могла пренебрегать делами, которые уже были в разработке.

Последние три дня я провела, расследуя ситуацию, в которую попал Микки. Теперь

настало время навести порядок в профессиональных делах. Были звонки, на которые

нужно ответить и квитанции, которые нужно было оформить и внести в книги. Было

множество счетов за мою работу, которые нужно было напечатать и отправить, вместе с

отчетами, которые нужно было написать, пока заметки были свежими. Еще нужно было

сочинить несколько суровых писем, пытаясь выжать деньги из неплательщиков ( заметьте, все адвокаты), плюс счета, по которым нужно было платить уже мне.

Я проверяла свое расписание на будущее, когда вспомнила телефонный звонок, сделанный

с номера Микки на мой, 27 марта. Я никогда не проверяла свое расписание в офисе, чтобы

посмотреть, что я делала в тот день. Так же, как и на домашнем календаре, этот четверг

был пустым. 26 и 28 марта тоже были пустыми и не могли ничего подсказать.

В пять традцать я закрыла офис и поехала домой через пробки в час пик в Санта Терезе, это значило, что у меня ушло пятнадцать минут вместо десяти. Солнце наконец

прорвалось сквозь облака, и жара в машине делала меня сонной. Можено сказать, это было

искупление за мои ночные похождения.

Я припарковала машину на улице и прошла через калитку. Моя квартира выглядела

уютной, и я чувствовала облегчение, оказавшись дома. Эмоциональные перепады

последних дней вызвали странную усталость. В чем бы ни была причина, я чувствовала

себя уязвимой.

Поставила сумку на табуретку и пошла в кухню. Я не ела с самого завтрака. Открыла

холодильник и уставилась на пустые полки. Вспомнила шкафчики Микки и поняла, что

мои запасы выглядят не лучше, чем у него. Абсурдно, что мы поженились, будучи

одновременно слишком похожими и слишком разными.

Вскоре после свадьбы я начала понимать, что он был неконтролируем, по крайней мере

для моей изначально робкой натуры. Его разгульный образ жизни и потакание своим

слабостям смущали меня. Тетя Джин учила меня умеренности в личных привычках, если

не в выборе ругательных слов. Поначалу гедонизм Микки был привлекательным. Помню, как испытывала почти головокружительное чувство от его ненасытности, его любви к

одурманиванию себя, жадному сексуальному аппетиту.

По молчаливому соглашению он исследовал мою чувственность, неразбуженную до той

поры.

Мне нравилось его презрение к авторитетам, и я восхищалась его пренебрежением к

системе, даже когда у него была работа, посвященная сохранению закона и порядка. У

меня тоже была тенденция оперировать за пределами принятых социальных границ. В

школе я часто бывала медлительной или прогуливала уроки. Меня привлекали отстающие

ученики и хулиганы, отчасти потому, что они олицетворяли мое собственное бунтарство. К

сожалению, в возрасте двадцати лет, когда я встретила Микки, я уже отказалась от

внешних проявлений плохого поведения. В то время как Микки начинал поддаваться

своим внутренним демонам, я уже была в процессе отступления от своих.

Теперь, спустя пятнадцать лет, невозможно описать, какой живой я себя чувствовала в тот

короткий период.

На ужин я сделала себе сэндвич с сырной пастой с перцем чили и оливками. Использовала

кусок бумажного полотенца в качестве тарелки и салфетки. С такой полезной закуской я

выпила бокал шардоне, и почувствовала полный комфорт. Скомкала свою посуду и кинула

в мусорное ведро. Покончив с ужином, я поставила на стойку две сумки и выгрузила свои

инструменты и добычу, украденную у Микки прошлой ночью. Разложила вещи на стойке, в надежде, что их вид пробудит новые идеи.

Послышался стук в дверь. Я схватила газету, раскрыла ее и прикрыла вещи, как будто бы

читала. Подошла к двери, выглянула в глазок и увидела на крыльце своего домохозяина с

тарелкой шоколадных бисквитов, закрытых пленкой. Генри - профессиональный пекарь на

пенсии, который теперь печет для чаепитий пожилых вдов-соседок. Еще он постоянно

снабжает выпечкой ресторан Рози: хлеб для сэндвичей, рулеты, пироги и торты.

Признаюсь, я была не совсем счастлива видеть его. Я его обожаю, но не всегда бываю с

ним честной по поводу своих ночных трудов.

Я открыла дверь. Мы издали счастливые возгласы, и Генри вошел. Я пыталась направить

его к дивану, надеясь отвлечь, но пока я даже не успела запротестовать, он наклонился и

сложил газету, чтобы освободить место для тарелки. Там лежали четыре пистолета, пакеты

фальшивых документов, кредитные карточки и наличные. Судя по всему, я переключилась

на ограбление банков. Он поставил тарелку.

- Что это такое?

Я положила руку ему на плечо.

- Не спрашивай. Чем меньше ты знаешь, тем лучше. Ты должен мне доверять.

Он взглянул на меня, такого выражения его глаз я еще не видела: доверие и недоверие, любопытство, тревога.

- Но я хочу знать.

У меня была только доля секунды, чтобы решить, что говорить.

- Это Микки. Я стащила его вещи, потому что шериф собирался поменять замки в его

квартире.

- Почему?

- Его выселяют. У меня была только одна возможность посмотреть, и я воспользовалась

моментом.

- Но что это все такое?

- Понятия не имею. Послушай, я знаю, как работает его голова. Микки - параноик. У него

привычка прятать все ценное. Я систематически обыскала его квартиру, и это то, что я

нашла. Я не могла оставить это там.

- Пистолеты ворованные?

- Сомневаюсь. У Микки всегда были пистолеты. Скорее всего, они законные.

- Но точно ты не знаешь. Микки не разрешал тебе этого делать.Не может это кончиться

неприятностями?

- Ну, да, но я не могу сейчас об этом беспокоиться. Я не знала, что еще сделать. Они его

выселяли. Эти вещи были спрятаны в стенах, за панелями, в фальшивых трубах в ванной.

Между тем, он сейчас в больнице и ничего не знает.

- Что случится с его вещами? У него есть мебель?

- Полно. Я, наверное, предложу, чтобы ее перевезли на хранение, пока не выяснится, как

он будет себя чувствовать.

- Ты уже говорила с врачами?

- Они не будут со мной разговаривать. Копы запрещают. В любом случае, я заявила, что

мы не общались много лет. После этого я не могу прийти и попросить каждый день

сообщать мне о его самочувствии, как будто очень переживаю. Они никогда мне не

поверят.

- Но ты сказала, что не будешь в это ввязываться.

- Я знаю. Я и не ввязываюсь.Ну, немножко. В данный момент я даже не знаю, что

происходит.

- Тогда оставь это.

- Слишком поздно. Кроме того, ты сам сказал, что я должна это проверить.

- Но ты никогда меня не слушаешь.

- Ну, в этот раз послушала.

- Ты послушаешь, если я скажу тебе прекратить?

- Конечно. Как только узнаю, в чем дело.

- Кинси, ясно, что это дело полиции.Ты не можешь молчать об этих вещах.Ты должна

позвонить детективам.

- Не-а. Не хочу. Не собираюсь этого делать. Мне эти ребята не нравятся.

- По крайней мере, они могут быть объективными.

- Я тоже.

- Ой, правда?

- Да, правда. Генри, не надо.

- А что я делаю?

- Ты не одобряешь мое поведение. Это меня огорчает.

- Так и должно быть.

Я сжала губы. Я чувствовала упрямство и сопротивление. Я уже ввязалась в это дело и не

могла отступить.

- Я подумаю.

- Тебе лучше сделать больше. Кинси, я беспокоюсь за тебя. Я знаю, что ты расстроена, но

это на тебя непохоже.

- Знаешь что? Это на меня похоже. Это точно, кто я есть: лгунья и воровка. Хочешь знать

кое-что еще? Меня не мучает совесть. Я ни капельки не раскаиваюсь. Более того. Мне это

нравится. Заставляет чувствовать себя живой.

Тень пересекла его лицо, и что-то знакомое, казалось, промелькнуло и спряталось. Он

немного помолчал, а потом мягко сказал:

- Что ж. В таком случае, я уверен, что тебе не нужны от меня никакие лекции.

Он исчез до того, как я смогла ответить. Дверь тихо закрылась за ним. Тарелка с

бисквитами осталась. Они были еще теплыми, потому что воздух был наполнен ароматом

шоколада, а пленка запотела от конденсации. Я стояла на месте. Я ничего не чувствовала.

Моя голова была пуста, кроме одного утверждения. Я должна была это сделать. Я сделала.

Что-то сдвинулось внутри меня. Я чувствовала, как мышцы лица упрямо напряглись. Ни

за что не отступлю, ни за что не брошу, что бы это ни было.

Я уселась за стойку, поставив ноги на перекладину кухонной табуретки. Аккуратно

сложила газету. Взяла конверт и раскрыла. Внутри лежали две книжки от двух

сберегательных счетов Микки, шесть кассовых чеков, конверт авиакомпании Дельта и

сложенный листок бумаги. Я начала со сберкнижек. На первом счете было 15000

долларов, но он был закрыт и деньги сняты в январе 1981 года. Другой счет был открыт в

том же январе вкладом 5000 долларов. Это, видимо, были деньги, на которые он потом

жил. Я отметила серию снятий наличных по 600 долларов, соответствующих вкладам на

его расчетный счет. Микки мог снять 600 доллларов и положить 200, видимо сохраняя 400

на карманные расходы. Я полагала, что он оплачивал счета в барах, обеды в ресторанах и

покупки в магазинах. Шесть кассовых чеков были датированы 17 января, 7 февраля , 7 и

14 марта. Чернила выцвели, но название заведения нетрудно было прочесть: Хонки Тонк.

Я считала, что он продал машину на третьей неделе марта, потому что положил 900

долларов на расчетный счет.

Потеря транспортного средства могла объяснить внезапное прекращение визитов после

регулярного посещения по пятницам. Зачем ехать так далеко в Санта Терезу, чтобы

выпить, когда есть бары по соседству? Я отложила вопрос в сторону, потому что ответить

на него было невозможно. Перед тем, как изучать остальное, я достала каталожные

карточки и сделала записи. Всегда есть соблазн пропустить эту часть, но я должна была

зафиксировать данные, пока они были свежи в голове.

После того, как я записала все, что помнила, добавив количество денег, номера кредитных

карточек, номера сберкнижек и даты чеков, я дала себе разрешение продолжать. Открыла

конверт Дельты, который очень меня интересовал. Посадочные талоны были

использованы. Я вытащила расписание и пассажирскую квитанцию. Микки летал в

Луисвилль, штат Кентукки, через Цинциннати, в четверг, 8 мая и вернулся в понедельник, 12 мая. Эта импровизированная пятидневнная экскурсия обошлась ему больше чем в 800

долларов только за билеты.

Я потянулась за оставшимся предметом, сложенным листком бумаги, и прочитала

короткую запись, датированную 15 января 1981 года. Это было простое соглашение между

Микки Магрудером и Тимом Литтенбергом, подписанное последним, в котором он

подтверждал беспроцентный заем в 10000 долларов, на пять лет, до 15 января 1986 года.

Пять месяцев назад.

Я упаковала пистолеты и все остальное, спрятала в надежном месте и прихватила свою

куртку и сумку.

14

Главная улица в Колгейте - четыре линии шириной, вдоль нее расположены различные

заведения, от магазинов, торгующих коврами, до парикмахерских, с бензоколонками на

каждом углу и автомобильными дилерствами посередине.

Колгейт, растянутый, эклектичный и незамысловатый, предоставляет жилье для тех, кто

работает в Санта Терезе, но не может себе позволить там жить. Численность населения в

двух городах примерно одинаковая, но у них разный характер, как у братьев и сестер, чьи

личности отражают их позицию в семейном раскладе.

Санта Тереза старше, стильная и положительная. Колгейт более веселый, меньше

настаивает на комфорте, больше склонен терпеть различия между своими жителями.

Немногие из его заведений открыты после шести вечера. Бары, бильярдные, кинотеатры и

боулинги составляют исключение.

Парковка у Хонки Тонк выглядела почти так же, как и четырнадцать лет назад. Машины

изменились. В семидесятые посетители ездили на “мустангах” и фольксвагенах-вэнах, выкрашенных в психоделические цвета, а теперь уличные огни блестели на “поршах”, БМВ и “понтиаках”. Проходя через парковку, я испытывала то же возбужденное

любопытство, которое чувствовала, когда была молода и на охоте. Учитывая мою

нынешнюю стадию просвещенности, мне бы в голову не пришло циркулировать на барной

сцене, совершать тур по барам, как мы это называли, но в те дни я это делала. В

шестидесятые и семидесятые этим занимались в качестве отдыха. Так знакомились с

парнями.Так находили партнеров для постели. Что освободило “женское освобождение”, так это наше отношение к сексу. Где мы раньше использовали секс для бартера, теперь

отдавали его задаром. Я сочувствую проституткам, которых мы, должно быть, изгнали из

бизнеса, раздавая сексуальные “одолжения” под именем личной свободы. О чем мы

думали?

Мы все заканчивали с барными раздолбаями, страдающими от лобковых вшей.

Хонки Тонк расширился, вобрав в себя соседнее помещение, где раньше был мебельный

магазинчик. У двери была очередь, где один из вышибал проверял документы, проводя их

через сканнер. Каждому одобренному посетителю ставили на руке штамп ХТ, от Хонки

Тонк, видимо, служащий разрешением пить. Таким образом официантам и барменам не

нужно было проверять каждого херувимчика, заказывающего ром с кока-колой.

Щеголяя своим чернильным клеймом, я прошла через туман сигаретного дыма, пытаясь

определить возраст и финансовый статус толпы внутри.

Там было большое вливание студентов колледжа, со свежими лицами, свободных, они еще

не потеряли свою наивность и недальновидность. Остальные были хроническими

одиночками, те же самые стареющие холостяки и разведенные, которые глазели друг на

друга с тех пор, как я впервые там появилась.

Пол все еще был покрыт опилками. Между окрашенными в темный цвет деревянными

панелями и потолком с металлической чеканкой, на стенах висели старые черно-белые

фотографии Колгейта, каким он был шестьдесят лет назад: буколическим, неиспорченным, круглые холмы, тянущиеся, куда хватает взгляда. Изображения были подсвечены

крикливой рекламой пива, красный и зеленый неон окрашивали исчезнувшие луга и

закаты.

Еще там были бесчисленные фотографии местных знаменитостей и постоянных

посетителей, фотографии, сделанные в День святого Патрика, Новый год и другие даты, когда Тонк закрывал свои двери для публики и устраивал приватные вечеринки.

Я заметила фотографии Микки, Пита Шекелфорда и Роя Литтенберга. На первой они были

в полицейской форме, стоящие, как на параде: торжественные лица, напряженные спины, полная серьезность насчет закона и порядка. На второй фотографии они уже бывалые

мужчины, ставшие циниками, ребята со старыми глазами, которые теперь улыбались над

сигаретами и стаканами, руки небрежно лежат друг у друга на плечах.

Рой Литтенберг был самым старшим, старше других лет на десять. Из троих он теперь

мертв, а Микки едва цепляется за жизнь. Интересно, если бы можно было колдовством

изгнать их из памяти, три призрачных копа, видимые до тех пор, пока я не повернулась и

не посмотрела на них прямо.

Две длинные узкие комнаты с деревянными кабинками тянулись параллельно друг другу.

В каждой была своя звуковая система, волны музыки стучали в ушах, когда я перешла из

одной комнаты в другую. В первой был бар, а во второй - танцевальная площадка, со

столиками вокруг. Третья комната, которую добавили, была достаточно большой, чтобы

вместить шесть бильярдных столов, все из которых были заняты.Парни играли в фусбол и

дартс. “Девочки” маршировали туда и обратно в дамскую комнату, поправить макияж и

подтянуть колготки. Я последовала за ними и воспользовалась возможностью занять

пустую кабинку. Я слышала двух женщин из соседней кабинки. Одна выблевывала свой

ужин, а другая предлагала поощрительные комментарии. “ Все в порядке. Не напрягайся.

У тебя замечательно получается. Оно выйдет.”

Если бы я услышала об этом в свое время, то решила бы, что Булимия - это столица

какого-то нового балтийского государства.

Когда я вышла из кабинки, четыре женщины ожидали в очереди, а еще три стояли перед

зеркалом. Я дождалась, когда освободится раковина, и вымыла руки, глядя на свое

отражение. Флуоресцентный свет придал моей, обычно безупречной, коже больной вид, подчеркнув мешки под глазами. Волосы выглядели, как солома. Помады на губах не было, но это, возможно добавило бы желтый налет моей нездоровой коже.

На мне была кожаная куртка Микки как талисман, те же старые джинсы и черная

водолазка, хотя я поменяла свои обычные тенниски на свои обычные ботинки. Я тянула

время, избегая момента, когда надо будет сесть на барный табурет и заказать выпивку.

Две молодые женщины появились из своей кабинки, обе тощие, как змеи. Та, которую

вырвало, достала зубную щетку и начала начищать зубы. Через пять лет желудочная

кислота съест ее эмаль, если она не помрет раньше.

Я вышла из туалета и прошла мимо танцплощадки. Отважилась подойти к бару, где

купила себе бочкового пива. В отсутствие свободных табуретов, я пила пиво стоя, пытаясь

выглядеть, будто кого-то жду. Временами я кидала взгляд на часы, как будто была

раздражена, потому что не весь же вечер мне тут торчать. Уверена, что многих вокруг это

полностью обмануло. Несколько мужиков изучали меня на расстоянии, не потому что я

была “горячей”, а потому что представляла собой свежее мясо, ожидающее, чтобы быть

оцененным и проштампованным.

Я попыталась взглянуть на это место глазами Микки. Что на него нашло, чтобы одолжить

деньги Тиму Литтенбергу? Микки был не из таких, чтобы так рисковать. Он держал

деньги под рукой, даже если очень мало зарабатывал на процентах. Тим Литтенберг или

его папа, должно быть, очень сильно попросили. Ностальгия могла сыграть роль.

Лит и его жена никогда не умели обращаться с деньгами. Они жили от зарплаты до

зарплаты, в долгах, их кредитные карточки опустошены до предела. Если Тиму нужны

были деньги, они, наверное, не могли ему одолжить.Каким бы ни был мотив, Микки, видимо, заключил сделку. Бумага была подписана и деньги отданы. Я не видела никаких

доказательств, что долг был выплачен. Интересно. Микки точно нужны были деньги, а

дела в Хонки Тонк, несомненно, шли хорошо.

У стены освободился табурет, и я села. Мой взгляд снова упал на фотографии, и я стала

рассматривать одну, поблизости. Снова три мушкетера. На этой Микки, Шек и Лит сидели

в баре, с поднятыми стаканами, предлагая тост за кого-то слева от них. Позади была видна

Дикси, она устремила на Микки голодный и собственнический взгляд. Почему я не

замечала этого тогда? Какой идиоткой я была. Я смотрела на фотографию, разглядывая по

очереди лица.

Лит всегда был самым красивым из троих. Он был высоким, с узкими плечами, длинными

руками и ногами и красивыми длинными пальцами. Я неравнодушна к хорошим зубам, а у

него они были ровные и белые, кроме одного клыка, который был посажен немножко косо, придавая его улыбке мальчишеский вид. Его широкий подбородок был резко очерчен, а

адамово яблоко танцевало, когда он говорил. В последний раз я мельком видела его года

четыре назад. Его волосы уже начинали редеть. Ему было за шестьдесят, и судя по тому, что сказал Шек, он уже боролся за свою жизнь.

Я слегка развернулась на табурете и огляделась, в надежде увидеть Тима. Я никогда не

встречала сына Лита. Когда я была замужем за Микки и проводила время с его

родителями, Тим уже был взрослым. Он пошел в армию в 1970 году и в то время был во

Вьетнаме.

В те дни многие копы в Санта Терезе раньше служили в армии, очень восторженные, горячо поддерживающие наше присутствие в юго-восточной Азии. Публике к тому

времени надоела война, но не этому кругу. Я видела фотографии Тима, которые

показывали его родители. Он всегда выглядел неопрятным и довольным, сигарета в зубах, каска сдвинута назад, ружье между колен. Лит зачитывал отрывки из его писем, в которых

он описывал свои подвиги. По мне, это звучало безрассудно и дерзко, слишком много

энтузиазма, парнишка двадцати одного года, который проводил дни под наркотиками и

любил убивать “узкоглазых”, а потом хвастаться этим перед дружками дома.

Он был осужден после особенно мерзкого инцидента, включавшего двух мертвых

вьетнамских младенцев. После этого Лит почти перестал говорить о нем, а к тому

времени, когда Тим был с позором демобилизован, хранил молчание по поводу своего

сына. Может быть, Хонки Тонк был надеждой Лита на реабилитацию Тима.

Почти тотчас же мне на глаза попался парень, который, я могла поклясться, был Тимом.

Ему было лет тридцать пять, примерно мой ровесник, и он, хотя бы отдаленно, напоминал

Роя Литтенберга. У него было такое же худощавое лицо, характерная челюсть и

выступающий подбородок. На нем была фиолетовая рубашка и гладкий розовато-лиловый

галстук под темной спортивной курткой, джинсы и ботинки.

Он разговаривал с официанткой, наверное, отчитывал, потому что она казалась

расстроенной. У нее были прямые черные волосы, очень блестящие на свету. Глаза были

подведены черным, а помада была очень красной. Я дала ей лет тридцать, хотя поближе

она могла оказаться старше. Она кивнула, с застывшим лицом, и пошла, направляясь в

мою сторону. Передала заказ бармену, теребя свой блокнот, чтобы скрыть волнение.

Дрожащими руками она зажгла сигарету, сильно затянулась, а потом выпустила дым

тонкой струйкой. Она оставила сигарету в пепельнице на барной стойке.

Я немного повернулась и заговорила с ней.

- Здравствуйте. Я ищу Тима Литтенберга. Он здесь?

Она вопросительно посмотрела на меня, ее взгляд упал на мою куртку, а потом вернулся к

моему лицу. Она показала большим пальцем в его сторону.

- В фиолетовой рубашке.

Тим повернулся, чтобы поприветствовать парня в твидовой спортивной куртке и

просигналил бармену налить ему. Они обменялись рукопожатием, и Тим похлопал его по

спине дружеским жестом, в котором, возможно, не было особой глубины. У Роя

Литтенберга были светлые волосы. Его сын был темноволосым. Его губы были

недовольно надуты, а глаза были темнее отцовских, глубоко посажены, погружены в тень.

Его улыбка, если появлялась, никогда не затрагивала его глаз. Его внимание неутомимо

переключалось из комнаты в комнату. Он, должно быть, постоянно оценивал статус своих

посетителей, учитывал их возраст, уровень опьянения, сканировал каждый взрыв смеха и

каждый бурный обмен словами на возможность насилия. С каждым часом толпа в Хонки

Тонк делалась менее сдержанной, громче, агрессивней, по мере усвоения алкоголя.

Я смотрела, как он подошел к бару, пройдя в паре метров от меня. Неподалеку официантка

резко развернулась со своим подносом, чтобы избежать встречи с ним. Его взгляд коснулся

ее, потом встретился с моим. Я улыбнулась.

- Здравствуйте. Вы Тим?

- Точно.

Я протянула руку.

- Я Кинси. Я знала вашего отца много лет назад. Очень жаль было услышать, что он умер.

Мы обменялись рукопожатием. Улыбка Тима была краткой, может быть, болезненной, хотя

сказать было невозможно. Он был худощав, как отец, но тогда как выражение лица Лита

было открытым и солнечным, его сын был сдержан.

- Могу я угостить вас?

- Спасибо, пока не надо. Жизнь здесь действительно кипит. Это всегда так?

- По четвергам хорошо. Набирает обороты для выходных. Вы здесь впервые?

Он умудрялся поддерживать разговор, не будучи полностью сосредоточенным. Его лицо

было слегка повернуто, его внимание где-то еще: вежлив, но не горит желанием общаться.

- Я здесь была годы назад. Отсюда я знакома с вашим отцом. Он был замечательный

человек.

Непохоже, чтобы это вызвало какой-нибудь ответ.

- Вы менеджер?

- Владелец.

- Правда? Ой, извините. Не обижайтесь. Я вижу, что вы внимательно наблюдаете за всем.

Он пожал плечами.

- Вы должны знать Микки Магрудера, - сказала я.

- Да, я знаю Микки.

- Я слышала, что он купил долю в этом бизнесе, так что надеялась его здесь встретить. Он

еще один коп из старых дней. Они дружили с вашим отцом.

Тим, похоже, отвлекся.

- Три мушкетера, правильно? Я не видел его несколько недель. Можете меня извинить?

- Конечно.

Я смотрела, как он прошел к танцполу и вмешался в конфликт между женщиной и ее

кавалером. Мужчина наваливался на нее, и она с трудом удерживала его на ногах. Другие

пары на танцполе обходили их стороной. В конце концов женщина отпихнула его, раздраженная и стыдящаяся его состояния. К тому времени, когда Тим подошел к ним, появился один из вышибал и повел парня к двери, использовав тот вид локтевого захвата, который употребляют уличные полицейские и мамаши маленьких детей, безобразничающих в магазинах. Женщина отошла к столику и взяла свою куртку и сумку, приготовившись последовать за ними. Тим остановил ее и заговорил. Я надеялась, что он

убеждает ее взять такси.

Через некоторе время он вернулся ко мне, сказав:

- Сожалею об этом.

- Надеюсь, он не сядет за руль.

- Вышибала забрал ключи. Мы дадим ему немного остыть, а потом посмотрим, чтобы он

добрался до дома целым. Он обычно в таком состоянии цепляется к людям. Плохо для

бизнеса.

- Я уверена.

Его улыбка адресовалась кому-то слева от меня. Он похлопал меня по плечу.

- Пойду проверю, как он там. Надеюсь, скоро увидимся.

- Можете на это рассчитывать.

Была только одна крошечная заминка в его, в остальном, гладком изложении.

- Хорошо. Все, что вы хотите, дайте знать Чарли.

Он поймал взгляд бармена и указал на меня. Тот кивнул, и с этим Тим удалился.

Я подождала минуту, а потом поставила полупустую кружку пива на стойку и отправилась

к телефонам-автоматам в дальнем конце, возле офиса. Я хотела убедиться, что знаю, как

его найти в нерабочее время. Я могла дождаться закрытия и проследить за ним до дома, но

решила попробовать что-нибудь попроще. Взяла телефонную книгу и нашла его адрес и

телефон под именем Литтенберг, Тим и Мелисса.

Я наклонилась влево и заглянула в темный коридор, где можно было разглядеть три двери

без табличек, кроме той, что вела в офис. Один из уборщиков вошел с улицы, за ним

потянулся холодный воздух. Я выпрямилась, опустила в автомат монету, набрала номер и

прослушала, как записанный женский голос сообщил мне точное время. Я сказала : ага, ага, как будто мне было очень интересно. Я смотрела, пока уборщик не исчез за углом, идя

в бар.

Вокруг было тихо. Я повесила трубку и пошла по коридору, открывая двери. Первая дверь

открывалась в чулан со швабрами: метлы, контейнеры с дезинфекторами, кухонные

полотенца на полках. За второй дверью была комната для персонала, металлические

шкафчики, две раковины, несколько унылых диванов и много пепельниц, большинство из

которых были полными. Никаких следов пьяного. Интересно, куда он делся. Третья дверь

была заперта. Я прижалась к ней ухом и прислушалась, но оттуда не доносилось ни звука.

Офис Тима был напротив. Я пересекла коридор и осторожно взялась за ручку двери.

Тихонько повернула ее и толкнула дверь с легчайшим звуком. Тим сидел за столом, спиной

ко мне, и разговаривал по телефону. Мне не было слышно разговор. Я искренне надеялась, что он не заказывал для меня наемного убийцу. Прикрыла дверь и осторожно отпустила

ручку, чтобы избежать любого звяканья и щелканья. Пора уходить. Мне совсем не

хотелось, чтобы кто-нибудь обнаружил меня здесь. Я вернулась в главный коридор, где

внимательно огляделась.Не было видно никаких признаков наличия сигнализации: ни

негорящих лампочек, ни набора кнопок у заднего выхода. Интересно.

Я ехала домой, не сводя взгляда с зеркала заднего вида. Не было совершенно никакой

причины думать, что звонок Тима имел какое-то отношение ко мне. Он отправился в офис

после того, как я упомянула имя Микки, но такое случается только в фильмах категории В.

Зачем ему меня мочить? Я ничего не сделала. Я ни слова не сказала о десяти тысячах, которые он должен. Я оставила это на следующий раз. Вообще-то он вполне мог их

вернуть.

Было только десять часов. Машин на шоссе было много, и ни одна из них не казалась

зловещей. Тим не был знаком со мной раньше, так что не знал, где я живу, или какую

машину вожу. Кроме того, в Санта Терезе не было никаких гангстеров, по крайней мере, насколько я знаю.

Приехав в свой район, я обогнула квартал в поисках парковочного места, не окутанного

тьмой. Заметила одну незнакомую машину, “ягуар” темного цвета, стоявший через дорогу

от моего дома. Я остановилась за углом и подождала, чтобы убедиться, что никто меня не

преследовал. Потом заперла машину и прошла полквартала. Я чувствовала себя глупо, но

все равно предпочитала прислушиваться к своей интуиции. Я знала, что калитка скрипит, так что избежала этого и пошла через соседский двор вдоль деревянного забора. Может

быть, я была дурой, но не могла удержаться.

Достигнув дальнего конца гаража Генри, выглянула из-за забора. Я оставляла наружный

свет включенным, но сейчас мое крыльцо было в тени. У Генри свет тоже не горел. Туман

парил над травой, как дым. Я подождала, не шевелясь, давая глазам привыкнуть к темноте.

Как бывает в большинстве случаев, даже самая темная ночь не остается совсем без

освещения.Луна запуталась в ветках дерева. Лучи света падали вниз несимметричным

узором. Я прислушивалась до тех пор, пока сверчки не начали снова стрекотать.

Я мысленно разделила двор Генри на сегменты и сканировала их по очереди. Ничего слева

от меня. Ничего около заднего крыльца. Ничего возле дерева. Гараж отбрасывал черный

треугольник тени, так что не вся садовая мебель была видима. Все равно, я могла

поклясться, что видела силуэт: голову и плечи кого-то, сидевшего в раскладном кресле.

Это мог быть Генри, но я так не думала. Я опустилась за забор, развернулаь и вернулась

через соседский двор на улицу. Мои кожаные ботинки не были приспособлены для

хождения на цыпочках по мокрой траве, и я скользила, надеясь не упасть на задницу.

Когда я достигла улицы, мне пришлось вытирать с каблука собачьи какашки, чтобы запах

не привлек ко мне внимание. Пошарила в сумке и нашла ручку-фонарик. Прикрыв

ладонью узкий лучик, посветила на “ягуар”. Все четыре дверцы были заперты. Я ожидала

увидеть какие-нибудь персональные навороченные номера, но не ожидала, что это будет

ДИКСИ. Что ж, это интересно. Я подошла к двору на этот раз через участок соседей слева, сначала по их подъездной дорожке, потом сделала широкий круг по двору Генри, мимо

цветочных клумб. С этого места я могла разглядеть ее волосы. Она, наверное, умирала от

желания покурить. Я видела, как ее желание побороло осторожность. Я услышала

щелканье зажигалки. Она прикрылась сложенной ладонью, прикурила, и затянулась с

почти слышимым облегчением. В любом случае, никакого оружия, разве что она умела

стрелять ногами.

К этому времени я подошла сзади к креслу.

- Господи, Дикси. Никогда не зажигай огня. Теперь все снайперы в районе могут взять тебя

на мушку.

Она вскрикнула, почти взлетела над креслом и повернулась. Ухватилась за подлокотник и

уронила сумочку с колен. Я увидела, как ее сигарета улетела в темноту, уголек, описавший

дугу, прежде чем погаснуть в мокрой траве. Ей повезло, что она не засосала сигарету себе

в глотку и не подавилась до смерти.

- Черт. О, черт! Ты меня напугала до усрачки, - прошипела она.

- Какого лешего ты здесь делаешь?

Она прижала руку к груди, пытаясь успокоить колотящееся сердце. Согнулась, задыхаясь.

Я совсем не была впечатлена возможностью сердечного приступа. Если ее сердце

остановится, она умрет. Я не собиралась оказывать ей помощь. На ней было что-то вроде

летного комбинезона, с молнией спереди. Мешковатый вид компенсировался закатанными

рукавами, которые демонстрировали ее миниатюрность. Дикси наклонилась, чтобы

подобрать свою кожаную сумочку.

Она засунула сумку под мышку. Приложила ладонь ко лбу, потом к щеке.

- Мне нужно с тобой поговорить, - сказала она, до сих пор дрожащим голосом.

- Ты не подумала сначала позвонить?

- Я не думала, что ты согласишься со мной встретиться.

- И ты ждала в темноте. Ты что, ненормальная?

- Извини. Я не хотела тебя пугать. Старый джентльмен в доме еще не спал, когда я

приехала час назад. Я видела его в кухне, когда завернула за угол, так что я выкрутила

лампочку на крыльце. Я не хотела, чтобы он меня заметил и гадал, что я делаю.

- А что ты делаешь? Я до сих пор не поняла.

- Можем мы зайти в дом? Обещаю, я ненадолго. Я не взяла жакет и замерзла.

Я почувствовала раздражение.

- Ой, ладно.

Я пошла через двор. На крыльце покрутила лампочку, и свет включился. Дикси смиренно

шла следом. Я вытащила ключ и отперла дверь. Сразу у входа сбросила ботинки.

- Вытирай ноги, - проворчала я, входя в гостиную.

- Извини. Конечно.

Я подвинула к ней кухонную табуретку, а потом достала из бара бутылку бренди. Взяла

два стакана и налила нам обеим на два пальца. Откинула голову и плеснула бренди себе в

горло. Я проглотила жидкий огонь, мой рот открылся, извергая невидимое пламя. Черт, это

было ужасно, но принесло облегчение. Я невольно содрогнулась, как делаю, когда глотаю

микстуру от кашля. Я уже успокоилась, когда посмотрела на Дикси. Она тоже вылакала

все, не отрываясь, но похоже, была лучше к этому приспособлена.

- Спасибо. Это чудесно. Надеюсь, ты не будешь возражать, если я закурю, - сказала она, заглядывая в сумку, как будто уже получила мое разрешение.

- Можешь курить на улице. Я не хочу, чтобы ты курила здесь.

- Ой, извини.

Она убрала пачку в сумку.

- И прекрати извиняться.

Она пришла сюда ради чего-то. Пора это выяснить.

- Валяй, - сказала я, как будто она была собачкой, собиравшейся показать трюк.

Дикси закрыла глаза.

- То что мы сделали с Микки - непростительно. Ты имеешь полное право сердиться. Я

ужасно себя вела в понедельник, когда ты приходила. Прошу прощения за это, но я была в

замешательстве. Я всегда считала, что ты получила мое письмо и решила ничего не делать.

Наверное, мне нравилось обвинять тебя в предательстве. Было тяжело от этого отказаться.

Она открыла глаза и посмотрела на меня.

- Продолжай.

- Это все.

- Нет, не все. Что еще? Если это все, что ты хотела, ты могла написать мне письмо.

Она поколебалась.

- Я знаю, что вы встретились с Эриком, когда ты уходила. Спасибо, что промолчала насчет

меня и Микки. Ты могла бы причинить мне много неприятностей.

- Ты сама создала эти неприятности. Я тут совершенно ни при чем.

- Я знаю. Но я никогда не была уверена, знал ли Эрик о том, что случилось.

- Он никогда не говорил об этом?

- Никогда.

- Считай, что тебе повезло. На твоем месте, я бы это так и оставила.

- Поверь мне, я так и сделаю.

Я чувствовала, как будто разделилась пополам, одна часть полностью присутствовала, а

другая наблюдала с расстояния. То что она говорила, пока что было правдой, но должно

было быть больше. Дикси недоставало моего врожденного таланта к вранью, она не могла

удержаться, чтобы слегка не покраснеть, розовые пятнышки появились на каждой щеке.

- Но что? Ты хочешь моих заверений, что я буду вечно держать рот на замке?

- Я знаю, что не могу просить.

- Это точно. С другой стороны, я не знаю какой в этом был бы смысл. Веришь, или нет, просто потому что ты “сделала мне плохо” совсем не значит, что я повернусь и сделаю

тебе то же самое. Что-нибудь еще?

Дикси помотала головой.

- Я, наверное, пойду.

Она взяла сумочку и начала искать ключи.

- Я знаю, он приглашал тебя на ужин. Ты всегда нравилась Эрику.

Правда? - подумала я.

- Он очень хочет, чтобы ты пришла, и я надеюсь, что ты согласишься. Он может подумать, что это странно, если ты откажешься от приглашения.

- Перестань. Я не видела никого из вас четырнадцать лет, так почему это покажется

странным?

- Просто подумай об этом. Пожалуйста. Он сказал, что наверное позвонит тебе в начале

недели.

- Ладно. Я подумаю, но не гарантирую. Мне кажется это неудобным.

- Это не должно быть.

Она встала и протянула руку.

- Спасибо.

Я пожала ее руку, хотя думала в тот момент, не заключили ли мы какой-то молчаливый

договор. Она дошла до двери и оглянулась.

- Как идут твои поиски Микки?

- На следующий день, после того как я была у тебя, на моем пороге появились два

полицейских детектива из Лос-Анджелеса. На прошлой неделе в него стреляли.

- Он погиб?

- Он жив, но в плохом состоянии. Может не выжить.

- Это ужасно. Кошмар. Что произошло?

- Кто знает? Вот почему они приезжали поговорить со мной.

- Они кого-нибудь арестовали?

- Пока нет. Все, что я знаю, это то, что они мне рассказали. Его нашли на улице, в паре

кварталов от его дома. Это было в среду на прошлой неделе. С тех пор он в коме.

- Я даже не знаю, что сказать.

- Ничего говорить не обязательно.

- Ты мне сообщишь, если что-нибудь узнаешь?

- Зачем мне это делать?

Ломающимся голосом она сказала:

- Пожалуйста?

Я не стала отвечать. Потом она ушла, оставив меня стоять в дверях. Меня возмущало, что

она думает, что имеет такие же права на беспокойство о Микки. Но еще больше меня

интересовало, что на самом деле было у нее на уме.

15

В пятницу я проснулась в 5.58, чувствуя себя не в духе, тупой и неповоротливой. Каждая

косточка в моем теле молила еще поспать, но я откинула одеяло и потянулась за

спортивным костюмом. Почистила зубы и прошлась расческой по волосам, которые

торчали во все стороны, как заряженные электричеством. Я остановилась у калитки и

сделала положенную растяжку. Начала с быстрой ходьбы, а потом перешла на трусцу, когда достигла парка, который тянулся вдоль бульвара Кабана.

Утреннее небо было покрыто густыми облаками, в воздухе стоял туман. Без полноценного

солнечного света все теплые красные и желтые тона были вытеснены из ландшафта, оставив приглушенную палитру холодных тонов: голубой, серый, серовато-коричневый и

дымчато-зеленый. Ветер дул с пляжа и пах водорослями. По мере моего бега я

чувствовала, что туман начал подниматься. Интенсивные упражнения, это единственный

разрешенный способ словить кайф, который я знаю, кроме любви, конечно. Каким бы ни

было ваше внутреннее состояние, вам всего лишь нужно бежать, идти, ехать на велосипеде

или на лыжах, поднимать тяжести, и вдруг возвращается ваш оптимизм и жизнь опять

прекрасна.

Прийдя в себя после бега, я поехала в тренажерный зал, в котором обычно в этот час мало

народа. Те фанатики, которые приходят до работы, уже пришли и ушли. Сам тренажерный

зал спартанский, выкрашен в металлический серый цвет, с казенным ковровым покрытием

того же цвета, что асфальт на парковке. На стенах - огромные зеркала. Воздух пахнет

резиной и потными подмышками. Посетители в основном - мужчины в различных

стадиях физической подготовки. Женщины разделяются на две категории: очень худые

наркоманки фитнеса, которые ежедневно издеваются над собой, и женщины помягче, которые приходят после каждого праздника с обильной едой. Последние никогда не

задерживаются надолго, но все равно молодцы. Лучше сделать какое-то усилие, чем

ничего не делать в жизни. Я попадала куда-то между ними.

Я начала работать над мышцами ног, они горели в процессе. Брюшной пресс, поясница, потом плечи и руки. В начале упражнений количество частей тела, умноженное на

количество повторов устрашает, но процесс странно затягивает. Вдруг я обнаружила, что

работаю на последних двух тренажерах, качаю бицепсы и трицепсы. Потом я снова

оказалась за дверью, вспотевшая и оживленная. Иногда я почти вывихиваю руку, похлопывая себя по спине.

Вернувшись домой, я включила кофеварку, постелила постель, приняла душ, оделась и

съела миску хлопьев с обезжиренным молоком. Потом пила кофе и читала местную газету.

Обычно днем мой флирт со здоровым образом жизни перевешивается склонностью к

саморазрушению, особенно в том, что касается вредных продуктов.

Граммы жира, это моя погибель, все соленое, холестерин, нитраты. Покрытое сухарями и

сильно зажаренное или тушенное в сливочном масле, покрытое сыром, намазанное

майонезом, политое мясным соком - какой продукт не может быть улучшен подходящим

приготовлением?

К тому времени, когда я дочитала газету, у меня почти кружилась голова от голода, и

пришлось выпить еще кофе, чтобы обуздать свой аппетит. После этого понадобился еще

хороший плевок арахисового масла, который я облизала с ложки, устраиваясь за столом.

Я решила не ходить в офис, потому что старательно поработала с бумагами накануне.

Я положила перед собой на стол визитку детектива Альдо и позвонила Марку Бетелу.

Вообще-то, я уже потеряла надежду поговорить с ним лично. Разумеется, он подался в

Лос-Анджелес по делам избирательной кампании. Я рассказала Джуди о Микки и она

прошла через весь обычный процесс, выражая обеспокоенность, шок и сетования на

жизненные печальные обстоятельства.

- Может Марк сделать что-нибудь, чтобы помочь? - спросила она.

- Я поэтому и звоню. Вы можете поросить его поговорить с детективом Альдо и узать, что

происходит? Они не будут говорить со мной, но могут поговорить с ним, если он адвокат

Микки, или по крайней мере, был им.

- Я уверена, что он это сделает. У вас есть его телефон?

Я продиктовала телефон и еще дала имя детектива Феликса Клааса. Еще сообщила адрес

Микки в Калвер сити.

- Я записала. Он должен позвонить, когда закончит.Может, он сможет позвонить детективу

Альдо, когда еще будет в Лос-Анджелесе.

- Спасибо. Это было бы замечательно.

- Это все?

- Еще одна вещь. Вы можете спросить Марка, что случится с долгами Микки? Я уверена, что они накапливаются, и мне не нравится, что его кредит станет еще хуже, чем есть.

- Поняла. Я спрошу. Он что-нибудь придумает, я уверена. Я попрошу его вам позвонить, когда он вернется.

- Это не обязательно, если только у него будут вопросы. Просто расскажите ему, о чем мы

говорили, и он сам решит, что делать.

Я сидела за столом и размышляла, что делать дальше. Еще раз достала бумаги, которые

забрала из квартиры Микки, и изучила их одну за другой. Телефонный счет, конверт с

авиабилетами, чеки из Хонки Тонк, сберкнижки, фальшивые документы. Эммет Вановер, Делберт Амбургей, Клайд Байлер, все с выдуманными личными данными и фотографиями

Микки на нужной странице.

Я вернулась к авиабилетам, которые были выписаны на фамилию Магрудер. Посадочных

талонов не было, я решила, что они были использованы для путешествия, но

пассажирская квитанция и расписание были в конверте. Это было дорогое путешествие

туда и обратно для безработного. Была ли тут какая-нибудь связь? Поездка в Луисвилль

могла носить личный характер. Это трудно узнать, если мы не общались годами. Я

положила конверт на стол, рядом с остальными предметами, выкладывая их в различных

конфигурациях, как будто история могла сложиться в нужном порядке событий.

Когда я была ребенком, моя тетя Джин покупала мне книжки для занятий. Бумага была

дешевой, а игры и головоломки предназначались для того, чтобы я временно заткнулась, а

она могла часок почитать спокойно. Я лежала на полу трейлера с набором карандашей.

Иногда нужно было найти и обвести нужное слово в наборе букв, иногда - найти

определенные предметы на картинке с джунглями.

Моим любимым было создание картинки путем соединения точек. Высунув кончик языка, я трудолюбиво проводила линии от номера к номеру, пока не возникала картинка. Я так

натренировалась, что могла смотреть на пространство между точками и видеть картинку, даже не прикасаясь карандашом к бумаге. Это не требовало особого ума, потому что

картинки обычно были простыми: плюшевый мишка, или машинка, или утенок. Несмотря

на это, я до сих пор помню радость, когда происходило узнавание. Я только не знала, что

уже в возрасте пяти лет тренируюсь для будушей профессиональной жизни.

То, на что я смотрела сейчас, просто было усложненной версией соединения точек. Если я

пойму порядок, в котором были связаны предметы, то возможно смогу понять, что

происходило в жизни Микки. Пока что мне недоставало линий связи между событиями.

Чем он занимался в месяцы перед стрельбой? Копы должны отвечать на множество тех же

самых вопросов, но вполне возможно, что я владею информацией, которой им не хватает, потому что я ее украла.

Похоже, во мне развился рудимент совести, и я знала, что могу побороться за награду

Образцового гражданина, “поделившись” с детективом Альдо. Обычно я ничего не

скрываю от копов. С другой стороны, если я копну чуть глубже, то может быть разберусь

во всем сама, забрав себе весть трепет открытия. Ничего не сравнится с моментом, когда

все наконец встает на свои места. Так зачем от этого отказываться, если приложив еще

небольшое усилие, я могу получить все? ( Это все типа отмазки, которые предлагает мисс

Миллоун для неисполнения своего гражданского долга).

Я начала рыться в сумке в поисках телефона Уэри на обороте своей визитки. Может быть

Микки говорил ему что-нибудь о своей поездке. Я сняла трубку и набрала Лос-Анджелес.

Было только десять пятнадцать. Может быть, успею поймать его, пока не ушел завтракать.

Я представила себе Уэри, его очки в металлической оправе и каштановые волосы до пояса.

Два гудка. Три. Когда он наконец ответил, я могла судить по его голосу, что он проснулся

от крепкого сна.

- Привет, Уэри. Как дела? Я вас разбудила?

- Нет-нет, - ответил он героически. - А кто это?

- Кинси из Санта Терезы.

Молчание.

- Бывшая Микки.

- О, да, да. Понял. Извините, я не узнал ваш голос. Как поживаете?

- Хорошо. А вы?

- Замечательно. Что случилось?

Я слышала, как он сжал челюсти, стараясь подавить зевоту.

- У меня быстрый вопрос. Микки говорил что-нибудь о поездке в Луисвилль, Кентукки?

- Какой поездке?

- Это было на позапрошлой неделе. Он уехал восьмого мая и вернулся двенадцатого.

- А, это. Я знал, что он уезжал, но он не говорил, куда. Зачем он ездил?

- Откуда мне знать? Я надеялась, что вы мне расскажете. Учитывая его финансовое

положение, я не могу понять, зачем он уезжал на пять дней. Билеты на самолет стоили

целое состояние, а еще нужно было добавить мотель и еду.

- Не могу вам в этом помочь. Все, что я знаю, он ездил куда-то, но никогда не говорил, зачем. Я даже не знал, что он покидал штат. Чувак не любил летать. Я удивляюсь, что он

сел в самолет.

- Он разговаривал с кем-нибудь еще, с кем-то из дома, кому он мог сказать?

- Мог, но я сомневаюсь. У него не было дружков, чтобы с ними делиться. Ой, вы знаете, что может помочь? Я только что вспомнил. Когда его телефон отключили, он приходил и

пользовался моим. Он всегда старался отдавать мне деньги. Я могу найти номера, если

хотите.

Я закрыла глаза и произнесла молитву.

- Уэри, я перед вами в пожизненном долгу.

- Все в порядке. Сейчас я положу трубку и поищу телефоны.

Я услышала щелчок, наверное он положил трубку на прикроватный столик, а сам

отправился на поиски телефонного счета, возможно, с голой задницей. Прошла минута, а

потом он снова взял трубку.

- Вы еще здесь?

- Конечно.

- Счет у меня в руках. Он был во вчерашней почте, я его даже не открывал. Я знаю, что он

звонил в другие штаты, потому что он оставил мне десять баксов и обещал, что доплатит

еще, когда придет счет.

- Вы когда-нибудь слышали разговор?

- Нет. Я всегда уходил из комнаты. Вы же знаете его. Он никогда ничего не объясняет, особенно если это касается работы.

- Почему вы думаете, что это была работа?

- Его поведение, наверное. Режим копа, так бы я назвал. Можно было это видеть по его

телу, как он носил себя. Даже поддатый он это осознавал.

Я слышала, как он шуршит страницами.

- Я все еще ищу. Вы что-нибудь слышали?

- О Микки? Последнее время нет. Наверное, можно позвонить Альдо, но я боюсь

спрашивать.

- Вот оно. О. Здесь только один звонок. Седьмое мая. Вы правы. Он звонил в Луисвилль.

Уэри прочел мне номер телефона.

- Вообще-то, он сделал два звонка на тот же номер. Первый был короткий, меньше

минуты. Второй, десять минут, был вскоре после этого.

Я нахмурилась.

- Это должно было быть важно для него, если он вылетел на следующий день.

- Человек действия. Слушайте, я собираюсь отключиться и пойти отлить, но буду рад

перезвонить, если вспомню что-нибудь еще.

- Спасибо, Уэри.

Положив трубку, я сидела, уставившись на телефон, пытаясь, как мы говорим в

Калифорнии, “отцентрироваться”. Сейчас двадцать минут одиннадцатого, значит, в

Кентукки двадцать минут второго. Я понятия не имела, кому он звонил, а значит не могла

придумать уловку. Придется придумывать по ходу дела. Я набрала номер.

- Луисвилльская мужская школа. Говорит Терри. Чем я могу вам помочь?

Мужская школа? Терри звучал, как ученик, возможно, работающий в офисе. Я настолько

растерялась, что не могла придумать, что говорить.

- Извините, не туда попала.

Я положила трубку, сердце стучало. Что это все значило?

Пару раз глубоко вздохнула и набрала номер снова.

- Луисвилльская мужская школа. Говорит Терри. Чем я могу вам помочь?

- Могу я поговорить с заместителем директора?

- Миссис Маглиато? Минутку.

Терри поставил меня в режим ожидания и через десять секунд мне ответили.

- Миссис Маглиато. Могу я вам помочь?

- Надеюсь. Меня зовут миссис Херст из генерального телефонного офиса в Калвер Сити, Калифорния. По этому номеру звонили из Калвер Сити седьмого мая, и оплата теперь под

вопросом. Счет пришел на фамилию Магрудер, имя Микки или Майкл. Мистер Магрудер

заявляет, что не делал этого звонка, и нас попросили проверить, кому он звонил. Не могли

бы вы помочь? Мы были бы очень признательны.

- Повторите имя и фамилию.

Я произнесла все по буквам.

- Не кажется знакомым. Подождите, я спрошу, не вспомнит ли кто-нибудь еще, что говорил

с ним.

Она поставила меня в режим ожидания. Я слушала местную радиостанцию, но звук был

слишком тихим, чтобы разобрать, что говорилось. Она вернулась на линию.

- Нет, извините. Никто из нас не говорил с этим человеком.

- Как насчет директора? Есть возможность, что он сам ответил на звонок?

- Во-первых, это она, а во-вторых, я уже спрашивала. Этого имени никто не слышал.

Я вспомнила об именах на поддельных документах и подвинула бумаги поближе.

- Хм, а как насчет имен Эмметт Вановер, Делберт Амбургей и Клайд Байлер?

Я повторила имена до того, как она попросила, что, похоже, ее разозлило.

- Я знаю, что не говорила ни с одним из них. Я бы запомнила имена.

- Вы не могли бы спросить в офисе?

Она вздохнула.

- Минуточку.

Она прикрыла трубку рукой, и было слышно, как она спрашивает. Произошел

приглушенный разговор, потом она убрала руку.

- Никто не говорил ни с кем из них.

- Ни с кем из Калвер Сити?

- Не-ет.

- А. Что ж, спасибо вам за ваше время.

Я положила трубку и минуту подумала. С кем разговаривал Микки десять минут? Это

точно была не она. Я встала из-за стола и пошла на кухню, где достала нож для масла и

банку арахисового масла. Подцепила ножом солидный кусок и размазала его по своему

нёбу, помогая языком, так что нёбо покрылось тонким слоем пасты.

- Здравствуйте, это миссис Кеннисон, - произнесла я голосом, совсем непохожим на мой.

Я вернулась к телефону и снова набрала номер. Когда Терри ответил, я спросила, как завут

школьного библиотекаря.

- Вы имеете в виду мисс Каллоуэй?

- Да, правильно, я забыла. Можете меня с ней соединить?

Терри был рад помочь, и через десять секунд я пошла по тому же маршруту, но на этот раз

с вариациями.

- Мисс Каллоуэй, это миссис Кеннисон из офиса окружного прокурора в Калвер Сити, Калифорния. По этому номеру звонили из Калвер Сити седьмого мая, счет пришел на

фамилию Магрудер, имя Микки или Майкл.

- Да, я с ним говорила, - ответила она, до того, как я успела закончить свою легенду.

- О, это чудесно.

- Не знаю, назвала бы я этот звонок чудесным, но он был приятным. Он показался

хорошим человеком: с грамотной речью, вежливый.

- Вы можете вспомнить тему разговора?

- Это было всего две недели назад. Может быть, я близка к пенсии, но не страдаю

деменцией, пока, во всяком случае.

- Можете мне рассказать?

- Я могу, если пойму, какое это имеет отношение к офису окружного прокурора. Это

звучит подозрительно. Как вы сказали, ваша фамилия? Потому что я запишу и собираюсь

проверить.

Ненавижу, когда люди думают. Почему бы им не заниматься своим делом и просто не

ответить на мои вопросы?

- Миссис Кеннисон.

- И какая причина звонка?

- Извините, но я не могу сказать. Это уголовное дело.

- Понимаю, - ответила она так, как будто бы не понимала.

- Вы можете сказать мне, чего хотел мистер Магрудер?

- Почему бы вам не спросить его?

- Мистер Магрудер ранен, в него стреляли. В данный момент он в коме. Это все, что я

могу вам сказать, чтобы не быть наказанной за неуважение к суду.

Похоже, это сработало.

- Он пытался разыскать бывшего ученика нашей школы.

- Вы можете назвать его фамилию?

- Как вас зовут, повторите?

- Кэтрин. Кеннисон. Если хотите, могу дать вам мой телефон, и можете мне перезвонить.

- Ну, это глупости. Вы можете быть кем угодно. Давайте с этим покончим. Чего вы хотите?

- Любую информацию, какую вы можете дать.

- Имя мальчика Дункан Оукс, выпускник 1961 года. Это был выдающийся класс. Мы до

сих пор вспоминаем эту группу учеников.

- Я так понимаю, что вы и тогда были библиотекарем?

- Была. Я здесь с 1946 года.

- Вы знали Дункана Оукса лично?

- Все знали Дункана. Он работал моим помощником в 10 и 11 классе. К двенадцатому

классу он делал фотографии для выпускного альбома и был королем выпускного бала.

- И где он сейчас?

- Он стал журналистом и фотографом для одной местной газеты, Луисвилль Трибун, ее

давно уже нет. Мне очень жаль, но он погиб во Вьетнаме. Газету поглотил один из этих

синдикатов годом позже, в 1966-м. Теперь, кем бы вы не были и чего бы не замышляли, думаю, что сказала достаточно.

Я поблагодарила ее и положила трубку, все еще чувствуя себя совершенно

неосведомленной. Я сидела и делала записи, пытаясь отскрести арахисовое масло от неба

колпачком ручки. Был ли это поиск наследника? Взялся ли Микки за расследование, чтобы

заработать? У него точно был опыт для работы частным детективом, но чем он занимался

и кто его нанял?

Я услышала стук в дверь и наклонилась достаточно далеко, чтобы увидеть Генри, заглядывающего в замочную скважину. Я почувствовала укол совести за вчерашнее. Мы с

Генри редко когда не приходим к согласию.В этом случае он был прав. Я не имела права

утаивать важную для полиции информацию. Правда, я собиралась исправиться, почти

была в этом уверена. Когда я открыла дверь, Генри протянул мне кипу конвертов.

- Принес твою почту.

- Генри, извини. Не сердись на меня.

Бросила почту на стол и обняла его, а он похлопал меня по спине.

- Моя вина, - сказал он.

- Нет, моя. Ты совершенно прав. Я была упрямой.

- Неважно. Ты знаешь, я волнуюсь за тебя. Что у тебя с голосом? Простудилась?

- Я съела кое-что, и оно прилипло к зубам. Я сегодня позвоню детективу Альдо и

расскажу, что я нашла.

- Я буду чувствовать себя лучше, если ты так и сделаешь. Я тебе помешал? Мы можем

сделать это в другой раз, когда тебе не нужно будет работать.

- Что сделать в другой раз?

- Ты говорила, что подвезешь меня. Звонил парень из мастерской и сказал, что мой “шеви”

готов.

- Извини. Конечно. Только возьму куртку и ключи.

По дороге в мастерскую я рассказала Генри о последних событиях, хотя ощущала

неудобство от того, что даже сейчас не была с ним полностью откровенной. Я не лгала, но

опустила некоторые подробности.

- Кстати, я рассказывала тебе о звонке в мою квартиру?

- Каком звонке?

- Не думаю, что упоминала об этом. Я не знаю, что и думать.

Я изложила историю о звонке из квартиры Микки в мою в конце марта.

- Клянусь, я не говорила с ним, но могу сказать, что детективы мне не поверили.

- Какого числа это было?

- Двадцать седьмого марта, в час тридцать дня. Я сама видела счет.

- Ты была со мной, - сразу заявил Генри.

- Да?

- Конечно. Это был день после землетрясения, которое уронило баки на мою машину. Я

позвонил в страховую компанию, и ты поехала со мной в мастерскую. Сотрудник

встретился с нами в час пятнадцать.

- Это было в тот день? Как ты помнишь такие вещи?

- У меня есть квитанция, - сказал он и вытащил ее из кармана. - Дата стоит прямо здесь.

Я сразу все вспомнила. Вскоре после полуночи 27 марта произошла серия толчков, шумных, как табун лошадей, штурмующий комнату. Я проснулась от мирного сна, когда

вся моя кровать ходила ходуном. Вешалки брякали, и все оконные стекла дребезжали, как

будто кто-то хотел ворваться внутрь. Я мгновенно вскочила, натянула спортивный костюм

и тенниски. Через несколько секунд толчки закончились, но ненадолго. Я слышала звук

разбивающегося стекла в раковине. Стены начали скрипеть от напряжения. Где-то в городе

взорвался трансформатор, и я погрузилась в темноту.

Схватила сумку и скатилась с лестницы, на ходу нашаривая фонарик. Нашла и включила.

Лучик был бледным, но осветил мне путь. Вдалеке слышалось завывание сирен. Трясти

перестало. Я воспользовалась моментом, схватила свою джинсовую куртку и вышла из

дома. Генри уже шел через двор. У него был огромный фонарь, которым он посветил мне в

лицо. Мы провели следующий час во дворе, опасаясь вернуться под крышу до тех пор, пока это не будет безопасно. Наутро Генри обнаружил ущерб, нанесенный его машине.

Я поехала за ним в мастерскую, а через час отвезла его домой.

Когда я вернулась к себе, то увидела мигающую лампочку автоответчика. Нажала на

кнопку воспроизведения, но там было только шипение, которое продолжалось, пока не

кончилась пленка. Я была слегка раздражена. Решила, что это хулиганы, и успокоилась.

Генри тоже был там и слышал то же самое. Он предположил , что что-то нарушилось,

когда электричество отключилось, а потом включилось. Я перемотала пленку, чтобы

стереть шипение, и больше не думала об этом.

До настоящего момента.

16

Оказавшись дома, я сразу позвонила детективу Альдо, стремясь доказать свою

невиновность. Как только он снял трубку и представился, я сразу вступила в разговор.

- Здравствуйте, детектив Альдо. Это Кинси Миллоун, из Санта Терезы.

Маленькая мисс Чири (* героиня английского комикса) решила подружиться с полицией.

Я только начала объяснение по поводу телефонного звонка в марте, как он перебил меня.

- Я пытался связаться с вами несколько дней. Чтобы вы знали, мне точно известно, что вы

нарушили охранную пленку на месте преступления и вошли в квартиру. Пока я не могу

этого доказать, но если найду малейшее доказательство, мы выдвинем вам обвинение в

уничтожении или сокрытии улик и в препятствии офицеру полиции в исполнении его

обязанностей.Что наказуется штрафом, не превышающим тысячи долларов, или

тюремным заключением, не превышающим одного года, или и тем и другим.

Вы хорошо поняли?

Я открыла рот, чтобы защитить себя, но он швырнул трубку. Я положила трубку, рот был

сухим, как песок. Почувствовала такой прилив вины и стыда, что подумала, у меня

наступила ранняя менопауза. Приложила руку к пламенеющей щеке, размышляя, откуда

он узнал, что это была я. Вообще-то, не только я была виновна в незаконном входе.

Призрачная подружка Микки тоже проникала в квартиру между моими двумя визитами и

исчезла со своей диафрагмой, цепочкой и духами. К сожалению, не считая того факта, что

я не знаю, кто она такая, я не могу обвинить ее, не обвинив также себя.

Я провела остаток дня, поджав свой ментальный хвост. Я не получала такого строгого

выговора с тех пор, как мне было восемь лет и тетя Джин поймала меня за курением.

В этом случае я настолько погрузилась в проблемы Микки, что не могла допустить, чтобы

меня лишили доступа к его жизни. Я надеялась оправдаться перед Альдо и получить

информацию о расследовании. Вместо этого узнала, что его доверие ко мне настолько

серьезно подорвано, что я никогда не услышу от него ни слова.

Я использовала ранние вечерние часы, чтобы сразиться с тарелкой фаршированных

мясных рулетов у Рози. Она настоятельно рекомендовала везе порколт, что (в переводе с

венгерского) оказалось тушеными почками и сердцами. Полная раскаяния, я была готова

съесть собственные внутренности, но мой желудок восстал против свиных жизненно

важных органов, тушенных с тмином.

Время после ужина я провела дома, наводя порядок на рабочем столе, искупая грехи

работой. Когда ничего не получается, уборка в доме - идеальный антидот для большинства

жизненных проблем.

Я ждала почти до полуночи, чтобы вернуться в Хонки-Тонк. Надела ту же одежду, что

прошлым вечером, потому что она уже была прокурена и все равно нуждалась в стирке.

Придется проветривать кожаную куртку Микки много дней.

Был вечер пятницы и, если память мне не изменяет, заведение будет набито энтузиастами

отметить начало выходных. Подъезжая, я увидела, что парковка переполнена. Объехала

ближайшие кварталы и наконец втиснулась в место, от которого отъехал форд-кабриолет.

Прошла полтора квартала по темному району Колгейта. Когда-то здесь были только дома

на одну семью. Теперь, наверное, треть из них переделали в маленькие заведения: мебельная мастерская, автомобильная мастерская, салон красоты. Вдоль улицы не было

тротуаров, так что я шла посередине дороги, а потом срезала путь через маленькую

парковку для работников у заднего входа.

Обошла здание к главному входу, где стояла очередь из желающих войти, состоящая

примерно из одинакового числа одиночек и пар. Я дала охраннику свое водительское

удостоверение и смотрела, как он пропустил его через сканнер. Заплатила пять долларов и

получила чернильное благословение на правой руке.

В первой комнате мне пришлось пройти сквозь строй курильщиков, толпившихся у бара, парней с бегающими глазами, которые пытались выглядеть гораздо круче, чем были.

Музыка, доносящаяся из соседнего помещения, в этот вечер была живой. Я не видела

группу, но мелодия (или ее эквивалент) била по ушам, ритм искажался микрофонами до

первобытного камлания. Слов было не разобрать, но, наверное, они состояли из глупых

сентиментов, изложенных в неудачных стихах. Группа, похоже, была местной и играла

свои песни. Мне попадаются похожие на кабельных каналах в ночные часы, как

специальная пытка для страдающих бессонницей, как я.

Я уже жалела, что не осталась дома. Я бы развернулась и сбежала, если бы не факт, что

Микки провел здесь шесть пятниц подряд. Я не могла себе представить, чем он занимался.

Может быть, считал напитки, вычислял прибыль Тима. Может быть, Тим жаловался на

бедность, заявляя, что недостаточно зарабатывает, чтобы отдать долг. Если бармен

запускал руку в выручку, это могло быть правдой. У барменов есть свои хитрости, и

опытный следователь, сидя в баре, может одновременно болтать с другими посетителями

и проводить визуальный аудит. Если бармен жульничал, в лучших интересах Микки было

заметить это и обнародовать.

Вполне возможно, что присутствие Микки было вызвано другим мотивом, например, женщиной, или желанием сбежать от финансовых горестей в Лос-Анджелесе. Опять же, пьянице не нужно объяснений, чтобы посетить бар где угодно.

Я, как обычно, огляделась. Все столики были заняты, в кабинках сидели по четверо на

одной скамье. Кусок танцпола, который был мне виден, был настолько заполнен

движущимися телами, что там не было свободного места. Тима не было видно, но я

увидела черноволосую официантку, которая пробиралась сквозь толпу. Она держала

поднос высоко, балансируя пустыми стаканами, вне досягаемости толкающихся

посетителей. На ней был черный кожаный жилет на голое тело, длинные голые руки, вырез открывал столько же, сколько скрывал. Выкрашенные в черное волосы были резким

контрастом молочно-бледной коже. Темная помада делала ее рот мрачным. Она

наклонилась к бармену, сообщая ему заказ, пытаясь перекричать шум.

Есть явление, которое я заметила, проезжая по шоссе. Если вы повернетесь и посмотрите

на других водителей, они повернутся и посмотрят на вас. Может быть, инстинкт остался с

примитивных времен, когда быть объектом наблюдения могло означать опасность быть

убитым и съеденным. Здесь это произошло снова. Как только я заметила ее, она

инстинктивно обернулась и поймала мой взгляд. Ее глаза опустились на куртку Микки. Я

переключила свое внимание, но после того, как заметила, что ее выражение лица

изменилось.

После этого я старалсь ее избегать и сосредоточилась на том, что происходило рядом. До

меня периодически доходил запах марихуаны, хотя я не могла проследить источник.

Начала следить за руками людей, потому что курильщики травки редко держат косяк

таким же образом, как обычную сигарету. Обычный курильщик держит сигарету между

указательным и средним пальцем, поднося ее ко рту с открытой ладонью. Курильщик

травки делает кольцо из большого и указательного пальца, с косяком в центре, оставшиеся

три пальца развернуты наружу, так что ладонь формирует укрытие вокруг горящего

косяка. Это намерение защитить от ветра или от чужих глаз, я никогда не могла

определить. Мои дни курения травки давно прошли, но церемониальные аспекты, похоже, сохранились. Я видела, как просили косячок просто складывая пальцы кольцом и поднося

к губам. Жест означал: не покурить ли нам немного каннабиса, дорогуша?

Я начала обходить бар, небрежно двигаясь от столика к столику, пока не заметила парня с

косяком в зубах. Он сидел в одиночестве в кабинке в дальнем конце зала, близко к

коридору, который вел к телефонам и туалетам. Ему было лет тридцать пять, он выглядел

смутно знакомым, с длинным худым лицом. Это был тип, который я находила

привлекательным в двадцать лет: молчаливый, задумчивый и слегка опасный. Его глаза

были светлыми и близко посаженными. Он щеголял усами и бородкой-готе, которые

добавляли его образу некоторую небрежность. На нем была мешковатая куртка цвета хаки

и вязаная шапочка. Бахрома светлых волос опускалась ниже воротника. Он держался с

определенной бывалостью, что-то в наклоне плеч и слабой знающей улыбке.

Тим Литтенберг появился из заднего коридора и остановился в проходе, поправляя

манжеты. Эти двое, курильщик марихуаны и владелец бара, игнорировали друг друга с

небрежностью, которая показалась мне притворной. Их поведение напомнило мне случаи, когда тайные любовники случайно сталкивались в общественном месте. Под

внимательными взглядами своих супругов они демонстративно избегали контакта, возвещая о своей невинности, или им так казалось. Единственная проблема - обстановка

повышенного осознания, которая подчеркивает действие. Любой знакомый может

разгадать шараду.

Между Тимом и мужчиной в кабинке была несомненная аура взаимной неловкости. Оба, казалось, наблюдали за черноволосой официанткой, которая тоже ощущала их

присутствие.

Через некоторое время она развернулась и подошла к кабинке. Тим отошел, не глядя на

нее. Парень с косяком наклонился вперед, опираясь на локти. Протянул руку и положил на

ее бедро. Сделал ей знак сесть. Она скользнула на скамейку напротив него, ее поднос

оказался между ними, как будто пустые стаканы могли напомнить ему, что у нее есть

другие дела. Он взял ее за руку и начал увлеченно говорить. Я не видела ее лица, но было

непохоже, чтобы она расслабилась и внимала его речам.

- Ты знаешь этого парня? - спросили меня на ухо.

Я обернулась и увидела Тима, его голос был удивительно интимным среди громкой

музыки и визгливых выкриков.

- Какого?

- Парня, на которого ты смотришь, в кабинке, вон там.

- Он кажется знакомым. В основном, я пыталась вспомнить, где туалет.

- Понятно.

Я взглянула на него, а потом отвернулась, отклоняя его излишнее внимание.

- Помнишь Шека, друга Микки? - спросил Тим.

- Конечно. Мы с ним недавно встречались.

- Это его сын, Скотти. Официантка - его девушка, Тиа. Если тебе интересно, - добавил он

с долей иронии.

- Ты шутишь. Это Скотт? Неудивительно, что он показался знакомым. Я видела его

фотографии. Вы до сих пор дружите?

- Конечно. Я знаю Скотти много лет. Мне не нравится травка в моем баре, но я не хочу

поднимать шум, так что обычно не обращаю внимания, когда он закурит косячок.

- А.

- Я удивлен, что ты вернулась. Ищешь кого-то, или я подойду?

- Я надеялась найти Микки. Я говорила тебе прошлой ночью.

- Точно. Можно угостить тебя выпивкой?

- Может быть, когда я допью это. Сейчас все в порядке.

Он протянул руку, вытащил стакан из моей и сделал глоток.

- Это теплое. Давай раздобуду тебе свежее, в ледяной кружке.

Он привлек внимание бармена и поднял стакан, требуя новый. На Тиме был темно-синий

костюм и красно-коричневая рубашка. Галстук был в диагональную синюю и красную

полоску на голубом фоне. Мускусный запах его одеколона заполнял воздух между нами.

Его зрачки были крошечными, а кожа блестела. Сегодня, вместо того, чтобы казаться

неутомимым и озабоченным, он был замедленным, каждое движение было осторожным, как будто он прокладывал себе путь через грязь. Ну, ну, ну. Что он употребляет?

Я почувствовала слабый укол страха в позвоночнике, как кошка в присутствии

инопланетян.

Я смотрела, как запотевшая кружка пива переходит из рук в руки в моем направлении. Тим

вложил ее мне в руку, одновременно положив свою свободную руку мне на спину. Он

стоял слишком близко, но под давлением толпы было трудно жаловаться. Мне хотелось

отодвинуться, но не было места.

- Спасибо.

Он снова наклонился и поднес губы близко к моему уху.

- Что за история с Миком? Ты приходишь уже второй раз.

- Он одолжил мне свою куртку. Я надеялась ее вернуть.

- Между вами что-то происходит?

- Это не твое дело.

Тим рассмеялся, и его взгляд заскользил прочь, остановившись на Тии, которая как раз

вставала. Скотт Шекельфорд уставился в стол, стискивая косяк, который был едва заметен

в его пальцах. Тиа взяла свой поднос и начала протискиваться к бару, старательно избегая

Тима. Может быть, она до сих пор сердилась за то, что он сказал ей прошлым вечером.

Мне не хотелось пива, но я не видела, куда его можно было поставить.

- Сейчас вернусь, - сказала я.

Тим тронул меня за плечо.

- Ты куда?

- Пописать. Можно?

Он снова засмеялся, но звучало это невесело.

Я пробралась через толпу, молясь, чтобы у него пропал интерес, пока меня не будет.

Поставила кружку на первую попавшуюся плоскую поверхность и вошла в туалет.

Уборная всегда была для меня одним из временных спокойных пристанищ, где я

находилась одна. Я подошла к окну и немного приоткрыла его. Ворвался порыв холодного

воздуха, и я заметила, как дым поплыл наружу. Тишина действовала как тоник. Мне не

хотелось никуда уходить. Если бы окно было пониже, я бы вылезла наружу. Я зашла в

кабинку и пописала, только для того, чтобы чем-то заняться.

Я стояла у раковины и намыливала руки, когда дверь открылась и вошла Тиа. Она подошла

к соседней раковине и начала деловито мыть руки. Я не думала, что ее прибытие было

случайным, тем более, что она могла воспользоваться удобствами для персонала, за углом.

Она поймала мое отражение в зеракле и послала бледную улыбку, как будто только что

меня заметила. Она сказала “привет”, и я ответила, разрешая ей вести разговор, если уж

она его начала.

Я вытянула порцию бумажного полотенца и вытерла руки. Она сделала то же самое.

Последовало молчание, а потом она заговорила.

- Я слышала, что вы ищете Микки.

Я сосредоточилась, надеясь, что она не догадается, насколько мне было любопытно.

- Я бы хотела с ним поговорить. Вы видели его сегодня?

- Я не видела его несколько недель.

- Правда? Странно. Кто-то говорил мне, что он обычно бывает здесь по пятницам.

- Не-а. Не в последннее время. Неизвестно, где он. Может быть, уехал из города.

- Сомневаюсь. Он мне не говорил.

Тиа достала из кармана помаду, открутила и провела по губам. Однажды я читала статью в

каком-то гламурном журнале, возможно в очереди у дантиста, надеясь отвлечься, в

которой автор анализирует форму, какую у разных женщи приобретает палочка помады.

Плоская поверхность значит что-то одно, скошенная - другое. Я не помнила теории, но

отметила, что у нее помада была плоской, еле выглядывала из металлического футляра.

Тиа закрыла помаду и потерла губы одна о другую, чтобы выровнять цвет. Поправила

огрех в уголке рта, потом внимательно изучила свое отражение. Заправила свои угольно-черные волосы за уши. Продолжила тему, без всякой помощи с моей стороны.

- Так в чем ваш интерес?

Она провела языком по передним зубам, чтобы стереть след помады.

- Он мой приятель.

Тиа изучила меня с интересом.

- Поэтому у вас его куртка?

- Он хороший друг, - ответила я, а потом опустила взгляд на себя.

- Вы ее узнали?

- Точно похожа на его. Я заметила, когда вы здесь были позавчера.

- Вчера, - поправила я, как будто она не знала.

- Он подарил ее вам?

- Одолжил. Вот почему я его ищу, хочу отдать. Пыталась звонить, но его телефон

отключен.

Она достала тушь, наклонилась ближе к зеркалу и начала красить ресницы. Если она

пытается выудить у меня информацию, я подумала, что могу выудить что-нибудь сама.

- Как насчет вас? - спросила я. - Вы с ним друзья?

Она пожала плечами.

- Я его обслуживаю, когда он здесь, и мы болтаем.

- Значит, ничего личного.

- У меня есть бойфренд.

- Это был он?

- Кто?

- Парень в вязаной шапочке, который сидит в кабинке.

Тиа перестала краситься.

- Вообще-то, да. Почему вы спросили?

- Я подумывала стрельнуть косячок, когда увидела, что вы подсели. Он здешний?

Она помотала головой.

- Лос-Анджелес.

Последовала пауза, потом она спросила:

- Как давно вы встречаетесь с Микки?

- Трудно сосчитать.

- Значит недавно, - заявила она, заменив вопрос утверждением.

Я начала взбивать свои волосы тем же путем, как она взбивала свои. Наклонилась к

зеркалу и проверила воображаемый макияж, проведя суставом пальца под одним глазом.

Тиа все еще ждала ответа. Я непонимающе посмотрела на нее.

- Извините. Вы что-то спросили?

Она достала из кармана джинсов пачку “Кэмела” без фильтра и вытащила сигарету.

Поднесла пламя к кончику, воспользовавшись деревянной спичкой, которой чиркнула о

свою подошву.

- Я не знала, что он с кем-то встречается.

- Кто, Микки? Ой, пожалуйста. Он всегда на охоте. В этом половина его обаяния.

Я представила себе пепельницу в его квартире, множество окурков “Кэмела” без фильтра, вместе с массой кухонных спичек, совсем как у нее.

- Он такой скрытный. Господи. Никогда не знаешь, что у него на уме, или с кем он

трахается.

- Я не знала этого о нем, - сказала Тиа.

Она повернулась ко мне, опершись задом о раковину.

Я подогрела предмет, ложь свободно лилась, с маленькой примесью правды.

- Поверь мне на слово. Микки не даст тебе прямого ответа ни на что. Он совершенно

невозможный в этом плане.

- Это тебя не раздражает?

- Не-а. Я раньше ревновала, но в чем смысл? Моногамия не в его натуре. Я подумала, какого черта? Он все равно хорош. Бери его таким или брось. У него всегда найдется кто-то на очереди.

- Вы живете в Лос-Анджелесе?

- В основном здесь. Однако, когда бываю там, каждый раз захожу к нему.

Информация, которую я сообщила, похоже, ее обеспокоила.

- Мне нужно вернуться к работе. Увидите его, передайте привет от Тии.

Она бросила сигарету на пол и наступила на нее.

- Дайте знать, если найдете его. Он должен мне деньги.

- Вам и мне обеим, детка, - ответила я.

Тиа вышла. Признаюсь, я ухмыльнулась, когда она хлопнула дверью. Поймала свое

отражение в зеркале.

- Ты такая маленькая зараза.

Я оперлась на раковину, пытаясь собрать вместе кусочки, которые узнала от нее. Тиа не