К берегам Антарктиды



Берег! Конечно, где-то совсем близко берег! — понял командир.

Нет, это не было иллюзией, миражем. Изменился цвет воды, появились стаи птиц. Да, это земля! Мичман шлюпа «Мирный» Новосильский сделал запись в своем дневнике: «При сильном ветре тишина моря была необыкновенная. Множество полярных птиц вьется над шлюпом. Это значит, что около нас должен быть берег». 27 января 1820 года (по новому стилю) на 69°23′ южной широты и 2°10′ западной долготы мореплаватели четко увидели ледяной барьер и материковый лед, поднимающийся к югу…

Итак, историческая встреча русских путешественников с новым континентом — Южным материком — состоялась! С тем самым материком, который мы сегодня называем Антарктидой. Теперь, когда благодаря использованию самых новейших и мощных технических средств уже многое известно об этом удивительном шестом континенте, нас не может не поражать мужество русских моряков тех лет: ведь они предприняли это плавание на не приспособленных к антарктическим условиям судах.

Необыкновенная экспедиция парусных кораблей к югу Земли навсегда связала в истории географических открытий имена двух смелых российских морских офицеров: Ф. Ф. Беллинсгаузена и М. П. Лазарева. Впервые в мире они не только доказали существование Антарктиды, но и обошли ее вокруг.

Антарктида… Еще античные философы предполагали, что Земля — шар и в южном полушарии для равновесия должен существовать материк — такая же масса суши, как и в северном. В эпоху Возрождения великие мыслители вернулись к представлению о существовании обширного Южного материка. На многих географических картах XVI–XVII веков обозначалась «Земля Южная неведомая» — ее границы простирались иногда чуть ли не до экватора. Целый ряд мореплавателей принимали за берега мифического Южного континента то Огненную Землю, то северный берег острова Новая Гвинея, то Австралию, то Новую Зеландию…

Во время своего кругосветного путешествия в южных широтах английский мореплаватель Джеймс Кук, заходя южнее Полярного круга, встречал айсберги и морские льды. В январе 1775 года он увидел в юго-западной части Атлантического океана остров и дал ему имя Георгия в честь английского короля (ныне — остров Южная Георгия). Направившись к юго-востоку и увидев горные вершины, он назвал открытое Землей Сандвича (ныне — Южные Сандвичевы острова; Сандвич— первый лорд Британского адмиралтейства в те годы).

После этого плавания Кук писал: «Я не стану отрицать, что близ полюса может находиться материк или значительная земля. Напротив, я убежден, что такая земля там есть… Великие холода, огромное число ледяных островов и плавающих льдов — все это доказывает, что земля на юге должна быть».

Однако участники последующих экспедиций не поверили Куку. Они упорно доказывали, что, кроме Земли Сандвича и острова Южная Георгия, в южно-полярной зоне ничего нет. Многие географы стали изображать на картах в южном полушарии сплошной океан от умеренных широт до Южного полюса.

Почти пятьдесят лет ни один мореплаватель не мог спуститься южнее Кука. Таким образом, в начале XIX века утверждение о существовании Антарктиды выглядело никем не подтвержденной догадкой.

Русские географы и выдающиеся мореплаватели — И. Ф. Крузенштерн, В. М. Головнин, О. Е. Коцебу и другие, совершившие кругосветные плавания, настойчиво указывали на необходимость специальной экспедиции в воды Антарктики.

Предлагались и реальные планы осуществления ее.

Крузенштерн включился в организацию будущего похода. По его мнению, скопление огромного количества ледяных масс могло объясняться тем, что вблизи Южного полюса есть материк. Он писал: «Сия экспедиция кроме главной ее цели — изведать страны Южного полюса— должна особенно иметь в предмете поверить все неверное в южной половине Великого океана и пополнить все находящиеся недостатки, дабы она могла признана быть, так сказать, заключительным путешествием в сем море… Славу такого предприятия не должны мы допускать отнять у нас: она в продолжение краткого времени достанется непременно в удел англичанам или французам».

Царь Александр I разрешил, наконец, организацию экспедиции. Крузенштерн писал морскому министру, что с радостью возглавил бы такой поход, если бы не болезнь глаз. Но он готов составить для будущего начальника экспедиции подробную инструкцию.

Выбрать начальника оказалось весьма непросто. Поначалу на эту должность Крузенштерн предлагал назначить выдающегося мореплавателя Головнина. Но тот все еще находился в кругосветном плавании на шлюпе «Камчатка». Тогда в особой записке на имя министра Крузенштерн назвал Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена: «Он имеет особые достоинства к начальству над таковою экспедициею: превосходный морской офицер и имеет редкие познания в астрономии, гидрографии и физике. Наш флот, конечно, богат предприимчивыми офицерами, однако из тех, коих я знаю, не может никто, кроме Головнина, сравниться с Беллинсгаузеном». Эта высокая оценка справедлива и обоснована.

Ведь Фаддей Фаддеевич ходил вместе со своим поручителем в то самое плавание на корабле «Надежда».

Еще мичманом Беллинсгаузен был назначен в Ревельскую эскадру и ходил на кораблях по Балтийскому морю в течение шести лет. Затем усердие и прочные знания молодого моряка были замечены одним из выдающихся флотоводцев адмиралом П. И. Ханыковым. Он и рекомендовал Фаддея Фаддеевича в первую русскую кругосветную экспедицию. Беллинсгаузен занимался морской описью берегов, составлением карт и достиг в этом сложном деле большого совершенства. Крузенштерн отмечал: «Все почти карты рисованы сим последним искусным офицером, который в то же время являет в себе способность хорошего гидрографа; он же составил генеральную карту».

Служба на «Надежде» была для двадцатипятилетнего Фаддея Беллинсгаузена отличной школой. Во время путешествия он проявил мужество, хладнокровие, отличные морские знания.

После окончания кругосветного похода он был назначен командиром фрегата «Мельпомена». В войне со шведами его фрегат успешно принимал участие в боях на Балтике. В 1811 году опытный моряк был переведен на Черное море. Здесь шли морские баталии с Турцией, и Беллинсгаузен стал командовать уже двумя фрегатами— «Минервой» и «Флорой». Война окончилась, и Фаддей Фаддеевич, произведенный к тому времени в капитаны 2-го ранга, ходил на фрегате «Флора» вдоль побережья Черного моря. Он составлял карту тех мест, «дабы обеспечить у оных берегов плавание судов».

В тот период у Беллинсгаузена случилась досадная неприятность, характеризующая, впрочем, упорный консерватизм, который царил тогда в Морском ведомстве.

О работе Беллинсгаузена узнали чиновники из Депо карт Черноморского флота и послали жалобу командующему на самовольное исправление их карт. Оправдываясь, Фаддей Фаддеевич писал: «Сочинить карту можно в Департаменте, но утвердить, доказать верность оной не иначе можно только опытами». В рапорте же командующему Черноморским флотом доложил, что широты основных пунктов для своей карты он определил с помощью астрономических наблюдений с берега, долготы же — по хронометру.

Любовь к морю — вот что отличало Фаддея Беллинсгаузена с самого детства. Он и вырос у моря на острове Сааремаа.

Вольная жизнь на берегу Балтийского моря, постоянное общение с рыбаками и моряками привили мальчику любовь к флоту. А уже в десятилетнем возрасте, в 1788 году, он поступил в Морской кадетский корпус, который тогда находился в Кронштадте. Беллинсгаузен учился хорошо, хотя и отличался «несколько резвым нравом». В 1796 году его произвели в гардемарины.

…Рекомендация Крузенштерна — назначить Ф. Ф. Беллинсгаузена главой антарктической экспедиции — сразу же круто повернула его судьбу. Фаддея Фаддеевича срочно вызвали в Петербург и предложили новое назначение. В состав его экспедиции вошли шлюпы «Восток» и «Мирный». Их подготовкой уже занимался лейтенант Михаил Петрович Лазарев — опытный моряк.

Вскоре состоялось личное знакомство будущих командиров кораблей. Они подружились, хотя Михаил Лазарев был десятью годами моложе своего руководителя. Общей оказалась страстная любовь к морским путешествиям. Оба окончили Морской кадетский корпус, Лазарев также много плавал, успел побывать в Атлантическом океане, у Антильских островов. После возвращения на родину ему, как и Беллинсгаузену, довелось немало повоевать: он принимал участие в русско-шведской войне на Балтике; во время Отечественной войны 1812 года на бриге «Феникс» высаживал десант в Данциге.

Плавал он и вокруг света — командиром корабля «Суворов», принадлежавшего Российско-Американской компании. Путешествие было нелегким: экипаж «Суворова» укомплектовали плохо обученными матросами. Однако Лазарев проявил себя хорошим воспитателем, научился командовать в боевой обстановке. И на сей раз он благополучно доставил грузы к берегам русской Америки, в Новоархангельск. Вдобавок открыл в Тихом океане в южной Полинезии (к югу от островов Кука) атолл Он назвал его по имени своего корабля — атолл Суворова.

Кругосветное плавание, закончившееся в Кронштадте в августе 1816 года, ярко выявило решительность и энергию Лазарева, отличное знание им морского дела, организаторские и исследовательские способности. Однако новое плавание — Лазарев это понимал — потребует от него особой ответственности и выдержки. Он увидел сразу: оба шлюпа — и «Восток», и «Мирный» — для такого трудного и опасного похода явно не приспособлены. Флагманский шлюп «Восток» водоизмещением 900 тонн, длиной 39,5 метра и шириной 10 метров строился в Петербурге в 1818 году на Охтенской верфи и предназначался лишь для плаваний в средних широтах. Корабль этот имел стройные обводы корпуса, легкий такелаж и обладал значительной скоростью. Но корпус, изготовленный из сырого соснового леса, со слабыми креплениями, был ненадежен. А чрезмерно высокие мачты и большая площадь парусов могли доставить морякам много затруднений во время штормов. Часть недостатков удалось устранить: поставили дополнительные крепления, обшили днище медью. Лазарев писал о качествах «Востока»: «Судно сие казалось мне вовсе неудобное к такому предприятию по малой вместительности своей и тесноте как для офицеров, так и для команды». Беллинсгаузен же возмущался, отмечая плохое устройство рулевого управления: «Неблагонадежность румпеля доказывает нерадение корабельного мастера, который, забыв священные обязанности службы я человечества, подвергал нас гибели».

Шлюп «Мирный» — второй корабль экспедиции — был переоборудован из транспорта «Ладога», построенного на верфи в Лодейном Поле. Он также предназначался лишь для каботажного плавания в Балтийском море. Длина его составляла 37 метров, ширина — 9, водоизмещение — 530 тонн. Однако строитель шлюпа корабельный мастер И. В. Курепанов добросовестно отнесся к своему поручению. Это подтвердил и поход: «Мирный» оказался гораздо прочнее «Востока». Его корпус строили из доброкачественного сухого соснового леса, он имел прочные крепления. Лазарев велел установить на корабле вторую обшивку, сделать дополнительные крепления, новый рангоут с парусами, заменить сосновый руль дубовым. Произвели и переделку многих помещений. В результате, по словам самого Лазарева, шлюп оказался «самым удобнейшим по крепости своей, вместимости и покою». Единственным серьезным недостатком «Мирного» осталась тихоходность. Поэтому от Лазарева потребовалось все его мореходное искусство, чтобы во время плавания не разминуться с кораблем Беллинсгаузена — более быстроходным «Востоком».

Экипаж «Востока» состоял из 9 офицеров и 117 матросов. На «Мирном» было 7 офицеров и 72 матроса. На шлюпе «Восток» находились, кроме того, прикомандированные к экспедиции профессор Казанского университета И. М. Симонов и академик живописи Петербургской Академии художеств П. Н. Михайлов.

Экспедиция была снабжена лучшими по тому времени мореходными и астрономическими инструментами, большим набором лекарств, а также хвойной эссенцией, лимонами, кислой капустой, сушеными и консервированными овощами и т. п. На каждом из кораблей был свой врач. На «Востоке» — штаб-лекарь Я. Берг, на «Мирном» — хирург Н. А. Галкин.

На шлюпах к началу плавания уже имелся запас необходимого продовольствия, но Беллинсгаузен и Лазарев заранее договорились в пути покупать, а на островах Океании выменивать на взятые для этого товары свежие фрукты и заготовлять их впрок для предстоящего плавания в ледяных просторах. На обоих кораблях были и запасы рома, который выдавался матросам после работы на мачтах и реях в холодных широтах, а также виноградного вина — для лучшего утоления жажды. Особая инструкция обязывала весь личный состав соблюдать строжайшую гигиену: проветривать помещения и одежду, регулярно мыться в бане, стирать белье, содержать в чистоте койки и т. д. Эти меры, а также знания и опыт врачей помогли сохранить здоровье моряков. Несмотря на тяжелые климатические условия плавания, частые переходы от жары к холоду и обратно, серьезных заболеваний среди личного состава почти не возникало.

Офицеры считали своим долгом в пути пополнять образование, — для этого на каждом из шлюпов имелась хорошая библиотека. В ней были многочисленные описания морских путешествий на русском, английском и французском языках, морские астрономические ежегодники, сочинения по геодезии, астрономии и навигации, лоции и наставления для плавания, различные мореходные таблицы, работы специалистов по земному магнетизму и т. п.

По инструкции Морского министерства целью экспедиции было «приобретение полнейших познаний о нашем земном шаре» и «открытия в возможной близости Антарктического полюса». Для этого командиру предписывалось начать исследование с острова Южной Георгии и «Земли Сандвичевой» (Южные Сандвичевы острова), а затем стремиться возможно дальше пройти к югу.

Наиболее суровый период антарктической зимы предлагалось использовать для исследований в тропической и экваториальной зонах Тихого океана, а также для ремонта шлюпов и отдыха личного состава в Австралии— в Сиднее. С наступлением же теплого времени года кораблям следовало вновь отправляться на юг, и, продолжая исследования, завершить кругосветное плавание — вернуться в Кронштадт.

Обязанности начальника экспедиции были разнообразны. Ему и офицерам предписывалось систематически вести наблюдения в экваториальной и тропической зонах Тихого океана, собирать минералогические, зоологические, ботанические и многие другие сведения, составлять карты и обстоятельные описания посещаемых мест, определять координаты и составлять гидрографические описания не только вновь открытых земель, но и тех, которые были открыты раньше. На картах следовало указывать глубины прилегающих водных пространств, особенно в тех местах, где возможна стоянка кораблей.

Командирам кораблей предлагалось также вести наблюдения за морскими течениями, приливами и отливами, за состоянием атмосферы, определять температуру и соленость воды на разных глубинах, изучать полярные сияния, смерчи, образование льдов. Всюду, где будут приставать корабли, надлежало узнавать нравы народов, их обычаи, религию, типы их судов, собирать коллекции для академии и музея Адмиралтейского департамента.

4 июля 1819 года шлюпы «Восток» и «Мирный» ушли в плавание к неведомому материку…

Сразу же не обошлось без неприятных неожиданностей: в Копенгагене выяснилось, что два иностранца-натуралиста, которые должны были принимать участие в походе, идти в плавание отказываются. Из-за этого экспедиция лишилась возможности проводить естественнонаучные наблюдения и могла довольствоваться любительским собиранием материалов. Беллинсгаузен весьма сожалел, что в Морском ведомстве ему не разрешили взять двух русских студентов-естественников: министерское начальство неизменно отдавало предпочтение иностранцам…

После трехдневной стоянки в Копенгагене экспедиция направилась в Портсмут. Там ее ждала счастливая встреча. На рейде наши путешественники увидели шлюп «Камчатка», который под командованием В. М. Головнина возвращался из второго кругосветного плавания. Беллинсгаузен отмечал: «Радость наша была тем большая, что сия нечаянная встреча случилась за границею, где кажется русский еще больше любит и привязывается к русскому».

Не успели порадоваться встрече с земляками — новая незадача: выяснилось, что нужен ремонт судов. Пока его осуществляли, Беллинсгаузен и Лазарев успели съездить из Портсмута в Лондон. Там они приобрели несколько необходимых астрономических инструментов. Тем временем на Портсмутском рейде произошло второе радостное событие. Моряки экспедиции встретились теперь уже с экипажем «Кутузова» — судна Российско- Американской компании, возвращавшегося также из кругосветного плавания. Да, поистине по всем морям и океанам стали ходить российские моряки.

…Наконец к 26 августа все необходимые работы были закончены, и оба шлюпа направились к Канарским островам. После непродолжительной стоянки у города Санта-Крус на острове Тенерифе, где пополнялись запасы продовольствия, корабли в середине сентября вышли к берегам Бразилии.

Погода стояла прекрасная, сильной жары моряки не ощущали. Изредка выпадали дожди, которыми экипаж пользовался, чтобы собрать побольше воды для стирки белья. Особенно хороши были ночи. Мириады звезд ярко сияли в черном небе, а море искрилось фосфорическим светом настолько сильно, что позади каждого из шлюпов как бы струилась огненная река. В свободное время моряки наблюдали за большими и сильными рыбами-бонитами, которые преследовали летучих рыб, а также за птицами, ловко хватавшими летучих рыб, когда те, спасаясь от погони, выскакивали на воздух. В надежде полакомиться хорошей ухой в стаю бонитов бросили острогу и ранили одну из рыб, которая ушла. Более удачной была ловля на удочку рыбы-прожоры. Вместе с ней поймали другую — прилипалу. Эти рыбы кормятся возле прожор.

Чтобы уравнять ход обоих шлюпов, на «Востоке» на всех мачтах убавили паруса. Благодаря этому скорость шлюпа несколько уменьшилась. Но все же она оставалась большей, чем у «Мирного».

В течение всего плавания к Рио-де-Жанейро на шлюпах выполняли самые разнообразные исследования: измерялась температура воздуха и воды на разных глубинах, определялось магнитное склонение. И хотя в составе экспедиции не было ученых-натуралистов, все эти работы выполнялись очень тщательно и подробно. По записям и образцам, доставленным экспедицией, ученые смогли впоследствии найти объяснение тому, что наблюдали моряки.

Оба шлюпа пришли в Рио-де-Жанейро в начале ноября 1819 года. Здесь они встретили прибывшие накануне шлюпы «Открытие» и «Благонамеренный». «Восток» и «Мирный» пробыли в бразильском порту двадцать дней. Принимали запасы свежей провизии, питьевой воды, дров. Экипажи исправляли на кораблях повреждения, проверяли расположение грузов и укрепляли их, производили астрономические наблюдения.

Побывали путешественники и в самом городе. В те годы в Бразилии процветала работорговля, и то, что увидел Беллинсгаузен, потрясло его: «Здесь находится несколько лавок, в коих продаются негры: взрослые мужчины, женщины и дети. При входе в сии мерзостные лавки представляются взорам в несколько рядов сидящие, коростою покрытые негры, малые впереди, а большие сзади. В каждой лавке неотлучно находится один из португальцев или негров из прежних приводов; должность такого надзирателя состоит в том, чтоб стараться представить сих несчастных в лучшем и веселом виде, когда приходят покупщики. Он держит в руке плеть или трость; по сделанному знаку все встают, потом скачут с ноги на ногу, припевая плясовые песни; кто же — из них, по мнению продавца, не довольно весело смотрит, скачет или припевает, тому он тростью придает живости. Покупщик, выбрав по желанию своему невольника, выводит его из рядов вперед, осматривает у него рот, ощупывает все тело, руками колотит по разным частям, и после сих опытов, уверясь в крепости и здоровье негра, его покупает… Осмотр, продажа, неопрятность, скверный запах, происходящий от множества невольников, и, наконец, варварское управление плетью или тростью — все сие производит омерзение к бесчеловечному хозяину лавки».

В конце ноября корабли снялись с якорей и оставили берега Бразилии, направляясь к острову Южная Георгия. Одиннадцать суток спустя путешественники увидели вдали бурун. Но когда подошли поближе, то оказалось, что волны разбиваются не о скалу, как они сначала полагали, а о… туловище огромного мертвого кита! Множество птиц летало, плавало рядом, сидело на недвижной спине мертвого гиганта. Мимо кораблей то и дело проплывали дельфины, а на поверхности моря поднимались фонтаны китов.

Вот и остров Южная Георгия. Корабли подошли к нему 15 декабря. Стояла пасмурная, холодная погода. Моряки за два дня сделали опись юго-западного берега, увязали ее с описью Кука, составили карту. Ряду географических пунктов этого острова были даны русские названия в честь офицеров — участников экспедиции: мысы Парядина, Демидова, Куприянова, бухта Новосильского. Неподалеку от острова Южная Георгия они открыли и свой первый остров, названный именем Анненкова в честь лейтенанта со шлюпа «Мирный».

Теперь курс лежал на юго-восток, к Южным Сандвичевым островам. Все плавание — а оно длилось около месяца — проходило в очень неблагоприятных условиях: при низкой температуре, постоянных штормовых ветрах, поднимавших крупное волнение, при снегопаде и густых туманах. Все чаще стал попадаться не только плавающий лед, но и огромные плавучие ледяные горы — айсберги. Все это крайне затрудняло опись открываемых земель и требовало постоянного и напряженного внимания. Малейшее упущение могло привести к гибели не приспособленных к таким условиям кораблей.

Плавание принесло немало интересного. Так, были обнаружены три острова, притом один — с вулканом… Интерес к новым открытиям заразил буквально всех; даже среди матросов нашлись свои летописцы: «Нашли три острова новых, — записал в своем дневнике матрос с «Востока» Егор Киселев, — никакими мореходцами не посещены. И один остров — горит земля, дым валит, как тучи ходят. На сем острову есть премножество разных птиц, особливо пендвин (пингвинов. — Авт.) — с желтыми хохлами, ходит как человек, кричит похоже на гагару, крылья маленькие, не летает, и премножество сафонных кур. За оные острова дано награждение, кто их прежде свидел, пять талеров, и записаны в журнал».

Эти острова были названы по имени офицеров — участников экспедиции: один, каменистый, покрытый снегом, около двух миль длиной — островом Лескова, в честь лейтенанта шлюпа «Восток»; второй — островом Торсона, в честь лейтенанта этого же шлюпа (был переименован в остров Высокий после осуждения Торсона за участие в восстании декабристов); третий — островом Завадовского, в честь помощника командира шлюпа «Восток». На этом третьем острове и находился действующий вулкан, из жерла которого, по словам Беллинсгаузена, «бесперерывно поднимались частые смрадные пары… пары сии составляли непрерываемое густое облако и издалека были подобны выходящему из трубы парохода дыму, только в большем виде».

На берег острова Завадовского высаживались астроном И. Симонов, капитан-лейтенант И. Завадовский, мичман Д. Демидов и мичман П. Новосильский, сделавший подробное описание пингвинов — птиц, еще мало известных в те времена в Европе.

От этих островов, названных по имени тогдашнего морского министра островами Траверсе, шлюпы легли на прежний курс — к юго-востоку — и спустя несколько дней подошли к Южным Сандвичевым островам. Кук горделиво писал в своем судовом журнале: «Риск, связанный с плаванием в этих необследованных и покрытых льдами морях в поисках Южного материка, настолько велик, что я смело могу сказать, что ни один человек никогда не решится проникнуть на юг далее, чем это удалось мне. Земли, что могут находиться на юге, никогда не будут исследованы. Густые туманы, снежные бури, сильные стужи и другие опасные для плавания препятствия неизбежны в этих водах. И эти трудности еще более возрастают вследствие ужасающего вида страны… Было бы безрассудно с моей стороны рисковать всеми результатами экспедиции ради открытия и обследования берега, который, будучи открытым и обследованным, все равно не принес бы пользы ни мореплаванию, ни географии, ни другим отраслям науки…»

Эти предупреждения Кука (о них, конечно, знали и Беллинсгаузен, и Лазарев) не устрашили русских исследователей, хотя они ежеминутно убеждались в опасностях, их подстерегавших.

В конце декабря днем они увидели на юго-западе высокий, покрытый снегом и окруженный тяжелыми льдами, берег острова Сандерс. Определили его координаты, а художник Михайлов зарисовал в свой альбом очертания берегов.

Новые важные открытия принесло дальнейшее плавание. Перечислить все, обнаруженное моряками, невозможно — но уже вскоре им пришлось поправлять Кука. Так, он считал мыс Монтегю частью острова Сандерс, но выяснилось, что это — самостоятельный остров. «Берег Южный Туле» оказался группой островов. Убедившись, что Куком допущены ошибки, и исправив их на карте, экспедиция направилась на восток.

Далее путь «Востока» и «Мирного» пролегал южнее 60° южной широты и проходил в тяжелейших условиях. Путешественников сопровождали густые туманы, ураганные ветры, холод, сильное волнение моря и льды, льды… А за Южным Полярным кругом их ждали встречные южные и восточные ветры, а также скопления гигантских айсбергов, рядом с которыми шлюпы казались лодками.

На широте 60°39′ сплошные льды намертво преградили кораблям путь. «Мы скитались во мраке туманов, — пишет Симонов, — между бесчисленным множеством огромных плавающих льдин, беспрестанно в страхе быть раздробленными громадами, простирающимися иногда до трехсот фунтов в вышину над поверхностью моря. Хлад, снег, сырость, частые и жестокие бури беспрестанно нам сопутствовали в местах сих». Вскоре корабли «получили несколько легких ударов», — говорит в своем рапорте Беллинсгаузен… «Мирный» раздробил форштевень.

Награда за это испытание была уже недалека. 15 января на 69°23′ южной широты и 2°10′ западной долготы шлюпы впервые приблизились к антарктическому ледяному берегу.

Материк предстал перед участниками экспедиции как сплошное ледяное поле. Более 140 лет спустя в том районе именем Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена был назван шельфовый ледник.

Мичман шлюпа «Мирный» Новосильский писал: «Неподвижный высокий ледяной берег или ледяная стена, которая встречается за полярным кругом, судя по их наружному виду и протяжению на многие десятки и даже сотни миль, очевидно, не могут состабиться от холода в открытом море, а образуются на южном великом материке».

Моряки сделали еще несколько рискованных попыток подойти к берегу неведомой ледяной страны… Подойти, несмотря на опасность повредить обшивку шлюпов и даже быть раздавленными льдами.

«1 февраля, находясь в широте южной 64°30′, долготе 16°00′, выиграв 17° к востоку, снова пошел к югу при восточном ветре, — пишет Беллинсгаузен, — и не прежде как с 5-го на 6-е число дошел до широты южной 69°7′ долготы восточной 16°26′. Здесь за ледяными полями мелкого льда и ледяными островами виден материк льда, коего края отломаны перпендикулярно и который продолжался, по мере нашего зрения, возвышаясь к югу подобно берегу. Плоские ледяные острова (айсберги. — Авт.), близ сего материка находящиеся, явно показывают, что они суть обломки сего материка, ибо имеют края и верхнюю поверхность подобно материку».

17—18 февраля был открыт шельфовый ледник, названный в 1960 году именем Михаила Петровича Лазарева. В 1959 году на леднике была создана советская станция, которая также получила имя Лазарева. Но в 1961 году ее закрыли из-за опасности облома ледника. В восьмидесяти километрах от берега на оголенных скалах была открыта другая станция, названная Новолазаревской.

Во второй половине февраля шлюпы «Восток» и «Мирный» вошли в Индийский океан. Теперь они удалились на север, чтобы выйти из льдов. Сила ветра нарастала, условия плавания ухудшались с каждым новым днем. Наступала суровая антарктическая осень. Продолжать плавание становилось все более опасным. В начале марта 1820 года на 90° восточной долготы Беллинсгаузен приказал повернуть к берегам Австралии, чтобы запастись свежим провиантом и дать отдых экипажам.

По пути в Австралию научные исследования не прекращались. Для того чтобы осмотреть возможно большее пространство океана, оба командира решили впервые вести плавание раздельно.

Шлюпы взяли курсы, параллельные тем, которыми когда-то шли два корабля Кука — «Резольюшен» и «Адвенчер». Лазареву надлежало отыскать остров Королевской Компании, якобы виденный испанскими мореплавателями и показанный на карте. После этого «Мирный» должен был отправиться к южной оконечности Тасмании и оттуда — в Сидней. Путь «Востока» проходил на 2,5–3 градуса севернее пути английского корабля «Резольюшен».

Разыскать остров не удалось. По поводу неудачной попытки открыть еще раз этот «таинственный» остров Лазарев писал: «Господа испанцы всегда на своих картах врали не только в долготе, но и в самой широте до 40 миль и более, а потому и поиски наши были тщетны».

30 марта 1820 года, на 132-е сутки после выхода из Рио-де-Жанейро, «Восток» бросил якорь в Сиднее. Через семь суток сюда же прибыл и «Мирный». В австралийском порту русские моряки устраняли повреждения в корпусах шлюпов и такелаже, изучали животный и растительный мир континента, нравы, обычаи и быт местных жителей. Астроном Симонов устроил на берегу обсерваторию и вел наблюдения. Он определял, в частности, прямые восхождения неподвижных звезд Южного неба. Эти работы стали ценным вкладом в астрономическую науку.

Моряки не пропускали ничего достойного внимания. Поднимались на маяк, ездили верхом в ближайший город, где осматривали плотину, которая препятствовала во время прилива смешению морской воды с речной. Беллинсгаузен и офицеры ежедневно бывали и на северном берегу залива, где Симонов работал в своей обсерватории.

Закончив ремонтные работы, пополнив запасы провизии и пресной воды, моряки в мае 1820 года вновь отправились в плавание. На этот раз их путь лежал в тропическую часть Тихого океана, в районы, еще не обследованные путешественниками других стран. Они шли севернее Новой Зеландии. Но свежие встречные ветры вынудили шлюпы отклониться к югу и идти малоисследованным проливом Кука, разделяющим Северный и Южный острова Новой Зеландии.

На берегу острова, в проливе Кука, экспедиция пополнила запасы пресной воды. Островитяне, поняв, что русские относятся к ним по-дружески, приняли их радушно. Они приплывали к шлюпам на своих лодках, украшенных в носовой части резьбой, и привозили рыбу, за которую получали желаемые бисер, гвозди, небольшие зеркальца и т. п.

Вождь островитян, старик, даже обедал с офицерами. Он с удивлением разглядывал сервировку стола, а потом, понаблюдав за тем, как едят хозяева, сам стал пользоваться вилкой. Вино же пил неохотно — это служило лучшим доказательством редкого посещения острова европейцами. Во время обеда вождь и Беллинсгаузен посредством знаков обменялись уверениями в дружбе.

Моряки, в свою очередь, побывали в гостях у вождя. На стенах его дома, обтянутых циновками, висело оружие и множество резных деревянных изображений. Возвращаясь на шлюпы, путешественники видели на огородах местных жителей капусту и сельдерей. Островитяне охотно разрешили своим гостям набрать овощей.

Беллинсгаузен писал: «Жители Новой Зеландии хотя и горячи в дружбе, но непостоянны, за малейшую причину доходят до ссоры, которая производит пагубные последствия…» Мичман Новосильский отмечал, говоря о новозеландцах, что они «любят посмеяться, пошутить и очень забавно передразнивают европейцев. Они деятельны, постоянны в своих занятиях, способны к искусствам механическим и понимают торговлю».

На этих островах участники экспедиции собрали ценные коллекции трав, птиц, образцов одежды, оружия и т. п. Видя, с какой старательностью новозеландцы возделывают крохотные поля, русские моряки подарили им перед уходом семена многих огородных культур и подробно разъяснили, как эти культуры надо возделывать.

Как это ни казалось удивительным многим современникам, мирные и гуманные русские путешественники вполне спокойно чувствовали себя среди «людоедов» и «убийц», как называли их колонизаторы.

От берегов Новой Зеландии экспедиция направилась к Опасному архипелагу, позднее получившему название архипелага Туамоту. Лазарев сообщал: «Между широтами 15 и 20 градусов южными и долготами 210 и 220 градусов восточными от Гринвича открыли 15 прежде неизвестных островов, некоторые из них обитаемы, и все вместе получили название архипелага Александра. Были в Таити для поведения своих хронометров, которые оказались верны, а потому и заключать можем, что открытия наши положены на карте с довольною точностию. Все открытия Коцебу подвинулись на 24 минуты к осту, и потому остров, названный им Рюриковою цепью, смаран, ибо пришелся на первый остров Паллизера (Паллисера), виданный Куком. После сего открыли еще пять, что с прежними составит 20 новых открытий в тропиках…»

Это плавание, продолжавшееся более двух месяцев, принесло богатейшие плоды. На карте Тихого океана появились новые русские наименования. Почти все открытые острова были атоллами.

Так как вблизи этих островов находились и другие, ранее тоже открытые русскими моряками, в частности О. Е. Коцебу, то Беллинсгаузен назвал всю эту группу островов именем Россиян: «Вся сия гряда коральных островов описана и приведена в известность российскими мореплавателями… то я почитаю всю гряду назвать островами Россиян».

Эти названия не сохранили картографы других держав. Они пренебрегли исторической справедливостью ради имперских амбиций колониальных государств. Да и многие другие замечательные открытия русских мореплавателей впоследствии были перечеркнуты по той же причине.

От архипелага шлюпы пошли к острову Таити, уже хорошо в то время известному. На этом острове экспедиция, тоже очень дружелюбно встреченная местным населением, пополнила свои научные коллекции тропической флоры и фауны. А экипажи шлюпов так подружились с таитянами, что когда корабли стали готовиться к отплытию, многие из островитян явно выражали желание отправиться вместе с русскими.

Шлюпы спешили в Австралию: надо готовиться к новому, второму походу в Антарктику. Он должен начаться сразу же с наступлением антарктического лета. Участники экспедиции, хотя и были уверены в точности своих наблюдений в высоких южных широтах, стремились еще раз подтвердить их новыми данными. А самое главное — вновь как можно ближе подойти к желанному Южному материку…

По пути к Сиднею экспедиция открыла еще ряд островов. Иногда русские моряки выходили на берег, знакомились с жителями, делали им подарки и получали от них разные изделия, интересные с точки зрения быта и истории островитян. Но морской путь здесь был опасен. «Восток» едва не наскочил ночью на коралловую мель. Эту мель, названную рифом Берегись, нанесли на карту, чтобы предостеречь других путешественников.

После возвращения в Сидней началась подготовка к последнему этапу тяжелого похода. Помня перенесенные испытания, участники экспедиции готовили шлюпы особенно тщательно. Курс был взят на юго-восток, а затем и на восток между 60° и 65° южной широты. Главная цель — проникнуть возможно дальше на юг.

Через неделю после начала плавания произошло крайне неприятное и опасное по возможным последствиям событие. В носовой части шлюпа «Восток» обнаружилась значительная течь. Вот когда сказалась плохая постройка корабля! Возвращаться назад в Австралию для ремонта было уже поздно, можно было упустить время, благоприятное для плавания в южных широтах, и экспедиция потеряла бы целый год. Беллинсгаузен, приняв все возможные меры для ремонта, дал указание идти вперед.

Во второй половине ноября 1820 года шлюпы подошли к берегам острова Маккуори, который лежал на той же широте, что и Южная Георгия. Конечно, все ожидали увидеть и этот остров покрытым снегом и льдом. Но перед ними виднелись темно-бурые скалы и зеленеющие долины! В воздухе летало множество птиц, на берегу виднелись дружные семейства пингвинов, грелись стада морских котиков…

Особенно удивили моряков пингвины. Их было много, и людям приходилось расталкивать птиц, чтобы пройти по берегу. Птицы высиживали птенцов. Каждая из них придерживала яйцо у живота. Путешественники тут же пополнили свои коллекции пингвинами и их яйцами, а также эгмондскими курами и чайками. На этом острове русские моряки встретили людей — промышленников из Сиднея. Жестоко, хищнически истребляли они морского зверя. Это вызвало глубокое отвращение мореплавателей, и они решили долго не задерживаться на берегу.

Спустившись ниже к югу, за 60-ю параллель, шлюпы оказались в зоне крайне неблагоприятной погоды. Непрерывно шел мокрый снег, дули сильные ветры, вереницей тянулись огромные айсберги и сплошные ледяные поля. Это делало плавание чрезвычайно опасным и требовало от команд огромного напряжения. В первой половине декабря шлюпы подошли к непроходимому ледяному полю. Выбирая разводья, они направились вдоль его кромки на восток.

Вновь попытка пройти на юг — и вновь встреча со сплошным ледяным полем… Корабли были вынуждены повернуть на север — и, оказалось, вовремя. Разразилась свирепая буря с сильнейшим снегопадом и ураганными порывами ветра. Шквал так раскачивал суда, что они черпали воду. К счастью, уже не было льдов и айсбергов. «Нас дрейфовало на удачу, и мы беспрестанно ожидали кораблекрушения», — впоследствии писал об этой буре Беллинсгаузен.

Едва погода улучшилась, экспедиция снова стала пытаться проникнуть на юг. В середине декабря 1820 года на 164°34′ западной долготы шлюпам опять удалось пересечь Южный полярный круг. Приходилось постоянно менять курс, чтобы избежать встреч с айсбергами и ударов о лед. Однако чем ближе к югу, тем разводья попадались все реже, и уже на следующий день, на 67°16′ южной широты путь им опять преградил сплошной лед. Снова поворот на север и далее на восток, в поисках новых разводьев… «Таким образом, — писал Лазарев, — простирая плавание наше к востоку между льдами, при всякой возможности покушались к зюйду, но всегда неподвижные льды останавливали нас при приближении нашем к параллели 70 градусов».

Близок ли берег? Вот что волновало всех. И тут неожиданно стал ясен ответ.

Высадившись на лед, моряки убили большого королевского пингвина, и в желудке у него обнаружили… кусочки горных пород! «Стало быть, — сделал в своем дневнике вывод мичман Новосильский, — пингвин этот был недавно на неизвестном берегу. Потому что самые ближайшие острова удалены от нас более чем на 2000 миль». А на следующий день, отмечая появление около шлюпа эгмондской куры и других птиц, Новосильский записал: «Мы не без основания думали, что вблизи нас должен находиться берег».

В январе 1821 года шлюпы снова за полярным кругом. На этот раз ледовая обстановка позволила им достичь рекордной за время похода южной широты — 69°53′ на 92°19′ западной долготы. Наконец-то они вошли в образовавшийся между ледяными полями залив… Но вскоре ветер переменился, и корабли стали отходить — иначе их могло зажать льдами.

Уходить было жаль. Погода стояла на редкость ясная. Над мачтами вновь летали эгмондские куры и ласточки. Их появление ясно говорило: берег где-то близко, быть может, совсем рядом…

И, отходя к северо-западу, моряки зорко всматривались вдаль, в уходящие за горизонт льды. Там — они верили — должна быть неведомая земля.

Их чаяния сбылись. В три часа дня 10 января 1821 года сигнальщики заметили на горизонте темное пятно. «Солнечные лучи, — писал Беллинсгаузен, — выходя из облаков, осветили сие место, и, к общему удовольствию, все удостоверились, что видят берег, покрытый снегом, одни только осыпи и скалы, на коих снег удержаться не мог, чернелись».

Это был остров. Он лежал на 68°50′ южной широты, 90°30′ западной долготы. Его размеры и очертания удалось определить хорошо. Окружность острова coставила 24,5 мили. Беллинсгаузен назвал его именем Петра I. Он писал: «Я назвал сей остров высоким именем виновника существования в Российской империи военного флота…» В 1905 году обширная акватория вокруг острова получила наименование моря Беллинсгаузена.

…Прошло более столетия, и вот 21 января 1968 года у острова Петра I побывал академик А. Ф. Трешников, который был тогда начальником 13-й Советской антарктической экспедиции. Он рассказывает: «Мы плыли через море Беллинсгаузена на борту дизель- электрохода «Обь» к Антарктическому полуострову, в районе которого собирались создать советскую станцию Беллинсгаузен. Пройдя через пятно разреженного льда, наше судно подошло к северо-западному берегу острова Петра I. Крутые его склоны в вышине были скрыты темными облаками, и лишь по пятнам снега и льда мы угадывали, что перед нами гигантская скала. Но нам вскоре повезло. Облака над островом поднялись, и мы увидели величавый конус давно потухшего вулкана, увенчаний снегом, вознесшийся на высоту 1700 метров над уровнем моря… Я долго стоял на верхнем мостике судна, любуясь этой гигантской скалой в центре моря Беллинсгаузена, вознесенной на огромную высоту…»

Моряки с кораблей «Восток» и «Мирный» обошли остров, описали его и решили двигаться далее к востоку. Они предполагали, что в этом районе должны быть еще острова, а может быть и берега суши. Они опять не ошиблись. Во второй половине января им снова встретились стаи птиц — эгмондских кур и морских ласточек. Значит, земля близка…

А вот и она. На 68°43′ южной широты перед ними открылись гористые склоны, покрытые снегом, с кое-где чернеющими обрывами. Правда, из-за сплошных льдов вплотную подойти к берегу не удалось. Но все хорошо рассмотрели северный мыс этой земли, который заканчивался высокой горой. Определили: она находилась на 68°44′45″ южной широты и 73°26′45″ западной долготы. За ней, на юго-западе, до самого горизонта виднелось множество других, более низких вершин.

Этот гористый берег простирался к югу за пределы видимости. Беллинсгаузен назвал эту землю Берегом Александра I. Он писал: «Я называю обретение сие берегом потому, что отдаленность другого конца к югу исчезала за предел зрения нашего. Сей берег покрыт снегом, но осыпи на склонах гор и крутые скалы не имели снега. Внезапная перемена цвета на поверхности моря подает мысль, что берег обширен, или, по крайней мере, состоит не из той только части, которая находилась перед глазами нашими».

Исследования, проведенные в наши дни, показали, что Берег Александра I — остров, длина которого около 420 километров, а ширина — 90—180 километров. Он имеет гористый характер и расположен в непосредственной близости от Антарктиды в море Беллинсгаузена.

…Хорошая, ясная погода в этих широтах держалась недолго. Уже к вечеру 28 января подул сильный ветер, а потом повалил снег.

Шлюпы взяли курс на северо-восток. Одной из главных причин этого была необходимость проверить заявление английского промышленника У. Смита о том, что он якобы открыл Южный материк. Об этом Беллинсгаузену и Лазареву стало известно в Австралии из письма, присланного на их имя российским полномочным министром при португальском дворе в Рио-де-Жанейро. М. П. Лазарев впоследствии писал: «…в Англии, можно сказать во всей Европе заключили, что открылась наконец та матерая на юге земля, которую так долго искали… то мы по одному названию Южной экспедиции обязанностью почли такое заключение или еще более подтвердить, или вовсе оное опровергнуть, чтобы обойти землю сию с южной стороны».

Для того чтобы проверить заявление Смита, пришлось пройти с юга всю гряду Южных Шетландских островов. Экспедиция Беллинсгаузена доказала, что и это «открытие» было мнимым: Смит открыл вовсе не Южный материк, а всего лишь один из Южных Шетландских островов.

Этот поход был полезен: мореплаватели нанесли на карту острова Бородино, Малый Ярославец, Смоленск, Березина, Полоцк, Лейпциг, Ватерлоо. Значительно позднее там побывали и вновь их частично описали англичане, дав им опять-таки свои названия. Однако при подготовке карт атласа Антарктиды советские исследователи пошли на компромисс, дав им двойное название: первоначальное русское и английское. В феврале 1968 года на острове Ватерлоо (остров Кинг-Джордж) была открыта научная станция Беллинсгаузен — самая северная советская станция в Антарктиде.

…На острове Ватерлоо экспедиция высадилась. Были пополнены коллекции. На шлюпы доставили несколько живых котиков и пингвинов, а также образцы горных пород, мхов и трав. И здесь же морякам вновь предстала картина жестокого варварства промышленников: на берегу лежали груды ободранных котиков…

Во время дальнейшего плавания в районе Южных Шетландских островов русская экспедиция открыла новые земли. Так на картах экспедиции появились острова Три брата, Рожнова, Мордвинова, Михайлова и Шишкова. За исключением острова Рожнова все наименования островов впоследствии англичане переменили на свои.

А события неожиданно приобрели трагический оборот: корабли, уже немало испытавшие на себе во время длительного плавания, попали в новый сильнейший шторм. И тут на шлюпе «Восток» лопнули некоторые крепления корпуса. Вода хлынула в трюм: еле успевали ее откачивать. Плыть далее к югу, пытаясь бороться со льдами, на таком корабле было бы безумием. И Беллинсгаузен принимает решение: идти для ремонта в Рио-де-Жанейро. Затем — в Россию.

Во время пути мореплаватели, как бы им ни было трудно, не переставали вести наблюдения за температурой воздуха, воды, ее прозрачностью; производили измерения глубин, насколько позволяла длина лотлиня; доставали пробы воды батометром, который сами же изготовили. Интересовал их и земной магнетизм, они изучали строение морских льдов и т. п. Удавалось им определять и направление ветра на различных высотах с помощью шаров-зондов, — это в ту пору было новинкой.

Обе команды кораблей принимали в этих изысканиях самое живое участие, а ведь у каждого и своей работы хватало. Но именно изыскательская деятельность увлекала всех до самозабвения. Уже возвращаясь в Рио-де-Жанейро, Беллинсгаузен и его сподвижники пытались найти остров Гранде, якобы открытый французами. И вновь убедились в том, что такой остров существует лишь в воображении самого «открывателя»…

Наконец прибыли в Рио-де-Жанейро. Во время стоянки день и ночь ремонтировали сильно пострадавший флагманский корабль. Все трудились на совесть, спешили: впереди был долгожданный путь к родным берегам.

Оба шлюпа прибыли в Кронштадт 24 июля 1821 года. В труднейшем и опаснейшем плавании они находились 751 день. За это время они под парусами шли 527 дней, проплыли свыше 49 860 морских миль (90 тысяч километров), что в два с четвертью раза превышает длину экватора.

За время своего беспримерного путешествия они нередко видели места, где не бывал еще ни один человек. В течение ста двадцати двух суток русские моряки находились южнее 60-й параллели и провели среди льдов более ста суток. При этом экспедиция Беллинсгаузена — Лазарева шесть раз пересекала Южный полярный круг, четыре раза почти доходила до 70° южной широты, три раза — до 67° и один раз до 65° южной широты. Этого до нее не смог сделать никто.

О мужестве и самоотверженности русских моряков говорит и тот факт, что все это беспримерное плавание прошло на кораблях, мало приспособленных для плавания во льдах. Притом оба корабля все время шли рядом даже в сложнейших условиях.

Вот как отзывался о своих товарищах астроном И. М. Симонов: «Презрев все опасности, прошед места непроходившиеся и с успехом окончив возложенное на нас дело, возвратились мы в свое отечество, распространив круг человеческих знаний многими открытиями». Это было неоспоримой истиной. Ведь бесстрашные русские моряки на парусных деревянных судах побывали там, где сегодня даже самые современные, специально построенные для таких плаваний мощные ледоколы подвергаются серьезной опасности. Стоит, например, вспомнить американский ледокол «Гласьер» водоизмещением 8,5 тысячи тонн, который в начале марта 1975 года попал в ледяную ловушку в море Уэдделла.

Русская экспедиция открыла путь к Антарктиде другим исследователям, вдохновив их на новые дерзания. Руководитель английской экспедиции, известный полярный исследователь Джеймс Росс позднее писал: «Открытие наиболее южного из известных материков было доблестно завоевано бесстрашным Беллинсгаузеном, и это завоевание на период более 20 лет оставалось за русскими». Другой ученый с мировым именем, немецкий географ и картограф Август Петерманн отметил, что в мировой географической литературе заслуги русской антарктической экспедиции оценены совершенно недостаточно. Указал Петерманн и на беспримерное бесстрашие Беллинсгаузена, — ведь руководитель экспедиции решился идти против господствующего в науке около пятидесяти лет мнения о «несуществующем Южном материке». Петерманн говорил: «За эту заслугу имя Беллинсгаузена можно поставить наряду с именем Колумба, Магеллана и Джеймса Росса, с именами тех людей, которые не отступали перед трудностями и воображаемыми невозможностями, созданными их предшественниками, с именами людей, которые шли своим самостоятельным путем, и потому были разрушителями преград к открытиям, которыми обозначаются эпохи».

Научная общественность России высоко оценила заслуги Ф. Ф. Беллинсгаузена и как ученого. И действительно, он показал редкие для того времени познания в астрономии, географии и физике. Особенно много сделал он для развития науки о льдах. Ему принадлежит первая попытка классификации льдов. С большой точностью он описал виды льдов, их различия, указал, где и при каких условиях они встречались ему, уделяя при этом особое внимание их происхождению.

Он провел большую работу и по определению магнитных склонений компаса, положив в основу собственные наблюдения. В его таблице, отправленной известному математику и физику Карлу Гауссу, указаны двести три наблюдения. Он наиболее правильно определил и положение Южного магнитного полюса.

Трудно даже перечислить все, что дал науке Беллинсгаузен. Так, задолго до Чарльза Дарвина он решил загадку происхождения коралловых островов. Правильно объяснил происхождение морских водорослей в Сарагассовом море, оспорив мнение такого авторитета, как А. Гумбольдт. Под его руководством велись систематические наблюдения за океаническими течениями, — это позволило позднее правильно объяснить, например, происхождение Канарского течения. Кроме того, его экспедиция привезла ценные этнографические, ботанические и зоологические коллекции.

Но судьба несправедливо обошлась с выдающимся исследователем Антарктики. Сплошь и рядом научная слава доставалась не ему, а иностранным ученым, решавшим те же проблемы значительно позже. Происходило это, в основном, по вине морского министра Траверсе— человека, безразличного к научному приоритету страны. Случилось то, что и должно было произойти в николаевской России. Получив рапорт капитана I ранга Беллинсгаузена от 21 июля 1821 года, морской министр составил из него «Краткое извлечение из описания путешествия» в качестве иллюстрации к ходатайству о награждении участников экспедиции. При этом министр умудрился забыть о самом главном — об открытии нового материка! Забыл он и о плавании экспедиции в самых южных широтах, где до русских моряков никто вообще не бывал, забыл об их ценнейших для науки наблюдениях за льдами.

Но Беллинсгаузен — ученый и исследователь — стал гордостью русской и мировой науки. Полно и обстоятельно раскрыл он свой взгляд на ледяной континент в книге «Двухкратные изыскания в Южном Ледовитом океане и плавание вокруг света в продолжение 1819, 1820 и 1821 годов, совершенные на шлюпах «Восток» и «Мирный»». Книга была подготовлена к печати и представлена Адмиралтейскому департаменту в 1824 году. Но издание ее затянулось на целых семь лет.

И все же мир узнал о подвиге русских моряков, их исторических открытиях. Громом аплодисментов сопровождалась речь астронома Симонова на торжественном собрании в Казанском университете, где он возвестил об открытии экспедицией Беллинсгаузена загадочного шестого континента — Антарктиды. Позднее эта речь была издана под заглавием «Слово об успехах плавания шлюпов «Восток» и «Мирный» около света и особенно в Южном Ледовитом море в 1819, 1820 и 1821 годах». Она была переведена на немецкий и французский языки. Весть об историческом открытии русских первопроходцев была обнародована и в других трудах Симонова.

Участники беспримерного похода смогли достичь успеха благодаря присущим им смелости, упорству, высокой морской выучке и патриотизму. На обоих шлюпах царила атмосфера настоящего товарищества. Матросы уважали своих искусных и гуманных командиров, не применявших унизительных телесных наказаний.

Отношения двух капитанов отличались особой теплотой. Их дружба сохранилась и в дальнейшем.

Руководитель экспедиции Фаддей Фаддеевич Беллинсгаузен, сразу же после возвращения произведенный в капитан-командоры, получивший ряд наград, не забыл о заслугах Михаила Петровича Лазарева. Представляя к награждению верного помощника, он писал в рапорте морскому министру: «Во время всего плавания нашего, при беспрерывных туманах, мрачности и снеге, среди льдов, шлюп «Мирный» всегда держался в соединении, чему по сие время, примеру не было, чтобы суда, плавающие столь долговременно при подобных погодах, не разлучались, и потому поставляю долгом представить вам об таковом неусыпном бдении лейтенанта Лазарева». И Михаил Петрович Лазарев был произведен в капитаны 2-го ранга, минуя другие чины.

Наступило время подведения итогов и продолжения службы. Беллинсгаузен сначала жил на берегу, обрабатывая материалы путешествия и подготавливая к изданию свою книгу. В это время он командовал 15-м флотским экипажем. Затем был назначен генерал- цейхмейстером — инспектором морской артиллерии. В 1826 году во главе отряда кораблей гвардейского экипажа был направлен в Средиземное море. Здесь он обучал боевым действиям команды судов и вел наблюдения вблизи побережья Турции, — с ней уже назревала война. В 1828–1829 годах Беллинсгаузен принял участие в русско-турецкой войне, и на корабле «Пармен» бесстрашно атаковал Варну.

Вернувшись в Россию в чине вице-адмирала, Фаддей Фаддеевич был назначен командиром 2-й флотской дивизии в Балтийском море. На этом посту он пробыл до 1839 года — своего почетного назначения главным командиром Кронштадтского порта и Кронштадтским военным губернатором.

Он проявил себя умелым и деятельным руководителем, сделав много для укрепления Кронштадта и повышения боеспособности Балтийского флота. Опытный флотоводец уделял большое внимание обучению личного состава боевых кораблей и береговых укреплений, по-отечески заботился о подчиненных. Добиваясь улучшения в питании матросов, он завел огороды, снабжавшие команды кораблей свежими овощами.

Немало сделал он и для благоустройства Кронштадта. В городе-крепости были разбиты скверы с фонтанами, открыта морская библиотека — одна из крупнейших в России.

Фаддей Фаддеевич умер 13 (25) января 1852 года в своем любимом Кронштадте и здесь же похоронен. В 1870 году на Северном бульваре (ныне — Советская улица) был открыт монумент адмиралу Ф. Ф. Беллинсгаузену. Авторы монумента — скульптор И. Н. Шредер и архитектор И. А. Монигетти.

Блестящей была и морская служба Михаила Петровича Лазарева. С 1822 по 1825 год, командуя фрегатом «Крейсер», он вновь совершил кругосветное путешествие. На этот раз предстояло доставить различные грузы на Камчатку и в русские колонии в Северной Америке. В те годы Лазарев был единственным моряком, совершившим три кругосветных похода.

Во время третьего похода он также уделял много внимания гидрографическим изысканиям: уточнял на карте местоположение островов, мысов и других пунктов, береговых линий. Кроме того, под его руководством офицеры фрегата вели гидрометеорологические наблюдения. Эти наблюдения оказались настолько точными, что Морское министерство смогло издать их и шестьдесят лет спустя.

После возвращения из плавания Лазарев был назначен командиром лучшего в то время линейного корабля «Азов», который строился в Архангельске. На нем он совершил переход в Кронштадт, а в 1827 году— к берегам Греции. Здесь, оставаясь командиром «Азова», Лазарев стал начальником штаба эскадры. Мужественный моряк принял участие в знаменитом Наваринском сражении, закончившемся полным разгромом турецкого флота.

«Азов» сыграл в этом сражении особую роль. Он бился одновременно с пятью вражескими кораблями и все их уничтожил. «Неустрашимый капитан 1-го ранга Лазарев, — писал в своем донесении контр-адмирал Л. П. Гейден, — управлял движением «Азова» с хладнокровием, искусством и мужеством примерным». Выразительно звучит такая оценка: «В честь достохвальных деяний начальников, мужества и неустрашимости офицеров и храбрости нижних чинов» кораблю «Азов» впервые в истории русского флота было присвоено высшее боевое отличие — георгиевский кормовой флаг. Командир корабля был произведен в контр-адмиралы и награжден орденом.

Показательно, что под командованием Лазарева в этом историческом бою сражались и отличились его ученики, впоследствии выдающиеся адмиралы — П. С. Нахимов, В. А. Корнилов, В. И. Истомин.

После славного Наваринского сражения Михаил Петрович Лазарев оставался в боевом строю, участвовал в блокаде Дарданелл. Затем он был назначен главным командиром Черноморского флота и портов, а также военным губернатором Севастополя и Николаева.

На южных рубежах страны с новой силой проявился недюжинный талант Лазарева как организатора, воспитателя, командира. Недаром время его деятельности здесь вошло в русскую военно-морскую историю под названием «лазаревская эпоха». Это был важный период коренных преобразований, связанных с укреплением южных границ России, повышением боеспособности Черноморского флота — превращением его в первоклассный, не имеющий себе равных в мире.

Благодаря деятельному руководству Лазарева на побережье Черного моря широко развернулось строительство всевозможных баз, портов, доков, фортов, крепостей, военных постов. По его инициативе было учреждено Севастопольское и заново реконструировано Николаевское адмиралтейства, укреплен Черноморский парусный флот и впервые начато строительство железных пароходов.

Следуя примеру своего друга и старшего товарища Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена, он уделял огромное внимание воспитанию и боевой выучке офицеров и матросов. Михаил Петрович Лазарев и его замечательные ученики — Павел Степанович Нахимов, Владимир Алексеевич Корнилов, Владимир Иванович Истомин и многие другие создали новую передовую систему воспитания в русском флоте, которая резко расходилась с общепринятой в царской России «палочной» системой. Лазарев и его сподвижники видели в матросе мыслящего и достойного уважения человека, а не бессловесного раба. Они требовали от офицеров, чтобы те сочетали строгую ответственность по службе с подлинно отцовской заботой о каждом матросе.

Адмирал Михаил Петрович Лазарев умер 11 (23) апреля 1851 года. Согласно его желанию он похоронен в Севастополе — городе, который стал ему родным.

…А спустя всего два года суровую проверку довелось испытать ученикам Михаила Петровича Лазарева. Началась Крымская война. История русского флота навсегда сохранит память о самоотверженности русских моряков: несмотря на многократное превосходство объединенных англо-франко-турецких войск в вооружении и живой силе, сравнительно немногочисленный гарнизон Севастополя стойко держался одиннадцать тяжких месяцев. А превосходящий по силам турецкий флот, в составе которого находились паровые фрегаты, во время сражения под Синопом был наголову разгромлен парусной эскадрой адмирала Нахимова. Залогом этой победы были крепкая морская выучка, бесстрашие, высокий патриотизм.

В наши дни признание заслуг этих русских мореплавателей стало полным и всемирным. На современных картах Антарктики имя Фаддея Фаддеевича Беллинсгаузена запечатлено пятнадцать раз. Это имя носят не только море и шельфовый ледник, но и научно- исследовательская станция, котловина в Тихом океане у побережья Антарктиды. В честь Беллинсгаузена названы также мыс на восточном берегу острова Сахалин, остров в Аральском море, остров в одной из групп Южных Сандвичевых островов в Атлантическом океане, остров в архипелаге Туамоту.

Имя его верного соратника Михаила Петровича Лазарева встречается на карте четырнадцать раз. Это — море, горы и риф в Антарктиде, атолл в архипелаге Туамоту, мыс в Амурском лимане, остров в Аральском море и другие. Имя Лазарева ныне отражено и в названии советской антарктической станции Новолазаревской.

Загрузка...