К истории купеческого капитала во Франции в XV в.

досье прокурора Жана Дове по делу об имуществе Жака Кёра основное место занимают описи. Решение суда о конфискации имущества казначея Карла VII в пользу короны делало составление этих документов особенно ответственным. За пять лет прокурором Жаном Дове были описаны рудники цветных металлов, земли, дома, драгоценности, ткани, меха и платья. Вместе с документами финансовой отчетности, векселями и копиями долговых расписок эти описи были фактами, свидетельствовавшими об активной торгово-предпринимательской деятельности Жака Кёра.

Торговая компания

Начало торговой деятельности Жака Кёра восходит ко времени его допридворной службы. В документах не сохранилось следов об этом периоде, хотя известно о принадлежности буржца к верхушке богатого купечества и о посещении Дамаска.

Возможно, что будущий казначей французского короля входил в одну из немногочисленных в годы Столетней войны торговых компаний, занимавшуюся выгодными торговыми операциями, услуги которой были предложены королевскому двору; либо поиски доходного места объединили четырех буржских купцов, предложивших Карлу VII свои услуги по снабжению. Во всяком случае, ко времени получения Жаком Кёром интендантских полномочий уже существовала ячейка будущей торговой компании, достигшей своего расцвета под покровительством короны.

Полномочия личного казначея Карла VII способствовали расширению сферы деятельности торговой компании, увеличению ее численного состава и изменению структуры. Оставаясь покровительствуемой торговой компанией без объединенного капитала, она обретала черты, типичные для средневековой компании.

Во главе этого объединения находился Жак Кёр. Его помощниками и партнерами были буржские купцы, получившие придворные должности: конюший Гильом де Вари, дворецкий Антуан Нуар, а также Жан де Виллаж. Составленные ими отчетные финансовые документы, векселя и расписки отражали большие полномочия этих лиц в делах компании [18, 1, 154–155; 2, 509, 554].

В числе факторов или торговых агентов было главным образом купечество. Особую категорию среди них составляли сборщики налогов. В материалах досье упомянуто 144 фактора [18, 2, 655–670], из которых 133 купца и 11 налоговых сборщиков были из Нормандии [18, 1, 105–106, 109, 116, 119], Лиона [18, 1, 241, 250, 254, 325, 334], Пуату [18, 2, 483, 484–486, 493], Нижней Оверни [18, 2, 477–479, 538, 542] и Бретани [18, 2, 597–598]. Численный состав и социальная принадлежность факторов свидетельствовали о доходности службы. Большие привилегии торговой компании обусловливали стремление купечества непременно попасть в число ее факторов. Кроме того, посредничество предоставляло широкий простор для всевозможных махинаций. Однако вступление в торговую компанию было ограничено требованием рекомендации, которую должен был давать опытный служащий [18, 1, 38].

Характер отношений между компаньонами и служащими определялся скорее интересами компании в целом, чем господством и подчинением, хотя высокое должностное положение Жака Кёра вносило в эти отношения известный элемент неравноправности.

Посредническая деятельность по снабжению королевского двора таила в себе немалую выгоду для каждого фактора.

Показательной в этом отношении была деятельность налоговых сборщиков. Совмещение функций по сбору налогов с торговыми операциями способствовало использованию и даже сокрытию значительных сумм из налоговых поступлений. В ходе следствия по делу об имуществе Жака Кёра прокурором Жаном Дове были привлечены к уплате казенных долгов сборщик эд в Пуату Жан Бурден, присвоивший 4.182 ливров [18, 2, 484], сборщик налогов в Лионе Г. Шоле, прикарманивший 3.000 ливров [18, 2, 460], сборщик тальи в Оверни М. Руке, присвоивший всего 200 ливров [18, 1, 156, 431, 440] и другие.

Оплата факторов, если судить по документам досье, осуществлялась нередко в натуральной форме из королевских запасов, что способствовало расхищению и спекуляции. Факторы неоднократно подтверждали получение платья, мехов, тканей и прочих вещей из королевского гардероба. Жак Кёр щедро вознаграждал своих служащих. По свидетельству налогового сборщика М. Бовале, из королевских запасов им было получено только 120 шкурок соболя, которые М. Бовале продал к собственной выгоде, не делясь с компанией, а также другие вещи [18, 1, 157; 2, 482, 499]. Пожалуй, самой большой документацией, которой в ходе следствия располагал Жан Дове, были расписки о получении различных вещей из королевского гардероба. Вознаграждения факторов из королевских запасов превосходили другие формы оплаты и вместе с сопутствовавшей им спекуляцией безусловно способствовали расхищению королевского гардероба.

Документы за подписями Жака Кёра, Гильома де Вари и Антуана Нуара свидетельствовали о выдаче факторам денежных сумм на закупку товаров. Так, в 1448 г. фактору П. Шабо было выдано 350 экю на покупку английского и французского сукна [18, 1, 154–155]. В том же году фактору Ж. Мартине было выдано 3.000 экю [18, 2, 554] и О. Келя — 6.446 ливров [18, 2, 509]. В досье было вложено обменное письмо на сумму 5.000 дукатов, подписанное Жаком Кёром 20.XII.1444 г. и адресованное римским купцам Б. Боромео и Т. Спинелли [18, 1, 183].

Значительное место в деятельности торговой компании отводилось бухгалтерии. Необходимость в отчетности определялась интендантскими функциями. Учет поступлений, заказы и распределение были главной обязанностью королевского казначея. Вместе с тем личные интересы компаньонов, пользовавшихся известной самостоятельностью, требовали ведения своей бухгалтерии. Отсутствие торговых книг в значительной степени затрудняет выяснение этого вопроса. Собранные Жаном Дове долговые расписки и обменные письма свидетельствуют о том, что техника обмена не выходила за рамки векселя. Типичным документом такого рода является долговая расписка фактора Жака Мартине из Иссудена: «Я, Жак Мартине, купец из Иссудена, — отмечалось в ней, — признаю, что должен монсеньору короля сиру Жаку Кёру сумму в 300 экю в ныне обращающихся монетах за бакалею, полученную от него в Монпелье; эту сумму я обещал уплатить в Бурже через Гильома де Вари. Гарантией служит моя подпись, сделанная 13 сентября в Монпелье в 1447 г. Жак Мартине» [18, 2, 508]. Любопытен подсчет долгов лиможского фактора, сделанный самим Жаком Дёром. «Сегодня в последний день декабря 1450, — писал казначей Дарла VII, — при совместном подсчете Жаном Керсеном и мной Жан Керсен остался должен мне по текущему счету, кроме 3.000 экю за проданную бакалею, серебро и другие вещи, выданные ему Гильомом де Вари, сумму в 3.075 экю» [18, 1, 50].

Спекулятивный характер операций по реализации товаров из королевских запасов вызывал стремление Жака Кёра и его компаньонов скрывать отчетность. Видимо этим можно объяснить отсутствие торговых книг, известных европейскому купечеству с XIII в., которые, несомненно, велись Жаком Кёром, но оказались недоступными прокурору Жану Дове.

Одним из основных направлений в деятельности торговой компании была организация факторий или филиалов. Согласно материалам досье, лавки казначея Карла VII сира Жака Кёра, как именовались эти фактории, были почти в каждой провинции Франции и за ее пределами: в Бурже, Блуа, Генно, Лионе, Монпелье, Марселе, Мулене, Орлеане, Пюизе, Реймсе, Руане, Сен-Пурсене, Туре, в Труа, а также в Барселоне, Брюгге, Флоренции, Женеве и даже в Шотландии.

В фактории размещались склады и конторы по обмену денег. В Нормандской фактории, возглавляемой налоговым сборщиком Гуго Обером, компания держала амбары с зерном и солью [18, 1, 44]; туда же направлялись товары из-за границы [18, 2, 509]. Опись имущества руанской конторы свидетельствовала о солидности фактории [18, 1, 111–116]. В двухэтажном доме с длинными галереями, выходившими в сад, было девять комнат, включая кухню, склады, жилые помещения, а также собственно лавку. Глава фактории заботился и о внутреннем убранстве дома. В описи отмечены дорогие портьеры и покрывала, орехового дерева сундуки, столы и торговые стойки, покрытые зеленым сукном, зеркала и прочие ценные вещи.

Товары, как правило, не залеживались. Согласно описи 1453 г., полотна и саржи в фактории оказалось в наличии всего на сумму 64 ливра, что свидетельствовало об активности компании по реализации товаров после ареста Жака Кёра [18, 1, 111–116].

Фландрскую факторию в Брюгге возглавлял купец Эрве из Парижа [18, 1, 37].

Факториям за пределами Франции Жак Кёр придавал особое значение и был не безучастен к их размещению, так как они снабжали наиболее дефицитными товарами и были весьма доходными рынками сбыта. По свидетельству фактора Ж. Нике Шотландская фактория (точное место расположения неизвестно), возглавляемая шотландцем Джоном Керлейном [18, 2, 510–511], поставляла во Францию через порты Руан и Ларошель шерстяную пряжу, готовое сукно и кожу. Только в 1450 г. из Шотландии в Ларошель было отправлено 22 тюка весом на 4.828 ливров шерсти [18, 2, 549, 614].

Фландрская фактория была средоточием пряностей, доставляемых из Леванта. Доходы от этой торговли использовались на покупку фландрского сукна. В материалах досье деятельность брюггской фактории освещена подробнее остальных, что, видимо, отражало состояние дела.

Исключительная доходность и большая активность этой фактории характеризовали деятельность всей компании, посреднический характер ее торговых операций и преимущественную роль в них традиционного товара — пряностей. Фактория обслуживалась более чем пятью факторами, совмещавшими торговые и транспортные операции.

Строгой дифференциации в отправлении операций не было во всех факториях. В протоколах допросов фигурируют Мартин Прандукс, Жан, де Мерл, Филипп из Парижа и Жан Пла [18, 1, 37, 39–40].

По свидетельству Мартина Прандукса, в 1451 г. Жак Кёр внес в дела брюггской фактории около 15.000 экю [18, 1, 28], а из показаний главы этой фактории Эрве из Парижа известно, что величина первоначального вклада составляла всего 1.000 экю [18, 1, 38]. Возросший интерес к деятельности фактории несомненен.

В Женеве находилась контора по обмену денег и торговым операциям. Возглавлял ее фактор Этьен Ашар [18, 1, 339–340].

Во Флоренции торговая компания держала лавку по закупке флорентийских тканей. На эти операции ассигновались большие денежные суммы, одна из которых составляла 3.500 флоринов [123, 201].

Следует отметить, что иностранными факториями не ограничивались торговые связи компании. В числе факторов были купцы из Рима и Неаполя и даже из Рагузы, хотя факторий в этих местах не имелось, Купец из Рагузы Мазино Каян в документах упомянут как активный поставщик пряностей. Согласно векселю он получил из Антуана Нуара 1.800 дукатов, на закупку пряностей, которые были доставлены им в Монпелье [18, 2, 469, 477–483]. Рядом с рагузанцем неоднократно упоминаются имена итальянцев Жана Медичи [18, 1, 54], Жана Барди [18, 1, 215, 224], Жана Бурцелли [18, 1, 191, 213, 214, 224], Лоренцо Сервелли [18, 2, 469–473] и других. Возможно, что флорентийская фактория была связана с местными компаниями, с производством сукна, хотя сведений об этих отношениях в досье не имеется.

Деятельность торговой компании сводилась преимущественно к торговым и кредитно-финансовым операциям. Для королевского двора поставлялись все лучшее: сукна, шелка, полотно, бархат, меха, всевозможная хозяйственная утварь, посуда, а также продукты сельского хозяйства и благовония, пряности и прочее [18, 1, 157; 2, 477, 555]. В 1453 г., спустя два года после ареста Жака Кёра, прокурором Жаном Дове была произведена опись товаров, находившихся в фактории Тура. Всего описано было на сумму до 19.833 ливров [18, 1, 58–96]. Большая часть описи касалась тканей и мехов, разнообразию и богатству которых мог позавидовать любой европейский купец. Перечень товаров представлял своеобразную карту торговых связей компании. Среди тканей были: сукна из Руана, Монтивильера, Буржа, Динона, Лиля, а также из Шотландии, Каталонии и Англии; бархат, парча, кружева, шелка из Кипра, Лукки; тафта из Флоренции и Болоньи; кипрский Дамаск, сатин, камлот, льняное полотно из Руана, Камбре, Голландии и Англии, шелковое полотно и холщовые ткани.

Всего, согласно описи, 1.047 штук, что составляло 4.354 локтя тканей двенадцати названий на сумму 11.410 ливров

В описи мехов было отмечено 711 шкурок и 148 манто из куниц, соболей, горностаев, песцов и ягнят на сумму 3.333 ливров [18, 1, 58–96].

Торговая активность компании позволяла увеличить и разнообразить ассортимент товаров, предлагаемых королевскому двору. Стараниями Жака Кёра и его компаньонов королевская argenterie превратилась в один из источников обогащения многочисленного штата факторов.

Следствие по делу королевского казначея обнаружило самую широкую клиентуру, которая пользовалась услугами торговой компании и получала товары из королевских запасов. С 1451 г. по 1456 г. на основании хранившихся в казне векселей прокурором Жаном Дове было опрошено более ста должников. В досье отмечено 86 имен, в числе которых 66 горожан Тура, Анжера, Ларошели, Амьена, Орлеана и Руана [18, 2, 493–500]. Сведения в основном общего характера, без конкретного указания на принадлежность этих горожан к ремесленной или торговой корпорации. Только в трех случаях имеются указания на ювелира, мастера по художественным миниатюрам и торговца чулками. Среди двадцати остальных должников десять придворных, в том числе слуг, конюших и прочих и столько же дворян, не принадлежавших двору [18, 2, 493–500].

С 1446 по 1450 г. товаров были выдано на сумму 13.000 экю [18, 2, 493–500]. В копиях векселей обычно указывалось на выдачу одного-двух платьев, одного-двух манто, пол-локтя той или иной ткани и прочие мелкие операции [18, 2, 493–500]. Клиентура Жака Кёра нередко была ограничена в финансовых возможностях в случае покупки больших партий дорогих вещей.

Перечень должников свидетельствует об использовании значительной части товаров не по назначению и, следовательно, о превращении королевского гардероба в источник для спекуляций. Очевидно, что 13.000 экю, которые были подтверждены документально, не исчерпывалась выручка королевского казначея от этих незаконных операций.

Немалый доход компании приносила торговля пряностями. Среди восточных товаров, поступавших во Францию, бакалеи, шелков, драгоценных камней и прочих ценностей, особым спросом пользовались перец, имбирь, корица и гвоздика. Факторами Жака Кёра левантийские товары продавались в Монпелье и Каркассоне, в Нарбонне и Тулузе, в Лиможе, Иссудене, Сомюре, Туре, Бурже, Орлеане и в Париже, вывозились во Фландрию и на женевские ярмарки. Согласно показаниям сомюрского купца Жана Бийи, одного из факторов компании, с 1445 по 1447 г. в Сомюр бакалея поступала для перепродажи. В связи с этим долг Жана Бийи составил 1.539 экю 10 су 10 денье [18, 2, 529]. Купцы из Тура Пьер и Жан Кателен были должны Жаку Кёру 805 экю 24 су 11 денье за несколько партий бакалеи, которую они получили при содействии фландрского фактора Эрве из Парижа [18, 2, 591]. Долги лиможского и иссуденского факторов за бакалею составляли 3.375 экю [48, 7, 50].

Об объеме торговли этим дорогим товаром в досье сведений мало. В большинстве случаев Жан Дове ограничивался указанием на сумму долгов в связи с продажей бакалеи. Но тем не менее имеющиеся сведения интересны и показательны как в отношении данных об объеме торговли, так и с точки зрения достоверности свидетельских показаний, служащих источником информации об этой стороне торговой деятельности компании.

Например, согласно свидетельским показаниям, овернским купцам было продано 28 квинталов[8] 58 ливров 7 унций чистого перца и 3 квинта 52¾ ливров гвоздики, всего на сумму 2.000 экю [18, 1, 182]. В течение какого времени была осуществлена эта операция, в документах не указано.

Судя по вырученным суммам, примерно то же количество бакалеи было продано в Сомюре, Туре, Лиможе и Иссудене. Стоимость 1 квинт, бакалеи по этим данным составляла примерно 63 экю.

Значительная часть пряностей поступала во Фландрию в Брюгге. Длинный путь от портов Лангедока до Брюгге увеличивал накладные расходы, а вместе с тем общую стоимость товара на фландрском рынке. Поэтому брюггская торговая фактория представляла большой интерес для компании.

По свидетельству фактора Жана де Мерля, объем бакалеи, переданной ему в 1450 г. для продажи в Брюгге, составил 198 charges[9] [18, 1, 182], т. е. примерно в 18 раз больше, чем в Оверни. Из показаний брюггского фактора Мартина Прандукса известно о 100 грузах, полученных им в том же 1450 г. [18, 1, 29]. Согласно показаниям капитанов галер, в 1450 г. в Париж ими было отправлено 100 грузов пряностей [18, 1, 187].

Доход от продажи 100 грузов пряностей, если верить показаниям свидетелей, составил около 5.500 — 5.600 экю [18, 1, 39]. Между тем даже самые неполные подсчеты, произведенные на основании имеющихся данных, позволяют увеличить эту сумму более чем в три раза и довести ее до 19.000 экю в том случае, если исходить из стоимости 1 квинт, пряностей в Оверни.

Можно предположить, в Брюгге эта партия бакалеи стоила еще дороже.

Сомнительны сведения и об объеме торговли бакалеей. Хотя очевидно, что на фландрский рынок этого дорогого товара поступало больше, чем на другие.

Не последнее место в торговле компании занимали зерно, соль, вино и рыба. Амбары с зерном находились в Нормандской фактории. Зерно, как и пряности, предназначалось для вывоза главным образом в незерновые районы, где можно было использовать благоприятную торговую конъюнктуру. По свидетельству факторов, зерно из Руана вывозилось в Испанию [18, 1, 47], Фландрию [18, 1, 38], Гиень [18, 1, 30], Бордо [18, 1, 47] и в Бретань [18, 1, 47]. Торговым операциям не препятствовала английская оккупация Гиени и Нормандии. Глава Руанской фактории Рауль Тусен свидетельствовал о получении от Гильома де Вари пяти золотых марок на организацию вывоза и торговли зерном в Бордо [18, 1, 30]. Согласно представленному отчету, долг Рауля Тусена Жаку Кёру за проданное зерно составил 190 ливров 16 су 10 денье [18, 1, 47].

Соляные запасы компании находились в погребах Буржа, Тура, Лоша, Монтишара, Безансона, Руана и Эме [18, 1, 44, 47; 2, 576, 580]. Соль доставлялась главным образом из Прованса вверх по Роне, а также по Луаре с Бискайского залива [18, 2, 470].

Согласно данным досье, в соляных подвалах, расположенных в районе Луары, фактору Раулю Тусену и Гильому де Вари принадлежало 180 мюид[10] 5 сетье[11] 1 мина[12] соли [18, 1, 47]. В Бурже Жаку Кёру принадлежала половина соляных запасов [18, 2, 576], в Нормандии в Эме — ¼ часть [18, 1, 44], в Руане — ¾ от 351 мюиды 5 сетье [18, 1, 47].

Компания Жака Кёра монополизировала торговлю солью в провинциях Северной и Центральной Франции. Являясь откупщиками одного из самых разорительных налогов, каким была габель, факторы торговой компании занимались спекуляцией соли, так как фиксация цен на нее зависела от них.

Что касается вина и рыбы, то торговля ими в основном носила эпизодический характер и потому существенной роли не играла, хотя была определенным показателем характера торговли в целом. Жак Кёр не пренебрегал никаким товаром, не отказываясь и от малых доходов.

В досье имеется документ, удостоверяющий связь торговой компании с торговцем лошадьми неким Жаном Аржентоном из Буржа. В 1448 г. Гильом де Вари выдал Ж. Аржентону 600 экю за доставку четырех скакунов, предназначенных для перепродажи [18, 2, 488].

Таким образом, приведенные факты подчеркивают посреднический характер торговой деятельности компании Жака Кёра. Отсутствие какой-либо специализации и разнообразие ассортимента товаров, сочетание розничной и оптовой торговли, кратковременность торговых договоров, заключавшихся с отдельными купцами, и вследствие этого многочисленный штат факторов делали эту торговую компанию типичной для XIV — первой половины XV в. Вместе с тем принадлежность королевскому двору сообщала последней своеобразные черты.

Интендантские полномочия казначея Карла VII обусловливали не только широкую торговлю, но и характер кредитно-финансовых операций торговой компании. В условиях Столетней войны хронические затруднения короны повысили роль государственных займов. В связи с этим определенное место отводилось субсидиям Жака Кёра.

Некоторые, далеко неполные данные об этой стороне деятельности компании можно найти в финансовых отчетах казны, а также в хрониках.

Среди документов имеются: расписка Жака Кёра (1450) в получении 60.000 экю в счет погашения долга за предоставленный займ, а также отчеты казны о расходе в 4 тыс. экю на нормандскую кампанию и на оплату долгов Жаку Кёру и другим советникам за помощь в подавлении антикоролевского мятежа в Лангедоке (участие казначея в этом деле выражалось в сумме 6.000 экю) [66, V, 428, 499]. Эти материалы безусловно свидетельствуют о причастности королевского советника к государственным займам, хотя не могут отражать величину последних.

Больших расходов требовали дипломатические миссии, организация посольств и прочие «операции», осуществлявшиеся Жаком Кёром. Только на генуэзскую кампанию, как уже упоминалось, было ассигновано около 13.609 экю.

В хрониках современников (Т. Базена, М. де Куси, Ж. дю Клерка) неоднократно сообщалось о субсидии в 200.000 экю, полученной Карлом VII на освобождение герцогства Нормандии от английской оккупации [24, 102, 103, 105]. Эти сведения совпадают с данными приведенных финансовых отчетов, хотя сумму займа проверить трудно.

Субсидии Жака Кёра использовались на восстановление хозяйства. Форма кредитования в этом случае определялась личным участием казначея в предприятиях. Это касалось аренды рудников цветных металлов в Лионне и Божоле и строительства Гостиного двора в Монпелье.

Однако этими по существу государственными делами не ограничивались кредитно-финансовые функции компании. К помощи деятельного интенданта как щедрого заимодавца прибегали придворные Карла VII и даже венценосные особы. Ссудами торговой компании пользовались арагонский король Альфонс V, генуэзский дож Янус Кампофрегосо и граф Прованса Рене Анжуйский. Из переписки Альфонса V с королем Наварры Хуаном известно о долге арагонского короля Жаку Кёру в сумме 6 тыс. флоринов [121, 235]. В 1447 г. в одном из посланий арагонский король выражал удовлетворение по поводу принятия советником Карла VII условий торговли с Арагоном [121, 225].

В награду за услуги Жак Кёр получил от графа Прованса Рене Анжуйского почетное гражданство Марселя. В порту города он имел право держать флот [18, 7, 186, 195, 200–204, 209, 225, 227, 232; 2, 416, 469, 554]. Дальновидный советник Карла VII выбрал Марсель местом для наиболее рискованных операций по переправке оружия и прочих махинаций. Неслучайно в ходе разбирательства дела об имуществе Жака Кёра на неоднократные просьбы Жана Дове о выдаче имущества осужденного граф Прованса постоянно отвечал отказом [18, 1, 186, 195, 200, 225; 2, 416, 469, 554]. Марсельское имущество Жака Кёра предназначалось Рене Анжуйскому.

Согласно векселям, среди должников казначея Карла VII были: граф Мэн, имевший самый большой долг в размере 16.282 ливров [18, 2, 581, 617], граф Алансонский, долг которого составлял 4.261 ливров 9 су 7 денье [18, 1, 103], граф Дюнуа, долг которого выражался в сумме 3.000 экю [18, 2, 483]; сенешал Сентонжа Г. Госье, задолжавший 3.600 ливров [18, 1, 145], маркиз Коньяк, граф Але и маршал Ла Файет, общий долг которых равнялся 3.600 ливров [18, 2, 487]; сеньор Танкарвиль, некогда получивший 3.600 ливров [18, 2, 496, 551]; маршалы де Кулан и Сентрай, долг которых составлял 7.200 ливров [18, 2, 495, 579], и граф Арманьяк, задолжавший 2.525 ливров [18, 1, 218]. По этим данным общая сумма долгов составила 46.468 ливров Однако указанной суммой не исчерпывались кредитные операции Жака Кёра — об остальных не имеется данных. Но есть основание предполагать, что субсидиями компании пользовались не только придворные Карла VII. Свидетельством этого является отчет Гильома де Вари о выдаче некоему буржцу Симону де Вари 500 экю на получение должности по охране королевской конюшни [18, 2, 605].

Интендантские полномочия казначея Карла VII способствовали расширению кредитно-финансовых операций и росту займов, которые в свою очередь выводили из активного обращения большую денежную сумму. Кредитно-финансовая сфера деятельности торговой компании была проявлением не только специфического придворного характера этой торговой организации, но показателем средневековой сущности компании как таковой.

Левантийская торговля

Активная деятельность торговой компании и наличие факторий за пределами Франции обусловливали необходимость организации внешней морской торговли. Одним из основных направлений этой торговли стало восточное Средиземноморье. «Суда Жака Кёра, — отмечалось в хронике Тома Базена, — привозили из Египта различные шелковые ткани и всякого рода пряности. Прибыв во Францию, одни из них поднимались по Роне, между тем как другие — снабжали Каталонию и соседние провинции, оспаривая у венецианцев, генуэзцев и каталонцев торговый путь, единственными обладателями которого они были до сих пор» [24, 107].

Деятельность торговой компании Жака Кёра положила начало становлению восточносредиземноморской торговли Франции, монополизировавшей традиционные внешнеторговые связи с Левантом отдельных городов Лангедока. Оставаясь на протяжении всего средневековья источником больших доходов, эта торговля под покровительством короны способствовала росту торгового капитала во Франции.

Становление левантийской торговли стимулировалось традиционной восточной торговлей южнофранцузских городов. В свое время за участие в крестовых походах Монпелье, Нарбон, Сен-Жиль и Марсель получили торговые привилегии в Акре, Александрии, в Тире, на Кипре, в Бейруте и в Константинополе [105, 1, 421; 2, 33]. С этого времени восточная торговля городов Лангедока и Прованса развивалась в соперничестве с итальянскими городами Венецией, Генуей, Пизой и Амальфи, имевшими в этом деле преимущества перед всеми странами Европы. Генуя и Венеция решительно боролись против купцов и судовладельцев Лангедока и Прованса, стремясь воспрепятствовать их торговым связям с Левантом.

В 1166 г. Нарбон был принужден к исполнению договора с Генуей, согласно которому первый не должен был отправлять на восток больше строго ограниченного числа морских судов, так как в противном случае нар-боннские суда могли быть потоплены генуэзцами. На все города Лангедока, вплоть до 1340 г., распространялся запрет на строительство судов и торговлю без санкции генуэзских дожей [106, 2, 348]. Несмотря на присоединение большей части Лангедока к королевскому домену после альбигойских войн (1229), Монпелье до 1349 г. оставался в политической зависимости от арагонского короля. Эти обстоятельства ограничивали торговые связи городов Лангедока с Левантом и заставляли местное купечество прибегать к посредничеству Марселя и итальянских городов.

Самым активным посредником Лангедока в левантийской торговле был Марсель, торговые отношения которого с Левантом охватывали около 90% всего торгового оборота. С Лангедоком Марсель был связан каботажной торговлей. Лангедокское купечество нуждалось в марсельском порте и флоте не меньше, чем марсельское — в лангедокских сукнах, составлявших добрую часть марсельского вывоза. Фрахтовочные контракты марсельского купечества на протяжении XIV — начала XV в. свидетельствуют об активной торговли Марселя лангедокскими сукнами с Испанией, Италией, Северной Африкой и островами Леванта [106, 2, 432, 440, 453, 539]. Марсельские купцы скупали лангедокские сукна на ярмарках в Пезене и Монтеньяке; в свою очередь, лангедокцы приобретали в Марселе местные и привозные товары, среди которых особым спросом пользовались восточные пряности и кораллы. Контракты о фрахтах лангедокского и марсельского купечества позволяют выявить степень активности левантийской торговли Лангедока и Прованса и место в ней французского и иностранного купечества и флота. Согласно этим данным, наибольший подъем торговли приходился на конец XIV в., а в первые годы XV в. эта активность заметно снизилась, причем с 20-х годов и вовсе пала, способствуя тем самым посредничеству иностранных, главным образом итальянских, судов [106, 2, 923].

В экспорте южнофранцузских городов в Левант преобладали: кораллы, сукна, а также мед, миндаль, растительное масло, орехи и винный камень. В контрактах о фрахте отмечался вывоз сукон из Лангедойля — Реймса и Бове, Лангедока — Перпиньяна, Каркассона, Лиможа, Лувьера, Монтивильера, Андюза, Вервика, а также из Фландрии — Ипра и Мехельна [106, 2, 382]. Большую часть французского экспорта в Левант составляли кораллы. Монополией на торговлю этим товаром пользовался Марсель, куда кораллы поступали из Неаполя и Сардинии. Вывоз кораллов был очень выгодным. В 1431 г. в Неаполе стоимость весовой ливры кораллов составляла 11 гро, или 5½ флорина [106, 2, 388], а сардинские кораллы стоили 1 флорин за ливру веса [106, 2, 382]. В Левант кораллы вывозились по цене от 5 до 15 флоринов за ливру в зависимости от качества обработки [106, 2, 382].

Левант снабжал европейские рынки пряностями, шелками, драгоценными камнями и прочими предметами роскоши, остававшимися на протяжении всего средневековья богатой находкой для купечества.

Неаполитанские войны анжуйских графов Прованса способствовали почти полной ликвидации марсельского флота и нанесли немалый ущерб лангедокским судам, торговавшим в Леванте. В течение десяти лет с 1401 по 1411 г. марсельский флот был реквизирован Людовиком II для военных операций в Италии. За эти годы было потоплено 14 морских судов Марселя и Лангедока. В 1423 г., когда война анжуйского графа с Арагоном вновь захватила Прованс, Марсель мог снарядить для своей защиты только две галеры [106, 2, 62].

Эти обстоятельства оказали влияние на торговую активность южнофранцузских городов. С 1410 по 1426 г. в документах по истории торговли Марселя отмечаются только два рейса в Левант (в 1417 г. и в 1418 г.) [106, 2, 241]. В связи с этим усилилось влияние со стороны итальянских городов, неприменувших воспользоваться данной ситуацией.

Обстановка на французском побережье Средиземного моря в целом благоприятствовала началу деятельности Жака Кёра. В данной ситуации возобновление средиземноморской торговли было под силу только придворной торговой компании.

Как уже отмечалось, первые сведения о посещении Жаком Кёром Леванта относятся к 1432 г. Дополнительные же сведения об этом путешествии королевского казначея, кроме того, что на обратном пути французское судно, разбитое штормом, вынуждено было пристать на о. Родосе, отсутствуют.

Несмотря на неудачу первого рейса, Жак Кёр не оставил мысли об организации левантийской торговли. Его инициатива встретила поддержку со стороны Карла VII. Посольство в Египет, организованное в 1447 г., как известно, оказалось плодотворным. Султан пожаловал привилегии факторам и галерам Жака Кёра, которые отныне могли торговать в безопасности и платить умеренную пошлину [24, 113].

С будущим левантийской торговли было связано строительство Гостиного двора в Монпелье. Покровительство короны обеспечивало Жаку Кёру кроме монополии в заморской торговле право на взимание пошлин с иностранного купечества. Поэтому он придавал большое значение этому строительству.

Старый порт Монпелье Лат, где предполагалось строительство, должен был привлекать купечество великолепием Гостиного двора, не уступавшим гостиным дворам Барселоны, Генуи, Венеции. Жак Кёр вынашивал мысль об ослаблении торгового могущества Марселя, пока еще удерживавшего первенство в левантийской торговле Южной Европы. Хотя этим планом не суждено было осуществиться по объективным причинам, деятельность Жака Кёра способствовала привлечению внимания королевской власти к столь важной отрасли хозяйственной жизни, какой сделалась средиземноморская торговля.

Начало строительства Жак Кёр ознаменовал приобретением земли у собора Нотр-Дам, расположенного в старом порту города. Королевский мастер из сенешальства Бокэр Симон де Боже, опрошенный прокурором Жаном Дове по делу Жака Кёра, подробно рассказал о деятельности казначея Карла VII в Монпелье. От его внимания не ускользнули подробности заключения договора о строительстве. В подтверждение своих слов старый мастер представил Жану Дове подписанное Жаком Кёром и мастером каменщиком Андре Бониси обязательство о выполнении и об оплате работ [18, 1, 219–220]. В ходе разбирательства этого дела вскрылось активное участие Жака Кёра в разработке плана строительных работ. По свидетельству С. де Боже, за четыре месяца было обтесано большое количество малых плит из старого камня. Но заказчик был недоволен качеством работы и требовал гранить большие и широкие плиты из нового камня [18, 1, 220].

Строительство объединило многочисленных рабочих разных специальностей: каменщиков, плотников, стекольщиков, мастеров по декору и подсобных рабочих, занятых вспомогательными операциями. Сооружение Гостиного двора в Монпелье было одним из наиболее значительных в годы Столетней войны. Жак Кёр вложил в это строительство около 18.000 ливров, т. е. ¾ всей затраченной суммы [97, 2, 382]. Но до ареста казначея Карла VII работы не были закончены и из-за отсутствия необходимых средств и не возобновились в дальнейшем.

Большую роль в организации левантийской торговли сыграл морской флот Жака Кёра. Фрахтование морских судов, к которому обычно прибегали, требовало значительных средств и не отвечало интересам национальной торговли. На деньги Жака Кёра в Генуе было куплено семь галер, из которых известны названия пяти: «Сен-Дени», «Сен-Мишель», «Сен-Жак», «Мадлен» и «Ла Роз» (во Франции строительство морских судов было налажено только в середине 60-х годов XV в.). Используемые галеры, хотя были меньшей грузоподъемности, чем нефы, отличались большей маневренностью, что имело неоценимое значение для дальних рейсов. Кроме того, эти морские суда были оснащены огнестрельным оружием, которое обеспечивало безопасность в море [106, 2, 747].

О величине капитала, вложенного во флот, могут свидетельствовать документы аукциона, состоявшегося в связи с конфискацией имущества Жака Кёра. Согласно этим данным, одна из галер — «Сен-Мишель» — оценивалась в 3.000 ливров [18, 1, 181]. За галеру «Мадлен» купец Г. Андре предлагал 1.200 ливров [18, 1, 191]. Монпельежский купец Л. Дандреа давал 6.000 ливров за четыре галеры [18, 1, 191], которые в результате были проданы купцу Б. Боксу, предложившему 9.000 ливров, [18, 1, 195].

При оценке судов на аукционе учитывались различные моменты, в том числе износ галер. Поэтому названные суммы (в общей сложности около 14.000 — 15.000 ливров) не могут полностью отражать первоначальную стоимость этих судов, которая была несомненно выше.

Вследствие того что значительную долю торговой прибыли составляло посредничество в доставке товаров, обладание собственным флотом способствовало росту торгового капитала, концентрации его в пределах страны и покрывало расходы на приобретение судов.

Фрахтование судна было непременным условием организации морской торговли. Условия оплаты за провоз и проезд определялись морским законодательством, согласно которому судно могло быть зафрахтовано только в случае оплаты всех расходов по транспортировке [16, 2, ch. XVII, 71].

Главы морского законодательства свидетельствуют о сложности организации морской торговли, которая начиналась с больших расходов за аренду судна, за проезд сопровождающего товар и за использование лучшего места на судне, за провоз ручной клади и т. д. Законодательство не устанавливало максимальной платы за фрахт, но определяло минимальную стоимость за проезд пассажира [16, 2, ch. XLIII, 87]. Капитан судна имел право на взимание произвольной платы за провоз лишнего груза [16, 2, ch. XLIII, 87]. Судно могло быть зафрахтовано полностью или частично [16, 2, ch. XXXVIII, 82]. Последнее условие представляло наиболее благоприятную форму фрахта, хотя и в этом случае купец не избегал непредвиденных расходов.

Морское право обязывало купца, заключившего договор с капитаном, оплатить фрахт с того количества груза, о котором была договоренность заранее, даже если купец не сумел загрузить товаром зафрахтованную им часть судна полностью [16, 2, ch. LXII, 107]. Кроме того, обычай оставлял за капитаном судна право не возвращать оплаченный фрахт, если пассажир отказался от рейса [16, 2, ch. LXXVIII, 120–121]. Таким образом, предусматривались всевозможные варианты отказа от фрахта, предоставляя судовладельцам широкие права на взимание платы в любом случае.

Помимо оплаты провоза груза и проезда купец нес расходы по погрузке и разгрузке товаров. Эти операции осуществлялись владельцами малых баркасов и портовыми грузчиками [16, 2, ch. XXIX, 78]. В расходы купца входила оплата аварийных работ на судне во время рейса, а также в случае необходимости выкупа у пиратов [16, 2, ch. LXVIII, CLXXXV, 114, 115, 208–209].

Контракты о фрахте свидетельствуют о стоимости провоза некоторых грузов. Так, по данным за 1430–1434 гг., провоз миндаля от Марселя до Александрии стоил около 2¾ флорина за квинтал [406, 2, 380], т. е. примерно ⅓ стоимости миндаля. В 1430 г. марсельским купцом Р. Катанем за фрахт судна с миндалем (700 квинт.) было заплачено 1. 925 флорина [106, 2, 383].

Провоз оливкового масла обходился в 33 флорина за бочку и 4,5 флорина за кувшин [106, 2, 381]. Согласно контракту о фрахте в 1434 г. генуэзскому арматору К. Паладини было заплачено 2.695 флоринов за провоз в Александрию 600 кувшинов масла [106, 2, 381]. В 1441 г. арматор Э. Дориа потребовал 2.500 дукатов или 27.500 флоринов, за аренду судна, направляющегося на о. Родос [106, 2, 375]. В 1457 г. марсельскому купцу Э. Кальви, отправлявшемуся с грузом в Левант, было отказано в аренде галеры «Сен-Жак» из-за малой суммы, которую он предлагал за фрахт [106, 2, 356].

Согласно данным реестра французской галеры «Нотр-Дам-Сен-Луи», совершавшей регулярные рейсы в Левант, общий доход судна в 1470 г. составил около 36.160 флоринов [106, 2, 363]. Из этой суммы 33.324 флорина приносили фрахтовочные платежи [106, 2, 363].

Флот Жака Кёра, находившийся главным образом в Марселе, арендовался лангедокским и марсельским купечеством. Проявляя большую самостоятельность в торговых операциях, казначей Карла VII пользовался этим портом, отдавая должное его удобству и крайней заинтересованности во флоте богатого местного купечества. Согласно контрактам о фрахте, в 1445 г. галера «Сен-Дени» была зафрахтована марсельским купцом денье Симондели, отправлявшим кораллы в Левант [106, 2, 348].

В 1446 г. галеры «Сен-Дени» и «Мадлен» были зафрахтованы богатым купцом Ж. Форбином, перевозившим в Бейрут и Александрию большую партию кораллов [106, 2, 349]. До 1449 г. марсельские богачи Форбины пользовались судами Жака Кёра и для перевоза в Левант фландрского сукна [106, 2, 350].

В 1451 г. галера «Сен-Дени» была зафрахтована гас-конскими купцами из Тарба и Лурда [106, 2, 351].

Из-за отсутствия конкретных данных определить величину доходов Жака Кёра в этих посреднических операциях не представляется возможным, однако его прибыль вряд ли была меньше положенной (согласно морскому законодательству). Можно даже предположить что придворное положение компании способствовало расширению прав судовладельца и представляло большие возможности для посредничества в этом деле.

Форма организации морской торговли соответствовала распространенной на французском Средиземноморье коменде. Жак Кёр как судовладелец и глава торговой компании был организатором всех заморских рейсов. Непосредственным исполнителем, уполномоченным Но морским делам, был его помощник Жан де Виллаж. На борту каждого судна находились капитан, писец и охранник. Капитан помимо судовых дел выполнял функции фактора, ему поручались товары и денежные суммы.

В материалах досье неоднократно упоминались буржские купцы Г. Гимар, де Ла Фарж, Жиларде и Жан Форе, служившие капитанами галер [18, 1, 131, 201].

Эти предприимчивые посредники в левантийской торговле обладали доходными местами. Наряду с остальными они привлекались к суду за неуплату долгов, за утайку части вырученных денег, выявить которую было довольно сложно, ибо они тщательно скрывали судовые журналы с отчетностью. Например, спустя некоторое время был обнаружен долг капитана Г. Гимара за проданный сапфир, принадлежавший Жаку Кёру [18, 1, 224]. С помощью свидетеля была выявлена утаенная Г. Гимаром сумма в размере 20.000 экю [18, 1, 214].

Со второй половины XV в. из контрактов о фрахте лангедокского купечества почти исчезают сведения о марсельских и прочих судах-посредниках в торговле. На смену им постепенно приходят французские галеры, конкурировавшие в посредничестве с итальянскими и испанскими морскими судами. В этой конкуренции определенное место принадлежало флоту Жака Кёра, начавшему борьбу за торговую гегемонию французского купечества в Средиземноморье.

В связи с использованием марсельскими купцами флота Жака Кёра встает вопрос о роли марсельского порта в левантийской торговле Франции в первой половине XV в. Организация компанией левантийской торговли способствовала оживлению марсельского порта после неаполитанских войн. Жак Кёр активно использовал Марсель в торговых операциях.

Марсель был удобен для нелегальных дел, особенно Для вывоза оружия. Например, из признания капитана галеры «Сен-Жак» Жана Форе стало известно о снаряжении этого судна в Марселе и об отправке на нем на о. Родос оружия и других запрещенных товаров [18, 2, 209]. Вовлечение Марселя в орбиту деятельности торговой компании способствовало продолжению традиционных связей между Лангедоком и Провансом, обусловивших позднее присоединение последнего к королевскому домену.

Характер левантийской торговли определялся посреднической деятельностью компании. Обладание королевской argenterie, аренда рудников цветных металлов, контроль за чеканными дворами, связь с оружейными мастерскими и прочее предоставляли неисчерпаемые возможности для торговли, способствуя разнообразию в ассортименте и вывозу наиболее дефицитных товаров.

Жаку Кёру было предъявлено обвинение в вывозе оружия, военного снаряжения и монет [18, 1, 7]. Обоснованность этого обвинения подтверждается некоторыми косвенными данными, в том числе контрактами о фрахте. В одном из них упоминался купец из Монпелье Б. Воке как один из помощников Жака Кёра по вывозу серебра на о. Родос [106, 2, 232]. В ходе следствия по делу об имуществе Жака Кёра Жан де Виллаж, находившийся в Провансе, отказался вернуться по требованию прокурора Жана Дове, опасаясь расправы за передачу египетскому султану военного снаряжения и оружия [18, 1, 208]. Некоторые сведения могут быть почерпнуты из описей имущества факторов Жака Кёра в Монпелье. Например, количество оружия, найденное в домах Жана де Бона, Р. Данекина и других, не вызывает сомнения и предназначенности оружия для торговли [18, 1, 170, 171, 174, 195, 197, 227–229]. Вместе с тем активный период левантийской торговли Жака Кёра длился немногим более трех лет (1447–1450). Поэтому вывоз оружия не стал постоянным, заинтересовывая покупателя скорее своими перспективами, но способствовал утверждению торговой компании в своих привилегиях на востоке.

Эпизодическая торговля оружием свидетельствовала в пользу обмена дефицитными товарами, столь характерного для посреднической торговли.

Роль левантийской торговли в создании денежного капитала Жака Кёра вряд ли можно переоценить. Если верить документам досье, то от продажи пряностей, шелка, драгоценностей и прочих вещей торговая компания получила более 20 тыс. весовых марок золота [18, 1, 7–8], что во много раз превосходило расходы на организацию этой торговли.

Рудники цветных металлов

В 1444 г. Жаку Кёру было пожаловано регальное право на королевскую десятину с самых крупных французских рудников цветных металлов, находившихся в Лионне и в Божоле [18, 1, 285–286]. Договор, рассчитанный на десять лет (при условии ежегодной уплаты в казну 200 ливров), предусматривал капитальные вложения со стороны арендатора на восстановление производства, так как за годы Столетней войны рудники пришли в упадок. Авансирование рудников способствовало расширению владельческих прав королевского казначея.

В условиях экономического спада предприимчивость Жака Кёра безошибочно определила очевидную доходность разработок цветных металлов. Тем более, что это предприятие было связано с должностными полномочиями казначея по контролю за чеканкой монет и сбору налогов.

Под единоличным контролем Жака Кёра оказался целый горнометаллургический комплекс, состоявший из шести рудников: Коне, Вене и Брусье в Лионне и Сен-Пьер — Лапалю, Шисье и Жоз в Божоле.

Лионские рудники издавна эксплуатировались местным бюргерством. Отсутствие сеньориального права на горные разработки, их внекорпоративная организация и доходность обусловливали подчинение рудников торгово-ростовщическому капиталу. Обладая регальным правом на разработку цветных металлов, корона охотно поощряла интерес купечества к горнометаллургическому делу.

Согласно документам, рудники в Лионне, по крайней мере с начала XIV в., принадлежали купеческой семье Жоссард [94, 467–471]. С именем ее главы Жана Жоссарда, бывшего советником Карла VI, связано установление королевской горной регалии (1413) [19, X, 141–144].

Со временем в компанию по эксплуатации лионских рудников вошли налоговые сборщики. В документах упоминаются имена сборщиков К. Фринье [94, 471], У. Блетерена и Э. Помпьера [18, 1, 258] и даже лионского нотариуса Т. Росиньоля [94, 471].

В годы междоусобиц Жоссарды, будучи сторонниками герцога Бургундского, бежали из Франции, забросив рудники. Не лучшую картину представляли горно-металлургические разработки в Божоле, издавна эксплуатируемые лионскими купцами Баронне, денежного капитала которых не всегда хватало на покрытие даже необходимых расходов.

Необходимость восстановления горнометаллургического дела заставила корону сдать рудники в аренду Жаку Кёру.

Возобновление работ на рудниках потребовало привлечения к горнометаллургическому производству квалифицированных мастеров. В документах досье упомянуты горные мастера Филиберт Мангвин и де Фонтен, управляющие лионскими рудниками. Жан Дове называет их компаньонами (compaignons) и пайщиками (раrconniers) Жака Кёра [18, 1, 259]. В администрацию рудников были введены Гюино де Сен-Реверин, который ведал наймом рабочих, выдачей жалования и отчетностью, и королевский охранник Ж. Ванеро, контролировавший поступление королевской десятины в казну и металла на монетные дворы [18, 1, 242].

В то же время в Божоле горнометатлургическое производство, еле развивавшееся под опекой купеческого капитала Баронне, с приходом Жака Кёра не претерпело существенных изменений [18, 1, 330].

Материалы по обследованию рудников, подготовленные Жаном Дове в 1454–1455 гг., свидетельствовали об оживлении горного производства в Лионне после нескольких лет запустения. Почти за семь лет с 1444 по 1451 г. Жак Кёр сумел в основном восстановить производство, приспособив его главным образом к своим торгово-ростовщическим нуждам.

Донесения Жана Дове о лионских рудниках стали основой последующей горной политики Карла VII. Особое внимание прокурор уделял техническим рекомендациям со стороны компетентной комиссии по обследованию рудников, выработке статутов для будущей эксплуатации, а также состоянию рудничного имущества и горной добычи, которые подвергались конфискации. Эти данные воссоздавали картину эксплуатации рудников в годы деятельности Жака Кёра.

Что представляло собой это горнометаллургическое предприятие под опекой казначея Карла VII — промысел или мануфактуру?

Определение характера этого предприятия требует выяснения структуры, технического уровня, масштаба разделения труда, характера наемного труда и целей производства.

Лионские рудники были комплексом горнодобывающего и металлургического производств. В описях упоминаются три шахты в горе Пампайи (в восточных отрогах Центрального массива) и относящиеся к ним плавильни Вене, Коне и Брусье, расположенные с трех сторон горы [18, 1, 263–270].

В описи рудника Коне, находившегося в лучшем состоянии по сравнению с соседними рудниками, сообщается также о жилых помещениях: комнатах мастера и писца, рабочих и подсобных, о кухне, пекарне, комнате для пекаря, комнате для немецких рабочих, об отдельных помещениях для хранения припасов, а также тканей и белья, о винном погребе, амбаре и конюшне. Продолжая эту опись, Жан Дове называл также свинцовую плавильню, угольную, новую и старую кузницы и помещения под кузницей. Перечисление завершают сведения о пристройке для раздатчика свечей у входа в шахту и об отдельном флигеле для немецкого мастера-нивелировщика — специалиста по подземным перекрытиям [18, 1, 263–270].

В Брусье, согласно описи, находились свинцовая плавильня, кухня и винный погреб [18, 1, 270–271], в Вене — плавильня и угольная [18, 1, 271–272]. Общую картину дополняют упоминания о лавке с платьем и тканями, которую держал Жак Кёр на территории рудников [18, 1, 271–272], не желая упускать покупателей.

Описи имущества по жилым помещениям с указанием спальных мест в определенной степени служат показателем количественного состава постоянно занятых рабочих и мастеров. Согласно этим данным, по руднику Коне число рабочих составляло около 48 человек [18, 7, 263–270]. Это был основной состав постоянных рабочих всех лионских рудников, что определялось и объяснялось территориальной близостью трех шахт и плавилен.

Однако это не исключало наличия массы поденщиков, занятых подсобными и неквалифицированными операциями, составлявшими, если судить по техническому состоянию рудников, значительную часть производственного процесса.

Авансирование такого большого горнометаллургического комплекса, какими были лионские рудники, являлось исходным моментом капиталистического производства. Но, если обратиться к другим показателям характера этого предприятия, например техническому уровню, к масштабу разделения труда, и прочим данным, то обнаруживается иная картина.

Сравнивая сведения о лионских рудниках с теми, которыми располагал Г. Агрикола, повествуя о чешских и немецких рудниках конца XV–XVI в. [14], следует отметить, что уровень производства на упомянутых лионских рудниках ниже европейского. Это касается техники добычи руды, горной механики (транспорта и подъемных средств), обогащения руд и выплавки металлов. Правда, упомянутое Г. Агриколой использование чешскими горняками транспортных средств — тележек и тачек вместо корзин и мешков для доставки руды, употребление для подъема добычи воротов, приводимых в движение конной тягой, — имели место и на рудниках Жака Кёра, о чем свидетельствуют описи рудничного имущества. Но их использование не только не исключало старых способов доставки руды с помощью мешков и корзин, но оставляло за последними преимущество.

На лионских рудниках пользовались теми же методами добычи руды, но орудия труда были менее специализированы и не так разнообразны: кайла, кирки, скребки, лопаты, бадьи и корзины [18, 1, 263–270]. Были известны главные процессы обогащения руд: обжиг, дробление, сортировка, размалывание, промывка и литье. Но литейные операции как наиболее трудоемкие и требующие большого навыка осуществлялись крайне примитивно, посредством маломощных печей. В документах досье нет сведений об использовании доменной печи.

Горную администрацию лионских рудников после ареста Жака Кёра заботили вопросы о способах водоотлива и о вентиляции в шахтах. Однако в отличие от чешских рудников, где использовались водоотливные установки — нории, на французских рудниках и во второй половине XV в. по-прежнему воду черпали вручную.

Горным уставом 1455 г., утверждавшим норму труда подсобных рабочих, подчеркивалось, что подсобники должны извлекать помимо руды и земли также воду в бадьях [18, 1, 348, ст. 9]. Остался нерешенным Вопрос о вентиляционных сооружениях, что свидетельствовало о сравнительно невысоком уровне горного дела во Франции даже во второй половине XV в.

О технологии производства на рудниках можно судить прежде всего по данным описей секвестрированного металла. Описи горной добычи в Лионне и Божоле свидетельствовали о разнообразии форм примитивной обработки руды, известных с незапамятных времен.

В неглубокой шахте забойщик с помощью традиционных орудий — цепов, кирки и молота — выбивал горную породу, которой наполняли корзины и бадьи для транспортировки по стволу шахты наверх. Подземные галереи были низкими и часто, из-за отсутствия водоотливных и вентиляционных сооружений, затоплялись подземными водами.

Транспортировка добычи под землей производилась-посредством тележек или вручную. Подъем наполненной бадьи осуществлялся с помощью ворота, приводимого; в движение конной тягой. Согласно описи, у шахты было-обнаружено 12 больших железных цепов для дробления рудной породы, 16 бочек, 14 бадей для извлечения воды, руды и земли, 50 молотов, 800 наконечников для кирок, 16 ломов, 16 рассекателей породы и 16 тележек [18, 1, 283].

Далее руда подвергалась операциям по дроблению, сортировке и промывке. В связи с этим в описи отмечены: большой железный пресс и молот из камня [18, 1, 322–323]. Неудобное территориальное расположение плавильни и всех служб на горе Пампайи сделало особенно трудоемкими операции по промывке руды, которые осуществлялись в реке. Качество горной породы требовало нередко двадцатикратной промывки.

Не менее трудоемкими были плавильные операции: обжиг и аффинаж, так как они совершались в маломощных плавильнях с печами от двух до двадцати огней, способных очистить металл только путем многократного обжига [18, 1, 249]. В таких плавильнях руда проходила сорокократное прокаливание. В описях фиксируется много неочищенного металла на разных стадиях: рудного концентрата, окислов и прочих разновидностей, который нуждался в дополнительной обработке [18, 1, 250, 258–259, 300]. Неопытность французских горнорабочих в этих операциях вызывала необходимость в широком привлечении на рудники немецких горных мастеров-литейщиков.

О производственной мощности рудников сведения ничтожны. При осмотре рудника Шисье в Божоле прокурором Жаном Дове были сделаны пометки относительно усовершенствования плавильных операций. Они касались увеличения мощности плавильных печей за счет добавления горелок. В связи с этим было отмечено, что плавильня Шисье обладала малой мощностью, позволявшей выплавлять только около 16 квинталов[13] в год чистой меди [18, 1, 250, 258–259, 300]. Однако низкая производительность труда на других операциях по добыче, обогащению руды и прочих, не могла ежедневно обеспечить маломощные плавильни даже тем количеством руды, на которые они были способны.

Таким образом, уровень производства на рудниках не выходил за рамки промысла, несмотря на то что авансирование комплекса рудников создавало предпосылки для совершенствования производства. Денежного капитала Жака Дёра, вкладываемого в рудники, было явно недостаточно для увеличения производственной мощности последних.

Сложная технология горнометаллургического дела предполагала значительное разделение труда и специализацию рабочих. Это касалось отделения горнодобывающих операций от горкообрабатывающих и внутренней детализации.

В досье Жана Дове о рудниках отмечались: забойщики (ouvriersde martel), дробильщики (coupeurs), промывщики руды (laveurs), плавильщики и литейщики (fondeurs, affineurs) и нивелировщики (niveleurs). В сведениях о рабочей силе на рудниках можно найти определение следующих категорий: мастеров (maître de montange, de mine), рабочих (ouvriers), подсобных рабочих (maneuvres) и поденщиков (gens loués à journées) [18, 1, 322, 323, 350]. Однако документы свидетельствуют о незначительности сложившихся профессиональных производственных артелей горнорабочих, возглавляемых мастерами.

В материалах досье конкретно упоминаются только два горных мастера — управляющих рудниками в Лионне — Ф. Мангвин и де Фонтен [18, 1, 259].

Описи имущества по жилым помещениям лионского рудника воссоздают картину положения разных категорий горнорабочих. Согласно этим сведениям привилегированным положением пользовались только горные мастера — управляющие. Все рабочие (независимо от квалификации) по условиям жизни находились в равном положении. Это обстоятельство ставилось в вину Жаку Кёру и нашло отражение в горном уставе 1455 г., где подчеркивалось, что бывший владелец рудников нарушал порядок размещения мастеров, рабочих и подсобных [18, 1, 347].

В донесениях Жана Дове неоднократно отмечались большие расходы на оплату труда подсобников и поденщиков, многочисленность которых была вызвана низким уровнем производства [18, 1, 274].

Согласно горному уставу 1455 г. можно выделить две категории наемных рабочих: постоянно занятых и находившихся на полном довольствии (dépens) и тех, труд которых оплачивался эпизодически за выполнение операции (gaiges, salaires) [18, 1, 348, 354]. Как отмечалось, число постоянно занятых рабочих в Лионне составляло примерно 48 человек. Выявить численность второй категории по документам не представляется возможным. Неоднократные упоминания о больших расходах на оплату этих рабочих при сопоставлении с их мизерной зарплатой могут свидетельствовать о многочисленности последних.

Наличие двух категорий рабочих позволяет думать об их неоднородном социальном составе. Категория постоянно занятых рабочих, выполнявших квалифицированные операции, не была однородной по своей национальной принадлежности. Согласно документам, в этой категории можно выделить французов и немцев. Лицо французского горнорабочего определяла главным образом принадлежность к ремесленной корпорации. Недостаточная развитость горного дела во Франции, усугубляясь последствиями Столетней войны, обусловливала малочисленность этих специалистов. Промысловый характер горнометаллургического дела вполне соответствовал положению ремесленной массы.

В противоположность французским немецкие горнорабочие составляли новую категорию наемных рабочих, ставшую в дальнейшем одним из элементов будущей мануфактуры. Это были опытные горнорабочие, которых во Францию привлекало покровительство королевской власти, расточавшей привилегии. На рудниках Жака Кёра такие рабочие составляли пока еще ничтожную часть общего количества занятых там рабочих. Так, в описях рудников при перечислении помещений были отмечены только комната нивелировщика Вольфгана и комната немецких рабочих на пять спальных мест [18, 1, 266].

Категорию временно запятых составляли поденщики. Характер их труда как вспомогательного и сроки найма свидетельствовали о принадлежности этой категории к крестьянству, представители которого работы на руднике могли вполне совмещать с основным занятием и иметь дополнительный источник доходов.

Характер документов ограничивает возможность более глубокого исследования этого вопроса. Но известная экономическая ситуация и те факты, о которых повествуется в документах, приводят к выводу о довольно пестром социальном составе французских горнорабочих при явном преимуществе, которое сохранялось за крестьянско-ремесленной массой, что в конечном итоге придавало промысловый характер горному делу.

Торгово-ростовщические запросы Жака Кёра вполне удовлетворялись этим мелким промысловым производством. Торговая монополия и бесконтрольность в отправлении должностных полномочий определяли минимум затрат на организацию производства, который обеспечивал восстановление и сохранение его прежней производственной мощности.

Тщательное сокрытие документов отчетности рудников от представителя королевской администрации, видимо, имело достаточное основание. В досье Жан Дове неоднократно отмечал, что его просьбы к бывшему клерку Гюино де Сен-Реверину представить отчеты оставались под разными предлогами невыполнимыми. В этой связи любопытны показания королевского охранника Ж. Ванеро, который свидетельствовал о том, что Жак Кёр отстранил его от исполнения обязанностей по контролю [18, 1, 242]. В показаниях упоминалось имя Пьера Жубера, одного из факторов торговой компании, распоряжавшегося всей документацией рудников [18, 2, 413, 477, 571].

По свидетельству клерка Гюиио де Сен-Реверина расходы Жака Кёра за время эксплуатации рудников составляли около 10.055 ливров 18 су 2 денье [18, 1, 311]. Эта сумма предназначалась на приобретение оборудования, хозяйственной утвари и прочих покупок. В 1454 г. (во время обследования рудников) была составлена опись рудничного имущества на сумму 688 ливров [18, 1, 310].

Хотя точность и полнота этих сведений могут вызывать сомнение, незначительность указанных сумм в сравнении с затратами на организацию торговли и на кредитно-финансовые операции очевидна. Расходы на восстановление горнометаллургического производства с лихвой окупались даже при малой мощности последнего. Согласно описи 1454 г., на лионских рудниках было обнаружено около 1.882 квинт, свинца на сумму 4.234,5 ливров; кроме того, неочищенного металла — на сумму 2.844 ливров 15 су [18, 1, 279].

Доходы росли за счет удлинения рабочего дня, несоблюдения рабочих норм и даже удержания оплаты. В материалах досье Жан Дове неоднократно подчеркивал необходимость выплатить рабочим задержанное жалование [18, 1, 252]. Сменное ограничение работы было введено только горным уставом 1455 г. [18, 1, 348, 354 ст. 9, 44].

Деятельность Жака Кёра ущемляла интересы промышленного начала, которое представляли горные мастера-управляющие. Характер эксплуатации рудников не благоприятствовал созданию фонда накопления в производстве и не мог обеспечить достаточного содержания горных мастеров и освободить их от непосредственной занятости. Свидетельства Ф. Мангвина и де Фонтена по этому поводу подтверждало общее состояние производства. Компаньоны Жака Кёра несли убытки также из-за посредничества королевского казначея в оценке металла, поступавшего на монетные дворы Парижа и Буржа [18, 1, 259]. Пользуясь большой властью, казначей искусственно занижал стоимость металла, ущемляя интересы мастеров.

Денежный капитал позволил Жаку Кёру подчинить компаньонов по эксплуатации рудников в Божоле братьев Баронне. Согласно досье, долг купцов Баронне составил 1.800 ливров [18, 1, 252]. Зависимость старых владельцев рудников от королевского казначея по существу сводила на нет их права. Опись рудников в Божоле, в которой отмечались крайне низкая мощность плавилен, нехватка рабочих рук и, наконец, бездействие одного из рудников — Жоз, более чем красноречиво свидетельствовали о состоянии производства, с трудом расплачивавшегося с казной ежегодной десятиной [18, 1, 330].

Тем не менее деятельность Жака Кёра способствовала восстановлению и поддержанию горнометаллургического производства, в чем была несомненная заслуга казначея Карла VII. При всех известных негативных сторонах деятельности Жака Кёра горнометаллургическое предприятие, определившее производственную сферу активности придворной торговой компании, позволяет отнести эту торговую организацию к тому типу компаний, который был примером трансформации торговоростовщического капитала в промышленный.

После ареста Жака Кёра в 1454 г. была предпринята попытка организовать казенное горнометаллургическое предприятие. В связи с этим весь комплекс рудников переходил к королевской горной администрации, которая осуществляла наем рабочих, оплату, заключение договоров об аренде и прочие необходимые операции.

Со второй половины XV в. несколько возросла активность товариществ мелких производителей. Корона покровительствовала аренде отдельных видов горнометаллургических работ как французскими, так и иностранными мастерами горного дела. В 1454 г. был подписан контракт об аренде плавильни рудника Брусье в Лионне [18, 1, 311–312], по которому немецкий мастер-литейщик Г. Брохарт из Брейзака в течение 10 лет соглашался заниматься аффинажем цветных металлов в Лионне. Судя по контракту, доход мастера был довольно солидным, тем более, что администрация брала на себя заботы по снабжению мастера топливом и инвентарем [18, 1, 311–312]. За квинтал очищенной меди последнему полагалось 27 су 6 денье, за весовую марку серебра — 25 су, за марку золота — 8 экю [18, 1, 311–312].

В аренду горным мастерам Ф. Мангвину и де Фонтену, бывшим управляющим, снова передавалась половина рудников Вене, Коне и Брусье в Лионне [18, 7, 281]. Также были заключены контракты с немецкими мастерами крепежных работ — нивелировщиками В. Бонгаром и К. Циммерманом [18, 7, 316–317]. Условия контракта гарантировали К. Циммерману оплату в размере 1.500 ливров при полном оснащении производства строительным материалом, снабжение которым брала на себя администрация [18, 7, 316–317].

На улучшение горного дела были выделены налоговые поступления с Лиона в размере 1.400 ливров, а также часть королевской десятины в размере 800 квинт, свинца [18, 7, 282].

В 1455 г. был введен горный устав, выработанный прокурором Жаном Дове совместно с горными мастерами. Если Жаком Кёром была частично решена задача восстановления рудников, то во второй половине XV в. встал вопрос о повышении рентабельности горнометаллургического производства вообще. Устав отразил состояние рудников к середине XV в. и наметил основные направления в организационной перестройке и техническом усовершенствовании.

Статьи горного устава (53 ст.) имели цель упорядочить организацию управления. В связи с этим вся исполнительная власть сосредоточивалась в лице управляющего [18, 7, 347, ст. 1] и контролеров [18, 7, 347, ст. 2]. Утверждались функции администрации [18, 7, 348, ст. 6], горных мастеров и горнорабочих [18, 7, 347–349, ст. 5, 6, 14, 15–17], устанавливалась оплата рабочих [18, 7, 348, ст. 9], их права и обязанности, в определении которых особенно проявилось стремление к внеэкономическому принуждению. Устав не регламентировал производственные нормы, наоборот, поощрял совершенствование технологии производства, вменяя в обязанность горным мастерам совершенствовать производство для его расширения, что диктовалось большими потребностями в горной продукции [18, 7, 348]. Принимались во внимание предложения мастеров по улучшению условий для горных работ: удлинению и углублению траншей и стоков воды, литейных операций и прочего, что в итоге давало сокращение ежегодных расходов на оплату подсобных рабочих и создавало благоприятные условия для дальнейшей эксплуатации рудников [18, 7, 274],

Горный устав утверждал жесткий режим труда. «Известно, — отмечалось в уставе, — что горные мастера, рабочие, подсобные и другие на рудниках имели в старое время свободу, без страха перед судом совершали много злоупотреблений; отныне управляющий должен подвергать суду мастеров, рабочих и других в случаях нарушения ими установленного порядка» [18, 1, 352]. В двадцати параграфах устава определялись правонарушения горнорабочих, в числе которых наряду с клятвопреступлением, ссорами, несоблюдением порядка [18, 1, 352, ст. 34–37] упоминалось ношение оружия и несоблюдение установленных норм. Нарушения карались штрафами от 10 су и выше, лишением зарплаты [18, 1, 354, ст. 44–47], заключением в тюрьму и изгнанием с рудников [18, 1, 352–353, ст. 33].

Администрация вводила нормы поведения рабочих вне шахты и в часы отдыха. Рабочие должны были постоянно находиться на территории рудника как в рабочие, так и в праздничные дни. Никто не мог покинуть рудник в течение всего срока найма без разрешения на то управляющего [18, 1, 355, ст. 52]. Согласно уставу, «все рабочие, мастера, подсобные и прочие должны были повиноваться управляющему в отношении правосудия» [18, 1, 353, ст. 41]. Строгости в отношении сроков службы на руднике объяснялись острой нехваткой рабочей силы.

Фиксация многочисленных штрафов была показателем фискальных интересов короны, проявившихся в горном уставе 1455 г. так же, как в цеховых статутах второй половины XV в.

Горный устав, предусматривавший все стороны производства и эксплуатации наемного труда, по существу не имел реального значения. Казна оказалась не в состоянии финансировать эти рудники. В 1456 г. корона сочла более выгодным вернуться к раздаче рудников в аренду, сохранив за собой право на сбор десятины. С 60-х годов XV в. стал утверждаться путь укрепления мелкого горного производства, приведшего только в конце XV — начале XVI в. к возникновению горной мануфактуры.

Следует отметить, что попытку короны в организации казенного горнометаллургического предприятия немецкий историк А. Лаубе расценивает как акт организации горной мануфактуры [110]. Характеризуя это предприятие как горнометаллургическую мануфактуру, А. Лаубе исходит из высокой концентрации средств производства в руках королевской администрации, из масштаба как производства, так и использования наемного труда.

Между тем, сравнивая состояние горнометаллургических промыслов в период деятельности Жака Кёра и позже (1455–1456), трудно заметить существенные перемены в характере производства. Реорганизация управления рудниками и изменения в организации производства, намеченные горным уставом, еще не отражали реального положения дел. Горнометаллургическое производство на лионских рудниках требовало большой перестройки, трудно осуществимой в короткий срок. Горный устав имел силу не более года. Попытка организации крупного предприятия короной оказалась бесплодной в связи с финансовыми затруднениями. Кроме того, при наличии благоприятного фактора в лице короны, покровительствовавшей ремеслу и торговле, во Франции отсутствовали объективные условия для возникновения крупного производства. Это прежде всего касалось технического уровня последнего, состояния рынка наемного труда и характера его использования в середине XV в. Реорганизация управления рудниками в 1455 г. не изменила промыслового характера производства. Французские горнометаллургические промыслы в первой половине XV в. соответствовали характеру корпоративного ремесла.

Оружейные мастерские

Одна из последних записей в досье прокурора Жана Дове касалась расчетов с оружейными мастерами Буржа — братьями Детре. Представленный оружейниками отчет о сотрудничестве с Жаком Кёром послужил прокурору основой для следующего заключения: «Исходя из отчета, — писал Жан Дове, — аванс Жака Кёра, внесенный на дела компании, заключенной между братьями Бальзареном и Гаспаром Детре, с одной стороны, и Гильомом де Вари, — с другой, составил 21.084 экю

9 ливров 16 су 6 денье. Расходы братьев Детре на оружие и обмундирование, которое производились в мастерской Буржа, и другие издержки составили 22.327 экю

10 су 2 денье. Таким образом, расходы превысили аванс на 479 экю 6 су 2 денье. Доход от продажи оружия и обмундирования, согласно отчету, составил 30.386½ экю 9 су 11 денье. Следовательно, чистый доход равняется 8.59½ экю, из которых ¾ принадлежат теперь королю и ¼ Детре, причем эта ¼ часть составляет 2.014 экю 24 су 1 денье» [18, 1, 651]. Жан Дове с точностью до одного су высчитывал долг оружейников. Подытожив расчеты, он выявил сумму в 279 экю 3 су 2 денье. и, кроме того, сюда же отнес партию разнообразного оружия, в том числе: 189 копей, 5 мечей, 135 шлемов, 100 пар латных рукавиц, 23 попоны, 61 комплект конского снаряжения, 6 знамен, 8 седел [18, 2, 654].

В досье отмечалось, что в связи с задолженностью братьев Детре принадлежавшие им мастерские по изготовлению оружия и пошиву обмундирования, валяльная мельница и кузница, которые находились в Бурже, были подвергнуты осмотру и конфискации имущества [18, 1, 143].

Денежный капитал Жака Кёра находил применение в самых доходных предприятиях, в числе которых должное место заняли оружейные мастерские. Политическая конъюнктура и торговые монополии обеспечивали большую доходность такого рода предпринимательства. Столетняя война способствовала развитию оружейного дела больше других ремесел. Выделение оружейников как одной из самых богатых ремесленных корпораций, подчинившей себе ремесла смежных профессий, составляло характерную особенность развития цехового ремесла в XIV–XV вв. Королевские ордонансы 1451 г. [19, XIV, 152–154; XVI, 679–680] расширяли права оружейников по контролю над производством и торговлей и сводили на нет права портных на реализацию их продукции, обусловливая этим зависимость последних [19, XVI, 679, ст. 3, 680, ст. 2, 5, 6].

Типичными для первой половины XV в. были оружейные мастерские братьев Детре, одним из заказчиков которых являлся Жак Кёр. Приведенным в досье расчетом долгов с братьями Детре исчерпываются сведения об этой стороне предпринимательской деятельности Жака Кёра. Однако величина упомянутого аванса в оружейное дело, составившего 21.841 экю 9 ливров 16 су 6 денье, свидетельствовала о значительности этого предприятия, которое потребовало не меньше расходов, чем горнометаллургическое производство и строительство Гостиного двора в Монпелье.

Несомненно, что проникновение этого денежного капитала в оружейное производство способствовало обогащению корпорации оружейников, выделению ее из числа ремесел смежных профессий и т. д., что в целом не противоречило общей тенденции развития корпоративного ремесла в первой половине XV в.

Таким образом, инвестиции денежного капитала Жака Кёра в производство составляли не менее 58. 377 ливров 16 су 6 денье (учитывая известные расходы на рудники — 10.055 ливров, на оружейное дело — 21.841 экю 9 ливров 16 су 6 денье и строительство Гостиного двора в Монпелье — 18.000 ливров).

Предпринимательство королевского казначея было всецело подчинено его торгово-ростовщическим интересам, которые находили необходимую благоприятную конъюнктуру и затем сферу приложения капитала. Поэтому не случайно в этой сфере оказались рудники цветных металлов и оружейные мастерские. Жак Кёр овладевал готовыми формами производства, не заботясь о расширении его. Рост денежного капитала в таком случае происходил за счет использования предпринимателем должностных привилегий и прямого ущемления интересов промышленного начала. Торговая монополия тормозила развитие прогрессивных форм организации производства, способствуя консервации старых форм — цеховой организации и мелкого промысла. Однако для Франции первой половины XV в. финансовая опека ремесла со стороны торгового капитала оставалась необходимым условием развития и укрепления ремесленного производства в большей степени, чем для других стран.

И потому противоречие между торговым капиталом и промышленным началом выступали здесь не так резко, как, например, на горнометаллургических разработках в Германии.

Землевладение

Арест Жака Кёра разжег страсти вокруг его земельных владений, и корона использовала сложившуюся ситуацию с большой выгодой. Прокурором Жаном Дове были составлены купчие на земли в Роанне, в Лангедоке и в Бур бонне, и в королевскую казну стали поступать крупные суммы. Сенешалом Сентонжа Гильомом Гуфье за 10.000 экю были куплены Сен-Аон и Буаси-Ла-Мот в Роанне [18, 1, 289–290], сенешалу Бокэра де Фонтену была продана рента в 400 ливров с земель Ама и Бессан в Лангедоке [18, 1, 164], королевский оруженосец Жан Соро приобрел за 3.000 экю дом, крепость и земли Сен-Жеран-де-Вокс и Сен-Лу в Бурбонне [18, 2, 462] и т. д.

Земли Бюер и Сен-Жеран в Бурбонне явились причиной борьбы Карла VII с герцогом Бурбонским, притязавшим на владения Жака Кёра по праву их собственника в прошлом. Борьба за эти земли продолжалась почти до смерти герцога Бурбонского и вызвала появление королевского ордонанса, подтвердившего права короны на все земли в бассейне Роны, некогда принадлежавшие герцогу Бурбонскому [18, 1, 134, 135, 141, 142].

Согласно описям, земельные владения Жака Кёра насчитывали около сорока названий [18, 2, 425]. Они были расположены в самых плодородных областях: в бассейне Роны и в Берри, в Оверни и в Пюизе. Казначей Карла VII скупал в основном дворянские земли титулованных несостоятельных вельмож. Среди его земель были бывшие владения сенешала Бурбонне, сеньора Шарля Монтегю-Ле-Бли [18, 1, 241, 363, 373; 2, 395], маршала Филиппа де Кулана [18, 2, 501–503], сеньора Савиньи [18, 2, 402, 403, 405, 432, 433, 434, 435], маркиза Менферратского [18, 2, 402, 403, 405] и других. Могущество феодальной аристократии ставилось в зависимость от денежного капитала богатого бюргерства.

Общая сумма капиталовложений Жака Кёра в земли составила (по самым неполным данным) более 39.400 экю. В эту сумму согласно описи входили расходы на земли: в Берри, составившие 20.000 экю [18, 2, 518], в Оверни — 6.200 экю [18, 2, 396–397], в Роанне — 9.000 экю [18, 1, 138–139], в Лангедоке — 4.200 экю [18, 1, 164], т. е. издержки только ⅐ стоимости всех земельных владений Жака Кёра.

Операциями по скупке земель занимались налоговые сборщики из Лимузена и Оверни сен-пурсенские купцы — отец и сын Гриньоны и Жан Виженер [18, 2, 394, 402]. Земли нередко приобретались на имя непосредственных покупателей, ибо громкое имя королевского казначея настораживало землевладельцев [18, 2, 457]. Кроме того, полномочия Антуана и Вулькана Гриньонов и Жана Виженера по сбору налогов облегчали Жаку Кёру незаконные земельные сделки, на которые уходили налоговые сборы.

Согласно отчету, составленному А. Гриньоном, на приобретение земель для Жака Кёра (из этого источника доходов) были использованы следующие суммы: 2.205 ливров, полученных от сборщика в Сен-Пурсене Пьера Мелье; 1.712 ливров 10 су, собранных в Оверни; 671 ливров 6 су 8 денье, полученных от сборщика Мартина Рукса, 1.000 ливров, полученных от сборщика Ж. Лобепена [18, 2, 440–441], и т. д. Всего на эти операции было использовано около 10.088 ливров казенных денег.

Этим же уполномоченным по земельным делам доверялись получение рент и реализация сельскохозяйственных продуктов. Отсутствие каких-либо сведений об организации или перестройке хозяйства на приобретенных землях ставит вопрос о сохранении прежней системы хозяйствования. Получение ренты и выгодная реализация продуктов вполне отвечала интересам торговой компании Жака Кёра, Возросшие в условиях войны цены на продукты сельского хозяйства сделали их продажу вдвойне доходной. Это прежде всего касалось зерна и вина. В отчете управляющего земельными наделами А. Гриньона можно найти конкретные сведения об этом. Так, за десятину с виноградников Св. Рока, приобретенную у сеньора Монфана в 1448 г., было уплачено 30 ливров; за ренту в 18 ливров с земли Монфан, приносившую зерно и вино, 426 ливров 5 су; за ренту, приносящую 7 бочек вина, — 310 ливров [18, 2, 441–442]. В октябре 1442 г., согласно записям, А. Гриньоном было собрано: 10 сетье пшеницы с земель Барютель в Оверни, в 1443 г. — 5 сетье пшеницы и 11 бочек вина, а также использовано право на мельницу [18, 2, 441]. За 1447–1451 гг. с земель в окрестностях Сен-Пурсена было получено 39 бочек вина, 2 десятины с виноградников, 6 сетье пшеницы и на 83 ливров 110 су других продуктов [18, 2, 392–393]. С земли Сен-Жеран-де-Вокс в Бурбонне за один год было получено 33 повозки сена, 18 бочек вина и зерно (в том числе 12 сетье 5 буасо пшеницы, 17 мюид 9 сетье ржи, 25 сетье овса, 5 сетье 5 буасо ячменя), а также 180 щук, 340 лещей и т. д. [18, 2, 447].

Зерно находило широкий спрос в незерновых районах в Бретани и Гиени, во Фландрии и юго-восточной Испании, где размещались фактории торговой компании.

Земельный характер инвестиций подчеркивал патрицианские черты деятельности Жака Кёра, которые были присущи представителям торгового капитала. Земля по-прежнему оставалась главным богатством любого собственника, ибо мелкое товарное производство неизбежно приводило к обращению денежного капитала в недвижимость. Возможность этого процесса — следствие эволюции феодального хозяйства в условиях развитых товарно-денежных отношений и своего рода показатель разорения дворянства, а нередко и его кабальной зависимости от ростовщика — зависимости ничуть не меньшей, чем крестьянства. Распродажа и сдача земель на откуп способствовали формированию крупной земельной собственности у бюргерства, получавшего в связи с этим дворянские титулы и одновременно освобождение от налогов.

Аналогичным землевладению по характеру было и домовладение. Сдача домов в аренду в связи с ростом городского населения приобретала в XIV и XV вв. особый смысл. Однако во Франции политическая ситуация не дала этому процессу возможности развиться полностью.

Для Жака Кёра домовладение являлось одной из сторон торгово-предпринимательской деятельности. Как правило, приобретенные дома становились центрами факторий торговой компании.

Согласно описям, казначею Карла VII принадлежало восемнадцать домов, расположенных на территории королевских ярмарок в самых оживленных торговых и политических центрах Франции. Из них 7 находились в Лионе [18, 1, 163], 2 — в Бурже [18, 1, 126, 129], 2 — в Type [18, 1, 54], по одному — в Брюгге [18, 1, 37], Сен-Пурсене [18, 2, 478], Мулене [18, 2, 478], Безье [18, 1, 193], Марселе [18, 1, 193, 207], Монпелье [18, 1, 165], в Париже [71, 322]. Помимо этого в документах досье упоминается валяльная мельница, находившаяся в окрестностях Лиона в Рошетайе, которая сдавалась в аренду и была оценена для продажи в 500 ливров [18, 1, 365, 368; 2, 652–653].

Если принять во внимание оценку домов на аукционе, организованном Жаном Дове, то размер капиталовложений в эту недвижимость вряд ли составил менее 20.000 экю. Согласно этим данным, один из домов в Туре оценивался в 1.200 экю [18, 1, 54], примерно по той же цене — 1.000 экю — был представлен к продаже дом в Монпелье [18, 1, 217].

Владелец восемнадцати домов Жак Кёр строил меньше, чем приобретал. Однако в строительстве стремился к оригинальности декора и к величественности своих зданий, строил с купеческим размахом и роскошью. Незаконченное строительство Гостиного двора в Монпелье, фамильный дом в Бурже, дома в Туре и в Париже являлись воплощением его собственных замыслов и вкуса.

В материалах досье в связи с неуплатой жалования рабочим-строителям отмечалась активность Жака Кёра в разработке плана строительства Гостиного двора. Фамильный дом в Бурже стараниями хозяина был отделан и стал оригинальным зданием, богато декорированным скульптурным изображением всей семьи и свиты, казначея Карла VII, а также цветными витражами. Для декора была использована старая городская стена, проходившая за домом и купленная в свое время у бывшего сеньора Буржа [18, 1, 151]. Над главным порталом дома был высечен девиз: «Для смелости Кёров нет ничего невозможного», выразивший безграничную предприимчивость французского бюргера XV в.

При строительстве дома для Жака Кёра в Париже впервые была использована металлическая облицовка кирпича, вызвавшая всеобщее изумление [71, 321, 322].

Но эта поражавшая и восхищавшая расточительность, которую мог себе позволить королевский казначей, сочеталась с не менее удивительной расчетливостью и мошенничеством. Задумывая грандиозные планы строительных работ, Жак Кёр отказывался от несения всех расходов, ограничиваясь выплатой (под предлогом несогласованности плана)½ или даже ⅓ положенной суммы, как это было в Монпелье при строительстве Гостиного двора, а также в Туре, где он внес только ⅓ всей требуемой суммы. Каменщикам, стекольщикам и плотникам Тура не было выплачено всего 217 ливров 10 су [18, 2, 489]. Удержанные суммы, как указанная выше, ничтожные по своим размерам, не имели большого практического значения в накоплении Жака Кёр а, но без сомнения отражали характер этого накопления.

Особое место в описях имущества бывшего казначея Карла VII прокурор Жан Дове отвел драгоценностям, представлявшим большой интерес для короны. К оценке этого солидного пополнения сокровищ королевской казны были привлечены придворные ювелиры, которые помогли оценить имеющееся и составили описи конфискуемого. Среди перечня — драгоценные камни: бриллианты, сапфиры, жемчуга и яшма; уникальные ювелирные изделия: золотые кресты с инкрустацией и драгоценными камнями, колье, подвески, богато декорированная золотая и серебряная посуда, а также гобелены работы итальянских и фландрских мастеров и восточные ковры, По описи драгоценностей, составленной в Туре и являющейся, по свидетельству Жана Дове, сравнительно полной, к оценке были представлены ценности на сумму более 10.310 ливров и помимо этого еще 22 весовые марки золота [18, 1, 36, 57–59, 143], т. е. всего на сумму, превышавшую капиталовложения в домовладение и тождественную денежным вкладам в земли.

Величина денежного капитала, обращенного в недвижимость, в целом, судя по данным источников, составляла более 112.328 ливров, превышая расходы на эксплуатацию рудников, оружейные мастерские и строительство Гостиного двора в Монпелье. К этой сумме следует добавить, согласно приведенной ниже таблице, 436.964 ливров, которые вместе с земельными инвестициями составляли 549.292 ливров Этот огромный денежный капитал был целиком исключен из активного обращения, свидетельствуя о феодальном характере накопления и его использования.

Имеющиеся данные об инвестициях в производство и в целях организации торговли, достигавшие, по нашим подсчетам, суммы 189.968 ливров, дополняют картину финансового состояния Жака Кёра.

Прокурор Жан Дове приводит сведения о денежном капитале в размере 739.260 ливров, хотя, по тем же донесениям, данной суммой все состояние не исчерпывалось. Эта цифра не отразила всего фактического денежного капитала (не учитывались неизвестные суммы, имевшиеся в наличии, не были зафиксированы все долги и субсидии). Однако даже величина известной части состояния была весьма внушительной по тому времени.

Земельный характер инвестиций отражал феодальную природу торговой компании Жака Кёра, в многогранной деятельности которой торговля и кредитно-финансовые операции имели преимущество перед предпринимательством.

В то же время деятельность этой торговой компании, являвшейся показателем определенной тенденции роста торгового капитала во Франции, не являлась уже примером денежного накопления ради накопления. Предпринимательство, даже в той специфической форме, которая была присуща купечеству, выделяло торговую компанию Жака Кёра из ряда средневековых компаний, преследовавших исключительно интересы накопления.