В ПОСТЕЛИ С ВРАГОМ

Джозеф Ладлоу проживал в номере на третьем этаже. Во времена борделя здесь располагались личные комнаты девушек, поэтому все нынешние номера здесь были маленькими, хотя и вполне уютными. Здесь обычно селились простые постояльцы, в смысле не новобрачные. Таких тоже хватало – юристы, подружки невест, друзья женихов, родители новобрачных…

Шерри постучала, но ей никто не ответил. Злясь все сильнее – в особенности на собственную нервозность, она нажала ручку и решительно шагнула внутрь.

Костюм аккуратно разложен на широкой кровати. Ботинки выглядывают из-под покрывала. Стенной шкаф открыт, и в нем висят на плечиках штук десять различных комплектов мужской одежды – от спортивного костюма до вечернего наряда. Все вещи дорогие, сшиты на заказ. Несколько пар сверкающей обуви стоят внизу.

На прикроватной тумбочке лежит дорогой кожаный бумажник. Шерри не удержалась, шагнула стремительно, взяла, раскрыла, быстро пробежала взглядом документы…

Права на имя Джозефа Л. Ладлоу. Британский паспорт. Визитки – хорошая шелковая бумага, золотой обрез. Кредитные карты, пачка сотенных купюр.

Рядом с ночником – золотой «Ролекс». Джозеф Л. Ладлоу явно не бедствует.

Шерри положила бумажник на место и повернулась. В следующий момент она издала дикий вопль и метнулась к двери.

Абсолютно голый Джозеф Л. Ладлоу во всей своей красе и силе стоял на пороге ванной комнаты, слегка привалившись плечом к дверному косяку, и непринужденно улыбался. Собственная нагота его явно нимало не смущала.

– Смотрите, кого кот принес! Гладить пришла? А где утюг?

– Ты… ты…

– Я, я. Любимая, ты стала еще прекраснее.

– Да как ты…

– Я любовался тобой еще утром, когда ты укрощала эту безумную принцессу-нимфоманку. Не поверишь, меня так возбудила твоя сказочка про призраки невинно убиенных куртизанок… Собственно, сама видишь, возбуждение до сих пор меня не покинуло.

– Оденься, бесстыжий!

– Я прагматичен, только и всего. Зачем одеваться, чтобы потом снова раздеваться? Надеюсь, ты тоже сгораешь от желания оказаться в моих объятиях?

Шерри в бешенстве топнула ножкой.

– Ненавижу! Ненавижу тебя, Ладлоу! Ты мерзавец! Бесчувственный, наглый мерзавец, у которого хватает совести… Оденься сейчас же!

Джо вздохнул и направился к постели, на которой лежал белый махровый халат. Шерри тяжело дышала, не сводя с него сверкающих глаз. Как ни странно, когда Джо завернулся в халат, она испытала нечто вроде разочарования…

И, разумеется, он это заметил. Ехидная улыбочка заиграла на безупречных губах демона.

– Ага, я был прав. Не одна только ненависть заставляет тебя вопить и топать ногами. Признайся, Вишенка, ведь ты обрадовалась, увидев меня? Я заметил, ты едва устояла на ногах.

– От ярости. И неожиданности. Я искренне надеялась, что ты сдох.

– Врешь. Ты искренне надеялась на то, что мы еще встретимся и ты сможешь без обиняков высказать мне все, что у тебя накопилось в душе. Вот он я, валяй.

– Нет, это потрясающе… Ладлоу, ты настолько уверен в собственной неотразимости?

– Что ты! На двести процентов, но дело не в этом. Ведь я же прав? Кстати, милая, раз уж ты никак не можешь начать, позволь и мне спросить – а куда это ты сбежала десять лет назад?

– Я? Сбежала?

– Ну не я же. Я был на вашем ранчо гостем. Ночным, так сказать, татем. Младым любовником и тому подобное. Каково же было мое удивление, когда, явившись в следующий раз, я не нашел моей младой подруги, лишь старец седовласый и суровый грозил мне огнестрельным карабином…

– Не ерничай. Это ты меня бросил. Использовал и бросил, потому что получил свое.

– Минуточку! Я вижу, некоторое недоразумение привело к плачевным последствиям. Я вовсе тебя не бросал, Шерилин Гейнс. Я уехал по делам, потому что, видишь ли, в некотором роде был человеком зависимым. Я же учился. Началась сессия, я помчался в альму, так сказать, матерь, предупредил декана – да-да, самого декана! – а потом кинулся назад. И напоролся на твоего папеньку, который обозвал меня растлителем, а тебя и вовсе развратной женщиной и сказал, что ты умотала в неизвестном направлении.

Шерри кусала губы и молчала, испепеляя Джо взглядом. Тот пожал плечами и подошел поближе.

– Врать не буду, в федеральный розыск я тебя не объявлял, но некоторое время искал. Потом вернулся в университет, окончил учебу, работал… Между прочим, так и не женился.

– Еще скажи, что хранил мне верность.

Глаза Джо затуманились, поплыли золотым маревом.

– Не то чтобы верность… Но вот другой такой же девочки так и не нашел.

– Такой же дуры?

– Такой же чистой, отчаянной, самозабвенной и смелой. Такой же искренней. Такой же красивой. Ты изменилась, Вишенка. Настоящая красавица.

– А ты – жиголо.

– Вот уж нет. Спать с женщинами спал, люблю это дело, но вот за деньги – никогда.

– Да? А Китти Шарк? Она же наняла тебя!

– Не для того, чтобы спать с кем-то. Эта Элли – несчастная в общем-то деваха…

– О да!

– Не злись, Шерилин. И не стой в дверях, проходи.

Шерри шагнула обратно в комнату. На смену злости и презрению пришли растерянность и неуверенность. Джо говорил так спокойно и искренне…

Да что она! Он же психолог! Ему обдурить – раз плюнуть!

Шерри уселась на стул, независимо закинула ногу на ногу, скрестила руки на высокой груди. Джо поцокал языком, беззастенчиво разглядывая ее.

– Как все плохо-то, а?

– Что еще?

– Закрытая поза – признак неуверенности в себе.

– В тебе – это вернее.

– Боишься, что я кинусь на тебя и сорву одежды? Или что не сделаю этого?

– Так чем же так несчастна деваха Элли Морган?

– И от ответа уходишь. Запущенный случай. Ладно, поработаем позже. Так вот, Элеонора Морган, тридцати шести лет, белая. Впервые замужем. По слухам – имеет гомосексуальные наклонности. На самом же деле – она просто глубоко несчастная, некрасивая, толстая девица…

– Это в тридцать шесть-то лет?

– Сколько цинизма! Представь себе, старые девы еще не до конца вымерли. Бывает. Ну не нравилась она никому! Большая, корявая, громкая, с дикой аллергией почти на все на свете. Знаешь, что такое аллергия на все на свете? Глаза красные, сопли текут, губы потрескались, все тело в пятнах, чешется… При этом она с детства понимала, что если кто и клюнет, так не на нее, а на ее миллионы. Это не очень способствует самооценке, не находишь?

– Возможно. И что теперь?

– Теперь? Теперь ей перевалило за тридцать. Тело хочет секса, а душа любви, но разум боится, потому что разочаровываться с каждым годом все труднее и больнее. И вдруг папенька объявляет ей, что у него просят ее руки…

– Откуда ты все это… Китти, да?

– Не торопись, обсудим и это. Так вот, у нашей девочки всплеск энтузиазма. Она начинает выходить в свет и хвастаться, что выходит замуж. А потом появляется жених… Вот скажи мне, Шерри, если бы ты, к примеру, ждала принца, а к тебе явился вот такой Филип – разве не почувствовала бы ты некоторое разочарование?

– Думаю, она знала, какой он. Это же все один круг.

– Старый Морган любит все называть своими именами. Он и не подумал щадить самолюбие своей некрасивой дочурки, сказал сразу: они со старым Фордом решили поженить своих детей, чтобы объединить капиталы. Династический брак. Ничего, что у жениха рот вечно приоткрыт и из носу течет, зато – Форд.

– Грустно…

– Вот именно! Вероятно, примерно то же происходило и с Филипом, но он – не моя забота, моя клиентка – Элли. Она обиделась и расстроилась, а в отместку стала вести себя так, чтобы папаша проникся. Появлялась в гей-клубах, прилюдно целовалась с подружкой, стала много пить… Словом, пошла вразнос.

Шерри вдруг вскинула голову и прищурилась.

– И вы с Китти… Но это же совсем уж подло! Ты будешь изображать влюбленного сногсшибательного красавца…

– Почему изображать? Я и есть сногсшибательный красавец, разве нет?

– Клоун! Ты будешь за ней ухаживать, возможно, даже переспишь с ней…

– Нет.

– А Китти сказала…

– Есть определенные границы. Внутри них Китти Шарк может просить, требовать и даже приказывать. Но за их пределы ее власть не распространяется. И Китти это прекрасно знает.

– Хорошо, пусть так. Ты просто заставишь ее влюбиться…

Джо погрозил пальцем.

– Шерилин! Стыдись! Нельзя заставить влюбиться. Я просто сыграю свою роль достаточно хорошо, чтобы Элли Морган почувствовала себя нормальной женщиной. Да, не супермоделью. Да, не красавицей. Нормальной женщиной. Довольно, кстати, симпатичной и в чем-то трогательной.

Шерри недоверчиво покачала головой.

– А потом повернешься и уйдешь? Оставишь ее наедине с зеркалом и придурком-мужем?

Джо загадочно улыбнулся.

– Если я все правильно рассчитал, к концу этой недели Филип Форд должен превратиться в пещерного человека.

– Это как?

– В результате моих талантливых стратегических и тактических мероприятий Филип Форд просто перекинет свою молодую жену через плечо и потащит в спальню, рыча и огрызаясь на каждого, кто посмеет встать у него на пути.

– Он надорвется!

– Ты злая, Шерри. Иди сюда.

– Что-о-о?!

– Что слышала. Иди сюда.

И Джозеф Ладлоу встал с кресла, по пути небрежно уронив купальный халат с плеч.


Оказывается, она не целовалась с мужчиной целую вечность.

То есть она ДУМАЛА, что у нее были любовники – Том, Скотт, Джеймс…

Не было никого.

Потому что ни с кем из них не было так… горячо и щекотно, смешно и страшновато, невесомо, легко пугающе отчаянно. Прикосновения тех, чужих, рук не дарили такого острого наслаждения, и кровь не превращалась в шампанское, и ноги не становились слабыми и дрожащими, а тело – невесомым и рвущимся в небеса.

И поцелуи – те, неправильные, – были просто дыхательными упражнениями, чем-то вроде оказания первой помощи методом «рот в рот».

О, этот поцелуй был совсем иным. Дразняще-жарким, смелым, почти жестоким. Этот поцелуй разбудил в холодной и спокойной Шерилин Гейнс ненасытную, страстную и бесстыдную вакханку. Все ее тело горело, руки сами обвились вокруг мускулистой шеи проклятого демона Ладлоу, и Шерри прижалась к нему, с восторгом упиваясь жаром его гладкой кожи, ощущением могучих мускулов, лениво перекатывающихся на плечах и спине…

Мгновение – или вечность – спустя Джо подхватил ее на руки, не отрываясь от ее рта. Мир вокруг качнулся и поплыл; несмотря на белый день за окном, явственно проступили звезды, а еще чуть позже Шерри остатками разума поняла, что лежит на постели, а Джо Ладлоу удивительно быстро и сноровисто освобождает ее от излишков одежды – проще говоря, раздевает.

И лишь когда он прервал поцелуй, чтобы сказать «Как ты прекрасна…», морок спал, и Шерри вырвалась, скатилась с кровати и замерла на полу, прижимая к обнаженной груди подушку. Она задыхалась, щеки горели, а в груди клокотала ярость, способная испепелить десяток Джозефов Ладлоу.

Демон немедленно все понял и улегся на кровати в непринужденной позе загорающего на пляже курортника. Шерри приказала себе смотреть ТОЛЬКО на лицо негодяя.

– Птичка моя, ночи будут жаркими.

– Не будет никаких ночей, Ладлоу.

– Ну это ты врешь. Ночи всегда бывают, это особенность космогонии, так сказать. Вращение вокруг Солнца, земная ось, то-се. Короче, светлые периоды чередуются с темными. Все, как в жизни.

– Не надейся заговорить мне зубы своими погаными прибаутками. Мне больше не семнадцать. И не восемнадцать.

– Да и слава богу. Веришь, я ничуть не сожалею о прекрасной юности. Прыщи, постоянная эрекция и мучительное ощущение, что весь мир смотрит на тебя с осуждением. То ли дело сейчас. Опыт, физический и духовный расцвет, четкое определение моральных границ…

– О, с этим у тебя всегда было все в порядке, Ладлоу. Никакой морали в принципе.

Джо ехидно ухмыльнулся.

– Стало быть, ты была действительно развратной и бессовестной женщиной, раз связалась с таким негодяем?

– Я…

– Но я лично склонен утверждать, что ты просто разглядела мою чистую душу под внешним блеском.

– Блеск, скажешь тоже! Сплошные прыщи и язык без костей!

– Но ведь ты согласилась?

– Я влюбилась в тебя, придурок! Я тебе поверила. Всем твоим лживым, сладеньким словам поверила, как дура, – я и была дура, деревенская девчонка…

– Ти-хо! Девчонка – да. Но не дура. Видишь ли, Шерри, трудно требовать от молодого человека – я имею в виду просто молодого человека, независимо от пола, – чтобы он с рождения разбирался в жизни и людях. Даже если бы я был тем, кем ты меня пытаешься представить, то есть растлителем и беспринципным типом…

– А ты не был?

– Не был. Я вообще, если хочешь знать, был девственником.

– Что-о?

– Что слышала. Ты была моей первой женщиной, так уж получилось.

Ошеломленная Шерри уставилась на Джо Ладлоу, даже забыв о том, что он валяется перед ней на кровати совершенно голый, да и на ней самой из одежды осталась только подушка.

– Ладлоу, если ты опять врешь…

В шоколадных очах зажглась мировая скорбь.

– У меня нет никаких доказательств, ненаглядная, а битье себя в грудь, поедание земли и выдирание волос и зубов – не мой стиль. Клясться не буду, что хочешь, то и думай. Шерри, почему мы ведем себя, как идиоты?

– Ты это о чем?

– Я это о том, что в комнате находятся два голых человека. Один из них лежит на кровати, другая сидит на полу в обнимку с подушкой, и оба выясняют, кто кого бросил десять лет назад. Верх идиотизма, учитывая, что сейчас мы здесь, и ничто не мешает…

– Даже не надейся!

– А зачем мне это? Я же знаю точно – ты меня хочешь. Злишься, выдумываешь обидки, пытаешься улизнуть – но хочешь. Я не прав?

Шерри вскинула на Джо изумрудные глаза, исполненные тоскливого ужаса.

– Ты прав. Это все мое тело. Оно меня предало…

– Пуританская чушь! Тело не может предать. Предает разум. Хитрость, расчетливость, подлость. Человек вообще единственное живое существо на Земле, способное на предательство. Наше тело – это последнее, что роднит нас с природой. Не противься ей, Шерри, иди сюда.

– Я не…

– Не ври себе, ну и мне тоже. У тебя масса причин сделать это.

– Интересно, какие же это причины?

– Исходя из того же тела – если я тебе действительно противен, то у нас ничего не выйдет. Потом – теперь ты уже не юная наивная девочка, у тебя наверняка были мужчины, и ты прекрасно знаешь, что сексом иногда занимаются и без любви, но все равно с удовольствием. И, наконец, третье…

Джо вдруг скатился с кровати и оказался совсем близко. Шерри почувствовала, что тонет в этих немыслимых карих глазах… Голос Джо опустился до хрипловатого шепота:

– Третье – это то, что я умираю без тебя, Шерри. Я хочу тебя, моя принцесса, я скончаюсь в страшных мучениях, если ты не позволишь мне…

Шерри погибала и знала это. А еще она знала, что, уступи она сейчас Джо, ее жизнь кончится. Еще раз, но теперь уже навсегда. Поэтому Шерри сделала единственно возможную вещь. Она изо всех сил стукнула Джо Ладлоу подушкой по голове.

Оглоушить подушкой нельзя – если, конечно, она набита не камнями и песком. Но привести противника в некоторое замешательство – вполне. Шерри хватило трех секунд, чтобы вскочить, натянуть на голое тело платье – слава китайцам, подарившим миру шелк! – и метнуться к двери. Как была, босая и растрепанная, красная как помидор, Шерилин Гейнс вылетела в коридор, захлопнув за собой дверь.

Оставшись один, Джо Ладлоу обессиленно привалился спиной к кровати и невесело ухмыльнулся. Потом упругим движением поднялся на ноги, направился в ванную и недрогнувшей рукой открутил кран холодной воды на полную мощность. Подмигнул своему отражению в зеркале – и с душераздирающим воплем ринулся под душ.

Загрузка...