Г л а в а 28 БЕЗУМНАЯ РЕВНОСТЬ

Ревность у мужчины складывается из эгоизма, доведенного до чертиков, из самолюбия, захваченного врасплох, и раздраженного тщеславия.

О. Бальзак

Дэниел очнулся не сразу. Он проспал более десяти часов. Увидев нечто жуткое во сне, вздрогнул и пробудился. Открыл глаза и еще долго не мог вспомнить, где находится и как туда попал. Память постепенно восстановилась. Вспомнил судебное заседание, присяжных и подсудимого:

— Невиновен! — присев на койке, воскликнул он.

Огляделся, вокруг никого не было. На корабле было время сна. Тишину в отсеке нарушало тихое пощелкивание медицинской аппаратуры. Немного отлежавшись, поднялся с койки. Он не был привязан ремнями, и это обрадовало и в то же время удивило его.

«Значит, я не представляю больше опасности. Вероятно, они поверили, что приступы шизофрении прошли», — с горькой иронией подумал Гатеридж.

Вышел из давящей на психику комнаты и побрел по отсеку, производя осмотр местности. В палатах дремали несколько больных, медицинский персонал спал в отведенном для него помещении, да и дежурные клевали носом. Они не заметили вышедшего из палаты пациента. Гатеридж добрался до кресел, расположенных напротив большого иллюминатора, сел в одно из них и устремил взор на мерцающие звезды. Этот необычайный пейзаж приносил покой израненному сердцу землянина. За последние дни переживаний он еще не ощущал себя столь безмятежным. «Сфинкс» держал путь к созвездию Лебедя. При его сверхсветовой скорости светила казались маленькими огоньками.

«Как свечи на торте», — подумал Дэниел.

Неожиданно перед глазами встали эпизоды из прошлого. Напротив него был красочный торт с двенадцатью свечами. Вокруг стола собралось много-много гостей. Рядом с ним стояла его подруга — Элинор. Это был их день рождения. Дети семейства Браун и Гатеридж родились в один и тот же день, поэтому соседи всегда справляли их дни рождения вместе.

— Задувайте же свечи! Не забудьте загадать желание! — кричали им приглашенные на празднество дети.

Дэниел задумался. У него было все, что мог желать двенадцатилетний мальчик. Посмотрел на свою подругу, ища подсказки. Ее небесно-голубые глаза сияли радостью, она лучезарно улыбалась. И тут он понял, что хотел больше всего в своей жизни. Взяв руку Эллен, крепко сжал ее в своей ладони.

«Я хочу, чтобы мы всегда были вместе», — и задул свечи на торте.

Белый дым от свечей, словно летучий змей, поднялся ввысь и растаял в воздухе. Последнее, что он услышал в своем воспоминании, были радостные выкрики детей.

Картины прошлого вновь сменила звездная панорама. Молодой человек тяжело и болезненно вздохнул, прикрыл веки, пытаясь припомнить приятные моменты жизни, проведенные со своей возлюбленной.

Вздрогнул, почувствовав чью-то руку на своем плече.

— Наш эскулап никогда не спит?

— Бессонница, как вижу, не только у меня, — отозвался ибн Салим на вопрос пациента. — Пришел созерцать звезды?

— Вспомнить свое прошлое…

— Не мешало бы подумать и о будущем.

— Зачем? Ведь все, что мы планируем, все равно не сбывается. Так зачем занимать свои думы, бессмысленно пытаясь построить будущее?

— Тот, кто не верит в свое будущее, конченый человек, — Ахмед Али присел в кресло рядом.

— Значит, я такой и есть, — выдержав непродолжительную паузу, заявил Дэниел.

— Мысля так, ты совершаешь самую большую ошибку в своей жизни — теряешь надежду!

— Надежду? Во что? Что мне осталось в этой жизни? Ради кого теперь жить? Я потерял всех, кого любил.

— Ты живешь лишь для себя. Никакая потеря не должна лишить тебя жизни.

— А одиночество? Что мне делать с ним?

— Жизнь непостоянна, и насмешница судьба часто лишает нас самого дорогого. Однако время лучший лекарь, — в голосе египтянина чувствовалась тоска, и чуткий слух собеседника уловил это.

В наступившем молчании былые соперники пытались предугадать мысли друг друга.

— Признайся, Ахмед, что тоже скучаешь без Эллен.

Не стоит скрывать, я знаю, что ты был неравнодушен к ней.

— Я любил Мэриан. Она была моей путеводной звездой. Я готов был жизнь отдать за нее, если бы знал, что этим спасу ее… Но я был бессилен. Всевышнему было угодно разлучить нас.

— Как ты мог полюбить Эллен, ничего о ней не зная? — Дэниела рассердило признание былого конкурента.

— Истинная любовь не требует дознания, она не терпит излишних слов и порой должна примириться с безответностью.

— И у тебя никогда не было задних мыслей?

— Задние мысли бывают у низких и погрязших в пороке людей.

Собеседнику показалось, что слова эти были обращены к нему.

— Что ты хочешь этим сказать?

— Только то, что сказал.

— Ты намекаешь на меня?

— Если ты считаешь себя таковым человеком, в этом нет моей вины.

— Это оскорбление?

— Понимай как хочешь.

— Ты ненавидишь меня!

— Как мой пациент ты вызываешь во мне только жалость, — сдерживая свои чувства, ответил врачеватель.

— Жалость, ненависть и отвращение?

— Sit venia verbo![77]

Дэниел обозлился, поняв слова доктора.

— Так почему же, позволь спросить, ты все еще терпишь меня? Отчего не передашь на лечение другому врачу?

— Не могу. Я обещал Мэриан позаботиться о тебе и я обязан сдержать свой обет.

— Ах вот оно что?! Тогда я отказываюсь от лечащего меня врача.

— Это невозможно! Никто не возьмется за лечение безумца, — на губах египтянина заиграла надменная улыбка.

— В таком случае, я докажу всем свое выздоровление.

— Никто не поверит словам психопата, если это не подтвердит его врач.

— А ты, как вижу, не собираешься делать этого?

— Нет. Мне не нужны проблемы. Когда ты спишь, я избавлен от лишних попечительских забот.

— Но ведь это подло!

— А кто посмеет обвинить меня в этом?

Дэниел побагровел от злости. Он поднялся с кресла и отошел от ибн Салима. Глаза его сузились, изучая противника. Тот без малейшей тревоги или боязни взирал на пациента.

— Я удушу тебя, прибью как паразита!

— Ничего ты мне не сделаешь, — усмехнулся египтянин. — Canis timidus vehementius latrat, quam mordet[78].

Последнее изречение доктора буквально взбесило эрудита. Он набросился на противника, намереваясь придушить обидчика. Ахмед не ожидал такой реакции больного. Ему казалось, то Дэниел, ввиду своих умственных способностей и рассудительности, никогда не посмеет переступить грань дозволенного. Однако ситуация вышла из-под контроля. Повалив доктора на пол, юноша вцепился тому в горло. Несмотря на продолжительное голодание и воздействие успокоительных препаратов, силы юного интеллектуала не совсем покинули. Застигнутый врасплох, египтянин не мог оказать должного сопротивления. Навалившись на него всем весом, недруг прижал его к полу.

— Так вот что скрывала в действительности твоя добродетель! Ах ты, подлая тварь! Подкрался к Эллен как змея, чтобы разлучить нас. Ты заслуживаешь смерти.

— Да не разлучал я вас… Сами вы по глупости разбежались, — прохрипел ибн Салим, пытаясь сбросить с себя противника.

— Врешь, подлюка! Я слышал, как ты шипел днем и ночью над ухом Эллен, настраивал ее против меня. Это ты убил ее… из ревности! Ты!

— Недоумок! Я любил ее и никогда бы не причинил ей боль!

— Ты ослеп от ревности, не смог смириться с потерей Эллен и убил ее!

Это немыслимое обвинение рассердило Ахмеда Али. Он сделал рывок и повалил недруга на пол. Но Дэниел не позволил противнику покорить себя. Пнув ногой, отшвырнул того в сторону и набросился с большей яростью. Кувыркаясь, они принялись ожесточенно дубасить друг друга.

— Гнусный лжец! — крикнул Ахмед, ударив кулаком по лицу противника. — За эту клевету я прикончу тебя!.. Я и пальцем бы не тронул Мэриан. Я любил ее и поклялся всегда оберегать…

— И где же ты был, гнилой заступник, когда ее жестоко избивали?

— Я не знал…

— И в ту ночь в пустыне ты тоже не знал?

Ибн Салима будто током ударило от этих слов. Вытаращив налитые злобой глаза, отпрянул от поверженного, как от смертельной чумы.

— О какой еще ночи ты плетешь?

— Не притворяйся, ты прекрасно знаешь, о чем я говорю.

В помещение, где они находились услышав крики прибежали дежурные санитары.

— В чем дело? Что стряслось? — завидев душевнобольного и доктора истрепанными и запыхавшимися, тревожно заголосили они.

— Все в порядке, — тяжело дыша, бросил ибн Салим через плечо. — Это новый метод психотерапии.

Однако его объяснение не успокоило снедаемых любопытством парней.

— Я ведь сказал, что все в норме. Оставьте нас наедине!

Санитары не стали противоречить ему. С сомнениями, теряясь в догадках, они покинули место стычки врача с пациентом. Недруги вновь остались одни.

— Ну, я жду. Чего же ты молчишь? Выкладывай, раз уж начал вспоминать.

— Понятия не имею, о какой ночи ты говоришь, и нечего мне вспоминать, — Ахмед встал на ноги.

— Опять врешь, — противник поднялся вслед за ним.

— Я ведь слышал вашу с Эллен беседу. Призрак, какой-то бешеный ублюдок, ножевые ранения… Надеюсь, эти слова освежат твою память?

— Чего уж теперь скрывать? — подавленно пробурчал другой. — Садись, остуди свой пыл, и слушай, ежели желаешь узнать всю череду происшествий той кошмарной ночи.

Гатеридж послушно выполнил требование рассказчика. Египтянин пересказал события ночи расправы, учиненной заговорщиками.

— Я выжил благодаря паутине веревок в склепе.

— А что стало с Эллен? — с замиранием сердца, боясь задать этот вопрос, все же решился слушатель узнать конец этой истории.

— Ее спас сияющий фантом. Как утверждала Мэриан, призрак был сотворен Агивой.

Это имя всегда внушало трепет юному интеллектуалу, а после услышанного от императора Трионагриса о мощи царя спиритов, Дэниел не посмел усомниться в словах египтянина.

— Все участники этого заговора погибли. Предполагаю, что это их кровью были сделаны надписи на стенах последнего тринадцатого склепа.

— Но почему Эллен решила скрыться? Зачем она не рассказала о том, что на нее покушались?

— Мэриан не хотела, чтобы истина стала всем известна. Постоянные расспросы любопытных людей каждый раз напоминали бы ей об изнасиловании.

Сердце Дэниела облилось кровью при этих словах. Он ощутил бессильную ярость и презрение, но не к тем, кто содеял это зло по отношению к его любимой. Нет, презирал он себя за те низменные чувства и мысли, которые испытал из-за глупой и слепой ревности. В ту ночь, подслушав разговор в фургоне МОЗ, он сделал преждевременные выводы. Даже подумывал, как отомстить своей подруге за мнимое предательство. Однако только сейчас он понял, как глубоко ошибся. Никакого предательства и в помине не было. Просто он неверно истолковал услышанное. Дар речи к слушателю вернулся не сразу.

— Как же она вынесла все это? Как не упала духом, не ушла в себя? Я ведь, слепец, не видел в ней никаких перемен.

— Мэриан была сильной, не позволила чувству горя погубить ее. Она предпочла страдать молча. Пыталась выглядеть безмятежной и беззаботной, когда глаза выражали глубокую душевную боль. Я не раз пробовал поговорить с ней, и все время натыкался на непробиваемую скалу. Она никому не позволяла проникнуть в ее душу. Никогда не жаловалась и молчаливо сносила все невзгоды. А злой рок преподнес ей еще один фатальный удар, — последние слова говорящего таили скрытый смысл, и собеседник понял его. Египтянин намекал на его взаимоотношения с Джинджер. Эллен знала об их связи — и это причиняло ей боль.

«Какой же я кретин! — с упреком подумал Гатеридж, оставшись один в своей палате. — Думал, что своим вниманием к рыжей я свожу счеты с Эллен за предательство и измену, не ведая, что причин для этой вендетты не было».

Загрузка...