Искушение

ГЛАВА 22

Габриель начал думать, как ему поступить, чтобы завоевать Дженни. А пока он продолжал играть роль свободного мужчины, ненадолго увлекшегося красивой женщиной. Но с каждым днем его сознание все настойчивее напоминало ему о том, что сердце знало с самого начала: любовь поймала его в свои сети навсегда. Он все больше склонялся к мысли просто попросить Дженни стать его женой. Признаться ей, что он безумно любит ее, что его сердце и тело жаждет ее, стремится к ней. Объяснить, что невинный восхищенный взгляд другого мужчины, брошенный на нее, сводит его с ума, потому что она принадлежит ему лишь на время, а не на всю жизнь. Потом он решил, что все это не годится. Таким путем ему не заполучить Дженни. Он знал, она все еще не доверяла ему. Дженни считала, что он не способен обеспечить ей размеренную, не знающую тревог жизнь в сельской местности, жизнь, о которой она мечтала. И все же Габриель не был уверен, что ей хотелось именно такой жизни. Ему казалось, что Дженни убегает от кого-то, ищет безопасное место, где можно спрятаться. Но… от чего? Или от кого? Сначала он хотел без околичностей спросить ее, но удержался. Габриель наблюдал за ней, слушал, что она говорит, пытался понять ее.

Ему все нравилось в Дженни. Она никогда не унывала, верила в лучшее будущее, была умна и держалась независимо. В ней чувствовалась решимость самой справиться со всеми трудностями в чужой стране. Она преданно и терпеливо ухаживала за обоими детьми, выглядела очаровательной и забавной, когда подшучивала над ним, вздернув хорошенький подбородок. У нее были удивительно умные и живые глаза. Ее тело горело страстным огнем, когда она лежала в его объятиях, готовая к любви. Занимаясь любовью, она была еще прекраснее, нежнее, смелее других женщин, с которыми ему доводилось заниматься сексом. Дженни дарила любовь с радостью.

Он страстно желал и должен быть рядом с нею всегда. Все время видеть ее, разговаривать с нею, спорить, любить. Поэтому, когда станок был готов и Дженни начала ткать, он каждое утро провожал ее и детей в особняк Карвало. Если бы его спросили, – но никто не интересовался, и меньше всех Дженни, – почему он делает это, он бы ответил, что ради ее безопасности.

– Посмотрите-ка только на это прелестное семейство! – приветливо встречала их Милдред Морган. – Эллис растет прямо на глазах, Дженни. Я никогда не видела более жизнерадостного ребенка. Ингри, моя девочка, иди поцелуй меня.

Розовая, улыбающаяся малышка вприпрыжку бежала к ней через всю комнату.

Бейбет наняла Милдред вести бухгалтерский учет: следить за расходованием средств и счетами их «The Enterprise»,[22] так они назвали свое смелое и рискованное дело. К счастью для Милдред, которая была очень слаба, заказов еще было немного. Она усиленно лечилась от анемии. Врач обещал, что постепенно она полностью выздоровеет, если будет хорошо питаться и принимать прописанные лекарства. Милдред через силу заставляла себя есть и пить лекарства. Она стремилась помочь каждому в его работе, чтобы быть хоть чем-нибудь полезной. Часто она приводила с собой своих младших ребятишек и поручала им посильную работу. После обеда приходили Вероника и Велентайн. К этому времени они заканчивали делать цветы и полировать пуговицы. Девочки с удовольствием включились в работу нового предприятия.

– Это лучше, чем кружок кройки и шитья, – проронила Милдред.

– Почему нет? – ответила Медея своей излюбленной фразой.

– Привет, Гейб, – весело пропела Эгги. – Иди сюда, поработай-ка немного для общего блага. Вытяни руки и послужи Милдред моталкой для шерсти. Ой, чуть не забыла, Джоко передает тебе привет. Он зайдет ко мне, и вы увидитесь.

Дженни учила ткать всех, кроме Эллиса. Габриель сделал для нее большой ткацкий станок с ножной педалью и несколько маленьких, простых по конструкции станочков, на которых нити основы наматывались в виде восьмерки. Так что работы хватало всем.

– Ткачество похоже на хорошую музыку. Насколько я понимаю, работа на станке – настоящее искусство, – заключил Фред, наблюдая за Дженни.

Челнок летал в ее ловких руках, нити основы поднимались и опускались, когда она нажимала педаль. Чтобы внести некоторое разнообразие в свою жизнь, Фред по дороге на свой любимый угол неподалеку от Карнеги-холл, где он играл на скрипке, тоже заглядывал в особняк, чтобы повидаться со своим милым другом Бейбет. Девушка редко бывала дома. Но если она была здесь, они с удовольствием болтали. Фред ждал ее, если она отсутствовала, молча наблюдал за работой и прислушивался к разговорам, тихо журчавшим в комнате.

– Я вижу, что поднимая и опуская планку, Дженни изменяет натяжение нити, – заключил он однажды днем.

– Так Дженни меняет узор и определяет плотность ткани – насколько она мягкая и хорошо ли драпируется, – гордо объяснил Габриель. – Как и ты Фред, Дженни – артист.

– Ну… она скорее ремесленник, как ты, Гейб, а не артист, как я, – пробормотал Фостер в раздумье. – Музыка – прекраснейшее из всех искусств. Это – голос самого Бога.

– Федерико, в мире нет ни единого человека, похожего на вас, – заявила Бейбет, бесшумно входя в комнату.

Вслед за ней вошли Эдвидж и Элфрид, кухарка и дворецкий с подносами, заваленными сэндвичами, печеньем, фруктами и уставленными кружками с чаем. Для Милдред принесли бокал шерри: это доктор Ферлонг прописал ей тонизирующее средство. Эдвидж принесла молоко детям.

– А, Габриель. Хорошо, что вы здесь. У меня есть для вас работа, если, конечно, вам не поручили другого дела, – сказала Бейбет.

Габриель лежал, растянувшись на толстом ковре подле Эллиса, и играл с ним. Схватив его за палец, малыш пытался встать на ножки.

– Мое единственное занятие в настоящий момент… – Габриель бросил на Дженни быстрый взгляд, – развлекать маленького атлета. Посмотрите, какой он сильный, а ведь ему еще только три месяца.

– Три с половиной, – с гордостью поправила Дженни. – Он замечательный и очень красивый.

Она подошла к малышу. Эллис и Габриель улыбнулись ей одинаковыми очаровательными улыбками.

– Ты, несомненно, говоришь обо мне. Это я замечательный? – Габриель весело рассмеялся. – Мы оба знаем, что я необыкновенный, но окружающим совсем необязательно знать об этом. – Она ласково прикоснулась кулачком – любимый жест Габриеля – к его подбородку. Он схватил Дженни за руку и легко вскочил на ноги.

– Сеньорита Карвало, я к вашим услугам. Чем я могу помочь вам?

– Сделайте мне прялку. Я хочу научиться прясть, чтобы я смогла… внести посильный вклад в наше дело. Вязаная одежда не только защищает от холода и прикрывает тело человека, но и украшает его. Хочу проверить, есть ли у меня талант.

– Отлично. По традиции пряхами в семьях всегда были незамужние женщины.

– Ой, Бейбет! Ты – пряха? – рассмеялся Джеси, медленно входя в комнату. – Не могу представить тебя за прялкой. Гейб, когда ты выполнишь важный и странный заказ моей сестры, скажи мне. У меня тоже есть для тебя работа. Я буду рад, если ты сделаешь мне ящик для инструментов столяра-краснодеревщика и заполнишь его лучшими инструментами.

– Ты работаешь по дереву, Джеси? – Габриель удивленно взглянул на Карвало.

– Нет, но если у меня будет элегантный верстак и прекрасные инструменты, как у тебя, я быстро научусь этому, – объяснил Джеси. – Если моя сестра хочет научиться прясть, разве я не смогу пилить и стучать теслом? О, Бейбет, у меня новости. Приехали мама и папа с детьми.

Не успел он договорить, как в комнату ввалилась куча детей от пяти до пятнадцати лет. Румяные, с глазами, горящими от любопытства, с шумными восклицаниями и смехом, они заполнили комнату. Следом вошла стройная, элегантная, равнодушная, величественная пара. Все прекрасно одеты. Мать и дочери в шелках, кружевах, изящных шляпах. Маленькие мальчики – в коротких штанишках. Мальчики постарше – в модных пиджаках с разрезами по бокам и длинных, взрослых брюках. Они держали шляпы в руках. Бейбет и Джеси радостно бросились обнимать своих младших братьев и сестричек. Посыпались вопросы о путешествии, оставшиеся без ответа.

– Мама, как я рада вас видеть. Мне нужно поговорить с вами. Мне так вас не хватало. Столько всего случилось. Мама, я решила стать пряхой.

Миссис Карвало побледнела. Мистер Карвало нахмурился.

– Поговорим об этом позже, дорогая, – Элен Карвало с любопытством и подозрением смотрела на непонятные сооружения и незнакомцев, расположившихся в ее комнате.

– Нет, мы не будем говорить об этом, – строго сказал ее муж, не допуская даже мысли о прядении. – Только не моя дочь. Моя дочь – красавица, конечно же, не станет прясть. Тебе предстоит найти хорошую партию, Бейбет, раз уж ты отказала этому, как его там, Чапику. Это – мое последнее слово, – сурово сказал он. – Джеси, скажи мне, что это за люди и что они делают в моем зимнем саду?

– Небольшое надомное производство, папа. Мы…

Через сад быстро бежал черноволосый, краснолицый мужчина. Он осторожно постучал в стеклянную дверь. Было видно, что он кричит изо всех сил, но в комнату не долетало ни звука.

– Еще один. А это кто? – раздраженно спросил Карвало-старший, багровея. – Впустите эту личность в дом, пока он не сошел с ума от крика.

Элфрид открыл двери, и в комнату влетел взъерошенный Джоко Флинн.

– Боже мой, эти Мейхены выследили меня! Я наткнулся на твоего друга, Гейб, когда он пробирался по Чатем-сквер.

– Успокойся, добрый человек, не то с вами случится удар, – заявил мистер Карвало. – Полагаю, вас возмутил один из ирландских борцов? Мы только что вернулись из Англии. Нам кое-что порассказали о вашем лидере, Парнелле.[23] Он навлек на себя позор из-за какой-то женщины. А вы за или против Парнелла, мистер?..

– Отец, позволь представить тебе мистера… – но Джоко нетерпеливо прервал Джеси.

– Парнелл раздробил движение за ирландскую независимость, но меня это не касается. Я простой школьный учитель. Мне совершенно наплевать, извините меня, леди, на политику. Но, когда ты начинаешь толковать об этом некоторым горячим головам, они не желают ничего понимать, а жаждут убить тебя, как этот кровожадный негодяй Элвуд. – Щеки Джоко стали пунцовыми. Он все еще тяжело дышал.

Элфрид, настоящий английский дворецкий, протянул ему бокал шерри.

– Джоко, дорогой, что заставляет тебя думать, что Мик Мейхен выслеживает тебя? Возможно, он считает, что тебя послали найти его, и вы оба беспокоитесь без всякого повода, – высказала Дженни свое предположение.

Ее тихий ласковый голос успокоил Флинна. Но услышав об Элвуде, то есть о Чарльзе Торндайке, она встревожилась.

– Мики и его братья исчезли сразу же, как только ты появился в Нью-Йорке, – добавил Габриель.

– Да-да, но послушай, он сразу же начал следить за мной. Почему? Вот что я хотел бы знать.

– Может быть, ему кажется, что ты следишь за ним, думаю, вам двоим нужно встретиться и поговорить, – серьезно сказала Дженни. Сначала Джоко посмотрел на нее с ужасом. Потом подумал и скорбно улыбнулся.

– Умная девушка. Блестящий ум. Действительно, почему бы и нет? Он не станет убивать меня у вас на глазах. Нужно только воспользоваться удобным случаем. Первый, кто увидит его или одного из его братьев, договорится о встрече. Мы останемся наедине в одном известном мне месте в Китайском квартале, где разбираются в политических разногласиях. На всякий случай мистер Кау Ли посадит меня так, чтобы у меня за спиной были стены.

– Я буду присутствовать при вашей встрече, – Алонзо Карвало. Среднего роста, стройный, с волнистыми седыми волосами и пронзительным взглядом, он держался с большим" достоинством и поэтому казался выше, чем был на самом деле, и с его мнением всегда считались. – Мой долг, как уважаемого жителя города, сделать все, что в моих силах, и положить конец конфликтам, перенесенным сюда из Старого Света – Ирландии, Италии, Китая, – которые ведут к кровопролитиям на улицах Нью-Йорка. Сообщите мне время и место встречи, и я приду.

С этими словами мистер Карвало вышел из зимнего сада. Вслед за ним удалилась его жена с весело болтавшими детьми и няня-англичанка с младенцем на руках, Дженни могла только порадоваться, что ей не удалось получить работу няни в особняке Карвало.