4

Они с Теодором успели провести еще три занятия до следующей репетиции: занимались каждый день по несколько часов. Кристофер сам не понял, когда это стало привычной рутиной – они вместе уходили с уроков, перекусывали в какой-нибудь из кафешек по пути в библиотеку, а там сидели до самого окончания его рабочей смены. Кристофер не мог сказать, что Теодор превратился в гения актерского мастерства, но он явно улучшил свои навыки. В моменты, когда он переставал кривляться и начинал по-настоящему стараться, он играл вполне сносно, и Кристофер даже… немного гордился им.

Он надеялся, что ребята из кружка не станут судить его слишком строго, несмотря на свое отношение к нему: вера Теодора в собственный талант актера была очень хрупкой и одно неосторожное слово могло ее разбить. Но у него не было завышенных ожиданий.

По правде говоря, у него не было вообще никаких ожиданий. Теодор действительно никогда не трогал его и никому не причинял физического вреда, но у него были глаза и уши, и он слышал, что Теодор со своими дружками порой выкидывали, видел, как они относились к другим, и знал, что Теодор, мягко говоря, был не самым приятным человеком.

Ладно, если быть откровенным, Теодор был тем еще мудаком.

Когда он во время первой репетиции сказал, что ему плевать на результат, Крис ни на мгновение не засомневался в правдивости этих слов.

Ему было плевать не только на результат – на весь актерский кружок. На их старания, на любовь к театру, на пьесу, в которую они вкладывали столько сил. Это покоробило даже его, несмотря на то, что он не был так предан актерству, как некоторые из ребят.

Но Теодор приятно его удивил. Кристофер замечал, что он действительно пытался стать лучше. Прислушивался к нему, запоминал и учитывал замечания, злился иногда, когда что-то не получалось, словно действительно хотел хорошо сыграть.

Вообще, когда они начали заниматься, Кристоферу вдруг показалось, что Теодор вовсе не такой плохой, каким старается казаться. Он не понимал, в чем причина, – как будто у того было раздвоение личности.

Рядом с Кристофером он все еще был наглым, острым на язык и темпераментным, но при этом ни разу не оскорбил его, не обидел, а если чувствовал, что шутками пересекает границу, принимал крайне виноватый вид и порой даже извинялся.

Однако каждый раз, когда в разговорах с друзьями затрагивался Теодор, они продолжали жаловаться на то, что тот не давал им просто пройти мимо – без подколов, подножек или подначиваний.

В любом случае, это было не его дело. Он не нанимался исправлять характер Теодора и не собирался портить их хрупкое перемирие нотациями. Ему было важно, чтобы Теодор хорошо сыграл и директор не прикрыл кружок после их представления, а с этой задачей, по своему скромному мнению, он справляется вполне неплохо.

Но окончательно убедиться в этом можно было только после репетиции, поэтому Кристофер немного волновался, когда шел после уроков в актовый зал. Все-таки он в каком-то смысле взял на себя ответственность за Теодора, и ему не хотелось подвести его. То есть, его и ребят. Особенно ребят. Конечно.

Войдя в зал, он нарочито медленно спустился к первым рядам, поздоровался со всеми, обнял запрыгавшего ему навстречу Марка и словно невзначай оглядел помещение.

– Теодор не пришел? – старательно скрывая разочарование, спросил он у мистера Уилсона.

Тот повернулся к нему, поправляя очки, и мягко улыбнулся, наверняка догадываясь о его чувствах.

– Еще три минуты до начала, – произнес он, успокаивающе хлопая Криса по плечу. – Он придет.

Кристофер слабо улыбнулся в ответ и кивнул. Сел на одно из кресел, полагая, что без Теодора репетиция не начнется, и попытался включиться в разговор Итана и Томаса, но сам то и дело оглядывался на дверь. Которая оставалась закрытой.

Потому что Теодор не пришел.

В конце концов ребята, и без того не особо благодушно настроенные, начали раздражаться, и это вылилось в обсуждения о том, какой Теодор ужасный. Кристофер поднялся с кресла и подошел к сцене, забираясь на край и усаживаясь. С этого места хорошо было видно дверь, и он буравил ее напряженным взглядом, стараясь не прислушиваться к разговорам, потому что они страшно злили.

Ему почему-то становилось обидно от острых слов, как будто они были адресованы ему лично. Да, Теодор вел себя отвратительно, но в пределах этого актового зала он не против них, а с ними, ведь они идут к общей цели. И они не знают, как он старался. Многие из них собирались серьезно заняться актерским мастерством после школы, многие занимались дополнительно, но для Теодора это все было в первый раз, а они ожидали от него таких же результатов, как друг от друга.

Их нельзя было в этом винить, конечно, нет. Они были на своей территории и впервые чувствовали себя сильнее Теодора, лучше его, – мало кто не воспользовался бы этой ситуацией. Но все же…

Все же Кристоферу почему-то не хотелось, чтобы его обижали.

И в тот момент, когда расстроенный мистер Уилсон уже поднялся, чтобы объявить начало репетиции без главного актера, дверь с грохотом распахнулась.

Теодор забежал внутрь, отвлекая Кристофера от мыслей, а остальных – от разговоров. Он торопливо извинился, закидывая рюкзак на одно из кресел, и убрал со лба влажные от пота волосы, переводя дыхание. Кристофер скатился со сцены, подавив громкий вздох облегчения, и Теодор быстро нашел его взглядом, с едва заметной улыбкой кивая ему, и он не мог не улыбнуться в ответ.

Но потом он наткнулся на чужие взгляды, и улыбка быстро сползла с его лица, глаза потемнели, стали недружелюбными.

– Ты вообще в курсе, что время иногда можно рассчитывать? – грубовато осведомился Остин.

– Почему мы вообще должны тебя ждать, – цокнула Лиззи, и мистер Уилсон поторопился вмешаться в ситуацию, пока Теодор не начал отвечать и не завязалась перепалка.

– Так, давайте не будем болтать. Джесс, Крис, Тео, поднимайтесь на сцену. Начнем, – громко объявил он, садясь в центральное кресло первого ряда.

– Я Теодор, – поправил его мимолетом Теодор, поднимаясь на сцену, но мистер Уилсон не обратил на него внимания, слишком обрадованный тем, что он вообще пришел.

За кулисами Кристофер легонько толкнул Теодора в бок.

– Где ты был?

– Нас на последнем уроке задержали, а потом я забежал пообедать, у меня после репетиции тренировка, – прошептал Теодор, и Кристофер понимающе хмыкнул, задумавшись над тем, что им стоило обменяться номерами, чтобы предупреждать о всяких форс-мажорах. Теодор немного поколебался, прежде чем неуверенно спросить: – Они сильно на меня злятся?

Кристофер удивился вопросу, но не показал этого. Только улыбнулся ободряюще.

– Нет, все в порядке. Не переживай.

Теодор кивнул.

– Я правда не хочу облажаться. Ненавижу, когда что-то не получается.

– Ты не облажаешься, – убедил его Кристофер, указывая на сцену. – Давай, твой выход.

По задумке мистера Уилсона, Крис играл роль друга Орфея, поэтому должен был выйти чуть позже. Он наблюдал из-за кулис за Теодором и Джесс, подмечая все недочеты первого, чтобы потом снова их разобрать уже с ним наедине. Он и сам не заметил, как вжился в роль репетитора.

Теодор играл неплохо. Хуже Джесс, но гораздо лучше, чем в первый раз. Его реплики пусть и не были такими же естественными, как у нее, но по крайней мере не звучали как простая читка текста, были наполнены хоть какими-то эмоциями – и это всего за четыре совместных занятия. Кристофер снова поймал себя на том, что гордится им.

Он вышел позже, играя свои реплики, и они закончили эту сцену, чтобы выслушать замечания мистера Уилсона.

В следующей сцене Теодору придется петь, а он ни разу не слышал его голос во время пения. Каждый раз, как они во время занятий подходили к песням, Теодор говорил, что сам прорепетирует их дома, а Кристофер и не настаивал.

– Ну как? – взволнованно спросил он, поглядывая то на Теодора, который старался казаться невозмутимым, хотя глаза у него беспокойно блестели, и он с явным волнением ожидал вердикта, то на мистера Уилсона.

Учитель неверяще улыбнулся.

– Это… хорошо, – медленно, будто до сих пор находясь в прострации, произнес он. – Это и вправду хорошо. Продолжай в том же духе, Теодор, и твой Орфей станет легендарным!

Кристофер принял гордый вид, как будто похвалу отвесили лично ему, и бросил довольный взгляд на приосанившегося Теодора.

– Легендарным позором, – фыркнула Джесс рядом с ними, и Теодор заметно вздрогнул, поворачиваясь к ней. Он не производил впечатление человека, которого легко застать врасплох словами, но эта фраза, казалось, сильно его задела.

Она только невозмутимо пожала плечами, рассматривая свои ногти, покрытые ярко-красным лаком.

– Я не намерена лебезить перед тобой, как учитель.

– Джессика! – возмущенно глотнув воздуха, одернул ее мистер Уилсон.

– Мистер Уилсон, но это же правда, – вставил свое слово Юта, зарабатывая гневный взгляд Кристофера, но никак на него не реагируя. – Теодор играет плохо. А ведь он занимается дополнительно с Крисом. Каковы шансы, что он станет намного лучше к концу месяца?

Загрузка...