Глава III Феодальная англия

1. Нормандское завоевание

В битве при Сенлаке[8] Вильгельм сломил силу Годвинсонов и открыл для вторжения всю Англию к югу от Темзы. Центральные графства и Север все еще оставались непокоренными, а Лондон и на этот раз образовал центр сопротивления, вокруг которого постепенно стали собираться войска Эдвина и Моркара, эрлов Мерсии и Нортумбрии. Армия Вильгельма была недостаточно велика для прямого нападения на Лондон. Вместо этого он совершил блестящий обходной марш, переправился через Темзу выше Лондона, опустошая всю местность на своем пути, и в конце концов отрезал город от Севера, лишив его всякой надежды на подкрепление.

Лондон сдался, поспешно созванный уитенагемот провозгласил Вильгельма королем, после чего на Рождество он был коронован в Вестминстерском аббатстве. Земли всех тех, кто оказывал поддержку Гарольду или принимал участие в битве при Сенлаке, были конфискованы и поделены между нормандскими соратниками Вильгельма. Остальная часть Англии, признавшая Вильгельма королем, была оставлена нетронутой. К 1069 г. Вильгельм был готов к следующему этапу завоевания, когда Мерсия и Нортумбрия подняли мятеж и получили поддержку короля Дании.

После похода, в котором военный талант Вильгельма проявился в полной силе, союз этот был разгромлен. Завоеватель принял меры для предотвращения подобных восстаний в будущем с такой жестокостью, перед которой меркла свирепость скандинавов. Большая часть Йоркшира и Дарема была превращена в пустыню и в течение нескольких поколений оставалась почти безлюдной. И только в XII в. эти области ожили по-настоящему, когда монахи Цистерцианского ордена превратили склоны Пеннинского хребта в обширные пастбища для овец. Над развалинами сожженных деревень Севера вознесся грандиозный Даремский замок, как бы утверждающий незыблемость нового порядка. За окончательным покорением страны последовали новые конфискации земель и новое распределение их между нормандцами.

Именно с этого момента можно считать, что феодализм в Англии утвердился окончательно. Мы видели, как в таун-шипах Англии постепенно создавалась экономическая база феодализма и как ее политический строй начал принимать феодальные формы еще до нашествия нормандцев. Теперь создание политической надстройки в соответствии с экономическим базисом было завершено с жесткостью и непреклонностью нормандцев. За какие-нибудь несколько лет все земли страны перешли из рук их прежних владельцев в руки Вильгельма Завоевателя.

Неотъемлемой политической особенностью феодального строя является делегирование власти сверху вниз, при этом вся власть опирается на земельную собственность. Король был единым и безраздельным собственником всех земель, он мог жаловать их своим главным арендаторам в обмен за несение военных и прочих служб, а также за уплату некоторых установленных повинностей. Вместе с землей жаловалось также политическое право управлять людьми, обрабатывавшими землю: право вершить над ними суд, взимать налоги и требовать выполнения повинностей. В отношении короля самая важная обязанность его вассалов заключалась в том, чтобы следовать за королем на войну, и вся страна делилась на округа, известные под названием «рыцарских гонораров»[9] и приблизительно соответствующие прежним владениям тэнов. Каждому из таких округов вменялось в обязанность снаряжать и содержать для армии одного тяжеловооруженного всадника.

Поскольку Англия была покорена за сравнительно недолгий период и политические институты феодализма умышленно насаждались сверху, эта система получила здесь более законченное выражение, чем в большинстве других стран. Повсюду собственность короля на всю землю являлась всего лишь фикцией. Здесь же он владел ею на деле и жаловал ее своим вассалам на чрезвычайно выгодных для себя условиях. Как говорилось в летописи, «король отдавал землю в аренду как можно за более высокую плату; потом приходил кто-нибудь и предлагал больше, чем давал тот, другой, и король оставлял землю тому, кто давал больше… И он не взирал на то, какими греховными способами шерифы взимали ее с бедняков и как много неправды они вершили; но чем больше говорилось о справедливом законе, тем больше вершилось незаконных деяний».

Феодализм теоретически всегда был своего рода договором короля со своими вассалами, но в Англии этот договор более соответствовал действительности, чем в какой-либо другой стране.

Та завершенность, которую приняли формы феодализма в Англии, не замедлила создать в стране предпосылки для государственной организации, переступающей рамки феодальной системы. Она базировалась на могуществе Вильгельма как военного лидера победоносной армии и на до-нормандской организации шайров у саксов. Вильгельм имел возможность раздавать своим сторонникам земли в разрозненных частях страны. На деле он вынужден был так поступать, поскольку страна покорялась по частям, и по мере того, как каждая новая область попадала под его власть, он давал соратникам то, что они считали частью должного вознаграждения за свои труды. По этой причине ни один барон в Англии, каким бы большим количеством земли в целом он ни владел, не имел возможности сконцентрировать крупные военные силы в каком-то одном месте. Более того, во владении самого короля оставалось еще так много земли, что он был несравненно сильнее любого барона или любого возможного объединения баронов. Помимо сотен своих поместий Вильгельм присвоил себе все леса, которые в то время занимали третью часть страны. Вряд ли он поступил так по той причине, что «высоких ланей он любил, как если бы был их отцом». Гораздо вероятнее, что он осознавал огромные возможности развития этих еще неосвоенных пространств.

За исключением Честера и Шрусбери, которые предназначались для сдерживания Уэльса, а также занимающего такое же положение по отношению к Шотландии графства Дарем, находящегося под властью князя-епископа, в Англии не было допущено возникновения крупных княжеств, владельцы которых могли стать полунезависимыми феодальными князьями, как это произошло со многими представителями феодальной знати во Франции. Вследствие чего шериф, представитель центральной власти в каждом из графств, обладал большей силой, чем любой барон в своих владениях. А поскольку не возникало необходимости чрезмерно усиливать власть шерифов, дабы позволить им оказывать давление на местную знать, не возникало и опасности того, что шерифы, в свою очередь, смогут стать независимыми по отношению к короне.

Развитие феодализма в Англии, таким образом, является достаточно уникальным в европейской истории. Изначально государственная власть здесь была более сильной, а влияние феодальной знати более слабым. Междоусобные войны среди представителей знати были скорее исключением, чем правилом, и личные войска и замки находились под ревностным наблюдением короля и запрещались, насколько это было возможно. Несомненно, что действия королевских приспешников жестоко эксплуатировали массы вилланов и жизнь которых была крайне тяжела. Однако королевские поборы были до определенной степени фиксированными и регулярными, а наиболее жестокие из них ограничивались законом.

Имеются также некоторые свидетельства тому, что английский народ взирал на власть короля как на защиту от своих непосредственных господ – лордов. Когда в 1075 г. бароны, недовольные притеснениями короля, подняли мятеж, Вильгельму удалось созвать ополчение, чтобы его подавить. Жестокость, сопровождавшая завоевание, вскоре была забыта крестьянами, которые за долгие годы датских нашествий привыкли к завоеванию и грабежам и которые предпочитали суровую, но твердую власть Вильгельма феодальной анархии, из-за которой они страдали больше всего. Совершенно очевидно, что на практике присутствие чужеземного лорда в поместье было для земледельца куда более тягостно, чем присутствие чужеземца-короля в Вестминстере. И хотя главным противоречием феодального общества является противоречие между крестьянами в целом и их эксплуататорами, включая сюда как баронов, так и короля, были времена, когда король мог использовать крестьянские массы в момент кризиса, чтобы противостоять мятежным баронам, угрожавшим его положению. При правлении Генриха I, когда восставшие бароны попытались посадить на трон его брата Роберта, герцога Нормандского, Генрих вторгся в Нормандию с армией, состоящей в значительной части из саксов, и разбил Роберта и его феодальные войска в битве при Теншбре в 1106 г.

Полуторавековой период между нормандским завоеванием и Великой хартией стал периодом, когда феодализм в Англии существовал в своей наиболее завершенной форме. Однако было бы ошибочно считать, что в эти годы ничего не менялось. Устойчивое представление о Средневековье как о периоде стабильности или едва ощутимых изменений крайне далеко от истины, поскольку не только каждое столетие, но и каждое последующее поколение привносило в жизнь свои характерные особенности и свои значимые изменения. И нельзя, указав пальцем на какую-нибудь дату, сказать: «В это время феодализм в Англии существовал в абсолютной и полной форме».

Весь этот период отмечен непрестанной борьбой между централизованной властью трона и феодальными устремлениями к децентрализации. И хотя основным направлением развития являлось усиление центральной власти, эта власть распространялась в рамках феодальных институтов, определяющих ее характер и ограничивающих ее. Некоторые из действующих сил являлись общими силами в рамках исторических условий, присущими для всей Европы, другие же возникли из особых условий, созданных пережитками дофеодальных саксонских институтов, а также из особенностей географического положения Англии. Теперь нам предстоит проследить ход этой борьбы в истории того времени и наблюдать возникновение и развитие новых классовых групп как на местном, так и национальном уровне.

2. Социальная структура Англии времен «Книги Страшного суда»

Спустя двадцать лет после завоевания Вильгельм отправил почти во все города, деревни и деревушки Англии специальных посланцев, уполномоченных созвать всех влиятельных людей каждой общины с тем, чтобы выслушать их и составить подробное описание экономической жизни страны. Задавались самые разные вопросы: сколько земли? Кто ею владеет? Сколько она дает дохода? Сколько плугов? Сколько нанимателей? Сколько рогатого скота, овец, свиней? Перепись эта была крайне непопулярной. «Стыдно даже об этом говорить, но он не счел за стыд это делать», – возмущенно сетует монах-летописец. Тем не менее ничто с такой убедительностью не свидетельствует о полнейшем покорении страны и о могуществе Вильгельма, как составление «Книги Страшного суда» всего через двадцать лет после сражения при Сенлаке. Ни одна страна не знала ничего подобного. Такой переписи одинаково невозможно было бы провести как в Англии саксонского периода, так и в феодальной Франции, и тем не менее у нас нет ни малейшего основания предполагать, что мероприятие это встретило сколь-либо заметное сопротивление со стороны даже самых могущественных баронов.

Перепись преследовала две цели: во-первых, получить сведения, необходимые для сбора гельда или поимущественного налога, и, во-вторых, предоставить королю подробную информацию о размерах и распределении богатств, земель и доходов его вассалов. Для истории этот документ представляет еще большую ценность, поскольку дает нам исчерпывающую, если и не абсолютно точную, картину социальной структуры Англии во время его составления. Сельскохозяйственной единицей экономики служило поместье (манор), наложенное на более ранний тауншип. Не стоит забывать, что страна в то время была еще почти полностью сельскохозяйственной. Некоторыми из этих маноров владел непосредственно король; остальные он даровал своим многочисленным мирским и церковным вассалам. Те, в свою очередь, имели некоторое число субвассалов, которые и являлись фактическими держателями поместий. Каждая деревня, даже самая маленькая и отдаленная, должна была вписаться в эту схему социального устройства, и все общество было разделено на ряд групп, поднимающихся шаг за шагом от серва на самом низу до самой верхушки – короля.

«Книга Страшного суда» подразделяла земледельцев на социальные группы и даже приводила их численность, так что у нас есть возможность привести приблизительные статистические данные о населении, принимая во внимание, что речь идет только о взрослых мужчинах, которые являлись фактическими держателями арендованной земли. Результаты можно представить в следующей таблице:



Увеличивая эти цифры в пять раз, чтобы получить среднюю численность крестьянских семей, и принимая в расчет те группы, которые остались невключенными (лорды и их непосредственные вассалы, управляющие манора, священники, монахи и монахини, купцы и ремесленники, безземельные наемные работники и отдельные земледельцы, избежавшие внимания королевских посланцев), мы получаем приблизительную численность всего населения 1,75—2 миллиона человек.

Социальные группы, учтенные в переписи, распределялись по различным частям страны весьма неравномерно. Больше всего рабов было на юго-западе, где их процент от общего населения составлял 24 в Глостершире, в Корнуэлле и Гемпшире – 21, а в Шропшире – 17. В Линкольне, Йоркшире и Хантингдоне о них не упоминается вовсе, в Восточной Англии или восточных центральных графствах их насчитывалось крайне мало. Бордарии и коттарии распределялись пропорционально, только некоторые графства имели более 40 и менее 20 процентов этой группы населения. Вилланы также размещались по стране равномерно, не считая только Восточной Англии и Линкольна, где было много свободных арендаторов, а также Эссекса и Гемпшира, где особенно многочисленны были бордарии и коттарии. Свободные арендаторы встречались только на востоке и в восточных центральных графствах, старой территории Денло. В Линкольне они составляли 45 процентов всего населения, в Суффолке – 40 процентов и в Норфолке – 32 процента. Если в Ноттингеме, Лейстере и Нортгемптоне их проживало внушительное число, то они почти совсем не встречались в остальных графствах. Для удобства близкая к ним социальная группа сокменов также причислялась к свободным.

Рассмотреть эти социальные группы по отдельности и проследить, как изменялась их судьба в последующие поколения, будет, пожалуй, наиболее верный способ изучения социальной истории того периода.

Рабы во времена составления «Книги Страшного суда» становились быстро исчезающей группой. В основном это была домашняя прислуга или пастухи и пахари на господской земле. Лорды считали, что экономически выгоднее нанимать своих личных работников и обрабатывать домениальные земли подневольным трудом сервов. Приблизительно около 1200 г. рабы исчезают, полностью поглощаясь более высокими по положению группами вилланов и коттариев.

Выше уже упоминалось о бордариях и коттариях, которые, по-видимому, были людьми одной и той же группы, включенными в списки в различных частях страны под разными именами. Они держали небольшие наделы, не входившие в общую систему общинных полей. Хотя большинство из них были крепостными, некоторые относились к разряду свободных арендаторов, и, когда в XIV в. началась волна раскрепощения, эта группа стремилась освободиться быстрее, чем вилланы, которые были слишком тесно связаны с хозяйством манора. Многие из тех, кто владел каким-нибудь ремеслом, платили оброки продуктами своего производства – холстами, кузнечными или столярными изделиями, вместо работы на господской земле. Вполне резонно, что положение ремесленников считалось менее рабским, поскольку они работали самолично, а не под надзором управляющих манора.

Вилланы, держатели наделов в общинных полях размером от 15 до 30 акров, являлись тем стержнем, вокруг которого вращалась вся жизнь манора. После нормандского завоевания их повинности были четко регламентированы и зачастую увеличены. Эти повинности делились на два вида: барщина и благотворительная работа[10]. Барщина выполнялась в течение определенного числа дней каждую неделю – обычно в течение трех дней. Благотворительную повинность могли потребовать в любое время. Она считалась наиболее тягостной из двух, и от нее труднее было освободиться, поскольку отрабатывать ее приходилось в самый разгар уборки урожая или стрижки овец, когда труд виллана был необходим как в господском поместье, так и в его собственном.

Ясно, что при таких тяжких повинностях виллана основную часть работ в его хозяйстве должны были выполнять члены семьи – женщины и дети.

Между вилланами и коттариями существовала тесная связь. Наделами коттариев зачастую владели члены семей вилланов, у которых не имелось своей доли в общинных полях, в то время как наделы коттариев образовывали нечто вроде резерва, из которого можно было пополнить владения вилланов, если они по какой-то причине пустели.

С течением времени эти две группы все более и более объединялись с точки зрения закона под общим именем вилланов или сервов.

Как и рабы, группа свободных людей времен «Книги Страшного суда» постепенно становилась исчезающей. Уже в 1086 г. многих из тех, кто были свободными до нормандского завоевания, стали причислять к несвободным в результате изменения отношения к земельной собственности. Общая тенденция того времени заключалась в том, чтобы считать всякого крестьянина крепостным, если только он не предоставлял неопровержимых доказательств обратного. После составления «Книги Страшного суда» исчезновение свободных крестьян ускорилось, и когда в Англии снова появляется значительное количество свободных держателей небольших земельных участков, то это уже, как правило, не прямые потомки libri homines времен «Книги Страшного суда», а вилланы, которым удалось добиться определенной степени свободы.

Загрузка...