Глава 15


1982 год


В глазах международного бомонда свадьба Пилар Падильо и Нельсона, отца Филиппа Медины, стала событием года. Для Нины Дэвис, впрочем, это был несколько запоздалый выход в свет. Ей не хотелось думать, что ее фамилия значится в списке приглашенных только потому, что она когда-то работала у Филиппа Медины, а теперь является корреспондентом «Нью-Йорк дейли» и ведущей шоу «Сегодня», и, следовательно, ее присутствие обеспечит благосклонные отзывы прессы о свадебном торжестве.

Естественно, что с ее стороны последовал небывалый всплеск активности. Это ведь не какая-то захудалая нью-йоркская свадьба — праздничное действо будет происходить на мальоркской вилле Филиппа, и все, от транспорта до зубных щеток, будет оплачено Нельсоном Мединой. Приглашение на такое важное светское мероприятие все равно что приглашение ко двору. Нине вовсе не хотелось, чтобы на нее бросали неодобрительные косые взгляды только потому, что у нее нет перчаток, шляпки или длина юбки не соответствует светским стандартам.

Утром в назначенный день к дому подъехал лимузин, и Нину отвезли в аэропорт Кеннеди, где ее сразу же подхватили встречающие: один из служащих взял ее багаж, другой — паспорт, а третий проводил в отдельный зал, где она вместе с остальными гостями ожидала посадки на самолет, заказанный Нельсоном Мединой специально для американских гостей. Окинув взглядом зал, Нина немного приуныла. Хотя многие приглашенные были ей знакомы и составляли элиту Нью-Йорка, в ее статьях они удостаивались только краткого упоминания — интервью она у них никогда не брала.

Эти люди вовсе не горели желанием попасть в «Ящик Пандоры» Нины Дэвис; они уже стали героями «Четырех сотен самых богатых американцев» Форбса. Они занимали видное положение в обществе и этим отличались от светских знаменитостей. Завоевать репутацию среди «четырех сотен» сложно, а вот поддерживать — гораздо проще, чем репутацию в мире Голливуда. Для «четырех сотен» главное — деньги: пока ты приумножаешь капитал, тебе гарантировано признание и известность. А вот если бы в Голливуде ценился только талант, Нина осталась бы без работы. Машина по производству звезд работает на топливе, которое Нина называла «четыре составляющие»: скандал, сенсация, позор и клевета. Успех возможен и без них, но путь к нему более крут, обрывист, а на вершине не так-то легко закрепиться.

Окинув взглядом зал ожидания в поисках свободного места, Нина заметила пустое кресло рядом с Энтони Гартвиком. Он уже успел отделаться от второй жены и порядком устать от многочисленных возлюбленных, а посему представлялся Нине вполне подходящей кандидатурой.

— Надеюсь, это место не занято? — спросила она, усаживаясь в кресло рядом с ним.

Гартвик несколько секунд пристально смотрел на нее, пытаясь вспомнить, как зовут эту блондинку с длинными ногами.

— А, Нина Дэвис. Бывшая проныра официантка стала ведущей светской хроники. Поздравляю! Неплохой скачок в карьере.

— У меня длинные ноги, — усмехнулась она.

Он рассмеялся и снова с нескрываемым интересом прошелся по ней оценивающим взглядом.

— Успех вам идет, — наконец промолвил он.

— На вид это не хуже, чем на вкус.

Его губы скривились в усмешке, больше напоминавшей плотоядный оскал. К счастью, объявили посадку, и Нина была избавлена от щекотливой беседы.

Гартвик проводил ее на борт самолета, усадил рядом с собой и в течение всего полета развлекал разговорами. Ко времени приземления Нина окончательно убедилась, что Энтони Гартвик явно положил на нее глаз.


Они приехали в Дею, маленькую деревушку на окраине Пальмы, устроились в отеле, и после сиесты караван лимузинов повез гостей на виллу Филиппа Медины, где должен был состояться обед в честь предстоящего бракосочетания. По дороге на виллу Нину захлестнули воспоминания.

Скалы, окаймлявшие Дею, вдруг превратились в горы Сангре-де-Кристо в Санта-Фе, а дорога, по которой они сейчас ехали, — в дорогу от Барселоны до Кампинаса. Прозрачный вечерний воздух, пронизанный запахом миндальных и оливковых рощ, вплетался в ее воспоминания и становился все более пряным, как запахи с кухни Миранды или знаменитые барбекю Луиса. Глаза ее наполнились слезами, к горлу подступил комок.

Интересно, приедет ли на свадьбу тетя Флора? Очень может быть. Флора Пуйоль — одна из столпов светского общества Барселоны. Впрочем, встреча с бывшими знакомыми и друзьями не входила в ее планы. Изабель де Луна и ее родные навсегда вычеркнуты из биографии Нины.

В соответствии с документами Нина теперь была единственной дочерью Хейла и Лесли Дэвис, богатой супружеской пары англо-шотландских наследников, которые погибли в авиакатастрофе: они собирались посетить собственный винокуренный завод, но их самолет потерял управление и разбился. Когда Нине исполнилось четырнадцать, ее отправили в Шотландию заканчивать начальное образование, затем она вернулась в Штаты, окончила колледж и с той поры вела самостоятельную жизнь. Такова была придуманная ею легенда, которую она и рассказывала при каждом удобном случае.

— Вы раньше бывали на Мальорке? — спросил вдруг Энтони, придвигаясь к ней ближе и явно наслаждаясь ароматом ее духов.

— Нет, — ответила она, дружелюбно улыбаясь. — А вы?

— Частенько. Здесь живут многие из моих авторов.

— Так вот откуда вы знаете Нельсона Медину. Вас с ним связывает бизнес?

— И да и нет, — сказал он. — Мы с Нельсоном оба занимаемся изданием книг, но познакомились потому, что вместе с Филиппом были в Вартоне.

Нина нисколько не удивилась. У нее на этот счет была одна социологическая теория: для богатых мир тесен. А кроме того, те, у кого есть деньги, знают, на что их потратить. И вилла Филиппа Медины — лучшее тому доказательство.

Вилла возвышалась на скалистом мысе полуострова Форментор и выглядела впечатляюще.

Водитель лимузина рассказал, что сеньор Медина нанял для постройки виллы самого модного испанского архитектора.

Знатоком архитектуры Нина себя не считала, но даже на ее неискушенный взгляд мастер блестяще справился с задачей. Стены строений были сложены из местного камня, а огромные стеклянные галереи с видом на море и все детали архитектуры так удачно гармонировали со скалами, что сливались с ландшафтом в единое целое.

Вход в дом был расположен в сторожевой башне конца прошлого века, встроенной в главный корпус виллы. Через стеклянную решетку крыши в холл проникал мягкий дневной свет. Два огромных полотна абстракционистов в серо-голубых тонах (одно — Жоржа Брака, второе — Пикассо) повторяли изломы грубой кладки стены, на которой висели. Драматический эффект был столь велик, что Нина почувствовала дрожь в коленях. Проследовав вместе с гостями через стеклянную галерею в огромную гостиную, она с удовольствием выпила предложенный ей бокал кавы.

В гостиной стояла современная удобная мебель. В отделке комнаты преобладали спокойные тона, повторяющие нежные цвета ландшафта, а стены украшали великолепные живописные полотна. Работы признанных мастеров, таких как Фернан Леже, Кандинский, Шагал и Сезанн, соседствовали с современными гигантами.

В самолете Нина пыталась выяснить у попутчиков, почему свадьбу не стали проводить на вилле Нельсона у озера Лугано. И вот теперь, находясь в мальоркском особняке Филиппа, она решила, что вилла в Лугано не столь шикарна. Впрочем, одна из дам предположила, что будущая миссис Медина из суеверия попросила провести бракосочетание в другом месте, а не там, где праздновались три предыдущие свадьбы Нельсона.

Прохаживаясь среди приглашенных, Нина старалась уловить какие-нибудь интересные подробности, относящиеся к предстоящему бракосочетанию, и ей удалось-таки подхватить любопытную информацию: оказывается, отношения Пилар и Медины-сына можно назвать дружескими с большой натяжкой, отец с сыном тоже не очень ладят между собой. Нине оставалось только догадываться: либо Медина-старший заставил сына организовать праздник на своей вилле в знак примирения с его невестой, либо сам Филипп сделал такое предложение во имя семейной гармонии.

Энтони Гартвик оказался идеальным сопровождающим. Взяв Нину под руку, он повел ее на открытую площадку, что входила в ансамбль террас, каменных спусков, патио и садов с зарослями кактусов, кипарисов и рядом клумб с лавандой. Оказалось, что здесь они не одни. За столиком у фонтана сидела группка французов. Итальянцы облюбовали два столика в тени. Американцы же толпились вокруг Филиппа Медины, который показывал гостям свои владения. А у дальней стены невеста и жених принимали поздравления испанцев.

Нельсон, которому уже исполнился шестьдесят один год, пышущий здоровьем красавец, считался одним из самых знаменитых уроженцев Сан-Франциско, будучи основателем издательского дома Медина, известным коллекционером и прославленным любителем женщин. Его первая жена — мать Филиппа — Оливия Тарквин, происходила из семьи видных судовладельцев, что сделало ее свадьбу с Нельсоном в сорок третьем объектом всеобщих пересудов. Когда спустя десять лет они развелись, аннулировав таким образом свой неудачный брак, об этом говорили не меньше, чем о свадьбе.

После Оливии Нельсон последовательно заключал браки еще с двумя дамами, года на три с каждой. После третьего развода он наконец решился на относительно благородный поступок: в брак больше не вступал и таким образом избегал неверности.

В течение многих лет Нельсон наслаждался холостяцкой свободой, перелетая от цветка к цветку, как весенний мотылек. Его ухаживаниям за Пилар Падильо никто не придал особого значения. Красавица блондинка, она была чуть старше тех девиц, что наводняли его гарем, но намного моложе самого Нельсона. Родилась она в предместье Мадрида в семье с весьма скромным достатком. Ни для кого не было секретом, что она дважды выходила замуж — сначала за тореадора, а потом за владельца ночного клуба, — что у нее есть внебрачный сын, имя отца которого тщательно скрывается от любопытных, что она художница, прозябающая в безвестности, и что руководит ею собственная мать. Но любители сплетен явно недооценили Пилар: ей, единственной из всех женщин Нельсона, удавалось его рассмешить.

У отца с сыном было много общего. Оба работали в сфере информации (Нельсон издавал книги и журналы, а Филипп выпускал газеты и телевизионные передачи), оба достигли успеха (Филипп чуть-чуть отставал от Нельсона в списке «четырехсот»), оба прославились как страстные коллекционеры (Нельсон собирал картины старых мастеров, Филипп — современных). Но в то же время Нельсон вот-вот вступит в четвертый брак, а тридцатишестилетний Филипп до сих пор не женат: ни супруги, ни помолвки, ни продолжительных связей.

Нина размышляла об этом, пока не раздался звон колокольчика — сигнал к началу обеда. При виде троих испанцев, шедших чуть впереди, у Нины пересохло во рту: и спустя четырнадцать лет она безошибочно узнала в них супругов Мурильо и Паскву Барбу.

С какой же благодарностью она взглянула на Энтони, когда он усадил ее за несколько столиков от деда и бабки Изабель и того зловещего типа.

Она помимо воли бросала осторожные взгляды в сторону Мурильо. Интересно, узнают ли они ее, обернувшись? Правда, в то время она была еще ребенком, и видели они ее всего один раз, да и то их больше интересовали Изабель и Флора.

Тем временем, расхаживая между столиков, Филипп беседовал с гостями. Нина мысленно старалась оценить Филиппа со всей объективностью — не как бывшего и, возможно, будущего босса и не как потенциального поклонника или возлюбленного. Да, у него прекрасные манеры, он со всеми мил и любезен, независимо от возраста и национальности. О размерах его богатства можно судить по тому, как сильные мира сего прислушиваются к его мнению. И только слепой не заметит, как он хорош собой и по-мужски привлекателен.

Интересно, почему он до сих пор с ней не переспал?

Медина-младший уже успел обойти три столика, как вдруг его окликнул сидевший неподалеку барселонский издатель:

— Кто этот новый художник, Филипп?

Нина перехватила его взгляд и увидела огромную картину — почти во всю стену.

— Эта художница — уроженка вашего прекрасного города, — ответил Филипп. Сердце Нины отчаянно забилось. — Потрясающе талантливая Изабель де Луна.

Барба за соседним столиком не выразил никакого удивления, зато Хавьер и Эстрелья Мурильо мигом встрепенулись. Они одновременно, как по команде, повернулись к картине и уставились на нее, вытаращив глаза.

— Кстати, — добавил Филипп, — эта картина называется «Рассвет в Барселоне».

Гость одобрительно кивнул.

— А она, случаем, не родственница Мартина и Альтеи де Луна?

Нина так и впилась взглядом в Мурильо, сердце ее отчаянно забилось. Лицо Эстрельи налилось кровью, как будто у нее подскочило давление, а Хавьер побледнел как смерть.

— Понятия не имею. А что навело вас на эту мысль?

— Да так. Дело в том, что Альтея тоже была художницей и моим другом. Мне просто любопытно, может, это молодое дарование — ее дочь?

— Кем бы ни была Изабель, она выдающийся талант, Луис.

Филипп двинулся дальше, и гости принялись оживленно обсуждать картину и происхождение автора. Нина старалась не упустить ни слова, но глаза ее по-прежнему были прикованы к супругам Мурильо, которые как раз приносили свои извинения Нельсону и Пилар. Пожилая чета тотчас покинула столовую, буквально согнувшись под тяжестью свершенного почти двадцать лет назад преступления.

— Нравится? — спросила Нина, недовольно заметив, с каким нескрываемым восхищением Гартвик смотрит на картину.

— Я редко соглашаюсь с Филиппом, но на этот раз он не ошибся. Она будет великой художницей! — Он резко обернулся к Нине: — А ты с ней знакома?

— Я слышала о ней кое-что.

— Ну так ты знакома с ней или нет?

Нине не понравился тон, каким был задан вопрос. Хуже того, несколько человек за соседними столиками повернулись к ним и с интересом ждали, что она ответит. Нина внутренне сжалась. Одно дело предаваться воспоминаниям об Атьтее и Мартине, другое — хвалить или защищать женщину, которую она твердо решила превзойти.

Ответ Нины не выдал ее внутреннего состояния — она лишь холодно констатировала факт:

— Как я уже сказала, мне приходилось о ней слышать. Если вы желаете знать, почему я до сих пор не взяла у нее интервью, сейчас объясню. Я имею дело со знаменитостями из мира шоу-бизнеса и социальной элитой. Изабель де Луна не принадлежит ни к тем, ни к другим.


* * *

День бракосочетания выдался прелестный. Под лазурным небом, какого Нина еще в жизни не видела, невеста в элегантном костюме цвета слоновой кости от Живанши и жених в темной тройке с черным шелковым галстуком давали друг другу клятву верности, которую сами же и написали. В руках Пилар держала очаровательный букетик апельсиновых цветов. На лацкане пиджака Нельсона красовалась белая розочка. Мать Пилар стояла рядом с дочерью, а Филипп выполнял роль шафера собственного отца. В конце этой несколько странной церемонии мальчик-подросток — сын Пилар — протянул новобрачным клетку с птицами. Невеста и жених вынули из клетки пару белых голубков, поцеловались, поцеловали каждый своего голубка и под восторженный гром аплодисментов выпустили птиц на волю.

Чуть позже, проходя по галерее, Нина нос к носу столкнулась с Эстрельей Мурильо. К счастью, поблизости никого не оказалось.

— Добрый день, — сказала Нина, одарив высокомерную старуху ослепительной улыбкой. — Прелестная свадьба, не правда ли?

— Да, — промолвила дама. — Прелестная. — И впилась взглядом в Нину. — Мне знакомо ваше лицо. Мы с вами раньше не встречались? Меня зовут Эстрелья Мурильо.

— Сеньора Мурильо, — задумчиво протянула Нина, делая вид, что старается вспомнить. — Нет. — Она почтительно склонила голову. — Я работаю на американском телевидении. Возможно, вы видели меня в одной из телепередач?

— Я никогда не была в Штатах, — заявила Эстрелья, презрительно фыркнув. — Должно быть, я ошиблась.

Чуть позже, выйдя в патио, Нина заметила, как Эстрелья указывает на нее Хавьеру и что-то шепчет ему на ухо. Раньше Нине было все равно, но теперь ей вдруг захотелось, чтобы ее названая сестричка стала читательницей «Ящика Пандоры». По возвращении в Америку она намеревалась написать подробную, сочную статью о своем посещении Мальорки, Филиппе Медине и влиятельных испанских сеньорах — супругах Мурильо. Пускай Изабель теряется в догадках, что связывает Нину с Филиппом и что говорилось у нее за спиной.

Застарелая ненависть вновь захлестнула ее, и Нина, резко развернувшись с досады, вдруг налетела на Филиппа Медину.

— Ну, как вам здесь нравится? — любезно осведомился он, придерживая ее за руки.

— Если не считать этого маленького столкновения, то очень. — Она поспешно нацепила на лицо ослепительную улыбку. — Да и как мне может у вас не понравиться? Вилла просто великолепна. Вокруг цвет общества. Угощение на высшем уровне. А сам хозяин не только внимателен и любезен, но, простите за откровенность, ваше высочество, чертовски хорош собой!

— Идемте со мной. — Он протянул ей руку. — Приглашаю вас на экскурсию по моим владениям.

Тропинки и лестничные подъемы, соединяющие между собой таинственные уголки сада, обвивали особняк. Одна из лестниц вела на крышу. Оттуда, по словам Филиппа, открывался изумительный вид на залив. Вокруг синели лазурные воды; по берегу залива тянулась манящая полоска белого песка и скалистые островки. На волнах качались маленькие яхты.

Несколько минут они шли под руку. Нина внутренне ухмылялась, замечая, как пялились на них гости. В свете ведь судят по тому, с кем и кто водит дружбу. Судя по всему, Нина заработала еще одно очко в свою пользу.

Обогнув угол главной террасы, они повстречали Энтони Гартвика.

— Я вас искал, — промолвил он, целуя руку Нины.

— И меня тоже? — с издевкой подхватил Филипп.

— Извини, Медина. Ты не в моем вкусе.

Пока они обменивались шутливыми выпадами, Нина с интересом наблюдала за их показным соперничеством. Они хорошо знают друг друга, это ясно, но их знакомство почему-то в дружбу не переросло.

Спустя мгновение Филипп пожал ей руку, улыбнулся и произнес:

— Не хочется вас покидать, но я обязан уделить внимание и другим. — Затем, обратившись к Гартвику, добавил: — Веди себя пристойно.

— Похоже, мне следует принести свои извинения, — заметил Энтони. — Вчера я был не прав и молю вас о прощении.

Что ж, если продолжать дуться на него, ничего не добьешься. И Нина изобразила примирение, которое сулило ей немалую выгоду. Чтобы отпраздновать это событие, Энтони заказал шампанского.

— За нас, — торжественно произнес он и, притянув ее к себе, поцеловал. Все произошло так быстро, что Нина даже опомниться не успела и потому не воспротивилась.

После этого Энтони ни на секунду не покидал ее, даже когда вокруг них снова стал крутиться Филипп.

Когда же наступил вечер, только один из них предложил ей провести ночь любви. Нина сразу приняла приглашение, тем более что внутренний голос тихонько нашептывал, что выбирать ей не приходится. Как и ему.


Когда Энтони и Нина вошли в комнату, на столе уже стоял графинчик с бренди и два бокала. В камине уютно потрескивал огонь. Помещение освещали лампа и несколько свечей. Энтони налил себе и ей немного бренди, прикрыл глаза и вдохнул его аромат. Поболтав в руках бокал с янтарной влагой, он одним глотком осушил его.

Сидя в кресле напротив кровати, Нина не спеша потягивала бренди и ощущала знакомое возбуждение. Выйдя из лимузина, они с Гартвиком не обмолвились ни словом. Он повел ее к себе, она покорно последовала за ним. Наверное, именно так он и строит свои интимные отношения: мужчина господствует, женщина уступает. Нине не нравилась роль подчиненной, но она твердо решила заполучить этого красавца. И если придется потакать его капризам, она пойдет даже на это — по крайней мере сегодня.

Он налил себе еще бренди и осушил второй бокал так же быстро, как и первый. Затем, поставив его на столик, приблизился к Нине, оперся руками о подлокотники ее кресла и обвел кончиком языка безупречную линию ее губ. Нина уловила аромат бренди и запах возбуждения. Он снова обвел языком ее губы, даже не пытаясь обхватить их и проникнуть внутрь.

Нина терпеливо ждала, покорно принимая его ласки и прислушиваясь к своему телу. Вот она закрыла глаза, и его губы скользнули по ее щеке, слегка касаясь ресниц, век, носа. Затем его язык сбежал вниз по ее шее; спустя мгновение Энтони прикусил мочку ее уха и нежную кожу под подбородком. Он не дотрагивался до нее руками, а тело Нины жаждало его все сильнее. Внезапно Гартвик отстранился.

— Разденься, — хрипло выдохнул он.

Она повиновалась: повернулась к нему спиной, чтобы он расстегнул молнию, а потом опять обернулась к нему лицом, медленно спустила с плеч легкое шифоновое платье, и оно легкими волнами упало на пол. Энтони просто ел ее взглядом; Нина потянулась за спину и расстегнула бюстгальтер. Он молча смотрел, как она обнажила грудь и сняла чулки.

— А теперь раздень меня.

Она с радостью принялась исполнять его просьбу — стянула с него пиджак, развязала галстук и одну за другой расстегнула пуговицы рубашки. Затем, подражая, уставилась ему в лицо и не отрывала взгляда в течение всей этой процедуры. Сняв с него рубашку, она прижалась к нему всем телом, расстегнула ремень, дернула молнию, сунула руку ему в брюки и с удовлетворением обнаружила, что он возбужден ничуть не меньше ее — ему явно понравилось увиденное.

Она поняла: он хочет, чтобы она раздела его полностью, но пока преимущество на ее стороне, надо этим воспользоваться. Все еще сжимая его жезл, она потерлась сосками о его грудь, свободной рукой притянула его лицо к своим губам и поцеловала жадно и страстно. Затем отклонилась и прижала его голову к своей груди, чтобы он сделал то, что нравится ей.

Энтони тотчас пожелал заполучить ее всю. Быстро скинув с себя оставшуюся одежду, он подхватил Нину на руки и опустил ее на кровать. Она откинулась на подушки, готовая принять его, но он тотчас приподнял и насадил ее на себя, захватил ртом один из сосков, а руками принялся ласкать ее раскаленное тело. Его дикая страсть передалась и Нине. Она с трудом сдерживала желание, стараясь, подобно ему, обуздать свои порывы, но это ей плохо удавалось. Едва он прикоснулся к ней, как что-то животное вспыхнуло в ней с новой силой — казалось, к кончикам его пальцев привязан каждый ее нерв. Она жаждала доставить ему такое же удовольствие, но он так и не предоставил ей такую возможность. Она была полностью в его власти.

Когда все закончилось, Нина рухнула с ним рядом, утомленная и удовлетворенная. Атмосфера вокруг была пропитана горячей чувственностью и вновь пробуждала в ней желание близости. Ей хотелось, чтобы он обнял ее, сказал, как ему было хорошо. Он же деловито зажег сигарету и стал молча курить, не сделав никакой попытки придвинуться ближе. Разозлившись на его холодность, Нина вскочила с кровати и натянула платье.

— Что ты делаешь? — Он изумленно уставился на нее.

— Разве не видишь? Ухожу.

— Так скоро? А что, если я снова тебя захочу?

— Что ж, придется тебе оторвать свою задницу и пойти меня поискать, — отрезала Нина, хлопая дверью.

Шагая по коридору к своей комнате, она пожалела, что ушла. Некоторым мужчинам после особенно откровенного секса хочется отдалиться от партнерши. К тому же вполне возможно, что для него это всего лишь рядовое мероприятие. Нет, возразила она самой себе. Энтони Гартвик хотел ее. Он добивался ее с отменным упорством и наслаждался близостью с ней. Значит, он снова ее захочет. Что ж, она подождет.

Остаток ночи Нина не сомкнула глаз.


Загрузка...