Капкан

ГЛАВА 1

Кэш

Сперва, я вижу темное освещение ее плеча. Ее мышцы напряглись, а пальцы сжали ткань рубашки и бросили её на пол.

Здесь практически нет места для меня. Я прижимаюсь глазом к щели, пока внутренняя поверхность штукатурки царапает мне щеку. Она снова пересекает комнату, и я мельком вижу татуировку на ее спине.

Две грудные клетки прижаты друг к другу, фаланги пальцев переплетаются вместе, словно боятся рухнуть. Во всяком случаи, я уже видел эту картину целиком. Обнимающиеся скелеты, зубы напротив зубов, темные глазницы, обращены друг к другу. Словно единственное, на что мы можем положиться — это наши первобытные инстинкты.

Эти старые дома не ремонтировали со времен их строительства, и конечно же жильцы ожидают что-то по типу щели в стене. Некоторые из домовладельцев, даже не знают, что у них есть пустота в стенах. Мне не терпится увидеть ее снова, мои руки царапают внутреннюю сторону стены, и внезапно она становится мертвенно тихой.

Я уже представляю очередную жалобу на крыс, отправленную в рабочем порядке.

Назойливые твари. Отвратительный запах гниющего дерева наполняет воздух, сырость тяжелым грузом ложится на мои плечи, словно чей-то рот дышит мне в затылок.

Но затем, сквозь стену пробиваются искусственные стоны. Крик порно актрисы, сопровождаемый скрипом деревянной мебели. Я сразу узнаю видео, которое смотрит Ремеди. Каждый раз одно и то же. Мужчина, с налитыми кровью глазами, возвышается над женщиной к шеи которой, привязана веревка, пока он трахает ее сзади. Она всегда возвращается к этому.

Еще только полдень, а она уже возбуждена. Моя женщина.

Я прислоняюсь спиной к внешней стенке, медленно засовывая руку в брюки, но так как я зажат между двух стен, мне трудно дотянуться до своего члена. Единственно что разделяет жесткую стену и мою руку, это слой ткани, а мое предплечье прижимается к штукатурке.

Я прижимаюсь глазом к крошечной щели, осматриваясь, чтобы еще хоть раз её увидеть. Ремеди Бассет. Что за имя? Медицина. Лечение. Замена необходимого. И мое любимое, маленькое лекарство.

Кровь приливает к моей выпуклости, но это бесполезно, поскольку я ничего не вижу. Мне повезет, если я снова смогу увидеть мелькание ее плеча, поэтому я и предпочитаю эту точку обзора. Коллега из Миссулы, помогла мне взломать ее веб-камеру, чтобы я мог видеть все. Изгиб ее губ, нахмуренные брови, вздохи, которые срываются с ее накрашенных, фиолетовых губ.

Но, когда дело доходит до моего свободного времени, перед тем как она ляжет спать, я предпочитаю проводить его как можно ближе к ней. А это значит, быть зажатым в ее стене.

Ее босая нога с не накрашенными ногтями, опирается на стол, и теперь я могу представить себе кадры с веб-камеры. Ремеди с раздвинутыми ногами, заколка выпадает из её волос, и руки сжимают ее дырочку. Возможно, у нее еще зажимы на сосках, но на этот раз без резиновых накладок, так что на коже останутся следы от металлических зубьев. А сама цепочка от зажима болтаться между ее фиолетовых губ.

Компьютерное кресло скрипит при каждом движении ее бедер. Моя развратная девчонка не торопится, она знает, чего хочет. Я смотрю на ее дрожащие ноги и представляю нас на этом видео.

Я обвиваю веревкой ее шею, наблюдая, как ее лицо приобретает красивый, сливовый оттенок, который дополняет ее накрашенные губы. Тушь течет по ее щекам, кровь окрашивает ее груди и бедра. Лезвие моего ножа оставляют на ней следы, как на разорванном мешке с цементом, а ее бархатные стенки сжимаются вокруг моего члена, словно она высасывает из меня жизнь.

По другую сторону стены, с губ Ремеди срывается стон, как у ягненка, который знает, что его вот-вот зарежут. Сладкий крик, последние ноты которого, повисают в воздухе. Представляя, как ее рот изгибается в освобождении, когда она срывает зажимы со своих сосков, я глажу себя по всей длине, упираясь костяшками пальцев в стену.

Она задыхается. Ее кресло скрипит, когда она резко встает. Затем какая-то суматоха, как будто кто-то передвигает вещи по ее спальне. Возможно, она ищет оружие, чтобы защититься от довольно большой крысы. И страх толкает меня через край. Горячее освобождения пропитывает мои боксеры.

Через несколько мгновений она сдается. На этот раз, я вижу кончики ее коричневых сосков, когда она приближается к щели, они не большие и красные. У меня снова встал. Прямо сейчас она занята, и это мой шанс пошевелиться.

Я протискиваюсь между внутренней и внешней стеной, не желая беспокоить ее на этот раз. В конце концов, мне нравится следить за Ремеди, и мне хочется продолжать это делать.

Как эксперту в своей области, моя работа дает мне доступ к домам по всему Ки-Уэсту, и я хорошо узнал ее за последние несколько месяцев. Я знаю жасминовый аромат ее волос, который остается на ее комковатой подушке. Я вдыхал сладкий и резкий мускусный запах ее грязных трусиков. Я точно знаю, какие грязные видео она смотрит снова и снова. Я знаю, что ее полное имя Ремеди Элиза Бассет и то, что она личный ассистент богачей. Я даже знаю, что она использует пароль Bones1934 (англ. Кость) практически для всего.

Раздается звонок в дверь, и я застываю на месте. Здесь никогда раньше не было гостей. Охваченный любопытством, я снова прислоняюсь к отверстию.

Раздаётся громкий стук. Вероятно, прячет зажимы.

Потом она распыляет аэрозоль по комнате и на мгновение она замирает перед щелью. Как только она уходит, я прижимаюсь носом к отверстию, используя этот единственный момент одиночества, чтобы вдохнуть её запах.

Тошнотворно спелый запах синтетически, подслащенного, фруктового пунша. Это, черт возьми, лучше запаха штукатурки, гниющих деревьев и спермы.

Перед щелью проходит ещё одно тело. Бледные, мягкие руки, ремешок от чего-то — вероятно от сумочки — свисает с ее плеча. Она здесь не живет, иначе не стала бы брать с собой сумочку.

Это хорошо, я предпочитаю, чтобы мое маленькое лекарство была одна.

— Тебе следовало попросить меня заехать за тобой. — говорит Ремеди.

Слова приглушены стеной, но я всё равно слышу ее грубый голосе. Я не могу дождаться, чтобы услышу этот хриплый голос, когда она позовет меня по имени.

— Ты из тех, кто умеет говорить. — ее подруга смеется, голос писклявый, как у маленького щенка.

— Я посещала занятия по самообороне, а ты — нет. На свободе разгуливает серийный убийца.

Я сдерживаю смешок.

Как будто удар в пах или перцовый баллончик остановят серийного убийцу.

— Питер проводил меня. — говорит подруга.

Ремеди усмехается себе под нос и даже сквозь стену я слышу презрение в ее голосе. Кем бы ни был этот Питер, она явно не доверяет ему так, как ее подруга.

— Итак, ты наконец-то добилась перевода? — спрашивает Ремеди, меняя тему.

— Начиная с понедельника, в доме одной пожилой леди на Дюваль.

— И ты рассказала LPA¹ о том, что сделал Уинстон?

Ее подруга колеблется. И если я знаю свое маленькое лекарство, то чем дольше тянутся секунды, тем раздражительнее она становится. Ей нравится постукивать пальцами по бокам, чтобы держать себя в руках.

Напрягая пальцы, я повторяю ее движения за стеной. Я крупный мужчина, втиснутый в тесное пространство, как будто огромный матрас запихнули в кузов гольф-кара. Я не могу устроиться поудобнее, и вдобавок здесь чертовски жарко, но оно того стоит.

Повторяя за ней эти движения, я пытаюсь проникнуть в ее голову.

Это грусть? Возможно. Беспокойство? Гнев? Почему она держит все это внутри себя? Чтобы не произошло, это не имеет отношения к Ремеди. Это проблема ее подруги.

— Я просто хочу, чтобы это поскорее закончилось. — отвечает подруга.

Слабый вздох срывается с губ Ремеди. Замок на двери ее спальни щелкает, а жалюзи на окнах сначала поднимаются, а затем опускаются, словно она проверяет, заперты ли окна.

Это нервная привычка часто проявляется, даже когда она одна, чтобы точно знать, кто может войти, а кто выйти.

— Он ударил тебя наотмашь. — говорит Ремеди, и в ее хриплом голосе слышится гнев. — Дал тебе пощечину. Отшлепал тебя по заднице, как будто ты ребенок.

Она стонет, и я представляю, как она вскидывает руки вверх, но через эту щель, я вижу только пустое место рядом с ее столом. Они должно быть, сидят на кровати.

— Кто-то должен что-то сделать.

— Но это не обязательно должна быть я, — говорит её подруга. — Или ты.

Между ними возникает небольшая пауза. Я переношу свой вес, наклоняясь в сторону кровати, но теперь все, что я вижу, это стена.

— Я не позволю этому повториться. — говорит Ремеди с предупреждением в голосе.

— Дело не в твоем…

Телефон вибрирует, дребезжа о твердую поверхность. Они обе ищут его, но раздаётся звонок, и Ремеди отвечает на него.

— Это Ремеди Бассет. — говорит она.

Ее ноги легко постукивают по твердому полу, когда она расхаживает по комнате. Перед щелью проходит её обнаженное плечо. На ней лишь кружевной лифчик.

Я провожу пальцами по внутренней штукатурке стены, будто чувствую ее гладкую кожу, и представляю, как поглаживаю замысловатую, черную, кружевную татуировку, расползающуюся по ее упругому животу.

Она разворачивается, идя в другую сторону, и я втягиваю воздух.

— Вы имеете в виду мистера Уинстона из поместья Уинстонов, верно? — спрашивает Ремеди звонящего.

Она шепчет что-то своей подруге, затем откашливается.

— Безусловно. Я буду готова. Спасибо вам. — причитает она.

Как только телефон отключается, подруга спрашивает её.

— Какого черта, Ремеди? Это чушь собачья.

— Это работа. — говорит Ремеди будничным тоном. — С тех пор как Джонсоны уехали, я осталась без работы. Ты же знаешь, как это тяжело в межсезонье.

Между ними повисает еще одна пауза. В этом наверное есть доля правды, даже если это выглядит удобно, что агентство личных помощников назначило Ремеди на ту же работу, с которой недавно ушла ее подруга.

— Ты устроилась к нему на работу? — спрашивает ее подруга. — Ты уговорила меня перевестись только для того, чтобы занять мое место? В чём прикол?

— Это случайность. — говорит Ремеди. — Плохая, очень плохая случайность, но таким образом, он больше не сможет причинить боль ни тебе, ни кому-либо ещё.

— И что, вместо этого он будет причинять боль тебе?

— Я тоже собираюсь сделать ему боль.

Между двумя женщинами повисает очередная пауза.

— Ремми. — говорит подруга.

— Все в порядке. Это короткое задание. Временное, до тех пор пока они не найдут ему кого-то получше.

— Временный работник на месяц, верно? Тогда он подпишет с тобой контракт на год. Вот что он сделал со мной.

— И что?

— Как ты и сказала, поначалу все в порядке. Он не обращал на меня внимания, да? Как будто я была ничего не значащим сотрудником. Но потом он напал на меня физически. И ты хочешь работать на него? Что, если он сделает тоже самое и с тобой?

— Тогда я собираюсь снять это на камеру.

— Он держит свои камеры наблюдения под жестким контролем.

— Я установлю свою собственную.

— Я говорю тебе, он узнает об этом.

— Если мне придется, я убью его.

— Убьешь его? — ее подруга ахает.

Мой пах напрягается от внезапного давления. Она такая чертовски сексуальная. Лавируя между стенами, дюйм за дюймом, я достаю свой телефон из кармана, стараясь не делать резких движений. Я не хочу доводить этих двух до истерики.

Моя коллега, та самая, которая взломала веб-камеру Ремеди, дала мне приложение, позволяющее в любое время просматривать ее веб-камеру на моем телефоне.

Я хочу увидеть ее лицо. Густые темные брови, ее блестящие черные волосы. Ее сияющие глаза, когда она смотрит на свою подругу. Так уверена в себе, как будто знает, что сможет убить его.

Большинство людей говорят это в порыве ярости, уверенные в себе до тех пор, пока нож не окажется у них в руке, тогда они ничего не смогут сделать. Не из-за чувства вины за жизнь, которую они отбирают, а из-за страха быть пойманными.

Но другие? Мы можем смотреть друг другу в глаза и чувствовать это. Убийство — это действие, а смерть — его результат. И Ремеди? Возможно, именно поэтому я до сих пор не убил ее.

Когда я нажимаю на приложение, оно говорит: Веб-камера отключена. Должно быть, она закрыла свой ноутбук, когда закончила просмотр того видео.

Черт возьми.

— Я не позволю Уинстону оставаться безнаказанным. — говорит Ремеди суровым голосом.

— Он не твой отчим. — вскрикивает подруга, затем ахает, как будто сожалеет об этом. — Уинстон больше похож на твоего сводного брата, чем на отчима. И ты сама так сказала: Броуди даже не часто приставал к тебе.

На этот раз Ремеди ничего не говорит. Я прижимаюсь глазом к щели, но стол — это все, что у меня есть. Пятна от лака для ногтей. Пустая бутылка из-под воды. Кожура от апельсина.

— Мне не следовало этого говорить. — заикаясь говорит ее подруга.

На этот раз Ремеди проходит мимо щели, и я мельком вижу ее руку. Черный лак на ногтях, всегда облупленный. Ее пальцы обхватывают другую руку, будто она обнимает саму себя.

— Я должна это сделать. — говорит Ремеди. — Или я не прощу себя.

— Ты не знаешь, на что он способен.

— Я уже имела дело с такими людьми, как он, раньше.

— Броуди все еще был твоей семьей. Уинстон — никто. Он действительно может причинить тебе боль, Ремми.

— Я не позволю, чтобы это вновь сошло кому-то с рук.

В этих словах есть ярость, которая заставляет замолчать их обеих. Решительное заявление о том, что Ремеди знает, чего она хочет. Её подруга вздыхает, но Ремеди ничего не говорит, чтобы ее успокоить. Она не собирается сдаваться. Мне это нравится.

— Ты должна быть осторожна. — смирившись говорит подруга.

— Я так и сделаю.

— Ты делаешь это в одиночку. Это значит, что у него больше власти над тобой.

— С другой стороны, он нас не достаёт. — хихикает Ремеди.

— Это было бы намного лучше. Я могла бы отвлечь его, пока ты будешь с ним разбираться.

— Да, точно!

Они обе смеются, и, наконец, я отключаюсь. Разговор становится монотонным, бубнящим о работе, школе, семье — темах, которые меня мало волнуют. Я не понимаю термина "лучшие друзья", но, судя по тому, как эти двое разговаривают, я полагаю, что это выглядит именно так.

В конце концов, её подруга уходит, и Ремеди вздыхает. Она вздохнула с облегчением, и я тоже. Голос этой подруги, подобен измельчению барабанных перепонок на терке для сыра. В передней части дома скрипит замок, дверь спальни захлопывается, а затем компьютерное кресло скрипит под весом Ремеди.

Щелкает клавиатура, значит, она пользуется своим ноутбуком. Я проверяю приложение для телефона, переключаясь на зеркальный экран. Она листает обычные страницы в социальных сетях, и ищет поместье Уинстонов и самого мистера Уинстона.

Она останавливается на старом заголовке:

Кассиус Уинстон, владелец и генеральный директор компании Winstone, отшельник-разработчик с Юго-Востока Соединенных Штатов, обсуждает свои новые проекты в Ки-Уэсте.

По крайней мере, они правильно поняли "отшельническую" часть.

Ее телефон звонит, и пока она проверяет его, я переключаюсь на просмотр веб-камеры. Ее рука лежит на клавиатуре, а взгляд прикован к телефону, лежащему у нее на коленях. Она улыбается, затем встает и выходит из комнаты. Грохот водопровода разносится по всему дому, как будто старую машину, с трудом, пытаются завести.

Она, должно быть, собирается принять душ. Обычно я предпочитаю подождать, пока соседи уснут, чтобы уйти, но у меня нет времени. Я делаю длинные, осторожные боковые шаги по углублению в стене. Благодаря постепенным, мягким движениям моей груди и ног по внутренним стенам, вероятность того, что она что-нибудь услышит, нулевая, особенно при включенном душе.

Как только я протискиваюсь в узкое пространство и вылезаю из люка в полу, я провожу руками по своей одежде, стряхивая пыль. Затем выхожу через заднюю дверь. Она никогда этого не слышит.

Я расслабляюсь за рулем своей машины. Бледная луна освещает ярко-голубое небо, и я киваю головой туристам на тротуаре: пьяным, спокойным, совершенно ничего не подозревающим. Несколько полицейских бродят рядом с ними, дольше, чем обычно, особенно в течение дня, однако гражданские кажутся бесстрашными.

Такие ужасные убийства, подобные тем, которым подверглись жертвы убийцы из Ки-Уэста, не помешает им насладиться послеобеденным отдыхом. Они цепляются за веру в то, что с ними этого никогда не случится.

Женщина в красном кружевном трико и тонком свитере скачет вприпрыжку перед одним из баров Spring Breaker, ее бедра покрыты зимними мурашками. Мой мысли возвращаются к Ремеди.

Кружевные татуировки на ее груди, спускающиеся между ног, словно она никогда больше не сможет по-настоящему обнажиться. То, как она ответила на телефонный звонок из своего агентства, было забавно. Так официально и вежливо, как будто она полностью заслуживает доверия, и не является девианткой, которая срывает зубчатые зажимы со своих сосков, чтобы кончить.

Нет.

Для всех остальных она Ремеди, ангел, готовый устроиться на работу к человеку, который ударил ее лучшую подругу. Она делает это, чтобы защитить от него свою подругу и весь остальной мир.

Аплодисменты. Это, друзья мои, Ремеди Бассет.

В магазине Mike's Home Supply — это ближайший магазине бытовой техники в этом районе — кассир склоняет голову, втягивая её в плечи, как собака, которую слишком много раз пинали. Однако, он не такой наивный, каким кажется. Я щелкаю зубами, давая ему понять, что я его вижу. Владелец выходит из подсобки.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает он. — Ты все еще работаешь?

— Мне не хватает этой длины. Есть еще?

— Двадцать три на девяносто три?

То самое. Я киваю.

— Цена та же, что и вчера?

— Я отправлю авансом.

На мгновение я отвлекаюсь, все время держа себя в поле зрения кассира. Хочу отрезать ему пальцы, просто чтобы увидеть выражение его лица, когда он поймет, что все его подозрения на мой счет верны. Но если я убью его, то не смогу видеть, как он корчится.

Владелец бросает стеклопластиковую доску на прилавок, и я лениво подхожу к кассе.

— Сегодня опять, Кэш? — спрашивает кассир.

Я выкладываю нужную сумму на прилавок, не отрывая взгляда от кассира. Он всегда насторожен, когда дело касается нашего взаимодействия. Выпрашивал карточку для хранения в картотеке. Спрашивал мое имя на случай, если им понадобится связаться со мной по поводу новой партии товара.

"Кэш" вполне достаточно. Я знаю свое место, и нет никаких причин тратить время на бессмысленные взаимодействия.

Но мой член дергается. Мне нравится знать, что он боится меня. Я наклоняю голову в сторону кассы. Я ему не нравлюсь с тех пор, как я помог прикрыть его задницу за кражу из магазина.

— Не волнуйся, малыш. — говорю я. — Ты застрял со мной на какое-то время. По крайней мере, до тех пор, пока я не закончу эти проекты.

— Кажется, вы говорили, что скоро переезжаете?

Ах, значит, он помнит.

— Когда-нибудь.

По правде говоря, мне насрать на воровство. Впервые я украл мясо для ланча из продуктового магазина, когда мне было девять лет. Но мне нравится иметь власть над кем-то. Если вы загоняете человека в угол, то он сделает все, что вы скажете.

А Ремеди любит, когда все грязно. Что заставит ее, наконец, приползти ко мне, умоляя о сладком освобождении, которое я могу ей дать?

Я подмигиваю кассиру, затем беру стеклопластиковую доску.

— Береги себя.

Снаружи, морской воздух обдувает мои щеки, соленый, слегка рыбный запах витает в холодной влажности. Я делаю глубокий вдох. Мне всегда нравится проводить здесь зиму. С начала шестидесятых до середины семидесятых.

Легкий, постоянный ветерок. Чистое небо. И достаточно многочисленное население, чтобы меня развлекать. Туристы. Местные жители. Богатые ублюдки, которые посещают свои третьи дома на зиму. У них у всех здесь есть свое место. И обычно я держу себя в узде, убивая только от одного до трех за сезон. Но на этот раз зуд усиливается, как и моя жажда в Ремеди. Скоро мне придется сделать это снова. И это будет мой пятый в этом году.

Я решаю пройтись пешком, оставив свой грузовик на улице. Я могу попросить кого-нибудь забрать его позже.

Мимо проходит случайный пешеход, и мы обмениваемся кивками. Мэр призвал людей оставаться дома после наступления темноты, но, похоже, никто не думает, что что-то может случиться с ними. И зачем им это? Вряд ли они встретят убийцу на улице. Мне это нравится.

Одетый в джинсы и рубашку на пуговицах с длинными рукавами, я выгляжу неприметным. Шок на их лицах всегда забавляет меня, когда они понимают, насколько сильно они ошибались.

Я нахожу дорогу к поместью, прямо с Куин-стрит. Шесть спален, четыре ванные комнаты, два кабинета. Темно-синие жалюзи на белоснежном фасаде. Участок окружен достаточным количеством деревьев, чтобы создать естественный барьер уединения за белым забором.

Поместье Уинстонов. Мой дом.

Черная кошка подкрадывается ко мне сбоку. Ее мех спутался, в прядях запутались веточки, но она мурлычет у моих лодыжек, ей на это наплевать. Она смотрит на поместье вместе со мной.

— У тебя есть дом? — спрашиваю я.

Она мурлычет, и когда я глажу ее по шее, я проверяю, нет ли ошейника, но ее шея обнажена. Мои мысли переключаются на грязное видео, которое смотрела Ремеди.

«Веревка на шее порно актрисы».

Образ Ремеди, растянувшейся на этом скрипучем, компьютерном стуле, заполняет мой разум.

Эти светло-коричневые соски, стянутые зажимами, ее стон облегчения, когда она срывает их, крошечные, покрасневшие камешки.

Я должен скоро переехать. Убираться к черту и держаться подальше от правоохранительных органов.

Но что, если я останусь?

Если я обвиню Ремеди в своих преступлениях, возможно, убив всех, кого она любит, чтобы доказать, что это она во всем виновата, это будет что-то новенькое. Способ скоротать время. Это более серьезная проблема, чем просто переезд.

Идея заманчивая. Тогда, я пока не могу убить ее. Но это того стоит.

Кошка мурлычет у моей ноги, вокруг ее глаз, носа и рта белые пятна, похожие на перевернутое изображение скелета. Кости. Любимый пароль Ремеди. Эти костлявые татуировки на ее спине заполняют мой разум.

Татуировки — это способ контролировать свое тело, предъявить право собственности на предоставленный вам чистый холст. Но это больше не её кожа. Я разрежу ее, оставив свои шрамы, и мой нож не будет таким безобидным, как тату-пистолет.

Я указываю в сторону дома.

— Пойдем домой. — говорю я, и мы с черным котом исчезаем.