История болезни (сборник)

– Кажется, да… – Оле вдруг стало страшно того, что жизнь, оказывается, заключается в одном мгновении. Она-то сама привыкла карабкаться вверх, добиваясь определенных побед; тут же отметать их, чтоб идти дальше. А «дальше» к чему? К тому, чтоб стать редактором журнала? И в этом будет заключаться ее счастье? Ее миг, в который ей бы захотелось вернуться, чтоб сидеть в красивом кабинете и ездить на таком же BMW, как у Александра Борисовича?..

Полина молчала, и мысли продолжали скакать в Олиной голове, пытаясь попасть в тот узкий перешеек, который, как выяснилось, называется «жизнь». Но эмоции у нее всегда утихали быстро – достаточно нескольких минут, чтоб всесильное сознание расставило их по своим местам.

…Да, я хочу именно этого. Все остальное удел слабых, зависимых натур. Я никогда не буду целыми днями стоять у плиты и до ночи ждать мужа, упиваясь «женским» счастьем. Я сама делаю свою жизнь, и в этом мое счастье. Кабинет и BMWV не предел мечтаний. У меня нет предела! Я буду идти до конца!.. А все, что мне здесь рассказывают, надо всего лишь понять и запомнить, чтоб сделать фантастический материал. Это станет бомбой и не для провинциального журнальчика!..

Она подняла на Полину спокойный, уверенный взгляд.

– Так в чем же заключается суть «черной дыры»?

– Ее суть заключается в том, что я могу вернуть человека в тот единственный миг счастья. Вернуть не в воспоминаниях, которые рано или поздно стираются или обрастают совершенно неестественными деталями, добавленными нашим последующим жизненным опытом, а вернуть физически. Он исчезнет из этого мира и окажется в том. Мы можем путешествовать во времени, только науке не дана та сила, которая дана таким, как я, поэтому подобный «летательный аппарат» еще никто не сумел сконструировать… а сейчас здесь действительно никого нет. Если хочешь, мы можем обойти весь дом, включая подвал.

Оля с сомнением посмотрела на Полину. Она могла с удовольствием обсуждать философскую концепцию счастья, но верить в реальное исчезновение людей ее сознание отказывалось. С другой стороны, суеверный страх, скорее всего, доставшийся нам от предков, удерживал от искушения пройтись по дому. А вдруг там и вправду никого не окажется?.. Что тогда?.. Может быть, ей и так, чисто теоретически удастся загнать «ведьму» в тупик, чтоб она созналась в мистификации?

– Если можно перенестись туда физически, – задумчиво сказала Оля, – значит, можно и прожить жизнь заново?

– Можно. Но не всю, а лишь кусочек, пока горит свеча. А свеча горит ночь. Потом она гаснет, и все возвращается на круги своя. Я каждую ночь зажигаю для них свечи.

– А если их зажигать одну за другой? Тогда все-таки можно будет прожить жизнь заново?

– Все не так просто. Здесь три свечи, и горят они в определенной комбинации. И гаснут также. Комбинацию надо настроить, а для этого нужен не один час, но дело даже не в том… Пойми, изменить там ничего нельзя – ни сл о ва, ни вздоха, ни жеста. А ты представляешь, что такое вся жизнь? Каково, например, проживать тысячу раз один и тот же момент, когда ты совершил ошибку, когда ты струсил, сподличал, был не прав, в конце концов? Наверное, это одна из мук ада, если он, конечно, существует. Поэтому я и говорю об одном мгновении счастья, в котором бы ничего не хотелось менять.

Оля задумалась, а были ли в ее жизни эпизоды, которые ей не хотелось изменить? Тут же возникло два варианта: либо день, когда она стала редактором газеты бесплатных объявлений, либо вчерашний, когда Александр Борисович признал «Черную лилию». Оба момента достойны того, чтоб возвращаться в них снова и снова.

– А кто производит отбор ситуаций? – спросила она, – ведь сегодня нам может нравиться одно, а завтра другое…

– Подсознание. Именно оно отвечает за чувства и эмоции, на которых базируется счастье. А «нравится» здесь не при чем.

– То есть, фактически мы сами?

– Конечно, сами, но на подсознательном уровне. Никто не говорит мне – мол, я хочу попасть в такой-то день такого-то года. Я открываю коридор, а подсознание определяет место и время.

– А вы знаете, куда они переносятся?

– Конечно. Коридор-то открываю я.

– Ну, например?

– Например?.. – Полина задумалась, но ненадолго, – Андрей лежит в госпитале, и маршал Рокоссовский, тогда еще командующий фронтом, вручает ему орден Ленина; Люда ведет в первый класс сына, который потом пропал без вести на Волховском фронте. Тогда еще и муж ее жив – он несет ребенка на плечах… У Петьки совсем другое счастье – он везет из Германии грузовик американского жира. Потом в Москве, когда он начал торговать им, его ограбили и чуть не убили, но тогда он его только вез… Для меня, например, этот жир – мелочь, но я ничем не управляю. Если у человека ничего лучшего в жизни не было, я ничего не могу поделать.

– Скажите… – Оля закрыла глаза, решаясь произнести фразу, которая уже минут пять крутилась у нее в голове, – а меня вы можете опустить в «черную дыру»? Я, конечно, не старая и в моей жизни еще только будет тот главный миг счастья… я даже догадываюсь, как он будет выглядеть… я добьюсь его!.. Но ведь и сейчас в ней уже произошло многое. По крайней мере, я знаю два события, в которые мне хотелось бы вернуться. Мне просто интересно…

– Отчего ж нельзя? – Полина усмехнулась, – пока горит свеча, коридор открыт. Смотри на огонь и попытайся представить, что втягиваешься в него; связь между вами растет, ширится… ты постепенно утекаешь через узкий перешеек в свое прошлое… здесь тебя становится все меньше… – Полина замолчала, глядя на пустой стул, стоявший напротив. Возле него осталась только пузатая черная сумка и больше ничего.

– …Славик, ну, зачем нам это?..

Сидевший рядом паренек с большими ласковыми глазами держал Олину руку и настойчиво, но осторожно пытался переложить ее к себе на колено, чтоб создать иллюзию, будто она гладит его. Услышав вопрос, он замер, потом чуть отодвинулся, словно пытаясь взглянуть на происходящее со стороны.

– Как зачем? Что значит «зачем»?.. Я люблю тебя! Я жить без тебя не могу, понимаешь?

Оля еле заметно улыбнулась. Слова ей были приятны. Очень хотелось, чтоб он повторял их снова и снова, но сознание спокойно и аргументировано объясняло, что это всего лишь сладкая музыка, которая просто нравится и не более того. Улыбка исчезла с Олиного лица, и оно вновь сделалось серьезным, как всегда. Может быть, эта строгость и придавала ему своеобразный шарм, но как Славик ненавидел эту прекрасную маску!..

– Сам подумай, – сказала Оля, – мы только на первом курсе. На первом!.. Как мы с тобой сможем жить?

– Ну… мои родители будут помогать деньгами. У отца хороший бизнес.

– И ты хочешь, чтоб я строила свою жизнь в зависимости от настроений твоего отца? А вдруг он обидит меня? Тогда я не только перестану приходить к вам в гости – я не буду здороваться с ним на улице! И что? Он будет продолжать давать нам деньги?

Славик отпустил Олину руку, и она мгновенно вернулась к хозяйке, боязливо прижавшись к бедру.

– Не знаю, – Славик вздохнул, – но ведь женятся люди!.. Посмотри на Витьку с Таней.

– Я не хочу жить, как они! От подачки до подачки… к тому же, там еще Витька зарабатывает хоть какие-то деньги.

– Я тоже смогу! Оленька, я люблю тебя, понимаешь?..

– Понимаю. Но любовь, как бы это сказать… Любовь – это одно из многих чувств. Оно должно дополняться всеми остальными, иначе она очень быстро погибнет.

– Но это временные трудности! – воскликнул Славик, – если захотим, мы сумеем преодолеть их! Главное, я люблю тебя! – исчерпав запас обычных слов, он глубоко вздохнул; потом продолжил тихо, отдаваясь выстраданным образам, – Смерть Кощея на конце иглы. Игла в каменном сундуке. Смерть Кощея на конце стрелы в разящей жестокой руке. Но в новой сказке оживает он, скорчив мину бесстрастную – просто Кощей безнадежно влюблен в свою Василису Прекрасную. Меняются царевичи в сказках – счастливые смертные люди. Бессмертие очень тяжко, если тебя не любят. Вновь поединок, и рушатся стены, и Василиса уходит с другим; снова стрела пронзает тело, но надо выжить, чтоб долюбить! Непременно надо воскреснуть – может, что-то изменится вдруг, и белое платье наденет невеста, и примет кольцо из Кощеевых рук…

– Это ты сам написал? – заинтересовалась Оля.

– Да, – Славик опустил глаза, – это я тебе посвятил…

– Мне нравится, – Оля легко коснулась его руки, – честное слово, здорово, но дело-то не меняет. За это ж тебе не будут платить деньги.

– Почему? Если даже ты говоришь, что это здорово…

– Даже?!.. – возмутилась Оля, – то есть, ты хочешь сказать, даже такой «сухарь», как я…

– Нет, что ты, Оленька! – он схватил ее за плечи. Олино тело напряглось, не желая подчиняться ласке, – я совсем не это хотел сказать!.. Просто… просто…

– Вот видишь, – Оля засмеялась, – просто я, как всегда, права. И как ты можешь любить меня, такую? Тебе нужна девочка с восторженной ранимой душой.

– Мне нужна ты! Я люблю тебя!.. – он открыл рот, чтоб добавить еще что-то, но понял, что более емких слов подобрать не сможет.

– Славик, не обижайся, пожалуйста, – Оля наконец соизволила погладить его руку, и Славик замер, принимая эту скупую нежность, – как говорят, ты герой не моего романа…

– Но почему?! Объясни, и я стану таким, как ты хочешь!..

– Мы что, поменяемся местами? Ты станешь, типа, женщиной, а я мужчиной?

– Нет. Ты женщина, причем, очень красивая женщина!

– Я знаю, – сказала Оля спокойно, словно ей объясняли банальную истину, что у нее имеются две руки и две ноги, – Славик, я выйду замуж, курсе на третьем… может, даже, на четвертом. Не знаю еще за кого, но я должна попробовать, каково это, быть женой. В принципе, я все для этого умею – и стирать, и готовить, могу накрутить салатов на зиму, могу даже одна поклеить обои и положить плитку…

– А любить ты умеешь? – перебил Славик, понимая, что это последняя козырная карта, и если она будет бита расчетливым джокером, то игра закончена.

– Я никогда не пробовала, – честно призналась Оля, – слово, конечно, красивое…

Колода оказалась крапленой, и Славик вздохнул, поняв вдруг, что разговаривают они на разных языках и проще, пожалуй, выучить китайский…

– С черного неба сорвалась звезда, а я не успел загадать желанье. Я мог бы решить все навсегда и покончить с твоими глазами…

– Ты, наверное, хороший поэт, – бесцеремонно перебила Оля, – но, Славик, я не только не хочу за тебя замуж, но и не чувствую ничего такого…

– Ты и не можешь этого чувствовать, поняла?! Ты не в состоянии! И ты всю жизнь проживешь без этого, потому что никто не будет любить тебя так, как я! Ты будешь жалеть об этом всю жизнь. Потом, может быть, ты даже придешь ко мне и будешь просить, чтоб я любил тебя; будешь жаловаться на то, как ты несчастна, но, боюсь, тогда я уже ничего не смогу сделать!..

– Не бойся, не приду, – Оля усмехнулась, плотно сжав губы, – зато какое безграничное поле будет для твоей фантазии. Не зря говорят, что лучшая муза – это несчастная любовь. Я стану твоей музой, и, возможно, благодаря мне ты прославишься или…

Славик не стал дожидаться продолжения монолога. Он поднялся со скамейки и не оборачиваясь, зашагал по аллее мимо ничего не подозревавших, весело щебетавших парочек и одинокого влюбленного, который теребил букет, нервно поглядывая на часы.

– …Славик, ну зачем нам это?..

Сидевший рядом паренек с большими ласковыми глазами держал Олю за руку и настойчиво, но очень осторожно пытался переложить ее к себе на колено, чтоб создать иллюзию, будто это она гладит его…

КОНЕЦ