33

В Москве на Павелецком вокзале ее провожали Павел Смирнов и Григорий Зимин. Оба выглядели почему-то одинаково несчастными и словно бы брошенными. У каждого в руках – по охапке цветов.

– А цветы-то зачем? Куда я их поставлю в поезде? – Рита находила их милыми, душевными и отчего-то несчастными и одинокими людьми. Вялая и горькая мысль, что и она сейчас точно такая же – брошенная Марком и одинокая, несчастливая, униженная нелюбовью мужа и его недоверием, – переплелась, однако, с более животворной мыслью о предстоящей встрече с дочерью, мамой, своей мастерской, с домом в Пристанном. И только это придавало ей сил и делало на фоне ее друзей-мужчин более благополучной и кому-то нужной.

Конечно, она все еще находилась под впечатлением визита Оли Барсовой к Павлу Смирнову. Устав от ожидания ареста, измученная страхами, кошмарами, она пришла к адвокату – признаться в убийстве и посоветоваться, как ей быть и жить дальше. Объяснила ситуацию со своим женихом, предлагающим ей отправиться пожить немного в Риге.

– Но и там моя жизнь будет отравлена, я же себя знаю. Не хватало только, чтобы меня достали за границей и по телевизору показали репортаж о том, как в Риге скрывается русская преступница, убийца! Помогите мне, подскажите, что мне делать – сидеть и не высовываться, всю жизнь ждать ареста или же сделать признание? Но ведь я убила человека! – воскликнула она в отчаянии. – Максим говорит, что мне дадут большой срок. Я теперь и сама не знаю, зачем я это сделала. Мне так страшно!


Они проговорили весь день, вечер и часть ночи. После чего за ней приехал встревоженный Юдин.

– Максим, поехали домой, я по дороге тебе все расскажу, – услышала Рита обращенные к Юдину слова Ольги и подумала, что они, в сущности, прекрасно смотрятся вместе, несмотря на большую разницу в возрасте, и, возможно, именно такой мужчина и нужен ей для брака.

– Ты действительно попробуешь помочь ей? – спросила Рита у Павла, когда они остались вдвоем.

– Это во многом будет зависеть от Зимина. Но главное, что ты оказалась права и действительно Ольга Барсова убила Юракова. Таким образом, дело закончено, и я (думаю, Зимин бы ко мне присоединился) выражаю тебе свою благодарность.

– Да ладно тебе, Паша. Если бы ты только знал, какую цену мне пришлось заплатить за эту правду, за мою задержку здесь, в Москве! Ведь у меня, по сути, разрушена семья. Нет, не из-за поездки в Москву, ты же все отлично понимаешь, но наши отношения с Марком…


Она уснула под утро, утомленная разговорами и своими невеселыми мыслями. Подумала, что у Марка есть прекрасный друг – Павел Смирнов, который за все то время, что они находились вместе, не сделал ни одной попытки как-то сблизиться с ней. С одной стороны, это наводило на мысль, что она потеряла былую привлекательность, но с другой – его поведение свидетельствовало о его глубокой порядочности и уважении к их семье… на том она и остановилась.

Павел заказал билет на поезд, и рано утром они отправились на вокзал. Предупрежденный об ее отъезде Григорий Зимин был заинтригован ее внезапным отъездом. Он словно чувствовал, что за то время, что они не виделись и не разговаривали с Ритой, в деле, которым она занималась, появилось что-то новое, важное. И все это он надеялся выведать позже у Смирнова. Об одном он жалел – что так и не успел помочь Рите разобраться в ее личном вопросе. Зимин и сам не понимал – как мог он пообещать ей найти доказательства того, что Марк ей не изменял с некой Валентиной Рыскиной? Разве что поехать в Саратов и самому встретиться с этой Рыскиной? Собственно говоря, а почему бы и нет? Да ради Риты он готов и не на такие безумства! Роскошная женщина – удивительная, умная, тонкая, прекрасная, талантливая, соблазнительная…


Он примчался на вокзал с цветами и, уже увидев на платформе знакомые силуэты – Риты и Павла, – понял, что за то время, что они работали вместе, они стали настоящими друзьями, и мысль – неизвестно, когда они смогут встретиться вот так, втроем, – заставила его сердце сжаться. Со Смирновым-то они, быть может, еще пересекутся по работе, а вот Рита… Увидит ли он ее когда-нибудь или нет?


У них обоих был загадочный вид. И Зимин понял, что не ошибся: им есть, что ему рассказать.

– Гриша, я уезжаю, – Рита тепло пожала ему руку, позволила даже себя приобнять. – Но я все сделала. Все то, ради чего и оставалась в Москве. Теперь мы знаем, кто убил Юракова. Но как будут дальше развиваться события – это зависит уже от тебя. Паша тебе все расскажет, и ты, я думаю, примешь правильное решение. А мне пора домой.

– Я приеду туда… к вам… в Саратов. – Он не знал, как ей сказать, что это не пустые слова, что он действительно хочет помочь ей разобраться с Марком. – Я же обещал.

– Забудь об этом, Гриша. Пусть все идет, как идет.

Павел Смирнов слушал их, ревнуя. Хотя и догадывался, что речь идет о Марке.

Они внесли ее багаж в купе, где она должна была ехать одна, потом все снова вышли на залитую утренним розоватым светом платформу. Крепко пахло смазкой для вагонных колес, горячим кофе из распахнутого окна кафе и еще чем-то специфическим, вокзальным, железистым, дымным, горьковатым.

– Я бы прямо сейчас поехал с тобой, тем более что одно место свободно, – говорил Зимин, зная, что Смирнов выкупил для Риты СВ-купе, чтобы она могла спокойно ехать одна. – Но у меня такая работа!

– Я знаю, – улыбнулась Рита.

– Я бы тоже поехал, – вздохнул Павел, – но у меня сегодня суд. Клиент не простит моего отсутствия, будет слушаться дело о его сыне, подозреваемом в покушении на убийство своего друга, совсем мальчишки. Случай на охоте.

– Приезжайте, когда появится такая возможность. Мы с Марком… – Она осеклась. – Я буду очень рада. А останемся мы с Марком или нет – пока не знаю. Сложно что-то сказать заранее.

– А что с Белозеровым? – вдруг вспомнил Павел. – Как уехал, так и пропал. Будет покупать твои картины, нет? Не звонил?

– Нет. Ни он, ни Марк. Думаю, они продали мои картины, а деньги пропили, – невесело пошутила она.

– Марк не знает, что ты приезжаешь? – спросил Зимин.

– Нет.


За пять минут до отхода поезда они распрощались. Рита с трудом сдерживала слезы. Не так, не так она представляла себе поездку в Москву и уж тем более не таким образом собиралась покидать ее – одна, без Марка, готовая в любую минуту разрыдаться. Теперь, когда прошло так много времени с тех пор, как она не видела Марка, сомнения охватили ее: а что, если он действительно ни в чем не виноват, а она постоянно треплет ему нервы своей подозрительностью и обвинениями? Ведь, будь он виноват, разве так бы он себя вел? Хотя, надо знать Марка. Непредсказуемого Марка! Она так соскучилась по нему, так истосковалась… Она поняла это только сейчас, когда поезд тронулся и в купе она осталась одна.

Помахав рукой Павлу и Григорию, она вскоре потеряла их из виду.


Села устало на диван, достала телефон – ни одного звонка – ни пропущенного, не принятого. Ни единого сообщения. Марк исчез из ее жизни.


Она позвонила в Пристанное, маме, но потом, чувствуя, как подступают слезы, быстро отключила телефон. Совсем. Она не сможет сейчас разговаривать ни с матерью, ни с Фабиолой. Разрыдается от одного звука их голосов. А они не должны знать о том, что произошло. Не должны слышать, как она рыдает в трубку.


Весь день она промаялась, не зная, чем ей заняться, чтобы убить время. Женские иллюстрированные журналы, купленные ею у немого продавца, который чудом прорвался в СВ-вагон, она прочла от корки до корки, поражаясь однообразию статей и рассказов о том, как быть любимой, как надо любить. Выдавалось на-гора множество советов и рекомендаций якобы известнейших психологов о том, как следует обращаться с мужчинами, стоит ли их прощать, если они изменили жене или возлюбленной, какое белье лучше надеть, чтобы соблазнить мужчину, советовали чуть ли не какой пастой чистить зубы, чтобы привлечь мужчину. От всех этих статей тянуло каким-то нездоровым оптимизмом и духом всепрощения: мол, жизнь – удивительная и прекрасная, и не стоит портить жизнь себе и мужу, если речь идет о каких-то пустяках, мелочах. Мужчины-психологи считали, что мужчинам как бы по штату положено изменять, они от природы полигамны. Рите и прежде доводилось читать такую чушь, но в этот раз эти приторные и пустые статьи вызывали лишь раздражение и горькую досаду. Мстительная нотка ее размышлений, связанная с тем, что Марк наверняка все еще ревнует ее к Павлу Смирнову, а теперь еще и к Зимину, не доставляла ей удовольствия и почему-то причиняла беспокойство. А правильно ли она себя повела? Разве должна была она, замужняя женщина, оставаться в Москве в то время, как ее муж решил вернуться домой? Она бросила дочь, свои работы и позволила малознакомому мужчине, представившемуся перекупщиком картин, побывать в ее мастерской, оценить ее творения. А что, если он мошенник – ограбил доверчивого Марка или вообще… убил? Поэтому Марк и не звонит?


Но даже подобные мысли не взволновали ее до такой степени, чтобы она сама позвонила мужу.

К вечеру у нее разболелась голова. Она вышла из купе и встала возле окна, долго смотрела на пролетавшие мимо, темнеющие прямо на глазах пейзажи. Приближалась ночь. Спать не хотелось. Разве что поесть…

Она отправилась в ресторан. Села за свободный столик и заказала отбивную, салат с помидорами и чай. И когда официантка удалилась, она увидела входящую в ресторан женщину, при виде которой у нее волосы зашевелились на голове. Это была галлюцинация! Ее застарелая и болезненная галлюцинация, имя которой было Валентина Рыскина. Как могло случиться, что они оказались в одном вагоне? Это было невероятно!

Женщина была одна, она подошла к столику, стоявшему в одном ряду со столиком Риты, села. Их разделяла всего лишь пара метров. Может, подсесть к этой раскрашенной дуре и расспросить ее обо всем, что произошло между ней и Марком в ту злополучную ночь? Или просто подойти и влепить ей пощечину? Так, на всякий случай. Чтобы ей неповадно было соблазнять чужих мужчин!

Такого Рита от себя не ожидала – таких мыслей, желаний, такой мстительной злобы, буквально переполнявшей ее.

Отбивная оказалась на редкость вкусной. И это в вагоне-ресторане! Она поела не то, что с аппетитом, а с каким-то остервенением, словно утоляя застарелый голод, она утоляла и другие свои не очень-то пристойные желания, такие, например, как схватить свою соперницу за волосы и оттаскать хорошенько.

Когда ужин был съеден, она вдруг поняла, что женщина, на которую она смотрела немигающими глазами целый час и которая уже и не знала, куда деваться от этого тяжелого взгляда, вовсе и не Рыскина. Она обозналась. И обозналась потому, что хотела увидеть Рыскину, вызывала ее образ в своем воображении.

Обозвав себя в душе дурой, Рита вернулась в купе, разделась, легла и долго считала, пока не уснула. Раз, два, три… двадцать пять; шестьсот тридцать девять… тысяча…


Приехав на следующий день в Саратов, она не поехала ни домой, ни в Пристанное. Она не готова была встретиться ни с Марком, ставшим за эти дни практически бывшим мужем (он сам этого хотел!), ни с мамой, чье присутствие вызовет у нее истерику, – и это вместо того, чтобы радоваться встрече с самыми родными людьми. Она перепугает их всех своими слезами.

И она поехала к Мире. Несмотря на то что Зимин назвал ее врагом, сказал, что Мира после всего сделанного ею просто не может называться подругой, все равно, – Рите хотелось увидеть лишь ее, излить душу только ей.

Мира встретила ее восторженными аханьями, расцеловала Риту и, казалось, совершенно растерялась ее неожиданному приезду. В ее глазах светились и радость, и какой-то страх, растерянность.

– Проходи, господи, как же я рада! Почему не предупредила? Я бы тебя встретила. Рита, ты дома была? Была?

– Нет, и пока не поеду. Мне надо собраться с мыслями. Мне надо так много тебе рассказать…

Рита по-свойски, зная уже, что Мира дома одна, разделась и первым делом отправилась в ванную – принимать душ. Мира вошла туда, и по ее виду Рита вдруг поняла, что та смотрит на нее как-то странно, словно не решается что-то сказать.

– Ну! Говори… ты же всегда знаешь, как меня успокоить, как посоветовать вести себя, чтобы Марк от меня не ушел. Так вот. Он ушел от меня! Понятно? – Вот и злоба на лучшую подругу проявилась в этих словах.

Рита и сама не знала, зачем это сказала. Но – это уже было произнесено. А потому ей вдруг стало жарко под прохладным душем.

– Марк исчез, ты знаешь? – сказала Мира чуть ли не с виноватым видом. – Дима говорил, что он вроде бы вернулся из Москвы, а ты осталась, из-за каких-то дел, связанных с твоими картинами. Но на работе он так и не показался. Дома его тоже нет. Мы с Димой заезжали, долго звонили, но нам никто не открыл. Я позвонила твоей маме, в Пристанное, не стала ее ни о чем спрашивать, просто поговорили о Фабиоле. Думала, она сама скажет, что Марк, предположим, у нее. Но она сама спросила меня, не знаю ли я, когда вы вернетесь, ты давно не звонила.

– Марк исчез? – побледнела Рита.

Это Белозеров убил его и ограбил! Украл все ее картины! Мысль была такой ясной, что Рита чуть не задохнулась от нахлынувших на нее чувств.


Она не помнила, как одевалась, ловила такси, мчалась домой. Как открывала двери своими ключами. И, лишь услышав доносящиеся из кухни мужские голоса, Рита немного пришла в себя.

– Не пей, ты уже зеленый весь. Сколько дней можно пить, а, Марк? Да вернется твоя Рита, куда она денется?! Вот закончит все свои дела…

Это был Белозеров. Он говорил медленно, словно его лишь недавно научили говорить.

– Она требует доказательств, понимаешь?

Это был голос Марка, и Рита, затаив дыхание, замерла, по стеночке сползла вниз – ноги не слушались ее. И только сердце стучало громко, бухало в груди… Подумалось еще – и как это они не слышат биения ее сердца?

– Да ты говорил мне уже это тысячу раз! Действительно, какие тут могут быть доказательства? Ну не под пытками же. Господи, что я такое говорю! Почему она тебе не верит?

– Не знаю.

– Но почему ты так переживаешь, если у тебя с этой бабой ничего не было?

– Понимаешь, я допустил это только в мыслях, на какую-то долю секунды. Но реально ничего не было. Я даже не прикоснулся к ней.

– Может, ты забыл? Знаешь, такое бывает.

– Она поцеловала меня. Так целуют, наверное, змеи. Словно отравила! Губы мои словно ядом обмазала. Но я люблю Риту, и я не знаю, что мне теперь сделать, чтобы она вернулась.

– А Пашка? Ты уверен в нем?

– Раньше был уверен, но потом, когда он напившись, признался ей в любви… Ты вот мне скажи: зачем она там осталась?

– Думаешь, чтобы позлить тебя?

– Ну!

– Возьми и позвони ей.

– Я бы позвонил, но она не любит меня больше. Она считает меня чужим. Она отрезала меня от себя!

– Позвони, если любишь.

– Я звонил.

– Врешь!

– Вру…


Рита достала носовой платок и вытерла слезы. Потом поднялась, вздохнула полной грудью и медленно двинулась по коридору в сторону кухни. Сердце ее, показалось ей, выскочило и круглым упругим мячом поскакало в распахнутую дверь.

Загрузка...