Текущие местные условия ведения войны и рассредоточенности наблюдательных и опорных пунктов требуют качественного усиления медицинской подготовки личного состава и оснащения его всем необходимым, чтобы раненый боец мог быть не только “стабилизирован”, но и эвакуирован из зоны, простреливаемой противником, к ближайшей точке возможной погрузки на эвакуационный транспорт. В реальности же значимая часть бойцов на передовой не имеет даже банальных жгутов и ИПП и не умеет ими полноценно пользоваться.
Людей на передовой настолько мало, что необходимость эвакуации одного раненого неходячего в непростреливаемую противником зону становится практически неразрешимой задачей - в условиях идущего боя просто нет свободных 4-6 человек, чтобы его туда вынести. Сани-волокуши, пригодные для эвакуации раненого бойца одним бойцом, закупаются личным составом на свои или волонтерские средства.
То, насколько реальность местной позиционной войны отличается от глянцевых картинок отчётов и телевизионных репортажей, наглядно продемонстрировал случай, произошедший 28 сентября 2018 года в районе нас.пункта Коминтерново. Поскольку случай уже приобрел огласку в СМИ, его можно привести здесь в деталях.
Ночью на позициях НМ ДНР (9 омсп) в районе Коминтерново в результате огневого воздействия противника появился раненый. В соответствии с уставами и штатными расписаниями для эвакуации раненого должен был быть использован бронированный тягач МТ-ЛБ с вооруженным экипажем подготовленных военных медиков. В случае необходимости прохода его в зону, простреливаемую противотанковыми огневыми средствами пехоты противника и крупнокалиберными пулемётами, должно осуществляться соответствующее огневое прикрытие этого движения.
Вместо этого с рассветом на место событий выдвинулась на легковом небронированном автомобиле “Нива”, мало пригодном для эвакуации раненых с передовой, медсестра (находившаяся на пятом месяце беременности!). По одной версии, изложенной официальной пресс-службой НМ ДНР, противник машину обнаружил и уничтожил, по другой, выдвинутой противником, машина подорвалась на мине. Итог - водитель машины и медсестра погибли.
Разность между “сразу после ранения бойцы на передовой стабилизируют состояние раненого и выносят его из зоны поражения к немедленно высылаемому штатному бронированному МТ-ЛБ медслужбы” и “утром беременная медсестра на “Ниве” пробует прорваться за раненым к позициям и погибает” представляет собой разницу между “телевизионной картинкой”, тем, “как надо”, и тем, “как оно есть на самом деле”.
Здесь следует отдельно упомянуть о том, что описанная ситуация произошла в 9-м полку морской пехоты, где вместо отсутствующих или не функционирующих штатных структур и техники “местным” командованием хоть как-то развёрнуты хоть какие-то структуры и техника, способствующие успешному выполнению боевых задач. (Например, 9-й полк вынужден был на собственных ресурсах развернуть в Новоазовске постоянный военный госпиталь, оснащённый всем необходимым для того, чтобы спасать жизни раненым бойцам. Аналогичным образом такой же госпиталь развёрнут 7-й омсбр в Зоринске.) То есть в среднем ситуация ещё хуже.
Итог несоответствия штатных расписаний и снабжения текущим задачам войск - постоянные неоправданные потери, падение боевого духа войск, ухудшение ситуации с некомплектом личного состава. Как следствие - ещё большее ухудшение ситуации, новые потери и так далее. То есть на практике оказалось, что даже позиционную войну “армия-времянка” успешно вести не может и время работает на противника, а не против него.
IV-4. Автопарки и в целом логистика частей народной милиции. Невозможность полноценно обеспечить даже оборону.
Корнем текущих проблем автопарков частей НМ, которые в нынешнем своем состоянии не способны обеспечить даже длительных полноценных оборонительных боев, не говоря уже о наступлении, помимо вышеупомянутых общих факторов, являлось первичное комплектование их случайным контингентом в период взрывного роста численности НМ ЛНР и ДНР осенью-зимой 2014-2015 и последующее неприменение к ним отдельных специальных мер повышения боевой готовности - сначала по нежеланию, а теперь уже - по невозможности таковых.
Результатом взрывного роста численности войск и повальной записи в водители “Уралов” любых обладателей водительских прав хотя бы на легковой автомобиль стало огромное количество дорожно-транспортных происшествий зимой 2014-2015 гг, когда боевые действия шли в сложных метеоусловиях, при гололёде и в тумане. С тех пор автопарки воинских частей волочат за собой “хвост” из огромного количества повреждённых и частично неисправных машин, деньги на ремонт которых собираются с личного состава, добываются содержанием “мертвых душ” или “экономией” солярки. Однако, поскольку постоянных действенных специальных мер по повышению готовности парков и уровня подготовки водителей не проводится (“Это же просто водители! Зачем их обучать? Сел-поехал!”), машины продолжают регулярно выходить из строя как из-за ДТП, так и из-за неправильной эксплуатации. Ни по одной из марок используемого армейского автотранспорта нет необходимого документально-технического сопровождения, которое позволило бы личному составу определять необходимые параметры эксплуатации техники не “на глаз”, а в соответствии с нормативной документацией. Когда необходимых документов нет в свободном доступе в Интернете, эксплуатация техники становится опасной и приводит к преждевременному выходу её из строя.
Одним из типовых, ежедневно повторяемых грубых нарушений техники безопасности, вызванных, среди прочего, и нехваткой транспорта, является практикуемая повсеместно перевозка артиллерийских боеприпасов, в основном – миномётных мин и танковых снарядов, без ящиков, в снаряженном состоянии, навалом до 200-300 шт. в кузове одного грузовика. Мощнейший взрыв в начале 2017-го года на “Мотеле” в Донецке – подрыв аналогичной машины, нагруженной ВВ и БК с грубыми нарушениями техники безопасности. В средствах массовой информации тогда рассказали о прилете украинской ракеты комплекса “Точка-У”.
Так как уровень подготовки кадров за прошедшие годы поднят не был, в том числе и в части, касающейся автомашин и их обслуживания, машины продолжают постоянно выходить из строя и отправляться в долгосрочный ремонт, в том числе – в РФ. На оставшихся автомашинах зачастую критически изношены покрышки (хотя в отчётности российских тыловиков можно встретить совершенно другую информацию), что временами приводит к невозможности доставки критически важных грузов на передовую. Так, например, в феврале-марте 2018 гг во время резких скачков температуры через ноль по Цельсию создалась ситуация, когда, из-за обледенения дорожного покрытия, на несколько дней часть позиций были недосягаемы для полноприводных(!!!) армейских(!!!) грузовых машин. Таким образом отсутствие нормальной резины и цепей-грунтозацепов на некоторое время полностью обессмысливало содержание обширного автопарка тяжелых полноприводных грузовиков.
Интересно, что зачастую руководство подразделений само не имеет представления о том, в каком состоянии находится автопарк подразделения и где можно получить об этом объективную информацию. Отлично иллюстрирует эту ситуацию пример одного из подразделений НМ ДНР, в котором в 2017-м году боец миномётной батареи, записанный водителем, но де факто выполнявший функции номера или командира расчёта миномёта, был отправлен командованием для ревизии автопарка и составления таблицы готовности/исправности автомобильной техники подразделения. Так как боец даже не знал, где именно на корпусе машины он может посмотреть заводской серийный номер шасси, он обратился за помощью к военнослужащему, выполнявшему задачи персонала автопарка. Тот, узнав о задании бойца, указал ему на стол уволившегося начальника, заваленный бумагами, предложив искать там документ, который потребовали составить от бойца. Документ, составленный уволившимся начальником, был найден, причём оказался более полным в плане данных о технике, чем требовавшийся руководством изначально.
Естественно, повсеместно и на самых разных уровнях проводятся всевозможные махинации с топливом к автотранспорту и автомобилям-арттягачам и, конечно же, гусеничной технике. Неоднократно отмечались даже факты полного расхищения “войскового запаса”, который должен храниться в частях – в баках машин и в цистернах автозаправщиков. В случае резкого обострения ситуации значимая часть техники не сможет выйти из боксов просто потому, что топливо по той или иной причине слито, хотя считается, что машины полностью заправлены.
Предметом особого интереса разного рода махинаторов являются бензиновые грузовые автомобили, позволяющие списывать огромные объемы бензина, уходящего на продажу. В одном из подразделений НМ ЛНР имел место курьёзный случай, когда за сутки были поданы наряды и путевые листы более чем на 24 часа эксплуатации такой машины. При том, что сам грузовик всё время активной эксплуатации его, подробно описанное в фиктивных бумагах, стоял в парке на колодках.
В сочетании с некомплектом автопарков исправными машинами дополнительную кадровую проблему автопарков Народной Милиции составляет то, что часто военными водителями являются люди, имеющие в связи с возрастом или хроническими заболеваниями серьезные ограничения по режиму несения службы. В случае необходимости выполнять наличным парком исправных машин планы по перевозке грузов в ходе даже оборонительной операции эти люди будут подвергаться повышенным нагрузкам, что может привести к выбыванию из строя. Характерный пример - смерть от сердечного приступа престарелого военного водителя НМ ЛНР на учениях в 2016-м году.
Отдельным острым вопросом в ситуации возобновления активных боевых действий станет то, что значимая часть достаточно профессиональных водителей, пришедших в ряды Народной Милиции в период “позиционной войны”, будут не готовы работать в условиях постоянного риска для жизни. Проще говоря, будет сложно найти водителя, готового ехать на батарею с грузовиком, набитым снарядами.
В результате сочетания действия всех этих факторов начало активных, пусть даже оборонительных, действий по всей линии фронта Корпусов НМ приведет к достаточно быстрому “схлопыванию” реального рабочего автопарка как в чисто техническом, так и в кадровом отношении.
IV-5. Танки. Грозного вида трактора и их экипажи.
Танковые подразделения Народной Милиции Республик представлены суммарно 2 отдельными танковыми батальонами и 11 танковыми батальонами в составе мотострелковых полков и бригад суммарной штатной численностью 400-450 машин. Для противника, судя по его диверсионной активности, эта информация, равно как и места базирования танковых частей, никакой тайны не составляет. Не составляет для противника никакой тайны и численность реально боеспособных машин, полностью рабочих и укомплектованных по ходовой части, вооружению и связи. Средний процент “полной боеспособности” по матчасти и эксплуатационным навыкам экипажей колеблется где-то между 25 и 30 процентами от общей численности. Данное плачевное состояние имеет две плотно взаимосвязанные группы причин – кадровые и технико-снабженческие.
Существенным дополнительными факторами, влияющими на кадровую ситуацию в танковых частях НМ Республик, являются “танкобоязнь” и пассивная роль основной массы танковых частей в период Минских соглашений, предусматривающих отвод тяжёлой техники, в том числе танков, в глубокий тыл, неучастие танкистов в боевых действиях.
“Танкобоязнь” как боязнь службы в танковых частях и подразделениях объясняется, как это ни странно, в первую очередь успехами Ополчения и затем “Северного ветра” в поражении вражеских танково-механизированных колонн летом 2014-го года. Практически каждый взрослый житель Республик осенью 2014 года имел возможность лично осмотреть множество сгоревших Т-64 и Т-72, принадлежавших ВСУ с отлетевшими в сторону башнями. Бои за Дебальцево с участием наскоро укомплектованных такими же Т-64 и Т-72 танковых подразделений Корпусов НМ убедили многих, что “это работает в обе стороны” и что с той, что с этой стороны танк – это “беспомощная железная коробка”, “братская могила для экипажа”. В то время как в реальности имеющихся условий (открытая степная местность и практическое отсутствие активных действий авиации) танкам, казалось бы, обеспечена доминирующая роль на поле боя.
Успешность исполнения танками этой роли очевидным образом зависит от тактической и технической подготовки личного состава. Но личный состав танковых подразделений, теряя потенциальные кадры за счёт “танкобоязни” и в силу прочих кадровых проблем, описанных нами ранее, и свойственных нашим войскам в целом, дополнительно теряет мотивированные кадры ещё и за счёт того, что танковые части, как правило, не участвуют в боестолкновениях на линии разграничения и основная масса танкистов, помимо попыток восстановления техники, рассыпающейся от старости, испытывает на себе в полной мере давление бездумной “уставщины”, насаждаемой неадекватными “советниками”, а также используется как погрузочно-разгрузочная команда на всевозможных хозяйственных работах. В этих условиях мотивированные люди, в поисках возможности наносить противнику прямой урон, рано или поздно, покидают танковые части, переходя в мотострелковые части или территориальные батальоны, участвующие в обороне опорных пунктов на Линии Боевого Соприкосновения (ЛБС).
Помимо этого все большее влияние на боевую подготовку оказывает вопрос снабжения бронетанковых частей ГСМ, достигший, например, в ЛНР анекдотических ситуаций – нормы расхода ГСМ для танков со старыми изношенными двигателями установлены ниже, чем нормы, указанные в руководствах по данным образцам танков для новых машин и двигателей. Весьма неравномерно ведется работа по огневой подготовке танкистов – суммарный “настрел” батальонов на учениях в пределах одной республики может различаться в 5-10 раз.
Следствием всех вышеперечисленных причин является в среднем более высокая по отношению к мотострелковым частям “текучка” кадров в танковых частях Народной Милиции. Танковые батальоны в период с осени 2014-го года пропустили через себя людей уже как минимум в 5 раз больше собственной численности (местами – уже существенно больше), однако, как правило, это не означает ни того, что “отобрали лучших”, ни того, что “подготовили много хороших танкистов-резервистов”.
Одним из самых болезненных кадровых вопросов танковых частей является отток младшего комсостава, обусловленный спросом на рабочую силу в сельскохозяйственном секторе на сопредельной российской территории. Фактически, лейтенант-танкист в условиях службы в Корпусах НМ ЛНР или ДНР, после всех взносов “в общий котел” и личных денежных трат “в интересах службы”, получает на руки денег не больше, чем бригадир-тракторист в Ростовской области, который, в отличие от лейтенанта-танкиста, имеет возможность каждую ночь ночевать дома, лишен общества неадекватных “советников” и куда менее стеснён в вопросах употребления спиртных напитков в выходные и праздничные дни.
В итоге ежегодно проводимые “Танковые биатлоны”, конечно, демонстрируют выучку лучших экипажей, однако “средняя температура по больнице”, которую в полной мере смогут выявить только “полноценные маневренные боевые действия”, обещает оказаться значительно ниже всех, даже самых пессимистических расчетов как российских, так и местных, корпусных, штабов.
Существенным препятствием в обучении личного состава танковых частей, вооруженных на 50-70% танками Т-64, является отсутствие в частях наглядных пособий по этой машине и полной(!) сопроводительной технической документации, а также зачастую плохое знание “советниками” матчасти этого танка, практически весь парк которого был при разделе ВС СССР передан ВСУ и который, таким образом, в РФ на вооружении практически не состоял и повсеместно был заменен на Т-72 и Т-80 различных модификаций. Проблемы возникают постоянно – с юстировкой прицельных комплексов, с ремонтом и обслуживанием приводов поворота башни, с диагностикой электронных компонентов.
По запчастям на Т-64, помимо целого набора наиболее востребованных войсками и ремонтными батальонами корпусов узлов и деталей, наиболее критическое положение, мало изменившееся с 2014 года и мизерными по размеру и стоимости запчастями, вернее их отсутствием, при этом выводящее из состояния боевой готовности наибольшее число бронеединиц, – с резиновыми прокладками для двигательно-трансмиссионной группы Т-64.
Снабжение бронетехники, в особенности танков, аккумуляторами производится, видимо, сугубо по остаточному принципу, производит на личный состав впечатление “измены в тылу” и порождает слухи о том, что хорошие новые аккумуляторы, присылаемые на замену изношенных, тут же отправляются командованием на продажу в магазины. Массовая закупка личным составом за свой счет аккумуляторов на танки, САУ, БМП и грузовые автомобили (с последующей их охраной от желающих “переподчинить”) стала явлением постоянным и повсеместным. Но, несмотря на все усилия, прилагаемые личным составом, в случае начала активных и массовых боевых действий, значимая (если не основная) масса бронетехники будет заводиться “с толкача” уже заведёнными машинами и дольше не будет выключать двигатели из-за невозможности быстро завестись, что приведёт к резкому повышению расхода ГСМ и износу матчасти. А слаженная одновременная работа техники, лишенной аккумуляторов, из капониров и складок местности, на которой строится оборонительная тактика танковых засад, вообще становится невозможной.
Сравнимым по масштабу с нехваткой прокладок и аккумуляторов бедствием является отсутствие в подразделениях предохранителей (плавких вставок) соответствующих номиналов для танковых переговорных устройств (далее - ТПУ), радиостанций и их блоков питания. Массовая установка “жучков” вместо предохранителей приводит к выходу из строя аппаратуры связи, абсолютно критичной для боеспособности бронетехники.
Именно отсутствие постоянной устойчивой связи с приданной мотопехотой превращает танки в “беспомощные железные коробки” и “братские могилы для экипажа”. Особенно остро эта проблема стоит в связи с получением противником современных ПТРК “Джавелин” с тандемной БЧ, против которой малоэффективна динамическая защита первого поколения, установленная на имеющихся в НМ Республик танках Т-64 и Т-72 модификаций А, Б и БВ. Фактически, единственным средством борьбы с такого рода противотанковыми средствами противника, являются предельно слаженные совместные действия танков, пехоты, артиллерии и БПЛА, которые должны обеспечивать раннее обнаружение маневренных групп расчётов ПТУР противника (БПЛА), максимальное затруднение их выхода в район назначенного им оборонительного рубежа и развёртывания на нем (артиллерия) и как можно более раннее обнаружение и быстрое уничтожение уже развёрнутых расчетов (мотострелки, двигающиеся впереди танков, - обнаружение, танки - уничтожение).
Текущее состояние средств связи в танковых подразделениях следует охарактеризовать как крайне плачевное как в количественном, так и в качественном отношении. В то время как противник на конкурсной основе (!!!) проводит массовое оснащение своих бронетанковых подразделений средствами закрытой цифровой связи стандарта MOTOTRBO, интегрированными в ТПУ танков и БМП, в корпусах народной милиции подобные модификации остаются уделом энтузиастов, имеющих поддержку волонтёров. Единственным батальоном, имеющим полноценную единую интегрированную систему цифровой закрытой связи пехоты и её боевых машин, является 14 БТрО “Призрак” НМ ЛНР. Ни один танковый батальон на данный момент такой системы не имеет и централизованных плановых мероприятий по какому-либо массовому переоснащению строевых машин средствами закрытой связи руководством Корпусов не намечено. Там, где какие-то усилия предпринимаются, они предпринимаются инициативно личным составом и волонтерами.
Танковые подразделения в своей учебной и боевой работе вынуждены пользоваться штатными открытыми средствами связи, радиостанциями Р-123 и Р-173, установленными на танках, и носимыми радиостанциями Р-159. Радиостанции Р-159 как в силу своего наличного числа в войсках и штатных расписаниях, так и в силу своих массогабаритных характеристик, в современных условиях не могут претендовать на роль средства связи “первой линии пехоты” с собственными БМП и приданными танками. (Отдельным образом следует отметить практическую невозможность организации в условиях активных маневренных боевых действий постоянной подзарядки достаточного количества штатных батарей для радиостанций Р-159 – по-прежнему не хватает ни “свежих” батарей, ни зарядных устройств к ним, ни полевых энергосистем, способных обеспечить этот процесс).
Несколько смягчить проблему тактического взаимодействия “брони” и пехоты могла бы поставка в войска менее мощных, но более портативных радиостанций Р-158 отечественного образца, однако в ситуации с ними вопрос “свежих” батарей ещё острее, чем в случае с Р-159.
Другим возможным решением проблемы была бы передача в войска Народной Милиции Республик более современных портативных радиостанций Р-169П1-01 “Гранит”, массово производившихся в последние десятилетия в РФ и унифицированных по аккумуляторам с радиостанциями Kenwood TK-2107/3107.
Парадоксально и немного дико звучит, но в итоге наибольшие усилия для решения этой первостепенной проблемы боеспособности танков Народной Милиции предприняли не в командовании Корпусов, а в волонтерских организациях. С февраля-марта 2017-го по январь 2019-го сторонники ОД “Новороссия” Игоря Стрелкова с помощью КЦПН передали в танковые и мотострелковые подразделения Республик более 100 единиц выкупленных на интернет-аукционах британских радиостанций комплекса Clansman, работающих в требуемом стандарте связи. Станции данного комплекса модели PRC351/352 при наличии в комплекте 20-ти ватного усилителя превосходят по возможностям Р-159 и оснащены ручным генератором для подзарядки батареи в полевых условиях. А станции моделей PRC 350 и, в особенности, PRC349 значимо компактнее Р-159 с сохранением основного требуемого “первой линии пехоты” фукнционала. При этом, что крайне важно, питание радиостанции PRC349 (90% поставленных в войска станций) производится от батарейной кассеты на 10 элементов AA, которая может быть снаряжена как многоразовыми аккумуляторами, так и обычными “пальчиковыми” батарейками.
Помимо этого КЦПН на частные пожертвования закупил, отремонтировал, укомплектовал и передал в войска 33 радиостанции марки “Гранит” требуемого стандарта открытой связи, как в портативном (Р-169П1-01 – 29 шт.), так и в базовом (2Р21-М - 4 шт.) варианте.
Многие подразделения сами, на личные средства экипажей и командиров, закупали радиостанции аналогичного частотного диапазона.
Однако, кроме “пехотной” стороны у этой проблемы есть также и сторона “танковая” – помимо того, что экипажи танков, как правило, не могут сами полноценно перенастроить радиостанции Р-123, танки, как правило, не укомплектованы в необходимой степени исправными нагрудными переключателями (тангентами) ТПУ и шлемофонами.
Тангенты ТПУ, являющиеся единственным свободно висящим неметаллическим предметом внутри танка, при массовой подготовке танкистов и, тем более, при ведении боевых действий, фактически, становятся расходным материалом. Кабель нагрудного переключателя постоянно перебивается или люками, не поставленными на стопор, при выходе экипажа из танка или “каруселью” автомата заряжания при погрузке БК. В танках Т-72 разъем ТПУ на блоке БВ34 расположен так, что входящий в машину командир, как правило, задевает его правым ботинком и, со временем, от постоянных ударов разъем разламывается, а колодка разъема выкрашивается. Подготовка командира или наводчика-оператора танка, таким образом, обходится в среднем примерно в две поврежденные “тангенты” на человека до того, как обучаемый член экипажа выработает навык машинально убирать провод тангенты после отключения от ТПУ так, чтобы его случайно не задеть. Казалось бы, мелкая и незначительная с виду для стороннего наблюдателя деталь на самом деле имеет решающее значение – танкист в бою мало что видит сам, ничего непосредственно сам слышать не может из-за грохота двигателя и вооружения и весь его информационный обмен с другими членами экипажа и с внешним миром происходит через ТПУ. Повреждена тангента, в разъеме или в кабеле, - выключен из полноценной работы член экипажа. Как показала практика ВС РФ, на знакомых полигонах в тепличных спортивных условиях “танкового биатлона” можно даже занимать призовые места, управляя действиями механика-водителя при помощи “вожжей”, однако в реальном бою условия куда сложнее.
Масштаб проблемы дефицита тангент ТПУ таков, что не представляется возможным не только укомплектовать боевые машины танковых батальонов по нормативу, предусматривающему постоянное наличие в ЗИПе танка полного запасного комплекта тангент экипажа, но даже на 100% закрыть потребность в основных комплектах. Аналогичным образом обстоит дело со шлемофонами.
И перебитые тангенты и сломанные шлемофоны как аппаратура, лишенная защитного твердого корпуса и подвергающаяся постоянным нагрузкам, требуют высокой квалификации ремонтного персонала, которая не всегда достижима во взводах связи танковых батальонов и практически не достижима во взводах связи мотострелковых батальонов, и запчастей – разъемов, которые невозможно приобрести на месте в “гражданских” радиомагазинах. Единых же корпусных баз для быстрого централизованного и высококачественного ремонта таких остро необходимых компонентов боевой техники за четыре года войны на местах не создано, несмотря на то, что проблема остро стояла с первых дней организации Народной Милиции. Не создано и баз централизованного ремонта блоков ТПУ, а поставляемые в воинские части блоки ТПУ Р-124 и Р-174 на замену выходящим из строя зачастую оказываются неисправными.
Отношение многих “советников” к вопросам сбережения этого оборудования и общий уровень их опыта и компетенции хорошо иллюстрируется анекдотичным случаем, произошедшим осенью 2016 года в танковом батальоне одной из бригад НМ ДНР. “Советник” потребовал от танкистов оставить шлемофоны в танках, которые планировалось на две недели оставить на полигоне. За эти две недели матерчатые основы шлемофонов и часть проводов были съедены полевыми мышами. “На ровном месте” танковый батальон лишился связи и стал небоеспособен, и убыль шлемофонов потом компенсировалась усилиями экипажей и волонтёров.
Суммой действия всех факторов, действовавших на протяжении четырех лет войны, применительно к танковым подразделениям стала полная противоположность изначальной установке на достижение предсказуемости результатов применения войск. Кадровая “текучка” и вышеописанные проблемы технического состояния танков приводят к тому, что совершенно невозможно заранее предсказать, сколько и какого качества танков и танкистов окажутся по боевому приказу в требуемой точке.
IV-6. Линейные мотострелковые части. Нищие “смертники”.
Мотострелковые подразделения бригад и полков Народной Милиции, а также территориальных батальонов, несущие на себе основную тяжесть боев на линии соприкосновения, находились и находятся в ужасающем кадровом, материальном и организационном положении.
Вышеописанные общие кадровые проблемы Корпусов Народной Милиции за четыре года войны “не оставили камня на камне” даже от того весьма не блестящего состояния кадров мотострелковых подразделений, с которым Народная Милиция Республик закончила Дебальцевскую операцию. На протяжении этих лет плачевность кадрового положения не находила достаточного отражения в отчётной документации за исключением одного случая уже почти трехлетней давности, когда заместитель по работе с личным составом одного из подразделений в ДНР, исправно выполнив свои обязанности, составил анкету для личного состава, по заполнению которой можно было судить о готовности бойца участвовать в интенсивных боевых действиях. Результатом обработки анкет стал рапорт, поданный руководству, о том, что примерно 65% личного состава подразделения участвовать в интенсивных боевых действиях не готовы, не доверяют своему командованию и т.д. Впоследствии эта цифра, 65%, неоднократно фигурировала в вопросах проверяющих, прибывавших из РФ - “Правда это или нет?” Грамотно проделанная работа, единственная на фоне множества типовых рапортов о полной готовности, создавала впечатление провокации и дезинформации.
За прошедшее с тех пор время ситуация с кадрами и их мотивацией в линейных подразделениях только ухудшалась, местами - критически. Отсутствие активных боевых действий и ситуация, в которой наиболее серьезными и важными задачами, решаемыми войсками, становятся отчетные и демонстрационные мероприятия для приезжающих “комиссий” и “проверяющих”, привело, среди прочего, к укреплению в рядах комсостава кумовства и переквалификации взводных и ротных командиров в “завхозов” и “прорабов”, занятых не ведением боевых действий, а обустройством собственной жизни “при войне”. Уже упоминалось, что за взятку в 1,5-2 или, максимум, 3 месячных размера денежного довольствия приобретаются должности взводных и ротных командиров даже на “горячих” участках фронта. В сложившейся ситуации должность взводного или ротного командира не обязывает к риску для жизни, он может большую часть времени вообще не находиться на позициях, занимаясь, например, вопросами распила на металл заброшенных объектов промышленности и инфраструктуры в зоне своей ответственности. На фоне подобных ситуаций в большом дефиците командиры, которые, цитируя бойцов, “не побегут, когда начнётся”.
Выше уже приводился список денежных отчислений, которые требуются от личного состава, чтобы элементарно обеспечить возможность нормального функционирования подразделений. Помимо вещей, не предусмотренных штатным снабжением, деньги во многих случаях собираются на то, что штатным снабжением предусмотрено, но по тем или иным причинам не выдаётся. Помимо этого подразделения постоянно вынуждены собирать средства на оборудование очередных “показных” объектов(помимо полигонов), и не могут в результате дооборудовать свои передовые позиции, те, на которых они реально ведут бои. Сколько-нибудь вменяемых кандидатов на жизнь в передовых блиндажах за смешные деньги становится всё меньше и меньше, как следствие - военкоматы пропускают людей с судимостями, алкоголиков, которых просто некем заменить. Как следствие, передовые траншеи и блиндажи становятся на многих участках линии соприкосновения территорией алкоголизма, фатализма и апатии. Типовой становится ситуация массового ежедневного пьянства личного состава во главе со старшим на позиции командиром. И даже без спиртного исполнение личным составом своих непосредственных обязанностей может быть принесено в жертву просмотру телепрограмм, DVD или сну без выставления необходимого боевого охранения, чем уже не раз пользовались вражеские ДРГ.
В результате чудовищного кадрового голода некоторые точки, обозначенные на карте у высшего командования как “огневые позиции” на самом деле “обороняются” одним бойцом, мирно спящим в блиндаже.
Сознательные младшие командиры, неоднократно наблюдая неадекватных “советников”, прибывших из российской “армии мирного времени”, приезжающих на передовые позиции, задающих бессмысленные вопросы и требующих соблюдения норм, которые не могут быть в текущей ситуации соблюдены, массово сообщают о том, что ненавидят этих “подкидышей” уже значительно больше, чем противника.
Если ещё год-полтора назад можно было говорить о том, что большую часть своего времени комбаты, ротные и взводные командиры линейных мотострелковых частей, занимающих передовые позиции, тратят на борьбу с противником, то в данный момент уже очевидно, что подавляющая часть сил младшего и среднего комсостава уходит на борьбу с собственными тылами, “войну формата А4”, отписки, “показные мероприятия” и прочую “покраску газонов”.
Типовым форматом “отписки”, например, является оформление и переоформление красочных расписаний боевой подготовки, которые в реальности не просто не соблюдаются, но не могут быть соблюдены по причине невозможности собрать для занятий немногочисленный реально задействованный в боевых действиях личный состав, который или находится на позициях, или в отпуске/увольнении, или занят остро необходимыми работами на территории части и в парках техники (здесь также следует заметить, что в погоне за хоть каким-то укомплектованием воинских частей их командование идёт на компромиссы с новобранцами, “с порога” заявляющими о том, что они готовы нести службу в тылу, но не будут ездить “на передок”. То есть в случае активных боевых действий некоторые службы частей будут просто парализованы самим фактом активных боевых действий, вне зависимости от того, каковы будут их первые итоги).
Суммарная численность боеготового личного состава в полках и бригадах - примерно одна треть. То есть на линии фронта от каждой бригады или полка находится на постоянной основе примерно усиленная рота из личного состава одного из мотострелковых батальонов, сменяющаяся с определенной периодичностью такими же ротами из состава двух других батальонов и дополненная группой разведчиков из разведроты полка/бригады.
Состояние боевых машин пехоты мотострелковых подразделений и уровень снабжения её запчастями и ГСМ в корне подрывает боевую мощь мотострелковых подразделений, так как БМП, перманентно находящиеся в среднем ремонте, на которые выделяется мизер солярки, мотострелки не могут воспринимать иначе как обузу, хлопотный и бесполезный предмет постоянных расходов. Как основное огневое средство мотострелкового отделения БМП, как правило, не воспринимается.
Мотострелки, собрав из денежного довольствия деньги на ремонт техники, оснащение её аккумуляторами, пригодными к нормальной эксплуатации, и всем потребным инструментом и запчастями, вынуждены охранять свою машину от несознательных бойцов собственного подразделения, готовых украсть что-то с машины у боевых товарищей для продажи ради покупки спиртного. После этого на маневрах, не имея достаточной практики вождения и стрельбы, личный состав получает выговор от приезжего начальства за неправильное выполнение учебных задач, и окончательно убеждается в том, что “от бэхи одни проблемы”, ибо, даже если она находится на позициях, находится она там, как правило, в небоеспособном состоянии из-за демонтированных аккумуляторов, которые нет возможности подзаряжать работой двигателя из-за дефицита “экономящейся” на всевозможные хознужды и просто разворовываемой на разных уровнях солярки.
Несоответствие штатных расписаний текущим задачам подразделений в сочетании с дефицитом ЗИПов на крупнокалиберные пулемёты “Утёс” (и самих пулемётов) и выстрелов к автоматическому гранатомёту АГС-17, порождают крайне слабое огневое взаимодействие основной массы разбросанных на больших пространствах передовых пунктов обороны. Временами это удаётся компенсировать крупнокалиберными пулемётами ДШК старого образца и другими внештатными средствами, например СПГ-9, однако чаще всего выход из строя огневых средств по износу или их неполноценная работа никак и ничем не компенсируется.
Огневая подготовка простого стрелка, как правило, слаба, встречаются люди, которые, прослужив несколько лет на не самых спокойных участках фронта, тем не менее, не могут выполнить 1-е Упражнение Учебных Стрельб из автомата даже на оценку “удовлетворительно”.
Постоянный, не “показной” уход за оружием, как правило, или не осуществляется или находится на крайне низком уровне. Те мотострелки, кто вообще занимается регулярной чисткой оружия, делают это, как правило, с помощью отработанного машинного масла или, в лучшем случае, солярки.
Новобранцу, отправляемому на полигон для обучения, сослуживцы доверительно сообщают - “На полигоне тебя ничему не научат, на фронте - научат”. Но, как правило, на фронте боец уже не имеет для этого ни времени, ни сил, ни командира, способного к обучению подчиненных, обладающего какими-либо полезными знаниями. Считанные, единичные подразделения, постоянно находящиеся на передовой, способны перед отправкой на фронт обеспечить бойцу сколько-нибудь полезную подготовку к боевой работе на передовой, аналог армейского КМБ (курса молодого бойца).
Мизерной численности команды смертельно уставших и хронически нищих людей, наблюдающие фронт (“обороной” это назвать нет ни малейшей возможности), большую часть времени, свободного от наблюдения за противником, проводят в решении бытовых проблем - очистке и укреплении окопов после дождей, приготовлении еды, сне и “лечении нервов” с помощью алкоголя.
Жесткие лимиты на расход боеприпасов даже к стрелковому оружию, доходящие временами до пломбирования ящиков с боеприпасами с требованием запрашивать разрешения на вскрытие пломб у командования, приводят к тому, что личный состав вынужден дополнительно нести расходы на приобретение боеприпасов на “черном рынке”, чтобы иметь возможность, в случае обострения ситуации, дожить до получения разрешения на вскрытие пломб.
Состояние средств связи мотострелковых частей, несущих службу на передовой, будет подробно рассмотрено в разделе IV-13. Что же касается оснащения мотострелковых подразделений оптикой, в том числе ночной, то оно целиком и полностью производится за счет личных средств бойцов и командиров, а также волонтерскими организациями. Подавляющее количество находящихся в войсках прицелов и приборов ночного видения советского производства требует ремонта и/или не имеет годных штатных аккумуляторных батарей и зарядных устройств. Единственными формами профилактики ночных нападений вражеских ДРГ на наши посты являются, таким образом, беспокоящий огонь из стрелкового оружия по прилегающим к позициям полями и посадкам и хаотичное минирование пехотой подступов к собственным позициям, зачастую с такими нарушениями техники безопасности, что установленные мины куда опаснее для тех, кто находится на позициях, чем для вражеских ДРГ.
Слабая суммарная эффективность наших снайперов(причины которой будут подробно рассмотрены в разделе IV-9) на фоне постоянной плотной и эффективной работы снайперов противника в сочетании с отсутствием системных контрснайперских мероприятий приводит к тому, что бойцы, находясь на передовой под постоянным прессингом меткого вражеского огня, несут неоправданно высокие потери.
В среднем “позиционная война” эпохи бесконечно сменяющих друг друга фиктивных “перемирий” обходится Республикам в одного убитого или тяжело раненого, не способного вернуться в строй, каждый день или даже больше. Каждый год Республики теряют минимум батальон полного состава. Основные причины смертей - снайперский огонь противника, огонь вражеских пулемётов, гранатомётов и 82-мм и 120-мм миномётов, подрывы на минах, в том числе и в основном - собственных.
В довершение всего этого снижение качества кадров мотострелковых частей и уровня их мотивации и рост количества алкоголиков и асоциальных элементов среди личного состава приводят к ситуации, когда снабжение значимой части мотострелковых частей ценными средствами связи и оптическими приборами за счет волонтерских организаций не имеет смысла. Если ценная техника выдаётся “снизу”, без фиксации в документах части, она присваивается несознательными бойцами, продаётся, обменивается. Если же ценное оборудование выдаётся в часть “сверху”, через командование, то очень часто оно или вообще не доходит до передовой, или, будучи зафиксированным в документации части, становится “материальной ценностью, выдаваемой под роспись“. В результате чего даже сознательный командир, которому жизненно необходим для полноценного выполнения его боевых задач современный ПНВ, не будет брать его в соответствующей службе своей части “под роспись”, так как будет бояться, что его несознательные бойцы сломают или потеряют его, или изобразят потерю, чтобы продать на “барахолке”.
В результате снабжение фронтовых подразделений волонтерскими организациями ограничено только теми частями, использование техники в которых для волонтерских организаций является достаточно прозрачным и контролируемым процессом. Подобного рода “прозрачность” очевидно достигается за счёт того, что кто-то из волонтеров или сам служил в частях Народной Милиции, или имеет достаточно старых, проверенных друзей в данных частях, которые не допустят разбазаривания и бездарной утраты доставшихся им приборов и техники. Описанный в начале нашего доклада общий рисунок антропотоков, “вымывающих” мотивированных людей и ветеранов из частей Народной Милиции, касается и этих друзей тоже, что, в свою очередь, даже без снижения общей мощности волонтерских фондов, сужает круг подразделений, снабжаемых волонтерами.
Параллельно с вышеописанными фронтовыми реалиями нищих измотанных разуверившихся во всем людей, среди пьянства, наркомании и “распила на металл” прифронтовых промзон хоть как-то держащих фронт силой своего “упорства обреченных”, существует и совершенно отдельный от них мир штабов этих же самых мотострелковых бригад и полков, где у офицеров двухчасовой обеденный перерыв, все одеты “по пикселю”, и уже в пятницу после обеда трудно найти офицеров на рабочем месте. Устроившись “при войне” оборотистыми завхозами и прорабами, называя “службу” “работой”, многие люди, составляющие бравурные отчеты о боеготовности и укомплектованности, даже не пытаются представить свои действия в случае реального масштабного обострения боевых действий, целиком полагаясь на “Северный ветер”.
IV-7. Артиллерия. Сумерки “Богов войны”.
Наиболее вопиющим показателем того, насколько мощное отрицательное влияние на кадровый состав Народной Милиции имеет текущая динамика проходящих через нее антропотоков, являются результаты простейших проверок, проводимых офицерами-энтузиастами в артиллерийских подразделениях и их группах артразведки. В ходе подобного рода проверок с завидной регулярностью выясняется, что личный состав, в обязанности которого в ходе ведения боевых действий входит быстрое, практически автоматическое, решение обратной геодезической задачи для получения дальности от точки стояния до цели и дирекционного угла, не может этого сделать самостоятельно даже в “тепличных” условиях. То есть, фактически, основная масса артиллеристов и артразведчиков совершенно непригодна к полноценной боевой работе.
Получившие широкое распространение компьютерные программы типа “Блокнот артиллериста” не способны компенсировать эту непригодность, так как программы, ускоряя и автоматизируя вычисления, требуют осознанного ввода данных и полноценного осмысления полученных результатов. Боевая подготовка артиллеристов настоящим образом ведётся только там, где в силу каких-то причин остались группы энтузиастов, мотивированных людей, стремящихся как можно лучше подготовиться к будущим масштабным боевым действиям. Особенно эффективна эта подготовка там, где артиллерия уже имеет постоянное боевое применение в ходе принуждения противника к соблюдению Минских соглашений.
В подразделениях, не сталкивающихся с регулярной необходимостью полноценного эффективного применения артиллерии в реальных сложных боевых условиях, все системные усилия по боевой подготовке артиллерии носят демонстративно-показной характер. “Выучка”, демонстрируемая расчётами “циркачей”(показными командами) на давно изученных полигонах с хорошо известными целями для стрельбы, моментально исчезает, как только ставится настоящая задача, с неизвестными заранее вводными. В результате этого, например, гаубичный расчёт, многократно отрабатывавший на “отлично” показные стрельбы, получив во вводной вместо привычного обычного места развёртывания новые координаты банально не сумел сориентироваться на местности и найти указанную точку. Описания подобного рода казусов с артиллерийскими подразделениями выглядит злонамеренной дезинформацией и клеветой на артиллеристов, для которых грамотная работа с картой и расчёты - главный ключ к успешному поражению целей. Но “блуждание” целых мотострелковых и танковых колонн во время учений является досадной “нормой жизни”.
Даже бойцы батарей 120-мм миномётов, основного оружия поддержки пехоты, огонь которого чаще всего используется при обострениях для принуждения противника к соблюдению Минских соглашений, временами демонстрируют потрясающее легкомыслие и чудовищно низкие мотивацию и ответственность. Так, например, достаточно массово отмечаются случаи демонтажа с миномётов предохранителей от повторного заряжания под предлогом того, что они при стрельбе требуют регулярной чистки, при отсутствии которой стрельба становится проблематичной. На части миномётов в принципе отсутствуют оптические прицелы, хотя их повсеместного наличия требуют сложившиеся условия боевого применения.
Говоря об этих условиях как применительно к миномётам, так и к работе артиллерии вообще, мы, в первую очередь, имеем в виду следующее. Противник, обладая артиллерией сопоставимой или даже превосходящей нашу мощности, постоянно применяет БПЛА как для разведки целей, так и для контрбатарейной борьбы, имеет агентуру, сообщающую ему в режиме реального времени о маршрутах движения колонн. Это требует применения артиллерии , основанного на оперативном обнаружении целей, доступных огню артиллерии, скрытном и быстром синхронном развёртывании одновременно нескольких батарей или даже отдельных огневых взводов артдивизиона в разных местах и их быстрой синхронной работе, корректируемой наблюдателями с передовых позиций или с БПЛА. Для того, чтобы обеспечить подобного рода эффективную тактику боевого применения, артиллеристам требуется не только значимо большее, нежели штатное, количество артиллерийских буссолей(ПАБ-2М) или лазерных приборов разведки (ЛПР) для передовых наблюдателей, но и оперативно работающие в интересах корректировки их огня БПЛА большого радиуса действия, а также общая для командования, огневых позиций и наблюдательных постов достаточно гибкая и мобильная система закрытой радиосвязи, позволяющая корректировать огонь и управлять выдвижением и развертыванием/свертыванием огневых взводов и батарей.
Такого рода системы связи и БПЛА, работающие хотя бы в масштабе дивизиона, как правило, не только дороги и практически недоступны для самостоятельной закупки подразделениями, несущими из без того большое бремя расходов для обеспечения своей боевой работы, но и не могут быть полноценно развёрнуты в первую очередь по кадровым причинам. Кадровый дефицит, дефицит полноценно подготовленных специалистов по связи и БПЛА в войсках чудовищен и выправление его потребует времени и огромных системных усилий. В данный момент частные отклонения от общего печального фона ситуации - плод напряженных усилий групп энтузиастов, поддерживаемых волонтерскими организациями.
В то же время уровень работы артиллерии противника в сочетании с насыщенностью войск противника БПЛА достиг к настоящему моменту весьма высокой планки. Противник уже несколько раз продемонстрировал, что, за счет дорогостоящей оптики (например, тепловизионной), установленной на БПЛА, способен обнаруживать орудия и бронетехнику в условиях плохой видимости, ночной темноты или тумана, и корректировать огонь, успешно поражая со второго выстрела цели, никак не проявившие себя на огневой позиции. Так постепенно складываются условия полного технического превосходства противника,, серьезно усложняющие применение нашей артиллерии.
Оперативность применения противником корректируемого огня артиллерии в “горячих точках” линии соприкосновения также достигнута впечатляющая. Через 5-7 минут после начала стрелкового боя над местом боестолкновения появляется беспилотный аппарат, готовый корректировать огонь вражеских орудий и миномётов. В сочетании с тем, что бригады противника располагают самоходными 152-мм САУ “Акация”, в то время как гаубичные самоходные дивизионы наших бригад вооружены менее дальнобойными 122-мм САУ “Гвоздика”(у нас 152-мм орудия находятся только в артбригадах, напрямую подчиненных Корпусам), такая оперативная корректировка огня может постепенно превратить “артиллерийские дуэли” в одностороннее безнаказанное избиение.
В этих условиях прибытие из РФ неквалифицированных “артиллеристов”, требующих от “местных” работы по стандартам мирного времени (вплоть до отсыпки гравием дорожек к показным огневым позициям на полигонах), деморализует личный состав, значимая часть которого уже на своем личном опыте могла убедиться в том, насколько высок уровень подготовки противника, который 4 года последовательно и, главное, системно работает над повышением качества работы своей артиллерии.
IV-8. Сапёры. “Сапёры не должны быть умными, сапёров должно быть много”.
Четвертый год позиционной войны, предъявляющей повышенные требования к инженерно-саперной подготовке войск, Корпуса Народной Милиции заканчивают большими успехами в реализации принципа, вынесенного в заголовок этого раздела. Подготовленных сапёров мало, необходимого оборудования - тоже. За прошедшее время полноценной школы столь необходимых кадров в инженерно-саперном деле, как и во многих других сферах боевой работы Корпусов, создано не было.
Кроме непосредственно кадрового вопроса, описанного в начале доклада, оказывающего на инженерно-саперные подразделения такое же влияние, как и на все прочие, инженерно-саперные подразделения имеют примерно одинаковые типовые проблемы, наиболее острой из которых является организация связи и взаимодействия при работе саперов на передовой.
Специфика работы саперов в условиях текущей позиционной войны такова, что сам факт активности саперов, снайперов или разведчиков на каком-либо участке фронта должен оставаться в тайне от противника, что не может быть обеспечено в ситуации, когда для работы сапёров и для организации взаимодействия с ними пехотных подразделений используется открытая радиосвязь. Собственно, штатных средств радиосвязи, способных обеспечить работу сапёров в сапёрных ротах бригад не предусмотрено - только радиостанции открытой связи Р-159, не подходящие для таких задач ещё и по массо-габаритным характеристикам. Средства связи более отвечающие боевым задачам, портативные радиостанции, приобретаются бойцами за свой счет и за счет волонтерских организаций, однако крайне редко есть возможность оснастить низовые подразделения (роты, взвода), в том числе саперные, радиостанциями закрытой связи в необходимом количестве.
Другим важным ограничивающим фактором является отсутствие в большинстве саперных подразделений специалистов, способных обеспечить постоянную эксплуатацию собственного радиооборудования закрытой связи. Штатных связистов в саперных ротах и взводах нет, подготовка внештатных затруднена. В результате работа сапёров, как правило, обеспечивается работой их радиостанций открытой связи, 5-ваттных Baofeng UV-5R, в радиосетях открытой связи пехотных подразделений со всеми вытекающими последствиями, демаскирующими работу сапёров. Или, как вариант, радиосвязь не ведётся, вследствие чего нарушается взаимодействие и повышается риск гибели сапёров, в том числе от “дружественного огня” огневых средств пехотных подразделений. (Другим дорогостоящим оборудованием, не предусмотренным штатно, но остро требующимся в саперных подразделениях, как и во всех остальных частях, постоянно работающих на передовой, являются приборы ночного видения (ПНВ), но и в этом случае все активнее вступает в свои права кадровое ограничение - в войсках осталось крайне мало людей, способных грамотно эксплуатировать такую технику.)
К концу четвертого года позиционной войны не решена проблема оснащения инженерно-сапёрных подразделений даже штатным количеством современных миноискателей военного образца. Ситуация, когда долгое время на вооружение реально действующих саперных подразделений пытались выдавать устаревшие миноискатели, привела к тому, что наиболее адекватные выжившие и оставшиеся на службе сапёры приобретают металлоискатели гражданского образца сами, на свои средства.
На результатах применения МВЗ Народной милиции отрицательно сказываются также и нехватка полевого кабеля для использования в МВЗ, и выгорание минных полей во время летних пожаров, не восполняемое своевременно из запасов. Точные карты собственных минных полей являются достоянием крайне малого числа подразделений. Частично они не могут быть верно составлены в силу весьма примерных указаний о месте их установки теми, кто ставил их непосредственно на местности. Частично люди просто не хотят давать реальную информацию о своих МВЗ наверх, опасаясь того, что она “уйдёт” к противнику, частично подразделения низового уровня выставляют одиночные МВЗ штатного образца или “растяжки” вокруг своих позиций и просто не считают нужным кого-то об этом информировать.
IV-9. Снайпера. За фасадом бравурных телерепортажей.
Вопросы организации снайперской работы, критичной для успеха позиционной войны, в подразделениях Народной Милиции Республик, к сожалению, также находятся на уровне, мало отличающемся от весны 2015 года. За четыре года войны единственным системным фактором, влияющим на работу снайперов, была кадровая “текучка”, сказавшаяся на этих подразделениях также болезненно, как и на всех прочих, если не более, так как подготовка снайпера на замену уходящему со службы занимает значительно больше времени, нежели по другим военным специальностям и требует спецотбора.
Другим системным фактором, ограничивающим возможности систематической снайперской работы, являются штатные расписания, подразумевающие наличие в полках и бригадах всего лишь снайперских взводов. В результате, учитывая то, что в территориальных батальонах снайперские подразделения штатно вообще не предусмотрены, одновременно на передовой, закрепленной за полком/бригадой, может находиться не более отделения снайперов (остальные – в увольнениях, в ППД/ПВД на учебе и в нарядах/караулах). Для полноценной постоянной систематической работы, в том числе антиснайперской, этого явно недостаточно.
Механическим увеличением количества штатных единиц эта проблема решена быть не может. При увеличении штатов до роты на бригаду (те стандарты, к которым стремится противник) неизбежно встанет вопрос массовой подготовки квалифицированных кадров в специализированных учебных центрах, которые в данный момент отсутствуют, а должны быть сформированы до увеличения штатов снайперов.
В текущей же ситуации даже малочисленные имеющиеся штатные снайпера сталкиваются с множеством проблем в своей работе, часть из которых возможно решить с привлечением личных или волонтерских средств, однако две очень острые проблемы решить таким образом нельзя – отсутствие в войсках дальнобойных винтовок, серьезно превосходящих по огневым возможностям нынешние штатные СВД, и отсутствие снайперских патронов к имеющимся винтовкам СВД.
Попытки применять в боевых действиях противотанковые ружья ПТРС и ПТРД калибра 14,5-мм, а также винтовки кустарной сборки “Дончанка” на базе 12,7-мм стволов пулемётов НСВ “Утёс” показали, что все три образца могут эффективно применяться как средства поражения легкобронированной техники, автомобилей и слабо укрепленных огневых точек, однако в качестве снайперских или антиснайперских винтовок они применены быть не могут, так как не достигают необходимых значений кучности на требуемых дальностях. Дальнобойных снайперских винтовок войска не получают, в то время как противник проводит широкую кампанию по оснащению своих войск дальнобойными винтовками, начиная с модернизаций винтовки Мосина 1891/30 и заканчивая самыми современными снайперскими комплексами.
Компенсировать отсутствие специальных снайперских патронов 7,62x54R, снабжение которыми снайперов удалось наладить только в 9-м опмп НМ ДНР, снайпера могут только переснаряжением обычных патронов, приобретая для этого соответствующее оборудование за свой счёт. Централизованного промышленного изготовления или хотя бы массового кустарного переснаряжения снайперских патронов в Республиках нет.
Аналогичным образом снайперам приходится полагаться на свои средства и на средства волонтерских организаций при приобретении наборов маскхалатов под все времена года, дальномеров, метеостанций, оптических прицелов необходимого уровня. Портативные средства закрытой радиосвязи штатно в снайперских подразделениях не предусмотрены и также приобретаются частным порядком на свои средства или средства волонтерских организаций.
В совокупности все вышеизложенные факторы к концу 2018 года создали следующую ситуацию. Непрерывная плотная работа снайперов противника стала одним из ключевых факторов, определяющих печальную ситуацию на передовой. Молодые неопытные бойцы постоянно гибнут и получают тяжелые ранения от снайперского огня, на остальных эти потери и постоянный точный огонь вражеских снайперов вообще, производят угнетающее воздействие и сковывают боевую активность.
Помимо этого отсутствие перископических приборов наблюдения или малочисленность их, там, где они есть, резко сокращает эффективный обзор с боевых позиций, что дает противнику возможность эффективно производить на передовой все виды необходимых работ и занимать новые позиции в “серой зоне”.
С нашей стороны взвода снайперов полков и бригад не располагают ресурсами для ведения постоянной активной антиснайперской работы, отдельные энтузиасты снайперской стрельбы из разведподразделений – тем более. Практически единственным подразделением, пытающимся, с широким привлечением волонтерских ресурсов, вывести работу снайперов на системный уровень и наладившим массовое изготовление примитивных но эффективных перископических приборов наблюдения, является 9-й полк морской пехоты НМ ДНР. Причину подобного подхода мы уже указывали – полком “от местных” командует военный специалист-доброволец с большим опытом, в прошлом – снайпер подразделений СпН, который прекрасно понимает роль снайперов в позиционной войне. То есть в основе этих успехов лежит, опять же, не системный а личностный фактор.
IV-10. “Республика спецназов”. Разведка и части специального назначения в ДНР и ЛНР.
Введенный в оборот ополченцем-горловчанином Алексеем Петровым (творческий псевдоним - “Изя Кацман”) термин “Республика спецназов” долгое время очень точно отражал состояние военных усилий в ДНР. В республике, помимо, Корпуса Народной Милиции, существовали спецназ МЧС, спецназ Минтранса, спецназ Министерства доходов и сборов, Полк специального назначения Главы Республики, Республиканская гвардия и, конечно, собственные подразделения СпН и разведки во внутренних войсках МВД и подразделения СпН в структуре МГБ. Все эти спецназы имели закрепленные за ними позиции на ЛБС, участвовали в боевых действиях, однако по факту являлись не столько именно частями спецназначения, сколько попытками, разной степени успешности, различных ведомств создать хоть сколько-нибудь вменяемые подразделения на фоне тягостной картины реальной боеспособности основной массы мотострелковых подразделений Корпусов. Оснащение этих частей СпН также шло большей частью за свой счёт, боеприпасы и оружие иногда просто покупались на черном рынке. Обучение - в меру опыта и служебного рвения офицеров на местах.
В определенный момент в качестве якобы наиболее адекватного боевым задачам этих подразделений термина стало вводиться определение “разведывательно-штурмовой батальон”(РШБ) и наиболее известным РШБ ДНР стал “Батальон Прилепина”, хотя, даже при наличии закрепленных за ним боевых позиций на ЛБС, на которых стояли подразделения батальона, занимался батальон в основном охраной “правительственного квартала”.
На практике термин “разведывательно-штурмовые” расшифровывается как “люди, которых можно послать в разведку или на штурм и они, хотя бы, сразу от этого не откажутся”. То есть это, фактически, просто хоть сколько-нибудь боеспособные части, пригодные к реальному интенсивному боевому применению. Увы, нет никаких признаков того, что в ближайшем будущем куда-то уйдут реалии “разведывательных” и “штурмовых” операций периода Дебальцевской операции, когда разведывательные подразделения бригад оказывались едва ли не единственной более-менее стабильно работающей пехотой, которая в погоне за темпом наступательной операции бросалась на штурм неразведанных позиций противника вместо того, чтобы провести их полноценную разведку с последующим подавлением. Подобное вырывание себе глаз и швыряние их в противника в начале драки в надежде на то, что противник этим впечатлится и отступит, никакого впечатления на врага не произвело.
В случае резкого обострения интенсивности боевых действий разведка, как в виде отдельных батальонов, так и в виде рот и взводов мотострелковых частей, будет, как и в 2015-м году, “каждой бочке затычка”, ибо во многих бригадах, полках и батальонах только разведка является пехотой, достаточно боеспособной для участия в полноценных ожесточенных общевойсковых боях. При этом возможности использования разведки в роли именно разведки крайне ограничены не только общими проблемами кадровой текучки “корпусов”, но и крайне слабым оснащением разведывательных подразделений оптикой и электроникой, необходимыми для ведения разведки в современных условиях. Отсутствие необходимой оптики, в том числе ночной, носимых портативных БПЛА и средств закрытой связи в случае с разведкой оказывает куда более серьезное отрицательное влияние на соотношение потерь и выполненных задач. Получается, что, с одной стороны, разведка является более мотивированной пехотой, но при этом во многих случаях, выполняя свои задачи, потери несет гораздо большие в процентном соотношении, чем мотострелковые части, занимающие позиции на ЛБС и выполняющие более простые задачи. В итоге в первую очередь “выбивается” опытный и мотивированный личный состав, который мог бы освоить и полноценно эксплуатировать сложную технику. А полноценно обучать разведподразделения, для восстановления их кадрового потенциала, в условиях вышеописанного состояния постоянного чудовищного кадрового голода в войсках Народной Милиции Республик и сейчас представляется крайне затруднительным. Всё это вместе не обещает изменения ситуации к лучшему.
IV-11. БПЛА. Бесчеловечная авиация.
Несмотря на наличие в корпусах НМ службы БЛА, т.е. роты БЛА в корпусе и взводов БЛА в бригадах и полках, укомплектованных материальной частью российского производства (комплексы “Леер”, “Орлан”, “Тахион”, “Элерон”), успехи Народной милиции в этой области более чем скромны, если брать их в соотношении с затраченными ресурсами (а потерянных по разным причинам во время боевых вылетов БЛА только серийного российского производства на данный момент зарегистрировано более сотни).
Агентура противника, внедренная в комсостав корпусов НМ, еще более года назад сумела разместить на компьютере начальника разведки 2 АК НМ ЛНР специализированное программное обеспечение, предоставившее противнику возможность практически в режиме реального времени знакомиться с текущей документацией разведки 2 АК, в том числе и касающейся работы роты БЛА 2-го АК. Часть этой информации, включая фотографии российских БЛА на “показе”, проходившем на территории комплекса “Транспеле” в Луганске, была выложена в открытый доступ.
Помимо общей проблемы насыщенности корпусов вражеской агентурой, ключевыми проблемами применения БЛА в корпусах НМ были, есть и будут проблемы кадровые и структурные, в сочетании усугубляющие эффект друг друга.
Подготовка пилотов и операторов для комплексов БЛА в местных условиях - нетривиальная задача, дополнительно осложняемая общей ситуацией с кадрами в корпусах НМ. Среди оставшихся на Донбассе молодых людей, готовых поддержать борьбу Республик против киевского нацистского режима, лишь немногие по уровню общего и специального образования были способны успешно пройти подготовку и стать пилотом или оператором БПЛА, а на пятый год войны таких остались буквально единицы. Они, как правило, со временем или попадают в роты БЛА, или, в силу вышеописанных причин “кадровой текучки” в корпусах НМ (бесцельная “уставщина”, денежные сборы с зарплат, нецелевое использование подготовленных кадров), разочаровываются в службе, покидают ряды Народной Милиции и находят себе достойный заработок в РФ, способный обеспечить их семьи.
Взвода БЛА полков и бригад большую часть времени своего существования заняты непрофильными задачами, так как, в силу малой практики и низкой квалификации, быстро ломают или полностью утрачивают имеющиеся БЛА. Полноценный ремонт сломанных штатных военных российских БЛА, проходящих по отчётности, возможен только в РФ, и, с учётом обслуживания и ремонта ЛА, возвращаемых из Сирии, он растягивается до сроков, подразумевающих практически полную смену личного состава взводов, то есть вернувшиеся из ремонта ЛА будут немедленно сломаны снова новыми неопытными операторами, и взвода снова окажутся в нарядах, на разгрузке БК и т.д. В итоге наиболее постоянным составом взводов становятся люди, которым интересно исключительно получение денежного довольствия.
В тех взводах БЛА, где складывается хоть сколько-нибудь жизнеспособный кадровый костяк, нацеленный на эффективную работу, постоянную небоеспособность основной массы штатных БЛА компенсируют работой коммерческих БЛА, доступных в свободной продаже и закупленных на частные пожертвования и собственное денежное довольствие. Чаще всего – квадрокоптерами DJI Phantom. Даже эти машины, при всей ограниченности их возможностей, в итоге приносят на уровне бригада-батальон значительно больше практической пользы, чем штатные средства. И даже при сравнительно малой ремонтопригодности DJI Phantom в целом, их ремонт, включая заказ запчастей из Китая, всё равно занимает на порядки меньше времени, чем возвращение в строй поврежденных штатных БЛА или получение новых вместо утраченных. (В ситуациях повреждений корпусов штатных БЛА они, как правило, восстанавливаются личным составом, однако выход из строя элементов бортового радиоэлектронного оборудования (БРЭО) или моторов личный состав далеко не всегда может восполнить заказом в Китае требуемых элементов БРЭО, закупаемых там отечественными оборонными предприятиями для своих изделий.)
Корпусные роты БЛА, в свою очередь, за счёт более высокого уровня кадров теряющие в ходе вылетов меньше ЛА и сохраняющие некоторый постоянный рабочий парк ЛА, дают разведданные командованию корпусов, и в бригадах эти данные оказываются, если вообще оказываются, как правило с полностью обесценивающим их опозданием. Таким образом, в условиях, когда разведка средствами БЛА является основной формой эффективной разведки, бригады полуслепы, а батальоны слепы полностью. Что, учитывая количество войск, уже сконцентрированных противником по фронту, обеспечивает врагу полную тактическую внезапность в случае массированного нападения. Те минимальные передвижения, которые противник будет вынужден будет предпринять перед атакой, просто не будут своевременно обнаружены.
Практически все стрелковые и мотострелковые батальоны корпусов НМ вынуждены такой ситуацией к постоянным попыткам приобрести на свои средства и использовать для тактической авиаразведки хотя бы квадрокоптеры DJI Phantom или Mavic Pro. Подобные попытки, чаще всего, сталкиваются с дороговизной оборудования требуемого уровня, и с нехваткой кадров. Наиболее распространённым итогом такой попытки является выкупленный в РФ б/у квадрокоптер, не отвечающий требованиям фронта в силу заниженной ценовой планки, доставленный в батальон уже после увольнения из него человека, который мог бы его полноценно эксплуатировать и лежащий на хранении у командира батальона с формулировкой “Я вам его не дам, сломаете”.
По существу в наличии именно “бесчеловечная авиация”. У неё нет самого главного компонента для успешной боевой работы - массы хорошо подготовленных кадров, которым было бы интересно то, что они делают и системы подготовки таких кадров.
Что касается усилий противника в области применения БЛА, то следует заметить, что украинскими волонтёрами и военными за четыре года войны достигнуты объем и уровень применения БЛА, недоступные корпусам Народной Милиции. Опираясь на бюджетное и частное финансирование, а также на помощь своих “западных коллег” противник к осени 2018 года развернул массированное применение БЛА самых разных типов при решении самых различных задач.
По оценке участников воздушной войны с нашей стороны, ВСУ держат одновременно в воздухе столько аппаратов, сколько их в принципе есть в Корпусах по штату, включая временные неисправные и утраченные (соизмеримых по классу и возможностям, разумеется). Как уже было сказано выше, через 5-7 минут после начала любого крупного боя в воздухе появляется аппарат-корректировщик противника и работа вражеской артиллерии резко упрощается.
Противником, помимо БЛА самолетного типа широко используются как малые квадрокоптеры DJI Phantom и Mavic Pro, для тактической разведки, так и более крупные аналоги, в том числе ударные. Заметный психологический эффект от применения противником ударных БЛА достигается за счёт вышеописанных проблем с оборудованием позиций войск Народной милиции (окопы и укрытия зачастую полноценно не отрыты, маскировочных сетей нет).
БЛА самолетного типа различных аэродинамических схем и конструкций применяются противником в интересах разведки, корректировки огня и РЭБ. Исследование сбитых и упавших БЛА самолётного типа, подтвердило имевшиеся предположения относительно наличия на них средств оптического наблюдения ночью и в сложных метеоусловиях, тепловизионных камер FLIR Vue Pro, дорогостоящей аппаратуры, представляющей, по своим возможностям, собой практический “потолок” доступного гражданскому покупателю на мировом рынке. БЛА с этими камерами интегрированы противником в систему управления войсками, что позволяет ему даже в условиях плохой видимости оперативно и успешно поражать артиллерией технику НМ, расположенную на расстоянии 5 и более километров за линией фронта.
Помимо этого БЛА противника также успешно применяются в интересах РЭБ - радиоперехвата, пеленгации, подавления радиосредств и радиоканалов управления БЛА народной милиции. Таким образом, противник, в случае активизации боевых действий, сможет не только сам получать оперативную и точную информацию, без задержки формируя на её основании задачи по огневому поражению для своей артиллерии и, возможно, авиации, но и будет иметь возможность блокировать получение такой информации командирами Народной Милиции даже в тех скудных рамках, в которых это происходит сейчас.
Помимо самодельных ударных квадрокоптеров “кустарного” производства, сбрасывающих самодельные неуправляемые БЧ из 82-мм миномётных мин, выстрелов от АГС-17 или кумулятивных БЧ от РПГ, противник с 2017 года начал закупки польских барражирующих боеприпасов Warmate. Существуют и собственные украинские разработки аналогичных по задачам конструкций, например у компании СпецТехноЭкспорт, обеспечивающие поражение боеприпасами массой до 3 кг передовых опорных пунктов, военной техники или ПВД/штабов в ближнем тылу. А в марте 2019 появились данные о получении украиной ударных БПЛА Bayraktar TB2 турецкого производства.
Соответственно, в случае перехода противника в наступление он сможет на направлениях главных ударов обеспечить себе подавляющее превосходство ещё и в этой области.
IV-12. Военная медицина. Жгут и ИПП, которыми никто не умеет пользоваться.
Проблемы военной медицины в войне на Донбассе были всесторонне описаны ещё несколько лет назад Юрием Юрьевичем Евичем, встретившим Дебальцевскую операцию на посту начальника медслужбы 3-й омсбр НМ ДНР, в его книге “В окопах Донбасса” и других публикациях.
Увы, с тех пор значимых изменений ситуации в лучшую сторону непосредственно в войсках не происходило. Вернулись к относительно нормальной работе тыловые медучреждения, помимо “гражданских” больниц в тылу были развернуты военные госпитали, оснащенные значимой частью необходимого оборудования, однако грамотное оказание медпомощи непосредственно на передовой осталось проблемой чудовищной и постоянно усугубляющейся, в связи с вышеописанной кадровой деградацией войск. Наши потери погибшими в позиционной войне неоправданно высоки в том числе и потому, что подразделения, находящиеся на передовой, не обеспечены всей необходимой “инфраструктурой” первой помощи раненым и их эвакуации, а люди оказанию этой помощи не обучены и, по мере снижения процента мотивированных бойцов и роста апатии и алкоголизма, всё меньше желающих этому обучиться. А возможности их полноценно обучить все больше ограничиваются тем, что их просто невозможно снять с позиций для обучения, так как некем заменить.
Смешно говорить о необходимости массового оснащения войск современными перевязочными и гемостатическими средствами в ситуации, когда до сих пор с завидной регулярностью волонтерские организации получают от войск запросы на поставку индивидуальных перевязочных пакетов и жгутов Эсмарха, которые давно должен иметь при себе каждый боец и получать в рамках армейского снабжения. Современными же гемостатиками, жгутами-турникетами и медукладками войска, даже разведывательные подразделения, снабжаются только за счёт собственных средств и волонтерских организаций.
“Советники” разного уровня в этой области ограничивают свою деятельность, в основном, регулярными требованиями к войскам самообеспечиться чем-то из требуемого медицинского оснащения за собственный счёт - пошить специальные медицинские подсумки, укомплектоваться турникетами, укомплектоваться гибкими носилками и т.д. Естественно, за счёт личного состава.
За четыре года войны так и не решен нормально вопрос штатного снабжения войск лекарствами для борьбы с сезонными вспышками заболеваемости гриппом и ОРВИ.
Как уже было описано выше, в разделе IV-3, растянутость войск по фронту, плачевное состояние парка медицинских бронемашин МТ-ЛБ и плохое снабжение их топливом, равно как и плохая организация взаимодействия, препятствуют полноценной организации эвакуации раненых с передовой.
Таким образом, любые частные успехи в реальном медицинском обеспечении войск, как все прочие успехи в рассмотренных выше сферах, являются плодом упорства небольших групп энтузиастов, а не системной работы армейских структур. А заметные успехи в обеспечении тыловой медицинской инфраструктуры полностью уничтожаются проблемами с первой помощью и медицинским транспортом на передовой.
IV-13. Связь и управление. Проблемы управления войсками в случае начала активных маневренных боевых действий.
Этот раздел доклада, посвященный имеющимся в Корпусах Народной Милиции системам связи и управления написан столь подробно не только и столько потому, что один из авторов доклада, Андрей Морозов, служил связистом во время Дебальцевской операции и на протяжении четырех последующих лет старался максимально эффективно решать проблемы связи и управления в войсках уже как волонтер, опираясь на ресурсы КЦПН, ОД “Новороссия” и на помощь множества неравнодушных граждан, поддерживающих борьбу Донбасса с украинским нацизмом. Связь - нерв армии. От скорости сигнала, проходящего по этому нерву и от качества его передачи часто зависит всё. Подразделение, у которого нет постоянной связи с командованием, на поле боя фактически не существует. Если командир не может полноценно управлять своими силами внутри подразделения, оно, подразделение, очень быстро сокращается до того размера, который поддается управлению, наполняя СПАМы подбитой техникой, а госпиталя и морги - ранеными и убитыми. Можно долго рассуждать о соотношении роста, веса, длины рук и технике работы боксеров, выходящих на ринг, но все эти рассуждения не имеют ничего общего с реальностью, наступающей после гонга, если один из боксеров - эпилептик, падающий на ринг в припадке после пары полученных ударов.
Начать описание проблем организации связи нам придется не только с дежурного утверждения о том, что и здесь “кадры решают всё” и об отсутствии кадровых школ, где производилась бы массовая и полноценная подготовка специалистов радиосвязи и РЭБ, создание которых предлагали начать и готовы были материально-технически поддержать волонтерские организации ещё во второй половине 2014-го года. Существует ещё один, на первый взгляд, парадоксальный фактор, препятствующий, пусть и не в такой степени как кадровая проблема, созданию полноценных сетей связи, способных обеспечить управление войсками в случае начала массовых активных боевых действий.
В разговорах с участниками Дебальцевской операции относительно организации связи всплывала фраза “Будь у нас хорошая связь и не имей мы возможности игнорировать идиотские приказы сверху, нас бы угробили не частично, а полностью”. И практика организации связи в войсках после Дебальцевской операции, наглядно показавшей местным командирам уровень компетентности основной массы “советников” и их отношение к личному составу, такова, что в некоторых подразделениях командование само не заинтересовано в организации надёжной закрытой радиосвязи, способной работать в условиях полноценной войны, то есть, как правило, связи, организованной на базе внештатных цифровых шифруемых радиостанций. Многих набор из сотового телефона с SIM-картой “Феникса” или “Лугакома”, радиостанции Р-159 и полевого телефона TA-57 полностью удовлетворяет по причине следующих рассуждений: “Всё равно нас ни учить ни снабжать нормально не будут, но, когда ВСУ атакуют, нас непременно решат кинуть в драку и всех угробить. Зачем предоставлять “подкидышам” такую возможность? По тишине связь есть, и нас за её отсутствие не наказывают. Не будет связи, когда людей отправят воевать, люди просто остановятся при исчезновении связи, а потом где смогут - атакуют, где не смогут - отступят. Придёт Россия, всех спасет, все останутся живы”. И обвинить людей в каком-то саботаже или нежелании что-то делать нельзя - собственных средств подразделений на то, чтобы закупить себе закрытую цифровую радиосвязь в необходимых количествах, после всех необходимых ранее описанных трат, просто нет. Более того, в некоторых подразделениях недостаток мотивации рядового состава и, прежде всего, офицеров не позволяет даже создать общие денежные фонды для совместного решения серьезных внештатных задач.
Теперь перейдем от проблем кадровых и психологических к рассмотрению технико-организационных проблем в области организации связи. Опыт Дебальцевской операции показал явную и критическую недостаточность имевшихся проводных средств связи и средств открытой радиосвязи для управления войсками. Однако до сих пор, за 4 года войны, толком не решены ни проблемы с проводными средствами связи, ни проблемы открытой радиосвязи, ни проблема перехода к закрытой радиосвязи в управлении войсками на передовой. Рассмотрим поочередно все проблемные участки и все попытки создания единой системы связи.
Штатная проводная связь - полевой кабель, телефоны, коммутаторы.
Как уже указывалось выше, снабжение войск полевым телефонным кабелем, полевыми телефонами и коммутаторами совершенно не соответствует условиям реального боевого применения войск на ЛБС в текущих местных реалиях позиционной войны. Чтобы хоть как-то контролировать ЛБС ротными и взводными опорными пунктами, а также наблюдательными пунктами подразделениям, имеющим крайне растянутые боевые порядки, требуется во много раз больше полевого кабеля и в несколько раз больше полевых телефонов, чем им положено по штату. Механизм своевременного пополнения в нужном объеме запасов полевого кабеля в войсках не отработан за четыре года, так что, уложив свои мизерные запасы в самые критичные фронтовые полевые линии, подразделения связи не могут списывать поврежденный во время обстрелов кабель и не получают взамен него новый. В результате на последних 100-200 метрах линии у передовой траншеи сростки на кабеле через 1-2 метра.
Хроническая повсеместная нехватка средств проводной связи порождает столь же повсеместное использование на передовой в качестве замены сегментов проводной связи радиосетей портативных и базовых радиостанций гражданского образца в VHF- и UHF-диапазонах. Как следствие, противник, имея подразделения радиоперехвата и пеленгации, имеет возможность следить за активностью наших передовых подразделений, изучить систему связи, позывные и т.д.
Штатная открытая связь - радиостанции Р-159, Р-123, Р-173.
С началом систематического комплектования частей Народной Милиции снаряжением военного образца, в том числе военными средствами связи, основными штатными “средствами связи поля боя” стали радиостанции советского образца, с которыми Советская армия прошла Афганскую войну - носимая Р-159 и радиостанции боевых машин Р-123 и Р-173 с общим участком диапазона 30-50 МГц. (На командно-штабных машинах (КШМ) также используются радиостанции Р-111 этого же частотного диапазона. КВ-радиостанции открытой связи Р-130 на КШМ используются крайне мало, так как это направление связи, звено батальон-полк/батальон-бригада, с самого начала старались реализовать средствами закрытой связи, так как уже первые попытки обмена сообщениями, шифруемыми и дешифруемыми вручную, показали, насколько велики будут задержки и искажения передаваемых данных).
Никаких портативных радиостанций данного диапазона штатно не предусмотрено (в мизерных количествах, в том числе в виде трофеев войскам достались более компактные носимые станции Р-158 и Р-148, но, как правило, к ним нет исправных аккумуляторов), в связи с чем сети открытой радиосвязи распадаются на штатные, реализованные в вышеупомянутом стандарте, и внештатные, реализуемые на портативных и базовых радиостанциях гражданского образца в VHF- и UHF-диапазонах.
В ходе позиционной войны в условиях “Минских соглашений”, когда бронетехника задействуется на ЛБС лишь эпизодически, основная работа идёт через радиосети в VHF- и UHF-диапазонах, и проблема взаимодействия с техникой в случае маневренных действий не очевидна. Аналогичным образом на учениях есть возможность осуществлять командование передвижением и огнем техники со стационарных пунктов, из КШМ или с использованием ограниченного количества станций Р-159 в ограниченный период времени (многодневные непрерывные учения на больших пространствах, способные выявить реальное состояние сетей связи уровня батальона и ниже, по понятным причинам не проводятся). Как следствие, не поднимается на высший уровень командования проблема радиосвязи с “бронёй”, с которой регулярно сталкиваются бойцы на передовой во время тех самых “эпизодических” применений бронетехники на ЛБС при отражении попыток противника проводить “разведку боем”.
Ни танк, ни БМП не могут участвовать в бою с одним из членов экипажа, постоянно находящимся в открытом башенном люке для поддержания радиосвязи с пехотой при помощи портативной станции в VHF- и UHF-диапазонах даже если к ней есть ларингофонная гарнитура, позволяющая полноценно передавать речь, не заглушаемую стрельбой и двигателем. Между тем львиную долю эффективности применения танковых и мотострелковых частей в современной войне даёт именно активное взаимодействие пехоты (основных “глаз” в бою) и танков/БМП (основных мобильных средств быстрого поражения защищенных целей на поле боя), реализуемое с использованием радиосвязи. Возможности организации такого рода взаимодействия в случае активных боевых действий только штатными средствами сведутся, таким образом, к попыткам использования Р-159 в качестве высокомобильного средства связи на поле боя. Что, в свою очередь, очень быстро приведет к гибели командиров и связистов (радиостанция громоздкая, антенна и короб радиостанции демаскируют её оператора на большой дальности, привлекая вражеский огонь) и быстрому израсходованию аккумуляторных батарей используемых станций.
Увы, на протяжении 4-х лет даже имеющиеся в войсках станции Р-159 так и не были снабжены необходимым количеством зарядных станций и аккумуляторных батарей, не говоря уже снабжении войск тем количеством радиостанций Р-159 или более компактных Р-158, которые могли бы обеспечить войскам полноценное взаимодействие на поле боя.
Использование же штатных средств открытой радиосвязи подразделениями САУ, значимая часть которых оснащена станциями Р-123 без возможности переключения передатчика в режим малой мощности, вообще представляется заведомо вредной и потому невозможной. В условиях наличия у противника современных средств радиоперехвата и пеленгации плотная группа 20-ваттных передатчиков, работающих открытой связью в диапазоне 30-50 МГц, будет очень быстро идентифицирована противником как группа выдвигающихся на огневые позиции САУ, в воздух будут подняты БПЛА и, возможно, противник откроет меткий корректируемый огонь по занявшим позиции САУ ещё до того, как они сами успеют начать работу.
Комплексы Р-168.
В разное время в разные подразделения Народной Милиции попадали радиостанции комплекса Р-168, в основном - портативные, переносимые в подсумках-бандольерах. Всю возможную пользу от наличия в войсках этих портативных станций закрытой связи, не выдающих себя большой мощностью передатчика, как правило, уничтожал тот факт, что к станциям или вообще отсутствовал штатный пульт-программатор, или он присутствовал, но на нем был установлен пароль, которого никто не знал, или станции приезжали уже неисправными, или штатные аккумуляторы к ним были с выработанным ресурсом, или не было инструкций по программированию и людей способных найти таковые в Интернете, или несколько из перечисленных причин в разных комбинациях.
Комплексы “Арахис”. Первая попытка создания закрытой системы радиосвязи.
Внедрение комплексов закрытой связи “Арахис”, применяющих для закрытия канала работу с ППРЧ (псевдослучайной перестройкой рабочей частоты), стало первой попыткой создания сети закрытой радиосвязи для командования Корпусов. Первым препятствием на пути успешного использования комплекса стали неудачные антенны портативных станций, моментально ломавшиеся в полевых условиях и при небрежном использовании, что, по причине массовой неподготовленности пользователей к работе с радиосредствами, вело к попыткам применения эрзац-антенн и работе с обломанными антеннами. Итогом стал выход из строя множества портативных станций, осложнивший и без того непростую ситуацию с их нехваткой даже для минимального обеспечения всех командиров боевых групп в ходе Дебальцевской операции.
Нехватка базовых станций данного комплекса породила массовое применение комсоставом в качестве эрзац-баз портативных станций с самодельными выносными антеннами. Поскольку портативная станция могла одновременно работать на прием только в одном канале, вся радиосеть в результате сводилась к одному каналу, в котором работали все командиры и штабы всех уровней, все мотострелковые боевые группы, все артиллерийские подразделения. Нормой было 10-15 минутное ожидание самой возможности передать сообщение, после чего приходилось примерно столько же ждать, пока его адресат сможет передать в эфир свой ответ.
Другим важным недостатком, со временем сказывающимся всё сильнее, стало то, что никель-металлгидридные аккумуляторы этих портативных радиостанций, полученных со складов длительного хранения, не обслуживались во время хранения должным образом, и, в результате, к моменту применения, их и без того невеликая емкость, обеспечивавшаяся сборкой из 6 китайских “пальчиковых” аккумуляторов JIANLIDA выпуска 2006 года, падала до 20-30% от начальной. Для портативных станций, применяемых в качестве базовых это роли не играло - связисты изготовляли блоки питания от 220В бытовой электросети. Однако со временем всё острее вставал вопрос питания портативных станций, используемых “в поле”, в пеших порядках, в основном - разведчиками и арткорректировщиками. Переcнаряжение батарей требует не только покупки новых аккумуляторов, но и точечной сварки их в единый блок или пайки в особом температурном режиме, что, в связи с постоянными кадровыми потерями Корпусов, не по плечу всё большему количеству связистов. По состоянию на 2018-й год большая часть батарей портативных станций в корпусах способна обеспечить работу полноценной радиостанции в течение максимум получаса и нет никакой возможности гарантировать полноценное круглосуточное использование закрытой связи в ППРЧ-стандарте в пеших порядках. Готовые блоки для переснаряжения аккумуляторов, уже сваренные воедино из 6 никель-металгидридных аккумуляторных батарей высокого качества, обеспечивающих работу радиостанции в обычном режиме на период до 25 часов, стоят до 2000 рублей за блок, и не всякое подразделение сможет собрать денег ещё и на это после всех вышеописанных трат на ведение войны, финансируемых из зарплат солдат и командиров.
К 2018-му году, несмотря на все усилия малочисленных энтузиастов по ремонту станций, изготовлению антенн, блоков питания и по переснаряжению аккумуляторов, наши войска в маневренных боях ждёт постоянное отсутствие у разведки и арткорректировщиков, а также у передовых отрядов танковых и мотострелковых частей закрытой связи с командованием. Дополнительным фактором, ухудшающим ситуацию, явится невозможность, например, обосновать покупку стандартных компьютерных источников бесперебойного питания (ИБП) для сохранения питания зарядных устройств к аккумуляторам, так как устройства рассчитаны на автоматизированный цикл разряд-заряд и при прерывании электропитания начинают разряжать батарею, которую только что заряжали, чтобы, после полного разряда, начать заново заряжать. Соответственно, при частых разрывах питания, свойственных работе генераторов “в поле”, батареи не будут заряжены никогда - дозарядить батарею после прерывания цикла нельзя, автоматика зарядного устройства может только разрядить её и зарядить снова. А обосновать покупку ИБП невозможно, так как эти ИБП не требуются ни для повседневной службы, ни для одно-двухдневных учений, на которых, как правило, военным постоянно доступна исправная электросеть ближайшего тылового населенного пункта.
Комплексы “Азарт”. Вторая попытка создания закрытой системы радиосвязи в Корпусах.
В 2016-м году была предпринята повторная попытка создать в Корпусах Народной Милиции единую радиосеть закрытой связи. В войска начали поставляться портативные радиостанции Р-187П1 “Азарт-П”, способные работать как в стандарте закрытой военной связи с ППРЧ, так и в гражданском стандарте цифровой связи TETRA, и в обычных аналоговых радиосетях UHF, VHF и Lowband-VHF(30-50 Мгц).
Если “Арахисы” окончательно перестали быть тайной для противника после начала Дебальцевской операции, когда в первый же день такая радиостанция была захвачена противником и почти на сутки работа закрытой радиосети была парализована доставкой остальных станций к специалистам для перепрограммирования и обратно, то “Азарты-П” были “засвечены” противником не позже лета 2017-го, когда украинские порталы опубликовали не только фотографии с учений 100-й омсбр НМ ДНР, полученные из открытых источников, на которых офицеры используют эти станции, но и сообщение с одной из сетевых “военных барахолок” Республик о продаже двух таких станций по 50 000 рублей за штуку (примерно одна пятая часть закупочной цены комплекта на тот момент). “Засветка” была особенно бестолковой потому, что использовались и используются эти портативные станции на учениях в основном для работы в открытых радиосетях совместно с радиостанциями Р-123, Р-173, Р-159 из-за того, что портативными станциями открытой связи в аналогичном диапазоне для комсостава войска, за исключением скромных (на фоне потребностей войск) усилий волонтерских организаций, обеспечены не были.
Наиболее мощным препятствием на пути “второй волны закрытой радиосвязи” стало, как это ни парадоксально, именно то, что в войска Корпусов, уже изрядно пострадавшие от оттока кадров, попала самая современная станция, только что поступившая на вооружение армии РФ.
Во-первых, после озвучивания потенциальным пользователям закупочной стоимости комплекта выдаваемой им станции в четверть миллиона рублей, многие из них (мягко говоря, не очень богатые строевые лейтенанты и капитаны) просто отказывались получать станцию “под роспись” с формулировкой “А если я её сломаю или потеряю, мне потом сколько лет это выплачивать, живя с семьёй впроголодь?” Соответственно, множество людей, даже имевших шанс ознакомиться с этими станциями, такого опыта не получило.
Во-вторых, поскольку станция новейшая и секретная, большая часть российских советников опыта работы с ней не имела, так что единственными полноценными консультантами по данному комплексу, способными его полноценно обслуживать и программировать, надолго стали “советники по связи”, имеющиеся в количестве 1 человека на бригаду/полк (то есть менее полутора десятков и без того перегруженных работой специалистов на два армейских корпуса).
В-третьих, поскольку станция новейшая и секретная, выдавать её разведчикам и в подразделения, стоящие на ЛБС, на НП или ВОПы, которые могут быть атакованы и захвачены противником, было запрещено. Соответственно, столь долго ожидаемая войсками мобильная закрытая радиосвязь долго не попадала именно туда, где она была бы более всего полезна, и станции большей частью использовались на учениях, причем на одну 50-ю часть своей стоимости (то есть на 5 000 р стоимости исправной портативной станции Р-169П1-01 с avito.ru, обеспечивающей открытую связь в частотах бронетехники). Когда же, постоянно страдающие от дефицита или полного отсутствия средств закрытой связи разведподразделения начали получать эти радиостанции, выяснилось, что портативные радиостанции комплекса “Азарт”, Р-187П1 “Азарт-П”, для выполнения задач в имеющихся условиях непригодны. Снова в силу именно той части своей современности и инновационности, которая поставила четвертое, самое мощное, важное препятствие на пути создания полноценной сети закрытой связи.
Подобное снижение мощности абсолютно оправдано в условиях работы армии, полноценно оснащенной всеми компонентами комплекса - как станциями “Азарт-П”, так и станциями “Азарт-Н” и “Азарт-БВ”. Согласно рекламным проспектам производителя дальность связи даже с использованием носимой радиостанции “Азарт-Н” в декаметровом диапазоне, радиоволны в котором отражаются от ионосферы с малыми потерями, может достигать 300 км, а в метровом и дециметровом диапазонах - 12 км.
Однако в Республики, в том числе в разведывательные подразделения, были поставлены только радиостанции “Азарт-П”, работающие только в метровом и дециметровом диапазонах на расстоянии до 4 км. Для этих диапазонов, особенно учитывая малую мощность передатчика, крайне критична прямая видимость между абонентами, вследствие чего, например, разведгруппе, выдвигающейся в тыл противника со станциями “Азарт-П”, потребуется расставлять бойцов с этими станциями по различным укрытиям на всем пути своего следования, применяясь к рельефу местности. В-четвертых, самый современный комплекс связи “Азарт”, в котором передача информации организована по принципу MESH-сетей, где каждый абонент может становиться ретранслятором для любого “дотягивающегося” до него сигналом другого абонента, в соответствии с самыми современными веяниями имеет минимально возможную мощность портативной станции. Предполагается, что пеший корреспондент никогда не будет слишком далеко уходить от ближайшего автомобиля или бронеобъекта с установленной на нем станцией “Азарт-Н” (носимая) или “Азарт-БВ”(базовая возимая), а для тех, кто вынужден пешком работать вне этой зоны в качестве ретранслятора будут использоваться БПЛА, находящиеся в воздухе над полем боя или же им будут выданы радиостанции “Азарт-Н”.
Разумеется, отсутствие в войсках Республик самых важных компонентов комплекса - “дальнобойных” носимых станций, стационарных ретрансляторов и базовых возимых станций на бронеобъектах “первой линии”(которых, скорее всего, не хватает пока даже для армии РФ) - не помешало никому отчитаться о том, что войска современной закрытой связью полностью оснащены, ведь Республики действительно получили многие сотни станций “Азарт-П”.
В результате реальная полезность MESH-сети, построенной на имеющихся станциях “Азарт-П” определялась и определяется только и исключительно наличием на местах энтузиастов, изготовляющих для станций комплексы бесперебойного питания от 220В-электросетей и размещающих некоторые из них в качестве ретрансляторов в наиболее удобных высоких точках. Разумеется, подобного рода стационарная сеть в результате полноценных маневренных боевых действий, подразумевающих постоянные смены мест базирования/пребывания частей и постоянные отключения гражданских электросетей, работать не будет. Естественно, не интегрируются эти станции и в комплексы ТПУ бронеобъектов, состоящих на вооружении Республик. То есть штатная связь “брони” с её глазами в маневренном бою, с пехотой, так и осталась открытой, если у пехоты, памятуя о ранее описанных трудностях в использовании Р-159, с собой эта связь вообще будет.
То, что эта проблема (способная “подкосить” любые маневренные операции, в том числе и активную оборону с необходимыми контрударами) на высшие уровни не “всплывает”, довольно просто объясняется тем, что в условиях позиционной войны в довольно урбанизированном регионе отсутствие закрытой радиосвязи можно компенсировать различными паллиативными проводными решениями на базе существующих гражданских кабельных систем связи. Каковая “компенсация”, разумеется, совершенно не страхует от кадрового голода ни в самом низу кадровой пирамиды, на уровне рядового телефониста, ни на самом её верху, где представления о дисциплине связи ничем от низовых не отличаются. Об этом красноречиво свидетельствует история попытки представителя российского командования дозвониться из РФ до одного из передовых пунктов непосредственно вблизи ЛБС, оснащенного такой связью. Дозвонившись и представившись, высокопоставленный российский офицер получил в ответ предложение бесплатного пешего эротического путешествия и столь же вежливую просьбу больше не звонить на этот номер от бойца, который, имея на руках список позывных своего непосредственного командования, очень быстро устал от настойчивых просьб неизвестного позывного с неизвестного номера немедленно доложить ему, этому неизвестному номеру и позывному, обстановку.
Сотовая связь. “Лугаком” и “Феникс”.
В вышеописанных условиях самой стабильной связью в распоряжении военных, покрывающей при этом наибольшую территорию, остается, как правило, сотовая связь двух республиканских операторов сотовой связи - “Феникс”(ДНР) и “Лугаком”(ЛНР). Само по себе наличие такой сотовой связи, серверная инфраструктура которой не контролируется напрямую Киевом (то есть СБУ) является большим прогрессом относительно ситуации периода Дебальцевской операции, когда основными средствами связи были телефоны украинских операторов сотовой связи. Однако сам стандарт сотовой связи подразумевает некоторые уязвимости, которыми может воспользоваться и пользуется противник не только для пеленгации работающих телефонов, но и для перехвата и декодирования переговоров, ведущихся с передовых НП и ВОПов наших войск, оттуда, где выставленную противником “ложную соту”, IMSI-catcher, телефон примет за ближайшую настоящую. Таким образом противник, совмещая информацию, утекающую через такие “дыры” в системе связи как открытая радиосвязь и сотовая связь, с данными агентурной разведки, в том числе получаемыми через упоминавшиеся ранее “закладки”, размещаемые агентурой на компьютерах офицеров Корпусов Народной милиции, получает достаточно информации о военных усилиях Республик.
Весьма любопытным и полезным “стресс-тестом” сотовой связи Республик стало отключение в конце 2017-го года украинской сотовой сети МТС на территории ДНР. Моментально подскочивший трафик сотовой сети “Феникс” практически блокировал полноценную связь на несколько недель, пока оператор, наконец-то, не справился с потоком звонков и новых абонентов. Аналогичная ситуация сложилась через год в некоторых районах ЛНР, где абонент может предпринять от 5-10 до 50-100 попыток дозвониться и не достигнет результата. Если добавить к этой уже существующей проблеме перегрузки сотовой сети диверсионную угрозу, которая несомненно обострится в случае начала активных маневренных действий, а также неизбежный резкий рост “гражданского” сотового трафика в такой ситуации, то мы получим картину полного ступора единственной реально работающей всеобщей беспроводной и хотя бы условно-частично закрытой связи.
Рассмотрев выше все виды штатных средств связи, обратимся к реальному положению дел на практике, к тому, какими средствами в реальности осуществляется радиосвязь в подразделениях. Увы, в большинстве случаев, начиная с уровня батальон-рота и вниз до отдельных расчетов огневых средств, практически повсеместно (исключения рассмотрим отдельно) вся радиосвязь открытая и основной “рабочими лошадками” реально, интенсивно и постоянно функционирующих радиосетей на ЛБС и в ближнем тылу являются до сих пор любительские двухканальные двухдиапазонные портативные радиостанции Baofeng UV-5R, копии Kenwood TK-F8, и их ближайшие аналоги. Дешевизна этих радиостанций, при которой, казалось бы, не было особой проблемой оснастить за 4 года войны такими станциями все подразделения Корпусов, компенсируется наплевательским отношением значимой части личного состава к гражданской технике, постоянно эксплуатируемой в сложных условиях(виновато всё то же снижение мотивации и потеря качества личного состава). Радиостанции оставляют под проливным дождём на брустверах окопов, их разбивают и выламывают им антенные разъемы постоянно переноской в карманах брюк и так далее. Итог - к концу 2018-го года даже таких станций в войсках ощущается большая нехватка. Тем более не хватает и базовых/автомобильных радиостанций UHF/VHF диапазонов.
В некоторой степени открытость радиосвязи с использованием радиостанций данного типа может компенсироваться постоянной сменой позывных, использованием кодированных обозначений объектов, позиций и т.д, но практика ещё Второй Мировой войны показала, что в условиях интенсивных боевых действий сочетание стресса и резкого роста объема радиообмена приводит к тому, что коды, забытые или записанные в забытых где-то блокнотах, не используются или используются частично. История работы радиоперехвата немецкого Африканского корпуса в 1941-1942 гг в Северной Африке во время сражений с Британской 8-й армией показала, что, по мере развития неблагоприятной для них ситуации, британские подразделения в панике вели всё более и более активный радиообмен открытым текстом, снабжая немцев нарастающим объемом полезной информации о своем местоположении, численности и намерениях. В свою очередь немцы, массово получившие перед войной новое поколение шифровальных машин “Энигма”, до появления у противника необходимых методов и вычислительных мощностей для дешифровки, могли оперативно передавать информацию в зашифрованном виде и так же быстро и безошибочно её расшифровывать. Возвращаясь к реалиям сегодняшнего дня, мы, учитывая все вышеописанные проблемы Корпусов Народной Милиции и заведомо неблагоприятный для них исход первых крупных боев в ходе обострения, можем сказать, что повсеместное использование открытой связи станет ещё одним фактором поражения, а сочетание сетей открытой и закрытой (“Арахис”, “Азарт”) радиосвязи, использования сотовой связи и наличие у противника значительного количества агентуры приведёт в итоге к паническому эффекту “Они прослушивают даже “Арахис”!” и “радиобоязни”, которая может парализовать работу и радиосети закрытой связи, если, конечно, “радиобоязнь” успеет возникнуть и развиться до того, как Корпуса будут полностью разгромлены.
Исключениями из общей печальной практики являются несколько подразделений НМ ЛНР и ДНР разного уровня, которые как собственными усилиями(т.е. на средства из зарплат бойцов и командиров), так и с помощью волонтерских организаций сумели полностью или частично перевести свои радиосети на внештатную закрытую связь. Наибольших успехов в этой области удалось достигнуть 14-му Батальону Территориальной Обороны НМ ЛНР “Призрак”. 14-й БТрО не только полностью исключил из использования открытую связь, заменив её на цифровые радиостанции и ретрансляторы Motorola DMR-стандарта, но и единственный успешно массово адаптировал базовые станции этого стандарта к использованию с ТПУ на всей имеющейся у батальона бронетехнике. Суммы вложений в радиосредства батальона на данный момент исчисляются уже несколькими миллионами рублей, и каждый месяц требуются средства на поддержание этой системы - как минимум на новые батареи для портативных радиостанций, эксплуатируемых в 14-м БТрО и 4-й омсбр, что уже составляет десятки тысяч рублей. Естественно, DMR-станции гражданского образца не обеспечивают такого уровня надежности закрытия связи как ППРЧ-системы и не являются “панацеей” от радиоперехвата и пеленгации, однако они работают и, при соблюдении необходимых простых правил, выполняют свои функции связи, от передовой и до глубокого тыла, в то время как куда более дорогостоящие комплексы “Азарт” используются куда как менее интенсивно, с меньшей эффективностью и, главное, не обеспечивают наиболее критичной радиосвязи - радиосвязи передовой и ближнего тыла - взвод-рота, рота-батальон.
Подчеркнем, что аккумуляция этих ресурсов и правильное их использование стали возможны только благодаря тому, что в подразделении оказались одномоментно сразу несколько мотивированных офицеров-добровольцев, понимающих знание закрытой радиосвязи для войск, в том числе два основателя КЦПН, что позволило привлечь необходимые ресурсы. Большинство других подразделений позволить себе подобного уровня вложения в связь не могут именно в силу сочетания в разных пропорциях отсутствия всеобщего понимания роли закрытой связи в ходе неизбежного обострения маневренных боевых действий, отсутствия постоянного сплоченного деятельного офицерского “ядра” подразделения, отсутствия специалистов, отсутствия средств. Там, где такого рода радиофикация всё-таки идёт, она идёт чудовищно медленно и, зачастую, резко обрывается с уходом или переводом в другое подразделение одного или двух человек, которые “тянули” этот вопрос в технико-организационном отношении.
Для подразделений связи кадровый вопрос в контексте общего катастрофического кадрового голода Корпусов Народной Милиции стоит особенно остро, так как для создания и эксплуатации радиосетей закрытой связи и, на их базе, полноценных систем управления войсками, требуются подготовленные технические специалисты с солидным опытом в данной отрасли, а в качестве командиров подразделений связи - ещё и обладающие выдающимися организационно-административными навыками. В большинстве случаев привлечь таких людей в корпуса НМ просто нечем. Имевшиеся к началу войны на территории Донбасса специалисты требуемого уровня на данный момент или уехали, или уже служат, или ушли со службы, не видя возможности реализовать остро необходимые технико-административные решения в рамках, ограничиваемых имеющимся бюрократическим аппаратом.
Из тех, кто ещё готов служить, наиболее опытных специалистов, как правило, уже “разобрали” артиллерийские и танковые подразделения, и, в результате, наиболее плачевным состояние связи остается, как правило, в обычных линейных мотострелковых батальонах, которым и без обострений приходится выносить на себе всю тяжесть боевых действий и потерь на ЛБС.
Наиболее неприятным свойством кадрового наполнения подразделений связи является колоссальный разрыв в уровне подготовки командиров взводов связи батальонов и рядовых бойцов. Фактически, во многих случаях только командир и его заместитель способны диагностировать и решать сколько-нибудь серьёзные проблемы матчасти связи. Само подразделение составляют телефонисты или радиотелефонисты, освоившие лишь необходимый минимум операций с матчастью. Полноценно и массово обучать связистов профессии, как правило, некому, некогда и негде. Если в ситуации позиционной войны один или два человека могут оперативно решать все возникающие проблемы службы связи в рамках батальона, то в ситуации маневренных боевых действий какие-то участки работы систем связи неизбежно будут “провисать”, лишая систему необходимых скорости и качества передачи информации.
ТЕЛЕГРАМКанал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками
Книжный Вестник
Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)
Поиск книг
Свежие любовные романы в удобных форматах
Любовные романы
О психологии, саморазвитии и личностном росте
Саморазвитие
Детективы и триллеры, все новинки
Детективы
Фантастика и фэнтези, все новинки
Фантастика
Отборные классические книги
Классика
ВКОНТАКТЕБиблиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории
Любовные романы
Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров
Фантастика
Самые популярные книги в формате фб2
Топ фб2
книги