Как подружиться с демонами

ГЛАВА 21

Под конец семестра Фрейзер все-таки вернулся в колледж, но я старался держаться от него подальше. Начать с того, что смердел он еще хуже, чем раньше, — я в жизни не встречал ничего подобного. Просто в голове не укладывалось, что такой умник — а котелок у него, несомненно, варил что надо — не утруждает себя мытьем и чисткой зубов по утрам. Я избегал его как мог.

Кроме того, я старался проводить как можно меньше времени у себя комнате, зависая у Мэнди до тех пор, пока меня там терпели. Всякий раз, когда заходил к себе, я натыкался на записки от Фрейзера — замызганные бумажки, просунутые под дверь, — с просьбами о встрече. Я никак на них не откликался. Такими же посланиями был забит и мой почтовый ящик. Заучив распорядок дня Фрейзера, я наловчился не пересекаться с ним.

Через месяц-другой записки стали отчаяннее — каракули, утыканные восклицательными знаками, буквально орали мне в лицо: «Свяжись со мной!!!» Я не обращал на них внимания и продолжал отсиживаться у Мэнди, корпя над курсовыми работами и трахаясь до одурения.

Мы трахались чуть ли не до синяков, а потом трахались снова. Мы почти не выходили наружу — во-первых, потому, что я боялся наткнуться на Фрейзера, а во-вторых, потому, что почти всегда были обдолбаны шмалью. Я тащился от запаха Мэнди. Не в пример Фрейзеру, после нее я готов был вовсе не мыться. В моем сознании ароматы травки и влагалища Мэнди смешались воедино. Я балдел от них обоих.

Как-то раз мы лежали в кровати голышом и Мэнди скручивала мне косячок. Я засунул ей внутрь палец, смазал ее соком папиросную бумагу и смесь табака с коноплей, а потом закурил. Я курил Мэнди. Она же, глядя на меня, только головой качала.

Мэнди взяла меня под крыло, окружив нежной заботой. Она догадывалась, что меня что-то гнетет, но никогда об этом не спрашивала. В конце концов я предоставил ей решать все за меня. Сам я не показывал носу из комнаты. Мэнди ходила вместо меня по магазинам и сдавала мои работы в колледже. Я считал ее своей палочкой-выручалочкой. Все, о чем я мечтал, — доучиться, получить степень, устроиться на работу и, ясное дело, заново сделать ей предложение. Я понимал, что витаю в облаках, но это, казалось, не имело значения. Я ведь искренне любил ее.

Однажды вечером Мэнди убедила меня покинуть темницу. Она больше не могла торчать в четырех стенах. Ей захотелось посидеть в студенческом баре, просто чтобы развеяться. Я скрепя сердце пошел с ней.

За дверью бара нас встретил обычный суетливый гул; как и всегда, недостаток интеллекта уравновешивался избытком энергии. Мэнди углядела за одним из столиков своих подруг и отправила меня к стойке за выпивкой. Не знаю почему, но я весь трясся и был почти на грани. После почти трех недель, безвылазно проведенных в комнате, я чувствовал себя не в своей тарелке.

Протолкавшись к барной стойке, я заказал себе и Мэнди напитки. Заметил, что пиво сегодня разливает не Лин, и спросил, где она. Девушка, которая работала за стойкой, как-то странно на меня посмотрела. Бросив пустую бутылку в большую пластиковую бадью, она наклонилась ко мне поверх прилавка.

— Линди в «Доброй надежде», — услышал я.

Помню, доставая банкноту, чтобы расплатиться, я хихикнул:

— Что еще за фигня, где это?

Лицо у новой барменши было сплошь усеяно веснушками, а глаза — бледно-голубые.

— Она была в надувном замке, когда в нем лопнул батут.

— Что?

— Что-то там плохо закрепили.

— Что?

— На детском празднике. То есть уже после праздника.

— Что?!

— Решила попрыгать перед уходом, а тут как раз рвануло. Ударилась головой. Ужас!

Девушка смотрела на меня прозрачными, блекло-голубыми глазами. Сзади кто-то напирал, требуя, чтоб его обслужили. Я стоял как контуженый, тупо сжимая в одной руке пиво, а в другой — водку с колой.

Вскоре подошла Мэнди.

— Пить будем или как? — спросила она.

Разумеется, я не мог сказать ей, что Лин — четвертая из пяти девушек, ведь пятой была сама Мэнди.

Мы уселись рядом с ее подругами, которые о чем-то бодро щебетали, но если Мэнди тут же втянулась в их треп, то я хранил молчание. Они решили, что я просто не в духе, но я был огорошен известием о том, что стряслось с Линди. Мэнди и прочие девушки вовсе не были бесчувственными. Просто они не видели во всем этом математического уравнения и уж точно не считали Мэнди одним из его оккультных слагаемых.

Когда бар закрылся, мы, как обычно, вернулись к Мэнди. Она пошла в ванную, а я скрутил косяк. Разгоряченная спиртным, она не стала одеваться, а пустилась танцевать вокруг меня нагишом, чтобы хоть немного развеселить. Я по-прежнему сидел за столом на жестком стуле. Мэнди включила какую-то музыку и начала изображать стриптиз; дым от косяка струился вверх, но мое настроение не поднималось. Мэнди отобрала у меня самокрутку, затянулась, выпустила мне в лицо клуб дыма и снова вставила косяк между моих пальцев.

Потом она забралась ко мне на колени и принялась тереться промежностью о мое бедро. Музыка закончилась. Мэнди слезла и сердито посмотрела на меня, уперев руки в боки. Затем, не сказав ни слова, выключила магнитофон и забралась в постель.

А я, наверное, еще битый час просидел на этом стуле. Когда я собрался ложиться, Мэнди уже спала. Я выключил свет и стал потихоньку, чтобы ее не разбудить, залезать под одеяло. Но так и не посмел опустить голову на подушку. Я неотрывно смотрел на Мэнди, размышляя, какие страдания или проклятия на нее накликал. Верно, это сделал не я, а Фрейзер, однако именно я соединил обрывки чернокнижных познаний в тот страшный ритуал. Я увяз в этом деле по самую макушку, да так, что не могу даже рассказать ей об этом. Я должен защитить ее, стать на пути зловещей тени, что сгущалась вокруг нее, но как?

Так я и остался сидеть, склонившись над ее нежным и хрупким телом, оберегая ее сон, чувствуя себя угрозой, но вместе с тем и защитником, каменной горгульей на контрфорсе, чей искаженный лик скрывает ночная тьма.

Я понял, что должен сделать.