— Айе, ты знаешь, — говорю я ему. — Ты хотел, чтобы я тебе пообещала перед битвой. Ты помнишь? — он качает головой. — Ты хотел, чтобы я пообещала, что не умру.


Гэвин отпрянул от моего прикосновения.


— И ты так и не сказала этих слов.

Я помню.


Я не могла их сказать. Я не даю обещания, которые не могла бы сдержать, а часть меня верила, что я не выживу, чтобы увидеть следующее утро. Если я выживу то только, потому что спасу их всех. Если я погибну, значит, я проиграла. Здесь не было других вариантов.


Теперь я лучше знаю.


Прежде чем я успеваю ответить, Гэвин говорит.


— Докажи мне это. Что ты все еще Айлиэн.


То, как он это говорит, останавливает меня. Он произносит это тихо и расчетливо.


— Доказать? — Я делаю шаг к нему, но он отступает. — Гэвин я стою прямо перед тобой. Я живая. Какое доказательство тебе еще нужно?


— Они легко могут контролировать людей. Почему я должен тебе верить?


Я начинаю понимать: через что бы он ни прошел, это научило его никому не доверять. Даже мне.


— Потому что я Соколиная охотница, — просто отвечаю я.


Выражения лица Гэвина не изменилось.


— Baobhan-Sith залезала тебе в голову раньше. То, что ты Охотница, не остановило ее тогда.


Мои губы сжимаются, а пальцы сворачиваются в кулаки. То, что ты Охотница, не остановило ее тогда.


Он не ошибся. Это так же не остановило Лоннраха. Ни от копания в моей голове, ни от кражи воспоминаний, как будто это было совсем несложно. Киаран однажды говорил мне, что я еще не вошла в полную силу Охотниц, даже учитывая, что я могу сражаться с фейри и двигаться так же быстро, я не могу видеть их без сейгфлюра, и я до сих пор пытаюсь противостоять их ментальному воздействию.


Единственная разница между мной и любым другим человеком, вернувшемуся из Sith-bhruth в том, что способности Охотницы дают мне силы противостоять большим физическим повреждениям. Это значит, что Лоннрах мог мучить меня дольше, и укусы практически заживали к его следующему визиту.


Они всегда заживают. Видишь? Они всегда заживают.


Я подавляю воспоминания, которые грозятся вырваться наружу.


— Как я могу тебя убедить?


Гэвин зовет Деррика, который вылетает со своего места из рядом стоящих деревьев, оставляя золотую дорожку в воздухе.


— Вы уже закончили обниматься? Потому что я уже не могу…. Ух. Кто-то пнул котенка? Что случилось?


— Я отведу ее вниз, — говорит Гэвин, — сходи за Дэниэлем.


— Нет, — резко говорит Деррик, его ореол окрашивается красным цветом. — Я не верю, что это необходимо.


— Это нужно сделать, — отвечает Гэвин. — Ты знаешь почему.


На какое-то мгновение, я могу поклясться, деревья замолчали. Все деревья замерли вокруг нас. И даже легкий ветерок пропал.


Деррик смотрит на Гэвина долгое время, словно решает, что сказать.

— Она не похожа на других. Она…


— Охотница, — отвечает Гэвин. Его взгляд встречается с моим. — Я знаю.


Ради всего святого с меня достаточно,


— Она находится прямо здесь, — шиплю я. — И она хотела бы объяснений.


— Это тест, — говорит Деррик. Он подлетает к моему плечу, как будто в знак солидарности против Гэвина. Его крылья задевают мою щеку. — Неприятный. Для того, чтобы доказать, что ты не под воздействием sithichean. Тебе не надо этого делать.


Гэвин сверлит его взглядом.


— Айлиэн все еще человек. Она была под воздействием фейри и раньше, и здесь не может быть исключений. Ты один из тех, кто придумал это правило. Помнишь?


Крылья Деррика быстро начинают биться о мою кожу.


— Мы сделаем одно в этот раз, ты…


— Я сделаю это, — чуть не крича, говорю я. К счастью, они оба немедленно прекратили пререкаться. Крылья Деррика перестают биться о мою щеку. — Я сделаю это, — в этот раз я говорю спокойнее. — Мне нечего скрывать.


После некоторой тишины Деррик шепчет мне.


— Ты не хочешь этого делать. Ты не должна.


То, как он это говорит, может означать только одно: это будет больно. Я ненадолго закрываю глаза, прежде чем сказать.


— Если это поможет вернуть его доверие, я сделаю это.


Деррик вздыхает.


— Они не позволят мне пойти с тобой, но я приду, как только Дэниэль закончит. Хорошо?


Он слетает с моего плеча и парит перед Гэвином.


— Испытание Айлиэн не будет отличаться от других.


— Прошу прощения?


— Ее способности охотницы только усложнят ситуацию. Я не уйду, пока ты не пообещаешь мне, — Деррик скрещивает руки. — Один раз. Не больше.


— Хорошо, — резко говорит Гэвин.


Деррик кивает.


— И я хочу, чтобы ты знал, что прямо сейчас я тебя ненавижу.


Он улетает, прежде чем Гэвин успевает что-то сказать. Его ореол освещает вход в пещеру лишь на мгновение до тех пор, пока пикси не растворяется в темноте.


— Я согласилась на это, но это не значит, что мне нравится это, — я пытаюсь держать голос спокойным. — Что включает в себя этот тест?


Ты провела дни-недели-месяцы-годы с Лоннрахом. Ты сможешь так же выдержать и это.


Гэвин ждет, пока свет крыльев Деррика полностью исчезает, прежде чем заговорить; его черты немного смягчаются.


— Один из моментов — это проверка твоей крови.


Я стараюсь контролировать свою ответную реакцию, мое желание отступить. Мою кровь. Мою грязную, наполненную ядом фейри кровь. Что если это повлияет на результат? Внезапно лицо Лоннраха всплывает в моей памяти. Шепот слов, обещание боли. «Мне просто нужно использовать твою кровь, чтобы увидеть».


Я должна рискнуть. Если я этого не сделаю, Лоннрах найдет меня. Я не готова с ним биться, пока нет.


Словно читая мои мысли, Гэвин говорит.


— Если ты действительно та девушка, с которой я вырос, то прошу прощения за это.


Глава 16.


Мои глаза завязаны шейным платком Гэвина. Он спокойно ведет меня через длинный коридор, затем вниз, так долго, что я уже потеряла счет шагам. Он держит мою руку нежно и терпеливо. Я спускаюсь медленно, чтобы не споткнуться, пытаясь услышать какие-нибудь звуки, чтобы понять, куда мы идем.


Единственным звуком здесь, помимо наших шагов, является звук капающей воды. Температура падает, пока мы спускаемся все глубже под землю, запах заплесневелых камней ударяет в нос.


Когда мы достигаем нашей цели, Гэвин усаживает меня на один из камней.


— Дай мне свои руки, — бормочет он.


Я делаю, как он просит и, прежде чем я успеваю что-либо ответить, он надевает мне на руки тяжелые кандалы. Чувство страха наполняет меня.


— Что ты делаешь?


— Я говорил, что тебе это не понравится, — говорит он. Затем Гэвин касается моего плеча — нежное прикосновение, как будто он сожалеет о том, что произойдет. Этого Гэвина я знаю.


— Подожди…


Он уходит; звуки шагов исчезают, когда он поднимается по лестнице. Когда никто больше не приходит, я начинаю дрожать от холода и страха. Я ничего не вижу сквозь платок, а скованные руки могут вернуть мне слишком много воспоминаний.


Это всего лишь испытание. Единственное. Ты можешь через него пройти.


— Гэвин? — Зову я его. Я жду. Где-то позади меня вода капает на землю с кротким «КАП» — один за другим, и кроме этого я ни черта не слышу.


Все остается тихим еще долгое время, и я больше не могу этого вынести. Я трясу головой, чтобы ослабить повязку. Она сползает вниз на один дюйм. Я пытаюсь снова и снова, запрокидывая голову, пока она не сползает ко рту. Затем я использую зубы, чтобы окончательно освободиться от нее.


Я в пещере, затхлой, грязной и сырой. Я прислонена к породе камней, которых ещё никогда не видела. Столб лунного света светит через отверстие в верхней части скалы, освещая неровные стены. Они блестят, словно звезды, пойманные в ловушку группами, яркие и светлые. Я провожу по ним ладонью и ощущаю гладкую и отшлифованную до совершенства вулканическую породу.


— Я вижу, ты сняла повязку, — говорит незнакомый голос.


Мне приходится напрячь глаза, чтобы увидеть его. Я даже не слышала, как он пришел. Если только он был здесь все это время, наблюдая за мной. Он стоит прямо за лунным светом, где слишком темно, чтобы рассмотреть хоть что-нибудь, кроме его очертаний.


Его высокая фигура прислонилась к одному из валунов на дальней стороне пещеры. Спустя мгновение он выходит на свет, и я могу разглядеть черты его лица.


У него были мужественные черты: нос, который раньше был сломан, и тело, мускулистее, чем у Гэвина. Он повидал сражение, это очевидно. Один глаз закрыт повязкой.


— Я так полагаю, Гэвин не вернется, — говорю я.


— Верно. Думаю, он напьется до потери памяти, — говорит мужчина, его глаз оценивающе смотрит на меня. — Это что-то вроде традиции, когда нам приходится делать это.


Его акцент легко отличить: я знаю его с того момента, как однажды забрела в один из самых бедных районов Глазго, пытаясь сбежать от родителей. Отец провел весь день, ругая меня за это.


Его интонация и произношение отличается от того, как говорят мои богатые сверстники в Эдинбурге и Глазго. Наши уроки речи с детства были направлены на устранение ирландского акцента и замену его шотландским, чтобы больше быть схожими с английским обществом, что в свою очередь означало статус и богатство. В отличие от меня, каждое его слово произносится картаво.


— Вы должно быть Дэниэль, — я изо всех сил пытаюсь быть вежливой. — Есть ли какое-то официальное имя, как я могу называть вас?


— Никакой официальности. Не здесь, — его голос хриплый. — Ты бы захотела проклясть мое христианское имя.


Я чувствую приступ страха. Оковы уже впились в мою кожу, вызывая неприятные воспоминания.


Я стараюсь успокоить себя.


— Если для вас это не играет никакой роли, то я предпочла бы знать вашу фамилию. Если вы позволите.


Должно быть, моё беспокойство об этикете, будучи прикованной к стене пещеры, выглядит очень глупо, но, по крайне мере, единственное, что я могу сейчас сделать — это узнать его имя.


— Тогда Мистер Рид, — говорит он, преувеличено кланяясь. — Моя леди.


Я не обращаю внимания на очевидный сарказм с его стороны и лишь приподнимаю толстую цепь, прикреплённую к скале.


— Есть ли причина, по какой я прикована здесь, словно заключённая? — Мой голос спокоен, чего не скажешь обо мне. — Я здесь по своей воле. Я не собираюсь бежать.


Инстинктивно я дёргаю рукой, чтобы проверить, насколько сильно закреплены оковы. Если бы я могла хоть чуть-чуть их вытащить, хоть немного ослабить, это значительно успокоило бы меня. Мой пульс неровный, паника растёт.


— Оковы здесь вовсе не для того, чтобы держать тебя против твоей воли, — в его голосе есть нечто, что я не могу понять. — Они здесь лишь для того, чтобы ты не навредила себе.


Я хотела спросить, что он имеет в виду, но его свист опережает меня, такой пронзительный звук эхом разлетается по всей пещере. Я сижу, не шелохнувшись и затаив дыхание. Мой пульс стучит в бешеном ритме, щёки пылают.


В задней части пещеры что-то шелестит. Очень похоже на порхание крыльев. Вкус силы оседает на кончике языка, мягкий и сладкий, как жимолость. Затем, что-то сияющее, даже ярче, чем Деррик, летит к Дэниэлу. Он останавливается перед ним. Крошечные крылья на спинке порхают, и существо что-то говорит на своём языке, его голос тонкий и звонкий, как колокольчик.


Свет, излучаемый от фейри, слишком яркий, чтобы разглядеть черты, но он меньше пикси, размером не больше моего пальца. Teine-sionnachain. Блуждающий огонёк. Крошечное существо выглядит точно, как и в описаниях Киарана. Они загородные жители и весьма чувствительны к городскому свету и шуму. Я никогда не видела их прежде. Они всегда жили на окраинах города, прятались в пещерах или деревьях.


Дэниэль кивает в мою сторону и говорит фейри.


— Ты знаешь, что делать.


Так значит, мой собеседник — Видящий. Это объясняет отсутствие глаза; должно быть его забрали фейри.


Чтобы он не сказал этому Огоньку сделать… Я начинаю сопротивляться, дёргая сильнее за цепи. Они издают пронзительный скрип от моих попыток. Я тяну ещё и ещё, но нет ни намека на то, что я сдвинула их из камня.


Я больше не сдамся на милость фейри. Не так. Больше никогда.


— Подожди, — говорю я. Я не могу сформулировать связное предложение. — Постой, не надо…


Фейри подлетает ко мне, и я нервно дёргаю за цепи, стараясь отдалиться от существа. Проклятье.


— Замри, — говорит Огонек голосом похожим на звоночек.


Существо присаживается на моё бедро; его свет постепенно тускнеет, и я могу разглядеть человекоподобное создание, с острыми маленькими ушами и большими чёрными глазами. Его кожа тёмная и гладкая, как оникс, сверкала в тусклом освещении, как вкрапления слюды. На крыльях виднелись еле заметные золотые жилки, как у стрекозы.


Он выглядел таким безобидным. Но я то лучше знаю. Даже самые маленькие фейри способны убить человека или причинить много вреда.


«Если ты действительно та девушка, с которой я вырос, то я прошу прощения».


Существо кладет руки на мое бедро, и я чувствую, как сила теплыми потоками растекается по всему телу, словно солнечные лучи.


— Она мне нравится, taibhsdear, — он смотрит на Дэниэля, гладя моё запястье, — она пахнет огнём. Могу я забрать ее?


— У нас есть договорённость, — говорит Дэниэль. — Твой вид не забирает людей.


Фейри хмурится.


— Я мог бы предложить тебе что-то за неё. Желание, ma thogras tu. Всё, что пожелаешь.


— Нет, — резко отвечает Дэниэль.


Существо опускает ресницы, но прежде, я успеваю увидеть вспышку гнева в его глазах. Похоже, он не любит, когда человек командуем им. Что же это за место, где фейри делают что угодно для Видящего? Что это за соглашение такое?


— Гэвин сказал, что в этом тесте не бывает исключений. Почему? — говорю я. Мой голос дрожит. Чёрт. Ненавижу, как он трясется.


— Однажды мы уже допустили ошибку, без разбора забирая выживших в наше прошлое место пребывания, — взгляд Дэниэля прикован к маленькому существу, который, в это время поднимается вверх по моей руке. — Мы не повторим эту ошибку здесь.


Я напряглась, когда Огонек перевернул мою ладонь и облизнул руку, от запястья до кончиков пальцев.


— На вкус как пепел, — пробормотал он, — как будто сгоревшая.


Я замираю. Все, о чем я могу думать — как губы Лоннраха прикасаются к моей коже, моя кровь пачкает его рот. «У тебя вкус смерти».


Я плотно прикрываю глаза, всего на мгновение. Его здесь нет. Его здесь нет. Ты не его.


— Я не под властью sthichean, — говорю я неуверенно, — я клянусь вам, что это не так.


— Гэвин сказал, что ты находилась в Sith-bhruth. На протяжении трёх земных лет.


Я ещё совсем не привыкла к акценту Дэниэля и тщательно обдумываю каждое его слово, чтобы вникнуть в суть.


— Эйтиннэ спасла меня…


— Они могли позволить тебе сбежать. Фейри забирают людей и ломают их разум. Затем они отправляют этих людей найти нас, надеясь, что мы выдадим своё местоположение, спасая их. Но есть один способ проверить влияние фейри, — пробормотал он, наблюдая за мной. — Они оставляют отпечаток в крови. Из-за него человек чувствует лишь удовольствие от фейри, и никакой боли.


Внутри все холодеет. Я вспоминаю руку Лоннраха на моем запястье, его палец скользит вниз по моей щеке… «Я хочу всё знать. Мне просто нужна твоя кровь, чтобы видеть».


Нет-нет, я не могу быть под его контролем. Не могу, я…


Фейри забирают людей и ломают их разум.


Мое тело замирает. Ведь я приняла его еду. Я пила его воду. Он был в моей голове, он пил мою кровь, он украл мои воспоминания, он отметил меня.


«Ты проиграла. Теперь ты принадлежишь мне».


— Этого не могло произойти, — шепчу я.


Или всё-таки могло? Могу поклясться, что Лоннрах почти завладел мной, когда мы сбегали с Sith-bhruth. Я сделала тот шаг против своей воли. На секунду тело стало не моим, я не могла контролировать себя. Я была его.


— Я не могу так рисковать, — Дэниэль отступает назад и прислоняется спиной к камню, прочь от света. Всё, что я могу рассмотреть в темноте — его силуэт и как медленно вздымается его широкая грудь. — Но если ты действительно не находишься под влиянием фейри, — просто говорит он, — то мне очень жаль. Потому что будет больно.


Я уже слышала это прежде.


Блуждающий огонёк улыбается шире, обнажая ряд достаточно острых и длинных клыков. Кто бы мог подумать, что они смогут поместиться во рту такой крохи. Прежде, чем я успеваю моргнуть, фейри впивается в кожу моей ладони идеально отточенными зубами.


Нет-нет-нет. Только не снова.


Укус жжёт. Боль, словно ток, поражает каждую клеточку моего тела, на ладони выступает капля алой жидкости, которая спустя секунды медленно стекает вниз.


Я не кричу. Я не стану. Вспомнились Дни-недели-месяцы-годы, проведённые в Sith-bhruth. Тогда я не кричала. Я не доставила Лоннраху такого удовольствия. Это единственное, что у меня оставалось. Не кричать, не кричать, не кричать.


— Прекрати! — говорю я. Я умоляю Дэниэля взглядом. Фейри внезапно кусает ещё сильнее, клыки впиваются всё глубже, разрывая. — Хватит!


— Убедись, что она не притворяется, — Дэниэль говорит Огоньку спокойно.


Сразу после фейри отступает назад и приподнимает мой рукав.


— Её кусали прежде, — говорит он Дэниэлу сладким голосом. Он едва заметно усмехается, эти слова предназначены только мне. — Много-много раз. Первый укус напоминает его.


Затем он вновь вонзает зубы в меня, целясь в вену.


Я с ужасом наблюдаю, как существо снова отступает. Кровь капает с его рта, он смотрит на меня своими тёмными и коварными глазами. Он выдыхает лишь одно пугающее слово:

— Seabhagair.


Seabhagair. Киаран прошептал мне его в парке несколько лет назад. Соколиная охотница. Теперь он знает, кто я.


Блуждающий огонёк издает неистовый, пронзительный крик. Рот открывается шире, челюсть практически падает к ногам, зов эхом разносится по пещере. Я слышу, как крылья запорхали в ответ. Их сотни. Они начинают вопить в унисон, и скоро вся пещера заполняется их проникновенными воплями. Вкус жимолости оседает на моём языке, такой насыщенный, сильный.


Дэниэль подался вперед,


— Какого чёрта? — выругался он, уставившись позади меня, на дальний конец пещеры.


Моё сердце бешено колотится в груди. Я изо всех сил дёргаю цепи, пытаясь высвободиться от оков.


— Они знают, что я Охотница, — говорю я Дэниэлу. — Освободи меня! Сейчас же!


Он бросается ко мне, протягивая руку к оковам, но слишком поздно. Блуждающие огоньки вокруг нас. Они кружат вокруг нас огромной группой, сотни из сотен ярких движущихся звезд. Как один, они впиваются в меня, отталкивая Дэниэля своей сверхъестественной силой.


У меня даже нет времени подготовиться. Вернуться в то оцепеневшее состояние, в котором я прибывала, когда Лоннрах приходил ко мне, просто чтобы вынести боль. Это хуже, чем его укусы. Это хуже зеркальной комнаты. Это не один рот, не один укус, не один фейри, восемьдесят два зуба — их сотни.


Я не могу остановить себя. Я кричу.


Огоньки разрывают мою одежду, кусают, полосуют мою кожу. Их зубы обжигают, их ногти царапают до крови. Они впиваются в вены и пьют кровь оттуда. Кровь течет по моей коже, моим ногтям, вниз по камню в устойчивом «кап, кап, кап». Огоньки продолжают кусать снова и снова, и когда я уже думаю, что упаду в обморок от потери крови, что боль притупилась, агония разрастается с новой силой.


Сквозь порхание крыльев я слышу, что Дэниэль зовет кого-то. Он бормочет поток проклятий, поскольку пытается сорвать фейри с моих рук, моей одежды, но они только сильнее вонзают в меня свои зубы. Мой голос охрип, а горло болит от крика.


Когда я уже думаю, что больше не могу терпеть эту боль, я ощущаю вкус силы — сильный и знакомый. Киаран.


Все огоньки внезапно отрываются от меня, их сияющие тела врезаются в стены пещеры повсюду. Теперь они кричат, хлопая крыльями, и улетают в конец пещеры с писком, отражающимся от стен, как призраки.




Глава 17.


У меня не получается поднять голову и я резко падаю вперед, повисая на цепях. В глазах двоится от яда Огоньков, прожигающего мои вены. Неожиданно Киаран оказывается рядом со мной, своими теплыми пальцами он приподнимает мой подбородок.


Боже, эти глаза. Красивые глаза Киарана осматривают мое лицо и шею, где Огоньки задели артерию, и с каждой секундой выражение его лица становится все холоднее. Без гнева, без каких-либо эмоций. Всего лишь подсчет повреждений.


Как будто готовится убивать.


Я стараюсь дотянуться до него, но цепи останавливают меня, лязгая о камень.


Киаран видит их, и я не думаю, что его взгляд может быть еще более жестоким. Он обхватил руками металлические оковы на моих запястьях. Я почувствовала всплеск его силы, когда металл превратился в пепел.


Не сдерживаемая больше цепями, я подаюсь вперед. Киаран ловит меня, и я шиплю от боли, зрение расплывается.


— Ты можешь двигаться? — Бормочет он. Его голос нежный, но в нем слышны нотки жестокости, из-за чего я мешкаюсь.


Я сгибаю пальцы и проверяю конечности, вздрагивая от того, насколько сильно они болят.


— Думаю да.


Мне больно говорить.


Все мои руки покрыты небольшими кровоточащими укусами, некоторые глубже других. Мои рубашка, брюки, пальто — все разорвано. Ткань клочьями свисает с меня.


— Значит, она твоя, — говорит голос позади нас. Дэниэль. — Так и думал, что должна быть какая-то причина, чтобы ты приложил столько усилий ради спасения человека.


Он даже не попытался скрыть отвращение в голосе.


— Она твоя зверушка.


Киаран не сводит с меня глаз, но я не пропускаю, как замирает его тело от слов Дэниэля. Пепел горит в его зрачках, и я ощущаю вкус его силы на моем языке.


Я наклоняюсь ближе.


— Не надо. Чтобы ты ни задумал — не надо.


— Ты испытываешь мое терпение, — голос Киарана разрезает воздух, такой же холодный, как зимний ветер, — ты не заставишь меня пообещать, Кэм. Не в этот раз.


Сейчас я могу ясно прочитать его. Я знаю, о чем он думает. Он будет убивать Огоньков, а так как клятва помешает ему убить Дэниэля — он причинит ему боль. Плохо.


Температура внезапно начинает падать. Мое дыхание становится видимым в воздухе, а кожа болезненно покрывается мурашками. Так холодно, что это обжигает.


Киаран снова изучает каждый мой укус, словно считая, скольких ему придется убить.


— МакКей, — говорю я. Легкие болят от холода. Я едва могу вдохнуть достаточно воздуха, чтобы что-то сказать, — остановись.


Киаран встает на ноги и тянется к клинку на талии.


Я делаю первое, что приходит в голову: хватаю его за запястье и со всей возможной силой тяну на себя. Я целую его.


Сначала просто, чтобы отвлечь, но потом… Боже. Температура вновь стала нормальной, и я больше не могу думать. Это просто губы Киарана на моих, очертания, которые я так прекрасно запомнила. Это та же настойчивость, какой я ее помню. Это тот же звук, доносящийся из его горла, низкое рычание, заставляющее меня дрожать.


Потом я оказываюсь в его руках, он тянет за пальто, как будто хочет его снять. Он расстегивает пуговицы, его руки под…


Я задыхаюсь от боли у его губ. Он коснулся одной из моих ран.


Киаран отстраняется, словно внезапно осознав, почему я поцеловала его.


— Приятная диверсия, — голос его ломается. — Не помню, чтобы учил тебя этому.


— Я импровизировала. Мне нужно было твое внимание, — я едва могу говорить громче шепота. — Не надо жестокости. Я сделала это добровольно.


Его глаза сужаются.


— Ты позволила разорвать себя на кусочки?


Я не отвечаю ему, он не воспримет мой ответ.


— Не делай больно Дэниэлю.


Киаран поднимает меня на ноги. Он обнимает меня за талию, словно чувствует, что мне больно стоять.


— Ты снова ошибаешься, принимая меня за человека, Кэм, — когда он это говорит, его слова шепотом проходятся по моей шее, оставляя там легкие поцелуи. — Там, откуда я родом, мы не практикуем сострадание. Если бы не моя клятва, я бы без раздумий убил его за то, что он сделал с тобой.


Прежде чем я могу ответить, он смотрит на Дэниэля.


— Кэм прошла твой тест, — его голос убийственно спокойный. — Теперь найдите ей место для сна и лечения.


Дэниэль встречается взглядом с Киараном, уже даже не пытаясь скрыть свою враждебность.


— Я не потерплю в своем городе людей, имеющих интимные отношения с фейри.


— Твой город? — губы Киарана изгибаются в дразнящей улыбке. — Будь уверен, я сообщу об этом пикси, — он указывает на меня. — Сразу же после того как скажу, что его человеческого компаньона не пускают сюда.


Руки Дэниэля сжимаются в кулаки, словно он готов к бою.


— Мне все равно кто она, она выглядит для меня как другая фейрийская шлюх…


Прежде чем я успела моргнуть, Киаран достал свой клинок и метнул его в Дэниэля. Лезвие разрезало рубашку и вклинилось в камень за ним — почти смертельный удар в живот.


— Закончи эту фразу, и следующий пройдет прямо сквозь горло, — говорит Киаран.


— Ходит слушок, что ты не можешь убивать людей, — говорит Дэниэль, резко выдергивая клинок из скалы, стиснув зубы. — Это правда?


— Мне и не нужно убивать тебя, — говорит Киаран своим ужасающим фейрийским голосом. — Ты даже не представляешь, что может выдержать человеческое тело, не умирая.


Дэниэль рычит и бросает кинжал. Киаран отпускает меня, чтобы поймать его с легкостью, даже не моргнув.


— Первый бросок был вежливым, Видящий. В следующий раз я не промахнусь.


— Джентльмены, пожалуйста, — говорю я слабо, — достаточно, — звездочки пляшут перед глазами, и я со стоном сползаю по Киарану. Моя голова перестает соображать. Я словно плыву.


— Проклятье, Кэм, — Киаран подхватывает меня, когда я начинаю заваливаться вперед. Не уверена, что могу идти, — твоя кровь повсюду.


Мой голос начинает хрипеть.


— Я тоже этому не рада.


Киаран медленно ведет меня в сторону прохода, который выведет нас из пещеры. Голос Дэниэля прорывается через темноту.


— Я уже сказал, что не позволю жить ей в городе, фейри. Забирай ее и убирайся туда, откуда пришел.


Киаран останавливается и медленно поворачивается.


— Я полагаю, что ты ценишь оставшийся глаз, Видящий. Еще одно слово и ты останешься слепым.


— Дэниэль, ты здесь? — знакомый голос доносится из задней части пещеры. — Гэвин сказал…


Кэтрин замирает, когда видит меня и Киарана. В двадцать лет черты лица моей лучшей подруги женственные, еще более красивые, чем раньше. Ее волосы заплетены в косу, которая спадает ей на талию. Вместо платьев, которые она обычно носила (всегда по последней моде), на ней надеты темные брюки и льняная рубашка.


Одними губами она произносит мое имя, как будто не может поверить, что это я.


— Ты жива.


Затем она бросается вперед и крепко обнимает меня. У меня вырывается стон от боли, и ей приходится меня отпустить. Кажется, она даже не поняла, что я истекаю кровью.


— Боже, — наши глаза встретились, — они что, проверяли тебя?


— Твой муж проверял, — резко говорит Киаран. — А твой идиот-братец ему помог. Я удивлен, что ты этого не знала.


Муж? Она вышла замуж за Дэниэля? Боже мой, это похоже на нескончаемый ночной кошмар.


Я пытаюсь отойти, но чувствую слабость из-за большой кровопотери. Не теряя больше времени, Киаран берет меня на руки. У него это получается гораздо лучше, чем в прошлый раз, когда он держал меня на руках, когда я была больна. Он держит меня очень аккуратно, так как кровь все еще продолжает капать из моих многочисленных ран от укусов.


Я открываю глаза. Кэтрин оценивает раны, кровь, скопившуюся у ног Киарана.


— Никто не сказал мне, что ты жива. Никто, — она смотрит на мужа. — Дэниэль, нам нужно поговорить.


— Кэт…


— В рабочем кабинете. И скажи Гэвину, чтобы он тоже к нам присоединился. Прямо сейчас.


Она ждет, пока его шаги стихнут, затем произносит:


— Некоторые твои раны выглядят очень глубокими, — она прикасается к одному из шрамов на руке, отчего я прикусываю язык. — Я должна была быть с Дэниэлем здесь, чтобы помочь тебе. Если бы я знала, я бы тебя встретила.


Он ее муж? В самом деле?


Кэтрин выглядит такой расстроенной, поэтому, не могу не сказать ей.


— Все в порядке.


— Нет, не в порядке, — она и Киаран говорят одновременно.


Кэтрин бросает взгляд на Киарана, и я не пропускаю, как она становится суровой, или как слегка дрожит ее голос, когда она говорит.


— Где ты собираешься оставить ее?


Мое зрение затуманивается, и голова начинает раскалываться. Я не слышу ответа Киарана. Он говорит что-то о двери. Какой двери? Я хочу спросить об этом, но, прежде чем я успеваю это сделать, головокружение становится слишком сильным. Последнее что я помню, это как Киаран нежно прижимал меня к себе.


Глава 18.


Я скользила между сознательным и бессознательным, могла пролежать так часы или дни.


Спустя время я ощутила, что мои конечности стали слишком тяжелыми, чтобы двигать ими. Все тело будто горит изнутри.


Сквозь туман мне удалось открыть глаза. Я смотрю вниз на свои руки и вижу, что сотни укусов превратились в шрамы. Кожа сильно покраснела, будто я провела слишком много времени под солнцем, и стала влажной от лихорадки. Даже лёгкое почесывание кончиками пальцев доставляет мучения.


Иногда в комнате бывают люди, чьи голоса я узнаю. Я изо всех сил стараюсь открыть глаза, но веки слишком тяжёлые. Всегда тяжёлые. Я шевелю губами в надежде, что Эйтиннэ услышит и исцелит меня, но не могу говорить.


Всё тело болит, за исключением тех моментов, когда он рядом. Киаран. Вкус его силы оседает на моём языке, его имя на моих устах. Могу поклясться, что слышала, как он шепчет мне на языке фейри, который звучит так нежно и трогательно, как навязчивая колыбельная. Я так хочу ещё раз услышать те слова, которые он сказал мне перед сражением.


Aoram dhuit. Я буду служить тебе.


Он больше не произносит их. Я почти спрашиваю его, когда просыпаюсь, мои глаза болезненно открываются. Только тогда я понимаю, что это вовсе не Киаран рядом со мной, это Кэтрин.


— Эй… — я едва проговариваю это, голос охрип, и слова, скорее, напоминают карканье.


Кэтрин поднимает голову, глаза уставшие, словно она не спала в течение долгого времени.


— Хэй.


Я пытаюсь осмотреться, игнорируя жгучую боль в глазах, но едва могу держать веки открытыми. Я в комнате. Своей комнате.


Всё такое же, как я запомнила. Стены сделаны из тика, с сотнями крошечных лампочек между деревянными панелями. Штурвал от старой шхуны, взятый мной как трофей, висит на дальней стене рядом с картой. Раздается щелчок передач по краям потолка, которые подключаются к башне электроэнергии в центре Нового города.


Дом. Это сон? Я сплю? Голова начинает кружиться, картинка в глазах чернеет и размывается.


— Дом? — Я спрашиваю её, едва шевеля губами.


Я вижу её нерешительность. Кэтрин берёт мою руку.


— Тсс… Спи дальше. Я буду здесь, когда ты проснешься.


Мне снится дом. Нет, не моя старая жизнь, чайные посиделки, танцы и балы, мне снится место. В моем сне мы с мамой сидим на зелёной траве в парке на Принцесс-Стрит.


На дворе лето, и всё вокруг благоухает, цветёт. Моим любимым цветком всегда была лобелия. Такой нежный, он укрывал землю своими фиолетовыми бутонами. В это время года многолетники разбросаны по всему травяному ковру. Они, как одеяло, укрывают склон у основания замка жёлтыми, красными и розовыми цветами, трава вокруг ещё никогда не была более пышной и живой.


Солнце греет лицо. Моя шляпа откинута назад, и я, буквально, могу чувствовать тепло солнечных лучей. На мне светло-синее лёгкое платье, сквозь тонкую ткань я ощущаю дуновение летнего бриза.


— Красиво, не так ли? — Говорит мама. Она закрывает глаза, ее кожа светится золотом от послеполуденного солнца. — Я скучаю по этому.


— Я тоже, — говорю я.


— Мы просто обязаны посетить это место ещё раз. Только ты и я.


— Мне хотелось бы этого, — говорю я, голос срывается. Мне здесь не место.


Мама смотрит на меня.


— Что-то не так?


— Я просто… Я бы хотела остаться, — я срываю лепестки с нежного бутона лобелии. Один за другим.


— Почему бы и не остаться?


Как я могу объяснить ей это, не обидев?


— Меня ждут в другом месте. Люди, за которых я несу ответственность.


От резкого смеха матери меня окутывает неприятный холод, словно от ледяных прикосновений к коже.


— Что за чушь ты несешь! — Говорит она. Когда она откидывает шляпу назад, Её рыжие волосы и зелёные глаза почему-то кажутся неестественно яркими. Разве они всегда были такими? — Конечно же, ты не несешь ни за кого ответственности.


От её слов внутри возникает непонятное чувство. Она звучит как-то пренебрежительно. Мама никогда не говорила пренебрежительно.


— Но…


— Мы должны построить нечто новое, моя дорогая. Что бы ты ни пожелала. Разве ты не хочешь?


«Что бы ты ни пожелала. Разве ты не хочешь?»


— Нет, — говорю я. Что-то не так.


Резкий смех привлекает мое внимание. Вороны скопились в траве вокруг нас, сотни. Их не было там раньше. Теперь их чернильного цвета перья закрывают землю вокруг, с их острых клювов стекает алая жидкость. Кровь?


Мама хватает меня за руку, так сильно, что я едва могу дышать.


— Я найду тебя, — когда мой взгляд встречает её, я холодею. Её глаза чёрные, как смоль, темные, как беззвездная ночь. Я могу утонуть в них, — где бы ты ни была — я найду тебя.


— Минни? — Я зову её по прозвищу, которое когда-то давно ей дала. Не ей. Это не она.


Её лицо начинает исчезать, кожа облезает, оголяя кости черепа. С громким воплем я пытаюсь вырваться из её мёртвой хватки, но она крепко держит.


Я замечаю, что солнце исчезло. Небо потемнело, тёмные, совсем непроглядные тучи заволокли его, и наступил полный мрак. Цветы вокруг нас за секунды завяли и погибли. Они превратились в пыль. Вороны, словно насмехаясь, разрезают воздух диким карканьем, и взлетают, тяжело взмахивая крыльями.


— Отпусти меня, — я тяну изо всех сил, игнорируя боль. Её хватка настолько сильна, что пальцы буквально впиваются в мою кожу до костей.


— С этого момента каждая секунда, прожитая тобой — это мой подарок, моя милость, — её голос грубеет до неузнаваемости. Она тянет меня ещё ближе к себе и шепчет на ухо. — Мы вновь увидимся. Скоро.


Я просыпаюсь готовая застонать от боли. Такое ощущение, что все тело горит. Я хватаюсь за одеяло, кожу. Больно.


— Айлиэн! — Чьи-то руки нежно сжимают мои плечи. — Всё в порядке. Ты в порядке.


Кэтрин.


Я открываю глаза и вижу её силуэт, повисший надо мной. Она выглядит ещё более уставшей, чем в прошлый раз, когда я просыпалась. Хотелось бы мне знать, как долго она здесь пробыла.


— Так жарко, — я лишь хриплю.


Кэтрин хмурится, прижимая ладонь к моей щеке.


— Тебя всё ещё лихорадит. Дай мне минутку, — затем она тянется к чему-то. Я слышу всплеск воды, прежде чем она подносит к моей голове мокрую ткань и, сложив её, кладет на лоб.


Холодная вода приглушает жар, и я вздыхаю с облегчением.


— Спасибо.


Она снова берет мою руку.


— Лучше?


Ответ замирает на моих устах, когда я, наконец, замечаю, где нахожусь. Это часть не была сном. Я в своей комнате. Дома.


Голова вновь откидывается на подушки, и я поднимаю свой взгляд на потолок, ярко освещенный лампочками вокруг. Я видела, как часть стены обвалилась. Видела, как сгнила вся мебель. То место разрушено, его больше нет и не будет, по крайней мере, таким, как прежде. Оно превратилось в кучу обломков из-за фейри. И всё то, что оставалось от моей комнаты, всё то, что было мне дорого — разрушено mortair. Но здесь это выглядит так… идеально, я бы не смогла представить всё таким…


Я прикасаюсь пальцами к одеялу, так похожему на мое старое, шёлк приятно скользит по коже.

— Это реально? — Шепчу я. Или я всё ещё сплю?


Нет. Мои руки всё ещё покрыты сотнями укусов, оставленных огоньками, кожу неприятно жжёт.


— Всё зависит от того, что для тебя реально, — Кэтрин кладёт мою руку на деревянный каркас кровати. — Это ощущается для тебя реальным?


Текстура под кончиками пальцев кажется реальной. Так же как и узор в изголовье кровати. Я поднимаю голову достаточно для того, чтобы увидеть, как пальцы прижимаются к дереву. Я чувствую его текстуру, даже когда головная боль отдается в висках.


Наконец, становится так больно, что я ложусь назад. От боли я закрываю глаза.


— Где я?


— Ты всё ещё в королевстве пикси. Я объясню тебе всё, когда ты поправишься, — говорит она, — Эйтиннэ скоро вернётся и полечит тебя.


Мои губы такие сухие.


— Что со мной?


— Она сказала, что старый яд в крови плохо среагировал на новый, — я чувствую, как кончиками пальцев Кэтрин прикасается к шрамам на запястье. — От них? — спрашивает она


Она задает вопрос легко, но я замечаю, что это звучит так, будто она сдерживает свои эмоции.


— Айе, — говорю я, погружаясь в сон, — я получила их в Sith-bhruth.


— Мне очень жаль, что меня не было рядом с тобой, — шепчет она.


Моя рука напрягается. Никак не могу понять, имеет ли она в виду то, что сделал Лоннрах или огоньки. Я могу сказать лишь три слова.


— Мне тоже жаль, — мне жаль, что я оставила вас здесь, в таком мире…


В следующий раз, когда я проснулась, меня охватило чувство боевой готовности. Когда я открыла глаза проверить здесь ли еще Кэтрин, то удивилась, обнаружив сидящего в кресле рядом с кроватью Гэвина, читающего книгу. Он поднял глаза, когда я пошевелилась.


— Ты выглядишь лучше, — он закрыл книгу и сел сбоку.


Кто-то переодел меня. На мне чистая белая рубашка, примерно на два размера больше и брюки, которые сидят немногим лучше. Всё мои раны уже зажили, это заслуга Эйтиннэ. От неглубоких укусов не осталось и следа, от других же — лишь светлые рубцы: небольшие и круглые отметки между укусами Лоннраха.


Незнакомые шрамы окольцовывают мои запястья. От оков, как я полагаю. Когда напали огоньки, я изо всех сил пыталась вырваться из них, и, вероятно, они впились в кожу. Я даже не заметила этого.


Я сжала зубы.


— Где Кэтрин?


— Она была рядом с тобой несколько дней, теперь моя очередь, — сказал Гэвин.


— Что, если я не хочу, чтобы была твоя очередь?


Гэвин отводит взгляд в сторону.


— Я знаю, ты злишься.


— О, ты и понятия не имеешь, что я чувствую, — я опускаю взгляд на шрамы. Я никогда не могла сопротивляться лозам в зеркальной комнате. Но у меня не было отметок, напоминающих об этом. Теперь есть.


Гэвин вздрагивает, замечая шрамы.


— Я должен был рассказать тебе о…


— Ты также должен был сказать о блуждающих огоньках, — прерываю я его. — Если бы ты это сделал, я бы сообщила тебе, что они с лёгкостью определят по моей крови, что я Охотница. Моя кровь для них столь же опьяняющая, как и кровь Видящих, Гэвин.


Я замечаю в его глаза проблеск вины.


— Я не знал об этом.


— Потому что ты не спросил! — он открывает рот, чтобы возразить, но я опережаю его. — Деррик говорил, что я другая, то, что я Охотница всё усложнит. Ты солгал ему, сказав, что все упростишь для меня, не так ли? Ты пытался меня убить.


Гэвин отступает назад.


— Нет-нет! Я не пытался. Клянусь, я не пытался, — он выглядит так, будто хочет потянуться ко мне, но руки все еще висят по бокам, — из-за того, что ты Охотница, я был уверен, что ты можешь справиться с их укусами лучше, чем обычный человек. Ради бога, Айлиэн, я видел, как ты сражалась с ранами, от которых обычный человек бы погиб.


Я откидываю одеяло с ног.


— Я не в настроении выслушивать эти оправдания.


Когда я пытаюсь встать, Гэвин хватает меня за запястье.


— Ты не здорова.


Я вырываюсь.


— Не прикасайся ко мне.


Он поднимает руки.


— Эйтиннэ смогла исцелить укусы Огоньков, но тебе ещё нужно время на восстановление сил, которые они забрали.


— И как же ты собираешь меня здесь удержать? Опять закуешь в цепи? — холодно спрашиваю я.


Гэвин вздрагивает, но не отступает.


— Ты не здорова, — повторяет он более твердо.


— Я достаточно здорова, чтобы сломать твой симпатичный нос, если ты сунешься ко мне ещё раз!


Когда он отходит назад, я встаю с кровати и немного отхожу, держа между нами расстояние.


— Убирайся! Скажи Кэтрин или Эйтиннэ вернуться или найди Киарана. Если тут и должен кто-то находиться, то я бы предпочла любого, кроме тебя.


Гэвин не двигается. Мы смотрим друг на друга, в молчаливой битве воли. Он первым опускает взгляд, но не уходит.


— Я заслужил это, — его глаза снова возвращаются к моим шрамам, — за то, что сказал тебе ранее. Я должен был догадаться…


— Что меня тоже мучили? Что меня тоже отметили? — жестко говорю я. Взгляд опускается на руки. — Как это меняет твое отношение сейчас?


— Это лишь заставляет меня ненавидеть их еще больше, — резко отвечает он. — Я ненавижу их, Айлиэн. Ненавижу.


Его глаза словно умоляют меня понять его, но я не могу. Не сейчас.


Я иду к окну. Площадь Шарлотты совсем не повреждена, не тронута. Мой орнитоптер по-прежнему стоит на стоянке в центральном саду, как всегда. Увиденное вызывает боль в груди, потому что ничего из этого больше нет. Всё вокруг оживает, как в обычное весеннее время, солнечные лучи рассекают облака, и оседают на зеленой траве. Погода слишком прекрасная, слишком манящая.


Когда мое настроение мрачнеет, солнце полностью исчезает. Свет уходит. Трава усыхает и темнеет, в небе сгущаются грозовые тучи. Я наблюдаю, как снег покрывает мостовую.


— Пожалуйста, уходи, — говорю я Гэвину, когда он встает рядом.


— Позволь мне всё объяснить, — мягко говорит он, — если ты и после этого не передумаешь — я уйду.


Я закрываю глаза на мгновение.


— Сначала расскажи мне об этом месте, — я медленно сползаю вниз у окна, пока опускаюсь на твердый деревянный пол. — Это нереально, не так ли?


Теперь, когда я более внимательно изучила комнату, я заметила, что в ней нет и частички меня. Это всего лишь иллюзия, воссоздание всех тех вещей, которые я любила в том мире, комнаты, которую мы с мамой создали вместе.


Здесь так же нет ничего связанного с ней. Здесь нет ни одной вещи, на которую я бы могла указать, сказав, что она другая, но я, буквально, ощущаю пустоту ко всему этому. Это место мне чуждо, будто бы здесь никто никогда и не жил. Это место создали не мы с матерью.


Я тянусь к своему пальто, оставленному Кэтрин на стуле возле окна, и сразу же достаю из кармана тартан моей матушки. Я сжимаю его так сильно, что руки начинают болеть. Так, словно я смогла бы всё вернуть. Словно могла бы вернуть ее.


— Это иллюзия, — отвечает Гэвин, присаживаясь рядом со мной, кладя руки на колени. — Твой пикси называет этот эффект cruthaidheachd, воссоздание. Они используют его для создания своих миров. Мы же используем его для воссоздания наших домов из воспоминаний.


Тогда это словно пытка. Это лишь пустота, не имеющая никакого значения, просто заполненная вещами, которые мы помним.


— Я могу что-либо создать?


— Можешь. Но мы окружаем себя тем, что желаем видеть. Независимо от самого места в целом, — на его лице появляется небольшая улыбка, — полагаю это твоя комната?


— Да, — отвечаю я.


Я до боли по ней скучаю. Это место не пахнет, как дом, оно не ощущается так же.


— Это имитация. Здесь есть всё, но они не правильные. Эти вещи ничего не значат.


— Я не согласен, — его голос затихает, — наши воспоминание — это всё. Ты так не считаешь?


Я закидываю голову назад и закрываю глаза от жгучей боли.


— Что если то, чего я жажду больше всего — не моя комната, а город, — я сглатываю, — который я люблю.


— Мы не можем вернуть мёртвых, — отвечает он. — Даже здесь. Поверь, многие пытались.


Тогда я смотрю на Гэвина. Внимательно, не так, как во время нашей первой встречи, когда я была просто рада тому, что он жив. Я смотрю на мужчину, которым он стал, а не на мальчишку, с которым выросла. Его черты лица такие знакомые, они почти не изменились, за исключением полученных шрамов. Но я также заметила и другое.


Его волосы стали длинней, как раз закрывают уши. Он не брился, по крайней мере, пару дней, что очень отличается от того Гэвина, которого я знала. На нём шерстяная рубашка, с открытой шеей, как и мой костюм для охоты. У основания горла виден тонкий и почти исчезающий шрам, словно лезвие только слегка его задело.


— Когда мы были снаружи, ты смотрел на меня так, словно я чужая. Словно ты меня не знаешь. Почему?


— Ты так это истолковала?


— А как ещё я могла истолковать? — я прижимаю голову к стене, и смотрю теплее. — Ты был так холоден. Я ещё никогда не видела тебя таким. Ты солгал Деррику. Ты послал меня…


Ты послал меня на пытки.


— Прошло три года, Айлиэн, — говорит Гэвин. — Я изменился. Мне пришлось адаптироваться, чтобы выжить. А ты… — он поискал мой взгляд. — Тебя здесь не было. Ни во время охоты, ни во время падений городов. Ты не знаешь, через что мы прошли.


Почему спасаем твой дом вместо моего?


Покажи мне. Сейчас.

Я видела лишь дым и здания. Разрушения и пепел от сожженных зданий. Меня не было здесь, чтобы видеть всех людей, уничтоженных армией фейри. Меня не было здесь, когда выживших собирали по кусочкам.


— Нет. Не было, — говорю я.


Гэвин осматривает мою комнату. Он никогда ее не видел, вплоть до разрушения. Я изменила дизайн после его отъезда в университет. Однажды мне удалось тайком провести его в мою старую комнату, мою…


Я понимаю, что могу воссоздать ее для него. Я мысленно переношусь туда, это так же просто, как и придумать картинку у себя в голове, а потом воплотить ее в жизнь. Старые золотисто-малиновые узорчатые обои, тонкие кремовые шторы легонько раздуваются от ветра. Персидский ковер на полу идеально сочетается с деревом.


Вся мебель сделана из тикового дерева, подушки цвета слоновой кости и золота. Это были мои любимые цвета. Когда Гэвин прокрался туда впервые, мне пришлось спрятать всех своих кукол, так как они меня смущали. Я не хотела, чтобы он видел их. Они находились на каминной полке, там, где было их законное место до тех пор, пока отец не приказал забыть все ребячество и убрал их прочь.


Гэвин оглядывается в моей старой комнате, его выражение лица меняется от удивленного до закрытого и холодного.


— Верни все обратно.


Я приподнимаю бровь, игнорируя его тон. Я имела дело с Киараном достаточно долгое время. Гэвин мне не ровня, даже когда он наиболее разозлен.


— Воспоминания многого стоят, — говорю я, цитируя его слова, — разве ты так не думаешь?


— О чем ты хочешь мне напомнить, — спрашивает он мертвым голосом, которого я не узнаю. — В последний раз, когда я был в этой комнате, ты поцеловала меня. Или ты забыла?


В одно мгновение комната становится такой, какой она была до этого. Тиковая панель падает на гладкие узорчатые обои, ковер сменяется деревянными досками. Вся мебель исчезает, исключая мой диван, запачканный моими грязными, промасленными пальцами, я любила отдыхать на нем после работы с металлом.


— Это было очень давно, — говорю я, — я думала, тебе будет более уютно.


— Для тебя прошло не так уж много времени.


— Достаточно долго, Гэллоуей, — мягко говорю я. Он смотрит на меня удивленным взглядом. — Что? Я что-то не так сказала?


Гэвин покачал головой, прислонившись спиной к подоконнику.


— Ты назвала меня Гэллоуей. Никто не называл меня так достаточно долгое время, — видя мое сконфуженное выражение, он объяснил, — у меня больше нет титула, Айлиэн. У меня нет земли. После всего, что здесь произошло, это казалось лишь глупой формальностью.


— Ты сказал, что расскажешь обо всем, — говорю я. — Что случилось, пока я была в Sith-bhruth?


Он смотрит вверх на тикающие шестеренки, от которых идет электричество, сейчас они ни к чему не присоединены. Проходит очень много времени, прежде чем он начинает.


— После их прихода первое время мы жили в заброшенных руинах деревень. Окруженные все, кто выжил. Фейри находили людей и своим влиянием заставляли выдавать наше местоположение, — его голос задрожал, и он сглотнул. — Каждый раз, когда мы передвигались, они приходили в наши села ночью, чтобы убивать. Те, у кого не было Зрения, никогда не видели их приближения.


Я смотрю на его руки, как он теребит края своей рубашки, пока говорит об этом.


— Поэтому вы создали этот тест, — я стараюсь говорить, скрывая эмоции. Я могу понять почему, но я все еще не готова простить его. Не за это. — С огоньками.


Он кивает.


— Люди легко попадают под влияние фейри. Еще одно нападение оставит наш вид на грани вымирания.


Я изучаю шрамы на его лице. Они выглядят так, будто один фейри схватил его и начал вырезать глаз из плоти вокруг. Сейчас шрамы начали исчезать, такие бледные на его коже.


— Отвратительно, не так ли? — его голос выводит меня из раздумий, и я понимаю, что, видимо, притихла на какое-то время. Я заметила, как напряглась его челюсть.


Я качаю головой.


— Только не для меня, — я не могу остановить себя, и мои пальцы скользят по его лицу, вдоль по четырем неглубоким шрамам над его бровью. И наконец, один глубокий шрам на его щеке. — Твои шрамы не дефекты, Гэллоуей. Они не недостатки. Они рассказы, написанные на твоей коже.


— Рассказы? — звучит так, будто он думает, что это глупая мысль.


— Айе, — говорю я, — они рассказывают историю, о том, как ты выжил. Этого не стоит стыдиться.


Затем он смотрит на меня.


— Какие же истории рассказывают твои шрамы? — спрашивает он. — Тоже о выживании?


Я резко отталкиваюсь от него. Прямо за ним я замечаю карту Шотландии на дальней стене. Сотни булавок, повязанные красными лентами, которые отмечают убийства Сорчи. Однажды я сожгла эту карту, разорвала ее в клочья. Теперь она снова здесь, в целости и сохранности.


Было время, когда я бы рассказала Гэвину, что мои шрамы рассказывают историю убийства каждого фейри. Как я училась, чтобы убить одну фейри, которую больше всего хотела. Я бы сказала, что они моя своего рода гордость, мои победные медали. Мои шрамы рассказывают историю о девочке, которая уничтожала саму себя, пока не осталась мстительная Охотница из зеркал.


Вещи, которые стали более значимыми в моей тюрьме, не имели ничего общего с местью или жаждой убивать фейри, или с тем, чтобы быть Охотницей. Это были танцы. Смех. Горе и дружба. Крепкие объятья и тяжелые прощанья. Украденные поцелуи под кровавой луной.


— Нет, — тихо говорю я, — они рассказывают о том, как я снова стала человеком.


Глава 19.


Я проспала весь следующий день. И, хотя мои конечности все еще дрожали, когда я вылезла из кровати, я была в состоянии твердой походкой пройти к своему шкафу. Прислонившись ухом к двери, я улыбнулась, когда услышала, как Деррик напевает похабные песенки. Его голос приглушил шелест ткани.


Я дважды постучала, прежде чем открыть дверь. И вот он, растянувшийся на горе разноцветных шелков, держит в руках иголки с нитками.


— Айлииииэн, — пропел он, крылья запорхали веером позади него, — тебе лучше! Ты проснулась! Выглядишь так, будто тебя переехал поезд, а потом бросили в реку.


Прислонившись к дверной раме, я сказала:


— Должен был добавить в конце про укусы, не так ли? — я согнула руки, ноги, они все еще болели. — В любом случае, клянусь, это хуже. Огоньки злобные.


Золотой ореол Деррика стал красным от напоминания.


— Я должен был понять, что Видящий врет. Если бы он не был твоим другом, я бы снял с него кожу и взял ее в качестве трофея, — он останавливается на одной из тканей, глубокого королевского синего цвета. — Но так как ты, кажется, дорожишь его жизнью, я лишь укусил ублюдка за руку. Зуб за зуб. У него был привкус страдания.


— И, я вижу, в последствие ты вернулся в мой шкаф.


Деррик продел нить в иголку, которая почти в половину размера всего его тела.


— Я был так счастлив, что ты создала его для меня! Я спал в своей собственной версии твоего шкафа последние три года, и он никогда не пах так же. Только деревом. Я ненавижу запах дерева, — он взглянул на меня. — Ты снова заставила его пахнуть розами. И милыми водопадами, — он лениво улыбнулся, — и девушками.


Я почти сказала ему, что не делала шкаф специально для него, но он выглядел таким довольным, что сказав это, я выглядела бы как зануда. Вздохнув, я поддела одну из тканей пальцем ноги.


— Что это?


— Я шью платья. Когда я пришел сюда, шкаф выглядел будто ад.


— Он был пустым, полагаю?


Деррик взглянул на меня, как будто я внезапно стала ненормальной.


— Конечно, глупый человечишко. Кто пользуется пустым шкафом? Как ты можешь разгуливать в этой отвратительной одежде, выданной твоей подругой, только потому, что Огоньки обслюнявили всю твою кожу? — огоньки обслюнявили? О Боже. Он начал шить снова, двигаясь так быстро, что я видела лишь поток света. — Я даже сделал для тебя шелк. Намного лучше, чем ваш человеческий шелк, не то что бы ты просила меня об этом раньше…


Я посмотрела на него с подозрением. В нормальном состоянии пикси двигаются быстро, но он делает те же раздражительные движения, которые делает, когда…


— Кто-то дал тебе меда?


— Эйтиннэ дала мне только крошечный глоточек, — он вытягивает большой и указательный палец, показывая часть. — Глоточек. Я люблю ее. Я должен сшить для нее платье.


О, ради Бога. Из-за меда Деррик становится чрезвычайно активным. Шьет, чистит, полирует. Он мог сшить сезонный гардероб после миски.


— Нам больше не нужны платья. Здесь нет никаких балов или собраний. Помнишь?


Он остановился и взглянул на меня.


— Только потому, что миру конец, ты больше не можешь одеть что-то необычное?


Я вздохнула. Это должно быть ловушка. Есть ли правильный ответ на этот вопрос?


— Хорошо, но…


— Отлично! В любом случае, я сделал это для тебя, — Деррик бросил мне одежду, и так как я все еще замедленна от укусов Огоньков, то не смогла поймать ее. Она кучей свалилась у моих ног. — Одежда для охоты. Теперь будь любезна, сними эту отвратительную, неподходящую, пахнущую слюной Огоньков одежду, и одень эту.


— Ты — чудо, — сказала я сухо. — Я так и сделаю, — я оглядела одежду, в которую меня переодела Кэтрин. На вид она не принадлежит ей — примерно на 2 размера больше, и я тону в рубашке. Я, наверно, нелепо выгляжу.


— Ничего, что ты плохо пахнешь, — сказал Деррик спокойно. — Ты все равно моя фаворитка.


Он отвернулся, продолжая шить наряд, который оставил на середине, когда я зашла, намекнув мне закрыть за собой дверь и оставить его в покое. Я уважаю его желания, поэтому лишь наклоняюсь, чтобы взять охапку вещей у моих ног.


Я разложила одежду на кровати. Шерсть безупречно соткана, я не думала, что шерсть может быть такой мягкой. Сшито, конечно, идеально. Пикси никогда не делали что-то менее, чем идеальное.


Я медленно переоделась, отмечая, как сильно болят мышцы. Пока одевалась, я заметила новые раны на руках и ногах. Крошечные укусы от огоньков сейчас заживают.


Овальное зеркало в углу комнаты со всех сторон показывает мое тело. Даже раньше, до того как начала охотиться, я никогда не соответствовала идеалу красоты, ожидаемой от женщины в обществе: моя кожа была столь веснушчатой, что моя гувернантка как-то посоветовала мне смазывать ее сливками, чтобы достигнуть гладкой кожи цвета слоновой кости. Сейчас же мои ровесники посчитали бы меня слишком мускулистой, а оспины и углубления от моих излеченных ран — неженскими и, в их умах, нежелательными.


Но после всего, через что я прошла, я горжусь, что у меня такое сильное тело, что есть отметки, показывающие, сколько оно вынесло. И не имеет значения, насколько болезненными эти воспоминания могут быть.


Я быстро помылась в ванне и надела новую одежду на мои новые шрамы. Как только я заправила рубашку в штаны, дверь в спальню открылась.


— Ой! — сказала Кэтрин, резко остановившись. В руках она держала поднос. — Я ужасно извиняюсь, я ожидала, что ты все еще будешь в постели, — она хмурится, закрывая дверь позади себя. — Ты должна быть в постели.


— Я встала 5 минут назад, а ты уже нянчишься со мной? — сказала я, приподнимая бровь. Я бросаю более пристальный взгляд на дымящееся блюдо, которое она несет. — Это еда?


Она закатывает глаза и передает мне поднос, я сажусь за стол. Какой-то стейк с белым соусом, который выглядит совершенно незнакомо. Не то, что я обычно ем по утрам.


— Что это? — я так голодна, что мне практически все равно. Подцепив кусочек, попробовала его на вкус. Оно могло быть столь же мягким, как булочки, и все равно это останется лучшим мясом, которое я когда-либо пробовала.


— Оленина. Феи здесь охотятся и приносят мясо для нас


Я чуть не уронила вилку.


— Фейри?


Кэтрин оценивает меня терпеливо.


— Мне нравится это еще меньше, чем тебе, но у нас перемирие, и мы соблюдаем его — до тех пор, пока они не убьют человека.


Значит, это перемирие не распространяется на разрешение фей подвергать пыткам людей в пещере в качестве теста, чтобы доказать, что эти люди не находятся под влиянием фейри. Думаю, я не должна удивляться этому. В конце концов, это город пикси. Он был сделан для фей и никогда не предназначался для человеческого обитания. Важно только то, что мы вынуждены были разделить его с ними.


Деррик пропел строчку из песни из глубины шкафа, прозвучало это как очень непристойное слово для определения части мужского тела. Кэтрин уставилась на дверь.


— Боже мой, что он там делает?


— Шьет, — говорю я, засовывая другой кусок мяса в рот, определенно неблаговоспитанным способом. Затем я понимаю, что только что произошло и смотрю на нее. — Стой, ты можешь слышать его?


Кэтрин подняла рукав своей рубашки. Вокруг ее запястья обмотана тонкая ниточка сейгфлюра, редкого чертополоха, который позволяет людям видеть фей.


— Все в городе носят его.


— Где вы нашли его? — я никогда не знала, где Киаран выращивает чертополох. Он всегда пополнял мой запас, часть которого я использовала для своего оружия. Без этого я не могла бы сражаться с фейри. Я не могла бы их даже увидеть.


— Это был жест перемирия. Эйтиннэ рассказала мне, как его выращивать, прежде чем отправилась искать тебя, — сказала Кэтрин. — Благодаря этому у тех из нас, у кого не было Зрения, появился некий шанс на выживание.


Я должна была догадаться, что это была Эйтиннэ. Киаран никогда не показал бы такое человеку.


— Так она учила Вас всех, как выращивать его?


— Нет, — сказала Кэтрин отстраненно, все еще слушая, как поет Деррик, — только одного человека. Так получилось, что она выбрала меня, — ее глаза на мгновение оторвались от шкафа — Так ты просто … жила с одним из них, вроде этого?


Я стараюсь не обращать внимания на ее тон. Полагаю, Деррик выявил защитную сторону во мне. Он был первым фейри, о котором я стала заботиться, он научил меня, что не все феи должны умирать.


— Он мой друг, — сказала я коротко.


Кэтрин опустила ресницы, румянец залил ее щеки.


— Прости. Я не хотела, чтобы это прозвучало вот так. Он спас нас всех, позволив нам остаться здесь, — она вздохнула. — Мне просто трудно доверять им.


Она замолкает, пока осматривает комнату. Проводит взглядом по тиковым панелям вдоль стен и рабочего стола около нее. Я замечаю пустые места, где раньше лежали металлические детали, из которых я делала свои изобретения. Еще одно напоминание того, насколько фальшиво это место.


— Я рада снова видеть твою комнату, — сказала она мягко. — От этого я ощущаю …


— Будто бы мы вернулись обратно, — я закончила за нее. — Просто окончание позднего завтрака?


— Я скучаю по чаю и песочному коржику, — маленькая улыбка озаряет ее лицо, — по обсуждению глупых танцев и наших ухажеров.


— Кстати, говоря об ухажерах … ты замужем, — я сказала это легко, откусывая еще один кусочек стейка.


Она кивнула.


— Дэниэль. Ты знала, что он спас мне жизнь? Мы с мамой были по другую сторону Глазго, когда фейри напали на город.


Я замерла.


— Это должно быть ужасно, — я не могу даже представить. Они не могли видеть их, только наблюдать, как люди вокруг умирают. Я должна была предупредить ее лучше. Проклятье, я просто отправила ее подальше…


— Мы могли слышать крики, — она прослеживает кончиками пальцев по краю моего рабочего стола, — мы были не близко, но даже от дороги могли …


Я уронила вилку с острым лязгом. Слова Лоннраха с той ночи до сих пор ясно звучат в моем мозгу.


Уничтожьте все.


И фейри сделали именно то, что он приказал им. Они превратили Шотландию в не что иное, как руины и пепел, и Кэтрин была прямо посреди этого. Никого не было, чтобы защитить ее.


— Фейри окружили экипаж, — продолжила Кэтрин, — мы не могли видеть их, но их когти расцарапывали даже двери. Дэниэль пробрался внутрь, и мы бежали, — у нее промелькнула призрачная улыбка, маленькая и печальная. — Он сделал все, чтобы убедится, что они не последуют за нами.


— Леди Кассилиас, — сказала я. — Она…


— Она ушла в прошлом году, — Кэтрин прервалась несколько натянуто. — Не смогла противостоять феям, когда они позвали.


Я почти сказала ей, что сожалею. Не смотря на то, что Эйтиннэ сказала мне, я не могу не винить себя. В мыслях я проигрываю те последние моменты с печатью, и каждая секунда говорит — я должна была. Я должна была понять устройство раньше. Я должна была быть сильнее, когда Сорча ворвалась в мой разум. Я должна была поставить последний символ на место вместо того, чтобы смотреть на Киарана в последний раз, потому что так безумно хотела спасти его.


В итоге я никого не спасла.


— Мне не хватает ее здесь, — сказала Кэтрин, приближаясь к окну. — Не важно, как много времени прошло, иногда я все еще думаю, что это сон. Что это не реально.


— Я думала также после того, что случилось с моей мамой, — сказала я, заканчивая с едой, потом села рядом с ней. — Что проснусь однажды, а она будет жива, и моя жизнь снова будет состоять из чаепитий и встреч. Но затем меня поразило, была ли я создана вообще в действительности для того мира?


— Какая же глупая я была, — ее щеки темнеют, как будто она смущена. — Ты знала, что происходит вокруг, пока я была занята ухажерами и танцами. Я, должно быть, выглядела, как полная дурочка.


— Никогда, — сказала я ей. — Не для меня.


Где-то хлопает дверь, и я слышу громкий голос с сильным шотландским акцентом. Кэтрин выглядит раздражено.


— Должно быть, мой муж выиграл в висте, — ругается она. — Это означает, что мне пора опять поговорить с ним о его отвратительном поведении. Я не могу в достаточной мере извиниться за то, что случилось.


— Это не твоя вина, — я говорю скованно. Это может быть ужасно неуместно — избить лицо мужа моей дорогой подруги за то, что он сделал, не говоря уже о том, как он почти назвал меня.


— Бычьи яйца! — я взглянула на Кэтрин. Никогда не слышала, чтобы она использовала это выражение. — Они играли с твоей жизнью. Ты могла умереть, я так и сказала это своему глупому брату. Он должен был знать, что Соколиные Охотницы не нуждаются в проверке. Ты была в состоянии сопротивляться влиянию фейри точно так же, как Видящие.


Я замерла. Я рассказывала Кэтрин, что убиваю фейри, но никогда не упоминала что-либо связанное с Охотницами.


— Ты знаешь?


— Конечно, я знаю, — говорит она, взмахнув рукой. — Или ты думаешь, что Гэвин мог бы хранить этот секрет 3 года … мужчина не может даже скрыть от меня, где он держит свое лучшее виски. Он достойно блефует с кем-либо еще, но я считаю его ужасным лгунишкой.


Еще больше смеха доносится из помещения снизу, и я смотрю на дверь, ведущую в город пикси. Когда я представляла королевство Деррика, я предполагала, что оно равносильно его размерам, не соответствующее человеческим в принципе.


— Как он выглядит?


Кэтрин проследила взглядом.


— О, город?


Я поднимаю руку, опережая ее.


— Прежде, чем ты скажешь что-то еще, пожалуйста, не говори, что мы в какой-то другой реальности пикси на Скае. Что все мы уменьшены до размеров жучков или что-то в этом роде, — Кэтрин выглядит сбитой с толку, поэтому я говорю: — Это мой абсурдный способ подготовиться.


— Нет, нет. Ничего подобного, — заверяет она меня. — Мы все еще в человеческой реальности. Пикси построили город под водой между материком и Скае. Они вырыли туннели, которые проходят вокруг острова… — Она останавливается, улыбаясь мне той хитрой улыбкой, которая у нее была, когда мы были детьми. — Кажется, я должна просто показать тебе все это, не так ли?


Глава 20.


Когда Гэвин и другие упоминали о Королевстве пикси, как о городе, я думала, возможно, им проще называть это место именно так. Знакомое слово в незнакомом месте. В действительности, это город. Настоящий город. Такой крупный, что мне едва верится, что он был скрыт под водой все это время.


Моя комната находится на четвертом уровне высокого строения в форме улья. Высокие, арочные колоны представляют собой каркас, который является основой системы подводной пещеры. Эти колонны, похоже, сделаны из кварца. После более тщательного исследования, я заметила свечения у скал, подобно папоротнику они расходятся вдоль поверхности. Из строения выпирают множество рядов балконов с их собственными арочными входами, каждый из которых ведет к индивидуальным дверям. Они составляют структуру пещеры, которая изгибается к поверхности воды между островом Скае и материком.


Над нами какие-то огни мерцают, как звезды, в то время как некоторые проносятся между верхними балконами. У меня заняло мгновение, чтобы понять, что это не звезды — это феи. Множество блуждающих огоньков. Моя рука немедленно потянулась к самому глубокому укусу на моей шее, сейчас превратившемуся в тонкий шрам.


Поразительная болтовня возвращает мое внимание к земле. Выглядит так похоже на улицы Шотландии: мощеные дороги проходят параллельно с фонарями, которые их освещают. Здания высокие, как башни, и тонкие, как квартирные дома. Между ними дома из безупречного белого мрамора. Некоторые дома построены из пещерного камня, который напоминает сверкающий черный обсидиан.


И люди тут — сотни людей — ходят, улыбаются, смеются и общаются. Они бродят по улицам, чем-то похожим на рынок с товарами и едой.


Отсюда я могу видеть вещи, которые никогда раньше не видела или не пробовала: египетские апельсины, кокосы из Восточной Индии… Феи могут вырастить или восстановить что угодно, что человек пожелает. Они могут сделать еду из ничего, если захотят. Это часть их перемирия с человеком?


Кэтрин подошла ко мне.


— Экстраординарно, не так ли?


Я снова оглянулась назад на огоньки, наблюдая, как они переплетаются друг вокруг друга, как сотни светлячков. Я помню нажим от их укусов, ослепляющую боль. Моя рука тянется к оружию в поисках защиты, даже если огоньки и не заметили, что я здесь.


— Айе. Экстраординарно.


Кэтрин видимо услышала скачок в моем голосе, потому что она тут же оглянулась с беспокойством.


— Ты в порядке? — она заметила, что мое внимание все еще приковано к огонькам. — Они не причинят тебе вреда здесь, не разрушив перемирия, но, если ты хочешь зайти внутрь, я пойму.


Я ничего не могу сделать со своей неловкостью. Я убивала фейри год, пока Лоннрах не запер меня в тюрьму. Мои отношения с ними основываются на жестокости, я не доверяю им, даже с перемирием.


Голос Лоннраха всплыл в моих воспоминаниях. Жестокая колкость для обессиленной девочки в его тюрьме. Теперь ты по себе знаешь, каково это — чувствовать себя беспомощным.


— Нет, — сказала я более резко, чем собиралась. — Я в порядке.


— Айлиэн…


— Ты собиралась рассказать мне о городе. Пожалуйста, продолжай.


Кэтрин вздохнула и наклонилась за балюстраду.


— Мы перестроили многие из зданий. Когда мы пришли, все было практически уничтожено, — она слегка улыбнулась. — И, конечно, оставшееся не подходило для человека. Мы оставили их структуру, но подогнали под себя.


Гордость звучит в ее голосе, когда она рассказывает о городе. Я ненавижу невозможность разделить это с нею. Я солгала, что в порядке.


Сосредоточься, говорю я себе. Успокойся. Мои руки полезли в карманы, где я обычно держу крошечные изобретения, которые переделываю, только не нахожу ни одного. Поэтому я хватаю край своего пальто.


— Вы построили все это за несколько лет? — мой голос звучит напряженно, и я надеюсь, что она не заметила это.


Она заметила. Я замечаю, как она подвинулась ближе, как будто чтобы защитить меня. Или, возможно, чтобы подготовить меня к тому, что скажет дальше.


— Феи помогли, — сказала она натянуто. — Как часть перемирия. Мы никогда бы не сумели закончить все так быстро, и, конечно, их силы здесь увеличены. Город построен на neimhead.


— Neimhead? — Я не знакома с этим словом, даже из уроков Киарана.


— Священное место силы. Для них, — она кивнула в сторону феи, пролетающего мимо нас. — Они говорят, что этот — самый древний из всех.


Я снова уставилась на огоньки — мерзкие существа, беззаботно танцующие.


— Мы можем спуститься? — говорю я, контролируя ломоту в голосе. Не могу вынести это. Чем дольше я нахожусь здесь, рядом с феями, тем больше вероятность, что начну убивать их всех. Я предпочитаю не начинать войну, поскольку только прибыла сюда.


Выражение Кэтрин понимающее.


— Конечно, можем.


Она тянет рычаг рядом с нею, и балкон начинает опускаться. Я склоняюсь над своим каменным балконом, чтобы изучить его лучше. Механизм вдоль основания позволяет ему подниматься и опускаться на другие этажи, делая паузу на каждом, пока он, наконец, не опускается на дорогу из булыжника. Кэтрин поставила рычаг на место, и, расцепив части балкона — Железные ворота — вывела меня на улицу.


Город напомнил мне Эдинбург ночью, до того как в нем появилось электричество, уличные лампы освещали путь, огонь мерцал в их стеклянных шарах. От потока света булыжники, сделанные из того же камня, что и внешние стены пещеры, светились теплым светом. Совсем не похоже, что мы закрыты здесь внизу, нет влажных стен, ниоткуда не капает, как если бы мы находились в обычной пещере. Воздух другой, такой же свежий, как осенним днем; аромат огня и дождя смешивается со вкусом поразительно сладкой силой фей — от жимолости до имбиря к таким более сильным вкусам, как дымный порох и пепел.


Потрескивание сверху удивило меня. Я взглянула наверх, чтобы увидеть, как облака затягиваются над потолком, в них сверкает молния. Дождь начал капать на здания и улицы. Я наблюдаю, как люди останавливают свою рутинную работу и поднимают головы к небу, чтобы почувствовать капли дождя на их лице.


— Что они делают? — спрашиваю я. Это Шотландия, в конце концов. Делать паузу, чтобы обратить внимание на дождь, то же самое, что делать остановки, когда ветви дерева шелестят.


Кэтрин вытянула свою ладонь, чтобы поймать каплю.


— Большинство людей не бывали снаружи годами. Так просто скучать по вещам, которые однажды принимали, как данное.


Я пытаюсь скрыть шок. Неважно, насколько прекрасен город, я не могу представить себе, каково это быть запертой здесь так долго. Эта погода похожа на комнатную: прекрасную, чрезмерно санированную и точную копию. Здесь не хватает чего-то — не могу назвать чего именно, что заставляет тебя чувствовать себя живым, когда бы ты ни вышел наружу. Что заставляет дышать глубоко и наслаждаться воздухом в легких.


— А что будет, если они выйдут наружу? — спрашиваю я. — Что случится?


Кэтрин убрала руки в карманы брюк.


— Они могут не вернуться обратно.


Значит, фейри могут забрать их. Они могут умереть или, еще хуже, их заберут в Sith-bhruth и продержат до тех пор, пока их похитителям не надоест, и от них не избавятся.


Когда Кэтрин и я проходили по загруженной улице, мы притянули больше, чем несколько любопытных взглядов. Здесь пахло фруктами, мукой, дождем и туманом. Комбинация этих запахов напомнила мне об Эдинбурге в рыночный день, когда на улицах суетились так же, как здесь.

Кроме блеска городских огней и совершено чистых улиц, люди здесь так же были другими, нежели в Эдинбурге. Они одеты в мягчайшую шерсть, окрашенную земными тонами, их брюки и пальто очень хорошо сшиты, возможно, феями, и здесь нет разделений на классы. Ничто не говорит о том, выросли ли они в аристократии, подобно мне или Кэтрин. У некоторых кожа темнее, целый спектр различных оттенков из разных мест, и я улавливаю шепот на языках, которые не узнаю.


Как будто читая мои мысли, Кэтрин перешла на почти слышимый шепот.


— Мы многого не знаем о том, что случилось в других местах, но феи приводят людей отовсюду. Деррику удалось спасти нескольких перед тем, как они подверглись влиянию фейри.


Не только Шотландию.


Лоннрах мог перевернуть часть Шотландии в поисках предмета, который может спасти Sith-bhruth, но уничтожение всего — это еще одна цель: восстановить блеск империи фейри, как только он спасет свой дом. Его солдаты отсюда начали завоевание наций.


Как Киаран сказал мне однажды? Мы бы не смогли обладать каждым континентом, если бы были вежливыми.


Они сделали это, практически уничтожив всех существующих людей.


Мы проходим мимо киоска с нежнейшим ароматным хлебом, и несколько посетителей прекращают болтать, чтобы проводить меня взглядом.


— Не позволяй им запугать тебя, — сказала мне Кэтрин, улыбаясь им обезоруживающей улыбкой. Она всегда была более общительная и заводила друзей лучше, чем я, — они всего лишь любопытны. У нас долгое время не было новеньких.


— Я привыкла к людям, уставившимся на меня, — сказала я. — Помнишь?


Каждый бал, проводившийся зимой после смерти моей мамы, был ужасен. Меня нашли сидящей возле ее тела в ночь убийства, и многие из наших сверстников были убеждены, что я что-то сделала для этого — или что я напрямую с этим связана. Кэтрин провела так много времени, защищая меня от сплетен и подозрений.


— Гэвин рассказал мне, что в действительности произошло с твоей мамой, — сказала она, обходя вокруг группу болтающих молодых людей, которые остановились заранее, чтобы улыбнуться мне. — Айлиэн, мне так жаль.


— Не надо, — сказала я, не желая говорить об этом впредь, — ты оставалась со мной, даже когда другие отвернулись. В любом случае, откуда тебе было знать?


Мы останавливаемся рядом с красивым мраморным зданием, и я провожу ладонью вниз по колонне около парадной двери. Нет, это не мрамор. Он гладкий, как стекло, его оттенок меняется в зависимости от того, как мерцает газовая лампа позади меня. От слоновой кости до розового, и дальше к лаванде … затем снова назад.


Кэтрин не сводит с меня глаз. Похоже, она не замечает, как люди вокруг нас приветствуют ее с широкими улыбками, а меня с чувством страха. Как будто они не были уверены, почему я нахожусь здесь после столь долгого пребывания на той стороне, действительно ли я не опасна. Интересно, сколько еще людей доказали, что они не подвержены влиянию фейри. Не много, полагаю — по крайней мере, не после трех лет. Люди в тех условиях никогда не продержались бы так долго, их либо убили бы, либо забрали фейри.


Наконец, Кэтрин заговорила.


— Я должна была прислушаться к той части меня, которая всегда знала, что ты не говоришь мне всей правды.


Я посмотрела на нее с удивлением. Ее голос строже, чем я когда-либо слышала от нее. Я начинаю понимать, что в мое отсутствие Кэтрин выросла в тихую силу, которая у нее всегда была. Даже то, как она стоит — это больше не сжатые руки, скромная позиция, которую нам преподавали на уроках этикета. У нее появился уверенный шаг лидера, женщины, которая боролась за выживание.


— Так очевидно было?


Я никогда не думала, что так идеально играю. Уверена, всегда были несоответствия в моих рассказах, трещины в маске, которую я надевала, чтобы проводить вечеринки и балы. Вспышки монстра во мне, который мог быть пресыщен только убийством.


Кэтрин шевелит пальцами, чтобы убрать ниточку в одежде.


— Ты имеешь в виду кроме головных болей, исчезновений во время балов, постоянного масла на кончиках твоих пальцев, таинственных болезней…


— Спасибо, — сказала я сухо. — На самом деле уместные замечания.


— Согласись, я слишком хорошо тебя знаю. Ты врешь мне еще хуже, чем Гэвин. — Кэтрин усмехается и берет меня за руку. — Теперь пошли. Позволь показать тебе кое-что.


Дождь забарабанил по булыжной мостовой уже в устойчивом ритме. Я следую за Кэтрин на окраину города, откуда перед нами вырисовывается обширная часть стены пещеры. Она усеяна тоннелями: некоторые освещены, а другие столь темные, что я не вижу дальше входа.


Кэтрин выбрала один. Лампы прикреплены к стенам по обе стороны от нас. Блестящие пятна в скале отражают свет, когда мы проходим.


Я еще больше стягиваю свое пальто. Даже шерсть Деррика не может не пропускать холод, в пещере влажно, поскольку мы спускаемся глубже под землю, вниз и вниз под скалу, по неровным ступеням.


Мы достигли места, где вообще нет ламп. Пещера блестит своим собственным освещением, как будто свет под водой, с тенями, отсвечивающими от стен. Я на ощупь спускаюсь вниз.


Движения Кэтрин намного увереннее моих; видимо она часто сюда спускается. Вот мы подошли к началу туннеля, скала блестит вокруг нас, как будто мы очутились в космосе, окруженном миллионами и миллионами звезд.


Перед нами находится обширное поле, освещенное только собственным внутренним светом пещеры. Каменный путь пересекает луг между множеством рядов плантаций. Яркие синие кончики цветов тут же выделяются, и я трепетно смотрю.


— Сейгфлюр, — шепчу я.


Чертополох вырос высоким, в его зарослях так тихо. Тишина окружила нас, даже звуки капающей воды не достигают этого края пещеры. Нет шороха существ, живущих среди плантаций. Все вокруг тихо и мирно.


Я продвигаюсь вперед через заросли, проводя своими пальцами по чертополоху, который столь же мягок, как перья. Аромат от поля сильный, как огонь, пепел и скала — вулканический. Почва под моими ботинками мягкая и сырая.


Даже воздух другой. Когда я вдыхаю его, я узнаю намеки сандалового дерева, гамамелиса, железа, даже цветов и сладостей. Словно каждая часть силы фей, которую я когда-либо чувствовала, была объединена в единственный аромат.


— Я люблю иногда спускаться сюда и думать, — сказала Кэтрин, ступая рядом со мной. — Здесь тихо. Безопасно.


Я могу понять, почему подобное место должно быть заповедным.


— Мне никогда не удавалось выращивать сейгфлюр, — сказала я ей, — я пыталась месяцами.


Даже единственный кустик не мог вырасти под моим уходом. В воде он увядал и умирал. Даже растение, находящееся между листами воздухонепроницаемого стекла, быстро теряло свой блеск и силу. Растение даровало зрение и использовалось в качестве оружия, но всегда оказывалось неэффективным уже после нескольких недель.


— Они довольно привередливы, да? — сказала Кэтрин, легко прикасаясь к одному цветку.


Я слегка улыбаюсь.


— Полагаю, ты не можешь рассказать мне, как он растет, или можешь?


Кэтрин остановилась.


— Могу. Чертополох предназначался для выращивания Соколиными Охотницами. — Она отщипывает от цветка и вращает его. — Эйтиннэ вверила мне эти поля только до твоего возвращения.


О, Боги. Я всегда ужасно обращалась с растущими вещами.


— Я, вероятнее, погублю их все. Помнишь, дома, я думала, что сорняки были цветами, а цветы..


— Были сорняками, — засмеялась она. — Я помню.


— Но я серьезно.


— Сейгфлюр может быть выращен только в темноте над neimhead, чтобы использовать в своих целях их силу. И он должен быть оплодотворен кровью фей.


Я смотрю на нее с удивлением.


— Прошу прощения?


Призрачная улыбка заиграла на ее губах.


— Ах. Я вижу, ты никогда не знала этого.


Конечно, нет. Вот, наверно, почему Киаран держал это в секрете, почему он отказался давать мне растение для выращивания. Он, должно быть, подумал худшее обо мне: что я найду neimhead для выращивания полей, как эти, и оплодотворю их кровью своих жертв.


Я бы убила больше, будь у меня постоянный запас свежих растений. Всех, не обращая внимания на то, что мои убийства предупредили бы Сорчу о моем местоположении. Это бы сделало меня еще большим монстром, чем я есть.


— Где вы берете кровь? — спрашиваю ее, мой голос хрипит.


— Это часть перемирия, — говорит она мягко. — Они платят свою часть сделки кровью и обслуживанием.


Что же вы обещали им взамен?


Затем тусклый огонек света на другом конце поля привлекает мое внимание, и слова замирают у меня на губах. Там есть дверь, которая освещена по периметру. Высотой приблизительно десять футов, построенная из тяжелой, опаляемой древесины. На ней вырезаны символы, которые напоминают мне те, что я видела на печати Эйтиннэ. Я взглядом пытаюсь определить, что обозначают символы. Когда я приближаюсь, замечаю, что дверь немного приоткрыта, позади нее мерцает свет, как будто исходит от огня. Смех доносится изнутри, затем медленно начинается тяжелая игра на барабанах. Волынка присоединяется к устойчивому биту, высокие звуки от труб отзываются эхом от стен. Песня прекрасна, безупречное звучание, которое я когда-либо слышала, каждая нота сплетается воедино в какую-то знакомую колыбельную.


Я закрываю глаза и пытаюсь определить, откуда доносится песня. Вот оно, будто давно ушедшее воспоминание. Я вспоминаю ночь, проведенную загородом еще ребенком. Костры горели перед Сочельником, когда люди несли факелы отовсюду по деревне. Они играли на трубах и пели, в то время как я наблюдала из окна.


Я подошла ближе, вкус силы фей пробудился так сильно, что я не смогла выделить какой-либо единственный тип. Когда я, наконец-то, достигла порога, прижалась ладонями к массивной двери. Энергия в символах такая сильная, что я вздрогнула.


— Айлиэн!


Кэтрин тут же хватает меня за руки. Я напрягаюсь. Музыка внезапно исчезает, как будто никогда и не начиналась. Дверь рядом со мной плотно закрыта, без какого-либо света, мерцающего за ней.


— Что, черт возьми, это было? — мой язык тяжел, обожжен силой.


Кэтрин оттащила меня прочь.


— Мы не ходим туда, — она сжимает меня сильнее. — Никогда не ходи туда. Они поклялись не вредить нам, когда они приходят к нам, но у нас нет защиты, если мы попадаем к ним, — она потрясла меня, обеспокоено. — Ты поняла?


Я почти сказала ей, что не поняла ни черта, но сила до сих пор так подавляет, что трудно говорить или сосредоточиться на чем-то. Я взглянула на дверь, и вкус снова вернулся, на этот раз в непрекращающемся вихре цветочных лепестков вдоль моего нёба, менее мощно. Готова поклясться, символы на двери пульсируют и горят.


Я прикасаюсь к дереву, и сила снова ударяет в меня.


— Я могу чувствовать их. Ради Бога, как много их живет здесь?


— Сотни, может тысячи. Ты слышишь музыку? — на мой кивок, Кэтрин снова берет мою руку, и я позволяю ей отвести меня от двери в более безопасную часть. — Для каждого всегда по-разному. Они вызывают приятное воспоминание, таким образом, ты не можешь сопротивляться.


Я внезапно вспомнила истории, когда люди утверждали, что слышали музыку в холмах или вблизи скал. Здесь нет музыки; это просто один из способов фей манипулировать людьми. Сорча однажды заставила меня думать, что я слышу пение мамы.


— Айе, — сказала я горько. — Фейри использовали это раньше против меня.


— Так они забирают людей, которые живут в руинах, — сказала мне Кэтрин. — Мы слышим музыку почти каждую ночь. Некоторые люди могут сопротивляться — Видящие практически не поддаются им — но многие не могут, — она вздохнула и отпустила меня. — Мама не смогла.


Возможно, Дэниэль и Гэвин были правы, не доверяя мне. Невозможность полностью получить доступ к способностям Соколиной охотницы оставила меня открытой для влияния Сорчи, и прямо сейчас феи манипулировали мной, чтобы я прошла через их дверь. Лоннрах использовал эту слабость дважды против меня, и я едва смогла разорвать эту связь.


— Как ты справляешься с этим? — спросила я у Кэтрин. Она так просто поддалась влиянию Киарана в Эдинбурге; не могу представить, как она смогла защитить себя без какой-либо врожденной устойчивости. — Как ты справляешься с этим так долго?


Кэтрин стискивает зубы. Без слов, она закатывает длинный рукав шерстяной рубашки, обнажая бледную нижнюю сторону своего предплечья. Там, отметки на коже — царапины от ногтей, некоторые длинные и зазубренные, другие полумесяцем выделяются на ее руке. Некоторые исчезают, как будто им уже много лет. Другие нанесены сверху, прерываясь засохшей кровью, как будто им несколько дней.


— Христос, — выдыхаю я.


Она опустила рукав, и я не пропустила то, как дрожат ее руки.


— Я не позволю им контролировать себя, — сказала она. — Если из-за боли их влияние отступает, значит, я сделаю все, чтобы выжить. Я не хочу закончить, как моя мама.


Я не хочу закончить, как моя мама. Я сбилась со счету, сколько уже раз давала себе такую же клятву. Я обещала себе, что не буду убита, как моя мама, на улице, разорванная и истекающая кровью. Мое сердце — трофей для любого фейри, способного убить меня.


Как я могу сказать Кэтрин прекратить делать вещи, которые удерживают ее живой? После всего, я последняя, с кого ей нужно брать пример. Картина того, что случилось с моей мамой, превратило меня в убийцу.


Я снова уставилась на дверь и спросила,


— Почему вы позволили им остаться? С ними не безопасно.


Кэтрин расстроено вздохнула.


— Потому что они нужны нам. Их кровь поддерживает чертополох живым. Они охотятся для нас, добывают еду и помогают строить. Они даже скрывают нас от фейри, не дают им почувствовать, что мы здесь. Это не тот союз, который нам бы хотелось иметь, но без этого мы бы не выжили.


— Но они всегда хотят что-то взамен, — шиплю я, — это не в их природе помогать, не прося платы.


— Айлиэн..


— Не надо. Думаю, я поняла, — эффект от силы фей до сих пор такой сильный, что крутит живот. — Почему здесь нет защиты для людей, которые входят в эту дверь. Почему перемирие не простирается на их лиричную музыку, — я едва могу сказать это. — Если люди услышат ее и не смогут контролировать себя от того, чтобы спуститься сюда, вы отдаете их, не так ли? Вы все смотрите в сторону в обмен на то, что они готовы дать Вам. — Кэтрин молчит, и я отступаю. — Я не могу в это поверить.


Рот Кэтрин с шипением закрылся.


— Не смотри на меня так. Ты считаешь, я не потеряла сон после этого? — она посмотрела в сторону. — Я сознательно поместила эти поля здесь, чтобы бережно хранить их. Пока они остаются в городе, чертополох заглушает музыку.


— Тогда что еще вы даете им? — я горько смеюсь. — Поскольку ты не можешь сказать мне, что феи довольны ожиданием их случайной человеческой жертвы.


— Убежище, — сказала Кэтрин резко. — Защиту.


Я издала отвращающий звук.


— Они не нуждаются в защите от кого-либо. Ради Бога, они сами убивают людей. Они, вероятно, там готовятся убить нас, ища способ обойти их перемирие. Им нельзя доверять.


— Ты действительно не знаешь? — сказала она, внезапно поняв. — На них тоже охотились.


Я уставилась в удивлении.


— Прости?


— Это обещание мы даем до Дикой Охоты, — голос Киарана звенит позади нас.


Я поворачиваюсь. Киаран находится на каменной дорожке между полями сейгфлюр, опасное место, чтобы находиться там. Если он подойдет достаточно близко к растениям, чертополох прожжет его кожу. Он одет в черные брюки и свежую белую рубашку, расстегнутую у воротника.


Глаза Киарана встретились с моими. Это настолько интимно, этот взгляд.


— Marbhaidh mi dhuibh uile, — сказал он мягко, — я должен убить их всех.


Словно он знает. Словно он говорил это прежде.


Рядом со мной Кэтрин напрягается. Я вижу, как ее рука тянется под рукав, чтобы погрузить ногти туда. Я вздрагиваю.


— Простите мою грубость, — сказала она. — Уверена, я должна быть где-то еще, — еще до того, как я успеваю что-то возразить, Кэтрин убегает прочь. Когда она проходила мимо Киарана, она шагнула через стебли чертополоха, старательно держа как можно большую дистанцию. Она скрылась в туннеле, из которого мы пришли.

— Что ты сделал с Кэтрин? — спросила я. Мысль пронзает меня. — Не говори мне, что она помнит, как ты воздействовал на нее в парке.


Его губы дернулись. Киаран почти улыбнулся; только видя это, мое сердце подпрыгивает.


— Это остается нашей тайной.


— Тогда почему она смотрит на тебя, как будто ей жаль, что у нее не было средств и возможности убить тебя?


— Мой вид убил практически всех, кого она знала, — сказал он. — Она не доверяет мне.


— Ну, ты действительно, угрожал искалечить ее мужа.


Знаю, я не должна полностью доверять Киарану. Не после всего того, что он сделал. Но правда в том, что я не могу вспомнить ни единого конкретного момента, когда я решила бы доверять Киарану. Это просто … случается. Я понимаю, что забочусь о нем, только когда это уже происходит. Где-то между нашими охотами или убийствами или поцелуями, он оставляет свои отметки на костях.


Теперь я вижу, почему Кадамах хотел, чтобы я перевернула небо и землю, но нашла тебя.


Я не говорила Киарану, что это были воспоминания о нас. Те, которыми я дорожила, когда была в тюрьме Лоннраха. Что я проводила часы, пытаясь вспомнить каждую деталь его поцелуя, каждое ощущение, каждое слово, для доказательства, что я не просто некая зверушка, от которой отказываются. Что это ничего не значит.


Я отворачиваюсь. Так безопасней — не смотреть на него. Я уже чувствую столько всего, чего хотела бы не чувствовать.


— Ты сказал, что это было «обещание, которое мы даем». Значит ли это, что и ты тоже его давал?


Внезапно он оказывается вблизи. Я могу почувствовать тепло его тела, как его мышцы напряглись как у хищника, готового к прыжку. Его дыхание на моей щеке, губы достаточно близко, чтобы дотянуться до моей кожи.


— Я был первым, кто дал это обещание.


Я не смею пошевелиться. Это слишком, когда он ведет себя так — в равных частях обольстительно и опасно.


Инстинктивно я потянулась к пряжке, где держу свой меч. Черт. Я оставила его в своей комнате.


— Когда?


— Когда первая Дикая Охота опустошила землю, и мы убивали всех на нашем пути, — я собиралась отойти, но Киаран остановил меня, его пальцы сжали мои. — Кто, по-твоему, превратил город пикси в руины? — его губы у моего уха, поцелуем прижался к нежному изгибу моей шеи. Я задрожала. — Это был я.


Я вырвалась от него. К черту все, я опять забыла.


Киаран однажды был Кадамахом — безжалостным убийцей, который был худшим среди фейри. Только его любовь к другой Охотнице изменили его, оставили его на стороне людей. Но это не означает, что он хороший или не опасный. В конце концов, барсуки тоже безвредны, пока не укусят тебя.


— Ты убил семью Деррика, — сказала я уверено.


— Его семью, его друзей, — глаза Киарана светятся в тусклом свете от полей, так поразительно ярко и странно. — Почти всех, кого он любил.


Боже мой. Он говорит об убийства так беспечно, как будто объясняет, как использовать новое оружие. Как мало ему нужно, чтобы разжечь искру злости во мне.


— Почему?


— Почему? — Киаран стискивает зубы. — Почему ты спишь, или чувствуешь, или делаешь какие-либо вещи, о которых люди не задумываются дважды? Я убил их, потому что для меня это подобно дыханию, — он пытается приблизиться, чтобы дотронуться для меня, но я отступаю назад. Его рука опускается сбоку. — Это то, для чего я был создан.


Я легко могу представить его. Он становится таким, когда мы охотимся вместе, как будто бы в мире нет ничего, что бы он любил больше, кроме сражений. На выдохе — толкание меча, на вдохе — меч через сухожилия и кость — ритм убийства.


«Я сделал тебя такой же, как я. Я охотился, потому что обучен этому, одно убийство за другим. Как делают монстры».


— Ты когда-нибудь жалел об этом? — шепчу я. — Обо всем, что ты сделал?


Его взгляд отсутствующий. Ни вины, никакого-то даже намека на нее.


— У меня мало чего было в жизни, о чем бы я жалел.


— Это не ответ на мой вопрос.


Киаран улыбнулся, красивой фальшивой улыбкой, которая заставила мое сердце заболеть. Его лицо — безупречная маска, без намека на страсть или эмоции. Даже в статуях больше жизни.


— Ты все еще ищешь хорошее во мне, Кэм? — он схватил цветок чертополоха своими пальцами, как будто напоминая мне, что он. Я вижу, как его кожа практически сразу расплавляется и горит. Он не обращает на это внимания, не показывает, как это больно. — Ты все еще желаешь, чтобы я был благороден?


Я тянусь и твердо схватываю его за запястье.


— МакКей, остановись.


Киаран отпустил чертополох, и теперь фальшивая улыбка исчезла.


— Как много тебе нужно узнать о моем прошлом, чтобы ты поняла, что здесь нет ни единой человеческой частички?


— Ты не Кадамах, — шиплю я. — Больше нет. Ты не был им тысячелетия.


В его взгляде промелькнула эмоция и ушла так же быстро.


— Ты говоришь это имя, как будто знаешь, что оно значит, — он жестом указывает мне за спину. — У sithichean за этой дверью прекрасная память. Как и у твоего пикси. Для них я всегда буду Кадамахом.


— И все же, когда ты сражался на моей стороне, чтобы защитить их всех, твое прошлое не имело значения, — мои глаза удержали его, и мой голос понизился до шепота. — Когда ты целуешь меня, это не имеет значения.


Вот оно, эмоция позади его обычно холодного, отстраненного взгляда. Не желая потерять ее, я медленно подвигаюсь ближе, прямо как он это делал. Я слышу, как его дыхание сбивается — незначительно, но все же примечательно. Как его рука напрягается в моей, и что-то сродни желания и тоски отражаются в его глазах.


Я держу пальцы на пульсе его запястья, и чувствую, как он учащается.


— Ты всегда будешь Киараном для меня.


Он издал глубокий гортанный звук и схватил меня за рубашку. Его губы оказались на моих, мягкие, настойчивые. Желанные. Больше, я хочу больше. Я углубляю наш поцелуй…


Затем высокий механический звук наполняет все вокруг нас, вырывая меня из его рук.


— Что это такое?


— Предупреждающий сигнал, — Киаран дышит тяжело. — Это значит, sIthichean на территории.


Глава 21

Киаран повел меня через улицы города. Я вижу, как люди вокруг нас торопятся в свои дома, в их балконные комнаты в улейной структуре.


Ставни и двери захлопываются вокруг меня. Я удивляюсь тишине, отсутствию паники. Если кто-то говорит, то тихим шепотом, призывая поторапливаться. Люди в городе двигаются рационально, в быстром темпе, как будто делали это много раз. Они, должно быть, делали так, когда жили в руинах, которые описывал Гэвин.


Интересно, понимают ли они, что эти стены не защитят их, если фейри прорвутся в город. Независимо от того, что защита, которую создал Деррик, держалась так долго. Они будут мертвы за мгновение.


— Это место часто осаждается? — спросила я, когда пара промчалась мимо нас к своему жилищу.


— Нет, — Киаран приводит меня прямо к тайному ходу. Он столь узкий, что свет от уличных ламп не достигает его. — Они не могут найти город. Обычно это несколько случайных солдат, осматривающие леса поблизости, — столько тревоги из-за такой малости, как эта? Он поймал мое удивленное выражение. — Мы в любом случае чрезмерно осторожны.


Я вспомнила слова Гэвина. Другой набег оставил бы наш вид на грани вымирания.


Прямо после того, как мы отошли от зданий, свечение окутало город, и тревога внезапно прекратилась. Одна за одной уличные лампы потухли, и мы погрузились в темноту. Я взглянула наверх. Даже блуждающие огоньки прекратили танцевать в вышине. Потоком света они направились к проходу в задней части пещеры, их огни мерцают, пока они улетают. Облака пропали. Остался только блеск от скал и устойчивые звуки нашего дыхания.


— Держись ближе, Кэм, — сказал Киаран через плечо.


— Я вижу, твое терпение не улучшилось, — бормочу я, поравнявшись с ним. Это напомнило мне нашу охоту, как я всегда спешила за ним по улицам Эдинбурга. — Так куда мы направляемся?


Киаран схватил мою руку, сжимая своей ладонью, когда мы проходили еще одно темное место.


— Когда срабатывает предупреждающий сигнал, Видящие встречаются, чтобы оценить угрозу, — он проводит меня вниз по ряду старых каменных ступенек. — Ты должна быть там.


Воздух вокруг нас становится холоднее, как будто даже система отопления в городе закрылась.


— Видящие? Ты имеешь в виду, что есть и другие, кроме Гэвина и мужа Кэтрин?


— Еще два глупых дурака. Вместе, они все как ножки стула.


Мои губы изогнулись в улыбке.


— Я и вправду единственный человек, которого ты можешь вынести?


— У тебя есть определенное очарование. К нему привязываешься.


Я не могу не рассмеяться.


— Пожалуйста, не напрягай себя лестью.


Он тут же утих. Не могу сказать, улыбался ли он когда-нибудь. Его прикосновение удивляет меня, он сплетает свои пальцы с моими.


— Кэм, — сказал он, голос едва слышнее дыхания, — вha mi gad ionndrainn.


Он сказал это так серьезно, что я ничего не могла поделать, просто остановилась.


— Что это значит?


Он подошел ко мне и поцеловал единожды, нежно.


— Я скучал по тебе.


Я вспыхиваю, щеки горят. Он скучал по мне? Он скучал по мне. Я даже не знаю, что делать с этим.


Киаран отпустил меня и отвернулся. Я услышала щелчок замка, прежде чем он открыл дверь, я даже не подозревала, что она здесь. Золотой свет устремился в темный проход.


Он кивком указывает мне войти, и я следую за ним в огромную комнату, столь пышную, что это сбивает мое дыхание. Полированное красное дерево выравнивает стены, пылая в свете люстры наверху. Стены покрыты гобеленами, запутанными в деталях, сшитыми нитями, которые сияют, как внутренняя часть морской ракушки.


Гобелены подробно излагают эпопею сражения между фейри, и все они показывают пикси победителями. На некоторых изображены трофеи, которые взяли пикси: упавшие головы их врагов. Сражения проходят перед замком из резного стекла, чудовищная вещь, которая устремляется в небо.


Я заметила знакомое лицо на гобелене. Деррик с мечом в руке. Деррик, покрытый кровью. Деррик, стоящий в победной позе над грудой тел фейри. Деррик…


— Какого черта они здесь делают?


Я смотрю туда, где стоит Дэниэл, сжав руки, его взгляд прожигает меня в абсолютном гневе. Кэтрин и Гэвин стояли за ним, и еще двое других, наверное, Видящие, о которых только что упоминал Киаран. Чертов пикси кружит вокруг Дэниэла, оставляя золотую дорожку.


Увидев меня, Деррик подлетел к моему плечу и уселся там.


— Хорошо, теперь ты здесь, и мы можем начать наблюдение за тем, кто кружит вокруг нас снаружи. Просто игнорируй злого Циклопа.


Дэниэл двинулся к нам, его ботинки уже ступили на пронизанный золотом ковер. Я слышу Кэтрин, пробормотавшую проклятие, когда она следует за ним.


— Дэниэл, не надо.


Он не слушает ее. Теперь при полном свете я могу лучше изучить его черты. В Дэниэле нет ничего необычного — двухдневная щетина покрывает его подбородок, и у его оставшегося глаза острый яркий взгляд ястреба.


Дэниэл действительно держит себя с уверенностью, которая бесспорно харизматична. Мысленно я отметила, что слегка удивлена выбором Кэтрин. Она всегда казалась той, кто предпочитает мужчин, которые очень подходили определению джентльмена: хорошо подстриженные, хорошо одетые, с хорошими манерами, и, смею сказать, мужчины, которые не позволили бы леди быть замученной фейри.


Однако предполагаю, что должна приложить некоторое усилие, чтобы быть милой, раз уж он ее муж.


Дэниэл остановился передо мной.


— Убирайся, — сказал он. Его глаза метнулись на Киарана. — И забери это с собой.


Ну, тогда можно не быть милой.


— Дэниэл, — зашипела Кэтрин.


— Oy, мужлан! — крылья Деррика запорхали у моего уха от злости. — Она мой компаньон, а ты с ней груб. Скажешь еще слово и …


— Может это обернется чем-то более серьезным, чем разведывательные солдаты, — прервал его Дэниэл, не сводя с меня глаз, — откуда нам знать, что она не причастна к этому? Она могла навести их прямо на нас.


Деррик стиснул зубы.


— Мы не знаем этого. А сейчас успокойся.


Но Дэниэл не слушал. Он шагнул ближе к Киарану.


— И этот ублюдок, вероятнее всего, даст им просто убить нас всех.


Глаза Киарана вспыхнули странным светом.


— Теперь это звучит заманчиво.


Я почти вмешалась, но Кэтрин сделала это прежде меня. Она положила руку на грудь Дэниэла.


— Отойди.


— Не вмешивайся, — зарычал он.


Если Кэтрин и злилась раньше, то сейчас она выглядела убийственно.


— Я сказала. Отойди, — когда он не сдвинулся, Кэтрин сильно сжала его руку. — Я уверена, мне надо с тобой поговорить. Прямо сейчас, — она посмотрела на меня. — Мы вернемся через минуту.


Она ушла с Дэниэлом, закрыв за собой дверь с хлопком, эхо которого пронеслось через комнату. После этого все притихли. Тогда я вспомнила, что мы в компании трех других мужчин, которые невозмутимо таращат глаза: Гэвин и два других, с которыми я не знакома.


Гэвин наконец-то прочистил свое горло, чтобы заполнить неловкую тишину.


— Тэвиш, Лорн. Позвольте мне представить…


Высокий мужчина — Лорн — засмеялся, такой глубокий грохот в его груди.


— Позвольте мне… Ну, бла-бла-бла, у лорда У-Меня-Есть-Графство…


— Не будь придурком, Лорн, — сказал Тэвиш. — Здесь все-таки леди, Ради Бога, мужчина, — затем он взглянул на меня. — Я — Тэвиш, или мистер Грэй, — он ударил друга в живот, отчего тот шумно выдохнул, — а этот невежливый сукин сын — мистер Кэндиш.


— Если ты назовешь меня мистер Кэндиш, — сказал Лорн, — Я не потружусь ответить.


— Ну, — сказал Гэвин, — после такого непристойного знакомства … — он указал на меня. — Это Леди Айлиэн Кэмерон, — он повернулся к Киарану, скорее неохотно. — И вы уже видели Киарана, который…


— Уходит, — Киаран быстро прервал. — Мой порог человеческой терпимости уже превышен. Пошли пикси за мной, если придется врезать во что-нибудь.


С этими словами Киаран развернулся и вышел из комнаты. Черт с ним.


— Фейри очень раздражительны, правда? — сказал Лорн глубокомысленно. Затем он взглянул на Деррика. — Без обид.


Краешком глаза я увидела, как Деррик мило улыбается.


— По крайней мере, мы не придурковатые простофили. Без обид.


— Джентльмены, — голос Кэтрин раздался в комнате. Дэниэл шел за ней, взгляд скорее … ну, скорее как у мужчины, только что получившего словесный упрек. — Как бы сильно я не любила слушать вас, когда вы ссоритесь как дети, у нас есть ситуация, которой следует заняться, — она кивнула Тэвишу. — Ты готов?


Тэвиш сел в кресло. Он повертел головой из стороны в сторону и пошевелил своими пальцами, как будто желая расслабиться. Глубоко вдохнув, он устроился на своем месте.


Я взглянула на свое плечо, чтобы увидеть, как Деррик внимательно смотрит на Тэвиша.


— Что он делает? — прошептала я.


Крылья Дэррика задели мое ухо, когда он подвинулся ближе.


— У Видяших есть разные способности, — сказал он тихим голосом. — Многие, как Гэвин, могут заглядывать в будущее. А Тэвиш может проектировать себя вне своего тела, чтобы видеть вещи на расстоянии.


Я наблюдаю за Тавишом с возобновленным интересом. Его тело все еще в том же положении, пальцы сжимаются и разжимаются на подлокотнике. Дыхание все глубже и глубже, грудь расширяется с каждым вдохом все шире.


— Почти здесь, — выдохнул он, — почти здесь.


Вся комната погрузилась в молчание, никто не заговорил, не двинулся. Я смотрю, как дыхание Тэвиша учащается, быстрее и быстрее, как будто он бежит.


Внезапно его глаза широко открылись. Они совершенно белые, гладкие как мрамор. Он выдыхает медленно, а затем как будто не дышит вообще.


— Они у восточной границы, — сказал он. Голос спокойный, механический, едва похож на человеческий, — пятьдесят по крайней мере. Проходят мимо деревьев.


— Нам нужно готовиться для сражения с ними? — не могу не спросить, боясь ответа.


Лоннрах может быть там, ища меня, а я еще не готова сражаться с ним. Мне нужно больше времени.


Дэниэл поднял бровь.


— Нам?


Гэвин пододвинулся, чтобы встать прямо передо мной. Он сделал это, чтобы другие не могли услышать.


— Даже не думай об этом, — сказал он. — Мы ждем, пока нет непосредственной угрозы, прежде, чем привлекать внимание к нам и рисковать большим количеством жизней.


Прежде чем я смогла ответить, он обратился к Тэвишу.


— Они просто следуют мимо? — он сказал это легко, но слышалась крайность в его голосе. Интересно, теряли ли они людей прежде, когда фейри просто проходили мимо.


— Похоже на то, — сказал Тэвиш. Напряжение ушло из его голоса. — Выглядит как обычная разведка. Они должны выйти с нашей территории в течение нескольких минут.


Внезапное движение Деррика привлекло мое внимание. Он, кажется, находится в глубокой задумчивости, крылья трепещут с такой скоростью, как у стрекозы. Его пальцы сжимаются немного сильнее на моей коже, и его ореол стал ярче, вкус его силы появился на моем языке.


— И защита еще держится, — сказал он. — Хорошо, теперь я могу вернуться…


— Христос, — выдохнул Тэвиш, позвоночник напрягся, когда он сел прямо. — Они начинают рыть.


Дэниэл проницательно оценивает меня. Я знаю, о чем он думает: они ищут меня. Лоннрах ищет меня.


Все что меня интересует — это найти предмет, спрятанный в твоем мире. И ты поможешь мне в этом, по доброй воле или нет.


Я сглотнула проклятия, почти сорвавшиеся с моих губ, мое тело напряглось.


— В том месте есть какие-то туннели, ведущие в город? — спросил Дэниэл.


— Айе. Они прямо над длинным проходом к центру острова. Если они продолжат капать, то найдут его.


Дэниэл закрыл свой глаз.


— Тогда нам нужно отвлечь их, отвести куда-нибудь еще, — он посмотрел на Кэтрин, его лицо смягчилось, впервые с тех пор как я его увидела. — Ты знаешь, что делать, если они снимут защиту. Проведи всех через туннели и не жди меня.


Я смотрю, как они обнимаются, и внезапно чувствую, что не должна быть здесь, когда они прощаются. Это слишком интимно. Слишком окончательно.


Дэррик рванул к моему уху.


— Так и будешь смотреть? Сделай что-нибудь.


Я ступаю вперед, чтобы схватить Дэниэла за руку. Он поворачивается ко мне с удивлением.


— Ты не можешь туда идти, — говорю я ему.


— Тут не о чем беспокоится, — говорит он, несколько грубо, возможно потому, что я проявляю какое-то беспокойство о нем в принципе. — Мы делали это десятки раз раньше.


— Ради Бога, Циклоп, — сказал Дэррик с моего плеча. Его крылья щелкают по моему уху. — Послушай ее.


Дэниэл глядит на Деррика, а Деррик смотрит в ответ. Даже зная, что фейри идут за мной, он все равно готов рисковать своей жизнью, чтобы увести их. Я не могу позволить этому произойти. Я, возможно, и не готова сражаться с Лоннрахом, но, будь я проклята, если позволю кому-то еще умереть из-за меня.


— Тогда я иду с вами, — говорю я.


Я узнаю этот взгляд, которым Дэниэл смотрит на меня — то же выражение было у мужчин на чаепитиях и балах, когда я пыталась поговорить с ними о науке или инженерии. Тот же самый нежный, покровительственный вид человека, который хочет быть благодарным за то, что я пытаюсь, но, в конечном счете, не верит, что я знаю, о чем, черт побери, я говорю.


Крылья Деррика затрепетали так быстро, что ранили мое ухо.


— Айе, и я тоже иду, — сказал он. На острый взгляд Дэниэла, Деррик спросил: — Что? Я бессмертный, а она Охотница. У нас больше шансов задержать их, чем у всех вас. Я видел тебя с мечом. Дерьмово ты выглядел.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги