12

— Суперстишн Бутт? — переспросила Натали и рассмеялась.

Но Коннор не шутил. Он даже не смог улыбнуться.

— Да. — Он глянул на часы. — И будет лучше, если ты поторопишься. У нас мало времени.

Натали уставилась на него, и улыбка стала медленно сползать с ее лица. Она поняла, что он говорит серьезно.

— Ты с ума сошел? Мы никуда не едем. На дворе ночь…

— У нас десять минут на сборы, — сказал он спокойно, твердо и решительно.

Натали забеспокоилась. Похоже, у него серьезная мозговая травма. Чего ждать дальше?

Галлюцинаций? Комы?

Возможно, он сходит с ума. Он принял решение отправиться посреди ночи на «Эспаду».

Но когда она принялась напоминать ему о том, что он весь в синяках, со свежим швом на лбу и перевязанным запястьем, он посмотрел на нее так, будто это она была сумасшедшей.

И тогда Натали попробовала другой подход.

— Коннор, — начала она спокойным, внушительным тоном, каким обычно говорят с людьми, потерявшими чувство реальности. — Может, тебе и приспичило поехать на «Эспаду», но мне этого совсем не хочется.

— Нет, малышка, мы едем туда вдвоем, — сказал он металлическим голосом. — Ну как, ты собираешься наконец снять с себя шорты и надеть джинсы? Или помочь тебе?

Она натянуто рассмеялась и хотела сказать ему, что человек, у которого на теле почти не осталось живого места, не может представлять из себя угрозу. Но воздержалась. Он был изрядно помят, но не побежден. И он будет упрямо стоять на своем, даже если его упрямство будет стоить ему жизни.

Итак, чтобы успокоить его, она переоделась, взяла куртку и последовала за ним на первый этаж.

— Я сяду за руль, — сказала она так, будто ничего особенного не происходило.

— В этом нет необходимости, — ответил он и открыл дверь.

Перед домом стояло такси. Они сели в него, и Коннор попросил водителя отвезти их в аэропорт. В аэропорту их ждал небольшой чартерный самолет. Садясь в самолете рядом с Коннором, Натали подумала, что теперь непонятно, кто из них более сумасшедший: он, организовавший эту поездку, или она, так легко подписавшаяся под его планами.

— Так мы точно летим на «Эспаду»? — спросила она, когда самолет понесся по взлетной полосе.

— Абсолютно.

— Но почему посреди ночи?

— Сейчас только девять.

— Но зачем мы туда летим? Какой смысл, если нас там никто не ждет?

— Во-первых, мы летим не на «Эспаду», а на Суперстишн Бутт. Во-вторых, пока мы летим, я надеюсь пару часов поспать. В-третьих, нас встретит Абель.

— Абель? Ты позвонил ему?

— Да. Он будет ждать нас с машиной. А в-четвертых, если ты не против, то я вернусь к пункту два. — Он откинул кресло и удобно устроился в нем.

— Но… Но ведь… — пыталась вставить Натали.

Бесполезно. Он закрыл глаза и улетел в сон.

Натали тоже откинула сиденье и попыталась последовать его примеру. Безуспешно.

Она посмотрела в иллюминатор. На небе ярко сияли звезды. Серебряный диск луны плыл в вышине.

Такую ночь грех проводить не в объятиях любимого.

Но она больше никогда не будет в его объятиях. Никогда. Одной любви друг к другу недостаточно. Нужно, чтобы любящих связывало что-то еще.

А их с Коннором больше ничего не связывало. Они по-разному смотрели на жизнь. Он хотел одного, она — другого. И из-за этого они никогда не смогут быть вместе.

Натали закрыла глаза.

Но когда-то все было по-другому. Когда они поженились, единственное, чего они хотели, это быть вместе. Создать свою жизнь и наслаждаться ею.

Когда же все изменилось?

Она вспомнила, как гордилась его первыми успехами, когда он начал строить свои отели.

Она научилась соображать ужин на двадцать человек в течение получаса, научилась держать наготове собранный чемодан на случай, если он позвонит и пригласит ее лететь с ним куда-то на край света. Она любила ту роскошь, которой он окружил ее: ей нравилось чувствовать себя принцессой. А когда она обнаружила, что забеременела, ее счастье перевалило за край.

Колючие слезы наполнили ее глаза.

Но у этой сказки был печальный конец. Сначала она потеряла ребенка, а потом потеряла мужа.

У меня нет презерватива, сказал он, и эти слова положили конец их отношениям, лишили ее всякой надежды на будущее с этим мужчиной. Она знала, что, оставшись с ним, она будет слышать эти слова каждый раз, когда они будут заниматься любовью, и в конце концов ее любовь к нему умрет.

Поэтому лучше жить и помнить о любви, чем жить и видеть, как любовь умирает.

Слезы выкатывались из-под ее ресниц и обжигали щеки. Повернув голову к окну, она безучастно смотрела в темноту.

Коннор проснулся, когда самолет шел на снижение.

Натали, свернувшись калачиком в кресле, спала.

— Натали, — тихонько позвал он, но она не шелохнулась. — Малышка, — позвал он чуть громче и склонился над ней.

Ее запах — смесь его любимых духов с бархатистым, теплым ароматом ее тела — пробудил в нем головокружительное волнение и тонкую нежность. Ему захотелось обхватить ее руками и разбудить поцелуями, но интуиция подсказывала, что лучше не делать этого сейчас.

— Нат, проснись. Мы приземляемся.

Натали пробормотала что-то сквозь сон, повернулась к нему и положила руку ему на грудь. Он наклонился к ее лицу и провел губами по щеке. От его прежней решимости не осталось и следа.

— Коннор, — со вздохом сказала она, и ее рука, лежавшая у него на груди, обвила его шею.

От ее нежного прикосновения Коннора охватило пламя. Он притянул ее поближе к себе и крепко поцеловал. Ее податливые, мягкие губы раскрылись, и… она проснулась.

Когда она открыла глаза, на короткий миг Коннор увидел в их глубине океан любви и огонь желания. Но затем она быстро освободилась от его объятий, села и посмотрела на него так, будто он был чужим, незнакомым человеком.

— Прости, — сказала она отстранение. — Мне что-то снилось.

Может, она видела во сне его? Или ему только хотелось бы этого? Есть ли у него хоть малейший шанс вернуть ее?

Самолет коснулся земли, и Коннор стал расстегивать ремень безопасности. Натали любит его. Она сама призналась ему, и он должен помнить об этом.

И теперь ему оставалось только найти способ, чтобы узнать у нее, почему одной любви недостаточно.

Снаружи было жарко. Казалось, что пропитанный влагой, горячий воздух прилипает к телу.

— Я забыла, что такое середина лета в Техасе, — сказала Натали, когда они вышли из самолета в темную, душную ночь.

— На Суперстишн Бутт будет прохладнее.

Рядом со взлетной полосой, опираясь на свой порядком побитый пикап, стоял Абель.

— Мистер Коннор, миссис Натали, — сказал он, слегка приподнимая шляпу. Но, поглядев на Коннора, Абель нахмурился. — О-о, ты что, пытался объездить дикого быка?

Коннор ухмыльнулся.

— Уверен, что после поездки на диком быке я выглядел бы намного лучше. Ты пригнал машину?

Абель указал рукой в сторону.

— Боб пригнал ее. Она стоит вон там.

Коннор пожал руки Абелю и Бобу, выступившему из темноты. Потом взял под руку Натали и повел к машине. Через десять шагов Натали резко остановилась.

— О господи, не могу поверить. Неужели это твоя «старушка»?

— Она самая.

— Но я думала, что ты давно сдал ее на металлолом.

— Признаться, не смог. Поставил ее в гараж и попросил Абеля периодически заводить ее. И вот сегодня она к нашим услугам. — Коннор открыл дверцу машины. — Давай, малышка, забирайся.

Натали не могла решиться. С этой машиной было связано столько воспоминаний…

— Ты что, боишься? — спросил Коннор с усмешкой. — Уверен, что моя старушка выдержит поездку на Суперстишн Бутт и обратно.

Натали посмотрела на машину. Машина, возможно, и выдержит, но выдержит ли она сама?

— Нат?

Она посмотрела на мужа. На его губах играла мягкая, многообещающая улыбка, такая же, как тогда, когда он заезжал за ней больше десяти лет назад.

— Хочешь прокатиться?

Его хрипловатый голос вызвал в ее сердце волну самых заманчивых предчувствий.

Она знала, что должна ответить «нет». Но в воздухе витало что-то загадочное и манящее, ночь была полна предчувствий, и нужно быть полной дурой, чтобы попытаться все это испортить.

Казалось, старый «шевроле» сам знал, куда их везти.

Дорога была такой же, как много лет назад: пыльная полоса, вьющаяся между холмами и заканчивающаяся на вершине, у красной скалы, где только звезды и луна могут составить тебе компанию.

У красной скалы Коннор остановил машину и заглушил мотор.

Чарующую тишину ночи нарушали только вздохи ветра и уханье совы, сидящей где-то на ближайшем дереве.

Коннор сделал глубокий вдох и повернулся к Натали.

— Помнишь, мы говорили о том, что это очень печально, когда двое любящих вдруг начинают терять друг друга?

Натали кивнула и уставилась на свои руки, лежащие на коленях. Волосы скользнули по щекам и свесились, скрывая лицо.

— Да. Но иногда… Иногда все это намного сложнее.

Коннор осторожно откинул ее волосы назад, чтобы увидеть ее лицо.

— Да, ты права. Но не пойму, почему все стало таким сложным. Когда мы начали встречаться, все было очень просто.

— Знаю. — Натали вздохнула.

— Помнишь, как мы приезжали сюда? — Помнишь все наши ночи? Помнишь тот безумный полдень, малышка?

— Помню, но не думаю, что это поможет нам…

— Мы были явно помешанными. Притащиться сюда посреди бела дня и заняться любовью на старом одеяле под палящим солнцем, — проговорил он протяжно.

Натали не хотела улыбаться, но не смогла удержаться.

— О, ковбой, как быстро ты подцепил свой старый акцент.

— Какой акцент? Никакого акцента, — снова протянул он с улыбкой. Его сердце радостно дрогнуло, когда Натали в ответ улыбнулась ему.

Потом он прокашлялся. — Но, по правде говоря, я привез тебя не для того, чтобы вспоминать, что было когда-то.

— Надеюсь.

Коннор заерзал на сиденье, затем положил руку ей на плечи и заглянул в глаза.

— Нат, ответь мне на один вопрос.

— Ладно. Но только на один.

Он посмотрел на нее, и она почувствовала его взгляд в своем сердце.

— Несколько часов назад я спросил, любишь ли ты меня, и ты ответила «да». Скажи, это правда?

— Да. — Натали тяжело вздохнула. — Должна признаться…

Он наклонился и нежно поцеловал ее.

— Я тоже люблю тебя, — прошептал он.

Натали закрыла глаза, полные слез.

— Знаю. Но одной любви…

Он снова поцеловал ее. И на этот раз она не удержалась, провела рукой по его щеке, а потом бессильно уронила ее на колени.

— Одной любви мало, — договорила она дрожащим голосом.

— Любовь — это все. Остальное не стоит и ломаного гроша, — горячо сказал он.

— Это не так. Есть еще мечта, Коннор.

— Моей мечтой всегда была ты.

— Вначале. Но потом… потом ты захотел другого. Но я не виню тебя. Мужчине нужно оставить свой след в мире, и твои отели — твой след. Ты можешь ими гордиться.

— Так вот что ты думаешь о моих отелях, Нат! Ты считаешь их монументом моему эго?

— Нет, но…

— Я построил их ради нас с тобой. Или ты считаешь, что я должен был лишить себя удовольствия создать для тебя жизнь, которой ты заслуживаешь?

— Я была бы счастлива, если бы мы жили, как прежде.

Коннор ухмыльнулся.

— В тараканьем царстве, ты имеешь в виду?

— В нашем царстве. В нашем доме.

— О да, это тоже был своего рода дом. Ковер мы купили в «секонд-хенд», мебель подобрали на свалке.

— Но, по крайней мере, мы сами выбирали вещи для своего дома, а не какие-то мыльные декораторы делали это за нас.

— Мыльные декораторы? — Коннор удивленно заморгал.

— Может, тебе нравится все это барахло, которым завален дом? Крошечные стулья, на которых невозможно сидеть, диваны, с которых люди сползают. Все эти ужасные зеркала…

Коннор рассмеялся.

— О, малышка, если бы ты знала, как я ненавижу все это барахло. Хотя в зеркалах не вижу ничего дурного. Наоборот, мне приятно видеть свою жену в трех изображениях, когда она выходит из ванны.

— Я терпеть не могу эти зеркала.

— Хорошо. Значит, зеркала — на свалку. Что еще?

— О, Коннор, это бесполезно. Ведь ты не станешь менять мебель во всем доме.

— А как насчет кухни? — спросил он потухающим голосом. — Со всеми ее хитроумными приспособлениями?

— Этими хитроумными приспособлениями пользуется Эльза.

— Эй, малышка, неужели и Эльза тебе не нравится?

— Эльза — замечательная. — Натали с вызовом задрала подбородок. — Но ты думаешь, что я предпочитаю посещать благотворительные тусовки вместо того, чтобы готовить жаркое? Теперь это не важно. Ведь мы… разводимся. Но когда-то я очень любила вести домашнее хозяйство, правда. И мне не нравилось, когда за меня это делала Эльза.

Коннор шумно перевел дыхание.

— Итак, ты ненавидишь наш дом. Тебе не нравится, когда Эльза делает за тебя домашнюю работу. Тебя тошнит от благотворительных обедов. В общем, ты не в экстазе от той жизни, которой я тебя окружил.

— Я не говорила, что…

— Но ты до сих пор молчала. — Он нахмурился. — Итак, что еще ты скрывала от меня, Натали?

— Я?

— А кто же еще. Потому что я скрывал от тебя только две вещи. Первое — что я сам ненавижу барахло, которым забит наш дом. Второе — что я не хочу терять тебя, Нат…

— У меня нет больше секретов.

— Это не правда. Есть. Может быть, только один, но есть. И из-за него ты собираешься уйти, хотя и любишь меня.

Натали уронила голову.

— Слишком поздно, — прошептала она.

— Черт побери! — Коннор взял ее за подбородок и заставил посмотреть ему в глаза. — Скажи, чем ты обижена, и мы попробуем это исправить.

— Это невозможно. — Ее голос дрогнул. — Потому что мы не знаем, как поговорить об этом.

Хотя оба знаем, о чем речь.

— Проклятье, я не знаю!

— Никакие разговоры не помогут нам, Коннор. Поэтому мое сердце ноет. Поэтому мы не можем сохранить наш брак.

Она резко отвернулась от него, распахнула дверцу машины и вышла. Коннор выругался, открыл дверцу со своей стороны и тоже вышел.

— И все же давай поговорим об этом! — прорычал он, схватил ее за плечо и развернул к себе. — Пойми, Нат, я растерян. Скажи, о чем ты мечтаешь? Чего я не смог тебе дать? — Ребенка! — Слова вырвались из ее груди и растаяли в жаркой тишине ночи. — Нашего ребенка, Коннор!

Не веря ушам своим, Коннор уставился на нее.

— Ребенка? — переспросил он в недоумении. — Нашего ребенка?

Натали закрыла лицо руками и расплакалась.

Он видел, как она всхлипывает, содрогаясь всем телом…

Натали хотела ребенка от него. Она собирается уйти от него, потому что он не смог исполнить ее желания. Но разве не об этом мечтал и он?

Ему хотелось взять ее за плечи и хорошенько потрясти. Хотелось заорать на нее и спросить, почему она так долго молчала. Хотелось швырнуть обвинения в небо за месяцы и годы, прошедшие в мучительном неведении. Но больше всего ему хотелось заключить ее в объятия и поцеловать. Сказать, что у них одна мечта и что его сердце разрывается от счастья.

— Нат, — тихо проговорил он. — Нат, ты ошибаешься. Мы можем поговорить об этом. Мы должны поговорить.

Натали подняла голову. Слезы струились по ее щекам. Он вынул из кармана носовой платок и стал утирать ей слезы.

— Не говори ничего, о чем позже будешь жалеть, — низким голосом сказала она. — Не делай ничего ради меня. Поэтому я так долго молчала. Я знала, что, если скажу тебе, как безумно хочу ребенка, ты скажешь: «Ладно, давай заведем ребенка». Но я не хочу, чтобы ты сделал это только ради того, чтобы ублажить меня, как ты сделал это в первый раз.

— Что? Что ты говоришь? — Гнев сковал ему горло. Он схватил ее за руку, забыв о растянутом запястье, и чуть не завыл от резкой боли. — Ты думаешь, что я не хотел ребенка?

— Да. Я знаю, как нелегко тебе было пойти на это. Нам пришлось бы изменить стиль жизни…

— Черт побери, Натали! Откуда тебе в голову пришла такая дурацкая мысль? Да я ходил по воздуху, когда узнал, что у нас будет ребенок. Черт, я был вне себя от счастья! Однажды я вскочил посреди собрания и объявил: «У меня будет ребенок!». А Джонни Миллер не выдержал и отпустил шутку: «А ты сказал об этом своей жене?».

— Он прав. Ты не сказал.

— Я не думал, что это было необходимо.

— Честно говоря, я сама думала, что ты рад ребенку, пока… пока не потеряла его.

Чувство вины поднялось из глубин его сердца.

— Прости, я не был рядом с тобой в тот момент. Я очень долго не мог простить себе этого.

Я не хотел тогда оставлять тебя, но решил, что будет лучше, если я совершу все свои поездки до появления ребенка…

— Это правда?

— Да. Я не хотел быть таким отцом, как Джонас. Я хотел быть настоящим отцом: ходить на школьные спектакли и соревнования, читать ему перед сном сказки. Не знаю, может, это безумие, но я готов был смести все со своего пути, только бы быть рядом со своим ребенком от первой минуты его появления на свет и до…

Натали, милая, не плачь!

— О, Коннор…

— И знаешь, для меня это было хуже смерти, когда я узнал, что ты не хочешь попробовать еще раз.

— Я хотела, Коннор, но думала, что ты не хочешь. Вначале я говорила себе, что я смогу смириться и жить с тобой без ребенка. И, возможно, смирилась бы, если бы… если бы мы не стали отдаляться друг от друга. Ты стал больше ездить…

— Потому что мне больно было от того, что ты держишь меня на расстоянии.

— Постепенно я стала ненавидеть тебя за то, что ты предпочитаешь бизнес семье…

Коннор наклонился к ней и поцеловал.

— Я люблю тебя. Понимаешь?

Она рассмеялась, и слезинки, как звезды, заблестели в ее глазах. Коннор склонил ее голову к своему плечу.

— Помнишь, чем мы обычно занимались здесь?

Она подняла голову и посмотрела на него.

— Ты имеешь в виду пикники? — Ее глаза смеялись.

— Да. И кое-что другое.

— Что-то не припомню, — лукаво сказала она. — Но надеюсь, что ты напомнишь мне.

Коннор снова поцеловал ее. Натали сладко всхлипнула и обвила руками его шею.

— Теперь начинаю вспоминать.

Он нежно провел губами по ее шее, поцеловал в ушко.

— Давай посмотрим, может, ты еще что-то вспомнишь.

Он пристально посмотрел ей в глаза и стал медленно расстегивать блузку. Блузка соскользнула с ее плеч и упала на траву. За блузкой последовала и вся остальная одежда.

Коннор с восхищением смотрел на свою прекрасную обнаженную жену. У него перехватило дыхание.

— Натали, любимая, я ужасно соскучился по тебе.

— Прикоснись ко мне, — прошептала она. — Пожалуйста, Коннор…

Он взял в ладони ее груди, наклонился, нежно поцеловал розовые бутончики сосков и, покрывая мелкими легкими поцелуями ее живот, опустился перед ней на колени. Натали откинула назад голову и восторженно вскрикнула, посылая молчаливым далеким звездам свой экстаз, когда почувствовала прикосновение его губ к влажному цветку своей женственности.

Коннор поднялся на ноги и поцеловал ее в губы.

— Раздень меня, — тихо попросил он.

Натали расстегнула пуговицы на его рубахе, провела ладонями по мускулистой груди. Потом расстегнула ремень и верхнюю пуговицу брюк и вдруг застыла в нерешительности.

— Ты уверен, что хочешь? — шепотом спросила она.

Коннор поймал ее руку и приложил к упругому холму внизу своего живота.

— Скажи мне об этом сама, любимая.

Она судорожно вздохнула и помогла ему избавиться от остальной одежды.

— Если мне не изменяет память, наше старенькое одеяльце должно быть в багажнике, — сказал он, взял ее за руку и поцеловал ладошку.

Когда они вместе расстелили одеяло на траве, залитой лунным светом, Натали посмотрела на мужа и улыбнулась.

— Ох, Коннор Уорнер! — проговорила она. — Похоже, ты намерен втянуть нас обоих в совершенно безумную авантюру.

Она повторила слова, которые прошептала ему когда-то много-много лет назад. И так же, как тогда, он поцеловал ее и увлек за собой на импровизированную постель.

— Если хочешь, я могу не делать этого, — прошептал он ей на ухо так же, как в далеком прошлом.

Натали обвила руками его шею и притянула к себе.

— Нет, милый, ты не имеешь права не делать этого, потому что я люблю тебя… люблю и хочу…

Он жадно впился в ее губы. Его рука скользнула вниз по ее телу и вдруг замерла.

— Малышка, — проговорил он хриплым от страсти голосом. — Я так надеюсь, что этой ночью мы сможем осуществить нашу мечту. Я хочу подарить тебе малыша. Нашего малыша.

Натали счастливо рассмеялась и, изнемогая от нетерпения, прижалась к нему.

— Да, любимый, да…

И Коннор властно и бережно вошел в нее.

Она пробормотала его имя и отдалась во власть любви.

В кронах деревьев над ними вздохнул ветерок. Луна ускользнула с небосклона. Сова на бесшумных крыльях упорхнула в темноту ночи.

И в тот момент, когда Натали упоительно и сладко стонала в объятиях мужа, черное небо Техаса, словно стрела с огненным наконечником, пересекла падающая звезда.

Загрузка...